Текст книги "Любовь в прямом эфире"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

4

«А ведь он правильно говорит», – думала Надя, сидя рядом с Сашей в машине. На самом деле она человек взрослый. И действительно радуется тому, что есть сейчас, в данный момент. И если юность – это девятый вал эмоций, то взрослый человек призывает на помощь опыт. Совершая поступки, он легче переживает последствия своих собственных ошибок, поняла она. Конец света – это когда на самом деле конец всему. Так зачем о том волноваться? А юноша…

Надя вспомнила, как мать говорила о ней:

– Надежда у нас уже родилась взрослой.

А потом, когда она собралась выйти замуж, мать сказала отцу, который был против этого брака:

– Какой смысл говорить ей, отец. Надя сама знает, что делает. И знает, как поступить, если что-то не по ней.

Так и вышло. Однажды Надя позвонила мужу на работу, была плохая связь, поэтому он не узнал ее и принял за другую женщину. А может быть, настолько горел желанием услышать тот голос, что сквозь треск и шум эфира уловил то, что хотел.

– Как я рад… Так мы сегодня встретимся? Ничего не изменилось? На том же месте?

Надя помнила странное равнодушие, охватившее ее. Она не крикнула ему: «Что ты говоришь! Да это же я, Надя…»

– Да, – сказала она. – На том же месте. Как договорились. – И положила трубку.

В тот самый миг она уже знала, что не позвонит ему больше никогда.

Из опыта, причем не только своего, а словно из всего того, что уловила в атмосфере жизни, Надя знала: единожды солгавший будет лгать и впредь.

Она искоса посмотрела на Сашу. А он? Тоже лжет кому-то? Но тут же оборвала себя. Это не ее дело.

Они проезжали мимо здания с зеркальными окнами, причем катили так близко, что Надя от неожиданности отшатнулась в сторону Саши. Ей показалось, что красная «десятка» сейчас въедет в окно. Она увидела в черном зеркале свою маленькую голову с гладко зачесанными волосами – словно девочка, дочка большого мужчины, который высился на сиденье водителя.

А ведь ее муж, поняла вдруг Надя, был даже не юношей. Он был своенравным подростком. С ним нечего делать взрослому человеку, только воспитывать. Но Наде это зачем? У нее уже был Николка.

Надя еще раз тайком взглянула на Сашу. Действительно, в его лице есть что-то юношеское. Но не подростковое, нет. «Как привлекательна свежесть чувств на мужественном лице», – подумала она и отвернулась, чтобы не показаться назойливой.

Саша останавливался на светофорах, потом снова летел по левой полосе, испытывая странное возбуждение. Оно было сходно с тем, которое охватывает во время рыбалки. Недалеко от его дачи есть запретный пруд, принадлежащий воинской части, там хорошо ловятся карпы. Если дать караульному достойную бумажку, он пропустит кого угодно и закроет глаза на отсутствие погон. Какие могут быть погоны, если ты в одних трусах?

Саша ухмыльнулся. Сейчас, странное дело, он ощущал такое же возбуждение и азарт, как в тот миг, когда на поверхности появлялся зеркальный карп. Он еще в воде, бьет хвостом, поднимая тучу брызг, он пока не твой, принадлежит другой стихии. Как Надя, которая сидит рядом в машине, но тоже пока не его. Но он уже выдернул ее из привычной среды. И поймает ее, она не сорвется. Он испытывал сейчас самый настоящий юношеский азарт, толкающий человека на обладание чем-то.

– Ты моя, – любил он говорить жене в самом начале их совместной жизни, а она насмешливо смотрела на него. Он знал, что она сейчас скажет ему, ухмыляясь. И она говорила это:

– Ну-ну. И что дальше?

С женой они еще не развелись, потому что ни ему, ни ей не нужна пока официальная свобода. Жена переехала от него в родительскую квартиру на Ленинском проспекте. До этого некоторое время жили как соседи по коммуналке. Они знали, как это бывает, потому что оба прошли в свое время через ее опыт. Он поначалу перебрался с компьютером в кабинет с лоджией, она перенесла свою постель в гостиную, а в одно прекрасное утро сказала:

– Знаешь, я не буду больше тебе ничего готовить. Ты переходишь на самообслуживание. Во всех смыслах этого слова. – Широко улыбнулась и ушла к себе. Его жена была книжным графиком, и у нее всегда было полно работы.

Потом она и вовсе унеслась из квартиры. Со временем и он перебрался на Пятницкую, в квартиру своих родителей, которые жили на даче в Баковке круглый год. А на севере Москвы остался Игорь.

Саша хорошо освоился с покупными пельменями, научился выбирать в супермаркете настоящие мясные – внимательно читал на упаковке состав – нет ли растительных добавок? – прежде чем купить. Между прочим, этому учила его жена, но он всегда отмахивался. А потом откуда-то из глубин памяти всплыло.

– А что вы там читаете? – шепотом заговорщика поинтересовалась однажды девушка, заметившая, с каким вниманием он изучает надписи на упаковках. Он стоял над большим открытым холодильником с морожеными продуктами.

– Растительный белок, – также шепотом ответил ей Саша.

– А вам зачем? – ошеломленно округлила она глаза. В белой вязаной шапочке, таком же шарфике, с белой перчаткой возле приоткрытого рта, которую сдернула с правой руки, она была прелестна.

Саша не удержался и предложил:

– Поедемте со мной – узнаете.

Она отняла руку ото рта, глаза мигом сощурились.

– Я никогда не имею дело с папиками.

Саша оторопело посмотрел на нее, не поняв сперва, о чем она говорит. Но потом, когда до него дошло, рассмеялся.

– Вот уж напрасно! Мы очень способные! – И помахал ей рукой. – Причем, во многом!

Он пришел домой, сварил пачку пельменей из мяса молодых бычков, запил рюмкой коньяка свой незатейливый ужин. Это Игорь привез ему в подарок флакончик «Хеннеси» – купил в «дьюти фри» в аэропорту, возвращаясь из своего безумного путешествия автостопом по Америке. Саша позвонил сыну.

– Игорь, привет. Это кто, ты думаешь, говорит?

– Ты, – фыркнул сын и замер, собираясь услышать разъяснение.

– Не-а. Это говорит… – Саша шумно вздохнул. – Это говорит папик.

Сын захохотал.

– Ты попытался взять слишком низкую возрастную планку, отец. Подними повыше.

– Как скажешь, дорогой. С какого возраста начинать?

– О-о… – протянул Игорь. – Это зависит не от возраста. От опыта.

– Вот как?

– Пап, я тебе потом объясню поподробней. А сейчас…

– Извини. Тебе везет больше, чем мне, – Догадался отец. – В твоем возрасте еще не надо думать о планке.

– Как сказать, – засмеялся Игорь.

– Неужели тебе нравятся малолетки? – с наигранным ужасом спросил отец.

– Успокойся. Не нравятся. Пока.

Саша положил трубку и плеснул в рюмку еще коньяку. Он знал, кто сейчас у сына. Не малолетка. Девушка, которая может стать его невесткой. Вот кто. Вполне достойная студентка филфака. Даша Гребнева. Та самая, которую он тренировал в Швейцарских Альпах.

Саша вздохнул.

Вот так и бывает. Ты саночки возишь, а другие катаются.

Вспомнив о Даше, Саша искоса посмотрел на Надю. И впрямь, между ними есть сходство, причем заметное. Один тип. Невысокая, тоненькая, но крепкая, любит пастельные тона в одежде. Кстати, Наде очень пошел бы горнолыжный костюм, который был тогда на Даше. Желтовато-зеленый. Яркое пятно на лягушачьем склоне. Он улыбнулся. Волосы похожи. Только у Даши светлее и гуще.

– А ты катаешься на горных лыжах? – неожиданно для самого себя спросил Саша.

– Я? – в замешательстве переспросила Надя. – Я… Да. Но давно. Когда я училась в институте, каталась в Морозках. Это по Савеловской дороге.

Саша кивнул.

– Я тоже там катался. Ну и как? Нравилось?

– Да, – сказала она просто. – Когда я жила в Казахстане, то собиралась поехать на Медео, но… так и не собралась. А сейчас… как сказать…

– Говорить не надо, – назидательным тоном произнес Саша. – Надо пробовать.

– Прямо сейчас? – Она насмешливо вскинула подбородок и кивнула в сторону приоткрытого окна машины, в которое с улицы врывался раскаленный воздух.

Он затормозил на светофоре.

– Жарковато, конечно. Согласен. Кстати, можешь опустить пониже. – Он, не дожидаясь ответа, потянулся к ее окну и опустил стекло. Саша почувствовал, как его грудь коснулась круглого Надиного плеча. Тело мигом отозвалось. Какая заводная, однако. Держись, мужик, велел он себе. Или это просто жара и мысли текучие? – Ну вот, так будет лучше, – сказал Саша и поморщился, испытывая некоторую неловкость не только в груди. Сидеть в водительском кресле стало не так удобно, как еще минуту назад.

Саша с силой надавил на педаль газа, желая приструнить разыгравшееся тело, и, не глядя на спутницу, прокатился на зеленый свет двух светофоров без остановки.

Ему вдруг захотелось есть. Пельменную тему он уже отбросил и теперь вспомнил, как удобно готовить в пароварке. Как хорошо положить в нее кусок мяса и картошку, включить таймер и сесть за компьютер.

Кира подарила ему эту пароварку на сорокалетие.

– Очень помогает спускать пар, – сказала она ему и добавила: – В семейной жизни тоже. – Потом значительно посмотрела на него. Они уже хорошо расслабились всей компанией, разбрелись по углам, и Кира рассчитывала остаться у него.

– Сама знаешь, из моей семейной жизни уже весь пар вышел, – сказал Саша.

– Он снова может набраться, – настаивала Кира, а он понимал, что эта женщина имеет в виду.

Но, сказал себе Саша, никаких уз он больше не потерпит. Свобода – вот то, что он имеет и от чего не собирается отказываться. Он ценит свое одиночество и готов и дальше исследовать жизнь. Иногда ему становилось страшно оттого, что не успеет познать ее до конца, просто не хватит времени.

Когда сын предложил отцу сделать эту передачу, он согласился. Его увлекла идея: снять скрытой камерой, как обычные пассажиры обычной электрички слушают песни бродячих певцов.

– Отец, ты понимаешь, – говорил Игорь, – мне пришло это в голову, когда я катался автостопом по Америке.

– Завидую, Игорь, ты сделал то, о чем я не мог даже подумать в твоем возрасте.

– Ты жил в другое время, пап. А сейчас это не подвиг. Знаешь, когда мы с водилами сходились, расслаблялись, мы говорили о музыке. Я крутил им наши кассеты. Попсу они воспринимали. А рок – нет.

– Но попса – это физиология, – сказал Саша. – Так говорят сами музыканты. Она у всех в мире похожа. А рок – это философия. Она разная, – сказал он.

– Согласен с великанами мысли, – усмехнулся Игорь. – Я хочу показать на экране, как слова песни вкручиваются в башку человека. А значит, как можно моделировать состояние людей с помощью песен…

И вот сейчас рядом с ним сидит Надя, которая будет тем человеком, которого они покажут крупным планом. Она была тогда в электричке, и они, просматривая пленку, увидели, как почти физически она заглотила, как выразился Игорь, песню, которую они пели, изображая из себя бродячих певцов.

5

Надя подставила лицо сильному ветру, который теперь, казалось, стал немного холодней. Это из-за увеличившегося потока, объяснила она себе. Вот сейчас она, пожалуй, не отказалась бы от мороженого. От эскимо в белом шоколаде.

Она усмехнулась. Подумать только, какую странную роль в ее жизни сыграло мороженое. Она ведь никогда его особенно не любила. Господи, неужели это на самом деле она? Торговка мороженым на велосипеде?

Надя поерзала в кресле, словно устраивалась в велосипедном седле. Да она ли кричала во все горло, выезжая на кочковатую дорогу между дачами:

– Мороженое! Моро-оженое! Кому мо-ро-же-ное!

Она давила на педали со стертыми резиновыми накладками что было сил. Хорошо хоть смазала, поэтому они легко поддавались и Надя катилась быстро и свободно, с удовольствием ощущая, как напрягаются икры, как передают напряжение бедрам. Она всегда любила чувствовать свои мышцы и управлять ими. Считала, что живет в ладу со своим телом.

Дачные домики разноцветно пестрели на летнем солнце. «Приятно, – думала она, что здесь так много цветов и оттенков». Но преобладающий – кирпичный и цвет спелой рябины. Почти вовсе нет зеленого, того самого, который был главным, основным и неизбежным лет пятнадцать назад. Когда она в последний раз гостила у Клавдии Михайловны в Часцах.

– Мороженое! Мороженое! – зазывно повторяла Надя, сворачивая с главной дороги на боковые. Третью неделю она раскатывала по дачам и продавала свой сладкий груз.

Надя искоса посмотрела на Сашу. Он, не отрываясь, следил за шоссе. Разгоряченные водители теснили друг друга, и нужно было обладать самым настоящим искусством, чтобы увернуться, не задеть кого-то и не дать задеть себя.

На дачной улице она увидела Сашу другим, не таким, как сейчас, например. Но тоже рядом с машиной, вот с этой. Она стояла за забором, выкрашенным в цвет все той же спелой рябины, почти сливаясь с ним.

– Мороженое! – произнесла она уже вполголоса, заметив, что от машины падает тень на коротко стриженную зеленую траву с мелкими белыми цветочками. Вторая половина дня, тени длинные, не то что утром.

Калитка медленно открылась, но никто не вышел. «Расценить как приглашение – или это ветер виноват?» – подумала Надя, но ответ уже был ясен. Вот он.

Мужчина в джинсовых шортах, в расшнурованных черных кроссовках стоял, сложив руки на груди и ожидая, когда она подкатит.

– Наконец-то и на нашей улице праздник, – нарочито шумно выдохнул он, по-прежнему не двигаясь с места и внимательно наблюдая за Надей.

– Этот праздник, – бойко начала Надя, слезая с велосипеда, – мог наступить гораздо раньше, но ваша улица завалена кучами песка. – Она махнула рукой.

На самом деле, от этого дома под номером двадцать шесть дальше ни за что не проехать – дороги нет.

– Могли бы накинуть процент. Дорожный налог, – он засмеялся и расцепил руки. Теперь правая полезла в карман шорт и вынула оттуда коричневый кожаный кошелек с золотым замочком.

– А что, это мысль, – засмеялась Надя расстегивая сумку, прикрученную веревкой к багажнику, и открывая перед клиентом остатки сокровищ. – Я немедленно воспользуюсь вашим советом.

– Так сколько процентов сверху? – не отступал мужчина.

– Десять, – фыркнула Надя.

– Пойдет, – поддержал он ее, подходя к сумке и наклоняясь над ней. – Ого, немало… – Он вытянул палец и принялся ворошить дымящиеся холодом брикеты, рожки, стаканчики. – Что посоветуете? – И наморщил лоб, словно решал непосильную задачу.

– Выбирайте, – сказала Надя. – «Лучик», «Солнышко», «Пиратское». Есть «Розочка»…

– «Розочку», – прервал он ее. – Мне нужна розочка.

– Это сливочное, – уточнила Надя, – с розовой розочкой наверху. В мороженом десять процентов молочного жира и пятнадцать сахара. – Она сама не заметила, что ее губы скривились. Надя терпеть не могла жирное, словно масло, мороженое. Хоть на хлеб его мажь.

– Вот как? Десять и пятнадцать… – повторил мужчина и прошелся пятерней по пушистой груди.

Надя проследила за этим движением пальцев и внезапно почувствовала, как сердце пустилось вскачь. Она отвернулась и уставилась на кучи песка, которые преграждали ей путь все эти дни. Она никогда не сворачивала на эту улицу… Так правильно ли она сделала, что свернула на нее сегодня? Но она не успела себе ответить, потому что покупатель подал голос:

– А вот это? – Указательный палец спикировал, как пикирует голодный голубь на крошки, которые рассыпают добрые старушки у подъездов, и аккуратный ноготь ткнулся в брикет в желтой фольге.

– Это молочное. Три с половиной процента жира и до шестнадцати процентов сахара, – протараторила Надя.

Мужчина едва заметно ухмыльнулся, продолжая кружить над содержимым сумки.

– А вот это? – Он приподнял упакованный в серебряную фольгу рожок.

– Пломбир, – охотно ответила Надя. – Мороженое повышенной жирности. Пятнадцать процентов молочного жира и до шестнадцати сахара.

– Гм, – буркнул он, незаметно наблюдая за девушкой.

– Выбирайте, – повторила свое предложение Надя, но в голосе не было нетерпения. Напротив, казалось, она готова до бесконечности отвечать на его вопросы.

– А вы не боитесь, что, если все клиенты окажутся такими занудами, как я, ваше мороженое растает и утечет?

– Нет, – сказала Надя. – Это закаленное мороженое.

– Закаленное? Это шутка, да? – Он отдернул палец и снова сложил руки на груди. Он сам не знал, чего ради тянет время и задерживает молоденькую мороженщицу. Но что-то подсказывало ему: вот-вот откроется причина, он поймет, догадается, с какой стати так нестерпимо хочется морочить голову этой девушке.

– Нисколько не шучу. – Надя привалилась к велосипеду. – Перед тем как отправить мороженое на продажу, его замораживают при минус двадцати четырех градусах. Оно твердеет и потом не тает в руках.

Мужчина протянул руку к «розочке». Потискал двумя пальцами. Почувствовал, как быстро они леденеют.

– На самом деле! – Он пожал плечами и положил стаканчик обратно.

– Закаленное мороженое самое лучшее по своему составу, – продолжала Надя излагать то, что усвоила, готовясь к новому занятию.

На это занятие она наткнулась случайно – соседка Клавдии Михайловны навела ее на неожиданную мысль. Женщина работала в местном магазине и рассказывала, как хорошо в это жаркое лето идет мороженое.

– Дачи кругом! Жалко, что народ не знает, какое замечательное мороженое мы продаем, – сокрушалась она, разговаривая с теткой через забор.

– А мороженое откуда? Привозное? – поинтересовалась Клавдия Михайловна.

– Да нет, недалеко отсюда один московский мужик открыл свою фирму. Он продает его оптом и малым оптом. Была бы помоложе, ей-Богу, села бы на велосипед и каталась по дачам с полной сумкой.

– Мороженое, кому мороженое! – засмеялась Клавдия Михайловна.

– Смеешься, а знаешь, как выгодно?

Надя не спала половину ночи. Она шепотом повторяла: «Мороженое, кому мороженое». А утром вывела из сарая велосипед, подкачала колеса и поехала в магазин. Она узнала у соседки, где находится фирма… Эта фирма называлась «Винд». Что в переводе с английского означает «Ветер».

Ей понравилось название. Понравилось само мороженое. И отпускная цена на него… А также ей понравилась своя собственная решительность – после песни, которую она услышала в электричке, она не сомневалась, что надежду терять глупо. Просто нужно делать хоть какое-то дело. Пусть маленькое, если не идет в руки большое.

До сих пор ей некому было рассказать, что она узнала о мороженом, прогулявшись по нескольким сайтам в Интернете, который нашла в компьютерном зале на почте в райцентре. Покупатели-дачники совали ей в руки деньги, хватали вожделенные рожки, трубочки, брикеты и бежали в холодок, чтобы сесть и слизать там все, что унесли. А вот на сей раз…

Внезапно Наде показалось, что она уже где-то видела этого мужчину. Или дело в том, что слишком долго рассматривает его и привыкла? Конечно, долго, если успела заметить даже родинку на ключице. Аккуратную, круглую, темно-коричневую. И снова Надино сердце отозвалось толчком.

– Значит, это закаленное мороженое, – повторил мужчина и внимательно посмотрел на Надю.

Она подумала, что его пристальный взгляд – явный признак того, что он хочет узнать еще что-то, и сказала:

– Между прочим, по рецептуре это самое лучшее мороженое. Совершенно безопасный продукт, кроме всего прочего.

– Система контроля? – предположил он.

– Не только. Все его компоненты пастеризуют при температуре восемьдесят пять – девяносто градусов. Термофилы, – заметив, как вскинулись его ровные темные брови, Надя объяснила: – так называются самые стойкие микроорганизмы, погибают уже при температуре семьдесят пять градусов. А потом – холод камеры…

– Я им не завидую, – фыркнул мужчина и теперь уже прямо и откровенно посмотрел в Надино лицо. – А я вас узнал, – наконец сказал он. В его голосе послышалось откровенное облегчение.

Надя побледнела, цвет лица слился с тоном футболки, в которой она была. Потом покраснела, теперь он почти совпадал с цветом ее коротких шорт.

– Не пугайтесь. Я действительно вас видел.

– Но я вас не…

– Вы меня тоже видели.

– Когда? – Надя внимательно смотрела на него. Ей снова показалось, что и впрямь есть в нем что-то знакомое, но что?

– Не трудитесь, – сказал он. – Мне нужно с вами поговорить. Это очень серьезно. – Он подступил к ней вплотную

Надя впилась руками в руль и попятилась. Она тревожно оглянулась, на всех участках копошились люди. Еще бы нет – суббота, и девушка немного успокоилась. Нельзя сказать, что она опасалась этого дачника, но… всякое бывает. Она слегка расслабила руки на руле.

Мужчина засмеялся.

– Не бойтесь, я не сумасшедший. Я просто очень… ну очень рад… – Он снова засмеялся. Его прежнее выражение лица, тоже как будто закаленное, смягчилось. Надя заметила, что у него серые глаза и приятная улыбка.

– Вы… – она чуть не задохнулась от удивления. – Так это вы… неужели? – Она покачала головой. – Вы пели в электричке! Вместе с парнем… – Она неуверенно засмеялась, не зная, как по-другому скрыть изумление и некоторую растерянность. Она еще никогда не встречалась так близко с человеком, который зарабатывал столь странным способом. – Вы… играли на баяне… Только… только у вас была другая прическа.

– Да, – кивнул он и прошелся рукой по волосам. Волосы подчинились, а, когда рука оставила их в покое, Надя увидела, что лоб прикрыт челкой, как тогда. – Специально, чтобы походить на тех, кто поет в поездах.

– А вы… разве вы… Ведь вы тоже поете…

– Пою, – согласился он. – Но за очень большие деньги.

– А я дала…

– Вы дали пять рублей. – Он сощурился и хитро посмотрел на Надю.

– Да, пять. У меня не было мельче.

Мужчина засмеялся.

– Но вы ведь не из тех, кто вообще подает деньги.

– Нет, – честно призналась Надя.

– Так почему вы дали?

– Потому что… – Она замялась, сомневаясь, нужно ли признаться в главном. Потом кивнула и, словно разрешая самой себе, сказала: – Я заплатила вам за две строчки из песни.

Он высоко вскинул брови, и от этого лицо стало таким простецким, что Надя с трудом удержалась от улыбки и только усилием воли не позволила губам дрогнуть.

– За какие? – спросил он нетерпеливо.

– Не скажу! – Надя покачала головой. – Они мои. Я их купила. За пять рублей.

Мужчина вернул брови на место, смахнул волосы со лба и расхохотался.

– Вы мне нравитесь. Вы именно та, кто нам нужен!

– Кому это – вам? – быстро спросила Надя, давно ожидавшая какого-то подвоха от странного человека.

– Нам с Игорем. Моим напарником по пению.

– Зачем же? Я не пою, между прочим. – Надя бросила взгляд на сумку с мороженым, накинула крышку. Хотя это была сумка-холодильник, правда недавно купленная, Надя еще не привыкла доверять ей. Дело в том, что сперва она возила мороженое в торбе, которую нашла в сарае у Клавдии Михайловны, бордовой, из толстого дерматина. Когда-то муж тетки держал в ней инструменты. Наде приходилось все время следить за тем, чтобы торба была закрыта, иначе товар мог утечь.

– Нет, петь не надо. Мы тоже больше петь не собираемся.

– Не собираетесь? – Надя свела брови, пытаясь понять причину. – Вы нашли новую работу?

Мужчина засмеялся.

– В некотором роде, – кивнул он. Потом повернулся к дому и указал рукой: – Пойдемте. Я вам все объясню.

– Нет, – сказала Надя. – У меня еще полсумки мороженого. Я не повезу его обратно.

– Покупаю, – односложно бросил мужчина.

– Покупаете? – Надин взгляд метнулся к сумке. – Все, что осталось?

– Да.

– Но куда вам столько? – удивилась Надя и тут же одернула себя. – Конечно, ваше дело. Если хотите – берите все.

– Вы сами сказали, я хорошо запомнил, что мороженое закаленное, оно может храниться долго.

– Полгода, не меньше, – подтвердила Надя. – А вот импортное – год, потому что в нем есть консервирующие добавки, а в нашем нет.

– Я успею, – кивнул он. – За полгода – точно. – Он потянулся к рулю Надиного велосипеда. – Давайте-ка я вам помогу.

– Но его надо хранить при температуре минус двадцать четыре градуса, – уточнила Надя, – и…

– У меня на веранде стоит морозильник, – прервал ее мужчина, решительно направляя велосипед в открытую калитку.

…Надя улыбнулась, вспоминая эту сцену. Саша по-прежнему не отрывал глаз от дороги. Могла ли она предположить, входя в ту самую дачную калитку из штакетника, что входит в совершенно другую жизнь?