Текст книги "Окольцованная птица"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– В любом случае ты берешь его с собой. Но я надеюсь успеть. Слушай, а может, останешься еще на ночь? – Он шумно выдохнул.

– Я одна на хозяйстве в заказнике, Сомыч приедет только через неделю.

– С деловыми женщинами непросто крутить романы даже Роману, – скаламбурил он.

– Но кажется, ты здорово натренировался.

– Ты права, за столько-то лет. Ну, целую. Я еще позвоню.

Если бы она видела свое сияющее лицо сейчас! Но зеркала перед ней не было, и она не знала, как хороша. От сияния глаз ее волосы стали совершенно золотыми, а глаза узкими, как у кошки от наслаждения. Она… она нравится ему, это точно. А он ей? Ох, она бы сказала… Так что же, значит, это вот так бывает, когда ты находишь своего мужчину?

– Светка, будь другом. – Запыхавшийся Купцов ногой распахнул приемную. Руки у него были заняты.

– Буду, – сказала она. – Насколько я понимаю, всем остальным я уже была.

Он разжал руки, и обе коробки шлепнулись на пол.

– Ты очень сообразительная девушка.

– За то ты мне и платишь. – Она усмехнулась и снова повернулась к экрану компьютера. – У нее голос точно такой, как я думала, – сказала она.

– Откуда ты знаешь? – спросил он, поймав себя на том, что и не думает скрывать что-то или отрицать.

– Я звонила тебе днем.

– И?..

– Она сняла трубку.

– А дальше что?

– Я положила трубку.

– Почему?

– А ты как думаешь? – Впервые в ее голосе Купцов услышал что-то, что заставило его повернуться к Светлане. С удивлением он увидел, как обиженно она сложила губы.

– Ты что? – Он пожал плечами. – Ведь мы с тобой…

– Да, мы с тобой… никто. Я просто так, выполняю дополнительные обязанности, не вписанные в договор при найме на работу. Референт по юридическим вопросам.

– Ты и есть референт. По гораздо большим, чем просто юридические, вопросам.

– Конечно, я, к примеру, знаю, что ты не любишь, когда тебе в чашку наливают чай под завязку. Ты любишь, чтобы ниже края на сантиметр. Помнишь, мы были в одном доме, у коллекционера? Нас поили чаем, и хозяйка налила почти под завязку?

– А ты ее схватила за руку, и она обожглась. – Он рассмеялся.

– Я тебя защищала, Купцов.

– Разве я не был благодарен? – спросил он, потом кивнул на коробки. – А это тоже, между прочим, выражение моей благодарности.

– Да неужели? Новый картридж для принтера? Или стереоколонки к компьютеру? Я говорила тебе, что хочу слушать музыку, когда слишком долго жду тебя и не уезжаю с работы. – Она потупила взгляд, делая вид, что рассматривает нижнюю строчку экрана. – К тебе домой.

– Не угадала, – засмеялся он. Потом шумно вздохнул и подошел к ней. – Светка, все когда-то кончается.

– Потому что начинается снова, – скривила губы Светлана, пытаясь не заводиться. Она знала, на что шла, и знала, как это закончится. Ее смутило одно – поворот к новому витку отношений. А по новому витку у нее было только с одним человеком – с ее вечным художником.

– Да, представь себе, снова. Но, я думаю, это в последний раз. – В голосе Романа было что-то, чего она никогда раньше не слышала.

Светлана вздрогнула.

– Вот так вот, да?

– Ага. Ее я ждал всю жизнь. – Он улыбнулся. – Кто бы мне раньше такое сказал – я бы не поверил. – Да, но это все лирика. Перейдем к практике. Итак, я выражаю тебе свою благодарность. – Он кивнул на коробки. – Это тебе, как я уже говорил. Можешь посмотреть и даже… – он сделал паузу, – примерить.

Светлана уставилась на Купцова. Конечно, Роман делал ей подарки. Она любила материальное выражение благодарности, и вовсе не от пристрастия к стяжательству – за ней не водилось такого греха. Но Светлана знала: слова произносить – просто. А потратиться – это уже кое-чего стоит.

Она медленно встала, взяла одну коробку, положила на стол и развязала упаковку. Под крышкой, которая всем своим видом заявляла, что не может прикрывать собой какую-то дешевку, оказалась на самом деле отменная вещь. Голубовато-серый плащ, уложенный ловкими руками нездешних продавщиц, обещал удовольствие.

– Ох! – Она потянулась к плащу.

– Под цвет твоих глаз.

Она развернула плащ, по ее лицу было ясно, как ей он нравится. Нежные щеки заалели от удовольствия.

– Слушай, Роман, а ты здорово влюбился.

– Советую заглянуть во вторую коробку.

– Сейчас. – Она подхватила вторую и торопливо открыла.

Черные лодочки, похожие на ее, на те самые, которые она оставила у него дома.

– Как это понимать? – настороженно спросила она.

– Да ты примерь.

Она сбросила одну туфельку на высоком каблуке и надела новую.

– Точно. Слушай, это же… – Она назвала фирму, от одного названия которой захватывало дух. – Нет, я не понимаю…

– Чего тут понимать? Возмещаю нанесенный материальный ущерб. Я правильно формулирую с юридической точки зрения? – спросил он.

– Смотря что ты хочешь сказать, – осторожно проговорила Светлана, стоя в разных туфлях. Плащ струился, обтекая легкую фигурку.

– Понимаешь, я выбросил твой плащ и туфли. Те, которые ты оставила у меня.

– Выбросил? – Светлана уставилась на Купцова, ее глаза от удивления стали серыми. – А чем они тебе насолили? Что они тебе сделали?

– Да ничем и ничего. – Купцов пожал плечами. – Просто взял и выбросил.

Внезапно до нее дошло. Она расхохоталась. Она хохотала так, как будто ее щекотали.

– Ой, я не могу. Ты выбросил, чтобы она поверила, что меня у тебя больше нет? Она потребовала? Она потребовала выбросить?

– Нет, что ты. Я сам…

– Ну, Купцов, совершенно точно: у тебя начинается новая жизнь. Что ж, удачи тебе. А за одежку спасибо. У меня нет к тебе имущественных претензий. – Она засмеялась. – Никаких.

Светлана была абсолютно права. У Романа началась новая жизнь после отъезда Ульяны. Просыпаясь, он тянулся к телефону, чтобы сказать Ульяне «доброе утро», а вечером не ложился спать без того, чтобы не пожелать приятных снов.

– Я хочу, чтобы ты увидела меня, – заявлял он ей. Она смеялась и спрашивала:

– В каком виде закажете?

– Это ты мне должна сказать в каком, и я явлюсь к тебе во сне, – выспренне произносил он, но по интонации было ясно, в каком именно виде он хотел к ней явиться.

Странное дело, но они почти не упоминали о ружье. Более того, он ловил себя на мысли, что ему сейчас безразлично, что уплыл номер ружья, тот самый, вожделенный, без которого для него закрыт навсегда счет в швейцарском банке. Да есть ли он там на самом деле – его это не заботило ничуть. Его заботило другое, как оказаться поскорее рядом с Ульяной, а если нет, то хотя бы лишний раз услышать ее голос. У нее необыкновенный голос. Голос-мечта.

Она вся необыкновенная. Она двигается, как лесная кошка. И занимается любовью точно так же, как она. Однажды он был свидетелем сцены редкостной. Он забрел в глухой угол дальневосточной тайги и видел брачные игры тигров… Он до сих пор помнит, что от этого зрелища безудержной страсти он чуть не упал с лабаза, устроенного на сосне, где сидел затаившись в ожидании медведя, на которого он тогда охотился.

Покорить такую сильную женщину, как Ульяна Кузьмина, дорогого стоит, гордился он собой.

Как она налетела на него, а? Рука у нее, надо сказать, тяжелая. Он поднес руку к щеке, и ему показалось, она у него горит так же, как от пощечины.

Но… почему он не возмутился, что она его заподозрила в краже? Напротив, он испытал какое-то странное удовлетворение от этого. Значит, в ее глазах он вот такой, рисковый, сильный, готовый на все ради желанного или вожделенного. Однако… Он покрутил головой. И она готова, кажется, связаться с таким. Гм…

24

– А вот и мы, – просияла Надюша, спускаясь следом за Сомычем на гравийную площадку перед поездом. В ту же секунду проводницы выставили свои желтые флажки, и тепловоз потащил старенькие вагоны дальше, на конечную станцию, в Инюг. На площадке «233 км» поезд стоит две минуты.

Надюша раскрыла объятия и стиснула Ульяну, которая кинулась к ней. Надюша понимающе подмигнула мужу, мол, видишь сам, как я права. Обычно Ульяна не выражала своих чувств столь открыто. Она бы сдержанно чмокнула воздух возле щеки Надюши или, скорее, пожала бы руку.

Сомыч и сам видел, как переменилась Ульяна, ее плавные движения словно наполнились новым смыслом, она как будто призывала любоваться собой, хотела, чтобы на нее смотрели и удивлялись.

– Ну как, герр директор? – стиснул он руку Ульяны повыше локтя и обратил внимание, что рука не напряглась. Настороженность исчезла, а вместо нее появилась доверчивость.

– Ох, Сомыч, ты уже шпрехаешь по-немецки.

– С кем поведешься, от того и наберешься. Сама знаешь, сама такая, – с полунамеком заметил он, подмигивая.

Ульяна засмеялась, она поняла так, как надо, только не поверила – откуда ему-то знать, с кем она повелась и чего от него набралась?

– Как, все в норме на нашем посту? – Он сурово свел брови.

– Д-да. На посту – да.

Они шли по дорожке к почте, возле синего домика которой Ульяна поставила машину. Она рассказывала про исполненные заказы, о новых заявках. Более того, появились заявки на осенний сезон и даже на зимний. Охотники из Москвы хотели погоняться за кабанами и лосями.

– Я тоже не спал на ходу в этой самой Германии. А сынок у нас какой правильный, да, жена?

– Он…

– Не важно, что не твой кровный, но ты над ним успела потрудиться. Без тебя он бы сидел не там…

– Но я не…

– Ты знаешь, что ему привила? Широту взглядов. Ты сама покаталась по всему миру, увидела, что люди везде живут, нормальные люди. Если ты хочешь, тоже можешь пожить, не только на этой станции или в нашем заказнике. А где-то еще. Вот сын поживет там, чему-то научится и вполне может закрутить новые дела здесь, когда захочет вернуться. Кругозор-то другой у него теперь. Ты ему, сама не замечая того, Надюша, открыла горизонты.

– Что ж, может быть, и так, – подумав, согласилась жена. Потом повернулась к Ульяне: – А как твои личные дела? – Она не стала уточнять какие, хотела послушать ответ. Потому что, отвечая на столь общий вопрос, человек сам расставляет новости по местам, в зависимости от их важности для него самого.

– Он звонит и утром, и вечером. – Она засмеялась. – Уже Дика вздрагивает. Если бы она умела говорить, то взяла бы трубку и как следует его отлаяла!

Надюша засмеялась:

– Что же он говорит?

– С добрым утром…

– А вечером?

– Спокойной ночи. Посмотри на меня во сне.

– Ты смотришь?

– Бывает, что он прорывается. – Она засмеялась. – Никуда не денешься.

– Ты ездила в Москву? – Надюша испытующе посмотрела на Ульяну.

– Тс-с. Не говори Сомычу, что я оставляла свой пост. Так надо было.

Надюша засмеялась.

– Над чем смеемся? – обернулся Сомыч, уже взявшись за ручку дверцы Ульяниного «уазика».

– Над мужиками, конечно, над чем еще, – фыркнула Надюша. – О них без смеха и без слез не поговоришь.

– Да уж, – отозвалась Ульяна, влезая за руль. – Кстати, у меня неприятности.

– Что такое стряслось? – изумился Сомыч. – По тебе не скажешь.

– «Скотт» украли. Залезли в дом и украли.

– Ты мне голову-то не морочь, – погрозил он пальцем. – Ты ведь сама дала ту дезу в сайт.

– Сама-то сама, – заметила Ульяна, заводя двигатель, – но только его через два дня на самом деле украли.

– Да ты что! – выдохнула Надюша. – Ты заявила в милицию?

– Ваньке Мокрому, что ли? – Она усмехнулась, поворачивая в сторону леса. Колеса прыгали на бетонке, всех трясло, но это было привычное чувство – приятное подтверждение, что не пешком идешь, а едешь. – Вот Сомыча жду, чтобы он нажал на все кнопки.

– Нажму, – пообещал он, удивляясь про себя Надюшиному нюху. Неужели она все правильно рассчитала? Вот голова у его жены! Прямо ясновидящая Надежда. Надежда, какое правильное имя. Без Надежды ничего не бывает в этой жизни.

– Спасибо, Сомыч, я так и думала, что ты мне поможешь.

Ульяна высадила Сомовых возле ворот, помахала Красиле рукой. Ах как он радовался, как прыгал, увидев долгожданных хозяев! Надюша дала ему печенье, специально сохранила в кармане из самолетного обеда. Пес проглотил его, не жуя, и облизал ей руки.

Ульяна поехала в райцентр, куда накануне отвезла мешок лекарственных трав, хорошо высушенных. Ей надо проверить, как с ними обошлись сортировщики.

Сомовы, оставшись одни, переглянулись.

– Слушай, жена, пойду проверю, туда ли спрятано ружье.

Он прошел в кабинет, открыл дверцу сейфа и удовлетворенно крякнул. «Скотт», цел и невредим, стоял в углу сейфа. Ружье ждало своего часа – когда его найдут.

Сейчас это время еще не пришло. Пускай потомится.

Но и самого Николая Степановича что-то томило, как будто он увидел нечто, но не рассмотрел как следует. Что это было? Что-то мимолетное, мгновенное, что?

Когда он вышел из кабинета, жена протянула к нему руки, как она делала всегда, когда они откуда-то возвращались:

– Ну, здравствуй, дорогой. Наконец-то мы дома.

– Стоп! – Он схватил ее за руку. – Вспомнил!

– Что ты вспомнил, что уже наконец дома? – Она насмешливо сощурилась. – Или ты со мной всегда и везде чувствуешь себя дома? Конечно, везде со своим самоваром…

– Я не о том. Я вспомнил, что заметил. Только не сразу понял. А ты, интересно, заметила?

– Что?

– Колечко. У Ульяны на руке было колечко. Надюша свела брови.

– Правда? Но я не заметила. Почему бы это? – спросила она себя. – Неужели я не заметила подаренного бриллианта? – Она засмеялась.

– Потому ты и не заметила, что оно не бриллиантовое. Это птичье колечко.

– Ты думаешь? Но ведь она свое отправила в Лондон? Иначе кто бы ее туда пригласил?

– Значит, кто-то дал ей колечко, которое никуда не отправил. Вот так-то.

– А ты думаешь, это он?

– А ты как думаешь? – В его глазах было самое настоящее торжество. Мол, и он тоже кое-что понимает в этой жизни.

Ульяна, не давая себе отчета, то и дело поворачивала левую руку так, чтобы скользнуть взглядом по мизинцу левой руки, на котором надето простенькое алюминиевое колечко. Оно с птичьей лапки. Только не отосланное никуда. Этот человек считает своей собственностью все, что ему попадает в руки, подумала она, усмехаясь.

– Я хочу тебя попросить об одном одолжении, – сказал ей Роман, когда прощался с ней в купе поезда, увозившего ее из Москвы.

– О каком? – с готовностью спросила она, не в силах сдержать сияющую улыбку.

Он вынул что-то из кармана.

– Дай мне твою руку.

Ее сердце бешено помчалось, она отдернула руку за спину и посмотрела на него. Он что же, вот так, без всяких слов, хочет ей… А что он хочет? Кто сказал, что он это хочет?

– Не бойся, оно не тугое.

– Я вообще ничего не боюсь, – вскинула она голову.

– Я уже понял. – Он засмеялся. – Явиться в логово к грабителю – это бесстрашный поступок.

– А разве ты не…

– Я не грабитель, я… захватчик! – Он наклонился к ней, его губы захватили ее нижнюю губу.

– О-ох, – простонала она и почувствовала, как колени задрожали.

– Теперь ты понимаешь, о чем я говорю? – Голос Романа стал хриплым. – Или вот… – Он наклонился и прихватил зубами мочку ее уха.

– Перестань, на нас люди смотрят, – прошептала Ульяна и закрыла глаза.

– Вот, правильно, закрой глаза и ничего не увидишь. Она тихонько засмеялась и не стала спорить. Проводница шла по вагону, призывая провожающих выйти.

– Как жаль. Может, мне прокатиться до первой станции? Где первая остановка?

– Во Владимире. Он улыбнулся:

– Печально, сегодня это для меня далеко, по времени. А так… хоть на край света…

– Этот поезд не идет на край света.

– Я не с поездом на край света, а с тобой. – Он ткнулся носом в ее нос. – Ну, давай скорей свой пальчик. Видишь, края колечка не запаяны и не будет жать, правда?

Она протянула руку, пальцы слегка дрожали.

Он взял ее за мизинец и медленно надел кольцо на палец.

– Это… вальдшнепиное, – удивленно прошептала она, испытывая странное чувство.

– Ты видела его у меня дома. Помнишь, когда в первый раз… ко мне залетала в комнату.

Она засмеялась и поднесла кольцо к глазам.

– Но… но… там не было этой даты, – сказала Ульяна, и теперь она могла определить охватившее ее чувство. Так чувствует себя окольцованная птица. Ее сердце билось неровно, нервно, по ее лицу Купцов понял, что происходит с ней.

– Я хочу, чтобы эта дата была нашей с тобой датой. Ты понимаешь? Видишь, день, месяц, год. Это – сегодня.

Она подняла на него зеленые глаза, сощурилась.

– Так что же, я напоминаю тебе окольцованного вальдшнепа?

Он улыбнулся, наклонился к ней и поцеловал в нос.

– Лети, летай где хочешь, но ты моя. Понимаешь?

– Но я тоже должна тебя окольцевать в таком случае!

– Чуть позже, Улей. Чуть позже… Я хотел сделать это, провожая тебя в Лондон, но я сам уезжаю…

– Надолго?

– Я вернусь в один день с тобой. – Он улыбнулся. – Но тебя встретят. Я распоряжусь.

– Спасибо.

Она не снимала это кольцо ни днем ни ночью. Она поедет с ним в Лондон, и все обомлеют, когда увидят, что у нее есть еще одно кольцо, но она никому его не отдаст.

Ульяна не узнавала себя. Если раньше ей поскорее хотелось уехать на конференцию и она ждала этого события как самого большого и невероятного приключения в жизни, то теперь эта поездка казалась помехой. Она лениво ворошила страницы собственного выступления и мечтала поскорее вернуться. Чтобы потом… чтобы потом произошли главные перемены в ее жизни.

Она не сомневалась, что эти перемены произойдут. Однажды вечером она вынула шкатулку, подаренную Зинаидой, и положила ее рядом с компьютером. Что ж, недалек тот час, когда она узнает, что приготовила ей хитрая тетка.

«Неужели Зинаида на самом деле знала о том, что „приманка“ сработает? – спрашивала себя Ульяна. – Но ведь сработала, и надо в этом честно признаться», – говорила она себе. Тетка заставила ее думать о замужестве, и мысль – уже в который раз Ульяна убеждалась в этом – материализуется.

25

Купцов тоже удивлялся сам себе. Сколько романтичности, изобретательности, усмехался он в ответ на возникавшие в голове идеи, одна другой оригинальнее. Такого с ним не случалось даже в ранней молодости. Тогда, чтобы увлечь и заманить девчонку, ему стоило только подмигнуть. И она твоя. Но, объяснял себе Купцов, теперь все иначе, вон уже и седина на висках.

Да и, прямо скажем, девушка не из той толпы, из которой он выдергивал своих девочек. Он «снимал» их в метро, отыскивая самые податливые глазенки, в которых читалось совершенно отчетливо: «Я готова».

Ульяна Кузьмина никогда не была девочкой из толпы, он точно знает. Эта девушка из леса…

Итак, он ее завлек, а теперь ему надо ее поразить. Он не уезжал ни в какую командировку, ему нужна свободная неделя, чтобы совершить последний бросок на эту крепость, которая, похоже, уже готова пасть.

В постель она уже пала, но Купцов понимал, что ему этого мало. После ее отъезда он почувствовал дикую пустоту в душе, ему ничего не хотелось делать. Он даже не прикасался к ружьям, которые для него всегда были предметом утешения, они снимали стресс, как у кого-то снимают стресс собаки или кошки.

– Светлана, есть работа, – бросил он в трубку, когда она отозвалась на другом конце провода.

– Ты дома? Мне приехать к тебе? – спросила она, но в голосе не было привычной заинтересованности. Она уже все поняла про Купцова и теперь старательно исполняла свои обязанности референта, не желая, чтобы ее рассчитали и с этого поста. Но Роман не собирался делать ничего подобного. Она замечательная проныра, каких поискать.

– Нет, не надо приезжать. Слушай внимательно, излагаю суть. Записывай.

– У меня с памятью не так плохо, как ты думаешь, – ехидно заметила она.

– Я уверен, – в тон ей бросил Купцов, – но тебе нужно точно записать текст.

– Ах, хорошо. Беру стило.

– «Я… женюсь… на тебе… Улей!». Написала? Поставь в конце восклицательный знак.

На другом конце провода повисла тишина, потом раздалось сопение.

– Написала.

– Улей, надеюсь, с большой буквы? – уточнил он.

– Не думай, что я такая дура бестолковая.

– Никогда не думал, – ухмыльнулся Купцов. – Я с дурами давно дела не имею.

– Ага. А подпись какую поставим?

– Никакую.

– Так, дальше?

– Повторяется прежняя фраза, а следующая звучит так: «Ты выйдешь за меня сегодня в восемь».

– Здорово. – Она засмеялась. – Очень решительно. И, позволь мне узнать, где должна располагаться такая красота?

– Это еще не вся красота. Пускай художник нарисует рой пчел и улей.

– Понятно.

Было слышно, как бегает перо по бумаге.

– Найди рекламное агентство и закажи щиты шесть на девять по дороге из Шереметьева. По правой стороне.

– Сколько штук?

– По всей трассе до Ленинградки. Чтобы в глазах мелькало.

– Ты знаешь, во сколько тебе это обойдется? – спросила она и сама же ответила: – Спишем на рекламу, сам знаешь, разрешенная сумма увеличена в этом году.

– Твои проблемы, – ответил Купцов.

– Хорошо. На какой срок повесим?

– На сутки. Приступай к исполнению. И еще – я поручаю тебе позаботиться о машине для нее из аэропорта.

– А ты не сам ее встретишь?

– Встречу дома. Так надо.

– Хорошо.

– Имей в виду, твои услуги будут оплачены.

– Не сомневаюсь ни одной секунды.

Сомов пригласил Ульяну к себе в кабинет в канун отъезда. Он смотрел на нее и улыбался. Надо же, как меняет женщину любовь! Сказать, что Ульяна похорошела – нет, она и до этого была как картинка. Но в ней появилась какая-то небывалая томность, расслабленность. Глаза сияли глубоким светом, которым, кажется, светилась ее душа. Сомов не сомневался, что у человека есть душа, и он, знакомый с анатомией, знал о существовании вагуса, блуждающего нерва, расположенного в зоне солнечного сплетения. Его называют сторожевым псом души. Сейчас этот пес расслабился, и душа Ульяны в свободном полете.

Все-таки, вздохнул Сомов, женщина без мужчины в этой жизни словно на улице с голой задницей. Но он не стал ничего подобного произносить вслух.

– Едешь, стало быть, – утвердительно проговорил он.

– Да, Сомыч, сегодня ночью.

– Понятно. – Он поерзал в кресле, отодвинулся от стола и закинул ногу на ногу.

Ульяна всегда с удовольствием отмечала, что у Сомыча начищенные до блеска туфли и натянутые носки. Она терпеть не могла, когда у мужчин носки гармошкой. У Купцова, между прочим, они тоже всегда натянуты идеально.

– Есть неплохие новости, – бросил Сомыч.

– О «скотте»?

– Да. – Он многозначительно кивнул. – Ты хорошо сделала, что не побежала к Ваньке Мокрому. Ходят слухи, он сам влип в какое-то дело.

Она засмеялась:

– С таким же успехом я могла бы побежать к первому встречному.

– Это реальная жизнь, дорогая. От нее и в заказнике не скроешься. Но мои люди провентилировали атмосферу, и, я думаю, к твоему возвращению, будут новости. Обнадеживающие! – Он поднял палец вверх, что означало: новости будут радостными.

Ульяна улыбнулась, но не так, как улыбнулась бы прежде. Теперь ее мысли были заняты другим – живым мужчиной.

Сомов помолчал, потом кивнул на левую руку Ульяны:

– Кажется, у тебя в жизни намечаются перемены?

– Ах это…

– Не зря говорят, что тот, кто добыл окольцованную птицу, сам будет окольцован.

– А… если он уже окольцован? И снова добыл?

– Значит, снова окольцуют. – Сомов засмеялся, потому что мудрость эту выдумал на ходу.

– Так что же, тогда не стрелять птиц?

– Да нет, они просто с кольцом тебе больше не попадутся. Судьба, знаешь ли, сама играет человеком.

Ульяна потупила взгляд и уставилась на простенькое колечко. Сердце колотилось в ожидании перемен. Скорее бы приехать из Лондона.

– Счастливо, Ульяна. – Сомов встал. – Дай я тебя по-отечески поцелую. – Он чмокнул ее в темя. – Загляни к Надюше. Она лежит простуженная сегодня.

Надюша помахала ей издали.

– Не подходи, я заразная. – Она шмыгала носом. – Все будет так, как должно быть, – сказала она и ободряюще улыбнулась.