Текст книги "Окольцованная птица"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Ты хочешь сказать, что и у тебя с Сомычем есть брачный контракт?
– Да, – сказала Надя и посмотрела на Ульяну, у которой глаза откровенно полезли на лоб.
– Он такой продвинутый? Надюша засмеялась:
– А ты думала, что если ему пятьдесят два, то он уже одной ногой не здесь? – Она покрутила головой. – Не-ет, дорогуша, он еще в силе, причем у него сибирская закваска, он будет и через двадцать лет как огурчик. Это я тебе говорю. А контракт мы заключили, потому что у него есть сын от первого брака, у меня дочь. Кое-что я сумела наплясать за свою жизнь, он кое-что тоже… настрелял. – Она засмеялась. – Случись что – мало ли в жизни поворотов? – я не хотела бы никаких тяжб.
– Ты… не уверена в нем?
– Даже в себе нельзя быть до конца уверенной, – сказала Надюша, сдвигая юбку на край стола. – Кофе или чай?
– Нет, спасибо, ничего. – Ульяна покачала головой, застегивая молнию на джинсах.
– Люди меняются неожиданно для себя. От состояния души, здоровья, окружающей среды, от возраста, от… кислотного дождя, например.
– Ну ты и язва, Надюша.
– Просто этот пример для тебя самый доходчивый. Посмотри, в кого ты превратилась после этого чертова дождя!
– Я? – Ульяна пожала плечами. – Неужели изменилась?
– Да ты ни о чем другом не думаешь, кроме как об этом да о том, как расплатиться с кредитом.
– Но я должна…
– Должна. Но чтобы не зациклиться и не спятить, тебе надо отвлечься. Посмотреть на все со стороны. Хорошо, что эта окольцованная птица досталась тебе. Это знак, ей-богу.
– Знак? Но какой?
– Не знаю какой, но знак. Ты вообще могла не подстрелить птицу с кольцом. А если и с кольцом, то не с таким старым. Насколько я поняла, на конференцию созывают тех, кто добыл именно птиц с кольцами того года, как твое?
– Да, ты права.
– Еще бы не права! Сомыч разъяснил все очень подробно и доступно. Он тоже рад за тебя. Расслабься наконец.
– Я попробую. Спасибо за примерку.
– На следующую приглашу. А теперь прощай. Приступаю к исполнению своих прямых обязанностей жены. Сегодня я собираюсь удивить Сомыча.
– Чем?
– Раковым супом. Деревенские мальчишки принесли, я им джинсы как-то подшивала. Раки отменные. Кстати, если есть желание провести вечер с семейной парой, приходи. Будет вкусно, обещаю.
– Спасибо, Надюша. Как получится.
Ульяна вышла из теплого дома Сомовых, чувствуя, как настроение меняется. Сторожевой пес Красила неизвестной породы, но явно с кровью овчарки и сенбернара огромной устрашающей тушей лежал на крыльце. Он лениво открыл один желтый глаз и тут же закрыл, не удостоив Ульяну вниманием. А вообще этот пес знал свое дело, ни за что бы не пропустил никого чужого ни в дом, ни из дома. Ульяна улыбнулась, поймав себя на том, что испытывает чувство легкой гордости. Она своя.
Она помахала рукой Красиле, заметив узенькие щелочки глаз. Ишь, прикидывается, что ничего не видит, а сам следит. Настоящий охранник. Она улыбнулась. Интересная у него морда – черного цвета, а если присмотреться, то можно уловить сходство с маской омоновца.
Ульяна закрыла за собой калитку и пошла к себе.
Вечер был по-весеннему теплый, даже слишком теплый, рановато для северных мест такое тепло. Этот поворот к лету, предощущение удовольствия от новой юбки соединились вместе, и она почувствовала, как кровь побежала быстрее, напористее. Словно что-то необыкновенное, новое ожидало впереди.
Она ощутила то, что можно назвать весенним нетерпением.
Утром Ульяна вместе с Дикой решила прогуляться в бобрятник, проверить, высоко ли поднялась вода, не разрушило ли половодье хатки.
Она любила эту старую лесную дорогу еще девочкой, по ней она ходила вместе с отцом на поля, это пять километров от Ужмы, а дальше еще два километра полем – и вот она, речка Бобришка, словно бойкий ужонок шныряет среди лесов и перелесков. Бобры – скрытные животные, но упорство Ульяны всегда вознаграждалось. Она убедилась в этом сама, затаиваясь на берегу.
Когда стемнеет, на берег выходят из воды бобры, они покидают хатки, сложенные из бревен и прутьев. Она хорошо помнит свое первое впечатление: здоровяк в темной шкуре неспешно вынес на берег могучее тело с «кожаным» хвостом и направился прямо к толстой осине. Вгрызаясь крепкими длинными зубами, он подрубил дерево, и тут же, как по команде, ему на помощь вынырнули фигурки бобров. Быстро, всей компанией, они стащили дерево в воду, чтобы укрепить жилище, поврежденное половодьем.
Сейчас в заказнике бобры хорошо расплодились, и в сезон на них разрешают охоту – по лицензиям. Но сейчас весна, никакой охоты на них, и звери, чувствуя себя в безопасности, чаще показываются людям.
Вообще-то птицы и звери умнее, чем о них думают люди. У заказника есть два поля, на которое садятся весной перелетные гуси. На одном поле три сезона подряд охота запрещена, оно оставлено для отдыха птиц, и, удивительное дело, гуси сообразили это и именно на него и садятся. Будто знают, что здесь их не тронет ни один стрелок.
Но сейчас Ульяну мало занимали бобры или гуси. Ей не давал покоя мужской голос, он звучал у нее в голове, и это был голос задетого за живое мужчины.
– …Так по каталогу, сказали вы, уважаемая, хотите продать свое ружье? Я проверил, но за такие деньги и вас будет мало в придачу к этому ружью.
– Напрасно горячитесь. Вам никаких денег не хватит меня купить, – проговорила она, как ей показалось, с ужасной иронией и швырнула трубку.
Интересно, а на самом деле какая цена на него в каталоге фирмы? – внезапно пришло ей в голову. Ульяна даже остановилась под здоровенной сосной, из тех, которые называют корабельными. Но ведь отец именно так ей говорил, что это ружье, если когда-то она и станет продавать, то…
Но они говорили до августовского кризиса. А теперь… Ульяна медленно пошла дальше со странным чувством в душе. Так что же, она больше не услышит этот голос?
Она должна была себе признаться, этот голос волновал ее, как никакой другой. Она и подумать не могла, что могут быть такие голоса, которые хочется слушать и слушать. Но теперь ей придется слушать вот этот голос, усмехнулась она. Дика отчаянно лаяла метрах в ста. Надо пойти проверить. Поощрить охотничий инстинкт лайки.
Ульяна свернула с дороги и вошла в чащу леса. Здесь пахло сыростью и остро – хвоей. Дика лаяла без остановки, Ульяна подходила ближе, голос собаки становился громче и звонче. А вон и белка, смешная, линяющая, из зимней, серой, она наполовину уже стала рыжей. Ульяна довольно улыбнулась: Дика ведет себя очень правильно, она, как хорошо выученная собака, не кидалась на дерево, не царапала его когтями, изображая страстное желание влезть и схватить зверька, она сидела под деревом и лаяла, упорно, привязчиво, настойчиво. Уроки не прошли даром.
– Молодец. Молодец, Дика. Но не сейчас. Сейчас белка нас не интересует. Подождем до зимы, – говорила Ульяна, а сама вынимала из кармана карамельку. Она развернула ее и дала Дике, приговаривая: – Хорошо, хорошо.
Дика проглотила сладость и хотела снова кинуться в атаку, но Ульяна скомандовала:
– Вперед!
Мобильник в кармане зазвонил, Ульяна вздрогнула.
– Слушаю, – бросила она в трубку.
– Ульяна, есть новости, – пророкотал Сомыч. – Сегодня к тебе приезжает покупатель.
– Какой покупатель, Сомыч? – Ульяна похолодела. Она ни с кем ни о чем не договаривалась. Сердце дернулось, он не сказал, что за покупатель, но она знала, кто это. Она… ждала его?
Ульяна втянула воздух, настоянный на соснах и елях, он щекотал ноздри, как будто невидимые иголочки втянулись вместе с воздухом. Он едет.
– Такой покупатель. – Сомыч усмехнулся. – Который тебе звонил из Москвы.
– Но… я не хочу ему продавать! – вырвалось у нее. Она мгновенно почувствовала, как краска заливает щеки, и, разозлившись на себя за такую реакцию, запальчиво заявила: – Я не пущу его на порог.
– Щ-ш-ш… Не так круто, дорогуша. Мы не можем себе такого позволить. Ты ведь хочешь продать ружьецо, потому что тебе нужны деньги. Ты сама дала объявление. Ладно, кончаю передачу, а то не расплатимся по счетам.
– Но он такое мне сказал… – не слушала его предупреждение Ульяна.
– Что бы он тебе ни сказал, что бы ты ему ни сказала, мужик уже трясется в поезде. Он приедет ночным. Позаботься о его ночлеге.
– Да при чем тут я? У нас есть гостиница для охотников. Пускай там и спит.
– Но может быть, он захочет с тобой познакомиться… Ночью.
– Ночью? – Ульяна хрипло рассмеялась. – Ночами я ни с кем не знакомлюсь.
– Оно и видно, – неопределенно промычал Сомыч. – Вот что, дорогуша, давай-ка не выламывайся, а приходи вечером к нам, мы с Надей приготовим поздний ужин, встретим его по-человечески, обогреем…
– …оближем, да? Как же, из самой Москвы прикатил. Да кто его просил?
– Ш-ш-ш… не шуми. Знаешь такое слово – репутация? У нас она должна быть безупречной. А ты делай, как я говорю. Где сейчас-то? Уже дошла до бобрятника?
– Нет еще, мы с Дикой позарились на белку.
Дика, услышав свое имя, подбежала к Ульяне. Она, кажется, вообще не умела ходить шагом, а все время бегала. Ульяна поднесла трубку к собачьей морде и махнула рукой. Звонкий лай оглушил Сомыча.
– Вы что, девки, покалечить меня хотите? Если я оглохну, то не услышу, как вальдшнеп хоркает. Я, может, тоже хочу добыть окольцованную птичку.
– Все хотят, да не всем везет.
– Это точно. – Он вздохнул. – А кому не везет, тот сам окольцовывает. Как я свою Надюшку. Ну ладно, вечером жду. А тебе советую поворачивать обратно.
– Слушаюсь, товарищ начальник.
Ульяна сунула в карман куртки мобильник, злясь на чертову технику. С ней все время как на привязи. И без нее нельзя. Еще в прошлом году можно было уйти в лес и быть самой с собой. А теперь? Вот пошла бы она без мобильника, топала бы себе к Бобришке и думала о чем хотела. А теперь придется думать о том, как отделаться от настырного мужика. Он, выходит, из тех, кого гонят в дверь, а он лезет в окно? Разговор окончен, и навсегда, она ясно ему сказала. Она и подумать не могла, что он явится. Пускай завтра же убирается обратно.
Погоди, дорогая, осадила себя Ульяна. Каждый охотник может приехать в заказник и купить путевку. Вот пусть и этот тип купит. Поохотится, раз приехал. А свое ружье она ему не покажет. Это ее ружье. И больше ничье. Если Сомыч намерен устроить парадный ужин в рекламных целях, она улыбнулась, он тоже имеет право, он печется о репутации. Ну а если и ее приглашают на этот ужин, она пойдет, будет еще одним гостем.
12
Колеса громыхали на стыках, и с каждым ударом Роман Купцов все ближе подбирался к вожделенному ружью. За окном занимался рассвет, поезд в областной центр прибывал в восемь тридцать пять утра, и, судя по всему, он не опаздывал. В шесть утра проводница прошлась по вагону, безжалостно прерывая сон пассажиров стуком ключа от туалета по дверям купе:
– Подъем! Через полчаса туалет закрываю!
Он умылся и побрился заранее, не дожидаясь вселенского столпотворения. Его сосед всхрапнул в последний раз, к великому облегчению Купцова, и прошаркал в своих красных резиновых шлепанцах за дверь.
Полдня, как понимал Роман, ему придется проболтаться в городе, ожидая местного поезда, который уходит с того же самого вокзала.
Уже хорошо.
Путь в глубь области его не слишком озадачивал, но другое беспокоило. А если эта Ульяна Михайловна вообще не станет говорить с ним? Возьмет и пошлет его подальше, что тогда?
А тогда, заводился он внутренне, он… украдет ружье!
Ох, кажется, он сильно переутомился за ночь, слушая навязчивый храп соседа. Если даже он украл бы это ружье, то хозяйка с легкостью нашла бы свое ружье и его, Купцова, вместе с ним. Смешно сказать – украдет. А регистрация, а милиция, а прочие прелести?
Но разве он об этом? Он о том, что тогда ему придется каким-то образом исхитриться и взглянуть на номер. Значит, воспользоваться ружьем на время и списать цифры на бумажку. А для начала нужно унять себя, успокоить, сосредоточиться. Как он скупал акции своего завода – по штучке! А тоже хотелось сразу весь пакет. Но ведь скупил, да как дешево! Неужели он с какой-то бабой не справится? Ему нужен номер. Потом ему нужно ружье. А потом… «Скажи еще, что тебе нужна и сама баба, да, Купцов? Вот смешно!»
Роман засмеялся, и, судя по всему, вслух, потому что поймал на себе заинтересованный взгляд соседа, уже побритого и умытого. От него пахло дорогим мылом и свежим дезодорантом.
За окном показались дымящиеся трубы ТЭЦ, потом поезд нырнул под мост, и сосед объявил, обдавая Романа ароматом мятного драже:
– Приехали.
Роман и сам догадался по серому бетонному зданию вокзала и густой толпе встречающих.
– Ого, сколько народу! Какой-то важняк едет?
– Да нет, просто у нас народ по-старинному душевный, – усмехнулся сосед. – У нас каждый сам себе важняк. Вятский народ – хватский, семеро одного не боятся…
– Что, до сих пор так? – прервал Роман провяленную десятилетиями присказку.
– Вечное – это навсегда, – кивнул сосед, словно обрекая себя и на следующие сто лет цитирования народной, потому неизменной мудрости. – Как «Прощание славянки», – загадочно подмигнул он неожиданно для Купцова. Однако на родной земле серый мужик переменился. Из рыхлого валенка-прикрытия выглядывал вполне подвижный типчик, словно хромовый сапожок с голенищем в обтяжку. Такой и пнуть готов, если понадобится, да удрать поскорее. Не зевай, Ванька, пока ярмарка!
– «Прощание славянки»? – повторил Роман, пытаясь уловить в голове мелодию, которая спуталась с какой-то другой, как будто на кассету начали писать что-то сверху, не дописали, и все перепуталось. Роман свел брови, и, видимо, на его лице отразилась напряженная работа мысли, поэтому сосед пришел на помощь, уверенно напев мелодию.
– Вот эта, да помните, конечно. – Попутчик снова ухмыльнулся, продолжая объяснять: – Когда «Вятка» отходит от вокзала, то включают во всю ивановскую «Прощание славянки». Провожающие машут руками, а кое-кто даже мокрыми от слез платочками.
– Вот это да…
– У нас так. – Сосед развел руками. – Чем богаты, тем и рады. Песнями и слезами. Ну, спасибо за компанию. Ни пуха ни пера, – кивнул он понимающе на футляр, в котором лежало его ружье.
– К черту, к черту, – кивнул Роман, не спеша выходя из купе.
В ожидании местного поезда Роман Купцов зашел в областное Общество охотников и оттуда позвонил директору заказника. Он сказал Сомову, что хочет купить путевку на вальдшнепа на выходные.
Он услышал одобрительно рокочущий мужской голос, который явно был рад новому клиенту.
– На месте, на месте, – подтвердил он, когда Купцов поинтересовался, будет ли Ульяна Михайловна на месте.
Поезд пришел на станцию незадолго до полуночи, его встретил малый из заказника и по ночной непроглядной тьме повез, подпрыгивая на бетонных стыках, к дому директора.
Купцову совершенно не хотелось спать, и он обрадовался гостеприимному приглашению Сомова.
Он навел о нем кое-какие справки в Москве и остался доволен. Мужик сильный и современный. Он любил таких, которые умеют быстро выпрыгнуть из старых галош, а не сидят, не преют в ожидании, а вдруг снова грязь будет. Он и сам такой.
Как Роман и ожидал, как понял из рассказов тех, кто уже ездил сюда на охоту, это оказался на самом деле европейский вариант охотничьего хозяйства.
Машина только-только вывернула из леса, как перед ними открылась поляна, окруженная густым ельником, и в приоткрытое окно ударил такой острый хвойный запах, что он совершенно забил вонь от подтекающего в двигателе масла.
Гирлянды фонарей развешены над низким забором, отделяющим тайгу от цивилизации.
А все блага новой жизни заметны уже издали. Темной ракетой взмыла водонапорная башня, значит, здесь есть артезианская скважина, а стало быть, вода в домиках. Трубы байпаса, элегантно изогнутые, выполняли роль въездной арки. На них тоже были крошечные лампочки, от которых стало весело глазам.
Купцов ощутил, как странно забилось сердце. Да куда же он попал? Мог ли он подумать, набирая номер этого места из Москвы, куда он звонит? Он вспомнил свои насмешливо скривившиеся губы, когда он узнал, что владелица вожделенного ружья – Ульяна Михайловна. За понюшку табаку рассчитывал он купить вещь. Он хмыкнул и понял, что сделал это вслух, потому что шофер спросил:
– Что вы сказали? – Движок рычал громко.
– Да так, ничего. Шикарное место, да? Парень пожал плечами.
– Неплохое, – сдержанно ответил он.
Ишь, не слишком-то разговорчивый, заметил Роман, привыкший к совершенно другому типу обслуги на охоте. И одет, не отличишь от московского, хорошо зарабатывающего парня.
– А как тут платят? – попытался поддержать беседу Купцов, втайне надеясь хоть что-то услышать о Кузьминой.
– В рублях, – бросил парень. – По курсу.
Купцов громко засмеялся:
– Здорово!
Парень оглянулся на пассажира, на лице его было недоумение – разве он что-то не так сказал?
– Понял, понял. У вас ведь часто бывают иностранцы на охоте, да?
– Часто. Больше зимой, – ровным голосом продолжал парень, но его манера говорить не располагала к разговору запанибрата.
– На лосей, медведей?
– Немцы – на лосей и кабанов. – Он впервые улыбнулся, и улыбка была по-юношески искренней. – Они говорят, что баварские сосиски лучше всего получаются, если в них добавить немножко дикой кабанятины.
– Губа не дура, – согласился Купцов.
– А американцы приезжали на медведя. Они говорят, у них медведи слишком дорогие, поэтому выгоднее приехать сюда.
– Их можно понять, – согласился Купцов. – А рыбалка у вас тоже есть?
– Могла быть. – Парень переключил передачу и на понижающей перекатился через канаву талой воды. – Наш менеджер запустила карпов в пруд, они уже подросли, но прошел кислотный дождь, и все карпы сдохли. Очень большие убытки.
– Менеджер – она? Женщина? – Купцов почувствовал, как сердце его понеслось вскачь. Ничего подобного оно не позволяло себе делать уже давно. Он хватал ртом воздух, чувствуя, что ему просто необходимо много воздуха, чтобы задать еще один вопрос, пока они не въехали в поселок. – Она здесь при муже и балуется рыбками? – как можно небрежнее бросил Роман, глядя в окно, опасаясь, что парень может что-то заподозрить, хотя он сам не знал, что это может быть. – Она жена директора?
– Не-ет, – улыбнулся парень. – Она сама по себе менеджер. – И умолк, не продолжая.
Купцов мысленно выругался. Ну, парень, черт бы тебя побрал. Где твоя деревенская словоохотливость? Или слова тут тоже за деньги? Дал бы он ему, заплатил, если бы он выложил все, что знает, об Ульяне Михайловне. Но ведь не предложишь ему. Черт побери, он, кажется, попал на самом деле в какой-то заказник и каковы правила игры в нем, не знает. Они наверняка не московские, но и не привычно деревенские.
– Ясно, значит, рыбалки у вас пока нет.
– Будет, и очень скоро, – уверенно ответил шофер.
– Да? – уже не надеясь услышать ничего особенного, отозвался Купцов.
– Ульяна Михайловна на полдороге не выходит. – Он многозначительно хмыкнул.
Между тем они уже въехали под арку и по ухоженной гравийной дорожке подкатили к особнячку, который светился, как пряничный домик из сказки. В свете фонарей, стекла которых были прозрачны как слеза, он увидел, что дом крыт ондулином кирпичного цвета – не дешевка, прямо скажем, а сам домик из оцилиндрованных бревен вообще казался собранным из гигантских спичек старательным умельцем.
Внезапно Купцов оробел, оглядел на всякий случай свои черные джинсы, слава Богу, надел почти новые, высокие ботинки из желтой кожи. Ничего, не как бродяга. А он ведь мог и не так одеться. Но наверное, подсознание его уберегло, и он нарядился, чтобы понравиться Ульяне Михайловне. Ну да, молча посмеялся он над собой, надеялся, что она скостит цену? Ох, Купцов, в этом месте все очень, очень и очень дорого тебе обойдется. Чует сердце!
Но обойдется? Что-то неясное возликовало в нем при этой мысли.
«Ну-ну, не горячись, – оборвал он себя. – Сейчас разберемся».
Дверь дома распахнулась, из нее вышел крепкий мужик в черных слаксах и клетчатой рубахе, этакий плейбой с картинок из охотничьих европейских каталогов.
– Рад приветствовать. – Он протянул руку. – Сомов, Николай Степанович.
– Купцов, Роман Сергеевич, – улыбнулся гость и пожал большую руку хозяина.
– Прошу вас в дом. На поздний ужин, как говорится. Гости собрались…
– И люстры светят. – Роман кивнул на затейливые фонари на столбах.
– Да, мы любим все красивое, – подтвердил Сомов. – Мы не хотим испортить собой окружающую красоту, вот наш главный девиз. – Мы не Мичурины, мы просто хотим бережно вписаться в природу, вот и все. – Сомов посмотрел на лицо гостя, придав взгляду самое невинное выражение, которое только он мог изобразить.
Роман засмеялся:
– Отличная мысль. И хорошо воплощена. – Он обвел рукой все, что видел перед собой при свете фонарей.
– Ну, это еще не конец… воплощения, – хмыкнул Сомов.
– Вы и дальше будете вписываться в природу? Глубже? – засмеялся Купцов, тыкая пальцем в сторону темнеющего леса.
– А как же, тайга большая. Зверя много. А вашего брата охотника на земле сколько?
Порывистый ветер качнул деревья, с высокой березы возле крыльца посыпались крупные капли. Одна упала Сомову за воротник, и он передернул плечами.
– Сегодня шел дождь, поразительно для начала весны. Но вальдшнеп еще тянет, и завтра, если угодно, вечером вас проводят на тягу. А сейчас ужин, номер в гостинице ждет. Я распорядился. – Он указал на теремок в отдалении, с петушком из жести на самом коньке. – Вон там.
Если сказать, что Купцов был потрясен, – это значит ничего не сказать. Кажется ведь, он уже приготовился увидеть не деревенскую простушку, а вполне современную работающую женщину. Да, она живет в заказнике, она работает менеджером, принимает охотников, распоряжается проводниками, которых отправляет с ними, она встречается с иностранцами, а значит, это вполне современная особа.
Но увидеть такую женщину он просто не ожидал. Да она сама-то хотя бы знает, что ее место не в тайге, а на обложке глянцевых журналов? Модель, но не с пустыми глазами. Она… она на самом деле Артемида, богиня охоты. Он мысленно уже называл ее так, но с усмешкой. А теперь он говорит это без всякой усмешки.
Так вот он ей пытался морочить голову по телефону?
Ему стало жарко. «Ох, ну ты даешь, Роман Купцов. Что все твои Маши, Светы, Люси? У тебя никогда не было такой женщины».
«Будет, – насмешливо зацепил его внутренний голос. – Постарайся – и будет».
Хозяин представил гостя жене и Ульяне. Купцов автоматически произнес все слова, которые следует произнести при знакомстве, он пожал протянутые руки и едва не обжегся – или не обжег? – руку Ульяны. Ее пожатие было ровным, бесстрастным, не холодным и не теплым. Никаким.
Это неожиданно задело его. Уж лучше бы ледяное пожатие, это означало бы хоть какое-то чувство. А в ответ на него он бы включил все свое обаяние, чтобы переменить это чувство. Но когда плоско, ровно – труднее иметь дело с женщиной, потому что ты ей просто неинтересен.
Хозяйка была миниатюрная, удивительно хорошо сложенная при ее росте, а по осанке и вывороту ступни он понял: она бывшая танцовщица.
Вот это уж на самом деле заказник так заказник! Может, у них тут свой Большой театр или… канкан? Нет, судя по Ульяне, никак не канкан.
– Сегодня мы угощаем раками, – объявила хозяйка и вынесла громадное блюдо, в котором переплелись острые красные клешни.
– У вас и раков разводят? – спросил Купцов, сам не понимая, должен ли он удивляться этому или просто принять к сведению.
– Нет, – засмеялась она. – Это мои борзые щенки.
– Самые крупные, заметим, – бросил Сомов.
– Да, – улыбнулась Надюша. – Мелких он сам съел. Я подшивала джинсы деревенским мальчишкам, я уже рассказывала Ульяне, так они мне наловили целое ведро и притащили.
– Экологически чистые, стало быть, – заметил Купцов, подцепив рака.
Он ел, постепенно привыкая к обстановке, и в какой-то момент вообще забыл, почему он оказался здесь. Общий разговор ни о чем не был обременительным, особенно под домашнее вино из клюквы, которое Сомовы делают сами.
Хозяин вышел из комнаты, когда, услышав царапанье когтей в дверь, Ульяна встрепенулась и попросила:
– Сомыч, выпусти моего любимца, пожалуйста. – В ее голосе была такая трогательная мольба, что Роману внезапно захотелось, чтобы она вот так о чем-то попросила его. Он не посмел бы отказать.
Он увидел, как засияло ее светлое лицо с пушистыми пшеничными бровями, как губы, слегка тронутые помадой, раскрылись, потом сложились в трубочку, и она легонько свистнула, так, чтобы лишь песик с гладкой коричневой шерсткой услышал ее.
– Трувер, сюда.
Псинка нырнула под стол и мигом запрыгнула к ней на колени. Черная короткая юбка поехала вверх, оголяя литые бедра. Она не стала смущенно натягивать ткань обратно, как поступила бы неуверенная в себе женщина. Ага, значит, эта Ульяна знает, что хороша. Но знает ли – насколько? – не унимался Купцов, потягивая изумительной чистоты вино.
Ягдтерьер Трувер мирно улегся и уткнулся Ульяне в самый низ живота, потом, сладко посапывая, закрыл глаза. Роман ощутил, как напряглись его собственные бедра, он подтянул оранжевую салфетку с колен повыше. Как бы хотел он сам оказаться на месте Трувера, подумал он. Но лучше бы он этого не делал. Наверное, в его лице что-то появилось новое, и Ульяна холодно взглянула на него – а они сейчас остались втроем: она, Трувер и Роман, поскольку хозяйка суетилась на кухне, а хозяина отвлек телефонный звонок.
– Я передумала продавать это ружье, – произнесла она, облизнув губы и глядя прямо в глаза Купцову. Да в глаза ли? Ее взгляд, показалось Роману, пронзил его до самых печенок. Не соображая, что говорит, он вдруг услышал свой голос. Поучающим тоном педагога-наставника, который подошел бы гораздо больше согбенному мужичонке лет шестидесяти, он изрек:
– Вы вводите в заблуждение людей, Ульяна Михайловна. Вы ведь не сняли свое объявление из сайта…
– Вы не дослушали меня. – Она вскинула пшеничные брови и добавила, причем он мог поклясться, что заметил ехидный огонек в самой глубине серо-зеленых глаз.
– Я весь внимание. – Роман положил ногу на ногу, всей своей позой подчеркивая, что нет ничего значительного, такого, что могло бы поколебать его уверенность в себе, которая наконец стала возвращаться к нему. Впрочем, он не признался бы никому, что на время утратил свою уверенность, а точнее – чутье. Ему надо было, как породистой собаке, принюхаться, уловить все запахи и лишь потом выбрать тот, который нужен, и идти следом за ним. А поскольку Роман наконец почувствовал, в какой терем-теремок он попал и какие в нем живут сытые пушистые зверюшки, он немедленно причислил себя к ним: и он такой же ценный зверек. Допустим, они норки, а он соболек… А раз так, то и он, неотразимый, уже приготовился услышать что-то вроде того: «Потому что оно уже ваше».
– Очень хорошо, что вы внимательно меня слушаете. – Ульяна улыбнулась, не отрывая глаз от его лица, словно опасаясь пропустить даже малейшее движение бровей, ресниц, губ, когда он услышит ее слова. – Вот это хорошо, – повторила она, и голос ее стал совсем низким и тихим.
Купцов подумал, что она владеет своим голосом мастерски. Скольких мужиков она свела с ума только голосом? Внезапно он почувствовал, что эта мысль ему совсем не нравится. А ты думал, она просто так сидела и ждала, когда ты явишься? Но в ней видна школа, и она должна была ее с кем-то пройти. Таким вещам не учатся в одиночку. Если, конечно, они нормальные люди.
Ульяна отпила брусничного морса и подалась к нему через стол, легонько придавив Трувера, который зарычал, выражая свое откровенное недовольство.
– Прости, милый, я не нарочно. – Голос ее стал совсем другим, нежным до слез, и Роман подумал, что, будь он на месте Трувера, наверняка бы всплакнул. Нет, он лучше лизнул бы ее в щеку. Или лучше в губы. И он облизнул свои губы, которые внезапно стали сухими.
– Я передумала продавать его вам.
Роман почувствовал себя так, как будто его стукнули дубиной по голове. Этот голос, эти движения, это поглаживание собаки, все дразнящее, заводящее, и потом – р-раз по голове доверчивому мужчине, возжелавшему вкусить ее сладости. Черт бы тебя побрал, деревенская Артемида! Он мысленно произнес слово «деревенская», и ему самому стало смешно. Поглядеть на них всех, так это он самый деревенский, потому что первобытно наивный. Тоже мне, пейзанку нашел.
Он почувствовал себя так, будто ему объявили войну или бросили перчатку. Или… Не важно что. Ему не хотят отдать ружье, которое ему необходимо и за которым он приехал. Она что же себе думает, он тащился в эту глушь, просто чтобы услышать вот это?
Купцов отмахивался от здравого голоса, который пытался вклиниться в страстный внутренний монолог и хотя бы невзначай указать: вас не звали сюда, Роман Сергеевич. Более того, вас послали по телефону ясно и четко. А если уж вы явились сюда собственной персоной, вы, покоритель дамских сердец, это вовсе не значит, что ни одна женщина на свете не устоит перед вашим обаянием.
Роман знал, что ответить на эти гнусные выпады: а почему хоть одна должна устоять? Не должна. Надо доказать? Ну что, начнем. «Теперь я играю по своим правилам», – сказал он себе.
Расслабленно сидя и покачивая носком желтого охотничьего ботинка из дорогого немецкого магазина «Браунинг», он тихо бросил:
– Понимаю вас. – Он заметил, что она не ожидала подобных слов, и не отводил глаз от ее лица. – Вы мне говорили, помнится, что это ружье – часть вас самой. – Он слегка раздвинул губы в улыбке и придал голосу безошибочно действующую на женщин хрипотцу. Но при этом вдруг почувствовал, как эта манера действует на него самого. Он догадывался, почему так охотно расставался с прежними женщинами. Ему попадались уступчивые, они ожидали от него любви и защиты. Он быстро остывал, потому что, оказывается, он сам – агрессивный, или, точнее сказать, энергичный по натуре, стремился главенствовать. Но какое же это главенство, если тебе без всякого труда надевают на голову корону? Женщину такой мужчина, как он, должен завоевывать в борьбе. Чтобы можно было громко объявить: «Корону – победителю!»
Он откинулся на спинку дивана, покрытую шкурой рыси, мягкая шерстка нежно щекотала шею, он подумал, наверное, и Ульяна могла бы пощекотать его так же нежно, у нее тонкие, длинные и наверняка нежные пальчики. Он раскинул руки по диванной спинке.
– Да, это ружье – часть меня, – кивнула Ульяна, думая, что приводит неоспоримый довод – почему не хочет продать ему ружье.
– Значит, кому-то вы все-таки согласитесь его продать? – Он в упор посмотрел на нее и заметил, как дернулись ее губы, уже готовые расстаться с каким-то колючим словечком. Но он не дал ей произнести ничего, а продолжил наступать: – Не скажете ли вы мне, какие качества должны быть у потенциального хозяина? – Он сделал ударение на последнем слове, не сомневаясь, что она вцепится в него ногтями. Интересно, как она пахнет, когда разъярится? – внезапно спросил он себя. Роман обладал невероятно чувствительным носом, он удивлял своих приятелей, когда по запаху мог определить, в какой стороне озеро. Он говорил, что различает запах воды.
