Текст книги "Окольцованная птица"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Вера Копейко
Окольцованная птица
1
– А теперь попрощаемся, – сказала Зинаида Сергеевна и вздохнула, по лицу ее скользнула знакомая хитроватая улыбка.
Ульяна тоже не могла удержаться и улыбнулась.
– Улыбаешься? – спросила Зинаида Сергеевна. – Я на самом деле предлагаю тебе попрощаться.
– Но я не собираюсь уезжать. Я просто хотела прогуляться, – сказала Ульяна, вдавливая в себя кнопки черной куртки. Они щелкали друг за другом в полной тишине, потому что тетка молчала, ничего не объясняя, словно хотела, чтобы до Ульяны получше дошли ее слова.
– Ты, конечно, успеешь прогуляться до поезда, – наконец продолжила Зинаида Сергеевна и посмотрела на старомодные настенные часы. В детстве Ульяне казалось, что тетка сама засунула время в деревянную коробку, чтобы не дать ему растечься по огромной гостиной. – Но ты уедешь сегодня. И мы с тобой никогда больше не увидимся.
– Я не понимаю, – оторопело проговорила девушка. – Вы что-то имеете в виду?..
– Абсолютно ничего, кроме того, что я уже сказала: мы с тобой видимся в последний раз. – Удивительно синие, до сих пор не выцветшие глаза не отрываясь смотрели на Ульяну, но под этой синей поверхностью ничего невозможно было рассмотреть.
– Вы сами говорили, пока люди живы, никогда точно не скажешь, в последний ли раз они видятся, – чрезмерно убежденным голосом заспорила было Ульяна.
– Нет-нет, не продолжай. – Зинаида Сергеевна подняла руку, и жест получился таким же величественным, как и все движения этой в общем-то очень старой женщины. В ее-то годы и такая грация! – не уставала поражаться Ульяна. – Мы видимся с тобой в последний раз. Поэтому сейчас я сделаю тебе подарок.
– Подарок? – оторопело повторила гостья.
– Да. – Она выдержала паузу, как делали актеры в старом театре. – Свадебный подарок.
– С-свадебный?
– Девочка моя, давно ли ты стала заикаться? – От усмешки лицо Зинаиды Сергеевны еще сильнее сморщилось. В свое время тетка делала подтяжки, и Ульяна знала про это, хотя Зинаида Сергеевна удивилась бы подобной осведомленности. Когда знаешь свой секрет, всегда хочется верить, что, кроме тебя, его не знает никто. От этого испытываешь несравненное чувство превосходства над окружающими: я знаю, а вы – нет!
Но Ульяна была наблюдательна не только от природы, у нее была еще и профессиональная наблюдательность. Однажды Ульяна помогала Зинаиде Сергеевне мыть голову, когда та приехала к ним в заказник и сломала руку, споткнувшись о пень в глухой тайге. В их тайге человек с непривычки может и голову потерять, причем не только в переносном смысле – от красоты и запахов, от страха перед непостижимостью природы, даже от криков совы в сумерках. Но в тайге столько палого леса – деревья падали от старости, от бури, подгрызенные бобрами и не убранные ими по собственной лености или по стечению обстоятельств. Поэтому надо умело переставлять ноги, обдумывать каждый шаг, иначе можешь оказаться в яме, поросшей травой.
В тайге остались ямы с давних времен, когда охотники устраивали ловушки на медведей, полагая, что зверь ухнет в яму и будет сидеть там в ожидании победителей. В такую яму и свалилась тетка, кинувшаяся в азарте за спелой малиной. Надо сказать, она стоически отнеслась к своей неудаче. Постанывая, когда ее вытаскивали оттуда деревенские тетки, в компании которых ходила за ягодами, она говорила:
– Но, слава Богу, не головой вниз, без командира не осталась. А если командир на посту, то и все остальное в полном подчинении.
На самом деле, Зинаида Сергеевна обладала какой-то невероятной верой в хороший исход всего, что бы с ней ни произошло. Этот настрой всегда привлекал к ней Ульяну.
Сломанная рука заживала быстро, но во время болезни Ульяна помогала ей мыть рыжие жесткие кудри.
– Ты ведь знаешь, что рыжим сам Бог помогает? – говорила она, расчесывая влажные волосы здоровой рукой. Потом, поймав странный взгляд Ульяны, она сощурилась. – А, ты догадалась, да?
– Д-да… – Ульяна неуверенно кивнула.
– Молодец. Впрочем, для такого следопыта, как ты, неудивительно. – Она шумно вздохнула. – Я, знаешь ли, поклонница молодости и красоты. Я делала подтяжки дважды. Я сделаю еще, если из зеркала на меня будет пялиться старушечья морда. – Умирать надо молодой! – заявила она и громко засмеялась. – Шутка! – добавила она. – Но с бо-ольшой долей правды…
Вспомнив о той сцене, Ульяна поймала себя на мысли, что и сейчас лицо тетки не тянет на паспортный возраст. Не прошла ли она снова через экзекуцию?
– … кажется, я сказала тебе совершенно ясно… – Ульяна наконец услышала слова, обращенные к ней. – Сейчас ты получишь от меня свадебный подарок.
– Зинаида Сергеевна, над вами кто-то пошутил… Или надо мной… – Она усмехнулась, чувствуя, как краснеет. Дурацкие шуточки. – Я вообще не собираюсь выходить замуж.
Зинаида Сергеевна пристально посмотрела на девушку:
– Ульяна Кузьмина, моя драгоценнейшая и самая любимая двоюродная племянница, никто не говорит, что ты выходишь замуж прямо сейчас. И насколько я знаю, тебе пока не за кого выходить.
– А… тогда подарок зачем?
– Я, кажется, ясно сказала: мы с тобой больше не увидимся. Никогда. Следовательно, я не смогу вручить подарок в день твоей свадьбы. – Она помолчала. – Поэтому я отдаю его тебе раньше. – Она поджала тонкие губы и сощурилась. – Что тут непонятного, Улей? – Она назвала ее почти забытым детским прозвищем. Ульяна почувствовала, как в душе что-то дернулось, а потом начало саднить. И если тетка всерьез угрожает никогда больше не видеться с ней…
– Вот. – Зинаида Сергеевна выдвинула ящик старинного комода из карельской березы и достала шкатулку. Она была не слишком большая и не слишком маленькая. Если бы Ульяна не знала, что у тетки не бывает ничего простого, обычного, то она бы и не подумала, что шкатулочка эта из настоящего черного, или, по науке, эбенового, дерева. На боку болтался желтый замочек. Золотой, не усомнилась Ульяна. – И ключик вот он. – С улыбкой искусителя она протянула Ульяне ключик чуть больше булавки. – Вот он, подарок. – Она испытующе смотрела на племянницу, пытаясь как следует прочитать все мысли, которые в данный момент вертелись у той в голове. Зинаида Сергеевна всегда любила это занятие. Надо сказать, у нее получалось. – Но я ставлю одно условие, дорогуша. Ты должна дать мне слово, что вставишь этот ключик, – она покрутила его за витой хвостик перед носом Ульяны, и та ощутила запах свежих тонких духов, – только в день свадьбы.
Ульяна неожиданно для себя ухмыльнулась. Мол, попробуй проверь.
– Слово, Улей, слово. Как бы трудно ни пришлось тебе в жизни, ты не прикоснешься к моему подарку до того самого дня…
– Зинаида Сергеевна, послушайте, я до сих пор не собиралась выходить замуж, я и сейчас не собираюсь, да и вряд ли соберусь… Так что же, я умру, не узнав, что вы мне подарили?
– Значит, не узнаешь. Значит, оставишь в наследство двоюродным племянникам. Родных-то у тебя нет и не будет, твои родители только тебя на свет успели произвести до того, как разбежались. – Она поджала губы.
– У меня трое двоюродных. Кому из них?
– А вот это уж твое дело.
– О-ох. Но как я стану дарить то, о чем понятия не имею? Значит, перед тем как подарить, мне все равно придется заглянуть внутрь?
– Нет, ни в коем случае. Я ведь беру с тебя слово. – Губы тетки в яркой помаде разъехались, а глаза сощурились и стали похожими на щелки. – Между прочим, в нашем роду уже был случай, когда свадебный подарок обрел хозяина через поколение.
Ульяна фыркнула, потом с сомнением покачала головой:
– Я слышала по радио, что сегодня на Солнце что-то происходит, на нем образовалась какая-то дырка…
– Не пытайся намекать, что я не в себе. Я всегда делаю только то, что хочу. Ты разве до сих пор не заметила?
– Не слепая, – хмыкнула Ульяна и потянулась за шкатулкой.
– Слово, дорогуша. Я жду слова. – Теткины наманикюренные пальцы побелели, впившись в черное дерево. – Я жду слова. Я знаю, ты умеешь его держать. Ты не откроешь ее, пока не соберешься замуж.
– Ловлю на слове! Вот я соберусь… я подумаю, что собралась, и…
– Не-ет, не передергивай. Надо, чтобы и он тоже собрался на тебе жениться. А то ты, хитрованка, выйдешь на улицу, увидишь кого-то и скажешь себе: соберусь-ка я выйти за вон того, в шляпе… – Зинаида Сергеевна захихикала.
– Ну и что такого случится с подарком, если я посмотрю? – спросила Ульяна, и в голосе ее прозвучали просительные нотки.
– Ничего с подарком не будет, – ответила Зинаида Сергеевна, пристально глядя на раскрасневшееся лицо девушки. – С тобой будет.
– Я не понимаю.
– И не надо, пока не надо. Так я получу от тебя то, что хочу? – с нетерпением в голосе повторила она, не сводя глаз с девушки. Зинаида Сергеевна понимала – у Ульяны сильный характер и уж если она что-то пообещает, то можно не сомневаться – не нарушит ни за что. – Вещь стоящая, дорогуша, не прогадаешь, – подзуживала ее тетка, хитро щурясь. – Всю жизнь будешь меня вспоминать.
Ульяна рассмеялась, смех получился хриплым, она явно волновалась. Внезапно она почувствовала себя похожей на ту собачку, которая нарисована на фантике от конфет «Ну-ка, отними».
– Сама понимаешь, дряни я никогда в жизни при себе не держала, – продолжала ее тетка. Она повертела свой подарок перед носом Ульяны. Солнечный луч уцепился за золотой ключик, и он сверкнул так ярко, что Ульяна зажмурилась, спасаясь от настырного солнечного зайчика.
– Ну, что-о там, а? – просительным тоном произнесла Ульяна, пытаясь прибегнуть к давней детской манере, напомнить тетке прежние времена, когда она на лето приезжала к ним в заказник. – Бриллианты? Те, в которых вы сиживали в царской ложе в оперном театре?
– Нет, милочка. – Зинаида Сергеевна расплылась в самодовольной улыбке. – Бриллианты я уже продала. – Она свела на переносице слегка подчерненные брови. – Мне ведь надо было прилично дожить до сего дня после смерти моего мужа, Ксаныча.
– А на что вы собираетесь жить дальше? – нагло поинтересовалась Ульяна.
– Дорогая, ты помнишь, в каком году я родилась?
– Не важно, в каком вы родились. Я вижу, какая вы сейчас.
– Благодарю, надеюсь, это комплимент. – Она улыбнулась, очень молодо. – Судя по всему, ты не лукавишь. – Она шумно втянула воздух. – Ты просто не умеешь этого делать. Впрочем, жаль, – неожиданно добавила она. – Но это не важно. Я, знаешь ли, меняю свою жизнь, как теперь говорят, круто. – Она вскинула подбородок. – Я давно для себя решила провести последние годы жизни в раю, то есть оказаться там не после жизни, а еще при ней. – Ульяна вытаращила глаза. – Ульяна, не напрягайся. – Тетка улыбнулась. – У каждого – свое представление о рае. Для меня он похож на… Австралию. Там, где кенгуру, и коала, и страусы. Знаешь, на них можно кататься. – Тетка засмеялась, смех у нее был звонкий, как у молоденькой девушки.
– Вы…
– Я уезжаю не одна, а с человеком, который нашел меня снова…
Ульяна открыла рот и не могла его закрыть.
– Ну да?
– Да. Но он поставил мне условие: он хочет, чтобы остаток жизни мы провели бы с ним только вдвоем. Чтобы ничто в мире больше не стояло между нами и никто, как это было всю жизнь… – Она вздохнула, ее глаза сощурились, словно она всматривалась в то, что на самом деле стояло между ними до сих пор. – Моя первая любовь, детка. – Больше я ничего не могу тебе рассказать, он не разрешает.
– Вы такая послушная? – скептически скривив губы, спросила Ульяна.
– Женщина иногда разрешает себе меняться. Если мужчина просит, а она считает его достойным такой просьбы. Итак, считай, что меня больше нет на этой земле, я уже в раю. Навсегда.
– Но… когда люди расстаются друг с другом в полном здравии, они просто не могут представить себе друг друга в ином состоянии. – Ульяна пожала плечами. – А знаете, мне это нравится. Он… кто? Поляк?
– Не пытайся узнать то, чего все равно никогда не узнаешь.
– Понятно. – Ульяна не с потолка задала свой вопрос. Несколько родов, к одному из которых принадлежала Зинаида Сергеевна, переехали из Польши в Россию, на пустующие земли нынешней Белоруссии. На той земле они сделали не одно состояние, но со временем и по обстоятельствам жизни род, к которому принадлежала Зинаида Сергеевна, мельчал, а в начале прошлого века вообще рассеялся. Его осколки долетели до Сибири. А кто-то из польских переселенцев мог добраться и до Австралии.
– Могу лишь сказать, что и там я не расстанусь с принципами своей нынешней жизни на три «б», – заметила Зинаида Сергеевна.
– А… что за принципы? – Ульяна свела брови, силясь догадаться.
– Базар, баня, бассейн. Ульяна расхохоталась.
– Ты согласна, что это общечеловеческие ценности?
– Может быть, я бы и согласилась, но мне их никак не воплотить. Только один могу – баня.
– Но знаешь, к этим принципам можно отнестись не так буквально, как ты это делаешь. – Зинаида Сергеевна села в кресло напротив Ульяны, положила шкатулку к себе на колени и как человек, давно освоивший язык жестов, развела руками, обратив открытые ладони к собеседнице, тем самым подтверждая свою открытость и искренность слов. – Базар. Только зная, что и почем на базаре, ты можешь судить о реальной жизни. Баня. Как ты понимаешь, можно мыться в ванне, но, чтобы с тебя сошло семь потов, без парилки не обойтись. Бассейн. Вода – наша с тобой среда, дорогой мой скорпиончик.
– Но у нас с вами разная вода, – уверенным тоном заявила Ульяна. – Вы, конечно, тоже знак воды. Рак. Но ваша вода уже в виде пара. А моя вода – в виде льда.
– Да, ты можешь заморозиться на время и потом разморозиться. На это я и рассчитываю, вручая тебе свой подарок. – Она постучала костяшками согнутых пальцев по крышке коробки.
Ульяна засмеялась и потрясла головой.
– Понятно. А… ваш…
– Не задавай лишних вопросов, – напомнила ей Зинаида Сергеевна. – Надеюсь, ты поняла, что для полноты жизни необходимы все три «б»?
– Поняла. Буду стараться.
– Итак, ты даешь мне слово, а я тебе – шкатулку.
– Даю. Я даю свое слово, – совершенно серьезно сказала Ульяна.
Зинаида Сергеевна встала и торжественно подала коробку, сверху положила ключик.
– Не знаю, благодарить вас или…
– Конечно, благодарить. Ты ведь воспитанная девочка. – Зинаида Сергеевна наклонилась к Ульяне и поцеловала в щеку. – Ну, вот и попрощались.
Ульяна поцеловала в ответ напудренную щеку. Пудра пахла по-старинному, а она думала, что «Лебяжий пух» уже навсегда отлетел в прошлое.
2
За окном гудел ветер, он бросал в окна пригоршни дождя. Но вой ветра и стук капель веселили душу. Казалось, эти звуки подгоняют сердце, оно бежит быстрее, разгоняя кровь по всему телу. Ульяна отпила из большой кружки глоток кофе и горящими от напряжения глазами снова уставилась на экран компьютера. Нажала несколько клавиш, серый экран мигнул, и на мягких лапах вышла из ниоткуда ее любимая хранительница экрана – львица. Ульяна всегда любовалась ею и, не отдавая себе отчета, всякий раз хотела найти сходство с собой. «Тоже, царица тайги», – фыркнула она, осуждая себя за чрезмерную наглость.
Она нажала кнопку на панели монитора, экран погас. В тишине ночного дома застенный рев ветра стал слышнее, и, оставшись наедине с собой, ушедшая из виртуального мира Ульяна ощутила непонятную тревогу. Как будто этот ветер нес с собой не только весну, прихода которой она всегда страстно ждала, хотя пора бы и привыкнуть – уже тридцатая весна. Но эти порывы, казалось, хотели ее по-особому раззадорить, разозлить, сдернуть привычный панцирь неколебимой уверенности в том, будто все в ее жизни идет так, как надо. Как она хочет. А этот дождь, с его крупными каплями, так угрожающе похожими на крупные слезы, которые очень редко, но все же срывались с ее ресниц, – не предвестник ли он ее слез?
Она повела плечами, отодвигая пришедшие в голову мысли, и резко встала с рабочего кресла. Словно обиженное на нелюбезное обращение, кресло несколько раз крутанулось и замерло.
Ульяна подошла к окну. Там, дальше, в глубине двора, под дождем чернел пруд. Вот, между прочим, где полно ее слез. Если бы она знала, что они помогут, она лила бы их над ним и дальше, наполнила бы до самых краев. Но, как трезвый человек, Ульяна понимала: не поможет.
Она приехала от тетки из Питера с тем чудным подарком к свадьбе и обнаружила, что вся рыба в пруду лежит кверху брюхом. Зеркальные и обыкновенные карпы, затесавшиеся самозванцы-толстолобики – только тогда она и узнала, что неведомо как они пробрались в ее пруд, – все лежали на темной глади воды, как на огромной сковороде. Когда сковороды-аэродромы ставили в протопленную русскую печь, пришло ей вдруг на ум, деревенские хозяйки шутили друг над другом: «На Маланьину свадьбу, что ли, готовишь?»
Слово «свадьба», внезапно всплыв в памяти, задело что-то внутри, и Ульяна ощутила укол – но не в сердце, в голову. Смешная эта Зинаида Сергеевна. Жила всю жизнь «как я сама хотела» и твердила это, будто заклинание. На самом ли деле она так хотела или принимала все, что ей отпускала жизнь от своих щедрот, присваивая себе, собственной расторопности, упорству, – трудно сказать…
Впрочем, нет, не лгала двоюродная тетка, иначе как объяснить, что в ее-то годы можно взять и сняться с места, двинуть на край света? В рай. С кем-то. С мужчиной. Но могла ли сомневаться она, Ульяна Кузьмина, прожившая на этом свете почти тридцать полных лет, что тетка и впрямь укатила в неизвестность? Ага, на старости лет к трем «б» она решила прибавить три «к»: кролики, кенгуру и коала. Неожиданная мысль развеселила Ульяну и отодвинула тоскливое беспокойство, которое в последнее время все чаще наваливалось на нее.
Она отошла от окна и выключила настольную лампу. Закрыла глаза, постояла минуту и открыла снова, чтобы лучше видеть в темноте. Сегодня луна почти полная, и по стенам, по потолку и полу ползали тени от еловых веток, от рябины и черемухи, которые трепал ветер.
Спать не хотелось, весна будоражила нервы, Ульяна уселась в кресло возле почти прогоревшей печки и, глядя на красные мигающие угли, вспомнила, как вернулась от тетки и совершила довольно странный поступок.
Уголек нырнул между прутьев решетки, а потом в поддувало и выкатился на металлический лист, прибитый перед печкой. Она наклонилась, подцепила его совком и отправила обратно в печь.
Что она сделала? Выкопала пруд. Запустила туда карпов. Она все так хорошо просчитала и должна была остаться в прибыли. Она осталась бы в прибыли! Но…
Ах, это «но»! Это то самое, что невозможно просчитать. Это то, что называется форс-мажорными обстоятельствами. Но Ульяне Кузьминой ничуть не легче.
Она откинулась на спинку кресла, закинула руки за голову и застонала. Она прошлась по многим сайтам в Интернете, в которых вывешены объявления о продаже и покупке оружия. Нет, она ничего не покупает и не продает, поспешила успокоить себя Ульяна. Она выкрутится и так, она придумает, где взять эти тысячи долларов. Она перехватит у других, отдаст тем, кому должна, потом снова перехватит.
«Ты хочешь выстроить пирамиду? Ты что же, надеешься всю жизнь жить в долг?» – зазвучал в ушах голос матери.
Странное дело, он всегда звучит у нее в ушах в подобных обстоятельствах, и всегда вот в таком тоне.
«Плюнь, девочка, и живи дальше, – зазвучал голос отца. – Жизнь продолжается, не важно, согласна ты с этим или нет. Она всегда, между прочим, эта жизнь, прекрасна своими неожиданностями!»
Этот голос ей больше нравился, как и манера говорить. Но чтобы жить по этому принципу, надо быть ее отцом. А она все-таки другая. Поэтому нужно выбирать что-то среднее между голосами родителей, свой голос.
Свой собственный.
А собственный внутренний голос подсказывал ей: все-таки придется с чем-то расстаться, с чем-то ценным, чтобы расплатиться с кредитом. Продать. Потому что долг велик.
Ну почему, почему прошел тот чертов дождь? Биологи в их заказнике сделали анализ воды в пруду и обнаружили кислоту, причем содержание ее было таким, что сдохли бы крокодилы, а не только карпы. Она не могла поверить, что рыба на самом деле сдохла из-за кислотного дождя.
Ульяна переворошила кучу книг, и да, оказывается, такое возможно. Где-то образовался смерч, он поднял вверх кислоту. Но для этого ее нужно было где-то держать открытой! Но где? Если бы такое произошло не здесь, а в какой-то европейской стране, то можно было бы подать в суд, даже потребовать заплатить за моральный ущерб. «Ага, за смерть каждого отдельно взятого карпа, – одернула она себя. – Размечталась. И про самозванцев-толстолобиков не забудь, пожалуйста».
То был последний дождь осени, когда его и быть-то уже не должно, октябрь на дворе. Но стихия потому и стихия, что она не подчиняется логике. И нежные карпы, которых через две недели она собиралась выловить и продать, погибли.
В интернетовских сайтах Ульяна ничего подходящего не нашла, хотя не признавалась себе до конца, что именно там искала. Но сколько ни избегай прямого ответа, все равно рано или поздно придется дать его самой себе.
Она хотела продать. Продать?
Ульяна рывком выпрямилась в кресле и посмотрела в сторону платяного шкафа. Там на нижней полке лежала шкатулка из эбенового дерева.
Ее сердце заколотилось. А если там…
Голос Зинаиды Сергеевны тотчас зазвучал в ушах: «Я спокойна. Ты дала мне слово, значит, ты его не нарушишь. Ты всегда была очень честной девочкой».
– Черт бы побрал эту честность! – прошипела Ульяна и отвернулась. Если она не выкрутится и не расплатится, вот тогда будет свадьба. Собачья, не меньше. Да ее просто растерзают.
Ульяна почувствовала, как кровь прилила к вискам и начала пульсировать. Противно, давяще.
Шутница тетка. А может, это у нее самой дурацкий характер: дала слово – содержи.
Ульяна не раз трясла подаренную теткой вещицу, но внутри ничто не отзывалось. Зинаида ясно сказала, бриллиантов там нет. Ладно, пускай лежит.
А может, там вообще пусто? Нет, Зинаида не пошла бы на обман. Тем более у нее всегда было что подарить. Она много дарила ей подарков, все они были или оригинальные, как веер из Японии, настоящий, костяной, или дорогие, как часы «Брегет», или функциональные, как старинная чугунная ступка в придачу к кулинарной книге Молоховец. И то, и другое, и третье – предметы вечности. Муж Зинаиды Сергеевны, с которым она прожила всю жизнь, был геологом. Он искал алмазы не только в Якутии, но и в Африке, в Юго-Восточной Азии, помогал развивающимся странам. Так что в шкатулочке из эбенового дерева не воздух заперт на позолоченный замочек. Это точно. Но сам замочек заперт для нее, хотя и ключик при ней!
Открыть – значит не только нарушить обещание, но и прервать игру, в которую ее втянула лихая тетка Зинаида.
Открыть и, если там на самом деле что-то ценное, продать и расплатиться. А как же тогда…
Остаться без подарка на свадьбу! Ульяна громко засмеялась и тотчас услышала стук когтей по деревянному полу – на пороге комнаты заблестели две точки в темноте.
– Дика, я разбудила тебя? – почему-то шепотом спросила Ульяна. – Ну иди сюда, иди, моя хорошая псинка.
Дику не надо было долго уговаривать, она подошла к хозяйке и уткнулась носом ей в колени.
Ульяна положила руку на теплый собачий загривок:
– Прости, не даю тебе спать. Посиди со мной. Днем прихватишь, доспишь.
Дика тихо засопела и улеглась в ногах хозяйки. Тепло от нее устремилось прямо в сердце, и оно от этого странного прилива, как показалось Ульяне, стало больше и уже распирало грудь. А… на самом деле… Может, когда-то и впрямь найдется человек, мужчина, от которого будет исходить особое тепло, от которого ей станет не менее приятно… чем… Она хмыкнула. «Чем от тепла Дики, да?» – ехидно спросила она себя.
Дика дернулась во сне, лапы задвигались, наверное, ей снился сон о том, как она преследует норку, за которой недавно гонялась как оглашенная, нарушая все правила охоты. Она выследила ее под мощными корнями старой сосны и отчаянно пыталась достать. Зверек так же отчаянно сопротивлялся. И победил, оставив на носу лайки рваную рану.
Какая коварная Зинаида Сергеевна, надо же! Ульяна никогда не думала о свадьбе, никогда не представляла себя участницей такого события. Но с тех пор, как тетка сделала свой подарок, она то и дело ловила себя на мысли о… нем.
Кто он? Какой он должен быть?
Ну а если всерьез, спросила себя Ульяна, кто из тех, кого она когда-то знала, мог бы подойти на роль ее мужа?
Она перебирала в голове знакомых мужчин, а их было много, потому что у нее была мужская профессия. Ее признали только потому, что она дочь своего отца.
Не только память о том, что он здесь работал, как славился заказник при нем, какие охоты для начальников здесь устраивались, сыграло свою роль. Отец ее и по сей день на хорошем посту в Москве, он может помочь заказнику и деньгами, и распоряжениями в его пользу. И ее он выручит всегда. Мог бы даже расплатиться с кредитом. Наверняка. Только она никогда об этом его не попросит.
Так что же, столько мужчин прошло перед глазами, и ни на ком не задержался взгляд?
Задерживался. На время. А потом соскальзывал. При ближайшем рассмотрении все было одно и то же: «Ты – женщина, стало быть, марш на кухню. А я, мужчина, – на твое место».
Губа не дура, усмехалась про себя Ульяна. Такого места, как у нее, поискать. Но оно не с неба ей упало прямо в руки. Быть дочерью своего отца – это, конечно, подарок, но вроде Зинаидиного – и есть подарок, а ты попробуй его возьми. Ей самой пришлось много перепахать и многому научиться.
«Ты не от женщины родилась, бор породил тебя по весне». До сих пор не забыть ей строчку из стихов, которую нашептывал ей самый упрямый мальчик, который ходил за ней по пятам в институте. Милый мальчик, но разве он мог быть партнером такой, как она?
Он очень нежно целовался, у него был прелестный голос, он учился на экономическом отделении. Но она-то училась на охотоведении!
Бедный мальчик, как он прав, хотя и сам не знал насколько. Она действительно родилась, наверное, не от женщины, не от своей матери – это точно. Она родилась от отца. Иначе откуда бы взялись все ее способности и умение? Она стреляет так же метко, как отец, у нее водительские права трех категорий, а это значит, что, если надо, Ульяна Кузьмина может управлять хоть танком, – она немного не догнала отца, потому что он спокойно чувствует себя и за штурвалом маленького самолета, который его фирма недавно купила, и, как она понимает, в угоду ему. Она носится на любом снегоходе – будь то блестящий и сверкающий канадский «Бобкэт» на двух лыжах или наш могучий «Буран» с одной лыжей впереди, совершенно спокойно раздвигающий кусты. Она стреляет из лука и арбалета, правда, коллекция этого оружия у отца в Москве. У него есть специальная комната с «мужскими игрушками», как он говорит, счастливо улыбаясь. Она завистливо вздохнула. Впрочем, если она захочет, похожая будет и у нее.
Будет. Захочет. Она скривила губы и наклонилась, чтобы закрыть поддувало печки. Без доступа кислорода, как она усвоила еще на уроках физики, угли прогорят до золы. Дика недовольно взрыкнула: мол, сколько можно мешать спать?
Ульяна улыбнулась:
– Прости, дорогая. Я больше не буду.
Теперь ей надо думать не о коллекциях и развлечениях, а как вынырнуть из проблем с прудом и карпами. Черт бы ее побрал, мало ей контрольного пакета акций «Русского сафари» – охотничьей фирмы при заказнике, мало ей… «Человеку никогда не бывает как раз, ровно столько, сколько надо его конкретной натуре», – вспомнила она слова отца, когда рассказывала ему о желании завести карпов. И тогда отец познакомил ее с кредиторами.
Точнее, с одним из них.
– Все, вставай, дорогуша, – сказала девушка решительно, вытаскивая ноги из-под Дики.
…Она вспомнила лицо кредитора, скорее, его глаза, которые бесстыдно раздевали ее. И это при том, что их только что познакомил отец, в ту секунду отошедший в сторону ответить по мобильнику на звонок.
– Мы могли бы договориться… о процентах…
– Мы уже договорились о них, – сказала она таким тоном, словно не услышала ничего в его голосе, кроме слов, имеющих совершенно определенное значение.
– Ульяночка, – он втянул воздух, – от вашего имени веет такой же незамутненной свежестью, как от весеннего бора… – Он провел ладонью по совершенно лысой голове и обежал взглядом ее всю, с головы до ног.
Она почувствовала, как липкий пот покрывает тело.
– Обычно мое имя ассоциируется с ульем пчел.
– Ох, я не рискнул сказать этого. Но коль вы сами заговорили об этом, я замечу, что они целебны во всех своих проявлениях. А их укусы целительны. Прикосновение милых жалец молодят дух и душу. – Он облизнул губы и уставился ей на грудь.
– А вы не слышали, что укус десяти пчел смертелен? – ехидно заметила Ульяна.
– Что вы говорите? Но я бы не стал приманивать к себе целый десяток. Мне вполне хватило бы одной милой сладкой пчелки… Так я начал о процентах?..
– А я закончила о них. – Ульяна стиснула зубы и посмотрела в масленые желтоватые глаза. Она не была уверена, что именно сейчас выпалила бы этому типу, если бы не подошел отец.
– Ну так что, по рукам? – Он положил руки на плечи ей и кредитору, посмотрел сначала на нее, потом на него. Она еще не пришла в себя, и по ее напряженному лицу отец решил, что она переживает, влезая в долги. – Ничего, дочка, тебе это раз плюнуть, обернешься. Главное, у тебя уже есть рынок сбыта, ты права, его надо окучить раньше всех. – Потом он повернулся к мужчине: – Ну а ты, мой милый, не переживай. Я поручитель. Так что если моя дочка зажмет, – он ей подмигнул, – на стрелку вызывай меня.
– Все понял, Кузьмин. Но я предпочту иметь дело с твоей дочкой. – В его голосе прозвучало нечто, заставившее Ульяну вздрогнуть. Перед ней стоял совершенно другой мужчина. Жесткий, сильный и безжалостный.
После, когда она увидела мертвых карпов в пруду, первое, что пришло в голову, – не его ли рук дело? Но потом, поразмышляв, она решила, что для него это слишком мелко. Имея миллионы, стоит ли заводиться из-за тысяч? А потом узнала про кислотный дождь, который выпал не только над ее прудом, но и над огородами и над рекой.
Дика осталась лежать перед креслом, видимо, снилось ей что-то настолько приятное, что она не хотела выныривать из сна и возвращаться на свой коврик в прихожей. Ульяна подошла еще раз к окну. Небо прояснилось, на нем были мелкие звездочки, они мерцали так уютно, так спокойно, что ей захотелось пойти спать.
Она укрылась легким пуховым одеялом и свернулась клубочком – любимая с детства поза, утробная поза, самая защищенная в мире.
Перед тем как уплыть в сон, она снова подумала: «Ах, Зинаида Сергеевна, а не обладаете ли вы какими-то особенными талантами, скажем, даром внушения? Может, для того-то вы и подсунули эту шкатулку, чтобы мучить? Заставлять думать о ней, а через нее – о разных мужчинах, тем более что весна на дворе?»
