Текст книги "Окольцованная птица"
Автор книги: Вера Копейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
3
На крыльце раздался топот, и в дверь постучали.
Ульяна проснулась мгновенно, она выпрыгнула из постели, посмотрела краем глаза на часы. Десять! Вот это да! Ночные бдения не доводят до добра. Конечно, нет никакой срочности бежать в контору, но она не любила тратить время попусту.
В пижаме в мелкую розовую клеточку она протопала к двери, покрутила ручку и толкнула.
На пороге стояла Надюша, жена директора заказника и ее непосредственного начальника и компаньона Сомова. Ее старшая и любимая подруга.
– Ох, Ульяна, ты могла бы оказаться на ее месте! – не здороваясь, протараторила она, глаза ее блестели так, будто она с утра выпила две бадейки крепкого кофе, который любила, кажется, больше всего в жизни.
– Н-на чьем это? – покрутила головой Ульяна, никак не придя в себя со сна. – Да ты входи, входи. – Она поежилась от утреннего морозца, который наобещали, и не обманули, ночные яркие звезды, похожие на сладкую кукурузу из банки.
– Погоди, потом. Быстро, давай быстро сантиметр. Я хочу убедиться.
– Сантиметр? – Ульяна нахмурила брови, густые и ровные, как рысий хвост. – Черт знает, где он. Может, тебе складной метр подойдет?
Надюшка оторопело посмотрела на Ульяну:
– Совсем плохая. Как я складным-то метром тебя обмерю?
– Меня? Зачем? – Ульяна нахмурилась, но губы на всякий случай сложила в улыбку. Такое выражение лица означало что-то вроде: понимай как хочешь. – А, ты собираешься наконец сшить давно обещанную юбку. Вот спасибо. – Лоб расправился, зеленоватые глаза заблестели, улыбка стала похожа на искреннюю.
– Юбку, говоришь?
– Но ты обещала! – В тоне Ульяны послышались капризные нотки. – Ты мне обещала.
– Сама знаешь, сколько полагается ждать обещанного.
– Три года. Пошел, между прочим, четвертый.
– Ну и память у тебя.
– Да, она уже перестала быть девичьей.
– Ты дашь мне наконец сантиметр?
– На, на! Возьми свой сантиметр! – Ульяна фурией метнулась к комоду, дернула ящик, замерла, уставившись на Зинаидин подарок, и разозлилась: опять она! Все время попадается на глаза! Потом пошарила рукой и вытащила сантиметр в круглой баночке-футляре. – На! – С деланной злостью она сунула его в руки Надюше.
– А ну повернись, – скомандовала та тоном заправской портнихи, которая всегда чувствует себя властелином клиентского тела.
– Может, мне присесть?
– Знаешь, не, всем же быть верстой коломенской! Я знаю, в тебе ровно сто семьдесят девять сантиметров. – Маленькая Надюша дернула подругу за руку, чтобы заставить ее выпрямиться, а сама сняла туфли тридцать третьего размера и влезла на пуфик, обтянутый нежной серой шкурой молодого волка. – Так, объем груди. – Она резво обхватила сантиметром грудь Ульяны.
– Послушай, но для юбки зачем мерить грудь? – удивилась Ульяна. – Я буду надевать ее через ноги. Я никогда не надеваю ее через голову, – недоуменно бормотала она, но подчинялась напору Надежды.
– Через ноги хорошо штаны снимать, – хмыкнула Надюша, – но ты готова в них даже спать. – Она оттянула резинку на пижамных штанах и быстро отпустила. Резинка больно щелкнула по животу.
– Ой, а ты еще и садистка, кроме всего прочего, – потерла теплый живот Ульяна и подтянула штаны повыше.
– Так, дубинушка, девяносто два. Знаешь, твои параметры гораздо гармоничней, чем у нее.
Наконец до Ульяны дошло, что Надюша твердит о ком-то конкретном.
– У кого это – у нее?
– У королевы красоты этого года!
– Ч-чего? Ты что…
– Я – ничего. Ты – чего. Ты с луны свалилась? В стране каждый год новая «Мисс Россия». По телевизору показали нынешнюю. Ты ведь никуда, кроме как в свой компьютер, не смотришь, виртуальная ты моя реальность. И не знаешь, что параметры нашей новой королевы совпадают с твоими. Рост – точно твой, грудь у тебя даже лучше. Дай-ка талию померить. Ну вот, я так и знала! – торжествующе утерла нос неведомому оппоненту Надюша. – А у нас талия тоньше! Шестьдесят!
– А… у нее?
– Да она корова, а не королева! Шестьдесят четыре.
– По классике окружности головы и талии должны быть одинаковы, – теперь уже с тайной гордостью заявила Ульяна.
– Ого, да ты не так проста, как кажешься! Я-то думала, у тебя в голове сидят только калибры патронов. А ты еще кое-что знаешь.
Ульяна засмеялась.
– А как у нее с бедрами? – Она оглядела свои и слегка вильнула ими под широкими пижамными штанами.
– А знаешь, ты очень грациозно двигаешься, – похвалила Надюша, – поверь мне, я не зря училась балету.
– Странное дело, как таких крутых мужичков, как мой отец и твой Сомыч, одновременно потянуло на прекрасное? С чем это связано?
– Про твоего отца не знаю, не могу гадать, но ты ведь знаешь, что мой Николай Степанович вдовец? Я ни от кого не уводила его. Только от одиночества.
– Да, знаю, я ведь помню тетю Клаву. Но она была совсем не балерина.
– А я была. Потому, уверяю тебя, ты очень пластична. Так, меряем бедра.
Она стиснула сантиметровой лентой бедра Ульяны.
– Потрясающе. Они точно такие по объему, как грудь. Ты дивно сложена, Ульяна Кузьмина. Гораздо лучше этой мисс-сс. – Надюша прошипела последние звуки, и в этом шипении слышалось явное неудовольствие. – Как важно оказаться в нужное время в нужном месте…
– Да, поэтому я и оказалась тут, а не там. Надюша усмехнулась:
– Я рада за себя.
– Эгоистка.
– Что бы я делала здесь, в этом темном лесу, без такой, как ты.
– Что сейчас со своим Сомычем делаешь, то и делала бы.
– Знаешь, так приятно смотреть на распускающийся бутон…
– А что, твои тюльпаны уже собираются распуститься? – оживилась Ульяна. – А у моих даже нет и щелочки, чтобы подсмотреть цвет. – Она взволнованно взглянула на Надюшу.
– Слушай, может, тебе надо было пойти в цветоводы? В это лето чем ты засадишь свой огород? – свела ниточки черных бровей на переносице Надюша.
– Ночной фиалкой. Я купила тридцать пакетиков. Значит, и до твоего носа долетит ее запах.
– А по-моему… ты собираешься кого-то приманить на запах. Сомыч говорил, ты зимой проводила опыты по пахучим привадам на волков зимой, и очень удачно. Он говорит, когда приехала бригада волчатников, они просто писали кипятком. – Надюша хихикнула, повторяя свою любимую фразу, выражающую полный восторг. – Так, может, ты и летом что-то задумала, а? Теперь и Ульяна хихикнула.
– Это отец познакомил меня с одним профессором, который занимается вонючками полвека. Он мне кое-что дал. Но мы на той бригаде с Сомычем хорошо заработали. А профессору я послала отчет. Всем приятно, правда?
– Вы с Сомычем великие коммерсанты.
– Это уж точно, – фыркнула Ульяна. – Ладно, не огорчай меня с утра.
Вплыла Дика, сонная и тихая.
– Привет, собачка, – защебетала Надюша.
Дика ткнулась в круглые колени гостьи, которая принципиально не носила брюк, а всегда ходила в прекрасно сшитых юбках выше колен. Тренированные профессиональными танцами ноги были хороши, и, кажется, это чувствовала даже Дика.
– Ты ей нравишься, – заметила Ульяна.
– Она мне тоже. Наши чувства взаимны. – Губы Надежды уже с утра были в полном порядке – контурный карандаш оставил свои следы и французская дорогая помада сделала свое дело. Ульяна всегда восхищалась этой женщиной, которая старше ее на каких-нибудь десять лет. Но она смотрела на нее как на кого-то, кто был совершенно другой породы. Вот у нее Дика – лайка. А есть спаниели, колли, гончие. И они никогда не будут в одной стае. У них и задачи разные. Лайка – по боровой дичи: глухарю, белке, кунице, по крупному зверю. Медведь – это высший класс, а также волк, рысь, лось, кабан. Спаниели – по птице, всяким дупелям и куликам, колли – теперь уже просто сторож, и гончие знают свое дело, гоняются за зайцем. Так что по этому раскладу и они с Надюшей предназначены природой для разного дела. Но это никак не мешает им восхищаться друг другом.
– Вот ты вся в этом, Ульяна, – вздохнула она. – Ведь мы с тобой с чего начали – с королевы красоты. А до чего договорились? До привады на волков. Была бы нормальной женщиной, оказалась бы на месте «мисс», тебе на голову надели бы корону и вручили ключи от машины.
– Вот такие, что ли? – Она вынула из кармана пижамы и сама удивилась, а почему они у нее там оказались, позвенела ими перед носом Надежды. – Так у меня уже есть машина.
– Ты о своей колымаге?
– На «мерине» в наших краях не проедешь. На брюхо сядет.
– Я мечтаю, чтобы когда-нибудь сюда можно было приехать и на «мерседесе», или, как ты выражаешься, на «мерине».
– Эх, если бы не кислотные дожди! – вздохнула Ульяна.
– Да, слышала. – Надюша понимающе посмотрела на Ульяну. – Мне говорил Николай Степанович, ты крупно залетела. Знаешь, я тебе все-таки сошью юбку. Такую, что твои кредиторы дадут отсрочку.
– Ну слава Богу! Нет худа без добра! Хоть какая-то радость от горя!
– Не смейся. – Голос Надюши звучал вкрадчиво. – Ты просто не понимаешь, о чем я говорю.
– Догадываюсь.
– Нет, не догадываешься. Ты думаешь, она будет едва закрывать твою чудесную задницу?
– А как же?
– Не-ет. Когда я работала в Доме моделей, после того как ушла со сцены, я поняла одну вещь: чтобы разбудить воображение мужчины, нужно женщину закрыть.
– Как на Востоке.
– Не смейся. В этом есть смысл. Просто там мужчины более любопытны и романтичны. У них много свободного времени, чтобы гадать, а что за личико под паранджой? Они большие собственники. Никому не покажут свой алмаз! – с восточным акцентом проговорила Надюша.
– Ты знаешь Восток?
– Я танцевала характерные танцы, в том числе восточные. Поэтому много читала о Востоке. И потом, моя мама наполовину татарка.
Ульяна вытаращила глаза:
– Но ты же блондинка, если не выразиться покрепче!
– Да ладно, среди татар полно рыжих. Это наш цвет. Поэтому я чувствую Восток, во мне это генетически заложено. Ну ладно, значит, я приступаю к юбке. В ней ты будешь просто неотразима. Поэтому позаботься о том, куда ты в ней выйдешь.
– Я думаю… вот прихвачу ружьецо и выйду… а вот куда именно – на болото или в поле, – будет зависеть от того, в какой сезон ты закончишь шить.
– Если меня посетит вдохновение, то…
– Прошу тебя, не позднее конца лета.
– Правда? Что-то будет в конце лета?
– В конце лета начнется северная осень. Вот что будет. А в юбке из шелка, даже плотного, – Ульяна подошла к гардеробу черного цвета и взяла с нижней полки кусок ткани, – не походишь.
– Хорошо, – кивнула Надюша. – Я запомню.
Девушка прошлась пятерней по волосам, пытаясь пальцами расчесать свалявшиеся за ночь волосы, и усмехнулась. Неужели Надежда сошьет ей юбку? Этот материал ей подарил отец, когда приезжал сюда в последний раз. Он честно признался, что жена его высмеяла за такой подарок – он привез ей ткань из Индии. «Но что с нее возьмешь, – ухмылялся отец, – оперная дива».
– Как насчет бадейки кофе? – Ульяна посмотрела на Надюшу. – У меня отличные зерна. Венской обжарки. Не слишком темный цвет, но аромат – мертвого поднимет.
Надюша повела носом.
– Я знаю твое пристрастие к запахам.
– Ты снова о приваде на волков? – Ульяна поморщилась, потому что эту приваду она раскладывала в респираторе, иначе ее просто тошнило.
У нее на самом деле очень чуткий нос, звериный нюх, как говорил отец. «Да она по запаху стреляного рябчика находит!» – хвастался он перед друзьями. И впрямь был такой случай, в этой же тайге. Тогда она еще училась в школе, и отец взял ее с собой на охоту. Сбитый рябчик упал в глубокий снег, и она нашла его, но не по запаху птицы, конечно, а по запаху горелого пороха среди зимнего запаха свежести.
– Очень соблазни-ительно, – протянула Надюша. – Но здравый голос утверждает, что печень моя не обрадуется перебору с кофе. Так что, дорогая, пока. – Она, словно быстрая зверюшка ласка, юркнула в дверь – и нет ее.
Ульяна стояла и смотрела, как Надюша пробежала, словно протанцевала, через двор и оказалась уже на дорожке, отделяющей их дворы друг от друга.
Ульяна пошла в ванную. Всякий раз, когда переступала через порог, она испытывала гордость – она сделала то, что хотела. Она хотела здесь, в глухой северной тайге, жить с комфортом, поэтому превратила этот обыкновенный деревенский дом в настоящий западный коттедж: отопление, вода, газ, свет – но при том она оставила и печь, и колодец во дворе. Ванную Ульяна облицевала зеленоватой плиткой, полотенца на блестящей изогнутой трубе тоже были в тон, но цвет зелени гуще. Занавеска для ванны изысканного сочетания цветов – зелень с оранжевыми тонкими полосками, но одинаковой насыщенности тона. Отсюда не хотелось уходить. Стиральная машина стояла в отдельном закутке; когда строили этот дом, то там предполагалась кладовка. Но Ульяна посвоевольничала, довела работяг, которые ей делали все это, до белого каления, но добилась от них всего, чего хотела.
Ульяна сбросила пижаму и встала под душ. Вздрогнула от первых капель – они были холодные, а потом кожа расправилась, ощутив нежащие струи горячей воды.
Воду Ульяна любила всегда, наверное, потому ее повело связаться с прудом и карпами.
Она включила душ посильнее, струи кололи тело, долбили, словно хотели вытолкнуть мысль, не дающую покоя и саднящую, как незаживающая рана от ожога. Стоит разбередить, как все снова – боль и угроза заражения. Потому что кожа еще слишком тонкая, молодая и потому ненадежная.
«Чтобы кожа была надежной, она должна задубеть, огрубеть», – зазвучали в ушах слова отца, сказанные им давно, когда она была маленькая и неловкая. Это было в ту пору детства, когда человек еще не верит, что красивые угли в печи могут обжечь до мяса.
Интересно, подумала она, растирая пену с запахом папоротника по всему телу, мог бы у нее быть муж, похожий на отца? Вот если бы он был, думала она, не ответив на свой первый вопрос, то она не осталась бы один на один со своими неприятностями, которые угрожают ее просто-напросто разорить.
Муж, хмыкнула она, поворачиваясь спиной и подставляя ее потокам воды. А кто сказал, что он оказался бы таким благородным и не орал бы на всю тайгу, что она дура и только потому влезла не в свое дело?
Но Ульяна не пошла бы за такого. Потому до сих пор и одна.
Она выключила воду, отдернула занавеску, капли дождем полетели в зеленоватую ванну.
«Ладно, утро вечера мудренее», – сказала она себе, ступая на коврик и набрасывая на себя темно-зеленое махровое полотенце. От него исходил слабый запах душицы. Стоя перед зеркалом, она рассматривала свое лицо. «Бледновато, но весна еще только начинается», – подумала Ульяна. Она вытерла волосы, которые благоухали ромашкой. Ульяна надеялась, что новый шампунь, который она купила в областном центре, в дорогущем магазине – продавщица уверяла, что он родной, от фирмы, – придаст ее волосам еще более яркий рыжий оттенок. За зиму они стали тусклыми, и рыжинка почти пропала.
Черная, с белым, красавица Дика возлежала на диване, задумчиво глядя за окно. Вот уж кто обладает грацией, подумала Ульяна, так это она, шерстяная медалистка. По экстерьеру у нее «отлично». А если бы были щенки, то она вошла бы в элиту. Но… она тоже не допускала до себя «мужиков». Ульяна пыталась ее вязать, Николай Степанович, директор заказника и ее покровитель, старинный друг отца, настоял, чтобы у Дики и породистого кобеля Гривана было потомство. Но Дика высокомерно взглянула на красавца и повернулась к нему не так, как ожидали: она наморщила нос, оскалила зубы и зарычала. Весь любовный пыл кобеля как ветром сдуло. А Николай Степанович выругался и сердито заявил: «Твоя сука вся в хозяйку. Тьфу, черт. Пустые хлопоты. Пошли, парень, найдем тебе другую. Не хуже будет».
Ульяна хохотала до слез, гладила Дику, обнимала за шею. «Глупые обе, да? Глу-упые. Подумаешь, будто они должны всем нравиться, пускай даже и такие раскрасивые».
Дика повернула голову и доверчиво посмотрела на хозяйку, пошевелив усами.
– Хочешь есть? – спросила она. – Пойдем, сейчас угощу.
Дика спрыгнула с дивана. Ульяна дала собаке ломтики копченой колбасы, которую, по науке, нельзя давать собакам. Но то, что надо по науке, Дика отказывалась есть – она воротила нос от всякого патентованного собачьего корма.
– Мы едим только натуральное, – смеялась Ульяна, когда желающие подластиться к ней приезжие охотники с собаками пытались угостить «деревенскую» чем-то изысканно городским.
Сейчас перед Дикой стояла недопитая миска молока, которое приносит местная почтальонша от своей коровы.
– Ну что, напилась-наелась? – спросила Ульяна, продолжая вытирать волосы. – Или еще колбаски?
Собака моргнула, и Ульяна открыла холодильник. Желтый свет вырвался из него, и Дика отвернулась, он ослепил ее.
– А теперь съешь вареной, чувствуешь, какая душистая?
Дика мигом проглотила колбасу и продолжала смотреть на хозяйку завораживающим взглядом.
– Да я не против, но… Нет, теперь, подруга, на место. – Ульяна взяла себя в руки. – У нас сегодня полно дел. С набитым брюхом дела не делают.
Ульяна включила электрический чайник, относя и к себе только что сказанные слова. Она выпьет кофе, ну, может, съест еще домашнего творога, который сделала сама из принесенного почтальоншей молока.
Ульяна была по натуре сова, ей ничего не стоило заснуть под утро, но рано вставать она просто не могла, как говорят, по определению. Но поскольку у нее ненормированный рабочий день, она не обременяла себя привычным для служащих ритмом.
Сегодня она должна поехать на станцию за охотниками – на весеннюю охоту на вальдшнепов приезжает первая команда из города, из областного центра. А поскольку она управляющий дочерней компанией заказника «Ужма», а если выражаться красиво, то менеджер, она должна их встретить, разместить, сдать на руки егерям, потом проводить обратно. Словом, ублажить так, чтобы они не только сами захотели сюда приехать снова, но и знакомых привезли.
– Еще молочка? – Ульяна кивнула на миску, сжалившись под пристальным взглядом Дики, пристыженная, что сама пьет – не важно, что кофе собаки не пьют, – а ей не дает.
Дика моргнула и наклонилась, длинный язык розовел на фоне белоснежного молока. Но она лакала так аккуратно, что ни капли не проливалось на деревянный пол.
4
– Зайди ко мне, Ульяна, – раздался голос Николая Степановича по интеркому.
– Уже иду, – привычным тоном ответила она и встала из-за стола в своем кабинете в конторском здании, за который только что села.
В новое здание они заселились год назад, прошлой весной когда, наконец доходы от коммерческих дел вокруг заказника дали возможность построить этот терем. Иначе его не назовешь. Настоящий терем среди северного леса, этакий островок европейской лесной жизни. Сомыч на самом деле был мужик не промах. Она знает его давно: когда была еще ребенком, он приезжал к отцу на охоту. Тогда отец был директором питомника, из которого с годами вырос этот заказник, и главными животными стали бобры.
Потом жизнь повернулась странным образом – ее отец влюбился, когда ей было четырнадцать, и уехал к новой жене в Москву.
Кажется, от изумления в тот год с елок осыпались все шишки, под которыми столько километров прошел отец за годы, проведенные здесь.
Он уехал и устроился на работу в Главохоту, а на свое место предложил друга, Николая Степановича Сомова. А когда Ульяна закончила охотоведческий факультет и захотела вернуться в заказник, он попросил Сомова взять ее к себе.
«Ты не пожалеешь. Она настоящий коммерсант». Отец со смехом рассказал о ее коммерческих талантах, которые она проявила еще в школе.
Да, то был великий случай – такого столпотворения в Ужме не помнили ни до, ни после.
Впрочем, сейчас не время об этом вспоминать, одернула себя Ульяна. Кажется, она знает, о чем хочет поговорить с ней Сомыч.
Николай Степанович сидел за столом и пил чай из стакана с подстаканником. Подстаканник, как и все вокруг, не простой, не случайный, а непременно тематический, как и все, чем он пользовался. Кажется, этот мужик погружен по самые уши и заполнен изнутри охотой. Он ничего другого в своей жизни не желал. Он даже за своей новой женой охотился, он выслеживал ее, сторожил, подманивал. И заполучил.
– Чайку выпьешь? – кивнул он на серебристый чайник с кипятком, на боку которого токовал глухарь. Заварочный тоже не прост – на боку изображен здоровенный бурый медведь, заламывающий косулю.
– Нет, спасибо. – Ульяна села напротив и подперла голову руками. – Ну, валяйте, уговаривайте.
– Вот уж нет, – фыркнул он. – Пускай другой дурак найдется тебя уговаривать. Я и с прудом этим твоим почему не стал уговаривать? Почему? – Он поднял вверх палец, а его лицо засветилось гордостью за себя. – Потому что знаю, что такое Ульяна Кузьмина. Помнится, у меня в свое время была одна кобылка в хозяйстве, ох и хороша, но норовиста. Кто только не пытался с ней справиться. Ничего не выходило. Я тоже отказался. Потом приехал парнишка-охотовед на практику. Ничего такого, обычный, ну не метр с кепкой, конечно, да как все ваши – борода козликом, камуфляж на всех местах. – Он подмигнул ей, а Ульяна рассмеялась, она знала, на что намекает Сомыч, и прыснула.
В прошлом году явился к ним один практикант, татуированный под камуфляж. Разделся перед купанием, а Сомыч его увидел и как заорет: «Ты куда в наш пруд в костюме! А ну снимай!» Бедняга с перепугу трусы сдернул, потому что больше ничего на нем не было, он и так все снял. Вот тогда Сомыч чуть не рухнул – стоял парень, оказывается, в чем мать родила.
«Ты что… в камуфляже родился?» Он не отрывал глаз от его причинного места, не в силах понять, откуда там-то камуфляж? Потом никак не мог понять, что это мода пошла такая.
«Ну а боли-то, боли сколько!» – крутил он головой потом три дня.
– Так ты понимаешь, забрал тот малый, он-то был в нормальном камуфляже, кобылкину душу! Объездил!
Ульяна хмыкнула и положила ногу на ногу. Острый носок ковбойского сапожка дернулся вверх.
– Ничего, ничего. Не волнуйся, и на тебя тоже кто-то найдется. Еще не вечер над северной тайгой.
– Да нет вроде. Утро, Сомыч. Ох, утро. А с ним… – Она покрутила головой.
– А с ним знаю, что начинается. Самоедство, да?
– Ну, можете и так назвать.
– Долг чести. Как в картах, да?
– Хотя бы.
– Кстати, вечером заходи, пульку распишем.
– Четвертый нужен.
– Найдем. – Он подмигнул.
– Нет, спасибо. Настроение не то. – Она покачала головой. – Ладно, начинайте учить жить.
– Черт лысый пускай тебя учит.
– Вы про отца моего, что ли?
– Ох, Улей, он, конечно, лысый, но чертом я бы его не назвал. Он мой друг. Ладно. Ты мне вот что скажи. Ты всерьез решила продать ружье? – Николай Степанович отодвинул стакан, на донышке которого в желтоватой чайной лужице плавал выжатый ломтик лимона.
– Да, правда.
– Хочешь целиком покрыть долг? – с сомнением спросил Сомов.
– Ружье того стоит.
– Но ведь оно – отцовский подарок! Ульяна пожала плечами:
– Жизнь тоже отцовский подарок. Она дороже.
– А что, так круто, да? – Сомов уставился на нее не мигая, пытаясь сообразить, что именно она имеет в виду.
– Ага. Кредитор… – Она покачала головой.
– Но ведь отец поручился.
– Не стану же я его подставлять. Сама сделала глупость, сама буду и расплачиваться.
– Но я не думаю, что кто-то попробует из-за этих тысяч тебя жизни лишить.
– Знаете, иногда лучше жизни лишиться, чем себя съесть живьем.
– И то верно. Ну что ж, если решила, я предлагаю тебе хороший ход. – Он подмигнул. – Оч-чень современный.
– Повесить объявление на сайт в Интернете? – спросила Ульяна, пристально глядя в довольное лицо Сомыча. Совершенно ясно, он гордится своей догадкой.
– Ну, ты, дева, даешь. Ничем тебя не удивишь. Она пожала плечами:
– Так я уже его повесила туда.
– На чей же сайт?
– На свой. «Русское сафари – „Ужма“». Но если еще и на ваш сайт, «Заказник», буду благодарна.
– Слава Богу, хоть что-то я могу для тебя сделать.
– Спасибо.
– Знаешь, это хороший ход. На ружье клюнет тот, кто на самом деле знает толк в оружии. И понимает, что ему предлагают.
– Какой ваш процент заложим в цену ружья?
– Я бы, конечно, вообще ничего мог не брать, но…
– Бизнес есть бизнес. Бизнесу скучно без коммерции, Николай Степанович.
– С тебя минимальный. Не боись. Продашь – разберемся. Может, я с тебя и не деньгами возьму. – внезапно вытянувшееся лицо Ульяны, он быстро замахал руками: – Нет нет, нет! Люблю жену! Люблю только жену!
Ульянино лицо расслабилось, она расхохоталась.
– Слушай, по-моему, тебя на самом деле достали, ты уж слишком настороженная. Такая ты обычно бываешь на охоте.
Она молча улыбнулась и кивнула:
– Да, я перенапряглась из-за долга. И потом, – она пожала плечами, обтянутыми шерстяной рубашкой в черно-красную клетку, которую купила в Москве, в дорогом охотничьем магазине, и которая ей ужасно шла, – когда слышишь такое не в первый раз…
Пришла очередь Николая Степановича напрячься.
– Я никогда ничего тебе…
– Да нет! – Точно так же, как он сам только что отмахивался от возможных подозрений и неверного толкования слов, Ульяна замахала руками. – Не вы, конечно, не вы!
– Слава Богу. А то уж я подумал, на старика…
– Это вы-то старик? Спросите свою Надюшу.
– Ну… – гордо протянул он и поднял нос кверху. Потом серьезно посмотрел на нее и сказал: – Эх, Ульяна, так мы уж устроены, мужики. Что мы перво-наперво видим, глядя на женщину? А уж тем более когда даем ей кучу бабок в долг? Мы видим сперва ноги. Они у тебя длинные и красивые. – Она поменяла положение ног – другая оказалась сверху – и по-прежнему качала носком ковбойского коричневого сапога. – Видишь, и вторая нога у тебя такая же красивая. Потом мы видим…
– Можете не рассказывать. Анатомию я учила в институте, на ветеринарии.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Но ведь на ветеринарии ты учила анатомию животных?
– В самый раз. Потому что мужчины ведут себя как животные по отношению к женщине. – Ульяна вся ощетинилась, казалось, даже волосы на затылке вздыбились. Она провела рукой по голове, приглаживая их, но волосинки тянулись за рукой, наэлектризованные, и Сомов засмеялся:
– Слушай, если тебе приделать пропеллер, ты можешь летать. У тебя с электричеством все в порядке.
Ульяна засмеялась:
– Извини, Сомыч.
– Но несмотря на то что я мужик, я хочу тебе сказать: мысль о пруде с карпами была очень хороша и своевременна. – Он поерзал на стуле. Стул был новый и никак не отозвался на выходку грузного тела Сомыча. – Я думаю, к этому надо обязательно вернуться, со временем. Тогда «Русское сафари» станет приглашать народ не только на охоту, но и на рыбалку. А то читаешь разные объявления – приглашаем на рыбалку в Финляндию, в Ирландию, а почему не сюда, в Ужму? Тем более что оттуда не повезешь улов, а у нас-то можно и закоптить, и засолить, и с собой увезти.
– Я ведь так и хотела. Я думала, мы откроем ресторан-барбекю. Рыба и дичь на сафари. Но этот дождь! Иногда я начинаю сомневаться, что это на самом деле дождь, а не мой кредитор, который решил разорить меня. Вытряхнуть из меня акции взамен долга и стать хозяином.
– А он что, предлагал тебе такое? – Сомыч забеспокоился, потому что он был непосредственным партнером Ульяны.
– Пока нет, но еще срок не вышел. У меня есть кое-какое время.
– Знаешь, это все-таки был дождь. – Он вздохнул. – А ведь в Америке ты могла бы подать в суд и выиграть!
– На кого подать в суд? На дождь? На небо? – вскинулась Ульяна, хотя у нее тоже бродила в голове такая мысль. Более того, она даже сохранила заключения лабораторного анализа, который сделал санитарный врач, вызванный с городской санэпидстанции.
– Ты никогда не читала, как образуются кислотные дожди?
– Н-нет. Я читала, как образуются рыбные дожди. Денежные…
– Эх, если бы да вместо кислотного пролился на наш пруд денежный дождь! Вот тогда бы мы…
– Размечтались, – усмехнулась Ульяна.
Зазвонил телефон, Сомов взял трубку, потом прикрыл ее рукой и сказал Ульяне:
– Команда выехала, они будут на станции через два часа. Поезжай. Считай, про сайт договорились. – Он подмигнул ей и проводил взглядом, не переставая восхищаться тем, какой щедрой оказалась природа, трудясь над ее телом. Да и головой, между прочим, тоже природа не пренебрегла. В Ульяне Кузьминой сошлось все. Только вот для женщины, считал Сомов, ума у нее малость перебор, сам он не хотел бы иметь такую жену. Впрочем, кто знает, может, найдется кто-то и на такую, управится.
