Текст книги "Пьеса для обреченных"

Автор книги: Вера Русанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Мимо нас по Проезжей части пронесся автобус.

На задней площадке стояли те самые парень с девушкой. Они целовались.

– Ну, что дальше?.. Дальше мы с Бирюковым пошли в соседнюю комнатку, он поставил мне кассету, попросил называть его на «ты»… В общем, все, как вы и говорили.

– Кассета с самого начала была та, что нужно? Он ничего не перепутал?

Может быть, поставил сначала . одну, потом быстро вытащил? Или бумаги какие-нибудь на диване лежали? Вспомните, Женя! Это очень важно!

– Да нет же? – взмолилась я, изламывая брови горестным домиком. – И кассета была та, что нужно, и бумаг я никаких не видела.

– Может быть, какие-нибудь фотографии? Или блокнот?.. У вас же страсть к чужим записным книжкам!

– Не брала я ничего! Пальцем ни к чему не прикасалась!

– А о чем он с вами говорил?

– О сыне. О том, что они с ним выглядят как ровесники. О том, что мы обязательно должны достичь взаимопонимания, о том, что ему нужна именно такая актриса… – И все?

– Все! Клянусь!

– Дальше?

– Дальше актеры ушли, он со всеми простился и спустился вместе со мной в зал. Усадил меня в первом ряду, а сам начал оборудовать сцену…

– Комнаты он проверил?

– Да, наверное… Хотя какая разница? Выходы-то на сцену он абсолютно точно закрыл.

Ольга на секунду остановилась в задумчивости, потом решительно мотнула головой:

– Дальше… Давайте дальше!

– Потом сцена начала крутиться. Он прочитал сначала отрывок из «Гамлета» и бросил в зал шарф. Я еще тогда подумала, что надо заранее собрать его вещи…

Потом был, по-моему, Ромео… Да, точно, Ромео! И он выбросил куртку. А потом сцена еще раз повернулась, я как раз полезла за курткой под кресло, и…

– Стоп! – Ольга развернулась ко мне так резко, что я даже испугалась. Ее зеленые глаза нехорошо светились, тонкие ноздри раздувались. – А отсюда, Женя, все очень медленно и по порядку. Все-все! Буквально каждый шаг!

Мне вдруг показалось, что на улице резко потемнело, звезды как-то померкли, потянуло могильным холодом. Ольга, стоящая передо мной в просторном капюшоне, с черными локонами, лежащими на плечах, сделалась странно похожей не то на средневековую аббатису, не то на ведьму.

– Н-ну… Н-не знаю… – От волнения и осознания важности момента я даже начала заикаться. – Сцена выехала. Он прочитал классическое «убей луну соседством», швырнул куртку. Она упала под кресло. Не очень глубоко, но все равно надо было встать на корточки, чтобы ее достать. Пока сцена разворачивалась, я побежала. Наклонилась, взяла куртку. За воротник… Да, кажется, за воротник, а когда обернулась…

– Еще раз стоп! Когда вы наклонялись за курткой, вы ведь сидели спиной к сцене и лицом к выходу. Так? Справа… нет, слева от вас был и центральный проход между креслами, и проход между правой стороной зала и стеной?

– Да, все правильно.

– Вы все время опасались, что сцена вот-вот повернется? Что вы не успеете?

– Ну конечно.

– И не заметили при этом абсолютно ничего? Ни человека, пробежавшего, по сути дела, в поле вашего зрения, ни даже его тени?

– Я смотрела только на куртку. И еще чтобы из нее ничего не выпало!

Уголок Ольгиных губ нервно и недовольно вздрогнул.

– Ладно, допустим! Пусть на глазах у вас были шоры! А в ушах что?

Бананы? Не могли же вы в абсолютной тишине не услышать звука шагов? Причем, заметьте, торопливых шагов!

– А вы не допускаете, что убийца был босиком или в мягких кроссовках? – злобно огрызнулась я, обидевшись на то, что со мной разговаривают как с кретинкой – Или он, по-вашему, дурак и надел сапоги со шпорами?

– Вы бы не услышали ровным счетом ничего только в одном случае – если бы он нацепил сандалии с крылышками! Но если вам так хочется верить, что в пяти метрах от вас беззвучно прокрался Чингачгук, пожалуйста, верьте!

– Или. Чингачгук, или призрак… – едва слышно проговорила я, собираясь снова нырнуть в свое персональное море тихого ужаса, но Ольга не позволила мне этого сделать.

– Дальше!

Она остановилась, раскрыла сумочку, вытащила пачку сигарет :и зажигалку.

– Рассказывайте, что было дальше!

– Потом я, кажется, закричала. От моего крика проснулась Наталья. Начала стучаться в дверь и просить, чтобы ей открыли. Я сначала испугалась еще больше.

Стала спрашивать, кто там.

– О-очень мудро!

– А вы бы, интересно, что на моем месте сделали?

Ольга не ответила. Пламя зажигалки на секунду бросило на ее лицо жуткий красноватый отблеск.

– В общем, мы поговорили через дверь. Я поняла, что это – не убийца, достала из куртки Вадим Петровича ключи и открыла…

– Готова поспорить, что и дверь открылась абсолютно беззвучно!

– Не помню… Хотя, да! Но… – Я напряглась. – А откуда вы это знаете?

И почему вдруг сейчас об этом говорите? .

– Да так, к слову пришлось. Ну и?..

– Я рассказала ей, как было дело. Она подумала-подумала и согласилась мне помочь. Сказала, что Бирюкова можно вывезти на ее машине и спрятать где-нибудь за городом. Но у нас ничего не получилось. Тогда Наташка предложила отвезти его к нему же в квартиру…

Мимо промчался еще один автобус. Уже, наверное, третий или четвертый.

Ольга посмотрела на меня как-то странно и неожиданно предложила:

– А может, остановочку до метро все-таки доедем?

Это, видимо, следовало понимать как внезапное завершение разговора.

Почему вдруг ее намерения переменились так резко, мне было абсолютно непонятно.

– Оль, а вам совсем неинтересно, что было дальше?

– В общих чертах я знаю, вы рассказывали. – Она равнодушно пожала плечами. – Кое-что даже подробнее, чем сегодня. И потом…

– И потом – что? – Я уже не на шутку разозлилась. Ненавижу, когда меня держат за идиотку и заставляют участвовать в разыгрывании каких-то нелепых и никому не нужных мини-спектаклей. – Если вам что-то хочется сказать – скажите прямо! Не надо изображать из себя Шерлока Холмса в юбке! «Это элементарно, Ватсон, один вы, дурак, ничего не понимаете!» Вы ведь что-то поняли, да?

Ольга явно смутилась, но всего лишь на секунду. Откинула со лба упавшую темную прядь и проговорила виновато, но сдержанно:

– Да, извините… Это действительно выглядело дешево. Просто мне безмерно жаль, что в ту ночь вы, а не я, оказались в том зале… В общем, так: вам все еще интересно, откуда Человек в сером знал, что руку надо искать в мусорном контейнере?

Мои распахнутые глаза и приоткрытый рот были самым кратким и емким ответом на заданный вопрос.

– Он просто знал, что ее туда положат. И не из-за каких-то там своих сверхъестественных способностей, а по одной простой причине: была предварительная договоренность! Вы ведь не станете отрицать, что именно вашей Наталье пришла в голову замечательная идея выбросить руку на помойку?

Ольга все-таки не смогла обойтись без эффектной театральности. Но сейчас мне было в общем-то безразлично, в какую форму облекла она свою новость.

Сказанное ею было чудовищным!

– Послушайте! Я не позволяю… не позволю… – Язык мой заплетался от волнения. – Не позволю в таком тоне говорить о моей подруге! Вы защищали свою Игонину, и правильно делали. Вот и я Наташку в обиду не дам… Да ее же убили из-за всего этого…

– Откуда вы знаете, что ее убили? – начала было Ольга, но, увидев, что мой воинственный запал еще только приближается к кульминации, обреченно махнула рукой.

– Да Наташка… Да мы же с ней вместе! Никто не заставлял ее во все это лезть… И потом, если бы она была убийцей, то влегкую убила бы и меня!

– Ого! Прогресс! Вы уже говорите «если»!.. Кстати, дружеский совет: пока мы не поняли, зачем все это организовано, не рассуждайте о том, почему она вас не убила! Не очень умно выглядит!

– Но Наташа…

– Что Наташа?! – Ольга вдруг утратила спокойствие и выкрикнула имя Каюмовой с яростным остервенением. – Ваша Наташа убила моего любимого человека!

И вы пытаетесь заставить меня замолчать?! Это же ясно как белый день, если, конечно, немного пошевелить мозгами! Начнем с того, что Вадим странным образом ослеп и не заметил человека, спящего под пальто!

– Он был пьян!

– А не проще предположить, что она в это время где-то пряталась? Ладно, оставим пока это! Но дверь! Абсолютно бесшумно открывшаяся дверь! И это в старом, разваливающемся здании, где скрипит абсолютно все и вся! Как будто кто-то крайне предусмотрительно смазал петли… Дверь, с одинаковым успехом отпирающаяся как изнутри, так и снаружи!

Так вот отчего мне стало, неуютно и тревожно, когда мы впервые вошли в квартиру Бирюкова и дверь там отворилась бесшумно и легко! Мое подсознание просто услужливо открыло в тот момент нужный сундучок памяти со свежими воспоминаниями о той, другой двери, открывшейся без малейшего скрипа, и светлом силуэте Натальи, возникшем в черном, пустом проеме.

– Вы хотите сказать?..

– Да, я хочу сказать, что у любезной вашему сердцу Каюмовой был второй ключ! Она заранее отперла дверь изнутри, дождалась, когда Вадим доедет до нее, ударила его ножом, под прикрытием полузадернутого занавеса забежала обратно и благополучно закрылась… В общем, примерно все то же самое, что она наплела вам про мистического убийцу в тапочках, только без идиотских пробежек через весь зал!

Я нервно сглотнула. То, что говорила Ольга, казалось ужасным, но вполне логичным!

– Дальше она прикинулась невинной овечкой и принялась долбиться изнутри, требуя, чтобы ее выпустили. Вы поверили и выпустили убийцу, хотя вообще-то она прекрасно могла выбраться и без вашей помощи.

– Оля, подождите! Но зачем?..

– Слушайте дальше! – оборвала она довольно резко. – Дальше ваша Каюмова берет инициативу в свои руки. И это при том, что всего час назад она, якобы мертвецки пьяная, спала под чьим-то пальто! Вы много за свою жизнь видели людей, которые в таком состоянии способны были хотя бы рассуждать? Не говоря уже о том, чтобы действовать?! Причем действовала Каюмова весьма энергично и стала не только контролировать каждый ваш шаг, но и навязывать вам определенные поступки. С ее подачи вы едете за предусмотрительно утерянной помадой!

Естественно, что Человек в сером заранее знает о вашем появлении. От нее же он узнает о вашем намерении поехать в аэропорт. И даже дубликат ключа от вашей квартиры ему при таком раскладе не нужен, потому что руку на подушку подложила все та же Наташенька, пока вы отлучались на кухню или в туалет!.. Не правда ли, все складывается просто отлично?

Я потрясенно и как-то тупо молчала. Мысли ворочались в голове тяжело и медленно, как белье в старой стиральной машине. Наташа! Моя Наташка! Резкая и энергичная Наташка! Не может этого быть! В принципе не может быть! Однако она ведь действительно звонила каким-то приятелям, когда мы собирали вещи у нее дома, прежде чем рвануть в аэропорт! И эти самые приятели ни разу после этого не возникли на нашем горизонте! Она могла, теоретически вполне могла звонить Человеку в сером! Она не оставляла меня практически ни на минуту, а потому имела возможность контролировать все мои действия. Опять же от меня она довольно много знала о Славике и Лехе. Только зачем все это? Зачем?!

Странная организация с туманным, как десять тысяч Альбионов, родом деятельности. Бирюков – шут и пешка, болтавший, к сожалению, слишком много.

Славик и Леха, затеявшие свою игру и безнадежно проигравшие. И я… Какое ко всему этому имею отношение я?!

Ольга стояла прямо передо мной и задумчиво изучала ноготь безымянного пальца. Если бы она по-прежнему испепеляла меня взглядом, кричала, обвиняла, я бы, наверное, начала спорить. Но она стояла и молчала, как будто все только что сказанное само собой разумелось.

– Оля, – предприняла я еще одну жалкую попытку убедиться в том, что все это – лишь недоразумение, – вы ведь сами спрашивали: зачем? И главное, зачем так сложно? Почему кому-то понадобилось устраивать целое представление из убийства Вадима Петровича?

– Пока не знаю. – Она так хладнокровно пожала плечами, что у меня по спине пробежал неприятный холодок. В каждом ее слове, в каждом жесте чувствовалась спокойная уверенность женщины, которая нашла убийцу и теперь непременно отомстит.

– И потом… Помните, когда я заикнулась про колдовство и магию, вы сказали, что там тоже все очень логично и каждое действие имеет совершенно конкретную цель: либо тебя за что-то карают, либо от тебя чего-то хотят, либо просто приносят в жертву, как ритуального козла? Помните? – Ольга все так же спокойно кивнула. – Вот видите! Даже во всей этой оккультной чертовщине так! А здесь? Какая здесь может быть цель?! Да, Наташка уже через пять минут общения со мной поняла, что от меня можно добиться чего угодно без дополнительных запугиваний! Я сразу, вы понимаете, сразу готова была бежать отсюда сломя голову и всю оставшуюся жизнь не раскрывать рта! Стоило меня о чем-нибудь спросить – просто спросить, не обязательно подсовывая под нос мертвые руки! – я бы тут же все выложила как на духу! Ну не борец я по характеру, не герой, и в разведку меня брать нельзя! А самое-то главное – Наташка об этом .знала!

Выложившись на полную катушку, я как-то сразу сникла и взглянула на Ольгу с робкой надеждой. Но та, похоже, не была склонна к оправдательным вердиктам.

– Знала не знала – это все детали. – Ее глаза жестко сощурились, а губы презрительно искривились. – Я, честно говоря, думаю, что она всего лишь исполнитель, а никак не мозговой центр. Ваша любимая Каюмова ничего сама не решала, но это не важно – все равно получит то, что заслужила, и…

– Вы собираетесь идти в милицию?

– С чего вы взяли?

С минуту мы смотрели друг на друга с одинаковым выражением искреннего недоумения во взглядах. Потом почти одновременно опустили глаза. Мне было страшно. Однако я не знала, что можно возразить, какие привести аргументы в пользу все еще дорогой моему сердцу Каюмовой.

– Но надо же хотя бы проверить? Хотя бы как-то убедиться?

– Согласна. – Ольга наконец сняла свой кошмарный капюшон и взбила пальцами темные крупные локоны. – А для начала было бы совсем неплохо ее найти.

Поэтому я сейчас собираюсь поехать в ту квартиру и поговорить с соседками. Если хотите, можете отправиться со мной.

До «Красных ворот» мы ехали на метро, потом шли мимо высотки и ярко освещенных витрин магазинов. И везде пассажиры и прохожие косились на нас весьма подозрительно. Мы и правда являли собой очень странную пару: печальная, красивая, одетая с иголочки Ольга и моложавая бомжиха в старом болоньевом плаще. Потоки слез, пролитые в отделении, не только не украсили мою физиономию, но еще и усугубили эффект, производимый гримом. Я думаю, честным согражданам ужасно хотелось предупредить Ольгу о том, что надо внимательнее следить за своей сумочкой и карманами.

В полутемный и мрачный двор каюмовского дома я нырнула с большим облегчением. У глухой кирпичной стены стояло несколько машин, в помойке копался мой незнакомый «собрат».

– Вы уверены, что хотите туда пойти? – спросила Ольга, задумчиво раскрыв и снова закрыв пачку сигарет.

– О чем вы?

– Ну, хотя бы о том, что ваша Наталья вполне может оказаться дома.

Ольга чувствовала, что я до сих пор до конца не верю, и давала мне возможность если не смягчить, то отсрочить удар.

– Нет, я поднимусь вместе с вами. Тем более, что тетя Паша будет гораздо охотнее разговаривать со мной.

– Как хотите. – Ольга пожала плечами и первой вошла в подъезд.

До самой двери квартиры мы молчали и только перед тем, как нажать на кнопку звонка, обменялись взглядами.

"Лучше расставить все точки над "и" сейчас, сразу!" – сказали мои глаза, «Я уверена, что точки расставятся именно так, как я говорю!» – ответили глаза Ольги.

Дверь открыла меломанка. Она не казалась особенно расстроенной или печальной, но тем не менее была одета в траур – черную шерстяную юбку, черный свитер и черные чулки с нелепыми рельефными горошинками. Зато тетя Паша, показавшаяся в конце освещенного коридора, откровенно хлюпала носом.

– Женечка! – Она поспешила мне навстречу, тяжело переступая полными ногами с расширенными вздувшимися венами. – Женечка! Несчастье-то у нас какое!

Это что же творится?! Это что же делается?! За что же вам, молодым?!

Ольга едва заметно сморщилась, учуяв густой и кислый запах перегара. Я же торопливо схватила тетю Пашу за руку:

– А что такое? Что случилось? С Наташей, да?

– Да. – Она снова громко хлюпнула. – Умерла наша Наташенька. Умерла! И некому, кроме меня, на ее могилке поплакать!

– Да ладно вам притворяться-то, Господи! – брезгливо бросила меломанка, присевшая на ларь с картошкой. – Не вы ли всего полдня назад все инстанции обегали, узнавали, кому комната достанется?

– А тебе завидно, что не ты первая успела, да?

– Мне незачем спешить. – Меломанкины сухие губы сложились бантиком. – Я же вам русским языком объясняю, Павлина Андреевна: по закону все права на эту жилплощадь принадлежат мне. Так что можете, конечно, суетиться…

– Оставьте ваши разговоры на потом! – неожиданно резко оборвала Ольга. – Нам хотелось бы узнать, что все-таки произошло с Натальей?

Повисла секундная пауза, а потом тетя Паша как-то по-бабьи просто и от этого страшно сказала:

– Утонула Наташенька. В Москве-реке утонула… Следователь приходил, сказал: нашли ее утром, так и плавала в одной сорочке с веночком каким-то на голове… Говорят, что она это в состоянии…

– невменяемости, – услужливо подсказала меломанка, так и не ушедшая в свою комнату.

Невменяемости.

– Вот-вот!.. С головой вроде у нее не все было в порядке.

И ничего не изменилось. Не рухнул потолок, не полезли из стен дьявольские рожи и зеленые руки вампиров. Не перевернулся мир. И только в голове моей со страшной скоростью закружилась шекспировская фраза: «Как радостно по ложному следу залаяли вы, датские собаки!»

– Офелия! – проговорила я одними губами. Помертвевшими, бескровными губами.

– Что? – отрешенно спросила Ольга.

– Я говорю: Офелия!.. А до нее были Полоний и Гильденстерн с Розенкранцем. Именно в том порядке, в каком должны были быть! И в театре Бирюков начинал репетировать «Гамлета»…

На этот раз она не задала ни единого вопроса, только тревожно и испуганно всмотрелась в мое лицо. Она поняла то же, что и я…

Мое первое, детское воспоминание о Шекспире накрепко связалось в памяти с образом большеротого мальчика из тележурнала «Ералаш», скорбно и потешно завывающего: «Юрик! Бедный Юрик!» В тот день мы втроем с подружками играли у меня дома «в магазин» и краем глаза поглядывали в телевизор. Юмора, естественно, никто из нас не понял, «несмешной» выпуск «Ералаша» был подвергнут резкой, принципиальной критике. И только через пару лет, посмотрев нормального «Гамлета» с Иннокентием Смоктуновским, мы осознали, в каком месте и над чем полагалось смеяться. Только тогда нам, наконец, стало ясно, что «Юрик» – действительно не «Юрик Никулин», а страшный череп Йорика, и что «Гамлет» – это не только про мордобитие, но еще и «про любовь». Классе в пятом стало модно с легкой небрежностью и неуклюжей иронией рассуждать: «Бить или не бить? Вот в чем вопрос!» А в восьмом мы проходили «Гамлета» по программе… Это была катастрофа! Кстати, Витенька Сударев, видимо, так и затормозился на том, школьном, уровне, ибо никогда не упускал случая пропеть при мне, начинающей актрисе, грезящей ролями Офелии и Джульетты, дурацкий куплетик: «Офелия, Гамлетова девчонка, свихнулася…» – ну и так далее…

А тогда в школе наша учительница литературы поставила перед собой непосильную задачу: заставить нас запомнить содержание Гамлета! Хотя бы на уровне «кто кого любил и кто кого убил». И наши мальчики, в четырнадцать лет все еще плюющиеся в одноклассниц бумажными шариками, из страха перед будущими экзаменами хмуро зубрили: «Умер старый Король. Его жена Гертруда вышла замуж за его брата Клавдия. А сын Гертруды Гамлет очень разозлился на свою мать за ее гадкий поступок. В смысле за то, что она вышла за дядю. А тут еще пришла Тень отца и наябедничала, что ее, оказывается, Клавдий и убил. И тогда Гамлет решил всем на свете отомстить. Сначала притворился дурачком. Потом грохнул старого придворного Полония, чтобы не стоял, где не просят, и не подслушивал. Король и королева послали к нему двух друзей – Розенкранца и Гильденстерна, – чтобы те разобрались, что происходит с сыночком. Короче, те влезли не в свое дело, и их казнили. А. подружка Гамлета Офелия, которая к тому же была дочкой Полония, от горя свихнулась и утопилась. Тогда ее братец Лаэрт решил отомстить за сестрицу и за папашу и вызвал Гамлета на бой. Но бой был нечестным. Лаэрт вместе с Клавдием заранее отравили вино и смазали ядом одну рапиру. Вино, правда, по ошибке выпила королева Гертруда и, естественно, померла. А рапирой успели зацепить и Гамлета, и Лаэрта. Перед смертью Лаэрт во всем признался, и разозленный Гамлет убил Клавдия. А потом тоже умер…» В общем, страсти-мордасти и целая куча трупов! Уф-ф-ф!

Теперь, спустя четырнадцать лет, и страсти-мордасти, и куча трупов чудовищным образом материализовывались из пустоты, как мертвая рука в моих полубредовых видениях. Все складывалось. Все страшно и логично складывалось.

Бирюков – Полоний, Леха со Славиком – Розенкранц и Гильденстерн, Наташа – Офелия! Сюрреалистический, странный спектакль, который собирался ставить Вадим Петрович, и полутень-полупризрак, преследующий меня на каждом шагу…

Господи! С какой тоской я вспоминала теперь прежде казавшуюся беспросветной экономическую версию – версию, по которой и Бирюкова, и ребят убили из-за больших и, вероятнее всего, грязных денег. Тогда, по крайней мере, прорисовывалась хоть какая-то логика! Что же делать теперь, я просто не представляла. Зато одно знала почти наверняка: если мы не ошиблись и перед нами действительно разыгрывается чудовищная версия «Гамлета», то это надо снимать как смертельную шараду, которую необходимо разгадать. Убийца, оставляющий за собой кровавый след, убивает не просто так – он играет с нами, предлагая решить задачку со многими неизвестными…

Мне пришло в голову сказать об этом Ольге сразу после того, как мы вышли из каюмовского подъезда. Однако та отреагировала очень странно.

– Вы так запросто делаете выводы, Женя? – Взгляд ее был туманным, глаза – пустыми, на губах играла горькая усмешка. – Только это ведь не триллер с одобренным и утвержденным сценарием! Вам не кажется, что это вообще выше нашего понимания? «Есть многое на свете, друг Горацио…» Помните?

– Но вы же сами сегодня смеялись надо мной, когда я заговорила о колдовстве?!

– Колдовство тут абсолютно ни при чем.

– А что вы тогда имеете в виду?

– Ничего. – Она снова опустила голову. – Ничего, Женя, ничего… Если бы я могла до конца понять. Если бы я смогла вовремя понять…

На этом наш странный разговор закончился. Ольга вдруг подбежала к проезжей части, остановила синий «форд» и поспешно забралась на заднее сиденье.

Я успела только слабо вякнуть: «Вы куда?» – как автомобиль уже снова сорвался с места. В последний раз перед моими глазами мелькнул ее профиль, прядь черных волос, прилипшая к уголку рта, и Ольга исчезла. Я же осталась наедине со своими сомнениями и тяжкими мыслями.

К счастью, в Люберцах в этот день не случилось ни очередной аварии, ни внепланового ремонта труб, поэтому горячая вода в кране была; Я залезла в ванную и часа два отмокала, смывая с себя воспоминания о неудачном поджоге, явлении Человека в .сером и ужасных, минутах, проведенных в отделении милиции.

На мне, естественно, было красное бикини, чтобы в случае чего не выскакивать из ванной голой. Рядом с мочалкой и лавандовым туалетным мылом лежал нож для разделывания рыбы.

Ах, как отчаянно не хотелось верить в то, что все это происходит на самом деле, в то, что не почудилась странная нить, связавшая средневековую трагедию с моей нынешней, вполне реальной жизнью! В принципе и у смерти Вадима Петровича, и у гибели Лехи со Славиком могло быть другое, вполне земное объяснение. Вот только Наташа! Ее подозрительная кончина не укладывалась ни в какие рамки. Холодная, покрытая ледяной шугой Москва-река, тонкая сорочка, венок на голове… Кажется, что конкретнее могло бы указывать на Офелию? Как там сказал следователь, приходивший к соседкам? Возможно, она сделала это в состоянии невменяемости?! Но Наташка не была ненормальной. Абсолютно точно – не была. Более того! Людей, способных в критической ситуации размышлять настолько здраво и логично, я не так часто встречала за все двадцать восемь лет своей жизни!

Тут же как-то пакостно и горько вспомнилось Ольгино недавнее: «Она не только контролировала каждый ваш шаг, но и навязывала вам определенные поступки». Может быть, и навязывала, но теперь ее уже нет! И такой смерти я не пожелала бы даже злейшему врагу.

И все-таки кем же была Наталья? Невинной жертвой – безумной Офелией, не сделавшей никому ничего плохого, или все-таки хладнокровной соучастницей жестокого, но вполне земного убийства? Случайно ли картина ее смерти оказалась такой же, как у шекспировской героини, или следовало все-таки взяться за разгадывание шарады, предложенной убийцей?

Мне вдруг вспомнились резкие и беспричинные перепады Наташкиного настроения, нежная привязанность к водочке и способность истерически веселиться тогда, когда, по идее, следовало бы плакать. «Каждый актер должен быть немножечко сумасшедшим». На моей памяти это выражение никем и никогда не воспринималось буквально. Да, все говорили об эмоциональной пластичности, возбудимости и неустойчивости психики, но никто и никогда не признавался: «Я – профессионал и у меня на хорошем профессиональном уровне едет крыша…» Так все-таки «да» или «нет»? Была или не была моя Наташка шизофреником, параноиком или просто особой со слабой, надломленной психикой? Если «нет», то это не проясняло абсолютно ничего. Зато если «да»… Категорическое «да» могло означать только одно: надо напрягать мозги и пытаться понять, что же хотел сказать убийца…

Вот примерно в таких растрепанных чувствах и мыслях я и отправилась назавтра поутру в психиатрический диспансер, обслуживающий микрорайон, где жила Наташка. Грим на этот раз не понадобился, поэтому выглядела я по-походному бодро – черные джинсы, ботиночки, куртка с капюшоном и волосы, собранные сзади большой коричневой заколкой. А вот настроение было, мягко говоря, так себе…

Надо сказать, что психиатрические диспансеры, равно как и кожно-венерологические, всю жизнь внушали мне брезгливость, смешанную с суеверным ужасом. И не потому, что в моей жизни были неприятные моменты, выработавшие особое к ним отношение. Как говорится, Бог миловал! Просто мне почему-то всегда казалось, что, открыв дверь с соответствующей табличкой, я немедленно погружусь в океан либо заразы, либо безумия и никогда уже до конца не отмоюсь…

Но, как ни странно, изнутри психиатрический диспансер выглядел почти как обычная поликлиника. Регистратура со множеством карточек, медсестра в белом халате и крахмальном колпаке. Напротив входа – вполне мирные плакаты, объясняющие, в каком кабинете можно получить печать на справку, а где пройти медкомиссию для водителей автотранспорта.

Немного помявшись у порога, я все-таки подошла к девушке за стойкой и деликатно прокашлялась.

– Вы что-то хотели? – спросила она, взглянув на меня без малейшего интереса.

– Да… Вы знаете… В общем, мне нужно узнать об одном человеке – возможно, вашем пациенте…

– Вы родственница? – спросила медсестра в лоб.

– Да! – соврала я не моргнув глазом.

– Почему же тогда «возможно»? Либо это наш пациент, либо нет… А что, кстати, у вас за вопрос? И документы ваши, если можно…

Она была хорошенькой, в меру нагленькой и в меру языкатенькой. Из тех медсестер, которые своей въедливостью обычно сильно облегчают жизнь врачам, но изрядно портят пациентам.

– Документов у меня с собой нет. – Голос мой понемногу начал обретать нормальную твердость. – А если бы даже и были, вам бы я их предъявлять не стала.. Мне необходимо побеседовать с доктором!

– Ваши документы, удостоверяющие: родство с пациентом, – повторила она флегматично и демонстративно раскрыла какой-то яркий журнал. Немного помолчала, делая вид, что читает, потом удивленно приподняла голову. – Вы не слышали разве? Если вам нужна какая-то информация о больном, предъявите документы.

Существует такое понятие – врачебная тайна, и ее кому попало не разглашают…

Или, может быть, вы из органов?

Только за вчерашний и сегодняшний день меня уже успели назвать и киллером, и милиционером – причем оба раза с одинаковой издевкой. Но никто из этих остряков-самоучек даже и не догадывался, как близко и часто в последнее время я встречаюсь со смертью. Никто не знал, что я научилась безошибочно чувствовать ее смрадное дыхание даже в прозрачно-чистом осеннем воздухе…

– Еще вопросы есть? – насмешливо спросила медсестра. И это уже явно было лишним.

– А ну-ка, немедленно проводите меня к врачу! – взревела я с яростью, сделавшей бы честь самому авторитетному предводителю буйных психов. – Я тут все у вас разнесу к чертовой матери! Сидят, понимаете ли, журнальчики листают!

Физиономия моя ужасающе перекосилась, глаза выпучились, нижняя челюсть затряслась так явно, словно вот-вот собиралась отвалиться. Звенящее эхо отразилось от выкрашенных голубой масляной краской стен.

К чести девочки-медсестрички надо заметить, что она почти не испугалась – видимо, сказалась профессиональная выдержка. Всего лишь вздрогнула, нервно повела узкими плечиками и все так же спокойно спросила:

– А чего вы волнуетесь, собственно? Если вам так нужно, беседуйте с доктором. Но я заранее предупреждаю: просто так информацию о больных вам не даст даже сам главврач.

Ненормальный блеск в моих глазах усилился, и она почла за лучшее переменить тему:

– Адрес у вашего больного какой?

Назвав номер Натальиного дома, взамен я получила номер кабинета и отправилась по коридору направо, сильно опасаясь, что в конце пути меня будут поджидать санитары со смирительной рубашкой.

Однако ничего похожего не случилось. На мой деликатный стук приятный женский голос ответил:

– Да-да, входите, пожалуйста!

Я толкнула дверь и оказалась в самом обычном кабинете с ширмой, медицинским шкафчиком и письменным столом. За столом сидела совсем еще молодая женщина, примерно моя ровесница. В отличие от медсестры из регистратуры, она не была хорошенькой. Слишком полные щечки делали овал лица кругом. Светлые «поросячьи» реснички опушали глаза, смаргивающие часто и почти виновато. Но, как ни странно, общее впечатление создавалось достаточно приятное.

– Присаживайтесь! – приветливо предложила докторша.

Я опустилась на стул с мягкой кожаной спинкой.

– Ну, так что у вас случилось?

Я молчала, как двоечник у доски, понятия не имея, что же сказать.

Она немного поиграла фиолетовым фломастером, легко вздохнула и коснулась моей кисти своими теплыми, мягкими пальчиками: