Текст книги "Клятва верности Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Вера Окишева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Да-да, на самое дно порока, – добавила баба Мара, чопорно берясь за фарфоровую маленькую чашку с золотым ободком из сервиза, который ей подарили по случаю очередного юбилея.

– Угу, – кивнула подруга бабули и отсалютовала ей кофейной чашкой. – Правильно говоришь, Марочка. Правильно.

– Запомни, моя хорошая, у настоящего мужчины женщина счастливая. Если ты несчастна, значит и мужик выеденного яйца не стоит.

– Двух яиц, – шепнула тётя Дуся бабе Маре.

Они переглянулись и прыснули от смеха. Фима тоже улыбнулась. Она собиралась выспаться, после того, как прибралась в гостиной, так как ответа от атландийца ждать не приходилось. И когда позвонила бабуля, то девушка очень обрадовалась, пока не увидела имя адреса.

– Кстати, никакого репортажа не было о твоем прибытии в империю. Представляешь? – возмутилась баба Мара, когда пригубила кофе. Серафима понимала, что женщины ради неё притворяются прилежными, порядочными дамочками, и в чашках точно не кофе, но почему-то это больше не терзало. Хочет бабуля пить, пусть пьет. Возраст у неё такой, делает всё, что вздумается и плевать на чужое мнение. Словно кризис переходного возраста вернулся.

– Бабуль, ну кто я такая чтобы репортёров звать, – попыталась оправдать нерадивых репортёров, который даже не догадывались как сильно не угодили бабе Маре.

– Точно-точно, мой косяк, – посетовала та в ответ. – Надо позвонить, набежали бы.

Серафима опять промолчала, думая, что и репортаж бы не помог ей, ведь она отсылала Дантэну куда более интересные кадры и ничего. Опять тишина в ответ.

– Ты ему не звонила? – строго уточнила бабуля, Фима покачала головой.

– Не звонила, не писала, – честно призналась она, мысленно усмыляясь, что бабуля так и не догадалась о другом способе.

– Вот и молодец, – покивала тетя Дуся. – Я считаю, что у каждого должны быть свои убеждения. Лично я убеждена, что нужно выпить! – очередной раз отсалютовав бабуле, она выпила остатки напитка, а Фима опять улыбнулась. Всё же веселые они дамочки, что баба Мара, что тётя Дуся. Девушка хотела бы не растерять задор к такому преклонному возрасту.

Бабуля тоже сделала глоток, и потянулась к лимону, чтобы сдобрить им губы, прикрывая от кислоты глаза.

– И вообще, как сказал один умный в древности: «Разлука научит тебя любить по-настоящему».

Фима фыркнула. Ей уж точно ничему учиться не нужно было. Она прекрасно понимала, что такое любить и любила. И в ответ она могла бы возразить, что расстояние убивает чувства, и это всем известная мудрость, но бабуля продолжила философствовать, даже не глядя на экран комфона, а исключительно на свою приятельницу, которая на несколько секунд пропала из объектива. Зато послышался характерный звук льющейся воды. – Но это, конечно же, не к нам относится, это он для мужчин говорил. И вообще, ни один мужчина не сможет никогда понять женщину.

– Ну да, я саму себя не всегда понимаю, – вновь появилась тётя Дуся, ставя фарфоровые чашечки на блюдца, ворча себе под нос, – а тут мужчина. Эх, бедненькие, тяжело им с нами.

Подруга бабули взглянула на Фиму, которая кивнула, молча соглашаясь с её изречением.

– А нам с ними? – обиженно переспросила баба Мара, а Фима ещё горестнее вздохнула. Мужчины и женщины, словно на разных планетах родились, настольно разные, что даже раса не важна, всё равно сложно понимать, что творится в голове противоположного пола.

– Ладно, я спать. А вы много не пейте.

– А мы не пьём, – встрепенулась тётя Дуся. – Мы думаем.

Фима улыбнулась.

– Ладно, моя хорошая, давай не скучай. И главное, держись. Будь сильной. И развейся на коронации.

– Стоп-стоп! – выпалила Фима, когда бабуля чуть не выключила связь. – Какая коронация?

– Фимочка, деточка, ты чего совсем из жизни выпала из-за этого красивого, но глупого Хама? Коронация завтра у вас там в империи. Император объявит о своем приемнике и передаст ему власть.

Бабуля покачала головой, а Фима покраснела. И правда, что-то совсем не о том думала она и не замечала ничего вокруг. Ведь принцы водили её по дворцу, а он был слишком торжественный, словно праздник намечался.

– Идиотка, – тихо шепнула она в темноту комнаты и решила, что спать ложиться рано. Нужно было почитать новости, чем она и занялась, воспользовавшись для поиска тилингом. Его возможности были более обширны, чем земного девайса и вскоре девушка уже читала местные новостные сайты, найдя подробности как истории, так и план проведения торжеств по случаю коронации, которые были назначены через день, а не завтра, как заверяла бабуля. Имя претендента пока держалось в тайне по старинным традициям, но многие догадывались, что младший принц дома Алой Зари займёт трон. Уснула Фима только под утро, а разбудили её Александр и Пирс. Именно тогда, когда девушка хотела побыть одна в библиотеке.

– Сегодня прибудет президент, – тихо шепнул Саша, устраиваясь напротив неё.

– Да и республиканцы тоже прибудут.

– Майор сказал приглядывать за тобой.

– Чтобы не сбежала? – удивилась Фима, хотя радость от новости, что прибудут атландийцы, на миг вспыхнула в груди.

– Наверное, тебе лучше знать, – усмехнулся Пирс. – Чего читаешь? – полюбопытствовал он и тут же скис, когда увидел лаудунские иероглифы.

– Этикет, – невозмутимо отозвалась Фима, весело подмигивая расстроенному лейтенанту. – Пытаюсь понять, что принято дарить на коронацию.

– Ты вообще ничего не должна дарить, – отозвался Саша. – У имперцев любые дары от женщины воспринимаются как предложение.

– Я знаю, – тяжело вздохнула Серафима.

В империи царил очень страшный патриархат и женщины обязаны были поклоняться мужчинам. Но иерархическая структура делала поблажки некоторых дамам высокого положения, и те имели право командовать мужчинами из низов.

– Порядки у них конечно зверские. Я тут на одну взглянул, так меня чуть не растерзали её родственники.

Фима покачала головой, не представляя, как же выживают лаудунки в таких варварских условиях. А ведь имперцы старшая раса. С них надо брать пример. Вот только примеры бывают разные. Если за атландийцами хочется повторять, то за имперцами нет. Они как живой пример закосневшего развития социальной структуры общества.

Закрыв файл, девушка воззрилась на мужчин, которым явно было скучно.

– Ну и чем займёмся? – тихо спросила она у них, и те предложили погулять, пока остальные ищут следы таинственной организации.

Пирс так и норовил приобнять Серафиму, поддержать за локоток, постоянно травя шутки и рассказывая про аэробайки и гонки.

Серафима не выдержала, остановилась, развернулась лицом к лейтенанту и, подавшись к нему, обняла.

– Прости, я понимаю, что ты в меня влюбился, но, увы, мы никогда не сможем быть вместе.

– Почему? – опешил Пирс, придерживая девушку за талию.

– Я зануда, – улыбаясь отстранилась Серафима, – зубрила, я тащусь от истории. Гонки для меня уже пройденный этап, я не болею ими, хоть и знаю практически всё. Понимаешь?

Саша рассмеялся, опуская взгляд, чтобы не обидеть друга. Затем всё же решился добавить:

– И она влюблена в другого.

– В атландийца? – уточнил Пирс, нисколько не расстроившись.

– Не просто в атландийца, а в самого мерзкого и противного.

– Эй! – весело прикрикнула Фима. – Он очаровательный Хам, самовлюблённый нарцисс, но тем не менее он мой.

– Ну я же лучше, – возмутился Пирс и попытался обнять девушку, но та залилась смехом, покачала головой.

– Поверь, с ним никто не сравнится.

– Эгоцентричен не в меру. Он Сильнейший, Пирс. Так что смирись и найти другую.

– Такой, как Фима нет, – обиженно шепнул лейтенант, а девушка опять покачала головой.

– Есть намного лучше. Потому что она станет твоей. Просто не опускай руки, – Фима замолкла на полуслове от озарившей её мысли, разглядывая кисти рук лейтенанта, плетьми висящие вдоль тела. Всё же пошлость бабули заразна. Мысли глупые так и лезут, да образы, очень реальные и живые. Чем обычно военные в казарме по ночам без женщин занимаются? Наверное тем же, чем и она в кровати, вдали от любимого. Мысленно застонав, девушка одёрнула себя и заставила поднять взгляд, правда, в лицо смотреть лейтенанту не могла, было стыдно за себя. – В общем, ищи и главное верь, – закончила свою мысль девушка, надеясь, что мужчины не заметили предательского блеска.

Видимо это судьба. Иначе как объяснить, что Фима, идущая за Сашей, оказалась в том самом месте, где она когда-то встретила Шшангара, и сейчас, как полтора года назад, принц рисовал.

– Госпожа Заречина, приятно снова видеть вас, – шипяще произнёс рептилоид разворачиваясь. Четверо охранников не подпускали к нему близко, но и земляне не стремились приближаться.

– Я думала, вы готовитесь к церемонии.

Фима вежливо улыбнулась принцу. Она его с самого утра не видела и, уточнив, чем он занят, решила посвятить свободное время поиску доказательств появлении землян.

Шшангар отвернулся, и Фима остро почувствовала, что обидела рептилоида.

– У меня есть более важные дела, чем зубрить клятвы и церемониальные фразы. Я готовлю вам прощальный подарок, госпожа Заречина. Прошу, подойдите, я хочу, чтобы вы увидели его.

Девушка смело прошла мимо охранников, оставив позади своих спутников.

Глава 9

Творческие люди – это уникумы, выпадающие из общих правил. Принц был именно таким. Глядя на него у Серафимы начинался приступ жалости. Она два часа изображала из себя искусствоведа, хотя не особо понимала многие символики, в которые рептилоид вкладывал особенный смысл. Он пытался ей объяснить, а Фима кивала, удивляясь замысловатости чужого разума.

Всё что видела девушка – это красивую историю, полную тоскливого желания вырваться на свободу. А Шшангар уверял, что на чёрном полотне, искрящемся бриллиантами, изображена надежда. Он рисовал звёздную ночь в глазах рептилоида. Интересная задумка, особенно манера исполнения. Звёзды были настоящими бриллиантами, которые Шшангар крепил на особенный клей. Вот только никакой надежды в этой картине для Серафимы не было. Обречённость, тоска, как, впрочем, и на других полотнах принца.

– Если честно, то я никогда не понимала людей, стремящихся к одиночеству. Лично я его боюсь.

– В одиночестве много плюсов. Ты можешь познать себя, – мягко отозвался принц, а Серафима пожала плечами.

– Видимо, я так глубоко себя познала…

– Нет, мне кажется, ты боишься остаться сама с собой наедине. Поэтому и страх перед одиночеством.

Девушка усмехнулась. Рептилоид возможно был прав. Одиночество пугало Серафиму.

– Один человек мне сказал что одиночество удел Сильнейших.

– Очень мудрое высказывание.

– Значит вы сильный, ваше высочество, – подластилась Фима, разглядывая новые звёзды на своём будущем подарке.

Шшангар замер, напряжённо всматриваясь в безмятежное лицо землянки, которая даже не заметила его внимания, любуясь игрой света на гранях мелких драгоценных камней.

Сильный? Он сильный? Принц никогда ни от кого не слышал подобного комплимента. Он был кем угодно: и великим, и надеждой, и гарантом, но никто не считал его сильным. Наоборот, все пытались продавить его под себя.

Серафима обернулась, удивлённо моргнула.

– Что-то не так? – уточнила она, а принц улыбнулся.

– Вы удивительная, госпожа Заречина.

Серафима смутилась.

– В последнее время мне об этом часто говорят, только я не понимаю в чём моя удивительность. Мне кажется, я обычная.

Рептилоид вновь замер, услышав эхо своих мыслей в словах землянки. Обычным и он себя считал, поэтому и страшно было поверить, что он сильный.

– Ваша исключительность в том, что вы притягиваете других, – решил поделиться своими наблюдениями принц. – Вы словно магнит. И хочется с вами быть рядом, общаться.

Фима опустила взгляд. Приятный комплимент от его высочества немного смущал.

– Я всегда хотела иметь много друзей, но, увы, никто не остаётся рядом, – тихо шепнула она оглядываясь.

Саша показал ей на комфон, и в следующий миг ей пришло сообщение. Ребят вызвал майор, и они оставили девушку. А принц лишь краем глаза проводил сопровождение Серафимы. То, что бравые мужчины вовсе не для охраны госпожи Заречиной стало понятно, как только её поселили в выделенных апартаментах. Никто из них ни разу не пришёл проведать гостью принца, заперлись в комнате самого старшего и долго что-то обсуждали, установив «глушилки». Принц забавлялся чужой игрой. Всем что-то надо было, и никому дела не было до желания самого принца. Даже земляне и те имели свой тайный интерес.

Шшангар украдкой следил за Серафимой, ожидая от неё подвоха в любой момент. Сегодня она выбрала красивое платье небесного цвета длиной до колена. Оно оттеняло её туманные глаза. Избранница Сильнейшего, несомненно, по земным меркам была красавицей и поражала мужчин своей естественной природной красотой. Это Шшангар прекрасно понимал и отмечал, как вьются молодые земляне вокруг неё, пытаясь привлечь её внимание или добиться расположения. Густые тёмные брови, длинные ресницы, всегда серьёзный и даже слишком взрослый взгляд, но пухлые губки смягчали его.

Принц не понимал, почему она медлила. Он всё ждал, что землянка покажет наконец своё истинное лицо, заглотит приманку, ведь прилетела, приняла его приглашение, но его гостья витала в облаках. Думала о чём-то своём и улыбалась, открыто и тепло. Ведь всем известно, что она заодно с Сильнейшим. Так отчего же рядом с ней рептилоид чувствовал себя защищённо, словно она ему друг, равная, та, кто не ударит в спину? Она стала другой за те полгода, что они не виделись, повзрослела, в ней появилась женственность, но при этом осталась прежняя непосредственность. Друг, который, как и все, стал врагом и словно не понимал этого.

– Одиночество пугает тем, – мягко заговорил Шшангар, когда девушка убрала комфон в карман пиджака, – что открывает дверь к своим собственным чувствам.

Фима подняла взгляд на принца и вдруг задумалась о Ходе. Свои собственные чувства? Она вспомнила, как испугалась известия, что Ход читает её мысли, как мелочно подозревала его во влиянии на неё. И что же получалось? Дантэн дал ей шанс разобраться в себе. В своих собственных чувствах. Понять, чего, собственно, сама хочет.

Атландийцы однолюбы. В который раз она напомнила себе, что Ход признался ей в любви. Она для него стала единственной, как и он для неё. Она оставалась верна ему, даже сильно обидевшись. Верна себе. Ход словно учил её. Хотел, чтобы она поняла, чего хочет именно она. И гражданство тут было ни при чём. Лишь её собственные желания?

– Господи, – потрясённо выдохнула Фима, потревожив рептилоида.

Его рука дрогнула, а драгоценный камень скатился с полотна и упал в траву, где и затерялся. А Заречина расхаживала за спиной принца, сильно тревожа его всплеском оригинальной смеси чувств. Озарение, разочарование, облегчение. Всё было настолько острым и бурным, что принц никак не мог понять состояние своей гостьи.

Серафима долго не могла успокоиться. Так вот чего хотел Дантэн – чтобы она подумала. Не хотел давить. Свобода, то, что так бережно блюдут атландийцы. Свобода выбора, возможность принятия своих собственных решений. Девушка готова была разрыдаться от облегчения и обиды.

– Вот честное слово, атландийцы такие трудные для понимания, почему нельзя просто сказать словами, а? – обратилась она к принцу, который пожал плечами, продолжая приклеивать бриллианты.

– Республиканцы вообще очень странная раса. Ещё в Древности они принимали порой шокирующие решения. И я был крайне удивлён, когда узнал, что вы решили стать подругой для одного из них.

Серафима вздохнула расстроенно. Все думают, что это она решила. Все, кроме неё. Девушка же считала, что во всём виновато её сердце. А может и сам Дантэн. Он настолько невероятный, что сложно в него не влюбиться, хотя он и бесил, крайне часто.

Руки даже зачесались позвонить и высказаться. И не прикажешь же ему, не заставишь забрать её, слишком разные весовые категории для такого противостояния. Нужно что-то другое, что-то весьма хитрое, древнее.

– Или это не ваш выбор? – Фима долго не отвечала, заинтриговав принца.

Серафима даже не сразу сообразила, о чём её спрашивал рептилоид, и рассеянно воззрилась на него, пока не вспомнила суть разговора.

– Мой-мой, – успокоила она Шшангара, а заодно и себя. Отказываться от Дантэна она точно не собиралась. Ей нужно было подумать и понять, готова ли она к решительным и судьбоносным шагам в своей жизни.

– А вот у меня выбора и нет, – тихо обронил принц, поглядывая на охранников. Шширанши не оставлял младшего принца без присмотра. Таков был их уговор. Каждый жаждал получить своё. Девушка перестала расхаживать за спиной принца, встала рядом.

– Так не бывает, – возразила она. – Как говорит моя бабуля: «Даже если вас съели, есть два выхода: либо вверх, либо вниз».

Рептилоид усмехнулся, а Серафима заметила, как блеснули его глаза и расширились вертикальные зрачки.

– Нет, ну вот честно, чего вы рефлексируете. Не пора ли уже взять себя в руки и действовать? Вот чего вы боитесь? – наступила на больную мозоль Фима, от чего принц поморщился.

– Вам ведь известно, я не хочу становиться императором, но моим мнением никто не интересуется.

– Ну и ладно, сами виноваты, – легкомысленно отмахнулась от скорбных ноток в голосе принца Фима. – А вы назло станьте императором. Император, он же кто? Правильно – верхушка власти.

– Я не хочу. Мне власть не нужна. Я хочу свободы. Я хочу заниматься тем, к чему лежит душа.

Серафима грустно вздохнула.

– И я хочу, но! Свобода бывает разной. Нищий свободен от обязательств, но вынужден довольствоваться теми подачками, которые кидают ему прохожие. Он ненавидит их за это, но и не сможет прожить без них. Его свобода соизмерима с одним днём. Эйфория от такой свободы проходит быстро. Она пьянит тем, что нет оков ответственности, но взамен забирает возможность реализации. На кисти, краски и холст нужны деньги, а где он их возьмёт? А есть другая свобода, свобода править чужими жизнями, нести ответственность за государство и творить в своё удовольствие, организовывать выставки, помогать таким же, как вы, уникальным творцам, устраивать для них вечера, общаться, делиться тайнами мастерства, духовно обогащаться.

– Да кто мне даст…

– Вы! – перебила его Фима. – Вы и дадите. Соберите вокруг тех, кто хочет ухватить власть, и ставьте свои условия. Диктуйте правила. Вы будете императором. Выше вас только Создатель. Разве не так написано в ваших трактатах?

Младший принц несколько опешил от порывистости землянки и попытался объяснить свою позицию:

– Всё так, но…

– Вы боитесь, – закончила за него Серафима. – Я тоже боюсь. Но нельзя опускать планку. Нужно перебороть себя и подняться к самой вершине мира, чтобы полной грудью вдохнуть чистейший воздух абсолютной свободы от своих сомнений и страхов.

Девушка умолкла, тяжело дыша, так как поняла, что говорила отнюдь не с принцем, а сама с собой. Да, вот к чему толкал её Дантэн: стать сильней, вырасти, подняться над своими страхами, быть уверенной в своих словах и поступках.

Даже клятва уже не так страшила. Клятва наоборот скрепляла её вместе с Дантэном, как брачные узы. Принц ведь даже не догадывается, что получит больше, чем потеряет, став императором. Защита республики – гарант мира в галактике. За спиной Шшангара всегда будет сильный покровитель.

– Возможно, вы правы и я трус, – тихо отозвался рептилоид.

– Я тоже трусиха, – вернула ему девушка и они оба замолчали, каждый раздумывая о своём.

Серафиме нравилась тишина и спокойствие императорского сада. Лёгкий ветер блуждал по живому зелёному лабиринту. Пели птицы. Стоя рядом с мольбертом, девушка любовалась возвышающимся над живой изгородью дворцом, его яркими красными переливами драгоценных камней, мозаиками витражей.

За одной из живых стен зелени показалось знакомое свечение биополя, серое, тянущееся. Охранники были повсюду, сторожа своего принца, словно узника. И девушка хотела бы помочь Шшангару вырваться из этого плена, да только видела один выход – вперёд к звёздам, которые он так тщательно приклеивал на полотно своего подарка. Нужно взмыть вверх, взять власть над своими тюремщиками. Вот только сможет ли принц найти в себе столько отваги и смелости пойти против всего мира, стать свободным от чужого контроля, достигнуть своей мечты и одновременно покориться, взойти на трон империи.

Странная тревога острой иголкой кольнула сердце, когда девушка рассматривала чьё-то свечение. Пение птиц неожиданно стихло. Фима стала оглядываться по сторонам. Шшангар не отвлекался от своего шедевра, брал драгоценности одну за другой с небольшой мягкой подушечки. А девушка не на шутку забеспокоилась. Охранники подобрались, заслоняя собой проходы. Нахмурившись, Серафима отметила странное беспокойство своего собственного поля, оно словно потянулось в сторону прохода, через который пришла Фима. В груди радостно забилось сердце, ускоряя свой бег. Девушка вглядывалась до рези в глазах в зелёный коридор, нервно закусывая губу, пока в нём не появился мужчина в сером парадном праздничном мундире республики Атланды. Его чёрные кудри весело прыгали при каждом шаге плавной, но хищной походки. Он нисколько не изменился за эти несколько дней разлуки, лишь черты лица заострились, придавая Ходу агрессивный образ.

– А вот и мой палач пожаловал, – шипяще произнёс Шшангар, отрывая Фиму от любования Дантэном.

– Палач? – удивилась девушка, оборачиваясь к младшему принцу крови, который отложил кисть, протерев её тряпкой от клея и краски.

Рептилоид кивнул, а девушка расстроилась. Она так надеялась, что Дантэн прилетел к ней. Думала, что все её попытки наконец принесли плоды. Но, увы, опять атландиец выбрал долг. Фима моргнула, вспоминая, чем закончился первый прилёт Дантэна. Тогда она тоже думала, что его подтолкнул долг, да только всё оказалось не так. Вскинув радостный взгляд на Хода, девушка улыбнулась ему, и её биополе словно с ума сошло, рвануло в сторону любимого.

Но всё изменилось в одну секунду, будто туча набежала на солнце, укрывая мир своей тенью. В глазах Хода вспыхнула ярость, хоть лицо и оставалось бесстрастным.

«Сзади!» – резкий окрик настиг Фиму так неожиданно, что она растерялась, не успела оглянуться, как сильная рука сжала её под грудью, выбивая воздух из лёгких, а холодное лезвие коснулось шеи.

Шшангар шипел между двумя охранниками, приказывая немедленно отпустить его гостью, но его не слушали, оттесняя в другой проход лабиринта, подальше от замершего атландийца.

И надо бы Серафиме испугаться, но у неё не получалось. Она радостно улыбалась любимому, глядя как их биополя – его голубое и её белое – сливаются в одно, напитываясь пронзительно голубым свечением. Поток силы Хода, как соскучившийся щенок, рванул к землянке, которая еле удержалась на ногах. Ослеплённая сиянием, она не видела, как сила скручивалась в тугой кокон, как отшатнулся от неё оглушённый чужими эмоциями средний принц. Он согнулся пополам, хватаясь за виски, и глухо стонал за её спиной. Серафима видела только его, Дантэна. Его чёрные, обжигающие страстью глаза, чувствовала его силу, которая мягко укутала, проникая в её суть, даря неописуемый восторг.

– Я тебя нашёл, – мягко шепнул любимый голос внутри Симы. И девушка чуть всхлипнула, сделала шаг к нему, раскрывая свои объятия. Краткий миг, размытое движение навстречу друг другу, и Дантэн яростно сминает губы ларны, наслаждаясь искрящим счастьем, которое дарила ему любимая. Она была готова разрыдаться, до того соскучилась по нему, и Сильнейший был рад, что она так открыта для него. Он мог читать все её воспоминания, все упрёки, все жалобы, которые она хотела ему высказать. Все слова любви, признания и мольбы.

Когда эмоции поутихли, и Сима смогла с облегчением выдохнуть, всё так же заглядывая в глаза Сильнейшему, Дантэн, отстранившись, ласково провёл рукой по её волосам, осторожно коснулся кожи, куда её чуть не ранил рептилоид, и нежно шепнул:

– Плохо прячешься. В следующий раз прячься лучше.

Фима, прикрыв глаза, погасила вспышку раздражения. Дантэн, как обычно, был несносен и язвил. Вот только она уже решила для себя, что играть теперь будет только по своим правилам.

– А другого раза больше не будет. Ты слишком ленив. Так доиграемся, что я себе более активного найду, и ты меня по-настоящему потеряешь.

Атландиец рассмеялся, прижал голову Симы к своей груди, жёстко смотря на лежащего на земле скулящего среднего принца.

– Хорошо, уговорила. Я не переживу такую потерю. Придумаем другие игры.

Фима крепче обняла Дантэна за талию, блаженствуя от близости с ним. Это экстаз. Нет, это даже лучше экстаза – быть рядом с ним, слушать его голос, вдыхать его аромат, чувствовать его силу в себе и знать, что он любит искренне и ярко. Дантэн не скупился, дарил свою силу любимой, чуть ли не мурча. Словно кусочек пазла нашёл своё место. Ларна приняла его без официальных клятв, без ненужной публики. Это таинство единства двух душ. Это настоящая любовь, дарящая огромнейшую силу, которая сейчас мстила тому, кто посмел прикоснуться в возлюбленной Сильнейшего. Сняв щиты, Дантэн не чувствовал угрызений совести. Даже если рептилоиды, что окружали их, сойдут с ума. Это лишь малая толика того, что они заслуживали.

– Тебе не понравились мои сообщения? – чуть насмешливо спросила его ларна, и Ход тихо засмеялся.

– Отчего же. Очень милые признания. Я тоже скучал по тебе, любовь моя, вот только нам нужно было время, чтобы разобраться в себе, в своих чувствах.

– О да, только прежде стоило поговорить.

– Я ещё не привык. Чуть позже, любимая.

Сима подняла на него свои красивые глаза. Она хмурилась, а Дантэну хотелось, чтобы она улыбалась, чтобы утопила его в невероятных, затягивающих в свой серый омут глазах.

Он оглянулся на наследника, отмечая, что Шшангар, так же, как и его охрана, словно впал в транс, плавая на волнах Симиного счастья. Она, как и планировал Дантэн, развила свои способности.

Девочка выросла, и пора было её пускать в дело.

Дантэн хитро улыбаясь, обхватил лицо любимой ладонями и поцеловал в волосы, крепко прижимая к себе. Чудо с пятью пальцами, неумеренным любопытством и странными хобби. Красивая девочка с Земли, так круто ворвавшаяся в его жизнь, покорила сердце и утолила голод одиночества.

Нож лежал у ног Серафимы, и она смотрела на него, всё ещё не веря, что кто-то хотел её прирезать. Девушка чуть отстранилась, чтобы обернуться. Средний принц поскуливал, из его ноздрей текла кровь, оставляя на серой коже грязные разводы.

– Что с ним? – удивилась Сима, а Ход не хотел пугать любимую. Только не сейчас. Пусть думает что угодно, лишь бы не расстраивалась.

– Ничего страшного, – тихо отозвался и попытался переключить её внимание на наследника. – Ваше высочество, – позвал он Шшангара, который никак не реагировал.

– Ваше высочество, – обеспокоенно заговорила Фима и приблизилась к замершим рептилоидам. Ей пришлось даже коснуться принца за рукав, чтобы он, моргнув, с шумом выдохнул и наконец пришёл в себя.

– Что это было? – тихо шепнул он, оглядывая охранников, Фиму и Дантэна. – Такое невероятное чувство. Я словно вернулся в детство.

Потрясённый рептилоид опустил взор, пытаясь понять, что же с ним приключилось. На миг ему показалось, что его сердце не выдержит переполняющих светлых чувств.

– Это счастье и любовь, – тихо объяснил атландиец, который сжалился над имперцами и поднял щиты, укрывая себя и любимую от неосмотрительных эмпатов. – Почему не закрываетесь, ваше высочество? Вами любой сможет управлять, если будете вести себя столь безрассудно.

Шшангар заморгал, отступил от Сильнейшего и склонил голову в приветствии, как положено у республиканцев, прижимая ладонь к сердцу.

– Я забылся, – неожиданно для себя стал оправдываться принц.

Вообще он не ожидал, что его палач станет с ним разговаривать, даже выговаривать, как нерадивому мальчишке. Император-отец предупреждал, что встреча с хранителем императорской реликвии изменит его жизнь раз и навсегда, вот только Шшангар не думал, что это будет так стремительно и резко. Они с Шширанши рассчитывали, что у них будет время, что они смогут поймать атландийца на наживку. Они так долго готовились, так долго обсуждали, что сделают, что скажут, а в итоге оказались ни к чему не готовы, совершенно растерянные и поверженные.

– Что с моим братом? – затравленно спросил он у атландийца, пытаясь не смотреть в лицо Серафимы, так как ему было стыдно за своё предательство их дружбы. Да, ради своего спасения он готов отдать на откуп что угодно, даже единственного друга. Настоящего друга, который даже сейчас, кажется, так и не понял, как подло с ним поступил наследник крови.

– Наказан, – спокойно ответил Ход, прижимая к себе ларну, наблюдая за охранниками, которые явно были в подчинении у среднего принца, а не самого императора.

Шшангар даже позволил себе улыбку, до чего было приятно услышать подобное от уверенно держащегося атландийца, словно он не был гостем, как и его возлюбленная.

Принц во все глаза смотрел на Дантэна, отмечая его удивительные глаза. Чёрные, как сама ночь, как звёздное небо над головой. В них можно было утонуть.

Серафима, прижимаясь к груди атландийца, напряглась. Ей не понравилось, каким влюблённым взглядом глядел на её любимого рептилоид, а Ход опять прижался к макушке Симы губами и беззвучно рассмеялся.

«Это ты так на меня смотришь, не он. Привыкай», – вновь в голове у Фимы появились чужие мысли, как лёгкая, но назойливая щекотка. Даже ухо захотелось почесать. Девушка подняла взор на любимого, для чего ей пришлось развернуться в надёжном кольце сильных рук. Недоуменно моргнув, Сима спросила:

– Я смотрю на тебя так?

Атландиец кивнул и, не в силах сдержаться, потёрся кончиком носа, утопая в остаточной эйфории своей любимой. Она словно не замечала, как дарила эти эмоции всем окружающим и всё из-за него, Сильнейшего. Дантэну не терпелось забрать Симу в комнату и там более подробно изучить всю гамму чувств, что она испытывала к нему. Он так часто привык чувствовать чужой страх, уважение, но не такую всепрощающую, поглощающую с головой любовь.

Сильнейший понял, что принц дезориентирован и не осознаёт, как невежлив. Поэтому Ход взял на себя роль хозяина и приказал охранникам поднять среднего принца крови и отвести в его покои. А наследнику предложил проводить их во дворец, так как атландиец прибыл на своём личном флаере, поставив в известность о своём визите лишь императора. И Дантэн хотел поскорее закончить все процедуры передачи власти, не дожидаясь завтрашней коронации. Она нужна для публики, для сохранения традиций. А Сильнейшему достаточно капли крови и слов клятвы. Вот ради чего он и прилетел. Но чтобы покорить глупого мальчишку, пришлось жертвовать своей ларной. Её уникальная сила не оставила Шшангару и шанса на сопротивление, он полностью попал под её влияние. Теперь он был послушным мальчиком, который разве что в рот не заглядывал Дантэну, плывя на волнах чужих эмоций. Эмпаты так беззащитны порой, что теряли всё своё величие и могущество перед влюблённой землянкой.