Текст книги "От одного сладкого страха, до двойной горькой любви (СИ)"

Автор книги: Вера Паралич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

Вечер. Медленный снег снова осыпал землю, словно старался накрыть грешную землю своей белизной. И редкие, но достаточно большие, хлопья снежинок, проворно уворачивались от тёмных, голых ветвей деревьев, и ложились на красную поверхность, подтаявшего снега. Рядом, уже промёрзшая, маленькая синяя рука, иногда дёргалась. Нет, дёргалась она не потому, что была жива, а потому что её владельца рвали на куски. Жестокие, цепкие когти сдирали с живого мальчика плоть, и свирепо зажёвывали в большом рту. На посиневших губах мальчика вырывались приглушённые крики, потому что до, он сорвал голос, пока бежал. Удивительно, что он оставался жив, при условии, что его внутренности лежали то тут, то там, а большое животное, одетое в клоуна, подбирал эти органы, и пихал к себе в пасть. – Знаешь, Стайлз, как же я был рад вкусить твоей плоть! Ох… Но я думаю о Стефани. Ты знаешь эту девочку? – звериный взгляд янтарных глаз обратились к нему, и приподнятые брови, вроде, отвечали ему положительно, хотя он уже давно так лежит. – Стайлз, не смотри на меня так, ты мне кажется ещё вкуснее… – клоун пропел это, и челюстями впился в его лицо. Стоя уже у самого окна, Пеннивайз оглядел себя, чтобы знать, что он точно был покрыт кровью его жертвы, и заглянул в окно, где была интересная ему сцена. – Нет, это сделала не я. – тихо мямлила девочка, заплетая косички своей кукле. Рядом с ней, у выхода, стоял отец с пустой бутылкой, видно, дорого коньяка. – Нет! Это сделала ты! Я точно знаю… Да, это сделала ты! Берешь плохой пример с родителей… Это мы виноваты?! Посмотри на меня!!! – кричал отец, угрожая пустой бутылкой. Стефани перевела взгляд на отца, и тут промах был для клоуна, ведь девочка совсем его не боялась, а только радовалась, что любимый отец обратил на неё внимание, даже таким способом. – Ты мне противна. – Я люблю тебя, папочка. – мягко улыбнулась Стефани, и она тут же получила бутылку по правой стороне лба. Зажимая больную рану, откуда стала течь кровь, она перевела взгляд на отца. – Ты – не моя дочь. – и с этими словами, он ушёл. А девочка, загнулась, а до этого она держалась молодцом, и стала стонать от боли, прижимая ко лбу свою руку. – Холодненькое… – прошептала она, и посмотрела в окно. – Холодненькое… – повторила она, и еле встала на ноги. Пошатываясь, нащупывая стену, она дошла до окна и открыла её, встретившись с глазами клоуна. – З-здравствуйте, мистер Пеннивайз. – сказала она, ломано улыбаясь, но потом, её глаза закатились, и её тело упало в окно. К счастью, клоун решил её поймать. – Меня раздражает твоё бесстрашие. – клоун щёлкнул пальцами, и тёплое, значительно большое по сравнению с её маленьким телом, появилось пальто. Он одел её и в тёплую обувь. Неся в руках, он не желал возвращать дитя обратно в комнату. Он чувствовал её отвращение к комнате. Поэтому, он пошёл в лес, где снова засеяло всё радужным и весёлым, только для неё, и для него. Открывая глаза, наша маленькая девочка не ожидала встретиться со счастливым лицом клоуна. – Добррррый вечер, Стеф! – воскликнул клоун, чем и заставил лицо девочки скривить в боли. – Ох, голова болит? – он сделал виноватое лицо, и он и вправду, чувствовал вину. – Нет-нет, всё хорошо… – шум окружавший её сплетался в один большой комок, отчего её голова набухала от боли. Она не могла уловить непонятный шум, и связать его, найдя источник, но как только клоун щёлкнул пальцами. Звук уняли. Всё было темно, тихо как в могиле, чем и облегчал состояние девочки. Она потянула свою руку ко лбу, и ощупала пластырь, хотя его там быть не должно. Блеск глаз обратился к клоуну. – Что? – спросил он, и его доброжелательность рукой сняло. Он отпустил её тело со своих рук, чуть ли не бросая её на холодный снег, но она плюхнулась на него, как на кровать, и даже холода не почувствовала. Осматривая себя, облачённую в серое пальто, осознала, кто сделал это для неё. – Вы… Вы позаботились обо мне? – спросила она, и счастливо улыбалась, придавая неуловимо сладкое послевкусие клоуну. – Да! А что? Ты выпала из окна, после того как тебя хорошенько ударили. – усмехнулся клоун, и вернул улыбку себе на лицо. – Хах… Да. – он не чувствовал от неё радости, но она хотела поддержать положительный настрой клоуна, как бы он над ней не издевался. Можно ли подумать, что эта девочка, очень-очень глупа, или очень-очень сильна? – Где мы? – В лесу, не видишь? – спросил он, забеспокоившись, а не пришёлся ей удар в голову так сильно, что лишил девочку зрения? Это было бы для него крайне неплохо, ведь не зрячие люди бояться того, что происходит в их окружении, в самой неизвестности. – У вас кровь. – девочка указывала на клоунский костюм, чем очень обрадывал Пеннивайза. Жуткая улыбка снова налезла на его лицо, но ему казалось, что он зря вообще улыбаться, если этим только радует Стефани. К сожалению, он не мог не радоваться. – Да-а-а, у меня кровь! – взвизгнул он от счастья, ведь он желал её страха. – Кровь, кровь… Да-да! Я убил маленького мальчика, твоего возраста! Его раздавленное сердце ручьём текла по моей руке, а мясо так легко жевалось! Хочешь быть на его месте?! – клоун не смог справиться с собой, поэтому, его правая рука вывернулась в неправильную сторону, из его локтя показалась другая рука, только чёрная, покрытая некой субстанцией, с когтями. Эта рука схватила девочку за волосы и приподняла с земли. Клоунские ноги опухли и порвались с треском, раздваиваясь, превращаясь в тонкие паучьи ножки. Лицо клоуна снова раздвоилось, показывая зубы. – Я убью тебя. Убью и сожру! Хочешь?! Хочешь?!! – стрекотал он яростно, а девочка бултыхала ногами по воздуху, справляясь с невообразимой болью в голове, так как она весела на своих же волосах. Она чувствовала, как с треском рвались волосы, как с корнями выдирались из её головы. – Я… – простонала она, преодолевая боль. – Я хочу… – истерический смех клоуна эхом прорезал тихий лес, и его клыки вонзились в её левый бок, отрывая кусок плоти. Девочка лишь вскрикнула. Или болевой порок у маленького дитя был сверхъестественный, либо чья-то магия помагала справиться с болью… Она должна была пронзить своим писком слух клоуна, но нет. Влияние всех чувств на её мозг, в том числе, и адреналин, успокаивал её сердце. И тут она испугалась, снова, чем подсластила своим горьким вкусом Пеннивайзу. Он снова захохотал, как клоун, как безумец, ведь сейчас, он чувствовал на языке прекрасный, насыщенный вкус, сбавляемый её страхом, отчаянием, грустью, счастьем… И тут клоун подавился. Счастьем?! Он тут же выпустил из руки её волосы, и она мягко упала на снег, окрашенный её же кровью. Он развернулся, и проглоченное им только мясо, выблевалось на снег, но он продолжал блевать, и непереваренного мальчика. – М-м-мистер П-п-пеннивайз? – её дрожащий голос довёл демона-оборотня, самого пожирателя миров, до той же дрожи, что сейчас испытывала Стефани. Его поджилки, ноги и руки дрожали, его всего скрутило внутри. Он так хотел убежать, прямо сейчас, прямо здесь, и съесть заплутавшего путника в этом лису. Он чувствовал его страх быть навсегда потерянным. – П-п-пеннивайз? – он глянул на неё, сверкая янтарём. И она дрожала, от холода, от боли, от слёз, но не от страха. Она была переполнена чувством переживания, за клоуна, за монстра! – Отвратительное создание! – рыкнул на неё существо. – Отвратительное, безобразное, уродливое, горькое, мерзкое создание! – он яростно выкрикивал оскорбление в её адрес, и она сидела, поджав левый бок, чтобы та не кровоточила. – Противная, маленькая девочка! – рыкнул он в последний раз, и быстро убежал в глубокий лес, где и найдёт заплутавшего человека. – Простите… – девочка, сильнее прижимая левый бок, заплакала горькими слезами. Они, большими каплями, падали на холодный снег, и снежинки таяли. – Простите… – повторила она, всхлипывая, снимая с себя пальто. Теперь в боку одежды зияла дыра, как и на её, собственно, теле. Она сняла с себя обувь, и её челюсть застучала от неприятных покалываний в ножках. Ступив на снег, она сняла с себя штаны, и оторвала небольшую ткань, после чего, приложила к раненому боку, и крепко обвязала себя штанами, чтобы эта ткань прижала её кровоточащую рану. И после, она надела обратно обувь, пальто, и поковыляла домой. Где сумела оказать себе первую помощь. Подобные действия вызвали для неё неприятные воспоминания, когда папа приходил израненный, после очередной драки, а мамы не было. Ей приходилось перевязывать отца. А боль он притуплял алкоголем, а ей нельзя пить, в любом случае, нельзя.

====== Глава 1. Часть 4. ======

На следующий день, к счастью, Пеннивайз не одарил девочку своим присутствием. Хотя, из-за беспокойной раны в боку, она ночь ворочалась, и проспала весь день, до следующего дня. Её здоровье очень ухудшилось, и от вечерней прогулки, и от переживаний за клоуна, и от раны оставленной им. Она беспокоилась, что очень-очень расстроила своего друга монстра, из-за чего, он больше к ней никогда не придёт. Тоска щепала мягкое сердечко за тонкую кожу, и отдавала сильной болью и тяжестью. Стефани, с каждым вздохом, была уверена, что это последний. Усталость заставляла её заснуть, и больше никогда не проснуться, и от этого, она содрогалась, думая, что тогда оставит клоуна одного, без неё. Поэтому, она старалась вытаскивать себя ото сна, не замечая, как же быстро течёт время. С каждым её закрытием век и содроганием, проходили часы. И она герой, раз могла это делать, так как, действительно, если она уснёт, то вряд ли проснётся. На неё всё давило, заставляя заснуть. – Милая, милая… Спи. – шептал ей в ухо Пеннивайз, ложась к ней на кровать. От заботливо уложил её головку к себе на плечо, удивляясь, как же мерзко поступают её родители с ней, они даже не заметили состояние девочки. Он провёл холодной рукой по больному боку, и это приятно отразилось в её теле. Рана быстро затянулась, оставляя уродливый шрам в виде откусанного клыками плоти, – хотя это было и так. Он чувствовал, как девочка была в полусне, и старалась как можно быстрее отдёрнуть себя от отдыха. – Ш-ш-ш… – прошипел он ей на ухо, и в его руках появилась книга. – Я прочту тебе мою любимую сказку Шарля Перро. Жил-был богатый купец, у которого было три дочери и три сына… – он стал читать сказку, так сладко, что девочка, тут же упала в сон. И даже так, клоун продолжил читать, слово читал для себя. Клоун просидел с ней до самого утра, разговаривая с самим собой, зная, что девочка не слышит. Он вертел на пальцах её локоны волос, и нежно обнимал за плечи, потому что ей было холодно… Нет, он чувствовал её глубокое одиночество, что сидело в её сердце, как паразит, сгрызая её эмоции, её чувства, её страхи, хотя именно он и должен это делать. Он любовался её поддрагиваемыми ресницами, и видел самого себя в её сне, где они мило дискуссируют насчёт вкусов мороженного. А так же, в этом сне, из её бока шла кровь, и он знал, что она на подсознательном уровне, чувствовала боль в боку, но не говорила об этом во сне, этому Пеннивайзу. Наоборот, она чувствовала себя бесполезной для него, и думала, что он когда-нибудь её бросит. И когда она открыла глаза, то не обнаружила клоуна рядом, но заметила книгу, новую книгу «Красавица и чудовище». Так же, она обнаружила что бок исцелился, и что она прекрасно себя чувствует. Она знает, кто был ночью, и кто её исцелил. Ближе к вечеру, она смотрела в окно, и с завистью наблюдала, как семьи направлялись в центр города. Сегодня, как никак, было рождество, и ей так хотелось провести этот день с одним из родителей, и посмотреть на салют. Но этому не бывать, как знала она, ведь родители ушли, оставив её дома одну, с пропавшей коробкой из-под пиццы. И в окне, она увидела, как по тротуару шёл молодой парень, и резко повернул голову в её сторону. Его глаза точно смотрели к ней в окно, и на долю секунды, сверкнули янтарём. Она тихо взвизгнула от радости, и стала бегать по комнате, одеваясь, и даже, успела надушиться мамиными духами. Она незамедлительно выбежала из дома, прямо по направлению к парню, и крепко его обняла. – Я… Я думала… – она стала плакать от радости, всё крепче прижимаясь к высокому мужчине, вдыхая его приятный запах – жжёный сахар. – Всё хорошо, милая, только не слишком радуйся. Ты проведёшь своё рождество с людоедом, знаешь? – Пеннивайз погладил её волосы, которые неаккуратно заплетены в косу. – Мистер Пеннивайз… – При людях, прошу, Роберт Грей. – мягко поправил он девочку, опускаясь на корточки, нежно сжимая её плечи. Почему-то, он стал заботиться о ней. Неужели?! У монстра есть чувства?! Нет. Ответ отрицательный. Это всё потому, что он понял, чем заботливее он к ней, тем сильнее он чувствует приятный вкус любви и привязанности к нему от неё. А, местами, проявляющийся страх от неё, – то, что она потеряет его, – вспыхивают искрой, будоража вкусовые рецепторы. И как бы отвратительно это не слышалось, но правда есть правда – он порой возбуждался из-за этого. Странно даже, что он бесполое существо, его так заводит её страх. Мерзко, но это факт. – Мистер Грей… – нет, он не сможет переучить её вежливости. – Это ваш трюк? Почему вы теперь другой? – Я посчитал, что не стоит в такой день, бродить клоуном. Это будет неуместно. – уголки его глуб приподнялись в лёгкую улыбку, и девочка ответила ему той же улыбкой, только, вдобавок, с поступившей краской на щёчках. За долю этой секунды, Пеннивайз думал, как же прекрасно выглядят её покрасневшие, детские щёчки, и если бы он мог, то в считанное мгновение, вгрызся в них. А Стефани, краснела, потому что человек, что был перед ней, имел нежный голос клоуна, и его внешность, – естественно, резко отличалась от клоунского, – имела красивые черты. Короткая причёска тёмных волос; пухлые, в форме нежно-розового банта, губы; кожа естественного цвета; голубые, цвета лесного озера, глаза; длинные ресницы; тёмные, аккуратной формы, брови; от него исходил тот самых запах жжёного сахара. Можно сказать, девочка влюбилась в этого парня, но она знала, что это не настоящая внешность Пеннивайза, и если бы могла, то попросила бы его вернуться во внешность клоуна. Они пошли в центр города не спеша, за ручку, разговаривая о любых темах. Иногда, какие-то девушки, то так, невзначай, останавливали их, махали ручкой девочке, и только интересовались Пеннивайзом, и тихонько складывая бумажечку с номерком в карман его серого пальто. И девочка чувствовала, как сжимал клоун её хрупкую ручку, слегка впиваясь своими когтями. А сам, говорил так скомкано и нервно, словно школьник. В такие моменты, Стефани, делала капризное лицо, и говорила «Папочка! Мама сказала, что ждёт нас, пошли быстрее!», и уводила его от надоедливых женщин. И после каждого такого каприза, когда они отходили от девушки, клоун хмурился, и весело говорил «Она будет моим завтраком/обедом/ужином» И когда они покупали сахарную вату у самого центра города, продавщица занозой засела в монологе с клоуном, и удерживала его как могла, чтобы тот хоть как-то заинтересовался ей. О-о-о, он то заинтересовался, но не плотскими развлечениями, а желанием содрать её чёртов пирсинг с носа, и пожрать эти груди, что она так старательно вываливала, чуть ли не на его руки. – Спасибо. – Стефани, как обычно, поблагодарила, и потащила за руку «отца», и тот, послушно шёл за ней. Парк, благоухающий летом, и заваленный мерцающим снегом зимой – и был центром города. Там, клоун вместе со Стефани отыскали одинокую скамейку, откуда удобно можно было наблюдать, изредка, тестовые фейерверки над головой. – Какая по счёту будет жратва?.. – парень поднял свою руку, и стал, в шутку, считать по пальцем девушек, что их останавливали, но ему вообще не были они интересны. Он брезгливо заглянул в карман пальто, и стал вываливать несколько бумажечек, что эти проститутки ему вложили. – 13. – быстро ответила девочка, и как свинюшка, ей богу, ела эту сахарную вату, измазав своё лицо. Теперь оно было липким, как и пальцы. – Вы сами виноваты, что такую красивую внешность выбрали. Может вам стоило стать моей мамой? – она доела сахарную вату, и взяла снега в руки. Когда он растаял в руке, то прошлась рукой по лицу, тем самым, вымывая сахарные и липкие остатки. – Стеф… – обратил к себе внимание Пеннивайз, и достал из кармана платок. Так же брезгливо вытирая мокрое лицо, он задумался, а могла ли сахарная вата сбавить неприятную горечь её плоти? Ну хотя бы пальчики прохрустеть в своём рту. – Твою маму тут все знают, а тебя редко видели. Многие думали, что я твой брат, или что-то типа того. Я считаю, это принесло бы много проблем. – Каких например? – спросила она, и в её зелёных глазах отразилась вспышка салюта. Её мерцающие огоньки медленно плыли вниз, как капли по стеклу. – Ну… – заворожившись такой красотой в её глазах, он совершенно забыл о чём говорил. Он так хотел вытащить её глаза, и вложить в баночку, затем залить чистой водой, и заморозить, чтобы его вечность сопровождали её глаза. – Ну? – её голос отвлёк его, и розовые щёчки снова покраснели, или же это было из-за холода? – Забудь, о чём мы только говорили. Мы же сюда за рождеством, так? Так давай повеселимся! – он охватил руками парк, и действительно, там стояло колесо обозрения, а вон тут небольшие, американские горки, плавающий кораблик, и многое другое. И тут, он почувствовал предстоящий вкус её страха на языке, от этого, непроизвольно, стала идти слюна. – Я не боюсь аттракционов, мистер Пеннивайз. – мягко сказала она, заботливо вытирая его слюну, с его, клоунской улыбки, которая была ещё страшнее, чем на самой клоунской внешности. Он быстро вернул себя с небес на землю, и отобрал платок. Он не сможет её переучить к нему обращаться «Мистер Пеннивайз»? Сможет ли он её передрессировать, как собачку? Человек человеком, но она всё ровно животное, да? – Не боишься значит… Ты боишься высоты? – он посмотрел на чёртово колесо. – Нет, мистер Пеннивайз. – Вот как… А быть закопанной заживо? – Я не знаю, меня никогда не закапывали. – Ну да, а быть разорванной на части? – её глаза сверкнули беспокойством. – Вы рвали на мне мою кожу, это считается? – Пеннивайз виновато улыбнулся и кивнул головой. – Тогда нет, не боюсь. – Эх… Ладно, пойдём веселиться! – воскликнул парень, вскакивая со своего место. Он думал, что лучше не спрашивать, а на практике всё вызнать, да и сидеть на скамейке и целый час ждать, когда будет салют, не хотелось. Девочка вздрогнула, и он почувствовал её страх. – Нет-нет, не подумайте! – стала она отрицать свой испуг, что бы тот снова не впал в ярость из-за своей ошибки, словно он узнал, что она боится. – Просто, вам по карману меня прокатить на актрационах? – Нет. Денег у меня совсем нет. – быстро успокоил себя Пеннивайз, и покосил взгляд. – Но у меня есть кое-что другое, эффективнее денег. – Вы всех убьёте? – Было бы неплохо, но нет. Город подобного не сможет пережить, и тогда мне придётся переехать. Доверься мне. – парень улыбнулся, по человечески, совсем не жутко и не страшно, и подмигнул. Они отправились посещать аттракционы, и с помощью своей телепатии, убеждал людей, что он платил им. Катая Стефани, он смог впервые услышать её смех. Звонкий, детский, как у простого ребёнка, которого можно сожрать, но так же он, по прежнему, видел в ней тоску. А Стефани была очень счастлива, она чувствовала как эмоции сливались в один большой водород, и вертелись, крутились! – Говорил же, давай повременим с американскими горками… – говорил парень, прильнув к маленькой каменной пристройке, где был один вход, в туалет. И слышал, как тошнило девочку. – Простите, мистер Пеннивайз. – грустно сказала она, шмыгая носом. – Ох, я Роберт Грей, Роберт… Забей. – устало сказал он, приоткрывая дверцу в туалет. Девочка сидела, и плакала, вытираясь платком. – Вот, возьми, полегчает. Через полчаса будет салют, пошли на колесо. – он передал ей холодной воды. – Спасибо, мистер Пеннивайз. – она отпила водички, что чуть облегчило её положение. – Пойдёмте. – она встала, до сих пор вытирая рукавами поступающие слёзы, и потянула платок обратно клоуну. – Оставь себе. – брезгливо ответил он, и взяв её под ручку, пошёл на колесо. Они недолго стояли в очереди, и с помощью своего «трюка», смогли легко пройти в кабинку. Приказывая собственной телепатией, одному из работников колеса, порвать одну из проводов, чтобы чёртово колесо остановилось. Как раз, их кабинка оказалась на самом высоком месте, откуда, через десять минут, будут видны вспышки салютов. – Мистер Пеннивайз, я благодарна, что вы со мной. – тихо прошептала девочка, упираясь об стенку кабинки, всматриваясь в огни маленького города. Над их головами, мерцали яркие звёзды, и клоун постарался, чтобы сегодня, небо было чистым. – Я несколько раз старался тебя сожрать или убить, но ты всё ровно благодаришь меня за сегодняшний день? Забавно… – сказал он, невольно, повторяя её движение, так же всматриваясь в огни города, и звёзды. – Я была бы сегодня одна. Мне не важно, что вы пытались сделать до, и что вы будете стараться сделать после. – Кажется, ты не совсем понимаешь опасности, находясь рядом со мной, здесь, сейчас, на такой высоте. Ты даже убежать не сможешь. – А разве я старалась убежать от вас? – плечи клоуна вздрогнули, и он перевёл свой взгляд на неё, встретившись с сияющими, тёмно-зелёными глазами. Она не улыбалась, она не была счастлива, она не боялась и не грустила, в её сердце прибывало мёртвое спокойствие. – Нет. Мне не нравиться твоё бесстрашие. Что за малолетняя самоубийца, пф. – он усмехнулся своим словами, переводя взгляд на город, и обратно на неё. Она нежно улыбнулась, глянув на город. – Наверно, это так. – Почему ты такая, Стеф? – Я не знаю. Мне спокойно с вами, и вы ничуть не пугаете. – Ты совсем не боишься смерти. Долгой и мучительно смерти? – Не знаю. – ответила она, и это словно был щелчок для клоуна. Он яростно вскочил, схватил девочку за горло, и стал прижимать к стенке. – Бойся смерти! Тебя ждёт хорошее будущее, у тебя будут вкусные детки и любящий муж! Бойся потерять это! – его янтарные глаза превосходили, – конечно, только для девочки, – красоту городских огней и ночных звёзд. Она была согласна утопиться в собственной крови, и ощущать зазубрины его зубов на теле, лишь бы его взгляд оставался на ней, до последнего её вздоха. – Ваши… Глаза… Прекрасны… – прохрипела она, тяжело вдыхая воздух, потому что, на этот раз, это была не попытка Пеннивайза её убить, а заставить её бояться. Он тут же от неё отшатнулся, и сел напротив. – Как хочешь. – недовольно прорычал он, оскалившись, обнажая острые зубы. Девочка прокашлялась, и улыбнулась. – Вполне. – после её слова, раздался хлопок. Первый салют, имел похожий янтарный цвет, что имел её дорогой клоун. Она наблюдала, как одна за другой, в ярких, переливистых мерцаниях цветов, взрывались фейерверки, и она точно знала, что это второе, что имело красоту в её жизни, – после, определённо, самого танцующего клоуна, завладевшим её мягким сердечком. – Спасибо большое, мистер Пеннивайз. В ответ на её слова, демон недовольно фыркнул. Хотел бы он услышать из её уст «Нет! Спасите, кто-нибудь! Пожалуйста, остановись, мне больно!», но это он вряд ли услышит. Его взгляд не смотрел на надоедливый салют, которым он любовался несколько десятков лет, нет, он смотрел на тонкую кожу её шеи, где видел её вены; он смотрел на хрупкие пальчики и ручки, которые могли бы хрустеть в его рту; он смотрел на её губы, которые бы могли кричать от ужаса и боли; он смотрел на её глаза, что могли бы отпечатать холодный ужас; он вслушивался в её мысли, что были переполнены лелеянием клоуна рядом, и ему не было это противно, но и не было приятно; он смотрел, как она сидела без движения, и только грудь спускалась и поднималась от дыхание, а ведь он мог её лёгкие, её органы, красиво вывесить на дереве, что стоит у его логова, и глядеть на них, как на гирлянды. Но ему остается, только смотреть и мечтать. – Салют закончился. – писклявый голос этой малютки старался прервать его на представлениях, и она увидела напротив, своего любимого, большого клоуна, что в загиб сидел в маленькой, для него, кабиночке, и слюнявил пышный воротник. Его янтарные глаза смотрели на неё, и его жуткая улыбка снова прорезалась до ушей, и оттуда показывались острые зубы. Она достала из кармана платок, и встала перед ним. – Простите, что не можете съесть меня. Я понимаю, что вы чувствуете… – она сложила платок, и вытирала ему подбородок. Тем временем, клоун смог вернуться обратно в сознание, и перестать улыбаться, сглотнув слюну, но он позволил ей позаботиться о себе, так как ей было это необходимо. – Когда мама обо мне забыла, и я не могла найти еду на кухне, я голодала два дня. Для меня было ужасным ходить в школу, и смотреть, как другие едят вкусную курочку, залитую соусом, или бифштекс. – грустно говорила она, и старалась вытирать так, чтобы его грим не вытерся, но после того, как она убрала платок, разочарована покачала головой. – Ой, ваш грим… – Ничего. – он взял её руку в свою, опустил и сжал хрупкие пальчики, которые он мог легко раздавить и сожрать. Грим на подбородке вернулся обратно, в исходное. Её брови дёрнулись в удивлении, что его способность может и так. – Пора возвращаться домой. Комментарий к Глава 1. Часть 4. Вновь я!! Я не ожидала такого быстрого оклика от читателей! Спасибо, что цените то, что пишу! Я так рада... Хотя, изначально, я собиралась писать лишь для себя, но кажется, у меня есть мотивация – и это вы!!!

====== Глава 1. Часть 5. ======

Клоун опустил их обратно вниз и вернул облик «Роберта Грея». По дороге она еле плелась за ним, уставшая, уже засыпая. Поэтому парень предложил ей докатиться до дома на его спине. Сначала она отрицала, но это предложение было для неё так маняще, почему позже, согласилась. Рассматривая вид сверху, наблюдая, как длинные ноги клоуна, одетые в чёрные джинсы, медленно шагавшие в сторону её дома, зевнула. Ох, как же не хотелось ей возвращаться домой. Она была согласна отправиться куда угодно, даже в глотку её милого людоеда, лишь бы не в тюрьму этого одиночества. Но она, к сожалению, не сумела справиться с поступающим сном, и раз Морфей так настойчиво звал в своё царство под покачивания, заснула. – Уж лучше, чем моя глотка… – прошептал парень, чувствуя, как та, провалилась в сон. С помощью своих способностей, он, очередной раз, попытался сделать её сон страшнее, но чем ужасней становился клоун у неё во сне, тем более снисходительней становилось её отношение к нему. Поэтому, он навёл страшный сон для неё, чтобы она просто, хоть что-то видела, а не пустоту и надоедливый белый шум. Добравшись до дома, он смог аккуратно взобраться в окно, уложить на кровать, осторожно чмокнуть в лобик, – после чего, конечно, облизаться, – и укрыть тёплым одеялом. Как тут же он хотел уйти, цепкая рука девочки остановила клоуна. – Пенни, не уходи… – прошептала она, и клоун знал, что она находилась в полусне, и думала, что его уход ей лишь только сниться. Он склонился к её уху: – Я никуда не уйду, но наше с тобой время ограничено. – прошептал он, и его сладкий голос послужил ей окончательной отправкой к Морфею. Он снова поцеловал её лобик и ушёл на охоту. Он чувствовал, как парочка подростков прижимала друг друга в лесу к дереву и совсем ничего не боялась. Кроме одного – лишится друг друга. Имеет ли этот демон тот же страх? Да не-е-ет, бред какой-то. На протяжении месяца Пеннивайз находился рядом с ней. Он играл с ней, старался пугать, старался её не убить. Показывал ей, по его мнению, страшные сны с его участьем. Иногда, он злился на её родителей, потому что они не проявляют к ней должного внимания, и заботы, поэтому, иногда, когда мамы и папы нету дома, он своими способностями подзывал разносчика еды и устраивал для неё праздник! Когда они сидели вместе в комнате, Пеннивайз рассказывал страшные истории, что знает, и которые может придумать, – хотя большая половина, была правдой, – и Стефани понимала, что всё всегда заканчивалось «приторной кровью», «покладистой для зубов, мясом», «хрупаньем оторванных конечностей», и она была счастлива слушать это, так как клоун рассказывал это с радостью. После каждого рассказа, его слюни шли рекой, и Стефани не воротило это, и лишь заботливо вытирала платком. Иногда, клоун приходил к ней окровавленный. Пугать ли пытался, или просто его не заботило, как отреагирует девочка, но Стефани всегда могла помочь ему с напоминанием, что «от тебя пахнет кровью, лучше поменять одежду», и вопреки своему животному эгоизму, от стирал кровь щелчком. Девочка знала – это кровь мёртвых детей, и их мамы плачут, ищут, стараются пережить это, – и хотел ли того клоун, или же это было частью его плана, – рассказывал, что родителям этих детей, он меняет их восприятие к исчезновению ребёнка, и верят, что ребёнок никогда не вернется, иначе, он даёт им смирение. И она спрашивала «ты бы тоже так сделал, для моих родителей, если бы съел меня?», на что она получила холодное «нет». Конечно, потом клоун пожалел, потому что она начала перебирать варианты «почему он так ответил», в них было: он так ненавидит её, и её родителей, что заставил бы их страдать; он знает, что её родителям далеко плевать на дочь; ему лень; он задумывался съесть её родителей после неё (но он же ест детей, нет?!); он ненавидит её родителей, что заставил бы их обратить на неё внимание, только после её смерти; и тому подобное, – хотя на самом деле, он перестал слушать её мысли, когда она дошла до его любви к ней. Клоун показывал свои невообразимые иллюзии: Страшные, отвратительные, мерзкие, а порой, красивые, цветастые, пластичные. Он хотел являться в её глазах жутким клоуном, но он оставался несравненным другом. Так же, с помощью иллюзий, он помогал девочке видеть ситуации из сказок, конечно, он часто омрачал их кровью и кишками, но это её не пугало. Как она решила – раз ему это нравиться, почему не может нравиться ей? С помощью иллюзий, он помогал ей более точно увидеть то, что есть за городом. А точнее, – до слёз больно, ну, а клоуну смешно, – она не то что представить, она и знать не знала, кто такие кенгуру, слоны, крокодилы, пингвины, северное сияние, – да, что там с земными прелестями, она не знала, что луна на небе, это не огромный светящийся шар, а спутник Земли! И вроде, казалось, умная девочка, а мало знает о очевидных вещах. Поэтому, наш великодушный демон-оборотень-людоед, и «колдун», показывал ей всё это так наглядно, и так правдоподобно, что этот самый кенгуру скакал по её комнате, а пингвины прыгали в воду у самых её ног. Когда не было родителей дома, – а это было дело рук клоуна, – они садились вместе перед телевизором, Стефани ела попкорн, и смотрели, иногда мультики, что хотела Стефани, иногда ужасы, что хотел Пеннивайз. Они так терпеливо относились к выбору друг друга, что даже поражало их отношения в корне. Людоед, что сдерживается, дабы не сожрать дитя, и Стефани, в тайне любящую личность клоуна. И конечно, он знал о её любви к нему, и принимал это как должное… Когда родители были дома, – что стало редкостью, после того, как появился в жизни Стефани, Пеннивайз, – они запирались в комнате и рисовали. Непременно, клоун рисовал, в самом деле, как Бог, – а как же, это ведь сам пожиратель миров, – и его писания картин могли бы сравнится с шедеврами мировой художественной культуры, хотя в них нет ничего примечательного. А знаете почему? Всё из-за того, что эти двое постоянно рисовали друг друга, и безусловно, Пеннивайз писал её портрет с мрачным уклоном: то она обезглавлена, то она разорвана, то она обглодана под чистую. Что не скажешь о Стефане, которая изображала Пеннивайза, хоть и очень коряво, но, относительно, нормально для влюблённой девочки, в отличии от него: она изображала клоуна с сердечками; клоуна, держащий её руку и красный шарик; клоуна ездиющего на машине. – Мне не нужна машина, я способен и так перемещаться! – и указывая на свои ноги, смешил он Стефани. И даже, однажды, завидуя его художественным способностям, попросила нарисовать ей самого же себя, потому что она этого не может. Тогда он и уточнил «настоящего меня, меня клоуна, или облик Роберта Грея?», сначала, она тут же ответила «клоуна!», но не долго думая, «а можно и мистера Грея?». Тогда-то он и нарисовал два портрета разного себя, и внизу, даже, оставил авторскую роспись, в виде потёртой крови из краски. Эти картины она тут же спрятала в передний кармашек, её домашнего комбинезона. Но после этого: – Настоящего себя? То есть, Вы не клоун? – любопытные девичьи глаза впились в клоуна, и тот лишь легко улыбнулся. – О, да… На самом деле, я не клоун, а куда страшнее существо! Я большой, страшный, волосатый, с вот такими вот клыками! – с помощью пальцев, он показал педипальпы паука. – На сколько большой?! – изумилась она, подскакивая от своего рисунка. – Прям такой-такой?! – она руками постаралась обхватит пространство комнаты, но это у неё плохо получилось, так как её руки короткие. – Да-да! Больше! – воскликнул Пеннивайз, вскакивая со своего месте, обхватив руками комнату. – Настолько больше, что моё тело вряд ли бы вместилось в это комнатку. – О-о-о… – удивлённо протянула она, присаживаясь обратно на место. – Мистер Пенни, большой паук… А вы мне покажете своё настоящее тело? – Скорее, и это тоже не моё настоящее тело. Я… Как понимаешь, в виде огоньков. – его глаза загорелись янтарём, пока он садился назад, вслед за девочкой. – Вот такого цвета. – и указал на свои глаза. – Вы очень красивый, мистер Пенни. – от этих слов, он усмехнулся. Он для каждого страшен, гадок и отвратен, но не для неё. В её глазах, он лучик солнца в небесах. – Всему своё время, Стеф, и ты когда-нибудь будешь летать… Однажды, глубокой ночью, Стефани упросила Пеннивайза сделать с ней снеговика, но тот в ответ, иллюзией, показывал ненастоящего снеговика. Она его долго уговаривала, и наконец сдался. Облачившись в Роберта Грея, прикасался к холодному снегу с неохотой, и Стефани тогда объявила соревнования, кто сможет сделать снежную, настоящую, скульптуру, тот и победитель, и будет иметь возможность ещё следующую неделю смотреть что он хочет по телевизору. Это не хило так с мотивировало его сделать, эту, чёртову, скульптуру. Они выбрали друг друга для строения скульптуры, и вот удивилась Стеф, когда узнала, что Пеннивайзу, – самому, ёшкин кот, пожирателю миров! – не получилось сделать скульптуру. Когда Стефани ходила купаться, часто звала с собой Пеннивайза. Она не видела в этом, никакого стыда, да и клоун был не особо заинтересован в этом, но почему бы и нет? С помощью иллюзий, принимание ванны превращалось, для маленькой героини, в настоящее приключение. Вот, она пират, и сражается с Богом морей, мира Говарда Лавкрафта, а здесь она русалка, путешествующая по дну Марианской впадины. Иногда, даже в этих иллюзиях, она опускалась на дно, и наблюдала за волнующимся лучами, прорывающихся через толщу воды. И в своих иллюзиях, Пеннивайз был тем самым Ктулху, или большой касаткой, гиганским осьминогом, – точнее, он играл роль её врага, впрочем, ничего удивительного. Иногда, бывало, она просто лежала в ванной, слушая классическую музыку, что доносились из чертогов её дома, что слушала мама, и плакала. В такие моменты, клоун ничего не мог поделать, так как эта глубокая душевная тоска по родителям. Подобное не исцеляется. Иногда, по долгу, он засматривался на большой шрам на левом боку, что красовался на её теле. Этот шрам точно очерчивал количество его зубов, и сколь огромна была пасть. Бывало однажды, они играли в прятки или догонялки по дому. Только после нескольких попыток поиграть в игру нормально, они решили, себя этим не развлекать. Нет, причиной этого не было то, что им скучно. Догонялки превращались для Пеннивайза в настоящую охоту, где он не раз срывался, и вгрызался пастью в свою же руку, чтобы очередной раз не укусить Стефани. Да и прятки были для него слишком легки, так как он слышал её дыхание, её пульс, её мысли. Для Стефани эти игры тоже превращались в нелёгкую задачу, так как клоун очень хорошо прятался или быстро убегал. Самое незабываемое и приятное для Стефани – это был вечер, когда она засыпала. Клоун читал какую-нибудь сказку, не важно какую, да чтоб его блаженный голос тихо нашёптывал слова, и не важно какие, – будь то угроза в её адрес, описание её смерти, или диалог героев – она прикладывала голову на пуф его клоунского костюма на плече, крепко прижималась к его груди, обхватывая руками широкую талию и томно вздыхала его запах – жжёного сахара. В такие моменты, Пеннивайз чувствовал привычную горечь на языке, её счастья и спокойствия. Это переполняло его самого тем самым спокойствием. Ему казалось, она и её душа, какой-то перевал на горе, после долгого пути к вершине. И даже чувство голода притуплялось рядом с ней, и хотелось её всё больше и больше радовать. Определённо, в моменты её безпричинного страха того, что он её бросит в один момент, вот так, ни с того ни с сего, придавал ему изюминки в его повседневную рутину, может поэтому, он до сих пор её не покинул? Тем не менее, для себя он уяснил – с ней, ему стало приятно находится. Не как с едой, а как с личностью. Может его подтолкнуло на общение, не только то, что она сладка и горька одновременно, но и потому, что ему не хватало общения, эти несколько миллиардов лет, после «слёта» с Макромира? И когда месяц подошёл к концу, как и её каникулы, утром первого дня в школе, он прощался с ней, но обещал быть вместе, когда придёт со школы, чтобы сделать уроки. – А, ты будешь на охоте, да? – невинные, детские глазки светились ярко, словно под словом «охота», совершенно не подразумевалось питание людьми, а что-то чистое, как какая-нибудь детская забава по ловле муравьёв. – Конечно, милая, питание очень важно, и ты не забывай есть в школе. Я обязательно сделаю так, что бы повариха угостила тебя самым вкусным обедом! – взвизгнул он, стоя позади неё, заплетая светлые волосы в аккуратные косы. Он старался случайно не потянуть ей волос, хотя точно знал, она не будет кричать от боли, а лишь терпеть. Он уже вчера учился делать косички, только, не на ней, а на оторванной голове девочки, с вот-вот, точно такими же светлыми волосами, только обагрённые местами. Тогда ему мешалась свернувшийся кровь на руках, но не сейчас. – Ты всё собрала? Математику, английский, ничего не забыла? – Да-да, ты уже второй раз спрашиваешь. – Я хочу быть уверен, если что, не пропустить как училка тебя ругает, чтобы на следующий день, её сожрать, давя на вину, какая же она… Плохая учительница… – клоун облизался, и сделал последний затяг косички, а потом, закрепив сие искусство в резинку, негромко похлопал себе. – Идеально. – Мистер Пеннивайз, обязательно будьте у меня в комнате! – она надула губки, но всё ровно не могла не улыбаться, когда обернулась к нему. – Я буду тут в середине дня. Я обязательно приду, обещаю! – воскликнул он, и оценил её внешний вид глазом. Красивое, для неё, удобное платьишко нежно-голубого цвета, с поясным бантиком за спиной. Нежно-матовые, махровые, тёплые колготки. Белые туфельки на застёжке. Только одного не хватало. Пеннивайз достал иза спины чёрный ободок, с красной Гарденией на левом боку. И ведь, чтобы не дарил он девочке, какие бы портреты не рисовал её, он часто всё акцентировал левой стороне. А всё потому, что он оставил на её теле, пожизненное упоминание, которое, она никогда не забудет. – Ой, это мне?! – воскликнула девочка, не решаясь схватить ободок, и когда получила одобрительный кивок от клоуна, то осторожно, словно какое-то сокровище, надела себе на голову. – Мистер Пеннивайз, он очень-очень красивый! – Я знал, что тебе понравиться. – он дважды одобрительно кивнул себе, ведь именно он заставил её мать, пойти и продать, грёбаный, дорогой, бесполезный плеер, – что так часто доводил девочку до слёз, – и купить одежду для школы. В том, в чём она ходила до этого, было ужасным, – наверно поэтому, думал клоун, что не было у неё друзей, – порванное, серое платье, давно не стиранные, дырявые колготки, и потускневшая, некогда белая, блузка. – Где твой портфель? – Вот он! – она радостно приподняла небольшой портфель. Клоун, снова осмотрел этот березовый мини-чемоданчик, и сам кивнул себе, что он отличный родитель, если бы он имел детей. Идеальный вес портфеля, жёсткая ортопедическая спинка, большое количество маленьких карманов, три главных кормана с крепкими молниями, и главное, удобные, мягкие лямки, дающее гарантию, что ребёнок не натрёт себе плечи. – Ну всё, мама ждёт тебя. – сказал Пеннивайз, и прижался губами к её лбу. Он не хочет отпускать её никуда. Даже думал, сам стать для неё учителем, но скорее, он отключиться где-нибудь на словах «открываем страничку…» и на долгие 27 лет. Хотел бы он взять её в свою спячку, да только, люди столько не спят. – Да! – шустро ответила она своим звонким голосом. Вдохнув полной грудью её запах, напоминающий запах свежескошенной травы, отстранился, погладил её макушку, и улыбнулся. – Ну всё, беги. – и она крепко его обняла за шею, прижимаясь к пышному воротнику. – Пока, мистер Пеннивайз! – и убежала скорее к маме. Клоун остался один в этой комнате. Все стены были увешаны её рисунками клоуна, одежда небрежно то тут, то там лежала в бардаке, кровать совершенно была не заправлена, рядом с кроватью стоял сундучок, который Пеннивайз подарил ей, чтобы та могла прятать им подаренные вещи, и не бояться, что мама или папа их отберет, как это случилось с книжкой «сборник страшных историй» – всё так, как должно быть у обычного ребёнка. Она именно стала такой, когда в её жизни появился клоун-людоед, но это её никак не заботило. Ей важно, что он остаётся с ней. Вновь, бегло оглядывая комнату, он исчез в тени угла, что подготовила ему Стефани. Этот угол она украсила в чёрный, оставив рисунки мёртвых тел, распотрошенных и окровавленных. Это угл так же был прикрыт чёрным полотном, чтобы такому ночному созданию, как Пеннивайз, не беспокоило солнце, и имелся прямой проход в её комнату. Оказавшись в небольшой комнатке, Пеннивайз сполз по стенке вниз, и охватив свои колени, стал справляться с чувством полного опустошения. С чего вдруг на него нашло? Такая привязанность у монстра, была сравнима с чем-то неестественным, но собственное существование на этой планете, уже было неестественным. Так что же стало так гложить? Комнатка, в которой он находился, имела отрезанные кроя. Точнее, это больше напоминало большую коробку, – жалкое подобие человеческой комнатки, – чьи края на половине были оторваны. Напротив клоуна вырисовывалась картина вонючей, мокрой канализации внизу. Его комнатка стояла удобно, где-то на середине, горы из одежды. Вокруг медленно левитировали детские тела, чьи лица были устремлены ввысь, а души потеряны в забвении мёртвых огоньков. На стенах этой комнатки, по всюду, были вывешены им написанные портреты Стефани в большом количестве. Но шумно выдохнув, он вскочил, и отправился на поиски еды, ведь её школа, это не его 27 лет. Ей придётся ждать куда больше, чем ему. Уже несколько часов стоял полдень, но Пеннивайза отвлёк его обед, так как жертва, что он поймал, так сильно боялась его, тем самым наполняла бездонное чрево клоуна. – Ох! – с восхищением он отвлёк жертву от иллюзий, заставляя обратить того на него внимание. Он, как большой паук, – а жертва до ужаса боялась пауков, – перебирал тонкими ножками по снегу. – Я сейчас свою девочку должен встретить, поэтому, мне поскорее надо справиться с тобой! – и с этими словами, он впился хелицерам в лицо. Спустя короткий промежуток времени, справляясь с телом, оборачиваясь в её излюбленным, танцующим клоуном, смахивая ненужную кровь с лица, выскакивает из тёмного уголка в её комнате, и театрально взмахнул руками. – А вот и я, милая моя! – вскрикнул он, и когда он обратил внимание на комнату, одиночество, пустота, тоска, как патрон, пронзили его демоническое сердце. Розовая комната была пуста. Кровать была заправлена, а вещи исчезли, даже в раскрывшейся дверке шкафа, никаких рисунков на стене. И даже его уголок, лишился всех рисунков, и самого полотна, а ведь он знал, как же лелеяла она этот уголок, и если он не приходил долго, застревая где-то с жертвой на охоте, засиживалась рядом с уголком, и рисовала больше кровавых рисунков. – Стефани? – его глаза беспокойно забегали по комнате. Ему хотелось думать, что это лишь иллюзия, но в этом мире, никого нет сильнее в иллюзиях, кроме него, тогда где же его милая девочка?! Глазами он наткнулся на листок, лежавший на столе. И осторожно хватив его, стал жадно вчитываться, замечая разводы чернил от её слёз: «Дорогой, мистер Пеннивайз. Для меня самой это было неожиданностью, но за мной приехали мои бабушка и дедушка. Они забрали меня к себе в город, в Нейплс, в штате Флорида. Они беспокоились за меня, и, видно, заметили, как я живу… Нет! Я не жалуюсь, и месяц проведённый с вами, был моим самым счастливым! Я долго ждала у угла, надеясь, что вы проводите меня… Или хотя бы уговорить их, не забирать меня у вас… Но вас не было, и я решила вам написать. Так вот! Я забрала все самые важные вещи, и чтобы их не отобрали, спрятала в сундучок, который вы подарили мне! Ключ от сундучка повесила себе на шею! А вам, я оставила рисуночек меня, чтобы вы не скучали, он на нижней полки моего стола!» – Пеннивайз оторвался от чтения, и наклонился к полке, где небрежно сложена бумажка. Разворачивая её, он увидел детский рисунок, где плохо изображена девочка, в голубом платьишке. Прижимая его к груди, он вернулся к записке. – «Скорее, вы не будете так разочарованы, что ваша, маленькая невкусная тушка, уезжает так быстро, но я буду на это надеяться. Страшно представить, как вы будете возмущены этим, ведь ваша жертва, впервые, сбежала от вас! Ах-ха-ха! Спасибо вам, Мистер Пеннивайз, я вас никогда не забуду. Я обязательно ещё вернусь, я обещаю вам, что вернусь к вам, и на этот раз, вкусной, чтобы вы сумели съесть меня, и я смогла полететь. Ведь вы все там летаете! Прощайте, мой любимый Пенни – танцующий твист, клоун.