Текст книги "От одного сладкого страха, до двойной горькой любви (СИ)"

Автор книги: Вера Паралич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

====== Глава 1. Часть 1. ======

«Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминаний о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений»

Л. Н. Толстой

Снег, пушистыми хлопьями, блистая от фонарных, уличных столбов, падал вниз, укрывая одеялом землю. Хотя, белоснежность локации была серой, потому что на улице была глубокая ночь. Она нависла над маленьким городом мраком, и даже лунный свет не мог просочится через густые облака. По идее, тогда должна быть серая ночь, но по известным причинам, она была тёмной. В одной, из покрытых снегом, домов, у самого окна, стояла девочка. Лет 10. Её грустное лицо было облито солёными слезами, и откуда-то, из глубин её сердца, поступала лёгкая дрожь. Возможно, это из-за неимоверной тоски, или потому, что она смотрела на снег, и холод, на подсознательном уровне, заставлял её дрожать. Она этого не знала. В её голове беспорядочно путались мысли, и все они, самые негативные. И в этот момент, ей очень одиноко, и она не знала, как совладать с этим чувством. В груди, сердце подсказывало ей, кого-то обнять, или с кем-то поговорить, и сделала бы она это всё с радостью, если б родители её были трезвы, и она бы имела друзей. И она увидела, как по улице, в такой мороз, в такую темень, грустно и одиноко, бродил клоун, и держал в руках красный шарик. Её это настолько завлекло, что она не медленно надела тёплую обувь и куртку. Преодолевая «препятствие» в виде коридора, далее в кухню-гостинную мимо спящих, не трезвых родителей на диване перед телевизором, и за поворотом во входную дверь, выбежала на улицу. Сначала, она не увидела клоуна, и уже с новой накатившийся тоской, собиралась отправиться назад, домой, но колокольчик завлёк её внимание. Она обернулась, и на автобусной остановке, на скамейке, сидел клоун, и махал ей рукой. Она помахала в ответ, и неуверенно приблизилась к нему. На бледном гриме, была растянута пугающая улыбка. С кончиков губ, наверх, словно разрезая глаза, шли красные линии.  – Что ты здесь делаешь, Стефани?! – воскликнул он, этим слегка напугав нашу героиню, но она и не думала отступать.  – Я увидела вас, вот и пришла. – сказала она, и клоун старался вычитать её мысли, но никак не мог понять, о чём думает его жертва, так как голова её была пуста.  – Какой смелый шаг! А почему ты не дома? Так холодно и страшно здесь! – сказал он радостно, обняв себя, морща нос. Девочка улыбнулась, и рядом с ним, отряхивая холодный снег руками со скамейки, присела. Снег мигом растаял на горячих пальцах, и поэтому, она вытерла мокрую руку о штанину пижамы, и засунула в карман куртки.  – Я с вами, и мне не холодно. – сказала она, и опустила голову. Клоун почувствовал нотку грусти, но не заострял на этом внимание. Он хотел есть. Голод пробуждал в нём звериные инстинкты, и он старался не выдать себя раньше времени.  – Я придумал! Хочешь пойти со мной в цирк?! Он вон там, в лесу! – радостно воскликнул он, и указал на лес. Девочка посмотрела в этом направлении, и ничего не видела, но потом, за миг, лес осветился радужными цветами, были слышен говор взрослых, и детский смех, играла заводная музыка, и ей даже показалось, что пахнет жжёным сахаром, попкорном и её любимыми, бабушкиными оладьями.  – Да… – тихо ответила она, и клоун вскочил со своего места, и чуть приклонившись, предложил ей руку.  – Так повеселимся же! – взвизгнул он, и она аккуратно подала ему руку. Сильные пальцы в перчатке сжали её хрупкие пальчики, и рука клоуна оказалась очень тёплой, что не хотелось отпускать. Это ей показалось странным, ведь папа всегда говорил, не ходить с незнакомцами, а она взяла, и пошла. Так быстро согласившись. Они пошли в лес. Обернувшись на свой дом, там даже не горело света. Всем было плевать, где она, куда пошла, и сколько её не будет. Она даже думала, что если пропадёт, то и искать никто её не станет. Но её взгляд скользнул к скамейке, где они сидели, и лишь только её место было оттаявшее, но не клоуна. После недолгого похода по протоптанной тропинке, девочка посмотрела на клоуна, что весело шагал рядом, и так радостно улыбался.  – Как вас зовут? – спросила Стефани, невольно стараясь повторить его шаги.  – О! Я думал ты и не спросишь! – веселый возглас эхом отразился по тёмному лесу, но девочке он не казался таким страшным. – Я Пеннивайз – танцующий клоун!  – Что ты умеешь танцевать? – спросила она, и клоун ещё шире улыбнулся, посмотрев в её глаза.  – Я больше люблю танцевать твист! – его безумный возглас заставил поджилки девочки в страхе дрожать, но она себя быстро успокоила, чем расстроила клоуна.  – Куда мы идём? – спросила она, и посмотрела вперед. Цирк до сих пор был впереди, и с каждым шагом, сладкие ароматы проявлялись яснее. Клоун мог вычислить её пожелания, он чувствовал, что она хотела, чем и наводил отвратительный, для него, зловонье сладкого. Единственное, что было для него сладкое, так это смотреть на тонкую, бледную кожу девочки, и представлять, как рвёт её плоть, прожёвывая, проглатывая. Из-за этих мыслей, у клоуна, по губе вниз, стал стекать водопад слюней.  – В цирк, я же сказал! – радостно сказал он, и быстрее прежнего пошёл. Девочка за ним успевала, да даже могла пойти быстрее него, но раз ему так удобнее, решила она, то так и будет. Её мама часто заставляла её идти очень быстро, если она хотела за ней поспеть и не остаться в одиночестве. Она так жадно желала её внимания, что совсем забыла о том, что она всего лишь ребёнок, и ей надо было истерить, плакать, кричать, показать ей свои чувства.  – Вы одиноки, да? – спросила она и добавила. – А ещё вы грустный.  – Что?! Нет, я не одинок и я никогда не грущу! – воскликнул Пеннивайз, и посмотрел на девочку. Её грустный взгляд, полный тоски, затмил её мысли, и он не мог их прочитать. – С чего ты так решила? – аккуратно заинтересовался он, чему и сам был удивлён.  – Впереди никакого цирка нет. Не знаю как вы это сделали, но никто не будет ставить цирк в лесу. Цирки нужны людям для денег, а чтобы было много денег, нужно больше людей. Тогда зачем ставить цирк в безлюдном месте? И почему он будет работать такой глубокой ночью? Если посмотреть, то он не далеко, так почему мы не встретили ни одного человека? – она продолжала вслух рассуждать и спрашивать, вполне себе, очевидные вещи, что у клоуна, у самого пожирателя миров, голова пошла кругом.  – Стефани! Ты же хочешь повеселиться?! Так к чему эти вопросы, они лишь отвлекают тебя! – старался он заткнуть её бешеный поток рассуждений в голове. И поэтому, он решил перестать стараться влезть в мысли, где бушевал лютый ураган. Но по виду девочки, кажется, для неё это было привычным.  – Хорошо. – легко и быстро согласилась она, но Пеннивайз ещё чувствовал от этой умной девочки её рассуждения. Они были ему не приятны на вкус. – Вы хотите меня убить? – спросила она, и клоун замер. Медленный взгляд повернулся к ней, и его глаза озарились ядовито-янтарным блеском. Цирк, что так близко шумел, затих. Вместо приятного запаха сладкого, чувствовалась замёрзшая зелень. И яркие огни, что были впереди, неожиданно выключились, как севший фонарь.  – А что если так? – спросил он её погрубевшим голосом, что уже напоминал рык. Он почувствовал как девичье сердце заколотилось, но страха он так и не почувствовал. – Ты боишься меня, Стефани?  – Ваши глаза прекрасны, мистер Пеннивайз. – вежливо сказала она, и клоун отцепился от её руки и отвернулся. Он сжал свой рот, и пригнулся, чтобы подавить рвотные позывы, или же выблевать свой обед. Ему эти слова показались такими странными, что он не знал, приятному ли ему было за этот комплемент, или отвратно? Его глаз боялись все, ведь их свет всем напоминал мёртвые огоньки. Так почему же девочка назвала их прекрасными?!  – Они не прекрасны! – завопил он, и один прыжком оказался рядом с ней. На кончиках пальцев, разрывая перчатку, оказались длинные когти. Он схватил девочку за шею, и сжал. Он легко мог сломать это хрупкое тельце и сожрать все внутренности. – Они не прекрасны! – повторил он, прижимая её к ближайшему дереву. Девочка схватилась за кисть, стараясь разжать её, и вздохнуть кислород, но рука оказалась сильной, и её зелёные глаза, что были прикрыты в ужасе, раскрылись. Она увидела обозленное лицо, и страшный оскал в улыбке, расползающийся в веселье до самых ушей, но он был зол, очень зол. Пеннивайз, продолжая сжимать её шею, старался снова внедриться в её мысли, и облизать её страх. У него даже слюнки потекли в предвкушении, но он снова наткнулся на пустоту. Ни страха, ни мыслей о спасении, даже последние слова она не озвучивала для отходящей жизни – ничего! Он разжал руку, и вцепился в свои волосы, отрывая рыжие локоны с головы, в ярости, в гневе, и он не понимал, почему тошнота так и приходила к нему. Он бы убил девочку, так же легко, как и остальных детей до, но он почему-то не мог. Он отчётливо знал, что если проглотит хоть кусок её мяса, то подавиться от отвращения и захлебнётся в собственной блевоте.  – С вами всё в порядке? – спросила она как ни в чём не бывало. Клоун глянул на неё. На это пустое выражение лица.  – Ты не боишься меня? Чего ты боишься, Стефани?! Чего ты боишься! – крикнул он свирепо, и его тело стало оборачиваться в нечто слившееся с пауком и клоуном.  – Я боюсь одиночества. – легко ответила она, и мило улыбнулась ему. Пеннивайз замер. Что в таком случае делать? Он увидел проблеск счастья в её сердце, в её голове, в её лице. Он подошёл к ней ближе, переступая своими паучьими лапками, похрустывая по снегу.  – А почему ты не боишься? – спросил он, словно искренне заинтересован, но на самом деле, он был напуган. И собственный страх ложился на его язык горькой субстанцией, прожигая рот.  – Потому что вы со мной. – ответила она, и зелёные глаза заблестели. Он только сейчас понял, что впервые, за всю его жизнь, сколько бы миллиардов солнце ему не отмерило, подарил не смерть, а спасение. Спасение для одинокой души, что так отчаянно желала чьего-то присутствия, компании. И он подарил ей общение, которого она так хотела. И он осознал свою ошибку, ведь ребенок не хочет быть один, а хочет быть с кем-то, и он дал ей это. В осознании, перебирая лапками, пятясь назад от непонятных чувств, столкнулся с деревом.  – П-пеннивайз? – спросила она настороженно, и его пустые, ещё горящие янтарём глаза, посмотрели на неё. И ему стало жутко не по себе, поэтому, впервые в своей жизни, он исчез в тени, откуда переместиться в другое место, найдёт самого пугающегося ребёнка, съест его, и забудет свою первую неудачу. Ну, а девочка, что снова осталась одна, загрустила. Ведь даже монстр испугался её, и не хочет с ней общаться. Одиночество, поджидающее подобное, мягко легла на её спину, и крепко обняла.  – Встретимся ещё… – грустно сказала она, и пошла домой. Комментарий к Глава 1. Часть 1. Здравствуйте! Взяла смелость написать какой-нибудь ФФ по “Оно”. Уж больно понравился мне клоун, после первой части фильма. А когда посмотрела вторую часть, решила пойти в фанфики, – почему бы и нет? ¯_(ツ)_/¯.

Спустя короткое время, – а может, и не совсем короткое, – я прочла половину книги “Оно” у Стивена Кинга, и тут попёрло. Ееее~

Судите строго, замечайте недостатки, и подбодрите каким-нибудь комментиком ;3

====== Глава 1. Часть 2. ======

На следующий вечер, когда родители Стефани были, – как обычно, – не трезвы, она сумела стащить у них пончик, и сушенную рыбку, а так же пачку чипсов. И всё это, имея у себя в комнате, счастливо рассматривая их, она была рада, что поест в этот день. За окном бушевал ураган, что даже от взгляда на него, становилось так холодно, что кости хотелось укутать в тёплое одеяло. Стефани схватила книгу, и с блеском в глазах, прочитала её название, и тут, к её ресницам спал светлый локон. Благополучно убрав её за ухо, открыла начало великолепной истории. А за окном, где под стеной плотного снега, бросившегося в неутолимый пляс, где ничего не видно дальше вытянутой руки, сидел клоун. Его янтарные глаза зажглись и посмотрели в комнату, где обнаружил умную девочку, что вчера свела его с ума. Он и представить не мог, что такие дети как она, существуют, хотя, он встречал подобных, но те, были не с простых семей, точнее, с действительно, ненормальных семей. Его дух перехватило, хотя ему и не надо было дышать, и волноваться из-за ребенка, ему было вообще смешно, но что-то одновременно отталкивало его от неё, и притягивало. И раз он здесь, прямо за её окном, и слышит строки книги, что начинались со слов: «Было то в середине зимы, падали снежинки, точно пух с неба, и сидела королева у окошка…», то стоит зайти? Он трижды, не громко, но уверенно постучал в окно. Девочка резко повернула своё лицо к окну. Она подумала что это ветка, но когда клоун повторил своё действие, то она встала, и открыла окно. Жила девочка на первом этаже, и её роста не хватало, чтобы сбегать из дома, если она того захочет, но даже когда отец стоял за окном, то подоконник доходил ему до макушки. И тут можно понять, что клоун был большим и высоким, так как его голова заглядывала в комнату без проблем. Резкий ветер из открывшегося окна охватил маленькое тельце в холодные тески, от чего она невольно задрожала. Яркие, на этот раз, голубые глаза смотрели на неё, и безумная улыбка приветствовала девочку. Пеннивайз не почувствовала её страха, что для него было досадно, но не настолько, чтобы разочаровать. Перед тем как явиться сюда, он закусил близняшками, но он уже чувствовал, что сделал это зря, так как тошнота снова поступила в его горло. Он даже хотел уйти, развернутся, и просто уйти, но он так же жадно желал разгадать загадку – почему его тошнит рядом с аппетитным ребёнком? – Прррривет, Стефани! – взвизгнул он, и активно помахал рукой. – Я могу войти? Мне холодно… – он показал своё грустное лицо, и потёр свои плечи, – хотя, чудовищу из Макромира, чуждо чувство холода, – девочка отошла от окна. Клоун запрыгнул, и без проблем влез в окно, словно он как снежинка, несущаяся по ветру, залетая в эту комнату. – Здравствуйте, мистер Пеннивайз. Что вы тут делаете? – спросила она, неловко зажимая пальцы в ладони. Она стеснялась своего пижамного прикида на ночь, так как оно было розовым, усыпанным единорожками, и ей не нравились единороги, совсем. – О, я пришёл тебя проведать, и узнать, добралась ли ты до дома? – он наклонился к ней, стараясь как можно зловеще смотреть на неё, и жутко улыбаться, но это не вызвало в девочке чувств, которые нужны были ему. – Если вы видите, что я тут, не означает ли это, что я добралась до дома? – спросила она, и мягко присела на угол своей розовой кроватки. – Вижу, вижу… – сказал он, и осмотрел комнату. Клоун думал, если он не может ничего определённого выловить из её пустых мыслей, то стоит узнать её комнату? Он удивился, ведь она ребенок и… Комната преобладала розовыми оттенками: обои имели мягко-розовый, раздражающий цвет, потолок раскрашен в голубой оттенок, и виднелись нарисованные облака, и белый, мягкий ковёр. На обоях, как у обычного простого ребёнка, не имелось каких-то прикрепленных рисунков, или грамот, наград? Ничего. Словно комната символизировала её голову. Рядом с окном стоял стол, но он, на поверхности, был пуст, как будто, семья только-только переехала, но комната имела плотный запах девочки, которая живёт тут давно. – Стефани, вы с семьёй недавно в городе? – спросил Пеннивайз, своим излюбленным, приятным голосом. Его ноги понесли его по комнате, исследуя каждый закоулок. – Я в городе, сколько помню себя, а так, я не знаю откуда я. – сказала девочка, наблюдая за движениями клоуна. Он открывал шкаф с одеждой, совершенно не задумываясь о её личном пространстве. И бегло оглядывал её, хорошо сложенную, одежду, обувь, но ничего для себя интересно не подмечал. Острый запах алкоголя заставил нашего людоеда поморщиться, и посмотреть в направлении двери, что ввела в коридор, ведь он никогда не понимал, зачем они пьют эту горькую гадость, лишь только портила вкус. Поэтому, он взял, и закрыл дверь. – Понятно. – не заинтересовано ответил он, и встал около стола, в котором было пару шкафных отсеков. Он присел, и стал осматривать один из шкафчиков, но кроме, ни разу не использованных фломастеров и красок, ничего не нашёл. В другом обнаружил, что в пачке с ручками, одна отсутствовала. «Ну хоть какое доказательство того, что она, не иллюзия» – облегчился он, и закрыл шкаф, после чего встал в полный рост, и улыбнулся ей. – Стефани, а что ты делаешь? – Сначала ответе на вопрос, что вы тут делаете? – серьёзное лицо девочки, и акцент на слово «делаете», словно она догадывалась о его настоящей цели, завело его в тупик. – Вы мой монстр под кроватью? – Ах, если бы, но нет. – отшутился клоун, и театрально махнул рукой. – Я пришёл к тебе. – Правда?! – зелёные глаза, что были загорожены некими хмурыми бурями, заискрились в радости. Клоуну снова не понравился этот вкус радости, так как он горьковат для него. – Конечно! – воскликнул он, и похлопал сам себе в ладоши. – Тогда… Тогда давайте вы почитаете мне книгу! – воскликнула она тихо, словно это была для неё привычка, вести себя максимально тихо. – А я… – она стала вертеться вокруг себя, и когда обнаружила то, что искала, потянулась к этому, схватила, и протянула руку клоуну. – Угощу вас шоколадным пончиком! – но потом, она отдёрнула руку, словно чего-то испугалась, и у Пеннивайза засветились глаза, так как он действительно почувствовал сладкий страх, и он был настолько насыщенным, что и понятия не имел, сколь ярок может быть вкус. – Чего ты так испугалась, милая? – спросил он, желая ещё больше вкусить этого запретного плода. Девочка настороженно улыбнулась ему, и он думал, что сумел её, наконец, напугать. – Вы же едите людей… – О-о-о, да! Я ем людей! Они вкусные! Особенно я ем таких маленьких, вкусненьких девочек, как ты! – взвизгнул он в восторге. С его странной нижней губы, стала сочиться слюна, и падать на пышный воротничок, прокатываясь вниз, по белому камзолу, падая на белый ковёр, но зелёные глаза не перестали светиться, и не выдавали страха. – Я испугалась, что вы обидитесь на то, что я вам предложила пончик, и больше не захотите со мной общаться. – грустно ответила она, и улыбка с клоуна тут же исчезла. Его лицо, разрезалось на четверо, как раскрывшийся бутон, открылось, показывая слюнявую глотку, с многочисленными рядами острых зубов. – Так вы почитаете мне? – спросила девочка так, будто не видела всего этого ужаса, выстраивающийся перед её лицом, и она даже, невзначай, словно во что-то личное, заглянула в рот, чтобы посмотреть, или всё же, посчитать, а сколько там зубов? Рот свернулся обратно, придавая её владельцу изначальный вид. Клоун не улыбался. – Ты испугалась только этого? – спросил клоун с ноткой отвращения к этой девочке. В его мыслях не укладывалось, да как, такая маленькая тушка, и не боится его?! Да даже самый отбитый, подумает о своих страхах, начав ассоциировать клоуна со своими страхами. А девочка, даже увидев что-то поистине страшное, что её сейчас возьмут и сожрут, постаралась посчитать его зубы?! – Вам важно, чтобы я боялась? Я вам противна, если я вас не боюсь?.. Так… – теперь в мыслях девочки не укладывалось то, почему надо его боятся, тем более, почему ему это важно? Ведь если она будет стараться его пугаться, то никакой дружбы из этого не выйдет. А хочет ли он дружить с ней? Оба некоторое время молчали, смотрели друг на друга, и переваривали несносные мысли, и первым отважился унять эту головную боль: – Вы хотите со мной дружить? – спросила девочка, так цепко прозванивая своим писклявым голосом, разрывая эту могильную тишину, в которой, где-то там, вдалеке, слышен отцовский храп. – Нет. Я ем таких детей, как ты. Почему я должен дружить со своей едой? – улыбка к клоуну не возвращалась, лишь двухзначное лицо, изображавшее неприязнь и непонимание. – Понятно… Но это ведь не мешает мне почитать, так ведь? Мама больше не читает мне книжку на ночь, поэтому я делаю это себе сама, но из-за того что я слишком увлекаюсь историей, плохо сплю, а потом, в школе ругают. – грустно промямлила она, не желая выдавать ему эту грусть, в страхе его загрузить своими проблемами, и тем самым, отогнать от себя. Пеннивайз это почувствовал, на долю секунды, этот страх, но опять же, не понимал, как вызвать эту эмоцию ярче, чтобы больше отхлебнуть этого сладкого вкуса! – Я не буду тебе читать. Ты сама с этим прекрасно справлялась. – клоун отвернулся от неё, показывая свою широкую спину, и пошёл к окну. – Погодите! Я-я постараюсь бояться вас! Я буду вас очень бояться! – тихо воскликнула девочка, чем и задержала ноги Пеннивайза, стремившийся скорее уйти из этой, гадкой, розовой комнатки. – Бояться… – промурлыкал себе под нос клоун, и медленно повернулся к ней. – Страх возникает непроизвольно. Ты не подвластна решать, когда испугаешься. – А кто тогда? – неуверенный голос девочки впился в мозги клоуна, и те, стали царапать его черепную коробку изнутри, приводя его чувства к исключительному гневу. – Я! Я должен был! Но ты не боишься меня, почему?! – его грозный голос заставил девочку думать, что земля содрогается, но ничего подобного не происходило. Его крик… Он не смог докричаться до её страха, и пустое лицо снова вызвало чувство тошноты. – Потому что я хочу, чтобы мы были друзьями? – спросила она, и клоун сжал руку в перчатке, но после разжал, и она сама схватила горло девочки. – Мы не можем быть с тобой друзьями! Понимаешь?! Я ем таких, как ты! Все дети – моя еда! Ты – моя еда! Ты этого не понимаешь?! Я с едой не дружу! Я пожираю еду, срывая их плоть, напиваясь их кровью! – рычал он ей, и его слюни, – если это не пена, конечно, – покрывали её лицо. Она ухватилась за его руку, и сжала хрупкие пальцы на кисте. Её губы дрожали, и пытались что-то сказать, но вырывались лишь задыхающийся стоны. В её голове зашумело, и если клоун мог слышать то, о чём она думает, то он снова наткнулся бы на пустоту, словно её жизнь, для неё же самой, это просто оторванный лист, что можно смять, и выбросить в ближайшую помойку. Он отбросил её на кровать, и взревел, впиваясь в своё же тело, своими же когтями рук. А она тем временем откашлялась, и на четвереньках, проползла к нему. – Мистер Пеннивайз, простите, что я вам не по вкусу, но вы всё равно считаете меня едой. Я… я не хочу казаться для вас такой бесполезной. Ладно-ладно, вы можете не дружить со мной. И…и если вам так не нравиться моя компания, то можете, если захотите, покинуть мою комнату… – но она не договорила, он слышал продолжение её слов в её голове: «…но вы можете приходить в любое время, если вам вздумается», но заткнул рот своей рукой. Неожиданно, всё стало тихо. Очень тихо. Для него, её невыносимая пустота отражалась белым шумом, как в телевизоре, но теперь, она совсем стала тихой. Он медленно перевёл глаза на неё. Яркие зелёные глаза впились в его, и он почувствовал, как перчатка впитывает жидкость – горячие солёные слёзы. А она тем временем, видела его взгляд ядовито-янтарных радужек, что так изумлённо глядели на неё. Недоумение встало в его горле. Она думала о чём-то, но в миг сметала эти мысли, что даже Пеннивайз, – он, пожиратель миров, имеющий за спиной несколько миллиардов лет, – не успевал прочесть. От такой невероятной скорости, пустота с белым шумом заполнялась и опустошалась в считанные мгновения, это сравнимо с тем, что ты перелистываешь канал за каналом в телевизоре, даже не давая программе прогрузить свой звук. – Прекрати это делать… – боязливо сказал он, опуская руку от её рта, и брезгливо треся её, стараясь смахнуть, или скорее высушить, свою перчатку. – Простите… Простите, я не хотела, правда… – она стала смахивать поступающие слёзы на её лице рукавом пижамы. – Меня разочаровывает то, что мы с вами не друзья. Так съешьте меня. – предложила она, поднимая опухшие и покрасневшие глаза на него. – Мне впервые кто-то предлагает его съесть… А нет, не впервые. – Пеннивайз стал вспоминать подобные моменты в его жизни, но тогда он съедал попросившего его съесть, всё равно со страхом быть лишённым жизни. – Тем не менее, – он постарался убрать эти воспоминания, жмурясь, и махая рукой перед лицом. – Тогда… Тогда… – девочка уже растерялась в своих желаниях, погружая собственные мысли в беспорядочную суматоху, что так была неприятна клоуну. – Остановись. Я почитаю тебе, почитаю! – воскликнул он, и облегчённо вздохнул, ощутив горький вкус её радости. – Спасибо большое! – возрадовалась она в голос, только тихо. – Вот сюда, сюда! – она удобно уложила подушки к стенке, – из них были и плюшевые игрушки, подушки в форме сердечек, кружков и квадратиков, – и удобно уложила одеяло на кровате, а потом, облокотилась об небольшую, розовую подушку рядом, освобождая, достаточно большое пространство, похлопала на приличное пространство, куда бы удобно вместился большой клоун. Он закатил глаза, и прилёг рядом. Кровать оказалась очень удобной и мягкой, а место, что она для него сделала, из подушек, расслабили его напрягшийся, из-за всей это ситуации, мышцы. – Ну, какую будем читать книгу? – спросил он, и неуловимо для себя, подумал, какое же большое количество книг он прочёл, когда люди стали выпускать книги! Он зачитывался в них, и как безумный, проглатывал одну за другой, и даже природу свою благодарил за то, что пока он спал 27 лет, люди создавали больше историй, выписывали больше исследований о собственном мире, что экономило силы для Пеннивайза в самостоятельном исследовании. Он каждые 27 лет, обещает для себя, что освободит гнездо, и хотя бы на несколько дней, выползет из убежища, хотя бы на несколько километров, – но это, то же, что и для человека, который говорит себе – «я на следующий год точно поеду…», но так и никуда не едет. – Вот! – и девочка протянула ему тонкую книжечку, где большими буковками написано «Спящая красавица», и от этого, клоун усмехнулся. Стефани была рада, что отчего-то, на клоунском, жутком лице, отразилась улыбка. Её стало привлекать: его странной формы лоб; его рыжие волосы, что пахли жжёным сахаром; его бледный грим; и эти красные полосы, придававшие иллюзию разреза глаз, или разреза его улыбки; его длинные ресницы, украшающие яркую голубизну, как чистого озера, глаза; его пышный воротник, местами испачканный тёмно-багровой, засохшей кровью. – О, Братья Гримм! Когда-то и я вчитывался в их сказки, действительно, неплохо! – воскликнул Пеннивайз, и открыл первую страничку. – Было то в середине зимы, падали снежинки, точно пух с неба, и сидела королева у окошка… – читал клоун, с тактом, с выражением, с чувством, наполняя девичью голову, сам того не ожидая, спокойствием, не имеющий белый шум, а только банальное переживание за героя. Его голос звучал спокойно, иногда, если того требует книга, занижал или повышал тон, ускорял или замедлял темп, и даже, иногда, смеша девочку, – особенно на месте, когда Белоснежка в книги, говорила со старушкой, потому что Пеннивайз её озвучивал очень смешно, а ещё, озвучка гномов далась ему смешнее, чем когда читала ей мама (но и та, не читала с таким сердцем, как это старался делать клоун) – или дурманил, пылкий ум Стефани, голосом, что даже сердце девочки, как дикая птичка в клетке, билось в унисон, и при этом, она краснела… Комментарий к Глава 1. Часть 2. Парум-парум! Вот и следующая часть! Интересно, почему же Мистер Пеннивайз так снисходителен к ней? Черепаха, ты ли это?

====== Глава 1. Часть 3. ======

Клоун стал привыкать к неприятной горькости, который, неожиданно, перестал раздражать его, но он всё же поскорее хотел закончить с этим. И дочитывая книгу уже до конца, останавливаясь на словах: «И должна была она ступить ногами в докрасна раскаленные туфли и плясать в них до тех пор, пока, наконец, не упала она мертвая наземь». – Прекрасная сказка… – прошептал клоун, заканчивая историю, закрывая книгу, и только почувствовал тяжесть на своём плече. Глянув туда, он увидел, как девочка посапывала, используя его плечо, а скорее, его пышный пуф костюма, как подушку, хотя сама себя, обложила значительно помягче подушками, чем его пуф. Её можно оправдать тем, что она ожидала от его плеча, – прикосновение к чему-то сверхъестественному, – и пока старалась ощутить это, потихоньку ложась на его плечо, в такт его голосу, для себя, незаметно, уснула, и перед тем как отключиться, подметила, что это человеческое, горячее плечо. – Оу… Да ладно. – прошептал клоун, и тихонько, стараясь не разбудить девочку, убрал её лёгкую головку, – которую бы мог без труда разбить вдребезги о стену, – на подушку. Вставая на свои двои, и разменая человеческие, затёкшие ноги, выгибая их до плеч, как какая-то профессиональная балерина, прищурил взгляд, сфокусировав на Стефани, и на своих отчаянных попытках разгадать секрет. Виновата ли сама девочка в том, что способна обмануть демона-оборотня, питающимся эмоциями людей, и пожирающим миры, или же это дело рук его заклятого врага – Матурин?... Не уж-то правда? И клоун тут же отсёк это предположение, так как, к чему бы не прикоснулась эта черепаха, то запах свой бы она точно оставила. Тогда Пеннивайз, в шутку, подумал, что это девочка пугала бы черепаху сама. Клоуна одолевали двойственные чувства – уйти поскорее или остаться тут. Одна сторона тянула его побыстрее к выходу, найти жертву, насладиться едой, и не стоять тут, и чувствовать застрявший приток тошноты в горле. Другая сторона, вопреки всему его существу, приказывала остаться здесь, и это было, отнюдь, не какая-то привязанность, нет, скорее, манящее послевкусие её страха на языке приковывал его ноги к мягкому ковру. И он был согласен рвать её плоть, даже потом не съесть, и оставить вот так, лежать на кровати. И он был уже рядом с её кровать, обернув руку в подобие косы, чтобы разрезать на две части тело, но вкус… Вкус. Мог ли он снова вызвать её страх? Мог ли снова её напугать? Эти мысли не давали покоя, поэтому, он приклонился над её спящим телом, и когтем поцарапал её щёку. Стефани слегка прищурилась, но не проснулась. И языком, собрав немного крови, клоун тут же отсёкся от неё, к углу, где прижал самого себя к стене, зажимая рот. Рвотный позыв заставил его дрожать, и начать жадно вдыхать кислород, хотя ему не надо было дышать. Этот вкус был самым ужасающим, что ему приходилось когда-либо в своей жизни есть, но после, спустя несколько секунд, её кровь разошлась по языку мёдом, будоража воображение клоуна такой насыщенностью. Он хотел заплакать и засмеяться от счастья, или же от сумасшествия? Он не понимал, какие же чувства могла вызвать в нём маленькая девочка?! Сможет ли он её съесть, перетерпев горечь, и вкусить этой сладости? Но… Страх был её куда насыщенней, чем плоть. Пеннивайз так и просидел часа два в углу, наблюдая за дыханием девочки, стараясь увидеть её сны, или мысли, но он снова натыкался на белый шум. И если бы это было дело рук черепахи, то Матурин бы точно связывался с ней через её сон, но это не так. Он не снился ей. Ей вообще ничего не снилось. Всё серо. Клоун встал, отряхивая ноги от некой грязи, и вышел в коридор её дома. Проходя вперед, он наткнулся на зал, где плазменный телевизор показывал футбол без звука. На столе стояло большое количество бутылок. На диване, напротив телевизора, спала молодая пара, которая не проживёт больше 10 лет, если они вот так, продолжат грязнить свой организм. И подойдя к девушке, к матери Стефани, сделал царапину, и опробывал её кровь, и это был вкус, вполне обычной крови, с привкусом дрянного алкоголя. Повторив действие с мужчиной, то получил аналогичный результат. Так в чём причина, если не гены? Почему же девочка имеет отвратно-прекрасный вкус крови, и насыщенный страх? Какие же ещё чувства могут вызвать эйфорию у клоуна? Для начала он подумал насчёт горя, но это вряд ли, потому что она постоянно грустит, и из-за этого, Пеннивайз отмахнул мысль. Вернувшись к ней в комнату, он посмотрел на её тонкую, бледную шею, освещённую белым ночником. «Радость?» – подумал клоун, но снова же, откинул идею, так как девочка радовалась вместе с ним. Страх вызвать он не мог, точнее, он не понимал, как его вызвать… Какие ещё могут быть сильные чувства? Отвращение? Но чтобы он не показал ей, девочка совсем не была этого против. «Любовь. Привязанность. Возжелание» – пролетели в его голове эти мысли, и он присел обратно в угол. Он уже предполагал, как можно вызвать эти чувства, и стал ждать. На следующий день, когда холодное солнце озарило лучами розовую комнатку, вошла женщина. Присев на край кровати, где девочка спала, провела рукой по её хрупкой спине. – Стефани, вставай. – приятно промурлыкала мама, продолжая поглаживать девочку. Стефани повернулась на спину и улыбнулась. Уголки губ мягко приподнялись, даря своей матери нежность и ласку. Только Пеннивайз не чувствовал предположительной сильной любви к ней, а только лишь восторг и удивление, которые имели солёный вкус. – Как спалось, милая? – спросил клоун в облике матери. – Я очень рада, что вы прочли мне сказку на ночь. Я прекрасно выспалась. – она улыбнулась шире, и обняла мать за шею. Пеннивайз сидел в объятиях, недоумевая, да как?! – Ч-что ты такое говоришь, милая? Я тебе вчера ничего не читала. – мягко сказала она, и погладила голову девочке. – Нет, вы читали мне. Не знаю, как вы превратились в мою маму, но мама никогда меня не будит. – сказала Стефани ему в ухо, и тут же зазвонил будильник на её кнопочном телефоне под подушкой, она его достала и отключила, и вернула взгляд на мать, а вместо неё, снова сидел клоун. – Ты боишься своих родителей? – спросил клоун, и встал с кровати. – Нет. – сказала она. Яркие зелёные глаза ослепляли клоуна, тем более, в такой ясный день, как этот, когда и без того светлую комнату, освещает солнце. – Ладно. – и клоун исчез тут же. – Приходите ещё… – грустно сказала она, осознавая, что снова остаётся в одиночестве.