Текст книги "Дочь колдуна"

Автор книги: Вера Крыжановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)

VIII

В назначенный день, лишь только экипаж Замятиных скрылся за поворотом дубовой аллеи, как адмирал со своим спутником отправились в старую библиотеку.

Надя хотела непременно везти их с собой, и обоим было очень трудно отделаться от поездки к соседям; но они устояли, объявив, что предпочитают посвятить день разбору очень интересной имевшейся у адмирала рукописи по герметической науке. Масалитинов высмеял своего двоюродного брата, предсказав ему, что если тот сделается учеником адмирала, то очень скоро в любой крысе начнет видеть «аватар»какого-нибудь колдуна или демона. На эти насмешки Ведринский нисколько не обиделся и даже не возражал; он был совершенно поглощен своими предстоявшими изысканиями.

Накануне еще они с адмиралом разбирали и изучали привезенные Георгием Львовичем старые бумаги и нашли даже указание, что в странноприимном доме была действительно библиотека. С любопытством рассматривали они теперь старую, покрывавшую стены резьбу. Хотя она была местами обломана, загрязнена, источена временем и покрыта пылью, а все-таки можно еще было узнать содержание изображений, и адмирал нашел, что большинство их имело оккультное значение. Прежде всего они заметили, что дубовых панно, размещенных между шкафами, было семьи на каждом различные фигуры. На одном изображался старик с остроконечной короной на голове и поднятым к небу мечом в правой руке, а в левой – со щитом, на котором нельзя уже было разобрать рисунка; на другом панно изображен был крылатый ребенок, стоящий на полумесяце, со звездой над челом и поднятым в руке факелом; на третьем красовалась фигура в сутане с ослиной головой и державшая открытую книгу; на четвертом – царь со скипетром в руке, а за ним бесенок нес хвост его мантии и т. д.

– Все это демонические фигуры, изображающие злых гениев дней недели, – произнес адмирал. – Насколько я помню, старика с мечом зовут Намброт, крылатый ребенок – Люцифер, монах с ослиной головой – Астарот, а это – царь Ахам.

Наконец они подошли к доске, изображавшей тамплиера. Здесь рисунок был тоже странный. Подле рыцаря стоял царь, – Соломон, может быть, – подававший ему кольцо, а над ними изображена была какая-то особенная пятиконечная звезда, с кругом посредине, причем и каждое острие тоже заканчивалось маленьким кружком.

– Гм! – неодобрительно ворчал адмирал. – Черная, фатальная звезда… Однако полупочтенные «отцы» или их наследники были, как оказывается, заправскими сатанистами. Не знаю почему, но мне кажется, что именно за этой доской и скрывается вход в подземелья.

Маленьким металлическим молотком Георгий Львович стал постукивать по пластине, но ничто не двигалось. Он начал уже приходить в уныние и от огорчения довольно сильно ударил по звезде над двумя фигурами. Вдруг раздался треск, дубовая пластина отделилась от стены, со скрипом повернулась на невидимых петлях и открыла узкий вход, за которым зияла тьма. Горя нетерпением и любопытством, Георгий Львович зажег спичку, чтобы осветить пространство, и увидел, что перед ними был узкий коридор, пробитый, вероятно, в толще стены. У входа на железном крюке висел старинный фонарь с красной восковой свечой. С торжествующим видом Ведринский указал адмиралу на свое открытие.

– Ну-с, Иван Андреевич, разве у меня не собачий нюх? Не думаете ли вы, что нам следует произвести небольшую экскурсию в подземные владения «полупочтенных отцов»? Может быть, мы найдем там интересные вещи, которые не след показывать другим?

– Еще бы. Конечно, мы отправимся на розыски, а обстоятельства захватывающе интересны. Только нам надо предварительно подготовиться.

– Ну, вот еще. Стоит терять время на приготовления! У нас есть этот фонарь, а у меня, кроме того, мой электрический. Чего еще больше? – возразил Ведринский.

Адмирал не мог удержаться от громкого смеха.

– О, молодость! Успокойтесь, торопыга. Приготовления будут невелики, но они необходимы для нашей безопасности и успеха предприятия. Прежде всего, нам надо взять с собой пачку свечей, так как неизвестно, сколько времени понадобится освещение, а я возьму также и свой электрический фонарь. Затем мы запрем на ключ дверь вашей комнаты, которая сообщается со старой библиотекой, и унесем его, чтобы никто посторонний не вошел сюда в наше отсутствие. Наконец, надо загородить вход чем-нибудь тяжелым, чтобы не дать захлопнуться доске, иначе мы очутились бы в западне.

Ведринский оценил справедливость таких мер предосторожности и, не теряя времени, вдвинул в проход тяжелое кресло так, чтобы доска не могла захлопнуться. Взяв свечи из двух бывших в комнате Ведринского канделябр, адмирал запер дверь и положил ключ в карман, а после этого оба смело вошли в узкий коридор.

Сделав шагов тридцать, они очутились перед крутой лестницей, шедшей вниз, и после минутного раздумья продолжали путь. Лестница казалась бесконечной, воздух был тяжелый и сырой, а стены и ступени так свежи, словно накануне только построены.

– Точно мы спускаемся в ад, – заметил Георгий Львович, тяжело дыша.

– Будем надеяться, что не так далеко, – возразил адмирал.

В эту минуту коридор внезапно уширился и по отлогому спуску они дошли до входа в довольно широкую, сводчатую подземную галерею. Через несколько шагов они заметили, что стало значительно сырее, нежели на лестнице; пол, хотя и вымощенный каменными плитами, покрывала плесень, равно и стены свода. Тем не менее, в этой обширной галерее все прекрасно сохранилось.

– В старину люди были действительно превосходными строителями, – заметил адмирал. – Знаете ли вы, что мы находимся под озером? Этот шум над нашими головами происходит от движения воды; а между тем посмотрите, ни одна капля не просачивается сквозь своды, точно на веки веков скрепленные каким-то неизвестным цементом.

– Да, эта галерея, ведущая, очевидно, на остров, чрезвычайно любопытна, и по тому, как она сохранилась, надо думать, что ее тщательно поддерживали. Если же предложение Миши основательно и здесь – гнездо контрабандистов, то нам может предстоять неприятная встреча, а мы безоружны. Хоть у меня с собой финский нож, но это довольно жалкое оружие, – заметил Ведринский.

– У меня трость со стилетом; только я не думаю, что мы встретим кого-нибудь. Пойдемте дальше, – спокойно ответил адмирал, зажигая электрический фонарь.

Медленно и осторожно продолжали они путь по скользкому полу этой бесконечной, казалось, галереи. Наконец дорога снова пошла кверху, показались каменные ступени, приведшие к арке, увенчанной пентаграммой.

– Вот мы и на острове, а здесь начнутся, вероятно, подземелья, – заметил адмирал.

Действительно, в конце небольшого коридора они вошли в круглую залу; потолок ее посередине поддерживался кирпичной колонной и отсюда несколько галерей лучеобразно расходились в разные стороны. Над входом в каждую галерею был особый лепной символ, а на большом железном крюке висел старинный фонарь.

– Исследуем галереи и начнем с той, с левой стороны, где мертвая голова. А, посмотрите, – там, около фонаря, висит связка ключей! – воскликнул Ведринский.

– Прекрасно. Начнем с осмотра галереи смерти, – ответил адмирал, разбирая огромные, тяжелые, но изящной работы ключи, которым было по крайней мере лет четыреста.

Галерея была не особенно длинна, и по обе стороны ее выходили двери с решетчатыми слуховыми окнами наверху.

– Это удивительно напоминает камеры тюрьмы, – заметил адмирал.

– Посмотрим, что в кельях. Видите, они пронумерованы, как и ключи, – ответил очень озабоченный Георгий Львович.

Не без труда отпер он огромный висячий замок и толкнул тяжелую, окованную железом дверь. Спертый и сырой воздух пахнул им в лицо; но когда они оба подняли фонари и электрические лучи, как днем, осветили тесную камеру, у них вырвался крик ужаса.

В глубине комнаты у одной из стен виднелись две каменные скамьи и к каждой цепью приковано было по скелету. Один, склонившись на сторону, находился в сидячем положении, с прислоненной к стене головой; а другой был распростерт на земле подле скамьи и умер, надо полагать, в страшных мучениях. Руки и ноги его были скорчены, челюсти широко открыты, а охватывающая туловище цепь была натянута, как веревка. Около несчастного валялись обломки каменной кружки.

– Боже милосердный какие страшные злодейства совершались здесь, какие разыгрывались драмы! – перекрестился адмирал, и они поспешно вышли и заперли дверь.

– Я думаю, что не стоит, по крайней мере, в настоящую минуту осматривать другие кельи; это все тоже казематы, вероятно. Отворим лучше дверь в конце коридора, – сказал Ведринский, вытирая струивший со лба пот.

Дверь эта была окрашена красным, как и подходящий к ней ключ, и вела в сводчатую залу с низким закопченным потолком. Здесь, судя по всему, заседал трибунал. На высоте одной ступени, у стены, стояли семь дубовых кресел с высокими спинками и стол, крытый некогда черным сукном, о чем можно было догадаться по нескольким висевшим лохмотьям; перед средним креслом, рядом с семисвечным шандалом и черепом, стояла большая роговая чернильница. Самыми характерными признаками являлись расставленные вокруг орудия пытки; все ужасные ухищрения человеческой жестокости имели здесь свои образцы. На очаге лежали еще кучи угольев для раскаливания клещей, а на крюках по стенам были воткнуты факелы, освещавшие некогда ужасные сцены пыток, о которых свидетельствовали на полу черные лужицы и стоки запекшейся, по всей вероятности, крови.

Следующая дверь вела в комнату рядом, служившую для смертной казни. Там стояла деревянная плаха для отсечения голов, а многочисленные рубцы доказывали, что она в свое время послужила достаточно; на стене висели несколько топоров и два меча.

Осмотрев все, адмирал и Ведринский вернулись в круглую залу, чтобы обследовать второй коридор, находившийся рядом с первым. Очутились они в обширной зале, посредине которой на каменном цоколе возвышалась статуя сатаны. На стенах и на подстановке были кабалистические знаки. Против статуи, на высоте двух ступеней, возвышался род престола, и на нем стоял семирожковый шандал с черными свечами. Большая и очень старая книга в черном кожаном переплете цепью прикреплена была к этому престолу, а у подножия ступеней лежала каменная подушка художественной, скульптурной работы. По обе стороны престола стояли две статуи демонов с крыльями, словно у летучей мыши, и факелами в руках.

– Это храм люциферианской общины. Уйдем скорее из проклятого места. Перед этим поганым престолом совершалась, наверно, черная месса и, может быть, приносились даже человеческие жертвы, судя по темным пятнам в каменном резервуаре и семи детским черепам, лежащим за книгой, – с отвращением сказал адмирал.

Ведринский был очень бледен, и оба поспешно покинули сатанинский храм, чтобы осмотреть третью галерею. Там все носило другой характер и было более современно. Большую залу украшали масонские эмблемы: у входа стояли две статуи в фартуках, с лопаточками и молотками в руках, у стены был большой буфет с посудой, а бывший посередине залы стол окружен был двадцатью четырьмя стульями. В соседней комнате находился шкаф, полный книг, а по стенам шли полки со свитками и коробками, украшенными масонскими знаками.

– Здесь заседала несомненно масонская ложа, но я не могу объяснить себе, каким образом поместилась она рядом со средневековым трибуналом, не вычистив даже предварительно тюрем, где гнили скелеты? – заметил Георгий Львович, отдыхая вместе со своим спутником и рассматривая масонские эмблемы, украшавшие спинки стульев.

– Надо полагать, что работала масонская ложа здесь со времен Императора Павла Первого. Ведь это он разрешил франкмасонство в России и сам был, говорят, даже его гроссмейстером, хотя и фиктивным. Позднее, когда франкмасонство было запрещено, ложа закрылась, вероятно, и члены ее рассеялись; может быть, нам удастся даже найти имена их в документах, скрытых в шкафу. Но почему они не тронули ничего в других галереях, я тоже не понимаю, – заметил адмирал.

В четвертой галерее также были кельи, которые оказались уже не тюрьмами, а спальнями, со старинными кроватями, менее поврежденными временем, чем можно было ожидать после многолетнего запустения. В одной из келий, обширнее других, стояла кровать под балдахином с занавесями, и здесь исследователи увидели первое живое существо. С кровати неожиданно спрыгнула огромная черная кошка, с взъерошенным хвостом. Шипя, ворча и оскалив зубы, глядела она на них дьявольски злобным, почти человеческим взглядом своих зеленых фосфорически блестевших глаз. Испугавшись, Ведринский отскочил назад; но адмирал поднял руку, произнес непонятные для молодого человека слова, и после этого кошка, изогнув спину, поползла в темный угол, где и пропала.

– Вот животное, в которое я охотно всадил бы стрелу Иоганнеса, – сказал Иван Андреевич. – А теперь поищем выход из подземелья; он не должен быть далеко.

В самом деле, им не пришлось долго искать. Пятым коридором они вышли прямо на лестницу, а потом в узкий проход, совершенно такой, какой скрывался за входным панно с тамплиером. Здесь также было что-то вроде двери, с пружиной, ясно обозначенной металлической кнопкой. Минуту спустя широкая и высокая каменная плита бесшумно повернулась, и они очутились в камине библиотеки виллы. Адмирал снова запер отверстие и облегченно вздохнул.

– Уф! Славный уголок эта вилла с ее подземными тайнами, и я не завидую удовольствию г-жи Морель жить тут. Но вместо того, чтобы вторично проходить этими страшными галереями, – прибавил он, – пойдем через виллу. Здесь теперь много рабочих, и лодки всегда наготове; мы возьмем одну из них и переправимся на нашу сторону.

На острове на них не обратили, конечно, внимания, и прислуга сочла, что они приезжали посмотреть за работами. Как только вернулись они домой, то пошли в помещение Георгия Львовича, закрыли панно тамплиера и привели все в порядок, чтобы никто не догадался об их экскурсии, и особенно о сделанных ими открытиях.

На следующий день на вилле почти все уже было приведено в порядок, и Зоя Иосифовна предложила освятить «непокойный» будто бы дом, чтобы очистить его и сгладить неприятные впечатления прошлого. Послали за отцом Тимоном, с просьбой отслужить молебен, но он уклонился, ссылаясь на спешную работу по требам. Тогда Замятин обратился к священнику соседнего городка, и тот обещал приехать на другой день в десять часов утра.

– Все это бесполезно и ничему не поможет, – заметил адмирал. – Это только полумеры, потому что священник сам неверующий и даже атеист.

Утром, однако, несмотря на обещание, священник не приехал и не дал о себе вести, а к вечеру стало известно от слуги, ездившего в город за покупками, что у отца Платона случился ночью пожар. Следствие выяснило, что кухарка положила в корзину не совсем погасшие уголья и огонь тлел под пеплом, пока не загорелась корзина, а потом и пол; пожар быстро распространился, и кухня с комнатами первого этажа очень пострадали. Пробужденные дымом и криками соседей, священник и жена его бросились вниз по лестнице, причем отец Платон нес ребенка, мальчика четырех лет. Но дым был уже так силен, что у него закружилась голова; он споткнулся на одной из последних ступенек и так несчастливо упал, что сломал ногу.

Ребенок, попадья и другие обитатели дома отделались испугом, а отца Платона пришлось отвезти в больницу.

Зоя Иосифовна и Надя были очень взволнованы этим случаем; адмирал воздержался от всякого замечания, а Михаил Дмитриевич явно рассердился, так как несчастье с отцом Платоном как бы подкрепляло «суеверные» идеи Нади. Когда расстроенная молодая девушка заметила, что зловредная сила охраняет, очевидно, остров от всякой попытки внести туда благословенье Божие, Масалитинов гневно сказал:

– Послушайте, mesdames! Таким путем можно во всем сыскать дьявольские козни! Что случилось на самом деле? Распустиха-кухарка кладет по глупости тлеющие угли в корзинку, а сама дрыхнет, как чурбан, отчего и происходит пожар, что вполне естественно. Я полагаю, тут дьяволу нечего и вмешиваться. Затем полусонный и перепуганный священник вскакивает, спотыкается, ослепленный дымом, и падает. Что он ломает ногу, – это такой же несчастный случай, как случайно и совпадение, что пожар случился именно в эту ночь. Но при самом пылком желании я не могу найти в этом что-либо «сверхъестественное», напротив, чудом было бы, если бы от углей не загорелась корзина.

– Все это справедливо; но, тем не менее, в таком совпадении есть что-то зловещее, – ответила Замятина, вздрагивая.

На другой день, на целые сутки раньше назначенного времени, приехала г-жа Морель с Милой. Замятина была дома одна, а все остальные поехали кататься верхом. Она любезно приняла путешественниц и отвела их в назначенное им помещение, где они отдохнули до обеда.

Все семейство собралось на террасе в ожидании прибывших, чтобы перейти в столовую; молодые люди и даже адмирал с любопытством поглядывали на дверь, в которую они должны были войти.

Г-жа Морель вошла первая и поздоровалась с адмиралом, как старая знакомая. Прежня Катя Тутенберг значительно изменилась и постарела. Красивой она никогда не была, а теперь это была высокая, тучная женщина с обрюзглым лицом. На ней было черное батистовое платье с белыми горошинками; седеющие и густые еще волосы ее были причесаны по последней моде.

Но в эту минуту появилась Мила и все внимание сосредоточилось на ней. Сердце адмирала забилось сильнее при виде дочери страстно любимой им женщины, и он жадно искал сходства с чертами дорогой для него покойницы. Но Мила совсем не походила на мать и, хотя была бесспорно красива, но красота ее была какая-то особая и удивительная. Очень высокая и стройная, она могла служить моделью художнику в декадентском вкусе, так тонка и, по-змеиному, гибка была ее талия, а бюст так плосок. На длинной, тонкой шее, напоминавшей лебединую, устало склонялась головка с пышной массой золотисто-рыжих кудрей. Цвет кожи был ослепительной белизны, но без малейшего признака румянца на щеках, что еще сильнее оттеняло ярко-красные губы. Что касается глаз, то трудно было определить их цвет; они оставались постоянно полузакрытыми, а длинные и пушистые ресницы совершенно скрывали их взгляд. В движениях длинного гибкого тела была своеобразная, чисто кошачья грация, а общее выражение лица имело что-то лукавое и надменное; при всем том это было чарующее, но странное существо.

Все перешли затем в столовую, и разговор вертелся преимущественно на путешествии и вилле на острове. Замятина пыталась убедить их не поселяться там, но гостьи не хотели ничего слушать. Мила заявила, что горит нетерпением увидать место, где жила ее мать, а г-жа Морель смеялась над нелепым «предрассудком», тяготевшим над таким прелестным уголком. Она прибавила, что они с Милой не верят в «сверхъестественное», не боятся ни привидений, ни дурного глаза и, конечно, будут отлично чувствовать себя в доме на острове, раз хозяин так любезен, что разрешил им пожить там.

Адмирал мало участия принимал в разговоре и только пристально разглядывал Милу, стараясь найти в ее чертах сходство с ее отцом или матерью; но Мила не походила ни на одного из них. Вдруг Иван Андреевич побледнел и нервно провел рукой по покрывшемуся потом лбу. Молодая девушка улыбнулась, пурпурные губки раскрылись, обнаружив белые, острые зубы… У нее была улыбка Красинского.

После обеда дамы вышли в сад, а мужчины остались на террасе с сигарами и за кофе.

– Ну, как вы находите mademoiselle Людмилу, господа? – спросил хозяин вполголоса, убедившись, что дамы исчезли из вида.

– Она прелестна. Настоящая хризантема в декадентском вкусе, – ответил Михаил Дмитриевич. – Но знаете ли, какое странное впечатление произвела на меня? Она похожа на молодую пантеру.

– Меня это нисколько не удивляет, – произнес Георгий Львович, – и у меня то же впечатление. В ее лице есть что-то кошачье; вообще что-то лукавое в движениях и гибком стане. Она, должно быть, страстная женщина.

– Это зловредная женщина, истинно дьявольское отродье, – заметил адмирал, уходя с террасы.

На другой день вновь приехавшие переселились уже на остров. Осмотрев дом и сад, Мила объявила, что местоположение восхитительно и она не удивляется тому, что мать ее не желала больше нигде жить. Особенно восхищалась она садом, который уже был приведен в порядок. Фонтан снова бил и сыпал серебристой пылью; розы, жасмин и полные цветов клумбы веяли дивным ароматом.

Пока г-жа Морель разбирала вещи, молодые девушки занялись клубникой со сливками на террасе, и тут в первый раз Надя заметила с удивлением, что не одной птички ни видать было в зелени, ни один воробушек не залетал клевать крошки и нигде незаметно было голубиных гнезд, а между тем в парке и в усадьбе голубей было множество.

На другое утро Надя посетила дам и справилась, не обеспокоило ли их ночью что-либо необыкновенное. Обе гостьи, смеясь, уверили ее, что спали превосходно, что ничего таинственного и тревожного не произошло, а им очень нравится тишина и безмолвие на острове; этот покой благотворно подействует, конечно, на несколько больные нервы Милы. Замятина наняла для них двух горничных из городка, и пока барыни и прислуга были одинаково довольны друг другом.

Вечером, после ужина, Георгий Львович опять пришел к адмиралу побеседовать об оккультизме и продолжавшей живо интересовать его экскурсии их в подземелье.

– Если это не тайна, скажите мне, пожалуйста, Иван Андреевич, где приобрели вы такие серьезные познания? Признаюсь, я пламенно желаю также научиться понимать окружающие нас тайны. Конечно, я желал бы изучить белуюмагию, а не черную– науку зла. Располагать злыми, разрушительными силами – опасное дело; можно увлечься местью и дойти Бог знает до чего в минуту гнева, даже до оккультного убийства.

Адмирал от души посмеялся, но потом серьезно заметил:

– Только при вашем полном неведении этой области, друг мой, можно думать, будто я располагаю глубоким знанием. Я, увы, невежда, и только невежда. Но я много читал и достаточно изучал для того, чтобы именно понять, что ничего не знаю и стою только на пороге знания. Но все же во время довольно долгого пребывания в Индии я имел счастье оказать услугу одному старому брамину индусу и мы подружились, а он посвятил меня в различные отрасли оккультной науки. Так, он объяснил мне, что серьезный адепт, желающий изучить и применять силы белоймагии, должен предварительно пройти полный курс черной. Понятно, не для пользования ею, а для того, чтобы знать ее и уметь в свое время отражать ее зловредную силу; подобно врачу, изучающему болезни, которые намеревается лечить, и причины, их вызывающие. А вот что сказал он мне еще по поводу тех, кто отдается изучению оккультных наук. Заурядный колдун, познания которого крайне ограничены и отрывочны, схватывает только верхушки черной магии и становится, таким образом, адептом зла, не изучив его основательно; такой человек глубоко несчастен и погибает непременно, если его не спасет какой-нибудь особенно счастливый случай. Силы зла подчиняют его себе, и он становится их рабом, чудовищно опасной и зловредной личностью, каких средневековая юстиция справедливо преследовала и уничтожала без пощады. А между тем судьи того времени, которых столько осмеивали и осуждали, оказывались во многих случаях вполне правыми: убеждения их, – по существу конечно, а не по приемам розыска, – представляют отнюдь не плоды одного только «суеверия», по общепринятому мнению господ историков, и целью их была вполне сознательная борьба с темными силами потустороннего мира. Но, вообще говоря, пройти безнаказанно этот опасный путь может лишь тот, кто изучает мрачные тайны черной магии под руководством мага, властвующего над нечистыми силами; затем и он в свою очередь становится хозяином оккультных сил.