Текст книги "Барон-дракон (СИ)"

Автор книги: Вера Огнева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Прекрати паясничать.

– Моя маленькая баронесса, я как никогда серьезен. Просто я расстроился, представив как твой муж трахает тебя на фоне Эйфелевой башни.

– Я тебе уже говорила, у нас с ним давно ничего нет, – она села и начала вытирать слезы. – Я никуда не еду.

– Едешь. Тебе стоит прошвырнуться по Парижу. Тем более, поездка оплачена. Твое дело, только получать удовольствие.

Голос Вадима звучал вполне искренне, но Марго еще некоторое время к нему присматривалась.

– Хорошо. Я поеду.

Она ушла. Вадим лежал у телевизора и не столько смотрел, сколько пытался разобраться, что его погложивает. Не лож – нет. Тень фальши, что ли промелькнула. Проверить, заглянуть в мысли

"нашего" благоверного и подруги? Да, на хрен! грубо оборвал себя Андраг, стоит ли разменивать пятак на рубли.

Вадим приоткрыл один глаз и сразу зажмурился. Перед ним стоял его зимний гость. Кепочка в красно-зеленую клетку, короткая светлая ветровка; джинсы, туго обтягивают ляжки. А сапоги – резиновые. Не иначе, прибыл на севера из средних широт, где уже подсохло; и только, по прибытии, разобрался – тут мимо пролетарской обувки не проскочишь. Рыжее лицо покрыто ранним загаром.

Большой кривой нос – по ветру. В глазах ни тени вызова или нахрапа. Наоборот – уважение.

– Какого хрена тебе надо? – бесцеремонно спросил Андраг.

– Здравствуйте, барон.

– Да пошел ты!

– Сей момент испарюсь. Только передам вам записку.

– От кого?

– Не знаю. Мне позвонили…

– Бумажка из телефона вылезла?

– Ее опустили в почтовый ящик.

– Давай.

Ик протянул большой белый конверт. На обратной стороне створки слепила печать. Рука дрогнула. Знакомый зеленый сургуч бугрился оттиском рубля советской чеканки.

– Пшел отсель, – скомандовал Андраг гостю.

– Уже ухожу, только позволю себе заметить: я восхищен вашими переменами. Зимой, – простите, не разобрался, – вы производили впечатление выкинутого из жизни интеллигента, у которого всего имущества – принципы. А это – верная смерть. Однако вы переболели, – адаптационный синдром, со всяким бывает, – и прекрасно устроились. Надеюсь, теперь вы со мной согласитесь: тут тоже можно жить.

Андраг поднимался медленно. Его, оказывается, одобрили, за своего теперь держат. У-тю-тю…

Ик пролетел метра три, въехал спиной в недотаявший твердый сугроб, коротко взвывнул, подхватился и рванул по прогалине к калитке. Элегантная курточка и джинсы на заднице измазались землей и хвоей.

Андрага трясло. Конверт в руке ходил ходуном. Ощущение покоя и умиротворенности улетучились. Сволочь! Пусть только еще раз попадется на глаза – мокрого места не оставлю.

Не дожидаясь, пока уймется дрожь, он вскрыл конверт. На белом листочке знакомой вязью и знакомым почерком ожгло: "Ты еще дракон?"

Бумага не рвалась. Он пытался разодрать ее в мельчайшие клочки. Она только издевательски потрескивала. Андраг скомкал листок и втоптал его в жирную лесную грязь.

Какого черта они врываются в его жизнь! Что им надо? Наказали, сослали, пусть живут себе спокойно. Пусть радуются. Он навсегда останется здесь. Ему тут хорошо! Из горла сам собой вырвался сдавленный рев. Андраг напрягся как перед броском. На лицо упал солнечный луч и опалил. Показалось, за спиной сейчас хлопнут гигантские перепончатые крылья…

Показалось. Солнце зашло за мизерную тучку. Под ногами хлюпнул весенний компот из хвои и талой воды. Конверт куда-то подевался. Только отклеившаяся печать с оттиском рубля осталась в потной ладони.

Вадим повалился на скамью: закрыть глаза, забыть все. Иначе умрешь от стыда.

Марго подкралась как всегда незаметно. Он не услышал, Попросту не способен был слышать посторонние звуки, только набат в собственной голове.

– Что с тобой? – сразу встревожилась женщина.

– Ничего, – огрызнулся Вадим.

– Я же вижу, что-то случилось.

– Плохое настроение.

Не объяснять же ей, в самом деле, что тут произошло. Любить-то любит, да все равно по психиатрам затаскает.

– Чем вызвано твое настроение?

– Мне надо уехать… На некоторое время, – поправился Вадим, увидев как вскинулась

Маргарита. – Надо чем-то заняться, в конце концов. Я больше не хочу пребывать в роли приживалки.

– Ты с ума сошел! О чем ты говоришь? Какая… Не торопись, прошу тебя, – ее голос из напористого, истерического стал монотонным. Справилась с собой, сейчас начнет давить, понял

Вадим. – Я что-нибудь придумаю. Я уже придумала, только не знала, как ты к этому отнесешься.

– Что? – вяло поинтересовался Ангарский.

– Мы откроем свою фирму. Ты можешь делать на компьютере небольшие проекты. Я буду доставать заказы, ты – выполнять. Я – глупая эгоистка – радовалась, что ты все время рядом, что тебе хорошо. Дура, не могла понять, что тебе нужно настоящее мужское дело.

– Мужским делом я с тобой через ночь занимаюсь.

– Не злись, пожалуйста. Скажи, ты согласен с моим предложением?

Вадим почувствовал страшную усталость. Ушла бы она, что ли. Назрела необходимость, побыть одному. Но она не отстанет. Напор и цепкость, пожалуй, самые яркие черты ее характера. Еще хуже, если начнет плакать. С женскими слезами он никогда не умел справляться. Осталось, согласиться.

Там видно будет.

Таким вот манером на свет появилась карманная фирмочка "Сигнал". В формальности Вадима не посвящали. Да они, собственно, были ему до фонаря. Он не без напряжения вник в работу, потом она стала ему нравиться. Маргарита привозила заказы. Не сказать, чтобы их было много, но – были.

Она с гордостью каждый раз сообщала Вадиму заработанную сумму, а однажды принесла и плюхнула на стол пачку сотенных, перетянутую банковской резинкой.

– Решила выдать мне зарплату?

– Ты смеешься?

– Разве?

– Я хочу, чтобы у тебя были карманные деньги.

– Спасибо.

– Ты их заработал.

– Звучит, как одобрение беспризорнику, вставшему в колонии на путь исправления. Еще добавь: "На свободу с чистой совестью".

– Не понимаю, от чего ты злишься.

– Я сам не понимаю. Наверное, засиделся на одном месте. Хочется на простор.

– Давай выберемся в город, посидим в кафе.

– Нет.

– Тогда, просто погуляем.

У нее сморщились губы. Она едва сдерживалась. Ну, чего он, в самом-то деле, к ней цепляется?

Она хотела его обрадовать, старалась. Она многое понимает, но не все. И этого всего ей не объяснишь, к сожалению.

– Хорошо. Давай погуляем.

От ворот дачи они проехали по узкой извилистой дорожке, с которой свернули на трассу.

Маргарита водила машину недавно, от того наверное, нервничала сильнее обычного. Резко выкрутив рулевое, она чуть не влепилась в зад ПАЗику, остановившемуся у шаткого прозрачного павильончика. Ангарский даже и не предполагал, что совсем рядом – пятнадцать минут пешком – остановка автобуса.

– Вахтовка, – раздраженно отмахнулась Маргарита, – Утором привозит рабочих, вечером забирает. Тут кругом качалки.

В трех шагах от остановки на темном фоне леса проступали контуры сарая на колесах. Возле автолавки топтались мужики рабочего вида. Один держал растопыренный полиэтиленовый пакет, другой ставил в него бутылки, снимая по одной с прилавка.

– Родные лица земляков, – весело констатировал Ангарский. К нему вернулось хорошее настроение. Зато Марго газанула так, что Вадим чуть не врубился лбом в стекло.

– С ума сошла!

– Извини.

– Осторожнее. Не картошку везешь.

Она не приняла шутливого тона. К лицу будто приклеилась злая гримаса. Сама вытащила его из берлоги, сама злится. Никогда ему не понять баб. Или просто нервничает за рулем? Ангарский машину водить хоть и умел, не имел водительских прав.

Они до вечера бродили по городу. Комары тут не так свирепствовали. Можно было посидеть на открытых верандочках летников. Вадим цедил пиво. Марго пила кофе. Горький напиток лился под шелест ее разговоров. Он не вслушивался. Обычная женская чепуха, возведенная в ранг проблемы.

Лишенный смысла поток звука успокаивал, даже убаюкивал.

Да и Маргарита утихомирилась. Вспышка, накрывшая ее в лесу, выкипела. Разве, на донышке глаз нет-нет да плескались следы раздражения.

***

Год прошел как сон пустой. Царь женился… Мне это не грозит. Уже. Иначе, нежели ожененным, мое состояние не назовешь. Сижу в тапочках, смотрю телевизор. В лавку, разве, сбегать за пивом.

Но сегодня на даче саммит. Съехались все мурзы и беки нашего острова нефтянх сокровищ. Делют, ой, делют! Значит, сиди, не высовывайся.

Захотелось высадить окошко. Марго прибежит, общебечет, обуспокаивает. Бедная, не легко ей со мной. Есть еще вариант – удавиться. Интересно, после смерти я приду в базовый вариант или так и останусь в человеческом теле? Вот было бы здорово: они набегут, а тут змеюка в петле болтается.

Жаль, не посмотришь.

Вадим шарахнул кулаком по крышке телевизора. Японец последней модели послушно мигнул и погас. Самое интересное, включался потом без каких-либо проблем. Обращаться с телевизором таким манером, вошло у него в последнее время в привычку.

Что бы еще выключить? Точно, за пивом пора. Иначе ситуация грозит выйти из-под контроля.

Он быстро оделся, накинул на плечи старую темную куртку и сунул в карман полиэтиленовый пакет. Розливного в автолавке нет, придется брать бутылочное. Кафка. "Замок" – самое место для заначки. Марго давным-давно пресекла поток свободных денег, некогда щедро вылитый на

Ангарского. Не оправдал доверия – первую же дотацию пропил до последней копейки. Пил неделю.

Она ругалась, грозилась, причитала, плакала. Пьяный Ангарский легче переносил женские слезы, потому, натиск выдержал, и, как только выдался момент, опять смотался к автолавке за спиртным.

Возвращение к трезвой жизни прошло страшно. Марго бесновалась. Стоило не малых усилий, вернуть ее в нормальное состояние. Прежде чем в следующий раз дать ему денег, она взяла с него слово, не пить. Слово он, разумеется, дал. А лавка-то, оказывается, работала и ночью.

Так и пошло. Стоило завестись монете, Вадим шел за пивом. Иногда тем и ограничивался. Чаще брал еще и водки. Марго метала громы и молнии. Не раз вставал вопрос о расставании. Вадим перестал со временем обращать внимание на эти угрозы. Она без него уже не могла. Тоже подсела.

А за тем и смирилась, принимая его заходы, как необходимое зло. Но денег практически не давала.

Вадим изворачивался, сознавая, между прочим, что она добра ему желает, но ни как с этим добром на данный момент не согласный.

У господского дома клубились. Народищу понаехало как на престольный. В небо пуляли петарды. Не салютом – по одной. Развлекались пока. Салют назначен на более позднее время, когда упадут хоть какие-то сумерки. Если они дотянут до салюта, подумал Вадим. Я точно не дотяну – слягу.

Шесть пивных бутылок уместились в пакете, две – в карманы. Порядок. Возвращался он тем же путем. Тропинка вилась между жутко густых кустов шиповника. Не приведи Высокое Небо, упасть

– близкая женщина замучается колючки из задницы вытаскивать. Прошел, даже не зацепившись.

Выпитая у лавки бутылка легла на старые дрожжи почти неощутимо. Только слегка покачивало.

Ключ бесшумно повернулся в замке. Вадим распахнул воротца.

Оба-на! Прямо перед ним на тропинке стояли четверо: пузатый дядька лет шестидесяти, в разъехавшейся над ремнем белой рубашке, и, накинутой на плечи куртке. Двое, по виду – бодигарды. И Александр Викторович.

В момент растворения калитки, Александр Викторович что-то рассказывал толстому дядьке. Тот кивал всем организмом. Бодигарды держались в непосредственной близости. Случись, кивание перейдет в свободный полет – подхватить.

– … уйти, прийти незаметно… – хозяин дачи споткнулся. А чего собственно? Сам сказал, сам нарвался на пример. Ангарский, вот, ушел незаметно, а что при возвращении попал на глаза, так нечего почетных гостей по кустам таскать, сидели бы за столом, водочку кушали.

– Кто такой? – повелительно взревел гость. Вадим молчал. Александр Викторович и так улыбался, а тут растянул рот до предела возможности:

– Это – родственник. Брат. Троюродный.

Молочный, про себя добавил Вадим. Компания освобождать тропу не собиралась. Ему, что так и стоять на пороге? Господа, мне в дом надо. Вы – уже. А я – еще.

– Почему твой брат не участвует в празднике? – считай, по буквам выговорил гость. – Не порядок. Брезгует? Наказать!

– Он болеет, – приклеившаяся к лицу хозяина поместья улыбка, не давала нормально говорить.

Получилось маловразумительно. Зато глаза горели такой злобой, будь Ангарский послабей, испепелился бы на месте.

– Щас вылечим! – взревел гость. – Орлы! Хватайте родственника под микитки и тащите за стол.

Приказываю, напоить. Иш, болеет. Вылечим!

У Вадима вежливо забрали авоську. Там звякнуло. Толстяк сноровисто потянулся к пакету.

– Пиво! Семерочка. Открыть!

Охранник вытянул бутылку и моментально распечатал. Специально, что ли, открывашку носит, или у них такая сноровка входит в подготовку? Толстяк, приникнув бутылке, высосал ее одним духом. Силен дядька! Вадима, между тем, аккуратненько подтолкнули вперед, идите, мол, вас же пригласили. Пошел. С души в миг своротило. Но устроить демонстрацию – подставить Марго.

Ничего, гостей много, затеряется и свильнет. Пива жалко.

Ни хрена себе, праздничек! Гостей на площадке перед домом толпилось человек тридцать.

Обслуги – примерно в половину. Столы вынесли на воздух. Что бы, значит, вольно дышалось. К

Вадиму тут же подскочила Марго.

– Как ты здесь оказался?

– Твой муж гостей выгуливал по лесу. Столкнулись.

– Я же просила, не выходить сегодня, – она была взвинчена больше обычного. Только искры не летели. Впрочем, и такой она ему нравилась. Однако не до нежностей. На них стали оборачиваться.

Марго откачнулась, заулыбалась. Вадим тоже растянул губы, повертел головой, да так и замер на месте. За углом стояла отдельная от других компания. На столько отдельная, что у него перехватило дыхание. Трое в рыцарских доспехах озирались через узкие прорези шлемов. Двое – высокие, массивные. Третий – низкорослый, но широкоплечий. Все вооружены

Вадима сзади подтолкнули. Он обернулся. Давешний бодигард покивал на стол. Ангарскому очень не понравилась его улыбка: глумливая, поганенькая, всезнающая и в то же время опасливая.

Похоже, информация в ведомстве толстого начальника поставлена блестяще. Не прошло и пятнадцати минут, а охрана уже знает кто тут кому вася.

– Не хочу, – процедил Вадим сквозь зубы.

– Мне приказано проследить, – прозвучало вежливо, но и с некоторой угрозой.

– Следи. У тебя работа такая.

– Ага. У меня – такая. У тебя – другая, – в тон ему заелся бодигард.

В голову ударила горячая волна. Мгновенно все поплыло. Рожа парня растеклась волнистым блином. Не захочешь, да попадешь. Дракон внутри поднял голову. Ангарский поднял глаза. Что уж там в них узрел качок из охраны? Только его сдуло. Был, маячил, сам напрашивался – и пропал.

Только ближний стол качнулся. На траву попадали, стоявшие с краю фужеры. На неловкого слегка заматерились и забыли. На инцидент вообще никто внимания не обратил, потому что трое кольчужников вышли из своего укрытия.

Вадима еще потряхивало, однако, и он вместе со всеми попятился, освобождая место. Каскадеры, донеслось из толпы. Марат Ибрагимович каскадеров снял для боя.

Невысокий, изящный, прямой восточный человек подошел к троим и поздоровался с низкорослым за руку. Тому пришлось снять латную перчатку. Марат Ибрагимович так же прямо и значительно отвалил. Незаметная на общем хаотичном фоне охрана расступилась, образуя заплечное каре. Марат Ибрагимович еще потянул время. Трое стояли в вольных позах. Мечи в ножнах. Глаза обегают толпу. Артисты! У Вадима зачесалась правая ладонь. К деньгам. Нет. К деньгам – левая. Правая – здороваться. И так уже…

Низкорослый отошел в сторону. Оставшиеся развернулись друг к другу. По неслышному хлопку восточного гостя мечи взлетели из ножен.

Они хорошо работали. Андраг весь ушел в поединок. Его толкали, он не обращал внимания.

После очередного, прекрасно разыгранного и отбитого выпада, противники разошлись. Над площадкой на мгновение повисла тишина. Потом зрители вяло захлопали. Вадим недоуменно огляделся. Чего этим закормленным сволочам надо? Им ведь только что показали класс. Ни хрена они не увидели. Разве искры от сталкивающихся мечей. Зато разогрелись. Кое-кто уже машет руками, показывая, как бы он это сделал, если бы умел.

Вадим наблюдал толпу, когда сзади, пониже поясницы ему прилетел короткий пинок; не ожидал и выпал из толпы, чудом не ткнувшись носом в газон; в последний момент сумел подставить руки и тут же вскочил. В сумерках, в мельтешении лиц мелькнула рожа бодигарда. И пропала. Лови.

Окружающие хохотали. Клоуна им выкинули на манеж, пока бойцы отдыхают! Ангарский решительно шагнул из круга. Он уйдет. Прямо сейчас соберет манатки и уйдет. Он больше никогда не переступит порог этого дома. Если Марго так его любит, пусть уходит от мужа.

Вадим не заметил, когда на пути появился толстяк. Он вообще ничего перед собой не видел, когда в лицо густо пахнуло коньячно-пивной смесью. Гостюшка уже столько принял, в пору под столом отлеживаться, однако, гулял.

– Родственник! – заорал он радостно. – А мне сказали, ты уже выбыл. Пошли отметим наш праздник. Или ты не рад? Говори.

Вадим попытался его обойти, толстяк ухватил его за рукав.

– Стой. Куда? Гулять, так гулять. Орлы! Присмотрите.

Вадима грубовато потеснили к арене. Пришлось отступить. Он развернулся лицом к каскадерам.

В спину горячо дышали бодигарды.

Бой, между тем, заканчивался. Низкорослый, – главный у них, как понял Вадим, – без труда одолевал своего противника. Одолел, поклонился, приложив руку к груди. Все по правилам. Глянул на Марата Ибрагимовича. Тот важно кивнул. На коротышку пошли двое. У них по одному мечу. У него – меч и спадон. Ангарский даже про бодигардов забыл. Черт с ними, подышут – отвалятся.

Ух, как красиво он работал. Четко, умело, ловя даже не взмах, не жест – мгновение зарождения жеста; и почти не двигался с места. Они крутились. Он стоял. Толпа тоже замерла. Даже до пьяных хозяев и хозяйчиков, кажется, дошло. А бой распалялся. Парни вошли в раж. Они наскакивали на главаря уже не по учебному – азартно, хлестко. Он только головой встряхивал. В толпе начали подвывать, постанывать. Завизжала женщина. Один из противников оступился. Вадим бы руку дал на отсечение – не трюк – по настоящему оступился. Главарь воспользовался ошибкой и мечом плашмя отправил противника на землю. Тот не торопился вставать. А когда таки поднялся, со вторым уже тоже было покончено. Меч валялся далеко в стороне, сам поединщик – под ногами победителя. Вот тут толпа взорвалась по настоящему. Им показали! Они видели!

Визжали женщины. Мужчины орали и матерились. Марат Ибрагимович улыбался как победитель, – купил, так купил развлечение, сто лет не забудут, – улыбался и головой по сторонам покручивал: все ли поняли, кто тут главный виновник?

В центр внезапно вывалилась совсем уже расхристанная фигура. Лица в сумерках не видно, но и так понятно, кто. Рубашка расстегнута, волосатое пузо квашней свесилось на ремень. Куртку он где то потерял. И так не мерзнет, распалился как все.

– Марат! Дай я тебя поцелую.

– Лучше выпьем, дорогой, – отвертелся тот.

– Успеем выпить. Я драться хочу.

– Так, драться или целоваться?

Толстяк пьяно задумался, закручинился даже. А надумав, заорал на сторону:

– Бой до крови!

– С ума сошел, дорогой. Завтра в министерство на коллегию лететь. Пусть дерутся те, кому положено.

– Они все подставные, – упрямо возразил толстяк. – Я видел: они нарочно подстроили бой.

– Я им за это плачу.

Но голос восточного мужчины потонул в гаме. Высокое собрание неожиданно приняло сторону толстяка. Впрочем, Марат Ибрагимович не был обескуражен. А хрена ли ему? Хотят гости забавляться – пусть. Он кивнул главному каскадеру. Тот, так и не сняв шлема, на кивок не побежал; постоял, глухо сказал что-то своим и только после этого двинулся к высокому начальству. Говорили они не долго. Пара слов. Каскадер кивнул, потом сам задал вопрос. Марат Ибрагимович поморщился, но согласился.

– Бой до первой крови, – глухо донеслось из-под забрала.

На свободное пространство раскорякой вывалил один из знакомых бодигардов. Ему бы волыну в руки, а то с мечом он выглядел сущим идиотом.

– Кольчугу, – скомандовал главный. Бодигард напрягся, ожидая распоряжения шефа, не дождался, и теперь пребывал в нерешительности. Один из каскадеров вынес длинную, сетчатую, металлическую рубашку. Под хохот собравшихся охранника облачили, на голову нахлобучили шлем, выдали перчатки. Он их бросил на траву. Андраг его понимал. Оголовок меча и так-то не больно в руках удержишь, а тут еще – негнущиеся чешуйчатые краги. Но главный каскадер настоял на своем. Парню пришлось натянуть латные перчатки.

Бой продолжался с минуту. Толпа хохотала. Толстяк корчился вместе со всеми. Когда охранник захромал из круга, хозяин только поддал ему леща. На черной штанине униформы расползалось кровавое пятно. Даже на траву капало. Парень затерялся в толпе.

– Кто еще желает драться? – глухо спросил Главный.

Андраг не раздумывал. Чего думать-то? Внутри кипело. Случай таки выпал! Дождался. Что до сигнала Следящих, может пинок в зад и был тем сигналом? А и не будет знака, он все равно ввяжется. Дома бы так, ехидно вякнул Вадим. Там отлынивал. Доотлынивался. То – дома, а то – тут.

Будем считать, ностальгия захлестнула.

Андраг пошел. Как дома, как на настоящем поединке – голова поднята, спина в линейку, жесткий, стянутый резинкой, хвост шуршит по болоньевой спине – прошел три шага, остановился и, приложив ладонь к груди, коротко поклонился. Трое стояли молча – рассматривали. Наконец

Главный кивнул левому. Тот выдвинулся. Правый поднял с травы доспех. Андраг отмахнулся – не стану одевать.

– Бой не состоится, если вы не оденете кольчугу, – глухо донеслось из-под забрала.

– Ставлю сургучный рубль против десяти тысяч, что ты меня не заденешь, – отозвался доброволец.

– Боя не будет!

Плевать они хотели на его заявления! Стало быть, безопасность гостей тожеоговорена и проплачена. Вадим глянул по сторонам. Гости как-то притихли. Еще минуту назад вслед ему неслись смешки. Не иначе, заявление о ставке насторожило. Щас колесики в головах прокрутятся, и пойдет тотализатор. Точно! Он еще медлили, – одевать, не одевать кольчугу, – а за спиной уже понеслось. Ставлю штуку… Три на длинного… Александр Викторович, сколько ставишь на родственника? Ни хрена, себе…

Ставлю…

Ставлю…

Ставлю…

Главный каскадер кивнул Правому: помоги. Левый скучал на дальнем конце площадки. Андраг подчинился. В ушах пошуршивало, от ускорившегося движения крови. Нетерпение заставляло, переминаться с ноги на ногу.

Но… Расслабился и сделал вид, что он тут цветочки нюхает. Не для каскадеров – в результате поединка он был уверен – для публики. Правый помог натянуть кольчугу, шлем. Перчатки Андраг надел сам. Глаза через узкую щель привычно обежали пространство.

Мы, в танке. Щекотнуть, что ль пузатого, кончиком железки? Прям, руки чешутся. Нельзя!

Марго вся как натянутая струна. Но тоже ставки сделала, родственник же, не много, правда. Не надеется на победу. Задыхается, поди, от злости, что он вылез. И волнуется.

Андраг стоял почти в центре, один шаг – и ты на позиции. Меч он только что не тащил. Кончик чертил по земле. Нехотя так, качнулся в сторону противника и замер пыльным мешком. А Левый то, оказывается, разозлился. Андраг не ожидал настоящей атаки. С бодигардом игрались, с ним решили разобраться сразу и наповал.

Да ты ж, моя лапа! Меч блеснул вниз, к ногам – ранить с первого замаха, и пошел вон с поля.

Андраг не шевельнулся, только чуть подправил траекторию своим клинком. Кисть Левого вывернулась, но оружие он удержал. Пришлось, правда, отступить. Не споткнулся бы, бедный. И – злится. Чего злиться-то? Не видишь – играем. И так играем… И так играем… Зачем прыгать, можно стоять на месте и отмахиваться, как от мухи. Все. Надоело. Прости, парень, учиться тебе еще и учиться. Толпа вот-вот на площадку попрет. Орут как бандерлоги. Марго прыгает. Успокоилась – не убьют – еще и заработает. Завтра премию выдаст на пиво.

Один короткий шаг вперед, согнуть колено. Меч – снизу под гарду. Есть! Левый выпустил клинок. Тот провернулся в ладони, еще и перчатку разворотил. Левый отступил, зажав пострадавшую ладонь под мышкой. К нему тут же двинулись товарищи. Помогли стянуть перчатку.

Крови не было. Но кистью он некоторое время работать не сможет. Андраг безучастно наблюдал за суетой. В поле зрения попался Александр Викторович. Лицо у него запунцовело. Белое родимое пятно в пол щеки, как лишай. Тоже волнуется. Понятно – такой шанс навсегда избавиться от

"родственника". Протолкался к Марго, зашептал на ухо. Та отмахнулась. Горит как свечка. Не чужие бы глаза, бросилась бы Вадиму на шею.

Правый, который помогал одеваться перед боем, сам занял позицию. Теперь подходить пришлось

Андрагу. Да нам разве зазорно? Опять кончик меча потянулся по траве, будто сил нет поднять руку

– умаяли, щас упаду.

Правый оказался куда более холодным и осторожным бойцом. С ним драться было интереснее.

Он не спешил атаковать. Начинал проявлять инициативу, только если бой вовсе затухал. Не пошевелись, так и будут стоять друг против друга, а бабки – мимо. За борьбу характеров Марат

Ибрагимович платить не станет. Вадим между делом глянул в ту сторону. И у этого глазенки загорелись. Пожалуй, он один, не считая Главного каскадера, понимает хоть какой-то толк в происходящем. Зато толстяк орет как лось в гон. Даешь! Шайбу! С ума сойти… А рука сама в этот момент отбила хитрый выпад Правого. За спиной на Ангарского уже ставили крупные суммы. Надо бы чуток профилонить, иначе интерес к следующему поединку у народа убавится. А именно следующего боя Андраг и дожидался. Главный стоял как монумент. Шлем не снимал. Кто его там разберет под забралом: может скорбную мину пасет, а может, улыбается. Где еще такой тренинг для бойцов найдешь? У таких, как Главный, свои резоны… Еще один выпад ушел в никуда. Правый начал нервничать. Потерпи, не долго тебе осталось. Раз. Два. Три.

Резко переместившись вперед и вправо, Андраг с силой плашмя приложил мечом противника по корпусу. Того сложило. Пришлось даже подхватить. Железяка выпала у парня из рук. Кажется, он потерял сознание. К нему кинулись еще резвее, чем к первому и свои, и из гостей. Набежавший врач, потребовал, чтобы с пострадавшего сняли доспехи. Раздели. Парень был в сознании, но губы – синие. Его унесли, оказывать помощь.

Главный, не дожидаясь отмашки хозяина, вышел вперед и, неколебимо, встал, расставив короткие ноги. Он будет драться не на потеху, подумал Вадим, и доказывать никому ничего не станет. Он боец по своей сути, по человеческому предназначению. И еще – ему интересно. Мне тоже. Как то ни странно, мне интересен предстоящий бой. А за спиной-то, что творится!

Там попросту сходили с ума. В ход пошли уже такие суммы – уши сами заворачивались, послушать. Марат Ибрагимович и тот повелся – поставил. На Главного, конечно, и сумма небольшая, но повелся. Что? Ах, оно – в фунтах стерлингов? Плакали ваши фунтики, дорогой.

Ближнее окружение тоже выставилось на каскадера, но пожиже. Вадим заставил относится к себе с уважением. Толстяк надрывался, орал. Ставил не на "родственника".

– Константин Левский, – донеслось из-под шлема. Короткий кивок довершил приветствие.

– Вадим Ангарский. – Тоже кивок.

Ритуал, мать его! И тут – ритуал. Всплакнуть что ли умильными слезами? Под забралом никто не заметит. Марго потом заботливой ручкой оботрет. Так и ставит на Вадима. Муж, кстати, тоже. Ему деваться некуда. Однако сумма уже очень приличная. Банкир!

Андраг не стал рисоваться. Он уважал противника, и делать из предстоящего поединка цирк не собирался. Меч к вящему оскорблению уже не тащился за ногой, подрагивал в руке. Они пошли по кругу, приноравливаясь, прощупывая, разведывая, глядя в глаза друг другу. Зачем им смотреть на оружие? Главное оружие – ум и воля. Андраг по-прежнему не сомневался в результате поединка, но шестое или какое там чувство заставляло, напружиниться, быть начеку.

Р-р-раз! Выпад сбоку – убить. Не крутнись Андраг, достигни меч противника цели, разложило бы на две половинки: верхнюю и нижнюю. А так, даже не задело. Или я чего-то не понял? Меня тут убивать пришли? Нет. Не похоже. Скорее – зауважали. Щадить, творить потешный бой, уважающий тебя противник, не станет, а станет атаковать в полную силу. Понял уже, должно быть, с кем связался.

Еще выпад. Андраг ответил короткой серией. Справа, сверху, снизу. Слева не заходил, оставил напоследок. Его левую атаку не каждый дракон отобьет и, главное – разработана она не на поражение, только вывести бойца из строя. Не убью, а только отмечусь, оптичу мероприятие по возвращению в родные пенаты.

Так и пошло: Левский атаковал каждый раз неожиданно, по-новому. Андраг отвечал правым боем. Притихшие было гости опять расходились. Андрагу было на них наплевать, Левскому, кажется, тоже. Они вершили свою игру. Интересно, подумал Вадим, какова твоя ставка? Не за деньги же дерешься, что-то высшее преследуешь. А моя, так просто немеряна. Извини, брат, придется тебя победить. Мне деваться некуда. Вон, как мужу близкой женщины.

А нехрен отвлекаться! Он пропустил удар. Не то чтобы пропустил – замешкался, и меч Левского плашмя, вскользь зацепил по шлему. Так примерно должен звучать колокол, когда находишься не вовне, а внутри. Так звонари должны слышать. Пока еще слышат. Теперь понятно, от чего они глохнут. Звон никак не хотел прекращаться, хуже – разрастался обвальным крещендо. Андраг отпрыгнул на край площадки, туда, где бесновались гости; кажется, кого-то толкнул, – а шли бы вы все! – и затряс головой. Звон не прекращался. Положив меч на траву, он стащил проклятую кастрюлю. Сумеречный свет резанул по глазам… Но звон-то не прекращался!!!

Знак! Андраг даже слегка опешил. Ему подан знак. Осталось, выйти и довершить.

Вадим закрыл глаза. В уши ворвался рев:

– Кровь! Где кровь?

– До смерти… Пусть дерутся до смерти!

– Вади-и-ик!

– Костя, ломай его!

– Шайбу! – ревел толстяк. На нем висели охранники.

Остальное слилось в вой. Крови им захотелось! Поели, попили, теперь – зрелища. Римляне хреновы.

А противник, между прочим, тоже снял шлем. Длинные волосы завязаны в хвост. Бледное лицо в поту. Нос ему когда-то сломали. Непонятного, как и у Андрага, цвета глаза смотрят настороженно.

На мгновение помстилось – перед ним такой же дракон из Старых, а вокруг надрываются Молодые, не имея ни сил, ни возможности, ни дозволения Высокого Неба, войти в их круг; только мельтеша по периметру; лапая необоримую преграду, делая свои мелкие ставки.

– Драться можешь? – спросил противник одними губами. Андраг услышал и пошел, уже примериваясь, уже зная, что сделает в следующий миг.