Текст книги "Сюрприз для новобрачной"

Автор книги: Вайолет Уинспир (Винспиер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7

На веранде непрерывно работал вентилятор, но он гонял по помещению горячий воздух, нисколько не охлаждая его. Тина держала в руке стакан с местным экзотическим напитком, приготовленным из консервированных фруктов с кубиками сверкавшего как бриллиант льда. Ее ротанговое кресло было обращено к саду, так что она не видела глаз Джона. За мандариновыми деревьями поблескивал сине-зеленый треугольник моря – раздражающе сине-зеленый, – и ей нестерпимо хотелось по уши погрузиться в воду и охладить разгоряченную кожу. У нее ныли плечи, щемило сердце, и только неимоверным усилием воли она заставляла себя поддерживать разговор.

Ничего не меняло и то, что ей очень понравилась Рэчел Кортни, обладающая счастливой способностью создавать атмосферу, при которой гости чувствовали себя как дома. Однако этим днем Тине хотелось остаться наедине со своими мыслями. Ей хотелось погрузиться в свои страдания, такие же осязаемые, как палящий зной, в который было погружено все вокруг.

Деревья и цветы застыли, словно сделанные из пластика, ящерицы лежали на раскаленной земле, как высохшие ископаемые чудища. Бассетхаунд растянулся в тени кресла Джона, положив морду на одну из сандалий гостя. Джон повесил куртку на перила веранды и, беседуя с Рэчел, немного расслабился.

– Как Лиз приняла новую мать? – спросила вдруг Рэчел.

– Великолепно, – ответил Джон, а Тина при этом представила, какой будет реакция Лиз, когда ее «новая мать» уедет с Санта-Моники.

– Надеюсь, вы планируете подарить Лиз братишку или сестричку? – жизнерадостно брякнула Рэчел. – Что до меня, то моя жизнь полна неурядиц из-за того, что я была единственным ребенком в семье. И я считаю, что детей должно быть много. – Она теребила в руках свои бусы. – Понимаешь, Тина, я не могла оставить своего больного отца и выйти замуж за канадского фермера, единственного мужчину, который всерьез мною заинтересовался. Я бы никогда не решилась обвинить отца за ту жертву, которую я принесла, но часто жалею, что у меня не было брата или сестры, которые бы облегчили его одиночество, выйди я замуж. В то время он из-за болезни не мог никуда ездить и ужасно боялся остаться один. О, нет смысла ворошить старый пепел. Лучше пусть ветры времени развеют его – но порой все это вспыхивает у меня в памяти, и тогда я роняю одну-две слезинки. – Рэчел виновато улыбнулась и сжала руку Тины. – Ты должна наполнить «Дом у синей воды» веселыми малышами, детка. Особняк слишком долго этого ждал.

Тина прикусила нижнюю губу – губу, которая все еще побаливала от грубых поцелуев Джона, – не в силах поднять взор на мужа, чтобы увидеть его реакцию на слова Рэчел. Его лицо казалось мрачным и невозмутимым, но голубые глаза послали ей холодный циничный взгляд, будто она ему изменила. Однако не он ли совершил измену на самом деле? Когда Джон обнимал Тину, им двигало не влечение к ней, своей жене, а тоска по женщине, имя которой было у него на устах во время диких поцелуев.

Диких... вспоминать о них было мучительно, и у Тины перехватило дыхание. Если бы она почувствовала, что он целует ее, потому что именно она та женщина, которая ему нужна...

Почему же он не женился на Пауле? Неужели предполагал, что она как-то причастна к гибели Джоанны? Как ужасно для Джона, если это на самом деле так! Тина смочила пересохшее горло прохладительным напитком, потом торопливо поставила стакан, потому что у нее дрожала рука. Кокосовые деревья, цезальпинии и гортензии словно пылали в одном костре, а голоса находившихся рядом людей таяли, как в туннеле. Поняв, что вот-вот упадет в обморок, Тина сделала то, что свойственно людям в панике, – вскочила на ноги. И тут же покрытый яркими узорами пол поплыл у нее под ногами, но до того, как она ударилась о него, ее подхватили чьи-то сильные руки. Встревоженный голос произнес ее имя, а потом будто выключили свет и все для нее погрузилось во тьму.

Тина пришла в себя на кровати, ее ноздри жег запах нашатыря, а рядом возвышалась необъятная грудь Рэчел.

– Как нехорошо получилось, – пробормотала гостья.

– Лежи спокойно, дорогая девочка, – послышался успокаивающий голос Рэчел, – и понюхай еще немного эту бутылочку. Ну, чувствуешь себя получше?

– Да, благодарю... – Никогда прежде с Тиной не случалось ничего подобного, и ее трясло от страха. Рэчел подала ей стакан воды, потом подошла к окну и опустила шторы.

– Ты просто не привыкла к нашей сумасшедшей жаре, моя дорогая девочка. – Но когда женщина вернулась к изголовью кровати с высокими столбиками, украшенными резными шарами, в ее глазах поблескивали огоньки. – Впрочем, ты молодая жена, и я могу сделать более приятное предположение. Нет ли вероятности, что ты упала в обморок потому, что должна стать матерью?

Тина так выразительно покачала головой, что у Рэчел поднялись брови.

– Ну, тебе лучше знать, моя дорогая. Не думаешь о том, чтобы родить ребенка, а?

– Ничуть, Рэчел. – Чтобы Рэчел не догадалась о ее страстном желании родить и о боли от сознания, что это невозможно, Тина закрыла глаза. Ей не нравилась эта собственная слабость, ведь хотя она и не казалась физически сильной, у нее был здоровый организм. Не было сомнений, что сильная жара вкупе с ее эмоциональным расстройством подействовали так, что Тина потеряла сознание.

– Это Джон меня сюда принес? – спросила она.

Рэчел кивнула и пересела поближе к Тине.

– Нет ничего такого, чем бы ты хотела поделиться? – мягко спросила она. – Я знаю, что Джон, если захочет, будет молчать как рыба, и, если он чего-то недоговаривает, я могу дать тебе необходимые ответы вместо него. С твоей стороны было бы вполне естественным полюбопытствовать о его первой жене.

Пальцы Тины сжали перекладины кровати, и она решилась задать вопрос.

– Ее гибель была несчастным случаем, Рэчел?

– Ты хочешь, чтобы я была вполне откровенной?

– Пожалуйста!

– Я думаю, что ее привела к самоубийству ссора с кузиной.

– О, Рэчел! – Тина содрогнулась и ясно, словно она сама была на яхте, увидела, как Джоанна падает за борт навстречу преждевременной гибели, из-за того, что Паула открыла ей свою связь с Джоном. Словно в ужасном сне, она оказалась там и видела, как его жена погружается в воду. Джон должен был знать, что Паула виновата в гибели Джоанны, однако он ее защищал и хранил молчание! Причины были такими очевидными, что Тина едва могла вынести мучительную боль от этого открытия.

– Не надо ворошить прошлое, моя дорогая, – посоветовала Рэчел, положив большую теплую ладонь на руку гостьи. – Лучше помоги Джонни обрести новое счастье.

«Но он живет прошлым! – хотелось крикнуть Тине. – Он позволил Пауле опутать себя сетями лжи».

– Я хорошо знала Джоанну, – продолжала Рэчел. – Она была необыкновенно привлекательной и в то же время казалась беспомощной и беззащитной. Джон влюбился в нее по уши с первого взгляда, и она тоже крепко к нему привязалась. Любовь – это всегда очень шаткое состояние сердца и души, когда счастье целиком зависит от отношений с другим человеком. Оно иногда улетучивается в браке, и, если первая женитьба Джона оказалась неудачной, вину за это нельзя всецело возлагать на него. Мужчина отдает половину себя работе, а половину – жене, и действительно, мудрые женщины это понимают. Но такими мудрыми бывают не все.

– И Джоанна не была? – пробормотала Тина.

– К сожалению, нет, моя дорогая.

– И... и из-за этого он связался с Паулой? – Черты лица Тины заострились, когда она задала этот вопрос, на который страстно желала и вместе с тем боялась получить ответ.

Рэчел пожала большими плечами и поджала губы. Наступила тишина, которую нарушали только шелест вентилятора и стук Тининого сердца.

– Я много чего повидала, моя дорогая, – заговорила наконец Рэчел, – и жизнь научила меня не судить других людей за их ошибки. Так или иначе нам приходится за все платить, и, если у Джонни было какое-либо чувство к Пауле Кэрриш, он заплатил за него сполна. Страсть – экзотический, но недолговечный цветок. Любовь же – вечнозеленая и, если за ней должным образом ухаживать, продолжит цвести и в погожие дни, и в ненастье. Если ты так заботишься о Джонни, то не позволяй никому это разрушить.

– А... а что если он сам не хочет быть со мной? – спросила Тина.

Глаза Рэчел внимательно посмотрели на бледное, обеспокоенное лицо, обрамленное пепельными волосами.

– Любовь часто возникает из потребности в другом человеке, моя дорогая, и ты должна стать нужной Джонни, в противном случае он не захочет жить с тобой. – Огромная добрая женщина потрепала Тину по щеке, потом с трудом поднялась на ноги. – Отдохни-ка немного, и тебе полегчает.

После того как хозяйка вышла из этой большой полутемной комнаты с витающим ароматом высушенной лаванды, старой ореховой мебели и чистого белья, Тина долго лежала, уставясь в потолок, а слабый ветерок от вентилятора обдувал ее шею и лоб. Действительно ли она нужна Джону? Была ли в этом права Рэчел? Можно ли рассчитывать на его взаимность сейчас, когда они стоят на грани развода? Джона должна была заботить лишь реакция Лиз, и, очевидно, он не хотел лишить ее матери вторично. Он ведь не был бессердечным человеком... Например, он любил Джоанну, пока ее собственнические чувства не оттолкнули его.

Любовь, наверное, самое болезненное и необъяснимое чувство в мире. Что-то неуловимое, но способное причинять боль, как это произошло с Тиной.

Джон знал, почему Джоанна хотела умереть. Он пытался этому помешать, а потом защищал Паулу, но при этом защищал и доброе имя своей жены. Если она намеренно бросилась с яхты в море, значит, она искала смерти. Лучше, намного лучше назвать это несчастным случаем и не допустить, чтобы над Лиз витала тень самоубийцы матери.

Грудь Тины поднялась от тяжелого вздоха. Одолеваемая мрачными предчувствиями по поводу намерений Джона, без слез, но снедаемая печалью, она провалилась в сон.

Она проснулась через два часа в темноте, изредка озаряемой вспышками света. Грохотал гром, и слышался шум тропического ливня. Шторм начался, и это означало, что Джон не станет пытаться вернуться на Санта-Монику, пока погода не улучшится.

Тина резко села. А вдруг он уплыл домой один, оставив ее на попечении Рэчел! Может, до понедельника, когда он вернется с ее вещами и билетом на самолет?! Вздрогнув от этой мысли, она встала с кровати и осторожно подошла к двери. Тина повернула ручку, вышла на лестничную площадку и тут же остановилась с замершим сердцем, так как к ней приближалась высокая фигура с масляной лампой.

– Я как раз собрался пойти посмотреть, как ты себя чувствуешь. – Джон подошел совсем близко и озабоченно смотрел на жену сверху вниз. – Ты все еще кажешься очень усталой, Тина.

– Все в порядке, – заверила она. – Было слишком жарко для меня, вот и все. Как только начался дождь, стало прохладнее, и теперь мне гораздо лучше.

Джон кивнул, продолжая рассматривать ее при слабом свете лампы. Ее волосы спутались, и Тина казалась маленькой, хрупкой перепуганной девочкой. Джон поднял свободную руку и прикоснулся к Тининому плечу, на котором днем раньше наставил синяков. Тина, не успев сдержать возглас, содрогнулась, и его глаза сузились. Джон медленно спустил широкую лямку ее платья и обнажил нежную кожу.

– Моя работа? – Его голос страшил больше, чем гром.

– Я... у меня легко появляются синяки, – пробормотала Тина, поднимая руку и закрываясь. – Долго продлится шторм?

– Около часа. Слушай, Тина, я не хотел причинить тебе боль...

– Знаю. – Она с трудом перевела дыхание. – Я довела тебя своей глупостью прошлой ночью. Ты мой муж. Ты имеешь право...

– «Право»! – с усилием воскликнул он. – Боже, ну разве в этом дело! Я боялся за тебя, за твое самочувствие, целый день только об этом и думал. То есть о твоем неожиданном и таком странном обмороке. Тина, – его пальцы дотронулись до кончиков ее волос, – если ты захочешь уехать в понедельник – я не стану возражать. Брак без любви отвратителен, тем более что ты не предпринимаешь никаких усилий, чтобы изменить положение вещей.

У Тины едва не пошла горлом кровь, когда он произнес эти слова, и она схватилась за соломинку:

– Лиз будет очень больно, если я уеду!

– Ты хочешь остаться ради Лиз, да? – От горькой улыбки по его лицу разбежались морщинки, но его глаза оставались усталыми и озлобленными. – Ты очень к ней привязалась, да?

– Очень сильно. – Напряжение немного спало, голос Тины потеплел, а глаза заблестели. – У меня в детстве было мало радостей, и Лиз все это компенсирует. Думаю, мы обе нуждаемся друг в друге.

Задержав дыхание, Тина ждала, что сейчас Джон скажет, будто тоже нуждается в ней, но вместо этого он сухо бросил:

– Не смотри на меня такими испуганными глазами, Тина. Если ты останешься в «Доме у синей воды», обойдусь без твоих жертв. – Джон сделал паузу, и она хотела уже вставить слово, когда он прервал молчание и добавил: – На Санта-Монике я всегда найду какую-то замену, вместо того чтобы морить себя голодом. А теперь пошли вниз, пока Рэчел не поднялась и не увидела нас вместе. Между прочим, мы останемся поужинать. Было бы безумием отправляться домой на катере в такой шторм.

Тина спускалась перед ним по лестнице, еле передвигая ноги, которые словно стали чужими. В ушах у нее звучали злые слова мужа – о том, что у него всегда под рукой замена. Да еще в лице Паулы Кэрриш.

Во время чаепития Рэчел заметила, что разбушевавшийся шторм оказался на руку, потому что теперь Тина и Джон останутся на ужин и вечером ей не придется грустить в одиночестве.

Через час, когда Тина, уже приняв ванну, расчесывала волосы, послышался громкий топот. Это Рэчел прокладывала путь по дому к своей гостье. Джон в это время приводил себя в порядок в комнате по соседству.

– А тебе приходилось носить сари, дорогая девочка? – с ходу бросилась в атаку Рэчел.

Тина опасливо посмотрела на длинную шелковую ленту и блестящую ткань опалового цвета, перекинутую через руку хозяйки.

– Пока нет, – заинтригованно ответила она. – Думаю, оно очень... необычно.

– Не стану предлагать тебе свой халат, потому что он больше напоминает палатку, – объявила Рэчел, – лучше покажу, как носят сари. У тебя идеальная фигура: небольшая высокая грудь и мальчишеские бедра. Давай сделаем твоему муженьку небольшой сюрприз? – Она заговорщически понизила голос, кивнув в сторону двери в соседнюю комнату.

По глазам Рэчел Тина поняла, что придется согласиться. Добрая женщина горит энтузиазмом, как девочка, наряжающая куклу. Как можно испортить настроение ребенку? С улыбкой, означающей молчаливое согласие, Тина подошла к скамеечке у туалетного столика и восхищенно потрогала ткань.

– Как приятно! Это настоящая чесуча [5]5
  Чесуча – плотная шелковая ткань полотняного переплетения, обычно желто-песочного цвета.


[Закрыть]? – спросила она.

– Обижаешь! Я родилась в Индии. Мой отец был правительственным чиновником и именно там подцепил болезнь, которая разрушила его здоровье. Мне всегда нравился теплый климат, вот почему я поселилась здесь после его смерти. А теперь раздевайся, и я тебе покажу, как индийские красотки делают себя еще очаровательнее.

Из-за шторма в доме Рэчел отключили электричество, и спальню, где переодевалась Тина, освещали два масляных светильника. И возможно, именно их золотистый свет добавил ей шарма, потому что когда она наконец облачилась в сари, то увидела в зеркале восхитительную грациозную незнакомку. Экзотический наряд очень шел к ее хрупкой фигуре, необыкновенного цвета глазам и светлым волнистым волосам.

– Как картинка, – одобрила Рэчел, любовно расправляя складки сари. – Тебе самой-то нравится?

Только совсем лишенная женского начала особа не оценила бы метаморфозы.

– Говорят, что свободная одежда мне идет, – улыбнулась Тина, прижав руку к пульсирующей жилке на шее.

– Большинство женщин хорошеют в экстравагантных нарядах, – заметила Рэчел. – Еще Оскар Уайльд сказал, что моды меняются, но намерения прекрасных дам остаются прежними.

– А какие, интересно, могут быть у меня намерения? – насторожилась Тина.

– Думаю, мы обе знаем, какие, поэтому нет необходимости облекать это в слова. – Рэчел покосилась на плечо Тины, где отчетливо выделялись синяки от пальцев Джона. – Тебе нужно ожерелье, малышка. У меня в комнате есть подходящее, сейчас я его принесу.

Она оставила Тину одну. Запах горящего масла смешивался с ароматами старого дерева, а тиканье часов вторило доносившемуся из-за окон шуму шторма и треску ломающихся листьев пальм. Из комнаты Джона не доносилось ни звука, и Тина решила, что он спустился в гостиную. Что он скажет, когда увидит ее в этом наряде? Удивится? Еще бы...

Хозяйка вернулась с обещанным ожерельем и надела его Тине на шею. Искрящиеся опалы заиграли красками на фоне ее белоснежной шеи. Они внесли последний штрих в ее новый образ, но Тину беспокоила мысль о том, что опалы, по поверью, приносят несчастье.

Она спустилась за Рэчел, закутанной в старомодный бесформенный халат. В гостиной женщины нашли Джона. На столе уже ждали приготовленные чайник и стаканы. В центре композиции красовался старинный подсвечник, отлитый в виде цветущего нарцисса.

Увидев Тину, Джон вскочил с плетеного кресла и вскинул брови.

– Вот это сюрприз! – протянул он.

Тина смущенно улыбнулась. Золотистое сари шелестело, пока англичанка подходила к мужу, а когда она замерла перед ним в непередаваемо грациозной позе, опаловые складки экзотического наряда показались стекающими по телу наяды струями воды.

– Это идея Рэчел, – пояснила она. – Тебе нравится?

Он подошел поближе, глядя удивленно, но отнюдь не осуждающе.

– Конечно, оно тебе поразительно идет. Просто чудо!

У Тины перехватило дыхание, потому что это прозвучало как комплимент. Сейчас следовало быть осторожной как никогда, чтобы не сломать тонкий лед, который только-только пролег между ними. Она лукаво произнесла витиеватое восточное приветствие:

– Я живу только для того, чтобы приносить радость моему господину.

Его губы тронула улыбка.

– В этот момент, Тина, я почти верю тебе. Рэчел скрестила руки на груди, с явным удовольствием наблюдая за супругами.

– Как жаль, что западные женщины разлюбили экзотику! – посетовала она. – На Востоке люди никогда не примут джинсы, свитеры и все эти уродливые куртки с капюшонами.

Ужин в тускло освещенной комнате, особенно уютной из-за того, что за окном лил дождь, показался особенно вкусным. К кофе был подан густо-зеленый, как кошачьи глаза, ликер, который Рэчел хранила для особых случаев.

– У меня кое-что есть для Джона в сигарном ящичке, он лежит в комоде, – о, это мысль! – Раскрасневшаяся Рэчел подбежала к комоду, открыла ящик и заглянула внутрь.

– Поди-ка сюда, Джонни. Закури, чтобы нас окутали облака гаванского табачного дыма.

Он подчинился, прикурив от огонька свечи, и кончик сигары оранжево запульсировал. Шторм стал постепенно стихать, и теперь над зарослями камыша дул влажный, пахучий ветерок.

Тина, удобно расположившись среди шелковых подушек, с отяжелевшими после шартреза веками, слушала пластинку, которую выбрала Рэчел. Песня называлась «Бедная бабочка». Это была сентиментальная история бедной девочки, полюбившей женатого мужчину.

– Мелодии не стареют, – заметила Рэчел, притопывая в такт музыке. – Эту песню все обожали, когда я была девочкой. Сейчас, когда я стала похожа на бочку, вы ни за что не поверите, что много лет назад я была лучшей партнершей на вечеринках для военных в Бомбее. Ты любишь танцевать, Тина?

– Только когда я одна в своей спальне, а партнер у меня – подушка, – улыбнулась Тина, смотря на Рэчел, но уголком глаза следя за Джоном.

– Тину никто этому не учил, – пояснил Джон. – Жаль, что с ней рядом не было кого-то вроде тебя, Рэчел, ведь бедняге пришлось самой себе стать матерью, когда ее родители умерли.

– Мы с тобой, детка, обязательно подружимся, – прогудела Рэчел. – Предназначение женщин в том, чтобы рожать детей, а забота о другом человеке – огромная радость. Теперь мы сблизились, и ты должна приезжать ко мне на остров как можно чаще. Джонни разрешит тебе эксплуатировать Джо.

– Я могу брать Джо и катер, когда захочу навестить Рэчел? – осмелев, спросила Тина мужа.

– Конечно, милая. Я хочу, чтобы мои друзья стали твоими друзьями. – Он потянулся и потер левую ногу, будто она немного болела.

– У тебя все еще болит нога после того случая? – с беспокойством взглянула на него Рэчел.

– Наверное, от сырости. – Джон пожал плечами. – Не поднимай шум, ладно?

– Это просто чудо, что тебе удалось сохранить ногу, – поежилась Рэчел.

Джон молча кивнул, давая понять, что ему не хочется говорить на эту тему. Затем он повернулся к Тине и предложил ей переодеться.

– Нам надо ехать домой, – добавил он.

– Оставь сари себе, дорогая детка, – улыбнулась Рэчел. – Оно теперь твое – я настаиваю! Ты в нем чудо как хороша, непременно надень его на дружеской вечеринке в «Доме у синей воды» – произведешь фурор! А еще я подарю тебе кашмирскую шаль, чтобы ты в ней гуляла по берегу и не мерзла вечерами.

Хозяйка вперевалку поковыляла из комнаты, а Тина подошла к серванту, украшенному индийскими безделушками. Среди них была одна из самых милых вещиц, которые ей когда-либо доводилось видеть, – серебряное деревце с привязанным к нему единорогом. Тина даже вскрикнула от восторга, тогда посмотреть на сувенир захотел и Джон.

– Единорог – символ чистоты, приручить его может только невинная дева. Видишь, ее здесь олицетворяет деревце. Прекрасная работа, правда?

Джон дотронулся до скульптурки и словно невзначай обвил Тину обеими руками. Она замерла, прижавшись спиной к его груди, и с колотящимся сердцем поняла, что надо как-то воспользоваться этим моментом, пока Джон не отодвинулся. Она повернулась лицом к мужу. Он смотрел на нее сверху вниз, затем опустил руки, и разочарованная Тина чуть не расплакалась. Слегка дотронувшись до ее волос, Джон заметил, что она плохо выглядит, и в следующее мгновение перед их глазами предстала щебечущая Рэчел. Дрожащими руками гостья сняла опаловое ожерелье.

Рэчел принесла большую шелковую шаль с бахромой и накинула ее Тине на плечи. Хозяйка проводила их до веранды и, целуя Тину в щеку, шепнула ей:

– Не позволяй своим мечтам разбиваться в прах, как это случилось у меня, детка. Во имя любви нужно пожертвовать многим, особенно гордостью.

Тина поняла, что имеет в виду Рэчел. Для того чтобы остаться с Джоном, ей надо забыть о его прошлом и подумать о будущем. Только тогда их отношения обретут смысл.

– Я обязательно вскоре приеду к тебе, Рэчел, – твердо пообещала Тина.

– Буду с нетерпением тебя ждать. Доброй ночи, дорогая! До встречи.

– Доброй ночи, Рэчел!

Джон взял Тину под руку, и они пошли мимо кустов тамаринда. Шторм недавно стих, и ночь была удивительно тихой. Среди деревьев блестели яркие, словно омытые дождем звезды. Путники пересекли рощицу, пошли вдоль берега, и Тина вспомнила строчку из стихотворения Теннисона «Мрамор песка под луной и облаками». Пейзаж стал таинственным, в коралловых рифах мирно плескались серебристые волны океана, а вдали виднелась неподвижная фигура ждущего их Джо.

– Шторм был очень сильный, миссус. – Когда слуга улыбнулся, помогая Тине подняться на катер, его зубы блеснули в лунном свете.

Джон прыгнул на борт, оступился, вполголоса выругавшись, и Тина поняла, что его нога все еще болит.

– Ну, как дела у твоих кузин? – спросил Джон.

– Эта Миллисент обкорнала себе все волосы и стала похожа на чучело! – громко фыркнул Джо, заводя двигатель. – Ну что делать с этими женщинами, босс? Никак они не могут без разных глупостей.

– Совершенно с тобой согласен, – улыбнулся Джон, и Тина, обернувшись, увидела, что муж, насмешливо подняв бровь, смотрит на нее.

Тина и Джон отвезли Лиз в школу и на пару дней задержались на прекрасном Барбадосе. Тине показалось, что это очень британский остров, богатый и очень спокойный. Они остановились в красивом отеле, гуляли в саду среди луноцветов и алых гибискусов, любовались бухтой, над водами которой порхали цветные летучие рыбы. Тина возмутилась, что таких красивых существ ловят для еды, но когда искуситель Джон уговорил жену отведать их, она отказалась от своих предубеждений. Супруги купались в Нижней лагуне, где солнечные лучи играли на воде радужными бликами, и когда уставшие пловцы лежали на золотистом, словно загар на девичьих щеках, песке пляжа, Тина впервые увидела ужасные рубцы на его бедре.

Шрамы были зубчатыми и широкими, такие остаются после глубоких ран. Тине захотелось погладить изуродованную кожу. В ней заговорила женщина, которая стремится к близости с мужчиной, но приходилось мириться с дружеским отношением Джона, потому что воцарился мир, а недавняя размолвка предана забвению. Тина решила, что худой мир лучше доброй ссоры – на данный момент.

Ей надо быть ко всему готовой. Паула Кэрриш не упустит случая, чтобы испортить Джону жизнь во второй раз.

Она слушала мягкие, успокаивающие звуки океана, плескавшегося у самых их ног, и смотрела сквозь полусомкнутые ресницы на далекие грозовые тучи. Ее пепельные волосы рассыпались по песку, и Джон играл ими, называя пряди солнечными водорослями. Тина невольно улыбалась, чувствуя, как их ноги то и дело соприкасаются в волнах прибоя.

Вечером они поехали в Бриджтаун, чтобы поужинать в устроенном на крыше ресторане «При свете звезд». Джон надел тропический костюм и, на взгляд Тины, был самым импозантным мужчиной в ресторане. Блеск его глаз сказал Тине, что она тоже неплохо выглядит. Джон явно гордился прелестной спутницей в восхитительном белом платье. Этот наряд Тина купила по настоянию Гай Лэннинг. Декольтированное платье обнажало мраморные плечи Тины, а его длина позволяла полюбоваться ее длинными ножками, стройность которых подчеркивали серебристые туфельки с перекрещивающимися ремешками. Атласная накидка висела на спинке кресла, красная, как губная помада англичанки, – в этот вечер Тина решилась на яркий макияж.

– Это правда, что ты танцевала только с подушкой в руках? – Джон недоверчиво улыбнулся.

Тина кивнула, слегка притопывая ножкой в такт мелодии. Ей казалось, будто музыка обволакивает и ласкает ее.

– Надо это исправить, – загорелся Джон. – Боюсь, правда, что чертова нога позволит мне сделать с тобой лишь несколько кругов. Впрочем, я и раньше не был хорошим танцором. – Он встал, обогнул стол, провел жену на середину зала, и через мгновение Тина почувствовала его руку на своей талии.

Конечно, за этот фокстрот они не получили приза, но Тина наслаждалась каждым мгновением танца. Она словно побывала на небесах.

«Я не могу поверить, что ты так близко, – проникновенно пела в микрофон певица. – Скажи мне, что это не сон, останься со мной, когда наступит ночь...»

Выйдя из ресторана, они заказали двуколку – это было так романтично! Копыта лошадей постукивали по ровной дороге, каждый камешек на которой был различим – наступило полнолуние, и звездная ночь казалась необычно светлой. Это действительно напоминало медовый месяц, и Тине показалось, что Джон чувствует то же, что и она, ведь когда они подъехали к отелю, он предложил ей прогуляться по саду.

– Как каникулы, правда? – рассмеялся он. – Барбадос по-прежнему прекрасен.

– Здесь я наслаждаюсь каждым моментом, – согласилась Тина.

Джон остановился у мерцающего лиловым светом бассейна и нежно провел пальцами по лицу Тины. В этот момент она все что угодно променяла бы на его признание в любви.

– О, Тина... – промолвил он, прижавшись щекой к ее волосам. Неужели он ее так и не поцелует? Ее сердце чуть не остановилось, когда она вдруг с ужасом подумала, что в этом полном запахов ночном саду его преследуют воспоминания о прошлом. Не бывал ли он на Барбадосе с Джоанной? Может, он стоял с ней здесь среди луноцветов? Их листья тянулись к ним со всех сторон, словно жадные руки, и Тина невольно поежилась... – Пойдем в отель. – Джон отодвинулся, оставив ее потерянной и несчастной.

На следующий день они вернулись домой, и Джон сразу же погрузился в работу. Его мастерская была оснащена куполообразной стеклянной крышей, пропускающей в помещение потоки света. Здесь почти всегда было холодно, возможно из-за обилия влажной глины и расставленных там и сям незаконченных скульптур.

Тину очень интересовало, как Джон работает, но ему больше нравилось творить в одиночестве, если не считать натурщиц. Для создания живого образа из мертвой глины скульптору требовалось сконцентрироваться. Вечерами Тина всегда старалась дать мужу время, чтобы он переключился на отдых и общение с людьми.

После целого дня, проведенного в мастерской, Джон казался далеким и отрешенным, его волосы были растрепаны, руки запачканы глиной, а на брюках оставался пепел от сигарет. Конечно, иногда вдохновение покидало его, и однажды он целый день вырезал для Тины небольшую статуэтку из красного дерева. Это была Психея с распахнутыми маленькими крылышками – настоящее произведение искусства. Тина поставила фигурку на туалетный столик и подолгу любовалась ею, размышляя, было ли это завуалированное признание, ведь Амур был влюблен в Психею.

В «Доме у синей воды» настали счастливые времена. Однажды утром, делая покупки вместе с Топаз, Тина заметила знакомое лицо, и через несколько мгновений ей улыбались зелено-коричневые глаза Ральфа Кэрриша.

– Давненько ты меня не навещала, – посетовал он.

Тина не решалась нанести ему визит, потому что избегала встреч с Паулой, но когда Ральф словно невзначай обронил, что весь следующий день проведет один, она согласилась выпить с ним чаю.

– Я целый день в бегах, поэтому приходи пораньше, ладно? – Получив согласие, он повернулся к Топаз и спросил, как поживают ее дети.

– Они славные ребята, мистер Ральф. – Топаз блеснула ослепительно белыми зубами, не выказав даже тени неприязни, которую она демонстрировала, общаясь с его сестрой.

Ральф распрощался с ними, и, когда женщины остались одни, Топаз объявила, что мистер Ральф настоящий «дженльмен».

– Он не такой, как та мисс Паула, – мрачно добавила она.

У Тины при этих словах бешено заколотилось сердце, но она не решилась спросить, что Топаз имеет в виду. Джо, ее муж, был свидетелем гибели Джоанны. Вдруг он заметил что-то необычное и поведал об этом жене? Тина почувствовала, что Топаз как-то напряглась и, судя по всему, вряд ли что-то расскажет хозяйке. Рэчел Кортни однажды заметила, что не стоит ворошить остывший пепел, пусть его лучше развеет ветер. Поэтому Тина, заметив на пристани только что выловленных крабов с небольшими клешнями, начала торговаться с продавцами на местном наречии.

– Вы становитесь очень хорошей хозяйкой, мэм, – одобрительно заявила Топаз, когда они укладывали покупки в багажник. – У этих крабов очень нежное мясо, если смешать его с луком и рисом, а потом добавить масла и поперчить – пальчики оближешь.