Текст книги "Минёры не ошибаются"

Автор книги: Василий Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

РАССКАЗ О ВОСЬМИ КОЛОДЦАХ

С пуговицы начну. Хоть и можно бы, верно, удачней сравнение отыскать. Но примеры берутся где ближе. А ближе всего человеку что? Профессия, дело всей жизни. А если дел таких два? Тогда и выходит само собой: об одном говоришь, из другого пример приводишь.

Более тридцати лет жизни минером мне прослужить довелось. И неполные тридцать старшиной роты. Должность по штату одна, а профессий две, и достаточно разных. Но немало и общего есть, хоть со стороны, может быть, и не видно.

Прежде всего это глаз. Внимчивый, любопытный. Въедливый тоже могут назвать. Кому он некстати придется.

Вот и с пуговицей пример. С той самой, что отлетает у нерадивых солдат как раз за минуту до утреннего осмотра. Только ухватит, бедняга, в петлю ее продеть, и почувствует слабину, а затем и обидную пустоту в щепоти. Бряк покатилась, закручиваясь, под койку. Ехидной такой завихряющейся дугой, как петух вокруг курочки пишет. Тьфу ты, нечисть, будто того и ждала!

Ну что теперь? Нитку хватать с иголкой? Только обманывать зря себя. Вон уже и дневальный, голосом тоже до крайности неприятным, выпевает, будто нарочно для вас: Пр-ригото-о-вить-ся... Старается, будет ефрейтор. Он-то будет, а вам приготовиться. А к чему? Слушать очередную мораль перед строем? Из-за какой-то несчастной... И главное, ведь предчувствовал, вот же и пальцы-то задержались, как ее очередь подошла. Второй день на сопле паслась, если уж откровенно. Думал, и третий подержится. Индюк думал!

Ну что? Вон и на середину все потянулись, и Бондаренко... А? Бондаренко-то тут при чем? Он-то, ну да, ни при чем, но при нем... Эй, Бондаренко, хваленый твой, закаленный... А как же, всегда при нас! Только, пожалуйста... Ага, проволоку рубить на гвозди!

Остальное дело сноровки. Кустик-обрывок ниток нащупал, под палец нацелился тр-ры...

Да. Вот это уж звук объективно противный. В казенном-то обмундировании дырку концом ножа! Спичку? Спасибо, свои имеем. За пуговицей под койку нырнул, ушко в прорез продавил, в ушко спичку. Ногтем прижал, обломил все дела. Застегнулся, пригладился, сделал заправочку уф-ф! Даже в строй успел не последним. Ухмыляется, светит физиономией, как луной.

Ну дальше все по порядку. Пер-рвая шеренга... Пожалуйста, два шага. Кр-ру-гом! Пожалуйста, и тем более. Пр-ри-ступить... Да, товарищ сержант, приступайте.

Сержант новенький, неделя как из учебного, к правофланговому не успел подойти, вы уж грудь колесом: Во, как глазки у милки! И в самом деле блестят все, не новую взял, потрудился за старой начищенной слазать под койку.

И как раз тут-то вот голос знакомый. Очень знакомый, но не сержанта, на котором все ваше внимание сосредоточено, а чей-то не подходящий совсем к настроению вашему в ожидании, может быть, даже и похвалы: Рядовой Симочкин... Я?! Вы кивочек. И уже гладкий зачес под луной. Тоже знакомый, и именно, да, под нею, моментально пригасшей, будто подернутой облачком. А почему? Почему облачком это вполне понятно, а почему непосредственно-то под ней? Ну, во-первых, луне и положено помещаться повыше, а во-вторых... Вон ведь вы, Симочкин, вымахали какой! А товарищ прапорщик, чей и зачес-то, из того поколения впереди идущих, что недокормленное росло. Как из истории вам, вероятно, известно. Ширину успел нагнать после на полноценном пайке военном, а вышину свою упустил. Хоть, возможно, не ниже и вас был заказан. Но сейчас это роли существенной не играет, поскольку здесь-то не волейбол. Сверху вторая, товарищ Симочкин. И голос не скажете неприятный, даже при самом и субъективном подходе нельзя не отметить интимную лирику в нем. Впрочем, указывать вам, полагаю, излишне...

Вот когда в полную силу-то запылала луна! Не отраженным покойным светом, а, вопреки астрономии, раскалившись из собственных недр. И не от лирики, хоть и от лирики тоже, но главное оттого, что и в самом деле ведь совершенно излишне, сверху какая, указывать вам. Ахти, мамочки, надо ж так влипнуть! И знал ведь, предчувствовал, пес его, Бондаренку, и чего вечно носится, как черт с торбой! Впрочем, не повезет, так...

И что теперь? Виноват, товарищ?.. Ну, правильно, виноваты, но в чем? Вот какой возникает вопрос. В чем виноваты, товарищ Симочкин? Может быть, сами подскажете, а? Уж не в неряшливости, которую можно бы счесть и случайной, даже не в порче рабочей тужурки, которую можно, в конце концов, починить, а сформулируйте, Симочкин, в чем?

И, тем не менее, интересно. (Это потом уже будете рассуждать, в процессе мытья полов внеочередного.) Что ли, и зрение от поколений зависит? Иное устройство глаз? Надо же, сквозь хэбэ...

Что хэбэ! Хоть и шерсть с лавсаном. Если бы строились в увольнение, например, и если рука бы у вас поднялась даже и повседневное обмундирование портить. И все же, Симочкин, не насквозь. Это только так говорится. А то больно жить бы нам было легко. Нам-то в особенности, саперам. Если б сквозь землю-то видели, по поговорке. Можно, однако, и без того. Если внимательным быть вот хоть, скажем, к рельефу.

В рельефе и было дело. Там-то, на Минском шоссе, это мы от примера к рассказу уж переходим. Шоссе знаменитое, из столицы на запад ведет, по загруженности одно из первых. Сколько машин тут проехало за двенадцать с лишним лет, сколько водителей на сиденьях тряхнуло. Раз тряхнуло, через сто метров второй. Еще через сто третий. И все на одном отрезке где дорога приподнята над болотом. На Смоленщине это, между старинным городом Вязьмой и малоизвестным райцентром Издешково, образовавшимся из былого села.

Каждый раз трижды. Хоть по этой стороне поезжай, хоть по той, обратно. Или дважды если по середине, в ночное время, к примеру, когда свободно шоссе.

Ну и по временам года. Летом легкий качок, к осени посильнее, а по весне, как от снега освободится асфальт, не качок, а удар ощутимый под мягкое место.

Сколько угодно раз. Сколько ездите в месяц, скажем, из Вязьмы в Смоленск и обратно, столько и получайте. И помножайте еще на шесть.

И ничего. Ничего из того и не выводили. Разве оценку работы дорожников кратко и ясно и одинаково всякий раз.

Но и дорожники делали свое дело. Клали заплаты каждую весну: три справа, три слева, посередине две. И тоже ругались, еще и покрепче, кто здесь работал-то не впервой. Чертово место, болотина... И так далее. И тоже на этом все.

Вот вам и глаз поколений, товарищ Симочкин. Будущий, хочется думать, минер. Будущий, извините, были бы настоящий, так сообразили, что и не требуется вовсе взглядом просвечивать ваше хэбэ. А уж тем более шерсть с лавсаном. Лучше они от этого вряд ли делаются. То есть от Бондаренкина-то ножа. Смекнули бы, что бесполезное это дело не то чтобы прапорщика, а и толкового рядового минера на эдакой штучке пробовать провести. Ушко пуговицы в ткань утоплено? Шляпка вплотную притянута к ней? И что образуется вокруг петли, когда застегнетесь? Как ни приглаживай, а рельеф.

В начале июня было, пятьдесят четвертого, последнюю заплату загладить успели как раз ремонтники, когда я с бригадой придвинулся с поля к шоссе. Да, не с командой, не с подразделением, а по-граждански с бригадой: вольнонаемных на помощь нам дали тогда. Сколько лет миновало, как войну с земли нашей прогнали, а уборки много еще оставалось за ней. То из одной области, то из другой поступали заявки. Мы в то лето работы вели в трех областях. А и учеба должна была двигаться своим порядком.

Вот и решил ДОСААФ нам прийти на помощь. Бросил клич на местах нашлись добровольцы. Запасников брали, в армии отслуживших, всех родов войск. Обучили их под командой бывалых инструкторов на курсах. И я к этому делу был привлечен. Потом получил бригаду. Семьдесят два человека, парни солидные, лет по двадцать пяти тридцать, тоже семейные в большинстве, так что общий язык найти было нетрудно. Дисциплину военную соблюдали, хоть и в гражданском, вроде как партизаны в войну.

Хорошие, в общем, ребята. Но саперов на всю бригаду я да помощник мой, рядовой Морозов, что больше базой заведовал, взрывчаткой, инвентарем. Работали группами, во главе каждой мастер. Четверо было их, мастеров, на месяц большую подготовку прошедших. Обнаружит кто из ребят взрывоопасный предмет флажком место отметит, сам дальше идет. Прощупает свою полосу, доложит мастеру. Мастер мне о своем участке. Я оцепление ставлю, флажки обхожу, подрываю все сам на месте.

Так что опасности для них не было никакой, не свежее поле, годами ходили и без миноискателей люди, где что и осталось, так не наверху.

Так и шли, и дошли до шоссе. Прежде чем на другую сторону перейти, задержались всем вместе собраться, имущество пересчитать.

Вот тут и заметил я на дороге заплату. Первое, что внимание привлекло, это форма. Правильная уж слишком для вмятины или выбоины обычной квадрат с округленными уголками. Не по циркулю закругленными, разумеется, и сам квадрат можно видеть лишь в воображении, однако ясно и без рулетки: противоположные стороны соедини точь-в-точь равными будут отрезки.

И на другой стороне заплата. Перешел и ее осмотрел. Квадрат меньше напоминает, но того же размера, тот же впишется в нее крест. Напротив как раз, на перпендикуляре к оси шоссе и от обочины, как и та, метрах в двух с половиной.

Вот это второй важный признак расположение.

Дальше прошел по дороге, Ну вот! Еще одна посредине. Метрах в пятидесяти от тех двух. Чудо, конечно, столько лет, столько транспорта здесь прошло сотни тысяч машин, миллионы! И все равно бы поспорить мог в тот момент: дальше пройду еще две обнаружу. А то и сверх двух еще три, треугольником, приравненным к конверту, или со стороны Вязьмы, или Издешкова.

Так в итоге и получилось. Три справа, три слева, две в середине в порядке шахматных клеток. Между парами метров по восемьдесят по сто, от каждой пары до средней заплаты около полусотни.

Геометрия...

Полкилометра еще отшагал на износ оценить дорогу. В полном порядке покрытие, в меру наезженный, гладкий асфальт, нигде ни следа починки.

И последнее, что еще раньше отметить успел: характер местности. Метра на три над горизонтом приподнято полотно, по обе стороны заболоченная низина. Дефиле, по-военному, узкий проход.

Вот и все пока, глазом большего не возьмешь, хирургическое исследование необходимо.

Ну-ка, Володя, подзываю из мастеров одного, покомандуй тут, на часок отлучиться мне надо.

Володя парень толковый, сержантом срочную отслужил, все это время за мной наблюдал, пока я там колдовал на дороге.

Неужели что есть? спрашивает тихонько. А, товарищ старшина? Ведь сколько...

В том и дело. Поди теперь убеди кого, тем более если ты не генерал. Свежие латки, только что наложили...

Трудно сказать, отвечаю. Одно пока ясно система. А отчего? Может, дренажный расчет подвел, просасываются там пластыри или прокладки какие. А может быть, и по нашему делу, да вынуто все давно, недостаточно плотно затрамбовали пустоты. Разведать необходимо, однако, коли сомнение родилось.

Пошагал я в деревню в полутора километрах виднелась силосная башня на бугорке. На пустой улице повстречал двух колхозниц, разговорились почти как знакомые: ребята мои из бригады ходили сюда на ночлег. Женщины молодые, в войну вовсе девчонками были, однако припомнили: немцы перед уходом сгоняли жителей на дорогу копать.

Между болотинами, где насыпь?

Вроде там...

Там, вторая кивает.

А не можете, девушки, познакомить с тем, кто копал?

Кто ж бы это... Дома-то никого. Вон дедусь разве?

Дед Михайло? Не, он не копал, он рубил что-то...

Рубил? меня словно толкнуло.

Ну да, он же плотник, дедусь!

А рубил что, не помните?

Да вон же он сам, его и спросите!

Еле себя удержал, чтоб не кинуться через дорогу, достоинство соблюсти. Поздоровался мимоходом, присел в стороне на бревна, будто передохнуть. На разговор не напрашиваюсь, знаю, какие они бывают, деревенские эти деды.

Вы там бабахаете на пустошах? спрашивает спустя не меньше как пять минут.

Мы, отвечаю еще неохотнее вроде, чем он. До сих пор вот приходится...

Да, война...

Угощаю его папироской, исподволь подвожу разговор к дороге.

Рыли, дед подтверждает, ямы вроде могил. Только кого ж хоронить на тракте? Догадались минируют. Думали, постреляют после-то всех. Недосуг, знать, было. Ночью наши танкисты в село ворвались...

Предупредили их о тех ямах?

Дед молча хмурится: глупый вопрос.

И что же танкисты? Раскапывали дорогу?

Не, надо думать. Ходом же, следом за немцем прошли. Немец и сам по шоссе бежал, боле негде.

Вас-то, по возрасту, чай, не гоняли копать?

Старик сплевывает в досаде. Оглядывает меня выцветшими глазами стоит ли продолжать разговор. Но вспоминает, видимо, о бабаханье.

Пенсии, може, еще от их ждать. На другое поставили днями раньше. Срубы для их же рубить. А куда денешься, коль автомат в нос тычут...

Для блиндажей, что ли, срубы?

Дед, очевидно, нервы решил поберечь.

Не, вроде как для колодцев.

И много? Пять? Десять?

Десять бы не осилил, дюже оголодавши был. Неделю на все сроку дали, не то, обещали, капут.

А восемь? Восемь смогли бы за этот срок?

Дед сдвинул брови, зашевелил губами. Понял, что спрашивают неспроста.

Восемь пожалуй, под автоматом

Глубокие, что ли, колодцы?

Не, венцов, може, по десять... В ваш рост, чуть поболе.

А размер? Вдоль, поперек?

Чуть помене. Что вдоль, что поперек. Двумя машинами все увезли за раз.

В ту сторону? На Издешково?

Може, и в ту...

Или на Вязьму?

Може, на Вязьму, не провожал...

Ну что ж, и на том спасибо. Есть с чем к дорожникам подойти. Ох уж, признаться, мне эти подходы! Сам бы охотней один всю работу проделал вскрыл асфальт и обратно его залатал.

На попутке доехал до ближней сторожки, где участковый мастер квартировал. Хорошо встретил, чайком угощает дипломатический вроде прием. Да, хлопотливый, жалуется, участок, ладно бы от весны до весны, а то и средь года случается вызывать рембригаду. Киваю сочувственно, вижу, что человеку приятнее говорить, чем слушать. Свойство нередкое и вообще в наше время, а при его-то жизни... Сколько людей промелькнет перед носом за день, и ни с кем словом не перекинешься! Машинально как будто вынимаю из сумки блокнот, черкаю. Две линии через весь лист, между ними квадратики. Болото штришками обозначаю, кустарник маленькими кружками.

Чувствую, вглядывается, любознательный оказался мужик.

Этот вот самый ваш беспокойный отрезок? оборачиваю схемку к нему.

За очками даже полез.

Ишь ты, красиво как наши заплаты расположили!

Так разве я?

Беру у него блокнот, расстояния проставляю. Аккуратно, со стрелочками, с пунктирным выкосом на поля.

Рулеткой промерили? не сдается.

Шагами. Но дело-то разве в том?

Соображает, вижу, в чем дело. Досадует, как не приметил сам.

Не с вертолета, часом, смотрели?

У каждого, утешаю, свой взгляд. За тем и пришел к вам, что моего недостаточно оказалось. Возможен тут инженерный просчет какой?

Не должно, отвечает, подумав. Не первый год на дороге, подобного не встречал.

Тогда рассказал ему, что узнал от колхозниц и деда. Договорились тревоги не поднимать. По ширине часть шоссе он сам перекрыть вправе; моя рабочая сила, его инструмент.

Мигом ребята разбили одну заплату, расковыряли под ней слой щебенки с цементом основание, как он назвал, внизу бревна прогнившие оказались.

Мастер в недоумении.

Не должно, говорит, их тут быть!

Есть, однако.

Отослали всех лишних ребят под насыпь, в два лома с Володей приподняли одно бревно, участковый его подхватил руками. А это должно? Под шоссейкой-то пустота, гнилью тянет, как из заброшенного колодца...

Только бы гнилью. Для Володи с мастером так и есть. Но у минера не только глаз, а и нос особый.

Прилегли, посветили фонариком в щель. Через минуту Володя обескураженно засопел, мастер стеснительно хмыкнул.

Шоколад, попытался за шуткой смущение скрыть Володя.

А что вы хотели? Торфяник вокруг, вода сверху и снизу. В белых перчатках тут нет работы. Одно утешение дипломатии всей конец.

Закрывайте, мастеру говорю, всю трассу! На неделю, если особых сюрпризов не встретится в ходе работ.

Не понимают, смотрят оба в недоумении.

Ну-ка, киваю Володе, приляг еще разик, не поленись. Шоколад, ты сказал? Ну так на дольки же должен делиться. А? И тут? И как думаешь, для того чтобы я тебя за сравнение похвалил?

Вообще-то стоило похвалить в самом деле. Может, из-за сравнения я их и сам разглядел трещинки эти, канавки на ровной поверхности жижи застывшей.

Кликнули с миноискателем одного из ребят, сунули дужку в щель не подает голос. Глубже продели заговорил, еще как! Ну вот теперь и начальство побеспокоить не грех. Участковый по своей линии доложил, я по своей. От помощи отказался: время горячее, ясно, что нет под рукой там свободных минеров, с других участков не стоит снимать.

Пока дорожники размечали объезд, перекрывали движение, расставил Володиных всех ребят копать щели под насыпью против каждой заплаты, шагах в тридцати. С остальными тремя бригадами отправился за дорогу, нарезать участки для продолжения плановых наших работ.

Вернулся еле уже на ногах стою. Время, однако, светлое, каждый час дорог в буквальном смысле: тысячам же машин крюк приходится делать километров в полсотни, в объезд болот.

Приступил к детальной разведке.

Снял остатки покрытия с расковыренного колодца, отослал ребят в щель. Володе вернуться велел с ведром и веревкой. Солнце высоко еще стояло, доставало до края дна. Шоколад... Даже глянцем подернут для полного сходства. Палкой прощупал его сантиметров пятнадцать слой. Под ним ящики со взрывчаткой.

Подтащили с Володей оставленную дорожниками толстую доску-горбыль, положили поперек колодца. Я разулся, повис на ней грудью. Окунул ногу в грязь ого!

Ошибся, говорю, ты, Володя. Не шоколад мороженое!

Июнь на дворе, а тут, если не март, так апрель уже точно законсервирован. За неделю немудрено и радикулит нажить.

Но для этого надо прожить неделю.

Помешиваю ногой грязь, как повар веселкой крутую кашу. Дольки, да. Килограммов по двадцатьтридцать. Интересно, под ними что. Срубы-то в десять венцов дед рубил; два на виду, под взрывчаткой два, а остальные?

Прощупал дно, сколько достать сумел, передвинул доску. Гладко и дальше ни проводка, ни взрывателя. Значит, главное все внизу. Тротил для усиления. И чтобы нижний слой скрыть.

Так ли, иначе, с очистки надо все начинать.

Попробовал сверху, ведром на веревке. Не зачерпывается каша, густа. Ну что ж, все равно не минуешь спускаться. В кашу, в котел из-под каши разница невелика. Разве что для радикулита.

А если без шуток разведкой своей недоволен я был. Потому и тянул со спуском. Черт его знает, что там у них под толом? То, что сами они по шоссе отступали, это танкистов тех страховало, но не меня. Как ни смешно мне по весу сравниться с танком.

Дело все в расстоянии. В этом вот, в два венца, между покрытием и взрывчаткой. Тогда же оставленном видно по бревнам. Именно для того, чтобы нажимное действие исключить. Мало того, что свои войска пропустить было надо, но и много ли толку им, если б и наш первый танк, хоть и два подорвались на первой же паре колодцев? К чему тогда остальные шесть? Ясно, что обнаружены были бы сразу.

Нет, тут расчет был взорвать все восемь. Одновременно, пусть на пустой дороге, после прохода их войск и до появления наших. Озеро целое бы образовалось, хоть на карту его наноси! Задержать наступление наше, на главном направлении, осью которого служило шоссе...

Впрочем, все это было мне ясно давно что вся система рассчитана на взрыв машинкой. Только значения не имело. Для меня-то, для спуска сейчас на дно. Что бы там ни планировали гитлеровцы в большом масштабе, а кто помешал бы саперам их для страховки поставить пару-другую минных взрывателей под этот первый слой? Обыкновенных, дешевеньких, противопехотных? Хоть на тот случай как раз, если замысел их сорвется?

Будь друг, Володя, прошу как бы между делом, присаживаясь на край колодца, вроде передохнуть собираясь, сбегай, еще ведерко одно поищи. Извини, не сообразил сразу.

Спиной чувствую понял. Кой-чему научиться успел.

Ступай, повторяю строже, ступай!

Побледнел даже, смотрит в колодец, будто живого врага в нем увидел.

А вы, товарищ старшина? Придумать бы что-то надо...

Ну вот. Говорю не всему еще научился.

Иди, подталкиваю, не мешай. Хороший ты парень, не хочется грубо с тобой. А и на нежности времени нету. Времени нету, пойми, голова!

Чуть не силком проводил его вниз под насыпь. Сам опять на доске повис. Спустил одну ногу. Другую.

По очереди отцепил оба локтя.

Стою.

Стою, на молекулы не распался.

Снял ремень, обтер пот полой гимнастерки...

Разведка, как говорится, боем. Без нее тоже не обойтись вот чего недопонял еще хороший-то парень Володя. Арифметика, закон жизни. Кто-то должен бывает рискнуть, чтобы риск остальным уменьшить.

Ну дальше пошел уже труд. Второе ведерко и впрямь оказалось кстати: пока он с одним к склону бегал, я другое поднять успевал. Задвигалось дело, усталость будто рукой сняло. К заходу солнца закончили. На часы посмотрел два с лишним часа забрала очистка. Для первого раза куда ни шло.

Подумай, на ночь Володе еще наказал, как поднимать будем основную начинку. Полагаю, внизу там гостинцы потяжелее твоих шоколадных долек. Метко ты это определил. В нашем деле и слово порой много значит.

Назавтра, однако, пораньше встал, чтобы опередить его; он в селе ночевал, я в палатке. Не хотелось еще раз обижать парня, а дело опять предстояло такое, что лучше справляться с ним одному. Ведь не только же нажимной, а и натяжной могли спрятать взрыватель. Вон плотно как подогнали друг к другу заряды, поди почувствуй рукой натяжение в несколько граммов, когда в полтора пуда плиту выворачиваешь, будто из мостовой...

Кой-что, правда, успел надумать. Удача вчерашняя настроения прибавляла. Чувствовал: еще шаг и стану хозяином дела. Вдобавок и утро выдалось как на праздник чистое, звонкое небывало. Но тут же сообразил причину птицы распелись! Тоже, должно быть, не сразу дошло до них, что замолчало ревущее вечно шоссе. Теперь осознали, смотр самодеятельности решили успеть провести. К вечеру, впрочем, если все ладно пойдет, пугнуть здорово их придется...

Спустился в сруб, стенку ножом ковырнул так и есть, чуть не до середины прогнили бревна под шоколадом. Без труда выщербил нору впору коту пролезть. Засучил рукав, по плечо сунул руку ага, пустота. Сбоку пошарил головка авиабомбы! Вот на чем ящики-то лежат. Ну ничего, лишь бы сквозь эту броню пробиться, там механика будет вся на виду...

Подсунул ладонь под заряд, дно обшарил. Проводов вроде нет. С боков еще острым ножом окантовал его, будто из пирога себе вырезал долю. Можно и вынимать...

Когда Володя с бригадой пришел, два их уже наверху лежало.

Опять споро пошла работа: я достаю, Володя к склону переправляет, ребята подхватывают, относят вроде зарядки им это дело.

К завтраку с первым слоем покончили.

Теперь бомбы.

Вообще, по всем инструкциям, такие предметы не месте положено подрывать. Только места-то бывают разные. Подорви здесь почти того самого и достигнешь, чего наши враги хотели: не военное, так мирное наступление задержишь на целом участке.

К умным инструкциям нужна и толковая голова.

Пятнадцать штук оказалось их в первом гнезде, стокилограммовых, только поднять чего стоит! И что механика будет вся на виду сказано было поспешно. В грязище все утопало и тут в ледяной, и вычерпывать невозможно: полазай с ведерком-то между бомб. Ощупью приходилось опять работать. А хуже всего настоящей опоры нет. Босыми ногами балансируешь на дощечке, на бомбы положенной, и на самих бомбах, скользких, точно сомы в садке...

Как и предполагал, две взрывные системы немцами предусмотрены были. Дистанционная, главная, с электровзрывателями, с проводами подземными, выведенными под насыпь, и местная для страховки от тех, кто осмелится разбирать инженерное это чудо. От саперов-разведчиков наших, от партизан. От меня, как фактически оказалось. Чуть не в каждую бомбу, кроме взрывателя основного, еще боковой был ввинчен, с усиками только задень...

Ничего, разобрался, не в первый раз.

Разбили с Володей бригаду его на три смены, как в карауле: одна в оцеплении отдыхает, другая работает на подъеме, третья бомбы относит. Каждые три часа смена по кругу.

Самим нам без смен обходиться пришлось.

Володя веревку мне вниз подавал, я обвязывал бомбу, проверенную и обезвреженную насколько возможно. Конец каната под насыпь протягивался, в окоп, по каткам из бревен. Ребята тянули, я снизу толкал. Володя, парень плечистый, рослый, держал доску, уперев конец ее в угол пролома над срубом, вместо блока она нам служила, чтоб не елозила бомба по стенке. На эту же доску и принимал ее, подавал вниз команду. Трое-четверо из ребят взбегали, оттаскивали очередного сома под насыпь, передавали смене носильщиков.

Те на руках несли к месту подрыва, метрах в двухстах от шоссе.

Как раз последнюю начали поднимать, когда командир нашей части подъехал. Пронаблюдал технологию в деле, одобрил и утвердил. Доволен, должно быть, началом работы остался, помощи больше не предлагал.

И так все восемь.

В шести по пятнадцать бомб оказалось, в двух по четырнадцать. Всего сто восемнадцать. Не считая зарядов в ящиках.

Понятно, что остальные разбирать уже было проще. Только внимание для минера условие жизни. Ни на секунду нельзя его ослаблять, если руки при деле. Мало ли, что в предыдущих колодцах сюрпризов не встретилось, например, в первом слое, разве мешало это их встретить в любом другом? Тем более, что в сжатый срок снаряжались, одновременно, разными группами гитлеровских минеров, любая инициатива возможна была.

Однако все обошлось. Сказалась любовь их к стандарту, как объяснил Володя, пробывший под оккупацией несколько месяцев.

В срок обещанный уложились.

Правда, и похудел я за эту неделю килограммов не меньше уж как на пять. Весь день по пояс в грязи ледяной тяжелой атлетикой занимаюсь, а вечером оцепление расставляю, иду добычу свою взрывать. Вместо отдыха это мне было. Всю неделю перед закатами гром громыхал верст на десять, считай, в округе. Огромные котлованы образовались на пустыре для осушения почвы подспорье, как председатель колхоза полушутя сказал.

Кончили мы свое дело, сдали участок дорожникам. Затрамбовали они по всем правилам опустевшие гнезда, заасфальтировали проломы, вновь загудела великая магистраль...

Через год-полтора проезжал я там как-то уже и заплат не увидел. Остановил машину, вернулся, еще поискал. Нету асфальт сменили.

Потеряли что, товарищ старшина? шофер спрашивает, когда обратно в кабину уселся.

Что ему скажешь? Парнишка молоденький, первого года службы.

Наоборот, говорю, нашел.

Что? любопытный тоже попался. Или секрет?

Да нет, отвечаю. Орден нашел здесь. Вот этот, пальцем указываю колодочку на груди.

Он на мою грудь смотрит, я машинально смотрю на его. И вдруг замечаю вокруг одной пуговицы рельефчик...

Вот так и сравнение родилось, которым рассказ я начал.