Текст книги "Ветер перемен (СИ)"

Автор книги: Василий Скородумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Перегон «Площадь Александра Невского–1–Елизаровская» – самый длинный в петербургском метро, поэтому ехать нам предстояло долго. Правда, нас везла мотодрезина, скорость которой была значительно выше обычной, приводящейся в действие ручным путем. Также для ее движения не нужен был никакой физический труд. Все хорошо в мотодрезине, есть только одно «но» – нужно топливо для того, чтобы заправлять ее. В нынешних условиях это задача крайне сложная. Однако у «зеленых» топливо похоже есть и  немало, раз могут позволить себе кататься на таких машинах. Интересно, где они его берут? Впрочем, это не мое дело, но при случае можно поинтересоваться.

Интересно было еще и то, что мотодрезина, на которой мы ехали, была восьмиместная и сиденья в ней располагались как в автобусе: слева и справа, а посередине – узенький проход. Я и Юра сели впереди, Антон и Велимир Андреевич позади нас, а следом расположился дядя Вова. Большой фонарь, прикрепленный к бамперу дрезины, хорошо освещал дорогу впереди, поэтому я в деталях видел весь туннель.

Вскоре за своей спиной я услышал такой диалог:

– Веля, можно будет тебя попросить…

– Конечно, Антон, конечно. Все что угодно в меру моих сил и возможностей! – расплылся в улыбке Велимир Андреевич.

– В связи со сложившейся ситуацией… я бы хотел, чтобы костюм залатали как можно скорее.

– Антон, зачем торопиться? – вступил в беседу дядя Вова. – Главное ведь, чтобы сделали пускай не быстро, но зато качественно. Или тебе важнее в данном случае время.

– Ты, безусловно, прав, но пойми: у нас буквально каждая минута на счету.

– Может, объясните мне, что у вас стряслось, а? – вздохнул Велимир Андреевич.

На долгое время в воздухе повисла тишина, лишь только колеса дрезины стучали о стыки рельс. Антон был в раздумьях: рассказывать другу об угрозе, нависшей над нашей веткой, или лучше не стоит. Наконец он решился и поведал все, как есть. Велимир Андреевич был просто  в шоке от услышанного и выразил нам свои соболезнования. Также он сказал, что в случае чего обещает помочь чем только сможет. Антон осторожно поинтересовался, можно ли одолжить оружие. Велимир Андреевич грустно вздохнул и сказал:

– Увы, мой друг. Я бы с радостью, но раз такое дело, то мою ветку вскоре может постигнуть такая же участь и даже одалживать оружие нельзя. Нам тоже надо будет противостоять «красным». И как бы мне неприятно было это говорить, у вас мало шансов выжить, если вы хотите дать им бой.

– Но даже если мы отдадим им все патроны – протянем недолго.

– А что если отдать не все патроны?

– Это как? – не понял Антон.

– А так! Принести им патроны и сделать вид, что это все, что у вас есть. А на самом деле немного оставить. Думаю, никто из «красных» не станет проверять, осталось у вас что–нибудь или нет.

– А если будут? К тому же… допустим, мы оставим немного. Да? И что? Все равно этого не будет хватать для полноценной жизни.

– Антон, ты сам подумай, если мы примем предложение «красных», они заключат нас под свою эгиду, – серьезно сказал дядя Вова. – Ты же слышал Ньютона… или как там его? Да, жизнь уже не станет прежней, но она всегда состояла и будет состоять из одних перемен.

– Вот только эта перемена не к лучшему. И неужели ты действительно веришь, что «красные» обеспечат нам нормальное существование?

– А почему бы и нет? Все может быть.

– Неубедительно, – скептически произнес Антон.

– Да, Володя, я тебя не узнаю. Как ты можешь верить «красным»? Они же хитрые и лживые подонки! – воскликнул Велимир Андреевич.

– Но они люди. Как и мы. Хоть и ведут себя как безжалостные звери, но, думается мне, им не чужда честность. Да и поймите, я не хочу проливать свою кровь ни за что.

– Как это: «ни за что»? Как это: «ни за что»? Вова, ты думай, что говоришь. Мы будем воевать за свою свободу. И даже если нам не удастся победить, то, по крайней мере, умрем свободными людьми.

– А мы не победим – это точно. Население красной ветки в четыре раза больше нашей. Вооружения – на каждого человека по два–три автомата  и это если не считать женщин, детей и стариков. Да и что толку умирать свободными? Мне от осознания этого легче нисколько не станет. Нет, воевать с ними бесполезно, как вам не ясно? Сдаться – самый оптимальный выход.

– Эх, Вова, Вова! Ничего–то ты не понимаешь! – тяжело вздохнул Велимир Андреевич.

– Олег, Юрий, а вы как считаете? – обратился к нам Антон.

Все то время, что беседовали старшие, мы с Юрой старательно делали вид, что увлечены видом туннеля, хотя на самом деле внимательно ловили каждое слово. Теперь, когда нас подключили к дискуссии, мы развернулись на своих сиденьях так, чтобы видеть наших собеседников.

– Я остаюсь при своей точке зрения. Нужно воевать, как бы это ни было безысходно. Извините, дядя Вова, но вы не правы. Сдаваться «красным» не нужно.

Закончив свою речь, я кивком головы передал слово Юре. Он был предельно лаконичен и поддержал меня в моем видении решения проблемы.

– Как видишь, – обратился Антон к дяде Вове, – большинство за то, чтобы противостоять «красным»…

– Большинство? А ты спросил остальных жителей ветки? Что они думают по этому поводу? Может, они – так же, как и я – не захотят умирать за, как вы говорите, свободу?

– Ты прав, Володя, – угрюмо произнес Антон. Он был явно уязвлен тем, что дядя Вова так отпарировал ему, но быстро воспрял духом. – Но, надеюсь, все поддержат нас с Олегом.

– Как знать, как знать…

* * *

На «Елизаровской» мы вышли, чтобы пока мы ждем Велимира Андреевича немного размять ноги. На этой станции я находился впервые и сразу, как только увидел ее «внутренний мир», она сразу оставила о себе не очень приятное впечатление.

Причиной тому послужила обнаженная женщина, которая… я сначала подумал, что это обман зрения… была привешена к потолку за ребра крюками. Все ее тело было залито запекшейся кровью, а значит, она висела тут давно. От этого ужасного зрелища меня чуть не вытошнило, те же чувства испытывали и мои спутники. Все, кроме Велимира Андреевича.

– Это что? – голос Антона дрожал. Он смотрел как завороженный на труп женщины и не мог отвести от него взгляд, хотя, наверное, очень хотел.

– О, она – воровка. И понесла наказание за свои деяния, – объяснил Велимир Андреевич даже не взглянув на тело.

– Как-то жестоко вы с ней, – сказал Юра.

– Жестоко, да, согласен. С ворами так и нужно. И кстати это не первый случай кражи на нашей ветке. Но раньше похитителей чужого добра не удавалось ловить, а это попалась прямо на месте преступления. Своим примером она показывает, что будет с теми, кто будет воровать. И вы знаете, за три дня еще никто не посягнул на чужое добро. Так что можно считать, что система возымела нужный эффект.

– Она висит здесь третий день? – ужаснулся Антон. – Боже!

– Ну да! Иногда приходит в себя и просит пить…

– Она еще и живая? – не скрывая отвращения и ужаса скривился Юра.

– Гуманнее надо быть, Веля. Пускай она воровка, но это не повод поступать с ней так. Вы же люди, а не звери.

Велимир Андреевич ничего не сказал на это.

– К тому же вы не пробовали разобраться в произошедшем? – продолжил дядя Вова. –  Может быть, она совершила кражу от безысходности. Положение вынудило, например. Или, как знать, возможно эта женщина ни в чем не виновата?

Велимир Андреевич продолжал молчать, становясь все угрюмее.

– Это что ж получается, без суда и следствия? И так жестоко? Никак не ожидал от тебя такого?

– Я пытался смягчить наказание, – хриплым голосом прошептал Велимир Андреевич. – Но меня не послушали. Я же ведь не единоличный правитель, на зеленой ветке что–то сродни Семибоярщины. Три начальника, три головы, три разных мнения. Насчет этой женщины Кутепа и Борзов – мои, так сказать, коллеги – долго не думали: сразу приговорили к повешению на крюки. Я делал попытки переубедить их, чтобы они изменили свое решение, но ничего не получилось. Уперлись как бараны, как итог: два голоса против одного – преимущество.

Велимир Андреевич сейчас действительно раскаивался, это было видно. Тогда почему же он так смаковал то, что женщина страдала, почему говорил, что это самая подходящая для нее казнь? Но скорее всего мне просто показалось. На самом деле ему было неприятно это, он даже ни разу не взглянул на тело. Вероятно, Кутепа и Борзов затуманили ему мозги, внушили, что все делают правильно. Вот Велимир Андреевич и повелся. А теперь опомнился. Кто ж его разберет?

– Разрешите, я схожу к себе и заберу то, зачем мы собственно сюда и приехали? – спросил Велимир Андреевич после затянувшейся паузы. Похоже, он очень жалел, что привел нас сюда.

– Конечно, давно пора! – кивнул дядя Вова.

Велимир Андреевич ушел, и мы остались стоять на станции вчетвером. Почему–то никого кроме нас и подвешенной на крюках женщины здесь не было. Либо все сидят в своих палатках, либо станция пустует. И мне хотелось бы верить, что второй вариант в итоге окажется правильным.

Я снова посмотрел на женщину, хотя отчаянно пытался заставить себя этого не делать. Была ли она еще жива или уже умерла. Подумать только, три дня висеть неподвижно в таком состоянии, испытывая чудовищную боль. Не каждый перенесет такое.

Ее голова была опущена вниз, но я четко видел ее лицо, хоть оно и было почти все в крови. Женщину можно было назвать красивой. На вид ей было лет тридцать, может, чуть больше. Кудрявые рыжие волосы едва доставали до плеч. На левой щеке, рядом с верхней губой была необычная родинка – в форме полумесяца. Это показалось мне странным, поскольку таких мне еще видеть не приходилось.

Вдруг – от неожиданности я попятился, и чуть было не споткнулся о присевшего на корточки Юру – она открыла глаза и внимательно посмотрела на меня. Зрачки ее ходили вверх–вниз, женщина как будто изучала меня, считывала обо мне информацию, как если бы она была сканнером, а я – штрих–кодом. Ее оживление увидели и все мои спутники. Юра даже наставил на нее автомат, хотя максимум, что она могла нам сделать, так это плюнуть в нашу сторону. И то, боюсь, даже на это у нее могло не хватить сил.

Женщина открыла рот и попыталась что–то произнести, но ничего, кроме тихого шипения мне услышать не удалось. Но по движению губ я догадался, что она просит пить. Я не зная, что делать и не в силах отвести от нее взгляда, заворожено наблюдал за ее тщетными попытками произнести хоть одно внятное слово. Мне было очень жаль ее; я очень хотел ей помочь, но не знал как.

Она все еще пыталась сказать то слово, которое никак не желало слетать у нее с губ, когда я, собравшись с духом достал из поясной кобуры пистолет и прицелился женщине в голову. Я долго еще не нажимал на курок – ждал, что кто–нибудь остановит, но ничего подобного – все, кажется, одобряли мое решение. Женщина, увидев направленное на нее дуло пистолета, ненадолго прикрыла глаза, а затем, открыв их снова, решительно посмотрела на меня и едва заметно кивнула. Она была готова принять смерть – единственный способ облегчить ее страдания. Это знак послужил мне толчком к действию.

Раздался выстрел и эхом разлетелся по всей станции. Пуля попала точно в лоб и мгновенно оборвала жизнь женщины. Настал конец ее мучениям.

– Ты все сделал правильно, Олег! – прошептал Антон. – На твоем месте я поступил бы точно так же.

Из палаток стали выходить люди, привлеченные звуком выстрела. Они удивленно косились то на нас, то на уже точно труп женщины. Слава Богу, они не стали ничего расспрашивать, а, только еще немного поглазев, стали возвращаться обратно. Из дальней палатки выбежал встревоженный Велимир Андреевич.

– Что случилось? Я слышал выстрелы…

– Олег облегчил страдания этой несчастной, – объяснил дядя Вова. – Тебе это следовало сделать еще три дня назад.

– Давайте больше не будем об этом, хорошо? – немного нервно сказал Велимир Андреевич.

– Угу. Ты взял то, что хотел.

– Взял. Можем отправляться дальше.

– Ну и славненько. А то не по душе мне это место, – пробормотал дядя Вова, скосив взгляд на висящее на крюках тело.

Мы снова сели в дрезину на те же самые места и отправились на «Пролетарскую». «Елизаровская» осталась позади и я вряд ли когда–нибудь еще туда попаду, но как бы там ни было, с этой станцией у меня будут связаны исключительно негативные воспоминания.

* * *

Поездка прошла практически незаметно. Я только хотел спросить, сколько нам еще ехать, как выяснилось, что мы достигли пункта назначения.

«Пролетарская» представляла собой ничем не примечательную станцию открытого типа. По обеим сторонам платформы высились колонны. А основной достопримечательностью являлась торцевая стена–стела, на которой были изображены символы советской власти – горельеф «Серп и молот». Так было до Катастрофы. Теперь же станцию было попросту не узнать – столько всего изменилось.

Вестибюль «Пролетарской» вживую мне видеть не приходилось, его я видел только на картинках. Но в глаза сразу бросились перемены на станции. На потолке висело огромное изумрудное полотно, говорящее о принадлежности «Пролетарской» к зеленой ветке. В правом от меня краю, то есть в том месте, где гермозатвор перекрывал выходы к эскалаторам, находился целый ряд палаток.

В центре – я никак не ожидал этого увидеть – стоял ринг, почти как настоящий, боксерский, только чуточку поменьше и представлял он из себя всего лишь четыре крепко вколоченные в пол сваи с натянутыми на них тремя рядами канатов. И в данный момент там проходил бой. Арену облепило не меньше пяти дюжин человек, которые радостно улюлюкали и кричали. Увидев мой удивленный взгляд, Велимир Андреевич подошел поближе и гордо сказал:

– Арена – наша главная достопримечательность. Бои тут проводятся три раза в неделю и всегда собирают аншлаг. У нас даже бывают гости – бойцы с других веток метро. Но чемпион неизменно один. Видишь, – Велимир Андреевич указал на ринг, и я увидел там двух бойцов. Высокий, мускулистый, с большим длинным шрамом во всю грудь мужчина бесспорно доминировал на поле боя. Он наносил удар за ударом, не давая своему сопернику времени на передышку, – вон того, лысого? Видишь?

Я коротко кивнул, продолжая увлеченно наблюдать за ходом поединка.

– Вот это и есть наш чемпион. Его зовут Виктор. Не проиграл еще ни одного боя. А сколько у него их было… И пальцев десяти рук не хватит, чтобы все пересчитать. Он несокрушим. Ты согласен со мной? – Велимир Андреевич говорил с такой гордостью, словно это был его сын. А может так оно и есть?

– Да, согласен!

– Вижу, тебя увлекло это дело. Сходи, посмотри, а мы пока уладим все вопросы, хорошо?

Я вопросительно посмотрел на Антона. Он и без слов понял, что я хотел спросить и, улыбнувшись, ответил:

– Иди, я думаю, мы и без тебя справимся.

Дядя Вова тяжело вздохнул, уже, наверное, минут пять переминаясь с ноги на ногу.

– Слушай, Веля, где тут у вас туалет? Ну очень надо.

– Вон там.

– Вы тогда пока идите, а я попозже подойду.

– Ладушки! Мы тогда будем за стелой.

И мы разошлись в разные стороны. Я – к рингу, дядя Вова – по нужде, Юра, которому не нравились драки ни в каком виде, предпочел составить компанию Антону и Велимиру Андреевичу.

 Если бы меня спросили, по душе ли мне смотреть, как двое, или больше, мужиков бьют друг другу морды, я бы не мог ответить однозначно. Конечно, дикого восторга от лицезрения драки, какого бы рода она ни была, я не испытывал. Иногда, когда я тайком от мамы смотрел бокс или реслинг (она запрещала мне смотреть это «мордобитие»), мне просто становилось жалко какого–нибудь спортсмена. Но я понимал, что они сами выбрали свою профессию и знали, на что шли. И раз не уходят, значит, им это нравится.

С другой же стороны любо–дорого посмотреть, если люди дерутся красиво. Мне всегда нравились такие стили борьбы как капоэйра, тайский бокс, карате. Это было очень красиво и эффектно. И смотреть, как дерутся бойцы, владеющими какими–то из этих стилей, приятно и интересно.

К рингу я подошел именно с целью понаблюдать красивые бои. Протиснувшись сквозь толпу, оказался прямо перед канатами. Все, что происходило на арене, мне было прекрасно видно.

На ринге  по–прежнему находился тот самый лысый качок, которого Велимир Андреевич назвал чемпионом. Он и в самом деле выглядел очень грозно и представлял собой яркий образец незыблемости, хладнокровия и неимоверной силы. А вот противник у него уже был другой. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что со своим предыдущим оппонентом чемпион уже разобрался и, возможно, с ринга тот ушел не самостоятельно. Та же участь ждала и теперешнего соперника непобедимого гиганта. После серии мощных ударов в солнечное сплетение и в лицо, бедняга упал на пол и затих. Мне сначала показалось, что он умер, но, к счастью, до убийства не дошло. Парень был жив, только слабо дышал.

Моментально к нему подбежали несколько человек и оперативненько унесли с поля брани. Виктор под восторженные вопли зрителей вскинул одну руку вверх и застыл так, в позе победителя. Еще где–то с минуту он купался в аплодисментах, после чего сделал знак толпе замолчать. Когда стало тихо, чемпион обратился к зрителям:

– Ну, может быть найдется еще смельчак, который не побоится бросить мне вызов?

Добровольцев не было, что объяснялось совсем просто – никто не хотел оказаться избитым до полусмерти, если не хуже. Тех, кто еще мог дать этому человеку отпор, уже унесли откачивать. Таким образом, претендентов на звание чемпиона больше не намечалось.

– Что, неужели никого? – продолжал вопрошать качок. – Боитесь?

Да, люди откровенно боялись. Смотреть на бой и участвовать в нем – это две совсем разные вещи. Тем более что зрители в основном состояли из подростков, которые родились и выросли в метро. Они привыкли к скудной пище, жили не в очень–то комфортабельных условиях. Комплекция их тела вкупе с минимальными показателями выносливости и физической силы просто не позволяла им выполнять какую–либо тяжелую работу. Кости, не получавшие достаточно кальция, были очень хрупки, и сломать их не представляло никакого труда. Какие уж там бои.

– Ну же, я жду! – густой бас чемпиона чуть ли не эхом разносился по всей станции. Он хотел драться еще, но никто до сих пор не отважился бросить ему вызов.

Мой взгляд зацепился за одного мужчину. На вид ему было лет тридцать, хотя седина уже слегка окрасила его виски. Я видел – он был в замешательстве, не знал, что ему делать. Налицо было явное желание выйти на ринг и сразиться с чемпионом, но здравый смысл подсказывал ему, что делать этого не стоит. Зачем ему было сражаться, ведал лишь только он один. Возможно он хотел что–то кому–то доказать или же причина кроется в чем–то другом. Внутренняя борьба, сложность выбора терзала его изнутри.

Вдруг я почувствовал резкий толчок в спину. Я налетел на канаты, по инерции перекувырнулся через них и упал на пол, чуть не сломав себе шею. Поднялся на ноги и обернулся, желая увидеть того, кто толкнул меня, и высказать ему все, что о нем думаю, но понял, что это бессмысленно. Позади меня стояло много народу, и найти среди всех этих людей виновника было все равно, что искать боб в мешке с фасолью.

– Так, так, так, – протянул голос за моей спиной, и не было никаких сомнений, что он принадлежал Виктору. Я встал лицом к нему и мне стоило немалых усилий сохранить на своем лице спокойное выражение, потому как, честно скажу, я боялся этого громилу. Виктор мог запросто отправить меня в глубокий нокаут с одного удара. На то он и чемпион. А что я? По–настоящему ни разу в жизни не дрался, никогда никого не обижал. Убийство «красных» не в счет, это из другой оперы. – Значит, ты решил бросить мне вызов?

Это прозвучало скорее как утверждение, нежели вопрос. Виктор осматривал меня с головы до ног, как–то двусмысленно качая головой и ухмыляясь. Что бы это значило? Увидел во мне достойного противника? Или наоборот? Скорее всего, второе. Я никак уж не тяну на ровню ему.

– Видите ли… произошла ошибка… я на самом деле… случайно…, – заблеял я, пытаясь подобрать слова.

– Не, парень, так дело не пойдет. Раз уж вышел на ринг, будь добр драться. Отказываться от поединка не по–джентльменски. Я прав? – Виктор обращался к зрителям.

Толпа одобрительно загудела. Конечно, она же хочет посмотреть на очередную драку. И эти люди сделают все, чтобы только насладится зрелищем.

– Ты же джентльмен, парень? – а этот вопрос уже адресовался мне.

И что мне ответить?

– Ну…

– Я так и знал. Ты – джентльмен. Вот и отлично! Дам тебе минуту на то, чтобы собраться с духом и силами, после чего, – Виктор сделал небольшую паузу и у меня по затылку пробежали мурашки, – поединок начнется.

Минуту? Всего лишь какую–то жалкую, ничтожную минуту? Хотя за это время можно много всего сделать. Сбежать? Ну уж нет, меня ж отсюда не выпустят. Если попытаюсь увильнуть от схватки, зрители растерзают меня за то, что сорвал им представление. Или попросту не выпустят за пределы ринга. Вот уж оказал мне кто–то «услугу», ничего не скажешь. Найти бы этого поддонка, да врезать бы ему промеж глаз хорошенько, да только не об этом сейчас надо думать.

Виктор подпрыгивал на месте, разминаясь, поигрывал мускулами, смотрел, ухмыляясь, на мое подавленное лицо. Не было сомнений в том, что он чувствует себя победителем, фаворитом. Интересно, приходилось ли ему испытывать те же ощущения, которые в данный момент чувствовал я?

Тьфу, чем у меня голова забита? Пока еще есть время, надо разработать хоть какую–то тактику. Что, если после первого же удара, какой бы силы он не был, упасть и притворяться, что я в нокауте. Зато чемпион не будет меня истязать. А вдруг будет? Возможно, чемпион распознает мой обман и поспешит добить меня. Нет, нужно было придумать что-то другое. Эту задумку оставлю на самый крайний случай.

Ладно, хотя бы потяну время, так сказать, отсрочу поединок. Хотя легче мне от этого не будет.

– Можно перед тем как начать спросить о предстоящем поединке?

– Давай! – ухмыльнулся Виктор.

– Каковы правила?

– Никаких правил! Нужно всего лишь победить. Любым способом.

Эта информация отложилась в моей памяти. Надо будет иметь это ввиду и при любой возможности пользоваться этим.

– Хорошо. До каких пор длиться поединок? Определенное время или…

– До нокаута. И даже не думай притворяться. Был здесь один такой, прикинуться решил нокаутированным. Да только меня не обманешь. Хе–хе. Я ему за такие выкрутасы все зубы–то повышибал…

Я нервно сглотнул. Ну вот, как я и говорил. Ничего не получиться. Плохая была идея. А жаль.

– А отказаться от поединка нельзя, я правильно понял?

– Сообразительный. Правильно понял, – ухмыльнулся Виктор. – Ладно, хватит нам с тобой разговаривать, пора за дело приниматься. Да ты не боись, я с тобой долго возиться не буду. Быстренько вырублю, даже толком почувствовать ничего не успеешь.

Спасибо, обнадежил так обнадежил. Как–то не так я представлял себе окончание сегодняшнего дня. Совершенно не так. Ведь если чемпион меня вырубит, то я пробуду в бессознательном состоянии день, если не больше. И это при самом удачном исходе. Ведь он же меня еще может попросту убить…

Ну уж нет, не дождется он у меня. Я еще нужен своей линии. Без меня они пропадут. Ведь если я не достану оружие, то все, конец. Конец всему.

Я отбросил эти пессимистические мысли в сторону и приготовился сражаться. Пускай Виктор крупнее, сильнее и опытнее меня. Пускай. Я докажу, что я не так прост как кажусь на первый взгляд. Правда, зачем мне это доказывать, я пока не знал.

Виктор провел резкий хук справа, но я увернулся и ударил ему ногой в живот. Не очень сильно, как мне показалось, но чемпион фыркнул от боли. Он наступал, тесня меня к канатам. Я знал, что если он не будет давать мне свободного пространства, то поединок для меня будет закончен. Понимал это, похоже, и Виктор. Он шел на меня, расставив руки в стороны, не давая мне возможности проскользнуть, и ухмылялся. Мой мозг судорожно работал, пытаясь найти выход из, казалось, безвыходной ситуации.

Но выход должен быть всегда. Так часто любила повторять моя мама, когда я попадал в тупик и не знал, что мне делать.

Вдруг произошло нечто, чего я совершенно не ожидал. Я подскочил к Виктору и в прыжке, самом высоком, который я когда–либо совершал, ударил чемпиона коленом в челюсть. Самое удивительное, что делать этого я не хотел. Такой поворот событий даже не приходил мне в голову. Я не знал, как это объяснить, но, похоже, мое тело действовало само по себе, хотя, по сути, быть этого не могло.

Больше всех был ошарашен даже не я, а Виктор. Уж кто–кто, а он точно не ожидал от меня такого. При ударе послышался неприятный звук, похожий на хруст. И я знал, что он мог означать. Виктор, с ненавистью глядя на меня, плюнул на пол прямо передо мной. Слюна смешалась с кровью и раскрошенными зубами.

– Ты за это заплатишь, сопляк! – все в чемпионе – голос, взгляд – было исполнено злобой и ненавистью. – Я убью тебя, слышишь, Я УБЬЮ ТЕБЯ!

Черт, почему–то я не сомневался, что он не бросал эти свои слова на ветер. Блин, ну и вляпался же я...

Толпа бесновалась. Что выкрикивают эти люди, за кого болеют, я не слышал, да и неважно мне это было. У меня и без того забот хватало, главная из которых на данный момент заключалась в том, чтобы выйти с ринга целым и желательно невредимым. Очень скоро я понял, что второму пункту сбыться было не суждено.

Виктор провел серию мощных ударов, и пару раз ему удалось меня задеть. Было больно, но все же терпимо. Потом долгое время мне удавалось уворачиваться, приводя тем самым чемпиона в бешенство. Он не переставал молотил руками, но часто промахивался. Но я не мог долго держать такой сумасшедший темп и вскоре Виктор ударил меня в живот, а сразу же, не дав мне даже на секунду перевести дух, в скулу.

Я упал как подкошенный. Перед глазами все плыло. По лицу текла кровь. Или мне это только кажется? Нет, все–таки кровь. Черт, Виктору, несмотря на все мои усилия, удалось меня повалить. Хотя что я удивляюсь – он чемпион, а я даже драться–то толком не умею. Все закономерно.

Когда зрение более–менее нормализовалось, я увидел, как на меня медленно идет Виктор и выражение его лица не сулило ничего хорошего. Я попытался встать. Не получилось – силы будто бы покинули меня. Да и какой в этом смысл? Чемпион все равно меня добьет, я даже не успею встать на четвереньки. Пускай уж добивает меня лежачего.

У меня сейчас было такое состояние, что мне было ровным счетом ни до чего на свете. Я разом забыл про все свои проблемы. В моем мозгу крутилась всего лишь одна мысль: сейчас Виктор меня убьет и мокрого места не оставит. Зато прекратит все мои страдания.

Чемпион схватил меня за воротник куртки и рывком оторвал от пола. Его свирепый взгляд, его могучие, покрытые сетями выпирающих вен руки – единственное, что я видел перед собой. Однако кончать со мной он пока не спешил. Упивался моей беспомощностью? Или просто не собирался меня убивать?

– Ну, что ж ты медлишь, а? Струсил? – еле выдавил из себя я. – Струсил, да?

Виктор, не говоря ни слова, поставил меня на пол. Ноги грозились в любой момент подкоситься, но я все же стоял. Чемпион отвернулся от меня и пошел в другой угол ринга.

И как это понимать? Бой окончен? Виктор не хочет больше сражаться? Неужели все?

Толпа негодующе завыла. Ей не понравился такой финал. Она, видно, ждала чего–то большего, чем просто махание кулаками.

Я отрешенно смотрел на спину Виктора и не мог сдвинуться с места. Мне казалось, что если я сделаю шаг, то непременно упаду. Как же мне сейчас хотелось, чтобы ко мне подбежали двое, положили на носилки и отнесли в лазарет, где бы я мог отлежаться денек–другой. Почему–то никто не спешил исполнить мое желание. Ну и ладно.

Не успел я подумать о чем–нибудь другом, как получил мощный удар в ухо и в результате снова оказался на полу. Думаю, не ошибусь, если скажу, что такую боль мне еще ни разу в жизни не приходилось испытывать. Голова гудела, точно ею подменили язычок в гигантском колоколе.

Мир мгновенно перестал для меня существовать. Была только лишь нестерпимая боль. Как бы я хотел, чтобы все эти страдания прекратились, чтобы, наконец, наступило затишье. Я лежал на земле и корчился в муках. Каким же жалким я, должно быть, выглядел. Только мне было все абсолютно равно.

Я закрыл глаза. Все равно я ничего не видел. Перед глазами словно повесили темную занавесь.

Виктор ударил меня ногой в бок, да так сильно, что я перекатился на живот. Боли я уже не испытывал. Никаких чувств, никаких эмоций. Мне все было безразлично. Поскорее бы уже закончился этот поединок и не важно, с каким исходом. Я устал и хочу покоя.

Чемпион снова поднял меня с пола и небрежно кинул на канаты. Руки запутались в тросах, что не позволило мне скатиться вниз. Таким образом, я оказался в полулежачем положении, что, несомненно, позволяло Виктору очень удобно избивать меня дальше.

Я попытался сделать глубокий вдох, но из–за дикой боли в животе и грудной клетке у меня это не получилось. Черт, как же все–таки неприятно, когда не можешь набрать полные легкие воздуха.

Я не без труда разлепил веки и увидел, как Виктор замахнулся, чтобы нанести по мне очередной удар.

И тут во мне что–то переклинило. Мое второе «я», маленький человечек, сидящий в глубинах моего подсознания, истошно завопил: «Что ж ты как боксерская груша позволяешь ему себя бить? Докажи этому кретину, что ты не лыком шит. Накажи его за те страдания, которые он тебе причинил. Давай!»

И в тот момент, когда Виктор уже готов был обрушить на меня свой кулак, я оторвался ногами от пола и наотмашь ударил его по лицу. Чемпион отступил на пару шагов назад, мотнул головой и непонимающе уставился на меня. Он–то наверняка думал, что партия выиграна, осталось только позабавиться над беспомощным противником, и такого поворота событий он никак не ожидал. Признаться, я и сам не поверил, что умудрился сделать такое. У меня как будто открылось второе дыхание, а это такая непредсказуемая штука, позволяющая человеку вытворять поистине немыслимые вещи. В тело как будто впрыснули что-то, что давало необычайный прилив сил.

Я наконец–то смог распутать руки, и теперь они были свободны. От прежней усталости и боли не осталось ни следа. Я чувствовал себя посвежевшим и помолодевшим лет на десять. Какое же это приятное ощущение!

– Ну что, чемпион, готовься выбрасывать белый флаг!

Как бы заносчиво и высокомерно это не звучало, я понимал, что говорил. И сейчас я мог горы свернуть, а не то, что победить какого–то качка. Вот что делает с человеком адреналин и второе дыхание!

– Что ты сказал? Повтори–ка! – проскрипел Виктор. И хоть интонация у него была угрожающая, в голосе чувствовались нотки страха.

– Ты проиграешь! – я, улыбаясь, провел большим пальцем по горлу.