Текст книги "Дикое поле"
Автор книги: Василий Веденеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
– Берегись! – Гравино обнажил шпагу.
Одна из фигур взмахнула рукой, и Джакомо получил такой сильный удар в грудь, что не устоял на ногах и отлетел к стене дома, больно стукнувшись об нее спиной. А рядом уже зазвенела сталь – трое неизвестных наседали на Гравино, едва успевавшего одной рукой отражать яростные атаки, другой он прижимал к себе заветный ларец отца Паоло.
Пытаясь подняться, Белометти увидел, что к нему бросились еще двое закутанных в плащи мужчин. Один был вооружен шпагой, а другой размахивал длинным кинжалом, явно намереваясь всадить его в грудь Джакомо.
– На помощь, убивают! Стража! – В ужасе дребезжащим старческим тенорком вопил Руфино, но вокруг все словно вымерло. Племянник хозяина гостиницы шустро юркнул под тележку и не подавал признаков жизни.
Белометти выхватил из кармана маленький двуствольный пистолет и, почти не целясь, выстрелил. Мужчина со шпагой схватился руками за живот и рухнул на мостовую.
– Свиньи! Подлецы! – выкрикивал Гравино, орудуя шпагой. Из раны на его голове тонкой струйкой стекала по щеке кровь.
Вооруженный кинжалом убийца метнулся в сторону, опасаясь нового выстрела, но пистолет в руках Джакомо дал осечку: сухо щелкнув по кремню, курок не высек искры. Однако тех мгновений, пока нападавший медлил, хватило Белометти, чтобы вскочить и выхватить шпагу. Отбросив бесполезный пистолет, он ринулся на противника и заставил его отступить. Тянуть не имело смысла, поскольку Гравино уже теснили и ларец могли захватить грабители. Джакомо сделал быстрый выпад и пронзил руку убийцы, сжимавшую кинжал. И тут же, молниеносно вскинув клинок, проткнул ему горло.
– Держитесь! – крикнул он Гравино. – Я уже здесь.
Нападавшие на Гравино разделились: один по-прежнему пытался завладеть ларцом, а двое других бросились на Белометти. Подняв шпагу убитого, Джакомо взял ее в левую руку, и смело вступил в бой, фехтуя обеими руками.
– Ну, живей, ребята, живей! – поддразнивал он нападавших. – Вас двое, а я всего один!
Мужчины в черных плащах оказались далеко не новичками, и Белометти подумал, каково же пришлось Гравино, когда тот в одиночку сдерживал натиск трех головорезов. Они беспрестанно кружили возле Джакомо, заставляли его вертеться волчком, отбивая неожиданные атаки то справа, то слева, всячески стремились зайти ему за спину, и приходилось проявлять чудеса изворотливости, чтобы не дать им нанести предательский удар.
Руфино уже осип от крика, но по-прежнему никто не спешил на помощь, ни в одном окне не зажегся свет, нигде не хлопнула дверь.
Джакомо чувствовал, как нарастает боль в груди – там, куда пришелся первый удар. Чем его ударили? Кажется, убийцы были еще недостаточно близко, чтобы достать до него шпагой, а выстрела он не слышал. В любом случае спасла надетая под камзол кольчуга. Но эта пляска смерти тоже не может продолжаться бесконечно! «Черные плащи» стараются измотать его, сделать легкой добычей для своих клинков. Они пришли за жизнью Джакомо и не уйдут, пока не возьму ее или не отдадут свои. Или им нужен ларец? Но откуда они могли узнать, что в нем?
Отбив очередную атаку, Белометти прижался спиной к стене: хватит вертеться, надо заканчивать! Ему не хотелось получить ранение в случайной уличной схватке, ведь впереди такие важные дела. Он уже устал за долгий, полный событий день, начавшийся напряженным поединком. Вращая перед собой клинки, Джакомо сделал выпад и шагнул в сторону. Уловка удалась, обманутые противники качнулись вслед за ним. Этого он только и ждал. Молниеносно скрестив шпаги, он сделал новый выпад и успел достать одного из нападавших, рубанув по руке.
– О, мадонна! – вскрикнул тот, согнувшись от боли.
– Теперь так! И вот так! – Джакомо одним ударом клинка отбил направленную ему в грудь шпагу, другим насквозь пронзил ночного убийцу и, догнав пытавшегося скрыться в темноте второго противника, раскроил ему череп.
Как там Гравино? Еще держится? Обернувшись, Белометти увидел, что шпион стоит над телом поверженного врага, вытирая окровавленный клинок. Схватка закончилась.
– Скорее к лодке, – заторопился Гравино. – Здешние стражники имеют отвратительную привычку появляться в самый неподходящий момент, а я не хочу ночевать в кордегардии.
– А ларец? – охрипшим голосом спросил Джакомо.
– Вот он, – ласково похлопал по ларцу шпион.
– Слава святой деве! – На дрожащих ногах подошел Руфино и отшатнулся, заметив пятна крови на камзоле хозяина. – Вы целы? Откуда кровь?
– Это чужая, – отмахнулся Белометти – Что у вас с головой, Гравино?
– Пустяк, слегка царапнули клинком. А где племянничек хозяина гостиницы? – озадаченно спросил он и заглянул под повозку. – Ослик здесь, а парень исчез.
– Сбежал, – предположил Белометти – Давайте и мы уносить ноги, пока не явилась стража или не прибежали дружки разбойников.
– Это брави, наемные убийцы, – Гравино взял ослика под уздцы. – Я, признаться, не на шутку перепугался, когда на меня насели трое этих молодцов, а вы валялись у стены.
– Интересно, чем это они меня саданули? – потирая ушибленную грудь, грустно усмехнулся Белометти, шагая рядом с тележкой.
– Скорее всего, метнули нож. Вон, кажется, и наш лодочник. – Гравино показал на прохаживавшегося около реки сутулого мужчину.
– Эй! – окликнул его Белометти. – Вы хозяин лодки?
– Я, синьор. Что вам угодно?
– Мне завтра нужно быть на Сицилии.
– Грузитесь. Сейчас зажгу фонарь. – Лодочник чиркнул кресалом, и на конце фитиля в масляном фонаре заплясал маленький огонек. – Я уж заждался, а тут еще стреляли неподалеку. Случилось чего?
– Все в порядке, приятель, – похлопал его по плечу Гравино – Лучше помоги уложить вещи.
Забравшись в лодку, Белометти устроился на носу и укрылся поданным ему Руфино плащом. Когда маленькое суденышко вышло на середину реки и подняло парус, он уже сладко спал.
* * *
Приняв пассажиров на борт, корабль тут же вышел в море. Капитан – живой, разговорчивый неаполитанец – предоставил Белометти отдельную каюту на корме, и он завалился на койку, надеясь, что отдых восстановит его силы, и боль в груди утихнет. Но утром он едва смог подняться. Гравино посмотрел на багрово-синий кровоподтек, расплывшийся ниже левого плеча венецианца, и покачал головой.
– Вас спасла кольчуга. Считайте, что заново родились.
Джакомо осторожно потрогал кончиками пальцев больное место и скривил губы в усмешке, – похоже, он заново родился дважды в один день сначала утром, когда сумел остановить бешеный натиск Ридольфо да Камерино, а потом вечером, когда уцелел в схватке с брави.
– Ничего, поставим компрессы и примочки. Главное, ключица не сломана, – успокоил его шпион – Денька два придется полежать.
Расстроенный Руфино хлопотал вокруг хозяина, менял компрессы и ставил примочки, поправлял подушки. Трудно сказать, что сыграло решающую роль: примочки и компрессы, заботы Руфино, железное здоровье самого Белометти или подогретое вино с пряностями, которым угощал капитан, но на следующий день он почувствовал себя значительно лучше и вышел на палубу.
Свежий ветер наполнял паруса. Над кормой хлопало полотнище папского флага – желто-белого, с перекрещенными ключами Святого Петра. Далеко в стороне, по правому борту, почти сливаясь с линией горизонта, темнела полоска берега.
– Сицилия, – объяснил капитан – Мы уже прошли пролив.
Сегодня веселый неаполитанец выглядел хмурым и озабоченным. Сославшись на дела, он оставил Белометти и поднялся на мостик. Вскоре раздались резкие команды, заорал боцман, и матросы с обезьяньей ловкостью начали карабкаться по вантам, ставя новые паруса. Корабль заметно прибавил ход.
– Сколько нам еще идти до турецких берегов? – спросил Белометти у появившегося на палубе Гравино.
– Это зависит от множества обстоятельств, – загадочно ответил тот. – Видите?
Он показал на едва различимое светлое пятнышко за кормой. Оно неуловимо для глаза меняло свои очертания и, казалось, вырастало из волн, становясь все больше и больше.
– Парус? – неуверенно предположил Джакомо.
– Вот именно, парус, – кивнул шпион – Но чей? Здесь полно пиратов, и наш капитан с раннего утра не знает покоя.
– Что он намерен предпринять?
– Ждать, – пожал плечами Гравино. – Что ему еще остается? Мы узнаем, чей это корабль, только когда он подойдет ближе.
Белометти невольно поежился, как будто его пронизал холодный ветерок, внезапно налетевший с моря. Пираты? Вполне может быть. Властители Алжира, Туниса, Египта и Марокко имели целые флотилии быстроходных, отлично вооруженных кораблей, команды которых, подобранные из отчаянных головорезов, поставляли рабов на средиземноморские невольничьи рынки. Печально знаменитый Бадестан – крупнейший невольничий рынок Алжира – уже не одну сотню лет бесперебойно работал несколько дней в неделю. Как правило, перед попавшим туда в качестве товара европейцем, открывался не слишком широкий, выбор: либо принять ислам, либо стать гребцом на мусульманской галере.
Конечно, оставалась надежда на выкуп или помощь миссионеров, но предводители пиратов охотно брали на свои корабли врачей, опытных моряков, корабельных артиллеристов, плотников и мастеров-конопатчиков. Однако Джакомо не умел лечить людей, управлять парусами, стрелять из пушки и держать в руках топор. В этом отношении Гравино был в значительно лучшем положении. Правда, и он вряд ли жаждал встречи с кровожадными берберами или тунисцами. Впрочем, встреча в открытом море с турецким кораблем ничуть не лучше.
Между тем парус за кормой все больше и больше вырастал, словно поднимался из морской пучины. Наверняка неизвестный корабль был значительно быстроходнее, чем «Четыре коня».
– Скоро все решится, – нервно зевнул Гравино – Через несколько часов они нас настигнут.
– Почему мы не подойдем к берегу? – заволновался Джакомо. – Ведь до него не так далеко!
– Не успеем. Кроме того, здесь скалистое побережье и мало удобных бухт. И где гарантия, что пираты не останутся караулить нас, спрятавшись за каким-нибудь мысом.
«Жаль, что наши кони не впряжены в колесницу Посейдона, – грустно подумал Белометти – Гравино прав, сейчас остается только ждать. Но сколько ждать и чего?»
Пираты изобретательны: приблизившись к жертве, они бросали за корму своего быстроходного корабля плавучий якорь из бревен. Подобно гигантскому плугу, он бороздил поверхность моря, замедляя бег корабля морских разбойников по волнам. Не управляя парусами, не настораживая жертву, пираты держались от нее в отдалении – выжидали удобного момента для нападения. Тогда раздавался залп из пушек, в борт вцеплялись абордажные крючья…
От невеселых размышлений Джакомо отвлек Руфино, передавший приглашение капитана на обед. За столом в большой каюте уже сидели сам капитан, его первый помощник, капеллан и Гравино.
– Будем уповать на милость пресвятой девы Марии, – благословив трапезу, вздохнул капеллан.
– У нас мало пушек, – ни к кому не обращаясь, заметил помощник капитана.
Гравино, по своему обыкновению, молча ел, жадно поглощая угощение и обильно запивая его вином.
– У нас есть шанс оторваться? – решился спросить Джакомо.
– Всегда есть хоть один шанс, – с видом обреченного ответил капитан. – По крайней мере, я сделаю все возможное.
Он вышел из каюты и поднялся на мостик, но через несколько минут вернулся. Не говоря ни слова, налил вина в большой кубок и одним духом опорожнил его.
– Спасены! – Лицо неаполитанца сияло радостью. – Это испанцы!
Все бросились по трапу наверх. По левому борту их обгонял красный многопушечный военный корабль под пурпурно-золотым испанским флагом с изображением распятого Христа. Капеллан воздел руки и начал читать благодарственную молитву.
– «Сан-Себастьян», – вслух прочел название корабля Гравино.
– Вам доводилось бывать в Испании? – невзначай поинтересовался Белометти.
– Где я только не бывал, – усмехнулся Гравино.
– И в Константинополе?
– Скоро вы увидите его своими глазами.
И действительно, через несколько дней на горизонте появились минареты Айя-Софии…
* * *
Вейга Рибейра оказался маленьким, толстым, очень подвижным и веселым человеком. Он радушно встретил Белометти в своем доме, стоявшем неподалеку от порта, и, рассыпаясь в любезностях, проводил в дальние комнаты, где было прохладнее. Там он церемонно усадил гостя в кресло, приказал подать прохладительные напитки и восточные сладости.
– Восток! Ах, Восток! – Пухлые пальцы хозяина дома прищелкнули, как кастаньеты. – Вы раньше не бывали в Константинополе? Нет? Интересный город, много любопытного. Представляете, дома строят не выше двух этажей, поскольку у янычар нет длинных лестниц, а именно они тушат все пожары в столице султана. Заодно грабят имущество погорельцев.
Он подвинул ближе к гостю блюдо с фруктами и рассмеялся. Но его пытливые глаза, прятавшиеся под набрякшими веками, смотрели настороженно.
– Здесь всегда жарко? – отщипнув ягодку винограда, поинтересовался Джакомо.
– Жарко? – переспросил Вейга. – Я бы сказал, тепло. Вообще-то в Константинополе нет погоды, здесь есть только два ветра: северный и южный. Они все и определяют. Кстати, вы говорите по-турецки? Ах, говорите. Прекрасно. Тут не слишком жалуют иноземцев, но, в общем, относятся довольно терпимо.
Белометти потягивал из бокала шербет и согласно кивал. Пусть болтает: не стоит проявлять неуважение к хозяину, обрывать его на полуслове. Тем более Рибейра еще не знает, кто и зачем к нему пожаловал. Лучше сразу расположить к себе толстяка, поскольку предстоит работать с ним рука об руку, спрашивать совета и пользоваться его связями. Наверняка он нашел тут надежных людей, как говорится, «оброс» ими за долгие годы. А хозяин увлеченно разглагольствовал о доставке товаров морем, рассказывал о жадности турецких чиновников и переменчивости счастья в коммерции.
– Вы будете заметны в толпе на улицах, и за вами увяжутся любопытные мальчишки, – авторитетно заявил Рибейра, разглядывая дорогой камзол гостя. – Почему бы вам не сменить европейский наряд на местную одежду, а шпагу на саблю? Вы владеете саблей? Мусульмане это очень высоко ценят.
Джакомо представил себя в рубахе без воротника, шароварах, вышитом жилете и яркой куртке. В довершение обмотать голову чалмой и обуть желтые или красные сапоги без каблуков, засунуть за пояс пару ятаганов, привесить кривую саблю и назваться каким-нибудь агой или беем. Невольно улыбнувшись, он отрицательно покачал головой:
– Боюсь, меня разоблачат, и возникнут неприятности.
– А-а, – пренебрежительно махнул рукой хозяин – Тут, по правде сказать, никому ни до кого нет дела. Восток вообще чурается праздного любопытства.
– Что же касается сабли, – продолжил Белометти, – то я достаточно хорошо умею держать ее в руке.
– Отлично! – восторженно воскликнул Рибейра. – Мы непременно нарядим вас турком! Но чем вы намереваетесь здесь заняться?
Вейга уперся в гостя немигающим взглядом, как будто старался проникнуть в самые сокровенные его мысли. Руки, лежавшие на подлокотниках кресла, напряглись, пальцы сжались в кулаки.
«Он не так прост и добродушен, как хочет казаться, – отметил Джакомо. – Иначе отец Паоло не держал бы его здесь».
– Вас интересует торговля? – В голосе Рибейры сквозило недоверие.
Белометти достал перстень иезуита и показая хозяину дома.
– Позвольте? – требовательно протянул руку Вейга, и Джакомо положил перстень в его ладонь. Рибейра поднес перстень к близоруким глазам, внимательно осмотрел его со всех сторон и молча спрятал. Он явно ждал объяснений.
– Отец Паоло просил вас оказать мне всяческое содействие, – сказал гость.
– Для меня большая честь принять в своем доме его посланца, – поклонился хозяин. – Рад служить нашему общему делу. Чем я могу быть вам полезен?
– О, у нас с вами непростая задача, – покачал головой Джакомо, намеренно давая понять, что волей-неволей действовать предстоит сообща. В любом случае, с одной стороны, не мешает показать Вейге, что ты ему доверяешь, а с другой – возложить на него часть ответственности за успех предприятия.
– Турция должна начать войну с Московией! – понизил голос венецианец.
Рибейра поджал пухлые губы, откинулся на спинку кресла и взглянул на гостя так, словно увидел его впервые.
– Вы это серьезно? В Риме полагают, что мы справимся с такой миссией?
– Это необходимо, – веско сказал Белометти. – Московиты становятся слишком опасны.
Вейга задумчиво потер щеку: посланец отца Паоло привез приказ, который не подлежал обсуждению. Обсуждать можно только способы его выполнения, чтобы отыскать самый короткий путь, ведущий к цели. Но Бог мой, какая цель!
– К сожалению, я не султан, – с язвительной иронией заметил португалец.
– Да, – согласился Джакомо. – Тогда все решалось бы предельно просто.
– Нам поставлены какие-то сроки? – уточнил Рибейра.
– Нет, но следует торопиться.
– Легко сказать! – сердито фыркнул хозяин. – А каково делать? Знают ли в Риме, какая здесь обстановка? Турки называют свою империю Блистательная Порта, но внутри этой блистающей страны все прогнило. Если султан двинет войска на московитов, у него в тылу окажутся Сербия, Черногория, Македония, Греция, Босния, Валахия, Болгария, мальтийский орден, мечтающие о независимости от турков беи и шейхи Туниса, Египта, Алжира и Марокко. Не думают ли в Риме, что султан Мурад – дурак?!
Лицо Рибейры от возбуждения покрылось красными пятнами. Сердито сопя, он налил себе шербет, мелкими глотками выпил и продолжал:
– В Порте есть определенные силы; живущие войной и всегда готовые к захвату новых земель и рабов. Но есть и другие, и их немало: они предпочитают наверняка удержать то, что уже есть. Эти всегда за мир. Придется 6алансировать между ними, как плясунам на канате. А турки не любят шутить, любезный синьор! В случае неудачи заговора наши головы украсят пики каких-нибудь янычар. Да и возможно ли нам, двум европейцам, устроить заговор в столице султана? – Он достал маленький кружевной платочек и вытер покрывшийся испариной лоб. Помолчал немного и тихо добавил: – Но я сделаю все, что в моих силах.
– Я и не ожидал иного, – кивнул Джакомо. – Отец Паоло высоко ценит ваш опыт и знания. Давайте не будем торопиться и хорошенько все обдумаем. Вдруг, султан и без нас решится на войну? Можем мы об этом узнать?
– Конечно, но только когда объявят его фирман, то есть указ, – усмехнулся Рибейра. – В гарем, как вы понимаете, даже нечего думать проникнуть – это неминуемая смерть. А слуги у султана глухонемые.
– Что, действительно?
– Да.
Белометти задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику кресла: похоже, отец Паоло взвалил на его плечи непосильную ношу. Ничего не скажешь, пустяковое порученьице! В Риме все выглядело иначе, чем в Константинополе, и султан действительно не дурак. И не пешка на шахматной доске иезуита.
– Почему вы упомянули о заговоре? – Он поднял глаза на хозяина.
– Потому что султан Мурад не пойдет войной на московитов. Он предпочитает откусывать те куски, которые ближе к его рту, и присоединяет к империи земли, которые с ней граничат, – объяснил Рибейра. – Для «нашей» войны нужен новый султан. А для смены власти всегда устраивают заговор.
Надоедливо жужжала желтая оса, делая круг за кругом над вазой с фруктами, в приоткрытое окно залетал легкий ветерок; слабо поскрипывало кресло под тучным телом португальца. Он искренне сожалел, что появление молодого, красивого синьора Белометти привнесло в его спокойную и размеренную жизнь новые заботы и трудности. Он никогда не любил рисковать и потихоньку торговал всем понемногу: сбывал кожу, перекупал юных рабов, поставлял на верфи блоки и канаты для оснастки кораблей султана. И раз в неделю отправлял в Рим донесения. Самые свежие сплетни негоциант получал от купцов на базаре, лошадиных барышников и работорговцев. А теперь приезжий хочет заставить его лезть прямо в пасть льва! Поэтому Вейга старался побыстрее придумать, как бы ему изловчиться, что6ы предоставить сомнительную честь рисковать головой одному синьору Белометти.
– В Риме полагают, что трон Мурада шатается, – нарушил затянувшееся молчание Джакомо.
– Наверное, им оттуда виднее, – саркастически усмехнулся португалец.
– Ну, зачем вы так? – мягко укорил его венецианец. – Неужели мы не сумеем ничего придумать?
– Здесь все непредсказуемо, – развел руками Рибейра – Сегодня так, а проснувшись поутру, находишь совершенно иное. Да, многие недовольны войной Мурада с Багдадом. Особенно недовольны отстраненные им от власти сановники и старая султанша-мать, валиде Кезем. А она имеет достаточно сторонников и способна многого добиться. Обычно, взойдя на престол, султан предает смерти всех родственников мужского пола, чтобы обезопасить себя, но когда падишахом стал Мурад, его брат Ибрагим не был казнен.
– О, это интересно, – оживился Белометти. – А где он сейчас?
– Заточен, – вздохнул хозяин. – Конечно, турки предпримут какие-то меры, чтобы вернуть Азов. Но какие? Скорее всего, они натравят на московитов Крымского хана.
– Уже немало, – улыбнулся венецианец – Ни нам, ни туркам не нужно, чтобы русские вышли к теплым морям. Крым всегда будет у них костью в горле. Может быть, мы найдем человека, через которого сумеем повлиять на события, направив их в нужную сторону? Благодаря отцу Паоло я располагаю достаточными средствами.
Португалец поднял лохматые брови и довольно причмокнул: деньги никогда не бывают лишними! «Думай, думай, Рибейра, – мысленно приказал он себе, – Думай, как и голову под топор не подставить, и выгоду соблюсти. Безвыходных положений не бывает, ищи лазейку, через которую ты улизнешь из скользкого дельца да еще прихватишь хоть немного золота».
– Как вы намерены сноситься с Римом? – поинтересовался он.
– Через вас, уважаемый сеньор Вейга. Надеюсь, между нами не возникнет разногласий?
– Конечно, конечно! Кстати, вы можете остановиться у меня, если это не нарушает ваших планов.
– С удовольствием принимаю ваше любезное предложение, – согласился Белометти.
Рибейра отогнал осу и неожиданно рассмеялся, глупец, как он раньше не додумался? Вскочив, он возбужденно заметался по комнате, мысленно прикидывая все за и против счастливо найденного решения. Пожалуй, он укажет синьору Белометти путь в пасть льва, а сам останется в стороне, наблюдать, как он туда полезет и сумеет ли выбраться.
– В чем дело? – Джакомо недоуменно поглядел на него.
Рибейра быстро обернулся:
– Я нашел! Нам нужен Фасих-бей!
– Фасих-бей? Кто это?
– Бывший кизлярагасси, евнух, начальствующий над покоями султана.
– Это высокая должность?
– О, весьма! – Вейга уселся в кресло напротив гостя и закинул ногу на ногу. На душе у него пели райские птицы, и жизнь вновь казалась прекрасной. – У султана огромный штат слуг и приближенных: постельничий, хранитель белья, хранитель верхней одежды, главный брадобрей, держатель полотенца, держатель тазика для бритья, капуагасси – евнух, распоряжающийся внешним двором при гареме, евнухи гарема и многие, многие другие. Но кизлярагасси – одна из самых высоких должностей.
– Однако ваш Фасих-бей уже не у дел?
– Верно. Но он готов на все ради власти! И близок к партии старой султанши. У него широкие связи при дворе. Правда, старик очень хитер, вероломен и жесток. Нам будет нелегко завоевать его доверие.
– Он богат? – уточнил Джакомо.
– Фантастически! Но скуп, как последний ростовщик. Сами понимаете, женщины его не интересуют, но и он имеет слабости.
– Они вам известны?
– Естественно! Я не зря провел здесь столько лет, – самодовольно усмехнулся португалец. – Фасих-бей обожает хороших лошадей и всегда ездит на кобылах масти Магомета.
Венецианец озадаченно поглядел на хозяина дома: о такой масти ему слышать не доводилось, он даже не подозревал, что лошади могут быть как-то связаны с именем пророка мусульман.
– Да, да! Согласно легенде, пророк ездил на рыжей кобыле с белым чулком на левой задней ноге и звездочкой во лбу, – объяснил Рибейра. – Фасих-бей искренне верит, что с тем, кто сидит на кобыле такой масти, никогда не случится дурного.
– И вы хотите?..
– Придется немного потратиться. – Португалец придал лицу озабоченное выражение. – У меня есть связи среди барышников на конном рынке. Они подберут нужную лошадь. А после мы придумаем, как сделать, чтобы Фасих-бей попался на нашу удочку.
– Не стойте за ценой. – Белометти бросил на столик шелковый кошелек. – Евнух не должен сорваться с крючка!
Звон золота всегда ласкал слух Рибейры лучше всякой музыки. Но он сдержался и не схватил кошелек: зачем открыто проявлять алчность? Посланцу отца Паоло наверняка придется надолго задержаться в Константинополе, и за это время нужно выкачать из него как можно больше монет…
– Со мной еще один человек, – равнодушно сообщил Джакомо. – Он прожорлив и много пьет. Будьте добры, распорядитесь приготовить для него отдельную комнату.
– Хорошо.
Рибейра прикрыл глаза набрякшими веками: уж не прислал ли отец Паоло вместе с венецианцем своего соглядатая? Но отказывать в приюте посланцам генерала иезуитов теперь поздно.
– Надеюсь, он недолго будет обременять нас своим присутствием, – с ехидной улыбкой заметил Белометти.
И Рибейра понял: гость сделает все, чтобы полностью развязать себе руки. Ну что ж, тем лучше…
* * *
Когда Фасих-бея доставили на рынок, торговля была в самом разгаре. Потные носильщики опустили на землю паланкин, и старик раздвинул занавески, чтобы лучше видеть шумное скопище людей и лошадей. Расшитые шелками седла, узорчатые стремена и украшенные чеканными бляхами уздечки его не интересовали. Темные глаза Фасих-бея быстро заметили высокую рыжую кобылу с длинной гривой.
– Посмотри, – приказал он слуге и указал на нее пальцем. Тот бросился выполнять приказание. Пробравшись через толпу, он начал придирчиво разглядывать лошадь, которую держал за повод пожилой турок в засаленной одежде. Кобыла нервно косила фиолетовым глазом и приседала на задние ноги. Под тонкой лоснящейся шкурой перекатывались упругие мускулы. Задрав изящную сухую голову с красиво вырезанными ноздрями, лошадь заливисто заржала.
– Красавица! – сказал кто-то из зевак.
– Наверняка арабских кровей, – авторитетно заявил другой.
– Арабы – белые, – возразил третий, – а эта рыжая! Где твои глаза?
– Где твои? Глянь на ноздри. И голова маленькая.
Продавец меланхолично улыбался. Он явно ждал богатого покупателя и не обращал внимания на болтовню бездельников, целый день шатающихся по рынку.
Слуга обошел вокруг лошади. Левая задняя нога у нее словно затянута в тугой белый чулок, а на лбу ясно видна светлая звездочка: все именно так, как нравится Фасих-бею. И какая масть! Кобылу словно облили расплавленным червонным золотом.
– Продаешь? – спросил он у хозяина.
– Покупай, – тот смерил слугу оценивающим взглядом. – Не прогадаешь. Она быстрее ветра в поле. Самому султану не стыдно сесть на такую лошадь. Лучше все равно не найдешь!
– Да, я вижу, хорошая, – согласился слуга и, ощупав ноги кобылы, тщательно проверил колени: нет ли скрытого изъяна? Когда колени повреждены, лошадь способна ходить шагом и даже может немного пробежаться, пока на нее не сядут. И тогда толку от лошади с плохими коленями никакого. Не говоря уж о том, что она никогда не сможет перепрыгнуть через канаву или изгородь.
Заглянув в рот кобылы, слуга осмотрел зубы и спросил:
– Сколько ты хочешь за кигляр сариляры [7]7
Золотая лошадь (турец)
[Закрыть]?
– Ики-юз! Двести пиастров, – не моргнув глазом ответил хозяин.
– Машаллах! – изумился слуга. – За эти деньги можно купить три такие кобылы.
– Покупай, – равнодушно зевнул продавец. – Рынок велик.
Слуга кинулся к носилкам Фасих-бея, склонился в низком поклоне и доложил обо всем, что видел и слышал. Старик пожелал сам взглянуть на кобылу.
Когда в сопровождении прислужников он подошел к рыжей кобыле, ее осматривал какой-то чужестранец в богато расшитом серебром черном камзоле. Весело улыбаясь, он говорил с продавцом на хорошем турецком языке и ласково похлопывал лошадь по крутой шее.
Фасих-бей недовольно нахмурился. Он успел окинуть кобылу взглядом знатока и тонкого ценителя и убедился, что она действительно очень хороша. Обидно, если ее сторгует чужестранец, наверняка незнакомый с законами восточного базара. Остается надеяться, что его отпугнет слишком высокая цена. Продавец всегда запрашивает много больше, чем стоит товар, – здесь принято торговаться долго и самозабвенно, призывая в свидетели Аллаха и пророка Магомета, уходя и вновь возвращаясь, пока не удастся ударить по рукам.
– Сколько ты хочешь за кобылу? – высокомерно спросил Фасих-бей.
– Двести пиастров, уважаемый, – прижал руку к сердцу продавец.
– За этого одра? – Морщинистое лицо старика исказила презрительная гримаса – Ты, наверно, сумасшедший?
Вокруг начали собираться любопытные, ожидая занятного зрелища и заранее радуясь бесплатному развлечению.
– Я назвал цену, уважаемый, – не смутился продавец. – Кобыла резвая, молодая; она украсит любую конюшню и принесет счастье владельцу.
– Счастье? За двести пиастров? – Фасих-бей рассмеялся. – Извини, я ошибся. Ты не сумасшедший, а плут, считающий всех дураками! Хочешь, дам сорок пиастров?
– Нет, – упрямо мотнул головой хозяин – Двести!
– Шестьдесят, – вступил в торг чужеземец
– На кобыле такой масти ездил сам пророк, – гнул свое продавец. – Кто даст двести пиастров, тот ее и возьмет.
– Ладно, – вздохнул старик – Я согласен заплатить семьдесят.
– Восемьдесят, – улыбнулся чужеземец.
Зеваки одобрительно зашумели, призывая покупателей не скупиться.
Продавец сел на истоптанную землю и, глядя снизу вверх на старого евнуха, опять затянул свое:
–Двести пиастров, уважаемый, двести. Какие жеребята будут у этой кобылы! А как она ходит под седлом!
Фасих-бей понял, что продавец не хочет сбавлять цену, рассчитывая обобрать красивого чужестранца. Но покупать лошадь за двести пиастров просто безумие! Чужестранец не даст поторговаться, стоит только сделать вид, что ты уходишь, как он завладеет кобылой. Ах, как жаль, если она попадет в чужие руки!
– Сто! – выдохнул Фасих-бей. – По рукам?
– Я бедный человек, – загундосил продавец. – Зачем ты хочешь обмануть меня? Эта кобыла стоит двести пиастров.
– Сто двадцать, – предложил чужестранец.
– Сто тридцать, – не уступил евнух – Это цена двух таких кобыл!
– Нет, – отрицательно мотнул головой хозяин. – Двести!
– Я ухожу, – разозлился Фасих-бей. Пусть ему не досталась чудесная лошадь, но продавцу это даром не пройдет: люди евнуха выследят упрямца и сегодня же ночью бросят в подвал его загородного дома. А завтра он придумает, как примерно проучить наглеца. Двести пиастров! Подумать только! Чернь совсем распустилась. За каждый запрошенный пиастр продавец получит удар кнутом, и его будут бить до тех пор, пока всю шкуру не спустят!
Фасих-бей кольнул недобрым взглядом разряженного чужестранца, повернулся и медленно, сохраняя достоинство, направился к носилкам.
