Текст книги "Дикое поле"
Автор книги: Василий Веденеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
– Ты всегда спешишь, —недовольно кричал Азис. – А я хочу знать, кто продает нас урус-шайтанам!
Заинтересовавшись, серб внимательно прислушивался, стараясь забыть терзавшую его тело боль.
– Молодость нетерпелива, – отвечал невидимый собеседник, говоривший с турецким акцентом. – Много ли стоит твое знание по сравнению с тем, что можно узнать? Ты продашь его, когда прикажут! Одного лазутчика в Азове мало, у бея теперь есть возможность получать сведения даже из Москвы.
– Москва далеко, Азов близко, – парировал мурза. Ивко весь обратился в слух, боясь пропустить хоть слово.
Он уже не думал о том, что услышанное умрет, вместе с ним еще до захода солнца.
– В Азове тоже урусы, – не уступал турок. – Надо вытянуть всю цепь!
– Якши, – нехотя согласился Азис. – Пусть будет так, как хочет бей.
– Пойдем в дом, – предложил турок. – Или так и будем стоять на солнцепеке?..
Голоса стали доноситься глуше и вскоре совсем затихли. Видимо, мурза повел гостя в дом. Бритоголовые доели рыбу, и один из них поднялся наверх. Вернувшись, он предложил собрату по ремеслу:
– Погреемся на солнышке? Мурза не скоро вернется, к нему приехал толстый турок.
– А этот? – Палач в кожаном фартуке кивнул на серба.
– Куда он денется? Мы сядем у входа.
Как только они ушли, Ивко попытался подтянуть колени к животу. Извиваясь, как червяк, он, наконец, сумел наклониться и извергнуть часть жгучей рапы. Боль пронизывала плечи, горло перехватывали спазмы, но он усиленно выталкивал из желудка вонючую жижу и сплевывал ее на земляной пол. Внутренности горели, как в огне, но все же немного полегчало, не так ужасно распирало живот.
Осмотревшись, узник обратил внимание на оставленное мурзой кресло. Раскачавшись на крюке, попробовал достать до него ногами; первая попытка не удалась, но он продолжал раскачиваться до тех пор, пока не зажал деревянную спинку между ног. Вытянувшись струной, напрягаясь до темноты в глазах и чувствуя, как трещат сухожилия, Ивко начал осторожно придвигать тяжелое кресло ближе к себе. Отчаяние обреченного придавало ему силы, а страх, что в любой момент могут вернуться палачи и мурза, заставлял действовать быстро и расчетливо. Больше шансов на побег не представится, судьба не бывает бесконечно благосклонной. Надо воспользоваться ее нежданным подарком, больше, правда, похожим на капризную жестокую шутку: дать последнюю надежду и тут же отобрать ее, бросив в бездну адских мук.
Настороженно прислушиваясь, не раздаются ли на лестнице шаги, серб поставил кресло под собой и уперся в его спинку ногами. Теперь предстояло самое трудное: превозмогая боль и слабость, умудриться снять себя с крюка, зацепленного за стягивающую запястья веревку. Балансируя, как танцор на канате, он двигал руками, стараясь вытянуть их как можно выше. Странная и страшная пляска смерти заставляла обливаться холодным потом и скрипеть зубами от напряжения: ну, еще немножко, осталось совсем чуть-чуть! Пусть позвоночник готов рассыпаться, пусть течет кровь из лопнувшего на ребрах рубца, пусть звенит в ушах…
Земляной пол заглушил стук упавшего тела и смягчил удар. В первый момент Ивко даже не поверил, что ему удалось почти невозможное. Но он лежал на полу, придавленный упавшим креслом, и задыхался от приступа рвоты: напиток шайтана тек из ноздрей и фонтаном бил изо рта с каждым новым сокращением желудка.
Отдышавшись, он сдвинул кресло и встал на ноги. Попробовал зубами развязать узел веревки на руках, но разбитые, разъеденные солью губы при первом же прикосновении колючих волокон пронизала такая боль, что пришлось отказаться от этого. Тогда он подскочил к горну, вытянул из огня раскаленный прут и прижал к нему путы. В нос ударил запах горелого мяса и пеньки, скулы свело готовым вырваться криком, но веревка лопнула.
Оружие! Есть ли здесь хоть какое-нибудь оружие? Как без него прорваться на волю, если у выхода сидят бритоголовые палачи? Маленький кривой нож-дехре, которым ему собирались подрезать пятки? Нет, не годится: против этих бугаев нужна сабля или хороший кинжал. Схватить раскаленный прут или клещи? Выскочить и прижечь им шкуры, чтобы завизжали от боли, хоть раз испытав на себе то, что они делают с узниками? Нет, тоже не годится. Ага, кнут! Длинный, тяжелый, с толстым и коротким кнутовищем, он может послужить в умелых руках не хуже сабли или кинжала.
Ивко схватил кнут и начал тихо подниматься по лестнице, моля Бога помочь ему добраться до выхода раньше, чем палачи надумают спускаться в подвал. Здесь, на ступеньках, он быстро станет их легкой добычей – они просто задавят его своим весом и скинут обратно в пыточную. А что будет потом – заранее известно. Вот и решетка, заменявшая врата ада, из которого он жаждал вырваться. Прежде чем переступить порог, он присел и осторожно выглянул. Бритоголовые сидели на корточках, прислонившись спинами к нагретой солнцем стене. Блаженно зажмурившись, они устроились рядышком, слева от входа в подвал.
Так, а куда бежать? Позади стена дома Азис-мурзы, справа за изгородью – фруктовый сад, прямо перед пыточной – тюремная башня. Остается только один путь – налево, где за высокой стеной ведущая к базарной площади улица. Правда, там всегда многолюдно, но выбирать не приходятся.
Выскочив во двор, Ивко рванул мимо пригревшихся бритоголовых к стене. Один из палачей услышал шум, открыл глаза и удивленно крякнул:
– Э-эк?
Толкнув локтем приятеля, он моментально поднялся на ноги и, кинувшись вслед за беглецом, быстро оказался у него за спиной. Обернувшись, серб взмахнул кнутом. Тонко свистнув, кнут, как змея, обвился вокруг бритой головы. Палач дико взвыл и рухнул на колени, прижав огромные ладони к глазам.
Разглядывать, что с ним сталось, Ивко не имел ни времени, ни желания, поскольку второй бритоголовый уже бежал к месту скоротечной схватки. Серб метнулся к стене, подпрыгнул, ухватился за ее край, но сорвался. Еще прыжок. Опять неудача. Наконец он сумел взобраться на гребень стены. Переваливаясь через нее на улицу, Ивко увидел подбежавшего бритоголового с разодранным в крике ртом:
– Стой! Держи его!
Спрыгнув со стены, серб не удержался и упал на четвереньки, но тут же вскочил. Проезжавший мимо на повозке пожилой татарин с удивлением смотрел на грязного, окровавленного человека с кнутом в руке. Редкие прохожие торопливо ускорили шаги, а над стеной уже показалась бритая голова, и снова раздался крик:
– Держи его! Стой!
Прыгнув на повозку, Ивко хлестнул кнутом лошадь и схватил возницу за горло:
– Гони!..
Глава 5
По цветущим лугам и непаханым полям, через светлые березовые рощи и зеленые дубравы, по лесным просекам и по гатям на краю топких болот скакала веселая королевская охота. Звонко трубили рога, созывая на потеху, заливались лаем собаки, ржали лошади. Рябило в глазах от блеска придворных нарядов и украшений на сбруях.
Впереди мчался сам король в окружении ближних придворных и верной стражи. Уже скоро, совсем скоро загонят вепря, и он нанесет первый удар свирепому зверю, остановленному злыми псами на широкой поляне.
Поднимая тучи брызг, радугой сверкавших на солнце, породистые кони пересекли лесной ручей, неся на спинах важных усатых шляхтичей в разноцветных жупанах. Ах, какие у шляхтичей кони! Вороные, каурые, гнедые, под расшитыми шелками вальтрапами. А какие жупаны, украшенные золотым и серебряным шитьем, витыми шнурами, отороченные дорогим мехом – не ради тепла, но для того, чтобы показать вельможному панству свое богатство.
Трубили рога, лаяли собаки, дробно стучали копытами лошади, легко перенося седоков с одного берега ручья на другой. Скакали рядом с гордыми шляхтичами прекрасные паненки с разрумянившимися щечками и сверкающими глазами. Сладко замирали сердца отважных полковников-региментарей и панов каштелянов, когда они ловили многообещающий взгляд прекрасной Зоси или Ядвиги. Грозно топорщились усы и безжалостно вонзались шпоры в бока лошадей – как не показать свою удаль, разве даром славится ею гордая шляхта?
Изо всех городов и местечек съехались шляхтичи на королевскую охоту. Многие заложили и перезаложили свои маетки, лишь бы только не ударить в грязь лицом перед остальными приглашенными на веселый праздник. После того, как загонят зверя, будет пир, кубки наполнятся вином и, подняв первый тост за здоровье короля, станут пить из маленьких туфелек за прекрасных дам, удачную охоту и шляхетскую вольность.
Так ли важно завалить сегодня зверя, это ли главное на королевской охоте? Многим куда важнее похвастаться породистым конем, старинной саблей с золотой рукоятью, новым жупаном или тонкими кружевами. Не менее важно перекинуться словечком с нужным человеком, заручиться его поддержкой в затянувшейся тяжбе с соседом, завязать новые знакомства или тайком пожать нежную ручку, заранее получив милостивое согласие прекрасной паненки стать ее верным рыцарем на балу, которым завершится праздник.
Шли на разные голоса охотничьи рога, созывая на потеху, заливались лаем собаки. Скакала, растянувшись чуть не на версту, веселая королевская охота…
В самом хвосте блестящей кавалькады, отстав от нее на приличное расстояние, тянулись шагам два всадника. Первый – средних лет мужчина в темно-вишневом жупане – внимательно слушал своего спутника. Второй – молодой румяный шляхтич с пышными пшеничными усами – доверительно жаловался:
– Я совершенно потерял сон. Ворочаюсь до утра с боку на бок, и перина кажется мне набитой не легким пухом, а жесткими камнями. Может, меня сглазили, а, Казик?
– Ну, этому горю помочь легко, – улыбнулся мужчина в вишневом жупане. – Но сдается, дорогой Войтик, что причина твоей бессонницы несколько иная. Хотя очи прелестных паненок тоже обладают немалой колдовской силой.
– Ты думаешь? – озадаченно протянул пан Войтик, тиская в потной ладони сложенные перчатки. Он никак не мог окончательно решить, стоит ли допустить пана Казимира в святая святых своих сердечных тайн? Конечно, в проницательности ему не откажешь, но можно ли рассказать ему все, как на исповеди?
Про пана Казимира Чарновского болтали всякое. Он был известен как модный лекарь, к помощи которого прибегали многие придворные, желавшие избавиться от хворей, и как ловкий дамский угодник, сумевший завоевать сердце неприступной красавицы Барбары Сплавской. Об их связи ходили разные сплетни и слухи, однако при появлении прекрасной Барбары или самого Казимира досужие болтуны прикусывали язык, опасаясь острой сабли пана Чарновского, слывшего непревзойденным мастером клинка. Но не бывает же дыма без огня?
От одних знакомых Войтик не раз слышал, что пан Чарновский владеет тайнами магии и не чурается знаться с потусторонними силами. А другие знакомые утверждали, что он астролог и алхимик, умеет предсказывать будущее, готовить приворотные зелья и страшные яды. И шепотом называли имена нескольких известных лиц, якобы пользовавшихся его услугами.
Несмотря на все эти слухи и сплетни, пан Чарновский не имел врагов. Добрая половина окрестных шляхтичей считала его своим закадычным другом. А дамы просто не чаяли в нем души. Может быть, потому что он свято хранил их альковные тайны?
– Взгляни. – Чарновский прервал его размышления. Он показал за заросший травой шлях, убегавший в сумрак леса. – Ручаюсь, на этой дороге мы найдем прелестный старинный маеток, где можно устроить обед для короля и его свиты.
– Похоже, здесь давно никто не ездил. – Войтик привстал на стременах, пытаясь увидеть, что скрывалось за поворотом.
– Смелее, – подбодрил его Казимир и свернул в лес – Если мы и дальше будем тащиться за охотниками, ты никогда не заслужишь благосклонности его величества.
– Боюсь, на этой дороге мне его точно не заслужить, – усмехнулся пан Войтик.
Следовавшие за ними в отдалении слуги с возами, тяжело нагруженными шатрами, посудой и провиантом, тоже свернули на заброшенный шлях.
– Что тебе благосклонность короля, если ты родственник гетмана Радзивилла? – пошутил лекарь.
– Дальний родственник, – уточнил Войтик. – Вот если бы я сам был гетманом!
– Важнее быть самим собой, – засмеялся Чарновский, но тут же оборвал смех и серьезно поглядел на приятеля. – Ты сомневаешься, стоит ли довериться человеку, о котором ходит слава чернокнижника?
Пораженный пан Войтик открыл от изумления рот, но быстро вновь придал лицу выражение легкой печали.
– Как ты догадался?
Дорога повернула, и возы скрылись из виду. Кони шли шагом, мягко ступая копытами по высокой траве. Лес молчал, не слышно было даже птиц. Неожиданно лекарь цепко схватил Войтика за локоть и властно приказал:
– Смотри сюда! – В его руке блестел маленький шарик, загадочно мерцая в лучах солнца, пробивавшегося сквозь кроны деревьев. Держа шарик между большим и указательным пальцами левой руки, Казимир слегка поворачивал его, словно показывал Войтику со всех сторон.
Пан Войтик вдруг почувствовал, что колдовской шарик притягивает его взгляд, как магнит. Казалось, в его прозрачной глубине вспыхивали яркие искры, исчезая в молочно-белом тумане. Наваждение! Наверно, Казимир и вправду колдун.
– В твоем сердце пани Янина. – Слова Чарновского доносились как бы издалека, хотя они ехали стремя в стремя.
– Да, – хотел сказать пан Войтик, но губы не шевельнулись, язык онемел. Странное состояние, похожее на сон; однако он понимал, что сон не страшный, и на душе было спокойно.
– Видишь ее?
Где-то глубоко-глубоко, в самой середине прозрачного шарика, появилась неясная радужная точка, начала расти, и превратилась в смеющееся лицо Янины. Она весело запрокидывала голову и кокетливо грозила пальчиком. И пан Войтик подивился, как могла девушка уместиться в маленьком шарике лекаря. Но чудеса на этом, не закончились.
– Она крадет твой сон, – журчал приятный голос Казимира, но его самого пан Войтик не видел, только белесые космы тумана вокруг и блестящий шарик перед глазами. – Янину ты видишь даже на дне чаши с вином, ее образ неотступно преследует тебя, лишает покоя. А вот твой соперник!
Лицо Янины исчезло, и появилось другое – прямой нос, глубоко посаженные желтоватые глаза, впалые щеки, завитые черные усы.
– М-м-м, – замычал Войтик. Ревность острыми когтями впилась в его сердце.
– Это пан Марцин Гонсерек.
Теперь голос лекаря звучал так, будто он забрался внутрь головы пана Войтика и беседовал с ним, уютно устроившись где-то под черепом. Или это тоже сон? Сейчас прокричит петух, чары рассеются, ты проснешься в своей кровати, сладко потягиваясь и недоумевая, какая же занятная ерунда привиделась ночью.
И чары рассеялись. Блестящий шарик исчез так же внезапно, как и появился. Перед лицом Войтика мелькнула растопыренная ладонь Казимира, и он увидел себя сидящим на коне, который медленно шел по заросшему травой лесному шляху. Вплотную к дороге подступали деревья с поросшими лишайниками стволами. Высоко над их кронами пронзительно синело небо. В кустах протрещала сорока, извещая лесных обитателей о приближении человека.
– Что это? – ошалело помотал головой Войтик. – Ты колдун?
– Тс-с-с, – шутливо приложил палец к губам Казимир, – не то услышат ксендзы. И в лесу есть уши. Знаешь, как говорят: поле глазасто, а лес ушаст. Зачем ты носишь золотой перстень? Тебе больше подойдет медный.
– Медный?
– Разве ты не знаком с символикой перстней и металлов? – удивленно поднял брови лекарь. – Золотой перстень носят мудрецы, оловянный – жаждущие богатства, железный надевают те, кто хочет преодолеть все трудности, а влюбленным полагается носить медный – залог успеха в любви.
– Медный, – как эхо повторил Войтик. – Но скажи, что это ты сделал со мной?
– Тебе приятно было увидеть Янину?
– Да, но все-таки? Я никому не расскажу об этом, клянусь!
– Конечно не расскажешь, – загадочно усмехнулся Казимир. – Просто я показал тебе настоящее.
– А будущее? – срывающимся голосом попросил Войтик. – Можешь? Я поклялся не выдавать твоей тайны.
Некоторое время Чарновский ехал молча, задумчиво склонив голову на грудь. Потом испытующе взглянул на приятеля:
– Не испугаешься? Ты хочешь, чтобы Янина стала твоей?
– Да, да, – схватил его за руку Войтик. – Если можешь, сделай так, и я ничего для тебя не пожалею.
– Все обещают одно и то же, – мягко высвободился Казимир.
– Я не обману!
– Хорошо. Знаешь, где черный лес? Пойди туда темной ночью, как войдешь, не крестись, в лесу не молись, сорви лист с дерева и положи на грудь, к сердцу. Упади грудью на землю и жарко шепчи: «Кохана моя, Янина, как сушу лист я под сердцем, так сушу душу по твою любовь. Войди в плоть мою, в тело, в кровь, как входишь в душу и сердце мое… » Только наговоры вряд ли тебе помогут.
– Почему?
– Гонсерек присушил ее раньше, – развел руками лекарь. – И теперь она обращает внимание на него, а не на тебя.
– Проклятье! – Войтик в сердцах стукнул кулаком по луке седла и досадливо прикусил губу. Его пышные усы обвисли, плечи ссутулились, рука нервно дергала повод, заставляя коня вскидывать голову. – Неужели нет никакого средства? – глухо спросил он.
Украдкой наблюдавший за ним Чарновский усмехнулся.
– Средство есть, но оно опасно для жизни… Кстати, вот и маеток. Прелестное местечко.
Дорога выбежала на поле, за которым виднелся старый шляхетский дом с высокой трубой. Словно в ожидании гостей, из нее поднимался легкий дымок. Все вокруг дышало тишиной и покоем. Сюда не долетали даже громкие звуки охотничьих рогов.
– Да, королю понравится, – безучастно осмотревшись, кисло промямлил Войтик. И обернулся к лекарю: – А что за средство, скажи?
– Посмотри мне в глаза!
Войтик повиновался. Встретившись взглядом с Казимиром, он вдруг почувствовал, что им овладели такие же ощущения, как на лесной дороге, когда он, скованный неведомой силой, не мог отвести глаз от блестящего шарика.
– Ты должен вызвать Марцина на поединок и пролить его кровь!
Слова Марковского молотом бухали в ушах, словно рядом звонил исполинский колокол.
– Янина будет твоей! Забудь обо мне и займись обедом короля!
Вздрогнув, Войтик отвел глаза и засмеялся, весело подкручивая пышные усы.
– Неплохо! На поле поставим шатры для свиты, а король отдохнет в доме. Ты был прав, Казик.
– Просто я хорошо знаю эту дорогу, – скромно ответил лекарь.
* * *
Вернувшись поздно вечером с королевского праздника, Казимир застал у себя дома пана Войтика. Опустив голову, тот мрачно расхаживал по комнате, заложив за спину руки. Увидев лекаря, он живо обернулся:
– Казик! Наконец-то. У меня к тебе важное дело.
– Дело? – Чарновский устало опустился в кресло и зевнул. – Прости, иногда даже праздники утомляют. А ты разве не был там?
– Я? Конечно был, но ушел раньше.
– Зря! В перерыве между танцами расщедрились на токайское. Так что у тебя за дело? Выкладывай, а то время уже позднее.
– Говорят, у тебя очень коварный клинок. Правда, я не видел его в действии, но много слышал.
– И что? – снова зевнул Казимир.
– Сделай милость, покажи мне какой-нибудь неотразимый прием.
– Давай завтра, – расстегивая пуговицы жупана, попросил хозяин, – ужасно хочется спать.
– Завтра будет поздно, – с оттенком мрачной торжественности заявил гость. – Я вызвал на поединок Марцина Гонсерека! Утром мы встречаемся на левом берегу, у Старого моста. Будем драться на саблях.
Казимир удивленно присвистнул:
– Ничего себе? Когда это ты успел?
– А-а, – отмахнулся Войтик. – На балу. Не знаю, что меня дернуло с ним поссориться. Заиграли обертас [9]9
Обертас – польский танец
[Закрыть], я хотел пригласить пани Янину, а Гонсерек… Ну, я и не сдержался.
– М-да, – хмыкнул хозяин. – Говоришь, утром на левом берегу? Пан Марцин хорошо владеет саблей, ты знаешь об этом?
– Знаю, – обреченно вздохнул Войтик. – Но я все равно убью его! Надеюсь, ты мне поможешь, покажешь прием…
– Конечно помогу, – заверил Казимир. – Сейчас тебе лучше всего отправиться спать, чтобы завтра быть свеженьким.
– А прием? – обиженно засопел гость.
– Коварство клинка – сложная штука. – Лекарь взял его под руку и повел к дверям. – У всех свои секреты, которые не перенять с наскока. Итальянцы славятся осторожностью и осмотрительностью, испанцы – ловкими, блестящими финтами, немцы – железной хваткой на рукояти и искусством контрударов. А тебе лучше всего применять вольты и прыжки. Постарайся сойтись с Марцином грудь в грудь. Ты мощнее и можешь сбить его с ног. Теперь иди спать. Все будет хорошо!
Посмотрев Войтику в глаза, он легонько подтолкнул его к выходу. Войтик бестолково потоптался, обнял на прощание хозяина и ушел.
Лекарь вернулся в комнату и удовлетворенно опустился в кресло. Кажется, день не пропал даром: утром пан Войтик и пан Гонсерек скрестят сабли у Старого моста. Каждый постарается убить другого, но этого как раз и не нужно! Войтик хороший малый, правда, недалекий и легко поддающийся внушению, но пусть останется в живых и ухаживает за своей Яниной. Что же касается пана Гонсерека…
Казимир встал, открыл большой шкаф, достал из него две пары длинноствольных пистолетов. Положив их на стол, снял со стены саблю и проверил остроту клинка. Потом занялся пистолетами: вычистил стволы, насыпал в них пороху, забил пыжи, круглые пули и снова пыжи из кусочков тонкой просаленной кожи. Сменил кремни в замках, чтобы не дали осечки. Закончив, вынул из шкафа высокие сапоги и темную одежду, аккуратно разложил ее около кровати. Вскоре часы на башне пробили полночь.
Лекарь разделся, лег в кровать и задул свечу. Улыбнувшись своим мыслям, он спокойно заснул…
Рассвет пан Казимир встретил под Старым мостом, – завернувшись в широкий темный плащ, он не спускал глаз с дороги, ведущей из города. За поясом у него торчали пистолеты, а на боку висела сабля. Над темной водой колыхался легкий туман. Потихоньку просыпались птицы, перекликались на разные голоса и славили новый день, возвестивший о своем наступлении первыми лучами солнца. Где-то неподалеку заржала лошадь, и лекарь насторожился.
По дороге катила повозка, в которой угадывались силуэты нескольких человек. Недоезжая до реки, повозка свернула и скрылась в зарослях. Вскоре оттуда вышел высокий мужчина и направился к мосту. Миновав его, он спустился к воде и присел на нос старой, полузатопленной лодки, положив на колени саблю. Вся его поза выражала спокойствие и терпеливое ожидание.
Пан Чарновский осторожно выбрался из-под моста я, стараясь не попасть на глаза сидевшему на лодке человеку, забрался в кусты у дороги – как раз напротив того места, где остановилась повозка. На траве еще лежала густая роса, и лекарь беззлобно выругал себя за то, что не смазал сапоги гусиным жиром. Не хватало еще подхватить в этой сырости насморк, помогая расхлебывать им же заваренную кашу. Но что поделаешь, придется терпеть.
Вскоре на дороге появился одинокий всадник. Как только он поравнялся с зарослями, в которых скрылась повозка, из них выскочили три человека с обнаженными саблями в руках. Всадник встрепенулся, но его лошадь уже успели схватить под уздцы.
– Слезай, приехал, – сиплым голосом сказал один из неизвестных.
Всадник поднял коня на дыбы, но двое нападавших повисли на поводьях, а третий замахнулся саблей. Не растерявшись, верховой, сильно пнув ногой в грудь, отбросил его в канаву и выхватил из ножен клинок. Но тут лошадь рванула, и он, потеряв стремя, рухнул наземь.
– Кажется, пора, – прошептал пан Казимир и вытащил из-за пояса пистолеты.
Предоставив коню полную свободу, нападавшие кинулись к упавшему, явно намереваясь зарубить его, пока он не успел встать на ноги. Лекарь тщательно прицелился и спустил курок. Бухнул выстрел, и первый из неизвестных схватился рукой за окровавленную грудь. Его лицо выразило крайнее изумление, быстро сменившееся гримасой жуткой боли. Даже не вскрикнув, он упал и затих.
Не теряя времени, пан Казимир поднял второй пистолет. Выстрел – и другой разбойник свалился рядом с первым.
На выстрелы от моста торопливо побежал сидевший на лодке мужчина, в котором лекарь узнал пана Гонсерека. В его руке сверкала обнаженная сабля.
Войтик – а это именно он приехал на лошади – уже вскочил на ноги и шустро кинулся к вылезавшему из канавы неизвестному. Не давая ему опомниться, он с такой яростью напал на него, что заставил отступить, и быстро нанес ему удар в грудь.
Не ожидавший такого развития событий, пан Гонсерек сначала замедлил шаги, потом остановился и, внезапно повернувшись, пустился наутек.
– Стой! – во все горло заорал Войтик и бросился за ним. – Стой, холера ясна!
Пан Марцин понял, что убежать не удастся. Он встал и приготовился достойно встретить противника.
– Ну вот, теперь начинается самое интересное, – усмехнулся лекарь. Войтик приближался шагом, стараясь выровнять дыхание и оглядываясь: он опасался появления новых врагов, возможно скрывающихся в кустах.
– Куда же пан так быстро побежал? – издевательски поинтересовался он у Гонсерека.
– Об этом вам расскажут на небесах, – ухмыльнулся тот. – Ждать осталось недолго, скоро все узнаете.
Войтик прыгнул вперед, и зазвенела сталь клинков. Не достигнув успеха в первом натиске, соперники, словно сговорившись, отскочили один от другого и на мгновение замерли. Потом выставили перед собой сабли, пригнулись и начали кружить, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар противнику в спину или в бок.
– Лайдак [10]10
Лайдак – польское ругательство
[Закрыть], – зло шипел Марцин. – Я отрежу тебе уши!
– Побереги свои, – не оставался в долгу Войтик.
Он горел желанием отомстить коварному Гонсереку. Это же надо, опуститься до такой подлости: подкараулить противника в засаде, чтобы расправиться с ним до поединка! И еще призвал для этого на помощь каких-то оборванцев без роду и племени. Хотя разве благородный человек согласился бы на такое?
– Вам пора следом за подручными! – Войтик сделал выпад, но пан Марцин умело отбил его и вновь отскочил, сохраняя дистанцию.
– Я не имею к этим разбойникам никакого отношения, – заявил он, отступая на мост.
Гонсерек понимал: Войтик моложе, у него лучше дыхание и поэтому нужно постараться вымотать его, а еще лучше – заставить биться в невыгодном положении. Он решил увлечь за собой противника в конец моста, а там заманить к воде. Если не удастся покончить с Войтиком на откосе, то на топком берегу тот уже не сможет так прыгать и скакать. А потеряв подвижность, быстро станет жертвой Марцина, более технично владеющего клинком.
– Ты трус! – наступая, ревел ослепленный яростью Войтик.
Гонсерек только усмехался, парируя удары. Кажется, замысел вполне удается: до конца моста осталось всего несколько шагов, а это пустяк. Главное, он сумел выдержать первый, бешеный напор пана Войтика! Теперь надо заманить его на откос, и там задор молодости неизбежно уступит победу хладнокровному опыту.
«Что ты делаешь? – мысленно обратился к приятелю наблюдавший за ходом поединка лекарь. – Неужели не видишь, куда он тебя тянет? Болван, зачем поддаешься?»
Он схватился за рукоять пистолета, торчавшего за поясом, но передумал. Нельзя стрелять! Он и так помог Войтику, а сейчас вмешаться в поединок практически нет возможности. Слишком велико расстояние для прицельного выстрела: пуля могла поразить любого из дуэлянтов, постоянно менявшихся местами.
Увидев совсем рядом откос, полого уходивший к реке, пан Марцин повеселел. Делая один ложный выпад за другим, он закружил возле Войтика, старательно добиваясь, чтобы тот оказался спиной к откосу и начал отступать к воде. Наконец ему это удалось.
– Пан любит танцевать обертас? – зорко следя за каждым движением противника, процедил он. – Не хочет ли пан сейчас поплясать?
Но Войтик проявил упрямство, никак не желая делать то, что должен был делать, следуя правилам и общепринятым законам боя на саблях. Он как бы внезапно вспомнил наставления Казимира и неожиданно для пана Марцина прыгнул вперед, вместо того чтобы отступать. Прыгнул – и нанес мощный удар!
Гонсерек едва успел подставить клинок, прикрыть им голову и грудь, иначе острая сталь в руке Войтика раскроила бы его от плеча до пояса. Такой прыти он никак не ожидал и, даже немного растерявшись, упустил инициативу. А Войтик смело атаковал, наскакивал, как драчливый петух, и шаг за шагом теснил пана Гонсерека к середине моста. Сходясь с ним грудь в грудь, он отбрасывал его все дальше и дальше от откоса и грозил прижать к широким деревянным перилам, полностью лишив свободы маневра. Это уже сулило встречу с несговорчивой безносой дамой, закутавшей кости в белый саван.
Отчаянно отбиваясь, Марцин применил не раз выручавшие его финты и попытался заманить противника к противоположному откосу, но Войтик вовремя разгадал его замысел и не поддался.
– Так его, так! – шептал Казимир. Он раздвинул ветви кустов, чтобы лучше видеть происходящее на мосту.
Войтик будто услышал. Он вновь атаковал, нанося удар за ударом, постоянно сходился с Гонсереком вплотную, заставлял его тратить много сил, чтобы удержаться на ногах, сохранить равновесие. Со стороны казалось, что наскоки Войтика пока не принесли результата, что пан Марцин стоит как скала, отражает атаки и даже переходит в контрнаступление, но опытный глаз Чарновского уже уловил момент перелома в поединке и приближение конца. И конец не замедлил себя ждать.
– Как пляшется пану? – спросил Войтик и в очередной раз заставил Марцина отступить еще на несколько шагов.
Тот не ответил. Стиснув зубы, он думал, что проклятый лайдак заставляет его бороться, а не действовать клинком. Какая-то мужицкая драка, но не бой на саблях. Войтик тяжелее и сильнее физически, поэтому Гонсереку стоило немалого труда отжимать от себя его клинок. Но следовало признать, такая тактика не давала ему возможности воспользоваться свободой маневра и раскроить противнику череп.
Отскочив, Марцин неожиданно ударился спиной о перила моста и скорчился. Но нет худа без добра! Оттолкнувшись от перил, он бросился на Войтика, который опустил клинок, чтобы дать противнику возможность вновь занять боевую позицию. К черту благородные замашки, надо срубить лайдака, пока он не успел поднять свою саблю!
Но Войтик оказался быстрее. Крутнувшись волчком, он очутился слева от Гонсерека и всадил ему в бок саблю. Мгновенно выдернул ее и отступил на шаг, еще не веря случившемуся. Неужели поединок закончился, и он вышел из него победителем?
Пан Марцин вздрогнул, жутко побледнел и мягко осел на щелястый, покрытый грязью настил моста. Его ослабевшие пальцы разжались и выронили оружие.
Войтик расширенными глазами глядел на струйку крови, вытекшую из-под неподвижного Гонсерека. Сдавленно вскрикнув, он в испуге попятился: ему вдруг показалось, что безжизненно вытянутая рука шевельнулась, а пальцы скрючились, словно пан Марцин хотел схватить недавнего противника, оказавшегося более счастливым, и утянуть за собой в могильный холод небытия.
Еще один шаг назад, и Войтик, размахивая окровавленной саблей, побежал туда, где стояла его лошадь. Поймал повод, вскочил в седло и плашмя ударил по крупу клинком, оставив на шерсти темную полосу кровавого следа. Через минуту он уже скрылся за поворотом.
