Текст книги "Что нам в них не нравится…"

Автор книги: Василий Шульгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

«Помните, что всякая революция в России в конце концов пройдет по еврейским трупам», – твердил «Киевлянин» еще в 1905 году.

Кровавый навет

Погромы иногда были тесно связаны с так называемым «кровавым наветом», то есть обвинением евреев в употреблении человеческой крови с ритуальными целями. Я лично думаю, что кровавый навет есть не что иное, как способ мести евреям. Причины, вызывающие злобу против евреев, могут быть разнообразны, но все в конце концов сводятся к одной: евреи суть сильная нация, очень бесцеремонно проталкивающаяся «наверх» в каждой стране; по этой причине другие нации так или иначе евреев «осаживают» книзу; в этом альфа и омега политического антисемитизма. Один из приемов этого осаживания есть распространение об евреях таких слухов или фактов, которые способны возбуждать отвращение и ненависть к ним, к евреям, со всеми вытекающими из сего последствиями. Все это так. Но спрашивается: откуда взялся именно этот прием, то есть мысль обвинять евреев в употреблении христианской крови?

Есть целая литература, утверждающая, что такие факты действительно были. Есть не меньшая литература, опровергающая сии заявления. Вдаваться в эти дебри я не могу, ибо, чтобы добросовестно все это изучить, жизни моей не хватит. Подходить же к сему делу с кондачка я не хочу. Поэтому я просто опускаю вопрос, было ли это когда-нибудь или не было.

И это даже не так важно. Во всяком случае, такие вещи, если бы они и были, могут быть только единичными, редкими. Но мало ли какие преступления совершаются всякими народами? Мы знаем, что в XX веке, то в той, то в другой столице, время от времени обнаруживают колбасы… изготовленные из убитых для сего молодых девушек. Чем это лучше еврейских ритуальных убийств, если они и совершались? Однако никому в голову не приходит использовать сии деяния для того, чтобы вести агитацию против того или иного народа.

Кровавый же навет, по-видимому, – специальное агитационное средство. И так было в течение веков, ибо это обвинение идет от незапамятных времен и всегда сопровождалось неистовым треском и шумом. Откуда сие?

Думается мне, что и здесь не обошлось дело без поговорки: «не рой другому яму, сам попадешь…»

* * *

Первые христиане были евреи. Остальное еврейство относилось к христианам как к еврейской секте. Так же к ним относился окружающий мир. Евреи-нехристиане не удовольствовались тем, что распяли Христа; они воздвигли гонение и на Его последователей. При этом, как и во времена Пилата, они прибегали к содействию «законных властей», то есть римских сановников. Перед Пилатом Христа пробовали обвинить в том, что Он, называя себя «Царем Иудейским», восстает против римского Кесаря. Но Пилат не поверил, признал Христа невиновным и всячески старался спасти Спасителя. Но спасти не мог, ибо иудеи пользовались известной автономией. Не нарушая сей автономии, Пилат не мог отказать им в их непременном желании казнить Назареянина, осужденного Синедрионом.

Но другие римские сановники оказались, по-видимому, не столь проницательными, как Пилат. Мне представляется, что евреи, продолжая свою антихристианскую интригу уже в Риме, действовали приблизительно так.

Правоверные евреи явились к римским властям с заявлением: среди них, евреев, появилась, мол, секта, столь отвратительная и ужасная, что они не могут ее больше покрывать и просят римские власти принять соответствующие меры. На вопрос римского вельможи, принимавшего депутацию, что же такого ужасного делают эти люди, то есть христиане, обвинители отвечали: «они едят человеческое мясо и пьют человеческую кровь». Римлянин, конечно, потребовал доказательств. Обвинители христиан в ответ на это предложили провести римских чиновников на религиозные собрания христиан: «вы сами услышите». И, действительно, настроенные предварительными рассказами, римские сыщики – услышали. Что? Да то самое, что мы слышим ныне во время всякой литургии; чин ее тогда, надо думать, уже сложился в основных чертах. Услышали слова, которым мы внимаем с благоговением: «Примите, ядите, сие есть тело… Пиите от нее вси, сия есть кровь…» Услышав это, сыщики ужаснулись и донесли, что евреи сказали правду; что «там» действительно пьют кровь и едят человеческое мясо. Римские власти пришли в негодование; христиане были объявлены ужаснейшими преступниками; их стали терзать в цирках дикими зверьми.

Таким образом, как мне кажется, в первый раз обвинение в том, что евреи (евреи – христиане) пьют человеческую кровь, было создано евреями же (нехристианами). Евреи сами инсценировали свой первый ритуальный процесс. Правда, он был направлен против «еврейских врагов», то есть христиан, но с течением времени сия стрела обратилась вспять. И даже из стрелы сделалась неким неловким бумерангом. Сей бумеранг хотя и достиг первоначальной цели, то есть бросил на песок арен тысячи невинных людей, но затем метнулся обратно, как и полагается бумерангу; и вот, в течение веков колотит «дикаря», в своем религиозном изуверстве сей снаряд запустившего. Так и свершилось по слову безумцев, вопивших: «Кровь Его на нас и на детях наших».

Altera pars[31]31
  Другая (противная) сторона (лат)


[Закрыть]

Но мы, другая сторона, должны помнить, что мы подчинены тем же законам, как и евреи. Глупо признавать мистику только для других. Если еврейская злоба, которая не могла утешиться и до наших дней (что видно из деяний евреев во время революции), роковым образом обрушивается на их же головы, то абсолютно то же самое было и будет с нами.

Многое ясно уже и сейчас. Разве сейчас мы не влачим ту же судьбу, которую имели евреи в течение тысячелетий? Разве мы не находимся сейчас «в рассеянии»? Самое слово это взято нами из еврейской практики. Разве сейчас мы не испытываем те же самые «ограничения в правах», которые раньше применяли к евреям? Разве наши «визные муки» не напоминают до поразительности стеснений, которые были испробованы евреями по причине «черты оседлости»? Разве нансеновские паспорта, которые являются своего рода волчьим билетом, заграждающим путь, не напоминают надпись «иудейского вероисповедания», которую мы делали на еврейских паспортах, запирая этим для евреев многие двери? Разве (не будучи в состоянии пробиться, из-за особого положения нашего, на службу государственную или к некоторым профессиям) мы не занимаемся всякого рода «гешефтами» (комиссионерство и прочее в этом роде)? Разве, не имея «права практики», мы не пользуемся по еврейскому образцу «подставными лицами»? Разве мы не приобретаем постепенно привычки «обходить» неудобные для нас законы точь-в-точь, как это делали у нас евреи, и за что мы их ругали? И разве с каждым днем мы не приобретаем ту настойчивость и бесцеремонность, которые так нас раздражали в евреях и которые мы называли «наглостью» и «нахальством»?

Конечно, нам еще далеко до той степени «жизненной силы», которая характерна для евреев. Мы все еще и перед лицом несчастья грызем друг друга, чего евреи больше не делают. Значит, понадобятся еще какие-то времена и сроки, чтобы нас от сего отучить. Но все же мы оказались «способными учениками». И в качестве таковых мы, может быть, сообразим, что наша собственная злоба точно так же пала и падет на наши головы, как падает еврейская на голову сего народа – «по принадлежности».

И, должно быть, сей злобы немало было у нас, если могли произойти события, которые произошли.

Да, конечно, евреи были «спинным хребтом», «мозгом» российской коммунистической партии. Но тело ее из кого состояло?

Никогда евреям не удалось бы соткать сие чудовище, которое поразило мир под именем «большевизма», если бы их сосредоточенная ненависть не нашла сколько угодно «злобствующего материала» в окружающей среде. В русском народе оказались огромные запасы злости и всякие скверны. Они дремали под спудом, но они были. «Грабь награбленное» потому имело такой оглушительный успех, потому превратилось в такой мощный таран, – что бандитизм, «воризм» сидит где-то совсем близко под шкурой русских. Это мы могли наблюдать и в Белом стане. Очень уж легко смотрели некоторые воины, боровшиеся за всяческие попранные права, – на право собственности.

«Смерть буржуям» потому так удалась в России, что запах крови пьянит, увы, слишком многих русских; и сатанеют они, как звери. Великое число садистов ходило между нами в мундирах и пиджаках, а мы-то этого и не подозревали.

Чудовище с монгольской рожей, пораженное «французской болезнью»; думающая гильотина – по выражению Струве; словом, Владимир Ильич Ульянов-Ленин, психопат-убийца, появился ведь из русских недр! Почтенные личности из теоретических социалистов, совсем не кровожадные и просто очень добродушные, сидели ведь еще не так давно с этим выродком за одним столом; и не подозревали, что рядом с ними сатана – кабан, который с превеликим удовольствием, причмокивая, сожрет миллионы человеческих жизней.

«Заслуга» евреев состояла в том, что они, выдрессированные вековой ненавистью, хорошо «знали в лицо» своих «врагов»; знали так же хорошо во времена Артаксеркса, как и в XX веке; что, прекрасно организованные, они собрались в одну фалангу, притянув под свою команду океан русской злости. Этой русской злости, в сущности беспредметной, разлитой, как некая бесконтурная жидкость, они придали определенные формы. Они заключили ее в бутылку, как и полагается заключать злых джиннов; и открывали бутылку только тогда, когда к горлышку приставляли очередную жертву, то есть очередного «врага»: помещиков, офицеров, попов, купцов, чиновников, полицейских, интеллигентов всякого рода профессий и званий… Но сказано: «не выпускай джиннов из бутылки». Злые духи в конце концов вырвутся из-под власти тех, кто ими пользуется для своих ужасных целей, и набросятся на своих теперешних господ. И будут их топить в морях крови.

Некоторые из нас этому радуются заранее. Сие безумно Если есть какая-нибудь заслуга евреев, то именно в том, что они заключили русскую злобу в некий сосуд. Ужасно то, что они ее постоянно приоткрывают и натравливают, на кого им надо; но не то, что Злость в заключении.

Нам не надо мечтать о том, чтобы сия злоба вырвалась. Она, правда, сожрет нынешних владык, и будет глотать кровь, как Левиафан. Напившись, успокоится на некоторое время. Но…

Но через некоторое время дракон снова проснется. Привыкнув к вкусу крови, он потребует ее опять. Так тигр, поев человеческого мяса, иного не хочет Дракон потребует человеческой крови, и ее ему дадут.

Погром – «сильно действующее средство». Он принес некогда адаристам победу и потому стал во веки веков праздноваться евреями. Но… но во веки веков же сами евреи оказались «погромоподверженными».

Нечто подобное, только шиворот-навыворот, произошло и в России. Правда, в 1905 году не было ни Амана, ни Эсфири, ни Мардохея. И не было 75 тысяч умерщвленных: русский народ оказался скромнее.

Но было вот что. Так называемое освободительное движение имело целью (мало кем тогда сознаваемой) то, что осуществилось двенадцать лет спустя, то есть торжество евреев на трупе России. Это движение может быть приравнено к интриге Амана, с той только разницей, что Аман, наоборот, хотел истребить еврейство. Но случилось так, что «день сетования» для русских превратился в «день пиршества». В те самые дни, когда назначена была гибель России (всеобщая политическая забастовка в октябре 1905 года), русские «истребили врагов своих»; и Россия устояла. Правда, для этого не пришлось истреблять «75 тысяч евреев»: число жертв было сравнительно незначительно. Однако погром разыгрался во всей форме со всеми его для евреев ужасами.

Но прошло двенадцать лет; солнечные пятна опять вызвали в людях сильнейшее возбуждение; опять взмыли революционные волны в России. И на этот раз отомстилась еврейская кровь. Россия была свалена; и миллионы русских заплатили за погромы 1905 года.

Имеющие уши, да слышат. Кровь родит кровь. Не построится будущая Россия на еврейских погромах, как не построится еврейское благосостояние на русской крови.

И если ныне падение большевиков (го есть падение коммунистической партии, то есть падение еврейского владычества в России) будет сопровождаться ненужными и отвратительными жестокостями, в стиле эсфиромардохейском, то это будет обозначать: через некоторое время едва вставшую от одра тяжкой болезни Россию подстережет новая революция. Мало того: революция «привяжется» к России на столетия, как погромы пришпилились на века к евреям. Ибо революция есть резонанс погромов, как погромы есть отзвук революции.

«Смерть буржуям – бей жидов» есть формула двучленная, неразделимая, но легко переставляемая: если начнут с «буржуев», то кончат «жидами»; если начнут с «жидов», кончат «буржуями». Ибо это решительно то же самое по существу: то и другое есть массовое истребление людей по какому-нибудь признаку. Вот Ирод, например, приказал убить всех младенцев мужского пола. Разные можно придумать «признаки»; ибо личина, в которую одевается Сатана, весьма прихотлива и разнообразна. Но для России (на ближайший отрезок ее существования) еврейские погромы и социальная революция – это та «пара противоположностей», которая на самом деле едина, как едино раздвоенное дьявольское копыто.

Борьба классов

Мораль из всего этого такова.

Борьба между евреями и русскими неизбежна и будет. Но если в национальных делах мы не хотим впасть в то же кровавое идиотство, в кои влез по уши Карл Маркс в плоскости социальной, то мы не дадим себя обмануть деревьям, не позволим себе из-за деревьев не видеть леса.

Борьба не исчерпывает отношений социальных классов. Классовая борьба – только альфа; омегой же является их сотрудничество. Подобно этому – и борющиеся нации: хотя они и борются между собою, но нужны друг другу.

Этот закон пронизывает весь мир: рядом с «борьбой за существование» (явление бесспорное, но его иные мрачные верхогляды раздули до совершенно несообразной пропорции), – есть закон симбиоза, то есть сожития.

Вы приходите в лавку и начинаете неистово торговаться с купцом. Между вами, продавцом и покупателем, идет ожесточенная борьба; это естественно, потому что в данную минуту, то есть до установки цены, ваши интересы противоположны. Но вам в голову не придет во имя этой борьбы (которая несомненно налицо) разбить, например, голову лавочнику. Ваша борьба происходит в известных формах и не может выйти из известных рамок. Почему?

Да вот почему. Хотя вы боретесь с лавочником и иногда даже страшно на него негодуете и злитесь, но вы понимаете, что сей лавочник (ваш враг!) вместе с тем ваш лучший друг. Да, он ваш благодетель. И если вы этого не понимаете, то поймете позже; как поняли все те русские, которые уже испытали прелести исчезновения лавочников. Ибо исчезновение лавочников обозначает голод и всяческие лишения. По этой именно причине вы не будете доводить вашей классовой борьбы до истребления «лавочников», как советуют недоучки-самоучки, последователи Карла Маркса; а будете вести свою линию в известных пределах. Поторговавшись, купите; или, если слишком дорого, накажете купца – уйдете, не купивши. Если он действительно заломил несообразно с обстоятельствами, то так же его накажут и другие покупатели; и купец должен понизить цену. Ибо и он, хотя борется с вами (чтобы дороже продать), но ни в коем случае не схватит вас за горло, – душить: если бы купцы убивали покупателей, то никто бы не покупал, и «лавочник» подох бы с голоду на своем товаре.

У марксистов, конечно, все наоборот. Они, кривые на правый глаз, видят все только левым. То есть они видят только борьбу классов, не понимая, что рядом с этой борьбой идет тесное сотрудничество классов. Не понимают, что именно это сотрудничество и есть сущность классовых отношений; а борьба есть только обстоятельство сопровождающее; такое же сопровождающее обстоятельство, как тень при свете. Не бывает тени без света. Эти же люди (марксисты) утверждают, что может быть тень без света. Естественно, что при таком противоестественном настроении они впадают в мракобесие и требуют, чтобы все резали друг друга непрерывно и всегда, ибо это и есть открытый ими закон мироздания.

* * *

Классы нужны друг другу; они работают друг для друга, и в этом их назначение. Рабочий так же нужен предпринимателю, как предприниматель рабочему. А если постоянно и везде при осуществлении этой всем одинаково нужной взаимной работы совершаются кажущиеся несправедливости, то это происходит по несовершенству человеческому, а потому сие не несправедливо, а весьма заслуженно.

Предприниматель часто получает «лишнее». Можно бы дать ему меньше, принимая даже во внимание все особые условия его работы, иной, чем работа «рабочего». Но почему это «лишнее» имеет место?

А вот почему. Потому что, когда рабочие пробуют обходиться без предпринимателя, то ничего у них пока что не выходит. Не выходит потому, что их моральный и умственный уровень не дорос еще до нужной черты. И это очень ясно показал пример России, где предпринимателя и помещика уничтожили в «рабоче-крестьянской» республике, а рабочие и крестьяне стали жить гораздо хуже, чем раньше в Империи «буржуев». Когда последних перерезали, то «вдруг» поняли: люди, способные вести дела, редки и ценны; и поэтому-то им, как ни вертись, а приходится платить «лишнее»…

Если этого лишнего не платить, то они (люди, способные вести дела) так или иначе «уходят». Тогда рабочие остаются в совершенно «безвыходном» положении.

Когда рабочие будут такими, что любого из них поставь на предпринимательский пост и он «справится», и не запьет, и не раскрадет кассу, и не убежит с любовницей, тогда надобность в предпринимателях, получающих большие деньги, прекратится. Тогда они будут получать столько же, как и рядовой рабочий. Но пока что «разные Форды» будут загребать миллионы; ибо платить эти миллионы все же дешевле для рабочих (а также для потребителей), чем поставить у руля промышленности людей, которые ее разорят, оставят население без товара, а рабочих без хлеба.

Борьба наций

Марксистская теория ставит мир вверх ногами, утверждая, что есть только борьба классов, и не замечая взаимного сотрудничества классов, каковое есть сущность и причина их существования. Те национальные теории, которые полагают, что борьба наций есть альфа и омега «национальной» жизни, совершают ту же грубую ошибку.

Нации борются в двоякого рода «формах». Есть формы, так сказать, «законные». Один из видов этой борьбы есть экономическое состязание наций. Экономическая борьба наций есть некоторого рода непрерывное «примеривание»; постоянное «пробование», а нельзя ли просунуть свой товар и что для этого надо. «Психическая борьба» наций тоже протекает в этого рода условиях. Один из ее видов – политическая борьба. Тут тоже люди как бы меряют, подсчитывают свои силы, и находят какое-то решение, не доводя до смертоубийства. Взять хотя бы самую ожесточенную избирательную борьбу. Кричат, вопят, суетятся, поносят; ругаются и угрожают друг другу точь-в-точь, как на восточном базаре; а в конце концов, после всей этой суматохи, что делают? Подсчитывают записки, и кто получил записок больше, тот и объявляется победителем. Ему предоставляется право распоряжаться на несколько лет; и оставшиеся в меньшинстве покоряются.

Это есть, так сказать, естественная «борьба наций» внутри государства, аналогичная той упорной, но бескровной борьбе, которую мы все ежедневно ведем на классовом фронте и на всяких иных фронтах. Покупатель борется с торговцем; рабочий – с предпринимателем; селянин с горожанином; извозчик с седоком и ленивой (или слишком горячей) лошадью; и даже мать с ребенком. Весь мир наполнен этой борьбой, и ничего в ней нет трагического, – это только неизбежное трение в колесах мировой колымаги. У хорошего возницы, правда, оси тщательно смазаны, но трение все же всегда будет… пока карета едет.

Иное бывает тогда, когда из-за этих трений забывают существо дела; когда вместо того, чтобы ослабить трение, рубят сук, на котором сидят. Ослепленные бессмысленной злобой люди, вроде последователей Карла Маркса, приказывают: «убей торговца в лавке; убей предпринимателя на фабрике; убей помещика; убей попа; убей офицера; убей чиновника; убей всякого образованного человека; убейте их всех – они все буржуи, вековечные враги ваши; убейте и разграбьте достояние их; и благо вам будет и долголетни будете на земле».

То же самое бывает, когда ослепленные такого же рода бычачьей злостью иные националисты набрасываются на другие нации, проповедуя: «бей жидов; режь армян; линчуй негров».

При этом забывается, что хотя борьба наций и рас есть факт, но сотрудничество их есть факт еще более несомнительный. Самое их совместное жительство этому непременное доказательство. Ибо нет наций, которые живут и ничего не делают: все работают, а значит, вносят свою каплю меда в общую жизнь. И сколько бы ни линчевали негров в Америке, это не может зачеркнуть того обстоятельства, что негры прекрасные работники для некоторых работ и что остальные нации Америки ими очень пользуются. И сколько бы ни резали армян, они все же превосходные торговцы, которых некем заменить на Востоке.

Точно так же и наши русские евреи при известных условиях могут быть очень полезным элементом в стране, каковой элемент, не говоря о всем прочем, просто глупо «истреблять». (Да и истребить нельзя, а можно только дьявольски озлобить.) Это не значит, что надо перед евреями стоять на задних лапках. Нет, с их преувеличенной претензией лезть на социальные верхи без достаточного к сему основания, о чем будет сказано ниже, нужно бороться упорно, каждодневно и непреклонно. Надо помнить, что в борьбе с нацией, одаренной исключительной волей, только волю и можно ей противопоставить. Только твердая русская воля удержит евреев в должных границах. Но твердая русская воля не нуждается в погромных эксцессах; и не может их допустить, ибо времена Артаксеркса прошли. Сознательно ни один волевой и ответственный русский на эксперименты в стиле Мардохея не пойдет; допускать же «народные взрывы», смотря на них сквозь пальцы, есть признак безволия. То, что полезно, волевой человек делает сам. То же, что вредно, он не позволит делать другим.

Рамки борьбы

Словом, я хочу сказать, что еврейско-русскую борьбу (которая неизбежна, ибо евреи стремятся и будут стремиться взобраться на хребет русскому народу, а русский народ будет этому еврейскому наездничеству оказывать сопротивление) нужно ввести в известные рамки. Для этого, разумеется, необходимо le bon vouloir[32]32
  Добрая воля (фр)


[Закрыть] с обеих сторон.

Первые шаги на этом пути смягчения звериной борьбы, по-моему, должны состоять в следующем:

1) Евреи отказываются делать «социальные революции» в России. Отказываются от лозунга «смерть буржуям», памятуя, что при естественном положении сей страны «элита» Российской Державы (ведущий, культурный класс) будет в подавляющем числе русская. А, следовательно, лозунг «смерть буржуям» в еврейских устах будет звучать, как «смерть образованным русским», или просто – «смерть русским». На каковое предложение естественно ожидать в ответ – «смерть евреям» или «бей жидов».

2) Русские отказываются делать еврейские погромы. Отказываются от лозунга «бей жидов», памятуя, что этими расправами русские сами себе подготовляют в недалеком будущем «социальную революцию». Ибо народ, который вообще приучен кого-то громить, очень легко натравить в любую сторону. Евреи же страшно озлобляются погромами; и кроме того, в этих испытаниях, в которых подвергаются одинаковой опасности все евреи – от миллионщика до последнего бедняка – они, евреи, мощно спаиваются в одно целое. И приобретают благо даря этой спайке новые силы. Пройдя горнило этого «погромного крещения», они с сосредоточенной яростью готовят месть; каковая им непременно удастся, ибо всегда в жизни страны возможны такие осложнения, когда легко натравить низы на верхи; в особенности, если эти низы предыдущей погромной практикой приучены время от времени кого-то резать.

Надо признавать свои вины

Слышу вопль: евреи не устраивали социальных революций! Революцию устроил сам русский народ. А в этом движении только приняло участие некоторое число евреев.

Пардон. Если мы станем на такую точку зрения, в такую позицию, то вряд ли это послужит к смягчению будущей борьбы. Ибо на это противоположная сторона ответит: «Ладно, в таком случае мы тоже не устраивали погромов; громили евреев какие-то личности, с которыми мы ничего общего не имеем, – петлюровцы, осетины и, кроме них, еще какие-то отбросы. Мы на них не можем влиять. Сами же, персонально, мы не громили, а удерживали от погромов. (Например, пишущий эти строки не только не громил, а с оружием в руках защитил не одну еврейскую семью в 1905 году.) Если евреи, все в целом, не признают себя виновными в социальной революции, то и русские, во всей совокупности, не признают себя виновными в еврейских погромах…»

Это очень легко сказать, написать, формально доказать и поставить точку. Но вопрос ни на один волос не сдвинется, при такой постановке, со своего кровавого места. Все останется по-прежнему. Какие-то евреи, с которыми другие евреи не имеют ничего общего, будут устраивать «социальные революции», то есть резню русских… В ответ на это какие-то русские, с которыми другие русские ничего общего не имеют, будут устраивать погромы, то есть резню евреев. И все это будет делаться под фарисейский лепет: «И я – не я, и лошадь – не моя».

Все сие есть трусливо-неправильно.

На самом деле все члены одной и той же нации скованы неразрывными цепями, и за всякое деяние каждого все несут коллективную ответственность. «Все за одного, один за всех».

Если мы до сих пор этого не понимали, то, может быть, здесь в эмиграции сообразили.

Русские вины

Все теперь знают, как деяния отдельных русских (а тем более русских групп) отражаются на отношении иностранцев ко всем русским вообще. Убил Коверда варшавского большевистского агента, – сейчас же польское правительство и польское общественное мнение реагировали в направлении всех русских эмигрантов. Выстрел Войцеховского подействовал в том же смысле, хотя, как известно, оба молодых человека действовали совершенно индивидуально. Но не только политические выступления; всякое уголовное деяние, совершенное русскими, влияет на оценку всех русских вообще, на «международных весах». По счастию русские эмигранты пока что не весьма «уголовничали», и потому правительства и народы в этом отношении смотрят на нас скорее «добрыми глазами». Но этот взгляд быстро изменится, если, не дай Бог, мы раскриминируемся. Здесь действует неумолимо тот злосчастный «процент», которого евреи так не взлюбили в России. Пусть только русские перейдут за нормальный процент преступности в данной стране, и сейчас же их объявят ворами, мошенниками, грабителями и проститутками. И тысяча и одна дверь захлопнется в этот день перед ними. А между тем ведь все остальные русские, не уголовные, останутся совершенно порядочными людьми. Но это не поможет: все мы связаны одной нитью, и то, что совершается в каком-нибудь звене, немедленно отражается на всей цепи. Против этого бесполезно спорить, ибо это сама истина.

Не может быть иначе. Все мы, хотим или не хотим, ежедневно подновляем эту связь. Деградировавший русский, в каком-нибудь отчаянном бистро, «гордится» перед апашем-французом русской vodka. А что, это он ее, водку, делал?! Нет, не он, и не отец его, и не дед, и не седьмая вода на киселе, и даже не знакомый какой-нибудь; ее, водку, выдумали какие-то русские, о которых «гордящийся» понятия никакого не имеет. Чего же он-то гордится? – «Вот странно! Да ведь я тоже русский, diable![33]33
  Дьявол (фр.).


[Закрыть]»

Этим все сказано: и французский апаш не оспаривает у русского его права гордиться la vodka, ибо он согласен: каждый русский имеет право гордиться тем, что сделано каким бы то ни было русским.

Это что обозначает? Это обозначает, что все русские, хотят они этого или не хотят, связаны между собою нитями невидимыми, но крепкими; ибо эти нити имеют всеобщее, мировое признание и санкцию.

Апаш гордится водкой; другие гордятся Львом Толстым, Достоевским, Павловой, Шаляпиным, Рахманиновым, Кусевицким, хором казаков гундоровцев, эссенцией Махонина, Алехиным… Гордятся те, кто ни сват, ни брат Толстому или Достоевскому; кто никогда не видел Павловой; кто имеет слуха столько, что Шаляпина не различит от Нины Кошиц; кто не казак и не гундоро-вец; кто думает, что Махонин изобрел наливку, вроде запеканки; а об Алехине полагает, что это знаменитый боксер. Гордятся, и имеют на это право. Каждый русский воспринимает так или иначе удары, которые, собственно говоря, должны бы приходиться только на долю тех русских, что творят «дурные дела»; а потому по справедливости каждый рядовой русский имеет свою долю участия в успехе тех, кто составляет «гордость нации», хотя он-то лично, как будто бы, для этого успеха ничего не сделал.

Это именно – только «как будто бы». На самом деле связь гораздо глубже, чем это кажется при поверхностном наблюдении, только иногда ее очень трудно проследить. Но попробуйте доказать, что два конца запутанного клубка, которые вы держите в руках, действительно соединены одной непрерывной нитью. Вы сами это твердо знаете, но, чтобы продемонстрировать это для всех очевидно, надо перед их глазами распутать клубок; а это часто бывает не под силу.

Нити, связывающие членов одной нации, таковы, что стоит остановиться на некоторых выхваченных из жизни примерах.

Мы знаем, что одно из бедствий, обусловивших падение русского Императорского дома, было приближение к Царской Семье Григория Распутина, личности двуликой, «святого черта», как его называл монах Иллиодор. К трону он подходил со «святостью», а вне дворца предавался всем бесам. Царь и Царица видели в нем только святость, остальные – только грязного и продажного мужика, находившегося в руках у таинственных дельцов. На этой почве произошел разлад между троном и теми, кто престолу были верно-преданы, каковое расхождение закончилось убийством любимца Монарха – монархистами.

Сии последние, равно как и все восстававшие, так или иначе, против этого своеобразного временщика, казалось, могли бы сказать: в чем, в чем, а в распутиниаде мы не повинны. Но это только так кажется на первый взгляд. На самом деле в Распутине виновны мы все – русские.

Что представлял из себя духовный облик Императрицы Александры Федоровны? Она была немецкая принцесса, принесшая из страны Канта, кроме диплома доктора философии, жадный мистицизм, требовавший пищи. Разве такое мистическое устремление плохо само по себе? Как раз наоборот: правильно направленный, он, мистицизм Царицы, мог бы дать благостные результаты.