Текст книги "Что нам в них не нравится…"

Автор книги: Василий Шульгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Приложение № 15

(к стр. 192)

Об антируссизме

Боюсь, что (без пояснений) высказанное мною утверждение о спасительности в наше время настроения «антируссического» может показаться «соблазнительным». Поэтому спешу изъясниться. Но буду разъяснять, как я понимаю антируссизм, не своими словами. Объясню сие словами «чужими». Как странно звучит это слово «чужими» в отношении мыслей и чувств человека, роднее которого каждому русскому, кажется, не бывало!..

«Вывести несколько прекрасных характеров, обнаруживающих высокое благородство нашей породы, ни к чему не поведет. Оно возбудит только одну пустую гордость и хвастовство. Многие у нас уже и теперь, особенно между молодежью, стали хвастаться не в меру русскими доблестями, и думают вовсе не о том, чтобы их углубить и воспитать в себе, но чтобы выставить их на показ и сказать Европе: «Смотрите, немцы: мы лучше вас!» Это хвастовство – губитель всего. Оно раздражает других и наносит вред самому хвастуну. Наилучшее дело можно превратить в грязь, если только им похвалишься и похвастаешь. А у нас, еще не сделавши дела, им хвастаются, хвастаются будущим! Нет, по мне уже лучше временное уныние и тоска от самого себя, нежели самонадеянность в себе. В первом случае человек, по крайней мере, увидит свою презренность, подлое ничтожество свое и вспомнит невольно о Боге, возносящем и выводящем все из глубины ничтожества; в последнем же случае он убежит от самого себя прямо в руки черту, отцу самонадеянности, дымным надмением своих доблестей надмевающему человека. Нет, бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости, бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого. Последнее обстоятельство было мало и слабо развито во втором томе «Мертвых Душ», а оно должно было быть едва ли не главное; а потому он и сожжен»…

«Я до сих пор не могу выносить тех заунывных, раздирающих звуков нашей песни, которая стремится по всем беспредельным русским пространствам Звуки эти вьются около моего сердца, и я даже дивлюсь, почему каждый не ощущает в себе того же Кому, при взгляде на эти пустынные, доселе незаселенные и бесприютные пространства, не чувствуется тоска, кому в заунывных звуках нашей песни не слышатся болезненные упреки ему самому, именно ему самому, тот или уже весь исполнил свой долг, как следует, или же он не русский в душе. Разберем дело, как оно есть. Вот уже почти полтораста лет протекло с тех пор, как государь Петр I прочистил нам глаза чистилищем просвещения европейского, дал в руки нам все средства и орудия для дела, и до сих пор остаются так же пустынны, грустны и безлюдны наши пространства, так же бесприютно и неприветливо все вокруг нас, точно, как будто бы мы до сих пор еще не у себя дома, не под родной нашей крышей, но где-то остановились бесприютно на проезжей дороге, и дышит нам от России не радушным, родным приемом братьев, но какою-то холодною, занесенною вьюгой почтовой станцией, где видится один ко всему равнодушный станционный смотритель с черствым ответом: «Нет лошадей!» Отчего это? Кто виноват? Мы или правительство? Но правительство во все время действовало без устали. Свидетели тому целые томы постановлений, узаконений и учреждений, множество настроенных домов, множество изданных книг, множество заведенных заведений всякого рода: учебных, человеколюбивых, богоугодных и словом, даже таких, каких нигде в других государствах не заводят правительства. Сверху раздаются вопросы, ответы снизу. Сверху раздавались иногда такие вопросы, которые свидетельствуют о рыцарски великодушном движении многих государей, действовавших даже в ущерб собственным выгодам А как было на все это ответствовано снизу? Дело ведь в применении, в умении приложить данную мысль таким образом, чтобы она принялась и поселилась в нас. Указ, как бы он обдуман и определителей ни был, есть не более, как бланковый лист, если не будет снизу такого же чистого желания применить его к делу тою именно стороною, какой нужно, какой следует и какую может прозреть только тот, кто просветлен понятием о справедливости Божеской, а не человеческой. Без того все обратится во зло».

«Словом – везде, куда ни обращусь, вижу, что виноват применитель, стало быть, наш же брат: или виноват тем, что поторопился, желая слишком скоро прославиться (и схватить орденишку); или виноват тем, что слишком сгоряча рванулся, желая, по русскому обычаю, показать свое самопожертвование; не спросясь разума, не рассмотрев в жару самого дела, стал им ворочать, как знаток, и потом вдруг, также по русскому обычаю, простыл, увидевши неудачу; или же виноват, наконец, тем, что из-за какого-нибудь оскорбленного мелкого честолюбия, все бросил и то место, на котором было начал так благородно подвизаться, сдал первому плуту (пусть пограбит людей!). Словом, у редкого из нас доставало столько любви к добру, чтобы он решился пожертвовать из-за него и честолюбием, и самолюбием, и всеми мелочами легко раздражающегося своего эгоизма и положил самому себе в непременный закон – служить земле своей, а не себе, помня ежеминутно, что взял он место для счастья других, а не для своего. Напротив, в последнее время, как бы еще нарочно, старался русский человек выставить всем на вид свою щекотливость во всех родах и мелочь раздражительного самолюбия своего на всех путях. Не знаю, много ли из нас таких, которые сделали все, что им следовало сделать, и которые могут сказать открыто перед целым светом, что их не может попрекнуть ни в чем Россия, что не глядит на них укоризненно всякий бездушный предмет ее пустынных пространств, что все ими довольно и ничего от них не ждет»…

Так писал Николай Васильевич Гоголь в сороковых годах прошлого века; но мне кажется, что и сейчас, то есть в 1929 году, слова его сохранили «свежесть неизъяснимую». Во всяком случае, приведенные выдержки, как мне думается, достаточно поясняют, какого рода взгляды в этом деле я хотел бы исповедовать: «в антируссизме по Гоголю» – вот в чем чувствую потребность.

Приложения издательства

 
… неправедно гоним
Он соотечественниками теми,
Которые, не разобравшись в теме,
Зрят ненависть к народностям иным.
 

Игорь Северянин; строки, посвященные В.В.Шульгину

Зеркало истории

Василий Витальевич Шульгин, видный политический деятель царской России, родился 13 января 1878 года в городе Киеве. Его отец – профессор истории Киевского университета Виталий Яковлевич Шульгин, основавший в 1864 году газету «Киевлянин», умер в год рождения своего сына. Мальчика воспитал его отчим Дмитрий Иванович Пихно, тоже профессор Киевского университета, ставший редактором «Киевлянина».

Пихно дал Шульгину обычное в дворянских семьях образование. Очень рано, по окончании юридического факультета, Шульгин стал земским гласным и почетным мировым судьей. Двадцати восьми лет молодой помещик был избран от Волынской губернии в члены II Государственной думы, где с первых же дней яро выступает от фракции правых в поддержку правительства. В 1913 году после смерти Пихно в руки Шульгина перешла газета «Киевлянин».

Вскоре после начала февральской революции Шульгин стал членом Временного комитета Государственной думы. 2 марта 1917 года вместе с Гучковым он поехал в царскую ставку и принял от Николая II отречение от престола в пользу своего брата, великого князя Михаила Александровича. На следующий день Шульгину пришлось присутствовать при отказе Михаила принять престол.

После Октября Шульгин стал одним из идеологов Белого движения, был среди основателей Добровольческой армии, членом Особого совещания и активным деятелем в стане Деникина и Врангеля, открыл газету «Великая Россия», на страницах которой боролся с новой властью.

После разгрома белых в 1920 году в Крыму Шульгин вместе с Врангелем бежал в Югославию. Начались обычные для эмигрантов скитания: Франция, Польша, снова Югославия…

Зимой 1925/26 года Шульгин по фальшивому паспорту посетил Ленинград, Москву и родной Киев. Он искал своего сына, которого потерял из виду в гражданскую войну. Василий Витальевич и не подозревал, что вся его поездка контролируется ОГПУ в рамках операции «Трест».

По возвращении из СССР он пишет книгу своих впечатлений – «Три столицы». «Уже сейчас мне было ясно: Россия встает… Я ожидал увидеть умирающий русский народ, а вижу несомненное его воскресение…» – такое мнение вынес он из поездки.

По словам Шульгина, он с 1931 года вообще отошел от политической жизни и поселился со своей второй женой Марией Дмитриевной, дочерью генерала Сидель-никова, в Югославии в городе Сремски Карловцы, где было расположено последнее прибежище врангелевцев.

В октябре 1944 года Сремски Карловцы были освобождены Советской Армией совместно с югославскими партизанами, а в январе 1945 года Шульгин был арестован, препровожден в Москву и за активную антисоветскую деятельность приговорен судом к 25 годам лишения свободы. Отбывал он срок во Владимирской тюрьме.

В 1956 году Шульгин был досрочно освобожден и остался жить во Владимире. Сюда же из Югославии к нему приезжает жена.

Умер он тут же 15 февраля 1976 года на девяносто девятом году жизни.

В нашей стране были изданы и частично переизданы следующие его книги: «Письма к русским эмигрантам», «Годы», «Дни», «1920», «Три столицы». В возрасте 86 лет он снялся в фильме «Перед судом истории».

Книга «Что нам в них не нравится…» издается в стране впервые. Данный текст печатается по второму изданию, вышедшему в Париже в 1930 году. О злободневности темы свидетельствует вступительная записка «От издательства» ко второму парижскому изданию, которое приводится ниже:

Издательство Russia Minor ставит себе основной задачей разработку вопросов, так или иначе связанных с жизнью Малой России События последних лет не оставляют сомнения в том, что единство России и Русского народа находится под угрозой Более чем вероятно, что период ликвидации большевизма, который, по-видимому, будет продолжительным и трудным, окажется безмерно осложненным борьбой с целым рядом расчленительных сил и течений В этой борьбе Южной России будет неотвратимо принадлежать решающая роль Неудивительно поэтому, что в русской зарубежной общественности все более явственно зреет убеждение в необходимости теперь же сосредоточиться на накоплении и разработке материала, относящегося к политической, культурной и экономической жизни Малой Руси в тесном смысле, Слободской Украины и Новороссии, – в их прошлом и настоящем Издательство Russia Minor будет стремиться в меру сил и возможности ответить этой потребности Очерченный таким образом круг явлений, интересующих издательство, весьма широк Он далеко выходит за рамки вопроса об украинско-сепаратистском, или – иначе – мазепинском, движении, который в этом построении является частным Однако этот последний вопрос представляет особую остроту и властно выдвигается на первый план и современными событиями в России, и всей международно-политической обстановкой Весьма возможно, что именно он явится тем оселком, на котором новой России придется испытывать и различать ее подлинных друзей среди великих и малых держав.

Еврейский вопрос, которому посвящена предлагаемая ныне читателям книга В В Шульгина, или, вернее, вопрос об основаниях и формах политического и культурного сожительства русского и еврейского народов под общей государственной кровлей, – остается, несмотря на свое крупное и бесспорное общероссийское значение, вопросом малороссийским par excellence.[56]56
  Преимущественно (фр)


[Закрыть]

В самом деле, несмотря на происшедшие перемещения еврейского населения России, основная масса русского еврейства сосредоточена по-прежнему в пределах русского Юга Более того, минувшие столетия совместной жизни с еврейством имели для южнорусского населения глубокие и сложные последствия, которые играли и будут играть существенную роль и в народной психологии, и в политических событиях и взаимоотношениях на юге России Наконец, самый подход автора к данному вопросу в известной мере запечатлен «малоруссизмом», отражая и выражая по преимуществу настроения и воззрения, свойственные южнорусской политической мысли.

Все изложенное, конечно, отнюдь не имеет целью ни опровергнуть, ни затушевать того факта, что вопрос о судьбах еврейства в России представляет огромную важность для будущего Державы Российской во всем его целом, и более того, может смело притязать на международное значение С другой стороны, автор настоящей книги, принадлежа Малой России по своему рождению и политическому воспитанию, является в то же время одним из виднейших общерусских политических деятелей, и мысли его могут быть восприняты с интересом каждым русским и даже иностранцем, небезразличным к грядущим судьбам Российского Государства Таким образом, и здесь, в сфере еврейского вопроса, выявляется сама собой, на конкретном примере, непобедимая жизненность скреплений, связывающих ветви русского народа в великое единое целое.

Russia Minor

Поводом для написания книги «Что нам в них не нравится…» послужила статья еврейского публициста С. Литовцева «Диспут об антисемитизме», напечатанная в эмигрантской газете «Последние новости» 29 мая 1928 года. В ней было предложено «без лукавства», без «проекции юдаистского мессианизма» высказаться «честным» русским антисемитам, почему «мне не нравится в евреях то-то и то-то». А «не менее искренним евреям»: «А в вас мне не нравится то-то и то-то…» В результате – «честный и открытый обмен мнений, при доброй воле к взаимному пониманию, принес бы действительную пользу и евреям, и русским – России…»

Хотя у Шульгина были заслуги перед евреями – защита от погромов, агитация в пользу Бейлиса, участие в Прогрессивном блоке и др., его книга была принята в эмиграции неоднозначно, как евреями, так и русскими. Тем более интересно познакомиться с ней современному отечественному читателю. Очень многое в книге перекликается с нашей действительностью, что делает честь прозорливости Василия Витальевича.

Россия – многонациональное государство. Чтобы жить под одной крышей в мире и дружбе людям разных национальностей, не надо повторять ошибок прошлого. С этой точки зрения книга В. В. Шульгина, несомненно, актуальна и полезна. Дабы избежать возможного упрека к В. В. Шульгину в однобокости трактовки темы, ниже приводятся выдержки из сборника «Россия и евреи», впервые вышедшего в Берлине в 1923 году и переизданного в 1978 году в Париже «Отечественным объединением русских евреев за границей». Авторы сборника – известные публицисты еврейской национальности И. М. Бикерман, Г. А. Ландау, И. О. Левин, Д. О. Линский, В. С. Мандель, Д. С. Пасманик.

Лейтмотив всех статей сборника – раскаяние авторов за активную роль евреев в разрушении тысячелетнего Великого Российского Государства, ставшего для евреев родиной.

Россия и евреи

К евреям всех стран!

Мираж русской революции давно рассеялся. Вместо мраморных дворцов и висячих садов мир увидел безбрежную пустыню, загроможденную развалинами и густо усеянную могилами. Разрушено величайшее в мире государство, до самых основ разорено хозяйство многомиллионного народа, вырождается и вымирает сам народ…

Нас, русских евреев, гиблая смута не пощадила и не могла щадить. Связанные многообразными и тесными узами с нашей родиной – с государственным порядком, хозяйством, культурой страны, – мы не можем благоденствовать, когда все вокруг нас гибнет… Как и русские люди, сотни тысяч русских евреев рассеялись по миру: для нас это второе рассеяние, рассеяние в рассеянии.

Но нам русская смута принесла и особые бедствия, для других невозможные. В отличие от русского народа, остающегося сидеть плотной массой на своей земле и, следовательно, сохраняющего свое единство, добрая половина русского еврейства вошла в состав отщепившихся от России новых государств. И в этих государствах евреи составляют рассеянное меньшинство, и тут, следовательно, они живут в чужой стихии, так или иначе проникающей в нашу, родную стихию. В отличие, однако, от прежнего, когда на всем широком просторе единой России еврейский народ, окруженный одной и той же культурой, оставался единым, теперь каждая горсточка евреев вынуждена считаться со своим особым окружением и тем самым отделяется от других таких же горсточек: компактная масса русского еврейства дробится.

Эта опасность велика, но она еще в будущем. Нынешний день не радостнее. Новые государства с тем большим усердием насаждают каждое свой национализм, чем меньше они уверены в своей прочности. Молодые, малые и слабые, эти политические новообразования относятся с особой нетерпимостью ко всему чужеродному, и уже теперь, в медовый месяц их самостоятельности, евреям угрожают гонения и ограничения, каких не знала и русская практика: причем весьма отягчающим обстоятельством является и то, что здесь само общество берет на себя почин в гонениях, тогда как в России это было делом ведомств.

И еще бедствие, может быть, всех горше. Непомерно рьяное участие евреев-большевиков в угнетении и разрушении России – грех, который в себе самом носит уже возмездие, ибо какое может быть большее несчастье для народа, чем видеть своих сынов беспутными, – не только вменяется нам в вину, но и толкуется как проявление нашей силы, как еврейское засилье. Советская власть отождествляется с еврейской властью, и лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям. Вряд ли в России остался еще такой слой населения, в который не проникла бы эта не знающая границ ненависть к нам. И не только в России. Все, положительно все страны и народы заливаются волнами юдофобии, нагоняемыми бурей, опрокинувшей Русскую державу. Никогда еще над головой еврейского народа не скоплялось столько грозовых туч.

Таков баланс русской смуты для нас, для еврейского народа. Равенство в правах, подаренное нам революцией, ничего в этом балансе не меняет. Мы искали равенства в жизни, а не в смерти, в созидании, а не в разрушении…

Берлин, 1923 г.

И. М. Бикерман
Россия и русское еврейство

Тяжко страдает Россия, болеет великими болями и русское еврейство. Полны уродства и взаимоотношения между ними…

Русский человек твердит: «Жиды погубили Россию». В этих трех словах и мучительный стон, и надрывный вопль, и скрежет зубовный. И стон этот отдается эхом по всему земному миру. Не только в Баварии или Венгрии, изведавших сладость коммунистического строя. Не только в государствах, частью или полностью образовавшихся из обломков великой прежде России… Но также в странах, смутой пощаженных, а от России отделенных целыми материками и океанами. Несколько времени тому назад я прочитал в немецких газетах, что в Германию приезжали японские ученые знакомиться с антисемитской литературой: и на далеких островах, где евреев почти нет вовсе, заинтересовались нами. Нисколько не преувеличивая, отнюдь не изображая дела так, будто весь мир занят только нами, нельзя все-таки не видеть, что волны юдофобии заливают теперь страны, а близости отлива еще не заметно. Именно юдофобия: страх перед евреем, как перед разрушителем. Вещественным же доказательством, пугающим и ожесточающим, служит плачевная участь России. Еврей на все это отвечает привычным жестом и привычными словами: известное дело – мы во всем виноваты; где бы ни стряслась беда, будут искать и найдут еврея. Девять десятых из того, что пишется в еврейских повременных изданиях по поводу евреев и России, составляет только пересказ этой стереотипной фразы. Так как всегда и во всем мы виноваты, конечно, быть не можем, то еврей делает отсюда весьма лестный для нас и на первый взгляд житейски весьма удобный вывод, что мы всегда и во всем правы. Нет хуже: он просто отказывается подвергнуть собственному суду свое поведение, отдать самому себе отчет в том, что он делает и чего не делает, но, может быть, должен был бы делать…

Итак, верно ли, что евреи несут ответственность за крушение русской державы и, следовательно, за бедствия, испытываемые русским народом? (…) Революцию, мол, делает народ, история, стихия, – и спрашивать не с кого. Было бы очень нетрудно доказать, если бы мы могли здесь заняться этим, что «народ» не непогрешим, что «история» не самолично учиняет разгром государств, а пользуется для этого услугами отдельных лиц и человеческих групп, которые подлежат суду, и современности, и той самой истории, за которой они хотят спрятаться, но которая вовсе не занимается укрывательством; что, далее, стихия, в человеческом обществе обычно скованная, чтобы разбушеваться, должна быть раньше разнуздана. И всегда можно указать тех, которые в этом разнуздании повинны: на примере русской смуты это особенно ясно (…) Ответ на вопрос, кто по преимуществу несет ответственность за развал российского государства, в точном смысле слова беспримерный в летописях человечества, зависит, вообще говоря, от того, к какому моменту времени относят само событие. Может ведь легко случиться, что возможный виновник в одном случае может доказать свое alibi в другом. Итак, 27 февраля или 25 октября оборвана была историческая нить, ткавшаяся целое тысячелетие? Большевистская или добольшевистская революция ниспровергла державу русскую? Кто в еврее видит главного виновника русской беды, тот решает тем самым вопрос в пользу октября, для того большевики – губители России; ибо только через большевиков добираются до еврея, только слишком бросающееся в глаза участие евреев в большевистском бесновании приковывает к нам взор русского человека и взоры всего мира. Но такое понимание происшедшего идет вразрез с явным смыслом событий, очевидцами которых мы все были. Не большевики погубили Россию, а явились сами следствием ее погибели. Они устроились в развалинах ее, как всегда находят приют среди развалин бродяги, воры, грабители и убийцы.

До февральского переворота большевистские атаманы, прославившиеся позже на весь мир, были отделены от России двумя фронтами, через которые и птица перелететь не могла. И все эти Ленины, Троцкие, Зиновьевы и Бухарины так и кончили бы дни свои где-нибудь на мансарде в Цюрихе или Берне, если бы в России очень почтенные люди и очень влиятельные группы не делали все, что могли, чтобы стало возможным и даже неизбежным пришествие Нечистого, – нечистого плотью, нечистого помыслами, нечистого духом. Большевистские соблазны, все эти: земля – народу, власть – пролетариату, царство советов, – об этом никто не только говорить не смел, но и думать не мог (…) Пусть, кто хочет, гадает, могла бы ли «бескровная» февральская революция закончиться иначе, чем кровавым владычеством воров, как в старину называли у нас людей, которых ныне именуют большевиками. Ни один честный человек не может не признать, что власть большевизма без предшествовавшей ей революции была бы невозможна.

Февральский переворот был необходимым условием большевистского властвования, но также достаточным условием развала государства и порабощения страны и народа. Большевизм ли, смута ли старомосковского образца, разиновщина ли, чужеземное ли господство, но Россия обречена была на хождение по мукам уже в ту роковую минуту, когда г. г. Родзянко и Милюков вышли на крыльцо Государственной думы, чтобы приветствовать взбунтовавшуюся солдатчину. Вслушайтесь внимательно в речи этих главных дирижеров панского бунта, и вы услышите, что они уже тогда не знали, что и как им делать, как совместить им «войну до конца», ради чего бунт поднят был, с фактически наступившим уже концом не только войны, но и государства. И все дальнейшее действительно представляет собой сплошной процесс развала, нисхождения, разворачивания пружин и разрыва связей, совокупность которых образует общественный союз. Ни одного признака восхождения, сосредоточения сил! Вплоть до той осенней ночи, когда для защиты революции и революционного правительства, осажденного в Зимнем дворце, оказалась сила в десяток юнкеров и еще столь же воительниц из женского отряда, а размыканная, по клочьям растасканная власть, не будучи в силах и этой армией управлять, отдала себя и отдала страну на гнев и на милость ошалевших матросов и вихрем взметенных отбросов столицы.

Эту революцию, разлагающую и только разлагающую, долго и планомерно готовили объединенными усилиями «лучшие люди» страны: избранники ее, даже избранные среди избранных. Выборы в Государственную думу производились по очень сложной системе, для того и придуманной, чтобы в высшее законодательное учреждение страны могли попасть только люди надежные, степенные, почвенные. В этом отсеянном, отборном составе не нашлось и двадцати человек, достаточно зрячих и достаточно мужественных, чтобы стать поперек со дня на день нараставшему бунту, тут именно и имевшему свое главное гнездо. Даже из небольшой горсточки крайних правых, не вошедших в печальной памяти блок, всеми средствами добивавшийся власти, некоторые и словом и делом участвовали в подрыве власти существующей, что при тех условиях было равносильно подрыву основ государства…

Князь Львов был прав – и это единственное, в чем он прав был, – когда еще в самом начале смуты с гордостью заявил, что русская революция – национальная. Именно так. Ее замыслили, подготовили и осуществили те общественные верхи, которые везде и всегда говорят от имени нации, выражают ее нужды, ее алкания, ее духовные устремления. Она была национальной и по духу, по пафосу, одушевлявшему зачинщиков (…) Как и почему так случилось, что патриотический порыв превратился в тягчайшее предательство, великое строи-тельство в великую разруху, победа в поражение, обо всем этом говорить не здесь место. Нам достаточно напомнить, что людей, взявшихся в роковые дни истории руководить судьбами народов, судят не по их намерениям, а только по последствиям их усилий и что в данном случае к гибельным последствиям, к крушению государства российского, привели усилия русских, коренных русских людей, а отнюдь не евреев, не инородцев вообще…

Но истину, что Россию убила революция февральская, а не октябрьская, важно запомнить также еврею, каждому еврею, не воображающему, что нам море по колени, что среди крушения царств и гибели народов мы можем оставаться спокойны, раз владеем магической формулой, из вечной нашей обвиняемости выводящей вечную нашу невиновность. Действительно, отвести сложившийся на наших глазах, при полном свете истории, навет, будто евреи разрушили одно из величайших государств в мире, возможно, только опираясь на правдивое изображение того, что в данном случае было, на правду о российской катастрофе…

Россия начала разлагаться с первого же часа революции, и ничто не могло бы этого разложения приостановить. Все эти «если бы» совершенно ничтожны перед лицом того, что действительно было… И Керенский, и приказ № 1, и весь совдеп – все это только пузыри на поверхности гниющего болота. Раз государство в минуту грознейшей опасности извне было нарочито поднятым бунтом опрокинуто, то все дальнейшее было предопределено. Но народы не умирают, по крайней мере – мгновенно, а государствам свойственна способность регенерации. Процесс возрождения всегда мучителен. В России муки так велики, что человеческое воображение их не вмещает, как не можем мы себе представить ни такого страшного греха, для которого они могли бы служить искуплением, ни такого великого блага, которое могло бы их окупить. Большевистское государство, заполнившее собой безгосударственную пустоту, образовавшуюся после революции, совместило в себе начала, столь противоположные, что уже одно представление об их совместимости подавляет наше сознание: жгучую остроту мучений с мучительной длительностью, безмерность разрушения с нестерпимой узостью домашнего обихода: жизнь на протяжении двух материков мнется, гнется, ломается с невозмутимым спокойствием и будничной простотой, точно порошок в ступе готовят. И вот около этой дьявольской лаборатории, тут – наш грех, великий грех русского еврейства.

Нечего и оговаривать, что не все евреи – большевики и не все большевики – евреи, но не приходится теперь также долго доказывать непомерное и непомерно рьяное участие евреев в истязании полуживой России большевиками. Обстоятельно, наоборот, нужно выяснить, как это участие евреев в губительном деле должно отразиться в сознании русского народа. Русский человек никогда прежде не видел еврея у власти; он не видел его ни губернатором, ни городовым, ни даже почтовым чиновником. Бывали и тогда, конечно, и лучшие и худшие времена, но русские люди жили, работали и распоряжались плодами своих трудов, русский народ рос и богател, имя русское было велико и грозно. Теперь еврей – во всех углах и на всех ступенях власти. Русский человек видит его и во главе первопрестольной Москвы, и во главе Невской столицы, и во главе Красной Армии, совершеннейшего механизма самоистребления. Он видит, что проспект Св. Владимира носит теперь славное имя Нахимсона, исторический Литейный проспект переименован в проспект Володарского, а Павловск в Слуцк. Русский человек видит теперь еврея и судьей, и палачом; он встречает на каждом шагу евреев не коммунистов, а таких же обездоленных, как он сам, но все же распоряжающихся, делающих дело советской власти: она ведь всюду, от нее и уйти некуда. А власть эта такова, что, поднимись она из последних глубин ада, она не могла бы быть ни более злобной, ни более бесстыдной. Неудивительно, что русский человек, сравнивая прошлое с настоящим, утверждается в мысли, что нынешняя власть еврейская и что потому именно она такая осатанелая. Что она для евреев и существует, что она делает еврейское дело, в этом укрепляет его сама власть…

Не многим лучшим (…) представление, согласно которому ответственность за разрушительное усердие наших соплеменников перелагается на государство, преследованиями, гонениями толкавшее евреев на путь революции. Здесь примитивная мысль пытается установить однозначное соответствие между давящим бременем и реакцией на это давление: притеснение – озлобление – разрушение. Но именно тем, кто как отвечает на давящее на него зло, отличается человек от человека и один человеческий коллектив от другого. Один, когда каплет у него над головой, принимается чинить крышу, другой бьет жену. Человек и человеческие группы – не безразличная масса, дающая всегда тот же оттиск при том же давлении. Когда мы, бывало, говорим русскому правительству, что то или другое ограничение ведет только к отчуждению евреев или определенных еврейских групп (..), то в этом была своя относительная правда, ибо действия и той стороны могли, конечно, оказать влияние на результат. Но когда мы перед лицом мировой катастрофы и перед фактом непомерного участия евреев в варварском разрушении, ставя вопрос о себе, отвечаем все той же ссылкой на других, на чужое воздействие, то мы тем самым низводим себя на уровень пассивного материала человеческого, из которого лепи что хочешь, а это и есть самое крайнее проявление безответственности…