Текст книги "Люди лунного света"

Автор книги: Василий Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Самоотрицание пола; духовная содомия и аскетизм

Между тем это редкое явление, но совершенно естественное в текущем поле, явление +– полового вожделения, оно-то и лежит малым горчичным зерном, из которого выросло дерево, затенившее ветвями своими целую землю и от плодов которого Духовно питаются все народы.

Спешат ли в далекие страны вновь открытой Америки Или древнего Китая посланцы папы, прозелиты веры, возможные мученики: знайте, это девственники. Они никогда не женятся.

Спешит ли в духовную академию загасить лишнюю светскость, лишние земные интересы, излишнее увлечение наукой, а не святостью – строгий судья: и не спрашивая можно знать, что это есть лицо, никогда не осквернившее себя прикосновением к женщине!

Кто слагал дивные обращения к Богу? – Они!

Кто выработал с дивным вкусом все ритуалы? – Они!

261

Кто выткал всю необозримую ткань нашей религиозности? – Они, они!

"Особые силы духовные!.."

"Особая, небесная помощь!"

+– пола и есть та свеча, о свете которой сказано, что "тьма никогда его не обнимет". Тьма чего? "Греха", "похоти", "вожделения к женщине", "скверны".

Это имя "скверна", как только оно где-нибудь прозвучало, до Р. X. или после Р. X., в Элладе или Германии, в книге светской или в книге духовной, оно выразило обоняние муже/девы осязание муже/девы, вкус его/её, представление его/её, воображение его/её. Только это одно ощущение и кладет водораздел между + пола и +– пола, размножением и содомией. Ничто еще! Или все другое – побочно, второстепенно, не непременно. "Вкусно!" – "Не вкусно!" И – больше ничего. Это – главное, почти – все!

"Все" это – "вкусно" и "не вкусно" – проницает человека до глубины костей, до последней кишки, до самой малой артерии; объемлет мозг его, зрение его, слух его, обоняние его. У духовного содомита это все – уже другое, нежели у размножающегося, у многодетного самца.

Глаз у содомита – другой!

Рукопожатие – другое!

Улыбка – совсем иная. Обращение, манеры, все, все – новое!

Если хотите – он третий человек около Адама и Евы, в сущности – это тот "Адам", из которого еще не вышла Ева; первый полный Адам. Он древнее того "первого человека, который начал размножаться". Он смотрит на мир более древним глазом; несет в натуре своей более древние залоги, помнит более древние сказки мира и более древние песни земли. В космологическом и религиозном порядке он предшествует размножению; размножение пришло потом, пришло позднее, и покрыло его, как теперешние пласты земли покрыли девонскую или юрскую формацию. Он – девонская формация; размножение теперешняя.

От этих "более древних сказок" и "более древних песен", какие он несет в своей натуре, помнит и не помнит их, забыл и не совсем забыл, – все существо его какое-то терпкое, сопротивляющееся, устойчивое, необоримое. "И мгла (размножения) его не поглотит". Как ни мало их на земле во всякое время – так мало, что даже к "светопреставлению" наберется всего 144 000, творчество их, начиная с двух мудрецов Греции, Сократа и Платона, необозримо по величине и не только устойчиво, но и совершенно вечно. "Девонская формация в человечестве заговорила". Почти всегда они консерваторы ("девонская формация"), не любят нового, точнее – новенького, "современного". Все тянут назад, в глубь веков. Это го

262

ворит в них древняя песня, зовет к себе древняя песня, – их "рай" метафизический, "рай" в костях их, в крови их, во вкусовом их ощущении. Будет ли он композитором – музыка его будет особенная; будет ли он живописцем – картина его будет особенная; что философия их была особенная об этом говорят Сократ и Платон, неудачный муж Ксантипы и вечный девственник, инок-старец античного мира. До него были дьячки и диаконы философии: но вот из садов Академии, точно с трикириями и в полном облачении, исшел великий архиерей метафизики. И все умолкло, преклонилось и восхитилось.

Муже-девы и их учение

Как человек с +1+2+3 и т. д. полового притяжения чувствует в половом акте 1) здоровье, 2) нравственное, 3) полезное, 4) благородное, 5) прекрасное, – и отцы и матери чистейших Девушек, в случае выхода их замуж за неспособного, гневно требуют расторжения такого брака, как гнилого и мерзкого, чтобы отдать вторично дочь свою за способного мужчину, который мог бы ее растлить и забеременить, – а когда у дочери родится первый младенец, то, как я два раза наблюдал, деды трогательно носят при себе фотографию1 этого младенца (в одном случае младенец был снят голеньким), так духовные содомиты "и вообразить себе не могут" этот акт иначе, как позорным, глупым, скверным, грязным, обобщенно и отдаленно – греховным, противным Богу, безнравственным. То ожесточенное "я девица", которым отвечают полные, физические содомиты, когда медик и судья называют их мужским именем, данным при крещении, это самое ожесточенье и полная уверенность, будто с ними солидарен и весь свет, будто все люди "также чувствуют", выражается у полусодомитов в ощущении гнусности полового акта. И это понятно. Вся та степень

–

1 Об Д. И. Менделееве мне было передано, очень трогательно, что когда одна из дочерей его, выйдя замуж, первые годы не беременела, то отец. выражал крайнее смущение, нервность и беспокойство, исчезнувшее с беременностью ее. В "Семейной хронике" С. Т. Аксакова это же расссказывается об отце женившегося молодого человека. Одна замужняя[ и бездетная дама, супруга высокоинтеллигентного доктора и сама высокоинтеллигентная женщина, передала мне, что на год 5-ый замужества отец прошептал ей как-то: "Что же, Н (ласкательное имя), ты не родишь нам с матерью внука". Вообще потомства все ждут не спокойно, а жадно, и как мы "по образу и подобию Божию", то также ожидает, именно нетерпеливо ожидает Бог от всякого юноши и от всякой девушки детенышей. Этому-то Божескому ожиданию и отвечает волна страсти в нас. Все богословские книги не могут опровергнуть этой строки. А в ней – гроб монашества. В. Р-в.

263

гнушения, какую нормальный человек (с "+1" пола) испытывает к воображаемому или действительному, к видимому или читаемому так называемому извращенному половому сближению мужчины и мужчины или женщины и женщины, весь этот же ужас и мистический страх чувствует человек с "+-" полового притяжения к естественному, т. е. вообще к бывающему совокуплению, к браку: "Нельзя поверить, чтобы кто-нибудь это делал без ощущения греха!" Никто не может перескочить через свою кровь: и что для нас – содомический акт, то для них – нормальный. Содомия есть "извращение" для нас, но и обратно "наше" есть "извращение" для содомита. В бесчисленных сочинениях, светских и философских, но главным образом – в духовных, они убеждают, уверяют, клянутся, что это "гнусно", хотя все другие говорят, что это – "хорошо"; уверяют, что "никто этого не чувствует как хорошее", что "все этого стыдятся", когда никто этого не стыдится (открытое семейное положение, "откровенное" выдаванье дочерей в замужество, "откровенная" женитьба родителями сыновей); твердят, будто "Бог запретил это", "не хочет этого", хотя "плодитесь, множитесь" стоит на первой странице Библии. "Чувствуем, как девы", – говорят длинноволосые, с девичьими волосами субъекты; и, по крайней мере в духовной литературе, нет ни одного голоса, который разрушил бы это согласие, это единогласье, – почему можно заключить, что вся духовная литература течет от этого источника, ему одному обязана своим происхождением; и, словом, что "суть духовного" есть в то же время "суть содомского". Не говорю, что все духовные писатели искренни в этом утверждении, так как они множатся вообще как и мы, и вообще сословие не может принадлежать к этой редкой категории, но кто внутренне и не согласен с этим содомским вкусом – вынужден уже законом и традицией повторять то же; "приличие требует" не изменять духовному содому и хотя бы слово сказать в пользу библейского, естественного, всеобщего совокупления и ощущения этого совокупления. "И нам не нравится", – говорят десятидетный протоиерей и восьмидетный диакон; "И мы стыдимся – чувствуем противоестественность и греховность", – говорит приискивающий спешно и жадно для своей дочери мужа соборный настоятель.

Замечательно, что у двух наших писателей, которые "с ума бы сошли", если бы кто-нибудь их заподозрил в содомии (духовной), тем не менее встречаются слова, выражения, описания, бесспорно говорящие о присутствии у них обоих этого начала, этой стихии, по крайней мере в качестве прослойки души, веяния, горчичного зерна...

Вот любопытные отрывки:

"Нехлюдов, хотя и скрывал это от себя, хотя и боролся с

264

этим чувством, ненавидел своего зятя Антипатичен он ему был своей вульгарностью чувств, самоуверенной ограниченностью, и, главное, антипатичен был ему за сестру, которая могла так страстно, эгоистично-чувственно любить эту бедную натуру, и в угоду мужу могла заглушить все то хорошее, что было в ней"... Доселе – мораль; хотя где же набраться все "даровитых" зятьев?.. Можно любить и "кой-каких": ведь любил же и оттенил все качества сам Толстой у Ник. Ростова ("Война и мир"). Но вот слушайте дальше: выступает физиология, и Толстой произносит слова типичного урнинга, каких не пришло бы на ум написать, не "написалось бы" по натуре ни у какого автора – только самца: "Нехлюдову всегда было мучительно больно думать, что Наташа – жена этого волосатого с глянцевитой лысиной самоуверенного человека. Он даже не мог удерживать отвращения к его детям. И всякий раз, когда узнавал, что она готовится быть матерью, испытывал чувство, подобное соболезнованию, о том, что опять она чем-то дурным заразилась от этого чуждого им всем человека" ("Воскресение" Л. Н. Толстого, гл. XXIX).

Эти слова о беременности, как "заразе чем-то", до того новы и необычайны во всемирной литературе, во всемирной мысли, и вместе они до того ярки, страстны, что и без моего подсказывания всякий читатель почувствует, что тут в фундаменте лежит какое-то мировое извращение, "поворот земной оси на другой градус"...

Там же, в "Воскресении", в части 3-й гл. III, описана содомитянка, без всякого подозрения автора о том, что он именно рисует, но портрет так полон, что просится к Крафт-Эбингу. Вернее, Эбинг никогда не написал бы своей глупой книжонки, узнай он это описание Толстого и догадайся в неповоротливом уме своем, что дело тут идет о его (мнимых) "пациентах":

"Она (Катюша Маслова) восхищалась всеми своими новыми сотоварищами (политически-ссыльными). Но больше всех она восхищалась Марьей Павловной: и не только восхищалась ею, но полюбила ее особенной почтительной и восторженной любовью. Ее поражало то, что эта красивая девушка из богатого генеральского дома, говорившая на трех языках, держала себя как простая работница1, отдавала другим все, что присылал ей ее богатый брат, и одевалась и обувалась не толь

–

1 Параллель этому – легкое, без страдания, без физической муки от трения, оставление древними христианками-девами родительских домов и всей обстановки богатства и удобства. Полусодомитки, т е полумужчины, внутренне жестки; и потому жесткое снаружи их не "дерет" по коже, по вкусам и по душе В Р-в

265

ко просто, но и бедно, не обращая никакого внимания на свою наружность1. Эта черта: совершенное отсутствие кокетства, особенно удивляла и потому прельщала Маслову. Маслова видела, что Марья Павловна знала, и даже что ей приятно было знать, что она красива, но что она не только не радовалась тому впечатлению, которое производила на мужчин, но боялась этого и испытывала прямое отвращение и страх к влюблению2. Товарищи ее, мужчины, знавшие это, если и чувствовали влечение к ней, то уж не позволяли себе показывать этого, и обращались с ней как с товарищем-мужчиной. Но незнакомые люди часто приставали к ней, и от них, как она рассказывала, спасала ее большая физическая сила, которой она особенно гордилась3. "Один раз, – как она смеясь рассказывала, – ко мне пристал на улице какой-то господин, и ни за что не хотел отстать: так я так его потрясла, что он испугался и убежал от меня".

Она рассказывала, что с детства чувствовала отвращение к господской жизни, а любила жизнь простых людей, и ее всегда бранили за то, что она – в девичьей, в кухне, в конюшне, а не – в гостиной.

"– А мне с кухарками и кучерами бывало весело, а с нашими дамами и господами скучно, – рассказывала она. – Потом, когда я стала понимать, я увидала, что наша жизнь совсем дурная. Матери у меня не было, отца я не любила; девятнадцати лет я с товаркой ушла из дому и поступила работницей на фабрику"4.

–

1 Какая аналогия с инокинями, с монастырем1. Явно, – одно вдохновение там и здесь! Но следите же, из какого, однако, родника физиологии бьет это вдохновение, и вся сумма этих вкусов, как антипатий и симпатий: в корне Venus utriusque sexus (см. выше), отвращающаяся от мужской похоти!.. В. Р-в.

2 Поразительно. Толстой чуть-чуть не договорил "всего дела": "своя красота радует, но мужское влюбление пугает". Да ведь это весь очерк Артемиды (богини луны) греческой, охотницы, блуждающей по лесам. Но "радующая красота" явно радует в отношении кого-то, п. ч. иначе это была бы какая-то онанистическая эстетика. Кого же? Да девушек, женщин Марья Павловна не дошла немного "до точки", как не дошла и Артемида. Еще шаг – и получилась бы поэтесса Сафо с о-ва Лесбоса. Артемида – недоконченный или, вернее, переходный тип греческой мифологии. В. Р-в.

3 Полная аналогия "пациенткам" Крафт-Эбинга! Если бы Толстой знал об этом совпадении! Если бы об этом совпадении знал Крафт-Эбинг! В. Р-в.

4 Поразительные подробности... О, сколько аналогий с первыми инокинями... "Не любила отца"... Имеющие сами не рождать, "бессеменные" сами, – ничего не чувствуют к вертикальным степеням родства: детей – не будет, а родителей как бы нет. "Чужие" по направлению вниз и вверх, но зато удвоенно родные в связанности с однолетками, с друзьями (юноши), с подругами (девушки)... Лесбиянство – в духовной

266

После фабрики она жила в деревне, потом приехала в город, была арестована и приговорена к каторге. Мария Павловна не рассказывала никогда этого сама, но Катюша узнала от других, что взяла на себя чужую вину1.

С тех пор, как Катюша узнала ее, она видела, что, где бы она ни была, при каких бы ни было условиях, Марья Павловна никогда не думала о себе, а всегда была озабочена только тем, как бы услужить, помочь кому-нибудь в большом или малом. Один из теперешних товарищей ее, Новодворов, шутя говорил про нее, что она предается спорту благотворения. И это была правда. Весь интерес ее жизни состоял, как для охотника найти дичь, в том, чтобы найти случай служения другим. И этот спорт сделался привычкой, сделался делом ее

–

(продолжение сноски со стр. 266)

степени – этой Map. Пав. выражается в том, что она уходит на фабрику не с "героем-юношею", не с "женихом" (обычная форма, обычный мотив, обычная тяга), а с подругою... Но уже поистине ее "подруга" есть ее тайный "жених"... Два шага бы вперед, в организации и жизни, и эта Мария Павловна, как древняя жрица Крита или Египта, пошла бы с этою "подругою" не на фабрику, а в храм Парсефены или Плутона ("подземные" боги, боги "Аида"), с цветами, жертвами и мольбою "Побрачьте нас, двух девушек... Ибо мужчин мы обе ненавидим" (Dea Lunus). Еще заметка: так вот где родник безумной роскоши, утопания в роскоши "напудренных маркиз" или разных "Клеопатр" всех веков, обычно окруженных любовниками (самцами). Близость к Лесбосу, "мужское в женском", "влияние Луны" отражается суровостью, "ненужностью вещей", "ненужностью имущества и обстановки" (всего, что "рождает Солнышко")... Обратно: Повышенная самочность и приближение к "вечной женственности", утончая нервы, увеличивая пахучесть, увеличивая "нектар" души и физики, порождает тоскливое желание весь мир обратить в "кружева и паутину", или обвить весь мир чем-то "кружевным", роскошью, негою... "Дворец не дворец" и "обстановка не обстановка"... Это – другой полюс монастыря: увы, столь естественный полюс! До чего разгадывается цивилизация! Как невозможно цивилизацию постигнуть без обращения вни-мания на вечную борьбу "полнобедренной" Афродиты и ("Песни Пес-Ней") с худощавою Ашерою, которой "в жертву" сжигали детей... которой "рщчего не надо", кроме кельи и ломтя хлеба, кроме "селедки" наших со-циал-демократов (см. у Степняка в "Подпольной России", вечно едят, на "конспиративных пирушках", свою "селедку", не догадываясь, до чего это показует их связь и с Ганимедом-Лесбосом, и с Ашерою-инокинею). В. Р-в.

1 Великодушие, сострадание, чисто "христианские чувства" и "хрис-тианские отношения"... Между тем по исповеданию она атеистка и, вообще, Юсе – всяких религий. Мы отсюда можем судить, откуда в религиях-то взялись все эти их типичные черты, будто бы "Богом заповеданные" и че-ловеком только "принятые к исполнению". Нет, все от матушки-натуры: но только в "натуру"-то эту надо вглядеться и рассмотреть все ее разнообразные слои, "почвы", "подпочвы", "суглинок", "песок" и "среднее"... В. Р-в.

267

жизни. И делала она это так естественно, что все, знавшие ее, уже не ценили, а требовали этого1.

Когда Маслова поступила к ним, Марья Павловна почувствовала к ней отвращение, гадливость; Катюша заметила это. Но потом также заметила, что Марья Павловна, сделав усилие над собой, стала с нею особенно добра и ласкова. И доброта, и ласка такого необыкновенного существа так тронули

–

1 Поразительно: полный очерк древней христианки! Но родник в том, что метафизически перерезаны вертикальные связи (с детьми и родителями) и метафизически же отросли такие толстые "ручищи" (вместо genital'mi) для "связывания" с "ближними", с "соседями", с "однолетками", что связь эта необорима, неубиваема, неустанна, не тягостна и прямо "в пищу", "в насыщение" полусодомиток... Она вовсе не устает на помощи "ближнему", "в услужении" ближнему, духовным "братьям" и "сестрам", – и точно так же и по той же причине не устает, как sainte prostituee Египта не уставала, совокупляясь... Разные "призвания", и радость, восторг в исполнении мирового "служения"... Но из этого ясно, до чего "дево-мужи" и "муже-девы" необходимы в цивилизации, какую колоссальную роль в жизни играют эти "никогда не выходящие замуж", какая толща работы принесена ими на алтарь человечества Между тем что такое "содом" по оценке юриспруденции, полиции9 по оценке религии? наконец, "бесстрастной науки" ?! Предмет "серного огня", кутузки и дома умалишенных!!! И только оттого, что незамечены были переходные формы к содомии, да и она сама была постигнута не в психологии своей, не в таланте и чести, но под углом единственно и одного ас-tus'a sodomicus'a, которого в 9/10 случаев и не бывает вовсе, а при "духовных содружествах", хотя они сопровождаются уже телесною любовью, иногда телесным влюблением (тут – мириады степеней), этот actus отсутствует в 10/10 случаев. . Все было проклято из-за действительно гнусного coitus'a per anum: которого или нет, или он есть только одна жилка, который-то "нерв", не главный и даже не значащий, в необозримом организме содомии, как необыкновенной близости, как "проницания лучами друг друга", как "щупанье небесными щупальцами" душ друг друга, как любовь и, наконец, (лунная) влюбленность особей с теми же genitalиями, одинаковыми у обоих влюбленных. Стоило бы медицине и юриспруденции плюнуть на эти "genital'ии", как "плевали" на свои genitalia "пациенты", подавляли их, хотели бы отрезать, они им были "не нужны", "не интересны", "мертвы", и никогда "не возбуждались": и тотчас бы они поняли это явление, и сами оболыценно залюбовались бы роскошью плодов, приносимых им на стол всемирной цивилизации! Добавлю то, что все время, на всем пространстве этой книги, хотел сказать: что уже самая обыкновенная дружба, – между "Иваном Ивановичем" и "Петр Иванычем", между "Ольгой Семеновной" и "Варварой Петровною", – простое их "симпатизирование" друг другу, но отличающееся от безразличия или равнодушного отношения к прочим окружающим, есть содомия в дроби '/10о, '/10оо. Но все-таки именно "бескорыстное", не "утилитарное" отношение близости на почве любви, на почве "почему-то нравится", и "нравится особенно и больше всех" – есть содомия, т. е дробь содомии. Как только мы это признаем или об этом догадались, так поймем, что в сущности вся жизнь залита содомиею, проникнута ею, как сахар, опущенный в стакан чаю, тающий и еще не растаявший... И что как сахар придает вкус чаю, так essen-tia sodomica сообщает сладость, приятность, легкость, облегченность, связанность и "социальность" всей жизни.. В. Р-в.

268

Маслову, что она всей душой отдалась ей, бессознательно усваивая ее взгляды и невольно во всем подражая ей. Эта преданная любовь Катюши тронула Марью Павловну, и она также полюбила Катюшу.

Женщин этих сближало еще и то отвращение, которое обе они испытывали к физической любви. Одна ненавидела эту любовь потому, что изведала весь ужас ее; другая – потому, что, не испытав ее, смотрела на нее, как на что-то непонятное и вместе с тем отвратительное и оскорбительное для человеческого достоинства"1.

Влад. Соловьев, в сумбурном, спутанном предисловии к своим стихам, высказывает несколько суждений, не связанных и несвязуемых между собою, но в которых слышится этот же крик "священного галла":

"Стихотворения "Das Ewig-weibliche" и "Три свидания" могут подать повод к обвинению меня в пагубном лжеучении, не вносится ли здесь женское начало в самое Божество? В ответ на это я должен сказать следующее: 1) перенесение плотских животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость и причина крайней гибели (потом, Содом и Гоморра, "глубины сатанинские" последних времен); 2) поклонение женской природе самой по себе, т. е. началу двусмыслия и безразличия, восприимчивому Ко лжи и злу не менее, чем к истине и добру, – есть величайшее безумие (оба курсива С-ва) и главная причина господствующего ныне размягчения и расслабления; 3) ничего общего с этой глупостью и с той мерзостью не имеет истинное почитание вечной женственности ("Вечного Девства"? "Вечной Девы", – мерцавшей древним в их Луне-Астарте? В. Р.), как действительно от века восприяв-шей силу Божества, действительно вместившей полноту добра и истины, а через них – нетленное сияние красоты".

Заметим, что "внесение женского начала в природу Божества", страстно отвергаемое, вызывает как продолжение свое столько же страстное отвержение в Божестве и мужского начала. Но тогда, во-первых, что же нам делать с выражением Слова Божия: "по образу Нашему сотворим его" (человека), "мужчину и женщину сотворили их" (Адама и Еву)?., и, 2) не останется ли тогда Божество совсем без сущности, без содержания, отвлеченным именем и понятием?– применительно к кото

–

1 Ну, вот – и больше ничего не надо! Полное определение содомии По Крафт-Эбингу и друг. "Им это (половое сношение) непонятно и отвратительно" и кажется чем-то "оскорбительным для человеческого достоинства". Ретроспективно бросая взгляд на споры, изложенные в моей книге "В мире неясного и нерешенного", только теперь понима-Йш" их источник и пафос, и что спорившие о девстве и браке "никак не могли согласиться": да спорили-то полусодомиты – сами этого о себе не знавшие – и обыкновенные люди. В. Р-в.

269

рому нельзя не вспомнить спора средневековых номиналистов и реалистов, что "понятия бывают всякие" и все они "суть плод ума человеческого"... Бог не станет ли тогда уже слишком безвиден?.. Во всяком случае, на иконах Православия "Ветхий деньми" изображается в виде Старца, т. е. в определенно мужском образе... И это никого не оскорбляет, ни у кого не вызывает недоумения или спора. Будем продолжать цитату из Соловьева.

"Но чем совершеннее и ближе откровение настоящей красоты, одевающей Божество и Его силой ведущей нас к избавлению от страдания и смерти (N. В. – конечно, ценой избавления и от "зачатий и рождений", ибо что рождается умирает, а что умирает – то раньше родилось. В. Р.), тем тоньше черта, отделяющая ее от лживого ее подобия – от той обманчивой и бессиль-ной красоты, которая только увековечивает царство страданий и смерти (т. е. от обыкновенной красоты женщин, которая, соблазняя мужчин, оплодотворяется ими, вечно продолжает рождения и с ними заготовляет жатву смерти. В. Р.)... Из вечной красоты некогда выйдет спасение мира... выйдет, когда ее обманчивые подобия (обычная женская прелесть) исчезнут, как та морская пена, что родила простонародную Афродиту (по Платону – "простонародная Афродита" рождает детей, а Небесная Афродита, Афродита-Урания – бесплодна, но зато рождает образы, фантазии, философии, молитвы; т. е. это есть Aphrodita Sodomica в том особом слиянии сияний, как я здесь объясняю). Этой (курс. С-ва) мои стихи не служат ни единым словом"...

Рождению – ничего, ноль! Никакого зернышка вдохновения! Это и есть крик Содома. "О, если бы я могла разбить детей твоих о камень", – говорит Афродита-Урания земной Афродите, – и в этом вся ее суть.

Мне только что принесли с почты брошюру "Брак и нравственная личность" некоего О. Фози*, печатающегося в "Мирном труде", нравственно-просветительном журнале, издающемся в Харькове. На обложке написано насмешливое: "В. В. Розанову – как специалисту брачных вопросов, от автора". Я действительно "как специалист" в этом деле, отогнув где нужно, моментально учуял рассуждение типичной mademoiselle в сюртуке, мыслящей о половом акте точь-в-точь, так как судят с пафосом в бесчисленных излияниях субъекты, исповедовавшиеся Крафт-Эбингу, Форелю и другим. И так как на обложках своих трудов авторы не пишут своих фамилий, – как следовало бы – с женским окончанием а, а удерживают мужское ъ, не пишут М. Иванова (Маша Иванова), а пишут М. Ивановъ (Михаил Иванов), то публика, ни о чем не догадываясь, все слушает и все внушается их рассуждениями, как чем-то общечеловеческим, обще-философским, обще-религиозным!

270

Автор с редкой для mademoiselles твердостью говорит, что сущность брака состоит, конечно, в половом общении, в совокуплении, а не в придатках к нему. "Нужно взять брак так, как он есть и каковым по самым естественным условиям своего существования всегда должен быть; и притом взять его не в отношении различных земных благ, которых через него можно достигнуть, а взять брак в его непосредственном фактическом отношении к человеку как непреходящей личности, и к осуществлению этой личностью своего понятия о цели жизни". И далее (тут речь автора показывает сама себя, и в своей духовной разумности, и в ясном органическом извращении, которое лежит под ней и направляет ее):

"Нужно взять неизменяемую часть брака, которая заключается, во-первых, в акте чувственного единения супругов и, во-вторых, в поддержании рода как естественном значении брака, как его внутренней целесообразности. И нужно взять человека как носителя идеального нравственного начала в самой своей природе и непосредственное отношение человека к раскрытию себя в мире по этому началу – как нравственной личности. Взяв так все дело, только и можно будет получить догматическое решение вопроса. Ибо здесь брак с самого Первого же момента должен фактически оказаться или в совершенно отрицательном положении, или, наоборот, он будет всем своим содержанием только утверждать истинные начала жизни. В первом случае он уже имел бы право на безусловное существование; во втором случае, т. е. если задача каждой человеческой личности заключается в том, чтобы раскрыть в мировом бытии себя как нравственную личность – явить в себе образ Бога, – тогда естественный брак как в самой половой функции, так и в необходимых следствиях ее – есть дело, фактически несоответствующее истине1. Здесь через родовой акт общения идеально нравственное начало природы человека всецело поглощается бессмысленным чувственным материальным процессом организма* и человек из своей

–

1 Природа превозмогает! Автор, конечно, знает, что на той же странице Библии, где сказан радостный глагол о человеке, что он есть подобие и образ Божий", сказана ему и заповедь: "Плодись, множись, наполни землю". Но mademoiselle кричит на него: "Не вижу, не читаю, не знаю!", "образ Божий и нравственный закон" несовместим с "плодитесь, множитесь", ибо я нравствен, и не могу, отвращаюсь размножаться". Ж Р-в.

2 Да вовсе не "бессмысленным", а прекрасным и духовным, этическим и метафизическим. Не пора ли сказать философствующим made-ffloiselles, что половая деятельность, которая никем (кроме совершающих) не зрима, никем не осязаема, о которой не говорят, не пшут (сознают дурное и грех в писании), явно и есть умопостигаемая область, чисто духовная область, носящаяся, как пар и свет, только в мысли, воображении и желаниях; что это есть, таким образом, самый спиритуалистический мир. В. Р-в

271

разумной всегдашней жизнедеятельности сводится на степень простого животного существования1.

Все это необходимо должно быть именно так, если только не принимать брак в понятии христианского таинства, где он является орудием борьбы человека с его нравственным несовершенством, – школой воздержания2 и полного освобождения супругов из-под власти материальных начал, – хотя3, конечно, и христианское таинство не уничтожает собственного постоянного качества брака и его фактического значения для нравственного начала, ибо никто не может изменить природу вещи. А потому, если где-либо в мире существует зло не как простой естественный недостаток добра, т. е. несовершенство, а как активная злая сила, как прямое отрицание нравственного добра, а вместе с ним и вечного смысла бытия и Бога, то брак есть сосредоточие, центральный пункт для этого зла4. Здесь дьявол борется с Богом, добро и зло враждуют за свое значение в мире человека. Кто победит?

В суждениях по вопросу о браке нередко указывают в качестве действительного его основания на те поставленные задачи и часто весьма высокие намерения, которые будущие супруги желают видеть и думают осуществить в своей совместной супружеской жизни. Но тот наличный факт, что брак существует и всегда может существовать помимо каких бы то ни было посторонних целей, с ясной очевидностью показывает, что они не только не служат для брака его естественным основанием, но даже можно сказать, что с чисто внешней стороны дела они вовсе и не обязательны для него. Никакие благородные начинания человека сами по себе никогда

–

1 Вот дурак: да чем животные плохи?! Египтяне их почитали за святых, и мы тоже считаем их безгрешнее людей. Между тем у животных самец и самка не могут даже встретиться, чтобы сейчас же самец не начал особенным образом ласкать и нежить самку, т. е. они находятся в постоянном, непрерывном половом возбуждении. И – невинны. Урок мудрецам и мудречихам. В. Р-в.