Текст книги "Какой ужас! (СИ)"

Автор книги: Василий Варга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

  – Я...добровольно... согласилась, мне было так...

  – Молчи, молчи, и хорошенько подумай. Разве ты можешь пойти на то, чтобы подмочить репутацию отца из-за какого-то соблазнителя-голяка, который так не по-рыцарски обошелся с тобой? Да если бы он любил тебя, он бы оберегал твою честь. А теперь что, внебрачный ребенок? Аборты строго запрещены. Аборт исключен. Ты никогда не сможешь выйти замуж...

  – Андрей на мне женится...

  – Он на тебе женится? Ха, как бы ни так, он уже дважды отказался от тебя. Все, бедная девочка, можешь одеваться. Как ты себя чувствуешь?

  – Плохо, плохо мне, я не хочу домой! Не хочу никого видеть. У меня глаз болит.

  – Это Андрей тебя так отделал, ну, признайся!

  – Он..., – произнесла Зоя и снова расхныкалась.

  – Полежи у нас в медсанчасти несколько дней, я выхлопочу тебе отдельную палату. Придешь в себя, тогда можешь возвращаться домой.

  – Меня отец убьет, не хочу домой, -запротестовала Зоя.

  – Не волнуйся, деточка, я поговорю с твоим отцом и с матерью тоже. Они тебе ничего плохого не сделают, так, пожурят немножко. Они сами страшно переживают. Для них это трагедия. Бедный отец, на нем лица нет. Я видела его недавно. Он весь почернел, на негра похож и две блестящие дорожки вдоль щек, это от слез. А такой мужественный человек. Мать в еще более тяжелом положении. Возле нее дежурят врачи. Когда сама станешь матерью и с твоей дочерью, возможно, единственной дочерью, случится подобное, тогда ты все поймешь.

  – Му-у-у! Это я виновата. Нет, не я, это он виноват, он старше меня, он и отвечает за меня. Это он соблазнил меня, а потом изнасиловал. Ах, как он меня изнасиловал! Я даже куда-то провалилась, видать, от удара в глаз потеряла сознание, потому что ничего не помню. А потом, когда очнулась, я даже закричала: еще! еще! Он меня опять бил, кусал и насиловал, и это продолжалось почти всю ночь. Вы когда-нибудь попадали в подобную ситуацию? Если попадали, то вам легко понять меня. Вообразите, я лежу, а он требует, чтоб я ноги, не руки, а ноги поднимала, как можно выше. Вот насильник-то! Теперь у меня что, ребенок будет? Не хочу ребенка, не хочу и все тут. Это он виноват, пусть он и рожает. Сделайте так, чтоб я не рожала и тогда я на все согласна. Я в мельчайших подробностях расскажу, как это было.

  Зоя посмотрела на себя в зеркало: синяк под глазом делал ее некрасивой, почти страхолюдной.

  – Как я покажусь на улице, что люди подумают? Это он виноват. Арестуйте его! Я требую.

  – Он уже арестован и будет судим. Ты только держись одной линии, будь твердой и принципиальной, как твой отец. С тобой еще будут работать следователи, а потом, возможно, придется дать показания и в суде.

  – Меня могут судить?

  – Судить будут не тебя, а твоего соблазнителя, насильника. Ты еще несовершеннолетняя. Тебе только через месяц исполнится восемнадцать лет. К тому же ты пострадавшая.

  – Я хотела бы еще хоть раз пострадать, отпустите его на один денек.

  – Что ты говоришь, деточка? Забудь о том, что ты сказала.

  – Забуду. Я уже забыла.

  6

  Зою положили в отдельную палату в больнице закрытого типа. На следующий день ее навестила мать.

  – Дитя мое, что с тобой произошло, почему ты раньше нам не позвонила? Мы бы давно тебя освободили. Что ж ты так плохо относишься к своим родителям – отцу и матери? У отца сердце разболелось, а я, если я и выжила, то только благодаря тому, что все время глотала успокоительное.

  – Ну, хватит, мама!

  – Что будем делать, если у тебя брюхо начнет расти?

  – Ну, хватит, мама! Цыц, мама! Как тебе не стыдно? Какое еще брюхо? Я массаж буду делать. Все должно пройти. Я и живот буду массировать и писку.

  – Я не переживу этого.

  – Переживешь, еще как переживешь, а вот я..., я не буду рожать, а-а-а!

  – Успокойся, дочка, у тебя, что-нибудь болит?

  – Болит, а то, как же? Еще как болит.

  – Что болит, дочка?

  – Ноги болят.

  – Где болят?

  – Да вот тут, откуда начинаются...

  – Это он, подлец, виноват,– сказала мать.

  – Он, конечно. Я не виновата, правда. Ну, скажи, мама, я не виновата? И отцу так скажи, хорошо? А было и больно и сладко, мама. Это так и положено?

  – Отец сейчас придет, – сказала мать, поглядывая на часы. – Вот, кажись, он идет.

  Действительно отец вошел в военном мундире высокий, широкоплечий, с немного опущенной головой.

  – Я рад, дочка, что ты жива, а все остальное пройдет, забудется, и жизнь пойдет, как и раньше, своим чередом. Ты мне ничего не рассказывай, я и так все знаю. Поправляйся. Через недельку мы тебя заберем отсюда. А я зачну подыскивать тебе дупломата, и мы выдадим тебя замуж.

  -За дипломата? Папульчик, давай скорее. А тут я ни в чем не виновата...

  – Знаю, знаю, – произнес отец и вышел из палаты.

  Через два месяца состоялся суд. Андрей Сазонов получи пятнадцать лет лишения свободы за изнасилование несовершеннолетней. На суде присутствовала и потерпевшая. Она не спускала глаз со своего соблазнителя и все стремилась отыскать в его лице, хоть какие-то черты, которые ей так нравились тогда на комсомольском форуме, но ничего не находила. Андрей сидел исхудалый, сгорбленный, стриженный наголо, все время прятал глаза и ни разу не взглянул на нее. Один глаз казался больше другого и заплыл кровью.

  «Как люди меняются, – подумала Зоя, с какой-то брезгливостью. – Неужели я, дочь подполковника, была в объятиях этого урода? А, может, это был лишь сон?»

  – Гражданка Сковордкина, признаете ли вы...

  – Нет, не признаю! – закричала Зоя. – Я ни в чем не виновата. Это он!

  – Подождите, гражданка Сковордкина, не торопитесь с ответом. Вы не выслушали до конца мой вопрос. Итак, повторяю: Гражданка Сковордкина, признаете ли вы себя...потерпевшей? Подтверждаете ли вы акт насилия над вами, как личностью, как над девушкой, не вступавшей ранее в интимные отношения?

  – Да, признаю. Он насиловал меня, угрожал, доставал нож. Я раньше насилия не испытывала.

  – Вы знали подсудимого Сазонова Андрея раньше, до того, как произошел с вами этот случай? – спросил судья.

  – Нет, не знала.

  – Он вам угрожал?

  – Да, угрожал.

  – Он применял физические насилия над вами?

  – А как же, он меня продырявил. У меня кровотечение было.

  Один из народных заседателей хихикнул при этом, но прокурор глянул на него и тот втянул голову в плечи.

  Отца на суде не было, только мать присутствовала.

  После зачтения приговора, Зоя вздохнула, бросилась в объятия матери.

  – Ну, мамочка, все кончилось, поздравь меня. Этот Андрей, он даже не взглянул на меня. Ты не знаешь, почему? Ты не знаешь, почему, мама?

  – Этого и следовало ожидать. Неужели ты думаешь, что он тебя любит?

  – Гм, а почему бы и не любить, я ведь самая лучшая, не так ли, мама?

  – Да, девочка моя. Пойдем-ка домой лучше.

  Отец сделал очередной подарок Лизе. Он устроил ее в университет на филологический факультет в Алма-Ате, где она проучилась один год. Свое первое приключение в жизни Зоя начала забывать. Она теперь твердо помнила одно. Если согрешить, то только так, чтоб на ночь не оставаться с тем, кто тебя соблазнит, или кого ты соблазнишь, иначе беда.

  Теперь она сама стала охотиться за одним парнем-сокурсником, но у нее появилась соперница. И эта соперница увела парня. Зоя страдала и составляла план мести. Возможно, этот план мог бы осуществиться, если бы не грянула беда. В связи с устранением Берия, органы ГБ, МГБ, читай НКВД, стали сокращаться. Под сокращение попал и папа Зои, подполковник Сковордкин. Ему предложили работать в милиции с повышением звания. Так он стал полковником и был переведен из Азии в Европу, а точнее в город Днепропетровск, где получил должность начальника ОБХСС.(Отдел борьбы с хищением социалистической собственности).

  7

  Зоя стала студенткой гос университета. Сначала все ей здесь нравилось. Но, потом когда усвоилась по истечению первого полугодия, она обнаружила ряд проблем, которые тревожили ее душу и сердце. Первая проблема состояла в том, что папа получил двухкомнатную квартиру у черта на куличках. Это был поселок Фрунзе на окраине города, где проживали одни работяги. И ходил туда один единственный трамвай, восьмерка. На нем надо было тащиться свыше десяти километров до центра города, где располагался университет Зоя тратила час пятнадцать минут в одну сторону, а так как она стала возвращаться поздно, то приходилось тревожить родителей в час а то и в два ночи. Мать всякий раз отчитывала дочь, но дочь давала ей сдачи, а вот отца боялась. Она всякий раз произносила одну и ту же фразу:

  – Ну, папуля...получи фатиру в центре, тогда я не стану опаздывать.

   Вторая неразрешимая проблема состояла в том, что на курсе были практически одни девушки. Учились и мальчики...семь человек. Но они была не счет. Все худые, бледнолицые, в старой одежде, не всегда бритые, в мятых брюках и вечно голодные, с какими-то отрешенными глазами, в которых никогда не светился огонь. Зоя думала: если показаться любому в обнаженном виде, никакой реакции не последует. Тут искать чувака бесполезно. Что делать. Даже изнасиловать некому. Это было наиболее существенным разочарованием. Но пытаться что-то изменить, не имело смысла.

   Зоя совсем опустила голову. Однажды ее соседка по парте Стела Костюковская предложила Лизе составить ей компанию.

  – И куда мы двинемся? Чуваки будут? А то я уже извелась вся. Представляешь, у меня ухажера не было уже два года. Время идет, мы стареем, перспектива выйти замуж сокращается подобно шагреневой кожи, как писал Стендаль.

  Стела хихикнула, но не призналась почему. Она хорошо знала зарубежную литературу и никогда не путала, кто какой роман написал.

  – Сегодня вечер в горном институте, а там одни мужики.

  – Правда, что ли? Они, должно быть плечистые, мышцы так и выпирают...из штанов.

  – Ты хулиганка, Зоя. А разве у тебя никого нет?

  – Был бы, не рвалась бы на танцульки.

  – Что ж! сегодня кого-нибудь закадришь.

  – А я не одета. Что делать? домой ехать целый час с гаком, что делать, а?

  – Я тебе ничем помочь не могу. Пропусти последнюю пару, тогда успеешь.

  – О, это мысль. Я прямо сейчас. Прогремит звонок на перерыв, и я сбегу. Встретимся прямо здесь у входа, идет?

  – Пусть будет по-твоему. Только не опаздывай.

  – Ну, Стела, Если на десять минут задержусь, не уезжай без меня, ладно.

  – Ладно, клуша. Но долго ждать не стану.

   Зоя за короткий период зарекомендовала себя не с самой лучшей стороны. В отличие от других студентов, не вела конспект ни по одному предмету, зачеты и экзамены сдавала по несколько раз, а последний только при помощи папы. Правда, преподаватели, в отличие от средних школ, были более независимы и на угрозы чиновника в милицейских погонах реагировали вяло, а то и вовсе не придавали им значения. Зоя это чувствовала и считала себя несчастной.

  – Ну, пап, что они на твои звонки не реагируют? Когда ты нацепишь погоны генерала? пора бы уж. Ты сдвинь это БуХСС с мертвой точки и тогда тебе сменят погоны. А то прямо издевательство какое-то. По три раза сдавать один и тот же зачет! да это офигеть можно. Голова болит от этих зачетов.

  – Ты бы, дочка, больше сидела за учебниками, а то шляешься со всякими чуваками, как ты их называешь.

  – Ты меня не любишь, папуль. Какая я несчастная, я чувствую и знаю, если бы у тебя был сын, ты бы к нему по-другому относился, – всплакнула Зоя и тыльной стороной ладони стала размазывать слезы по лицу.

  Это размазывание слез по лицу и поразило Никандра. Когда-то в молодости он делал точно так же.

  – Ладно, дочка, – сдался папочка, – я открою тебе секрет: представление на звание енерала уже послано в Москву, так что погоны скоро появятся на моих плечах, и тады я навещу твоего ректора, будь он неладен. Он ить в партизанах не воевал, советскую власть не защищал. Придется ему напомнить об этом.

  Зоя прямо расцвела. Она достала из шкафа самое лучшее платье, долго крутилась перед зеркалом и все спрашивала:

  – Как я выгляжу, мама?

  – Ты куда собралась, дитя мое.

  – Секрет, мамочка.

  Никандр выглянул из своей спальни.

  – Ты красавица у меня, дочка. Гляди, шоб я не подымал милицию города на поиски.

  – Пап, мы далеко живем от центра. Я добираюсь полтора часа до дома. Хоть бы машину за мной прислал.

  Но папа не слышал. Он уже лежал на диване на правом боку, поглаживал отвисший живот, подложив под голову том Ленина. Он всякий раз пытался познать великое учение, но то, что написал его кумир, решительно не понимал. И всякий раз думал: да, высота, глубина, не понять простому смертному. Вот получу звание енерала, тогда я с тобой Ильич повоюю, ты раскроешься передо мной, и тады в своих речах я буду только на тебя ссылаться.

  Зоя в это время уже закрыла за собой дверь, спустилась со второго этажа и по семенила к трамвайной остановке. Она спешила к подруге, Стела ее уже ждала.

  В этот раз Зоя опоздала только на сорок минут. Стела дулась на нее, но дождалась.

  На вечере в горном институте обе чувихи цвели и пахли, хотя Зоя своей внешностью, дорогими духами, шикарным платьем, глубоким декольте и чисто женским хищным взглядом оставила свою подругу Стелу далеко позади. Входящие в моду современные танцы требовали самостоятельности: каждый танцевал самостоятельно хоть и попарно, а Зоя любила старые танцы, особенно медленные, когда можно прижаться друг к другу, да еще запретным местом коснуться мужского достоинства, спрятанного не менее тщательно.

  Женихов у Зои оказалось много, но она выбрала себе самого симпатичного, чуть выше ростом, он, правда оказался изрядно бухой, но с кем не бывает.

  На вопрос, как ее зовут, Зоя охотно ответила и не соврала, назвала свое настоящее имя.

  – Зоя Никандровна, прошу любить и жаловать, – сказала Зоя, награждая кавалера роскошной улыбкой.

  – Любить буду и жаловать не стану, не дам спать с вечера до утра. Ты, ласточка, так хороша, что я просто...не знаю, что делать. Если бы не эти все дебилы..., вернее, если бы были вдвоем, я тут же бы доказал, на что способен. Ты, ласточка, не томи. Пообещай, что это вскоре случится, а?

  И Костя тут же чмокнул ее в щеку.

  Это было так приятно, Зоя стала еще симпатичнее: щеки порозовели, глаза сперва закатились, будто все уже происходило, а потом открылись, полоснули Костю, а потом засверкали, аки южные звезды в тихую волшебную ночь самой природой предназначенной для любви. И, несмотря на это, она сказала:

  – Костя, мне показалось, что ты порядочный парень, а ты просто бабник. Да знаешь ли ты, кто перед тобой?

  – Кто ты, ласточка? кто передо мной? не томи душу.

  – Единственная дочка генерала и студентка университета. Прощай, бабник.

  – Зоя, но... не предавай значения, все, что я сказал, не более, чем шутка. Надеюсь, ты любишь шутить.

  – Ха, еще как, – произнесла Зоя, прогибаясь назад, чтобы почувствовать, что у Коли что-то там есть и уже шевелится. Но Костя крепко назюзюкался, а когда он переходил норму, его мужское достоинство погружалось в беспробудную спячку и даже сама царица Тамара, не смогла бы разбудить.

  И, тем не менее, молодые симпатичные люди не расставались: Костя не отпускал от себя Зою, а Зоя не отпускала от себя Костю. Костя оказался просто молодцом: он выдержал тяжелое испытание – проводил Зою до поселка Фрунзе на том же проклятом восьмом трамвае и вернулся в общежитие в три ночи. Он проспал до обеда, пропустил важные лекции, а вечером в 18 часов встретил Зою у памятника вождю мирового пролетариата.

  Идти особенно было некуда, поэтому он повел Зою в парк подальше от садовых скамеек, где чудом остались дикие заросли. И там, вдали от всего грохочущего, бурлящего мира впился ей в губы, а когда Зоя ответила на затяжной поцелуй, и при этом у нее из груди вырвался вздох, запустил руку в то место, откуда растут ножки.

  – Дорогой, возлюбленный мой, ты не представляешь, чем я жертвую.

  Костя понял, что Зоя отныне его и тут же приступил к окончательной атаке. Но штык оказался...гибким, неспособным проникнуть в узкую щель.

  Зоя простила, она понимала, что это...все бывает. Произошло замыкание, и ничего не сказала.

  8

  К огорчению Зои подобные случаи происходили и потом. Костя был явно расстроен и все больше потягивал православную. Дошло до того, что Зоя, будучи в сердцах, сказала ему страшное, оскорбительное для мужского достоинства и самолюбия слово.

  – Ты, Костя, импотент. Сходи к врачу, может, он окажет тебе помощь. Каждая баба немного сука и...

  – Ты конечно, сука, я это давно понял. Я сам не знаю, что происходит. Давай так. Я попытаюсь уложить другую бабу. Если и с ней ничего не выйдет, пойду к врачу.

  – А если получится с другой сукой, что тогда? – спросила Зоя.

  – Тогда, сама понимаешь: прости, прощай, козочка.

  – Ты сволочь, – бросила Зоя и убежала. Костя не обиделся, он только расхохотался.

  Зоя снова осталась одна. На какое-то время она затаила обиду на весь мужской пол, сосредоточилась на учебе, аккуратно посещала лекции в стала вести конспекты по литературе и истории партии.

  Вдруг, неожиданно появился парень скромно одетый, стройный с черной шевелюрой и умным красивым лицом. Она и ее однокурсницы стали пожимать плечами, делать удивленные глаза и каждая студентка спрашивала друг дружку, кто это? Но никто не знал. Староста курса Алла Пеклина подошла к незнакомцу, спросила можно ли вписать его фамилию в журнал, но Женя отрицательно покрутил головой и вежливо произнес:

  – Я посещаю лекции из любви к У вас тут несколько профессоров, которые излагают материал просто великолепно, – как не послушать такую лекцию.

  Алла из вежливости не стала уточнять, спрашивать вы откуда, кто вы, поэтому она не могла ответить на многочисленные вопросы своих однокурсниц после занятий.

  – Девочки, если надо, я подключу своего папу, он бывший сотрудник КГБ, – предложила Зоя, полагая, что ее предложение будет воспринято на ура.

  – По-моему, насколько нам всем известно твой папочка милиционер, всего лишь, а совать милицейское рыло в учебное заведение неприлично, – саркастически произнесла Жанна Оводовская, дочь полковника ракетных войск.

  Зоя надула ноздри и глубоко вздохнула. «Погодите, чувихи, я этого загадочного мужика захомутаю», подумала Зоя и на этом успокоилась.

  Женя появился и на следующий день. Хотя он старательно конспектировал лекцию профессора Иванова, но краем глаза все же шарил, как всякий представитель пола, попавшего в бабье царство. Алла показалась ему прелестной девушкой, но когда он увидел Жанну, сердце его упало и стало колотиться где-то там внизу, на дне души. Вечером в тот же день, неся службу по охране милицейских мотоциклов, сочинил стихи, посвященные Жанне.

  Красивая девушка Жанна,

  Ты снилась мне ночью вчера,

  Нарядно одета. Но странно:

  Ты грелась одна у костра.

  И парни к тебе подходили

  И каждый был модно одет,

  Но каждого ты отстранила-

  Решительно молвила: «нет».

  После передачи стихов посыпались записки приблизительно одного и того же содержания: кто вы, откуда, из какого университета вы к нам перевелись, сколько сборников вы уже издали?

  – Ну, Жанна, – говорили подруги, – отхватила ты себе поэта. Интересно, сколько книг он уже издал? Кто он, ты узнай лучше. Если он тебя так полюбил с первого взгляда, помучь его, это полезно. Чем выше ты начнешь задирать свой прелестный носик, тем лучшие стихи будут вылетать из-под его пера. Ты вспомни Данте. Если бы не было его возлюбленной, которую он всего несколько раз видел, не было бы и самого Данте. Не подпускай его близко к себе: ты его можешь погубить, учти. Только неразделенная любовь рождает великие творения.

  – Я и сама об этом думала, Зоя, – сказала Жанна, с некоторой грустью.

  – Ты не только наша красавица, наша гордость, но еще и большая умница, а это такое редкое сочетание. Я просто завидую тебе, – сказала Зоя Сковордкина.

  – Ну, тебя внешностью тоже Бог не обидел. К тому же ты дочь полковника и твой папочка большой человек в городе, – певучим голосом произнесла Жанна.

  – Моему папочке скоро присвоят звание генерала, – похвасталась Зоя.

  – Твой папочка будет комиссар полиции, – сказала Стела Костюковская.

  – Какой еще полиции? Милиции, – добавила Лина Шевякова. – А мой папа в ракетных войсках служит, это далеко не милиция.

  – Девочки! Звонок, давайте займем места, – скала Жанна.

  – А какая у нас пара? – спросила Стела.

  – Аллах ее знает, – сказала Зоя. – Девочки, смотрите, поэт к нам на лекцию пожаловал. Жанна, держись.

  Доцент Колбовский преподавал русскую 19 века. Он излагал материал несколько поверхностно, но достаточно эмоционально, не заглядывая в конспект. Этим он и нравился студентам. Женя сел на последнюю парту, Жанна сидела впереди и не оглядывалась. Зоя Сковордкина уселась рядом с Женей и не сводила с него глаз. Почти перед концом лекции она передала ему записку.

  «Как вам не стыдно пропускать лекции? Почему вас вчера весь день не было на занятиях? Заместитель помощника старосты по посещаемости Зоя С.». Женя прочитал записку, стал смотреть по сторонам, а когда его взгляд задержался на девушке, сидевший рядом, понял: записка, адресованная ему, от нее. Она весело улыбалась, волновалась и это волнение, передалось ему. Их глаза встретились, но Женя первый опустил глаза. Не может быть, чтобы такая девушка обратила на него, голяка, внимание. Это была сдача позиций представителя сильного пола. Лизе это не очень понравилось, однако верховенство стало ее забавлять. Она еще никогда не руководила поэтом, а теперь случай подвернулся. Ее взгляд задержался на лице Вити, он как бы требовал ответа, как бы говорил: ну давай, мой поэт, отвечай на мою записку, делай встречный шаг, чего молчишь, краснеешь, как девица.

   « В следующей пятилетке обещаю исправиться, с уважением Женя» – написал он на бумажке и передал Лизе.

  Прогремел звонок. Зоя тут же оккупировала Жанну и увела ее куда-то в конец коридора, не удостоив Женю ни единым взглядом.

  «Жанна избегает меня, – думал Женя, – стихи ей наверняка не понравились. Да и не в стихах дело. Дело во мне самом. Разве я могу быть ее кавалером? Она не только слишком красивая для меня, но и слишком хорошо одета, а значит, родители у нее далеко не простые люди. Ее отец, если не слуга народа, то, наверняка, военный и в чине полковника или генерала. Эх, Жанна, если бы ты знала, где я работаю, но, может быть, ты чувствуешь и потому так высоко задираешь носик. Это правильно. Так и надо».

  Женя зашел на кафедру истории КПСС. При кафедре был небольшой читальный зал. Вскоре здесь появилась и Зоя. Она уселась рядом и, глядя на него маслеными глазами, сказала:

  – По-моему здесь не хватает воздуха, а на улице небольшой снежок. В отсутствии ветра он летит легко, как маленькие кусочки ваты. Пойдем в снежки поиграем.

  – Вы уверены, что вам этого хочется? – спросил Женя.

  Ее белое личико покрылось легким румянцем, ноздри стали смешно расширяться, но она приятно улыбнулась, а улыбка получилась очаровательной и даже какой-то робкой.

  – Я сейчас ни в чем не уверена, – ответила она, – но мне кажется, вы такой одинокий...такой не ухоженный, вы, наверное, здесь в этом городе, один.

  Женя тем временем собирал свою сумку и молча направился к выходу. Зоя последовала за ним. Она шла смело, зная, что Жанна на занятиях, на последней паре, не увидит ее в обществе Вити.

  В раздевалке она надела дорогое пальто с меховым воротником и меховую шапку и в этом наряде казалась еще более красивой. Женя облачился в легкое пальтишко из дешевого сукна и кроличью шапку-ушанку.

  – У нас на курсе самые красивые девушки, не правда ли? – сказала Зоя.

  – Вы, конечно же, правы. Только мальчиков мало: скучно, небось.

  – Как сказать. У многих есть мальчики, а Жанна скоро выйдет замуж.

  – Да?!

  – Кто-то ей стихи посвятил. По-моему ты. Мы так хохотали...

  – Почему хохотали? – спросил Женя, заливаясь краской.

  – Ну, там есть строчка «ты грелась одна у костра». Как это одна? Я бы, например, одна ни за что не торчала у костра. Кавалеров так много...отбоя от них нет. Вон горный институт, транспортный институт – одни мужики. Это только у нас женский монастырь. Я глупость сделала в свое время, что сюда поступила.

  Они пешком дошли до парка Чкалова, погуляли вокруг пруда, постояли у ивы, и Женя набрался небывалой храбрости: поцеловал Зою в пухлую молодую, пахнущую каким-то дурманом щеку. Он понял, что совершил оплошность и стал извиняться. Глаза Зои наполнились, каким-то поглощающим блеском, прелестные немного полноватые губки задергались и немного раскрылись. Они просили настоящего поцелуя.

  – Ну, иди, дурачок, поцелуй свою Зою, что ты извиняешься? когда нас целуют, – мы цветем, разве ты еще не усвоил этого? а еще поэт.

  Женя прилип губами робко, осторожно, как к чему-то священному, так щедро дарованному ему судьбой. В этом поцелуе утонула самая красивая и благородная девушка на курсе Жанна Оводовская.

  Зоя улыбнулась, красивой, завораживающей улыбкой, сняла перчатки и подала ему левую руку с тонкими горячими пальчиками, покрытыми бархатной кожей.

  Женя каждый пальчик покрывал поцелуями. Зоя щедро улыбалась, а потом сама наградила его затяжным страстным поцелуем. Это был первый университетский поцелуй в этом городе. Это был неземной поцелуй. Так могут целовать только эти прекрасные феи, студентки университета.

  – Жанна красивая девочка, ничего не скажешь, – произнесла она как бы между прочим, – но немного суховата. Стихи для нее все равно, что мертвому гимн Советского союза. А я, вот, стихи обожаю. Надеюсь, что мой поэт, если я имею право так тебя называть отныне, что-то сочинит в мою честь.

  – О да! У меня уже есть строчка! – воскликнул Женя.

  – Какая, прочти.

  – Белое, нежное тело...

  – Ничего, ничего. А дальше я буду вся раздетая? вся в твоих объятиях?

  – Когда-нибудь и это будет, если судьбе будет угодно, – восторженно произнес Женя.

  – Этого никогда не будет, – сказала она, вскидывая голову.

  – Почему, но почему, скажи!

  – Я замуж не собираюсь. А потом, пока не увижу твой сборник стихов, хотя бы такой, как у Евтушенко, о том, чтобы мы были в объятиях друг друга в обнаженном виде, не может быть и речи. Так что давай, трудись, поэт. А сейчас мне уже пора. А то папочка всю милицию города поднимет на ноги.

  – А кто у вас папа – секретарь обкома? – с приятным ужасом спросил Женя.

  – Хуже. Он комиссар милиции. Папа у меня большой человек. Правда, он еще носит погоны полковника, но уже вот-вот ему дадут звание генерала. Так что вот, мой поэт, ты должен знать, с кем имеешь дело. Милиция это во! милиция – это все, это власть в городе...таком крупном городе, как Днепропетровск – оборонная база страны. Кстати, как ты сюда пробрался? это же закрытый город. Даже когда я сюда приехала, а приехала позже папы, так как задержалась в Алма-Ате в связи с переводом в университет, отцу пришлось попотеть, чтоб доказать, что я его дочь.

  Женя стал пожимать плечами, ему явно не хотелось описывать свои приключения. Зоя увидела и смилостивилась.

  – Ладно, не рассказывай. Попал, значит попал. Может ты сочинил поэму для начальника паспортного стола. Мой папочка запросто может это проверить..., если потребуется. А сейчас мне уже пора. Столько дел, столько дел – ужас.

  Робость Вити куда-то подевалась, и он решился на невероятное.

  − Когда же мы увидимся Зоя...

  − Никандровна.

  − О, какое экзотическое отчество.

  − Это отчество древнеримское. Все полководцы носили такие отчества, − величественно произнесла Зоя, награждая бедного поэта многозначительной улыбкой. − А что касается...тусовки, то это может быть только завтра на лекциях. Думаю: ты мне передашь записку, а там стихи...лучше, чем у Евтушенко. В прошлом году здесь Евтушенко был, клеился, стихи обещал, но папа сказал: плюгавый дюже. Однако все девчонки на курсе стали мне завидовать. И сейчас завидуют. А папа наложил вето на мои отношения с Евтушенко, потому, что собирается выдать меня за дипломата.

  − Вы сказали...завтра на лекциях, а я имел в виду вечернее время...− фонари, звезды, луна, пруд в парке.

  − Фи, какая проза! Я лучше в горный институт пойду кадриться, там знаешь, сколько чуваков, один другого лучше. Проходу мне не дают; даже на руки хватают и кружатся посреди танцевальной залы.

  − Значит, у меня шансы на нуле, − трагически произнес Женя опуская голову. – А тут еще дипломаты...

  − Ну, почему? Ты борись, возьми в руки свою лиру и ударь ею по моему молодому сердцу. Там что-то про милицию, я и отцу покажу, правда, он поэзу, как он ее называет, не очень-то любит. Лучше бы, конечно сборник твоих стихов. Даже, если папан ни одного стихотворения не прочитает, но посмотрит на обложку, а на обложке красуется твое имя. Тогда он скажет: веди его к нам, я на его погляжу и нутром почуйствую, чем он дышит.

  − Зоя Никандровна, вы конечно девушка оттуда, − произнес Женя, показывая пальцем в небо, − и я...я...

  − Чао, бамбино, − произнесла Зоя и убежала к остановке трамвая.

  9

   Женю тоже вдруг понесло к трамваю, он едва успел заскочить до закрытия двери. Зоя оценила этот подвиг. Он благородно подействовал на нее. Что-то благородное есть в этом нищем мальчике, подумала она и обняла его. Пышне губы были лучшим вознаграждением, ведь ехать далеко, их дом у черта на куличках, а ночью в полупустом трамвае могут быть нежелательные чуваки, еще приставать начнут, а это приставание закончится похищением кошелька, а подружка так и останется без массажа.

  – Ну чувак, ты мне нравишься, обязательно матери расскажу об этом. Я вообще хочу привлечь ее на свою сторону. А вдвоем мы – сила. Начнем обрабатывать папу, а то он все дупломата мне в женихи пророчит. А мне этот дупломат по фигу. Кроме того за дупломатом в Москву надо ехать, а я никуда не поеду, от так вот. Пущай дупломаты сюда приезжают. Здесь не девки, а королевы. А в Москве одна шантрапа.

  Зоя тискала Женю с такой силой, что у того начали хрустеть ребра.

  – Лапочка, нельзя так сильно любить: ребра начинают выть.

  – У, съем. Попадись ты мне голенький, да в комнате, где никого нет, кроме нас двоих, только один хруст от тебя останется, остальное будет съедено, клянусь тебе, мой сук.

  – Шутишь ты все, я и сам могу съесть, только надо себя завести. Что делает голодный волк, когда почувствует запах мяса? Он набрасывается. Вот так. Вот так, вот так.

  Зое так нравилось, она даже выгнулась, чтобы поводить бугорком по запретному месту кавалера. Почувствовав дрожь в спине и в том месте откуда растут ноги, она сказала:

  – Раздену и изнасилую. Ничего, что тут несколько хорьков спят, посапывают. Это же естественное дело.