Текст книги "«Перекоп» ушел на юг"
Автор книги: Василий Кучерявенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Дымки на горизонте
На отмелях Чулынин поймал тропического краба. В то время, когда все собрались в кружок и рассматривали пальмового вора, дозорные на скале замахали руками, закричали, показывая на море. Там, далеко на горизонте, в небо поднимались дымки. Они росли и приближались. Было ясно – идут корабли. И все, забыв о пронырливом лакомке, смотрели на море.
Бахирев побежал к хижине, радостно и возбужденно выкрикивая весть о появлении кораблей.
Корабли подходили ближе, ближе и наконец отдали якоря… Но чьи это корабли, нельзя было определить – слишком далеко от берега стали они. Вот уже и шлюпки, спущенные с кораблей, подходят к берегу… И тут только моряки увидели на шлюпках японские флаги!..
С криками «банзай!» из шлюпок выскочили японские вояки и сразу же открыли стрельбу по зарослям.
Все население поселка Ранай скрылось в джунглях.
Через несколько часов среди пальм дымились догоравшие хижины. К вечеру японцы окружили моряков, связали им за спиной руки и, выстроив друг другу в затылок, привязали к длинной веревке и куда-то повели.
Под тенью пальм у походного стола сидел, вскинув высоко голову и опираясь на рукоять шашки, японский офицер. Ему было очень жарко, вспотевшее лицо лоснилось. Прищуренными глазами, скрытыми стеклами темных очков, он высокомерно осматривал стоявших перед ним связанных людей.
Один из японских матросов подбежал к офицеру и что-то доложил. Из всех его слов моряки разобрали только одно: «Мацубара-сан». Очевидно, это была фамилия офицера.
– Американцы? Англичане? Голландцы? – тыкая пальцем в русских, крикнул по-английски Мацубара.
– Развяжите нас. Мы – русские, с потопленного вашими летчиками торгового судна «Перекоп». Развяжите, иначе не будем вам отвечать, – сказал с достоинством Демидов.
– О-о! Я понимаю вас! Но мы вас не только не развяжем, а расстреляем!
– Вы не имеете никакого права на это. Мы – мирные люди, – добавил Погребной.
Мацубара усмехнулся, оскалив желтые зубы, но приказал развязать пленникам руки.
– Так-с! – продолжал он, облизывая губы. – Кто же потопил русское судно и как оно называлось?
– Пароход «Перекоп». Потопили японские самолеты восемнадцатого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, – ответил Александр Африканович.
– Это, может быть, верно, что вас потопили. Но потопили вас американцы, англичане, может быть, даже голландцы, но не японцы. Вы поняли, что я сказал, что я хотел сказать?
– Нет. Нас потопили японские самолеты. Это каждый вам скажет и подтвердит, – не сдавался Демидов.
– Хорошо. Подумайте над тем, что я уже сказал. Повторяю, вас потопили американцы, англичане, может быть голландцы. Лучше – вас потопили немцы! Мы же, императорская Япония, не воюем с Россией. Это вы знаете. Вы поняли?
Все поняли, что хотел Мацубара.
– Провоцирует, – произнес шепотом Ефим Кириллович.
Мацубара отошел от моряков и, играя шнуром на рукоятке своей шашки, произнес:
– Что ж, проверим, – и начал допрашивать малайцев, приведенных матросами.
Мацубара подозвал Датука и спросил у него по-малайски:
– Я спрашивал русских, кто потопил их судно. Ты не знаешь?
– Японские самолеты. О-о! Это я хорошо видел, так же как вижу вас, господин офицер, как вижу вот эту пальму. В тот день японские самолеты летали над островом, затем полетели к пароходу и много стреляли в пароход, бросали бомбы. Там потопили. – Датук показал рукой в море. – Самолеты летали там и тут и стреляли тут, над островом. Японские самолеты…
Раздались пощечины – одна, другая. Наступило молчание. Оно нарушалось только выстрелами, доносившимися издали. Мацубара нервно забегал взад-вперед, нанося пощечины малайцам. Датук еле стоял на ногах. Изо рта сочилась струйка крови. Черные глаза блестели гордо. И вдруг в тишине послышался негромкий голос Датука:
– Я уже старый человек и не вру. Японский самолет потопил русский пароход… Что видели глаза, то и говорит язык. Что хорошо знает сердце малайца, то и говорит его язык.
– О-о-о, – только и нашел что произнести японский офицер и принялся яростно избивать Датука.
Отдышавшись, он избил Амира, Пулунгула и еще двух малайцев. После этого офицер закурил сигарету, подумал и сказал:
– Теперь этот остров принадлежит японскому императору. Всё: Сингапур, Борнео – всё принадлежит японскому императору. Я, как офицер императорского флота, заявляю: скоро мы вас заберем, если бог не успеет забрать.
И он ткнул одного, другого в исхудавшую грудь. Повернувшись к своим матросам, японец приказал им разбить и сжечь шлюпки русских и лодки малайцев.
Матросы быстро исполнили его приказание.
Теперь все надежды на спасение рухнули. Боль и негодование кипели в сердцах моряков, а японские матросы, посмеиваясь, пошли вдоль берега реки.
…Малайская девочка Ласа сидела в тени своей хижины и вязала циновки из листьев пальмы. Вдруг она увидела японцев, испуганно вскочила и бросилась в джунгли. Но убежать не успела. Мацубара приподнял пистолет и спокойно выстрелил в нее. Девочка, неестественно подпрыгнув, упала, ткнувшись в широкие листья бананов. Увидев это, Бахирев вскрикнул и хотел броситься к японцу, но его остановил Погребной. Самураи хватали и вешали малайцев, срубали кокосовые пальмы и жгли их. А Мацубара схватил женщину и с остервенением вырвал из ее ушей большие серьги.
Вечером японцы переправились на свои корабли и оттуда освещали берег прожекторами. Потом корабли ушли в море.
Утром на берегу нашли трупы голландского лейтенанта Энгерса и сержанта Янсона. Домик голландцев был сожжен.
Малайцы похоронили повешенных и убитую девочку Ласу. В поселке долго слышались вопли, стоны, крики и плач. Петера Энгерса и Янсона русские моряки похоронили на берегу и, посовещавшись, поставили над их могилами кресты.
Демидов и Погребной собрали коллектив и предложили всем идти в поселок помогать малайцам строить хижины.
Моряки с горечью думали о погибших шлюпках – рухнули все надежды на уход с острова. Было тоскливо и страшно. Жестоко обманули эти дымки на горизонте!
Прощай, большая Натуна!
Прошло несколько месяцев после разбойничьего налета самураев, и вот они снова высадились на остров.
Прежде всего захватчики собрали малайцев и потребовали от них каучука, кокосовых орехов, кофе, бананов, рыбы. Добычу самураи складывали в корзины, ящики и увозили с острова. Несколько малайцев были повешены за то, что ничего не дали грабителям. Среди них оказался и Пулунгул.
Японский офицер Мацубара неистовствовал. Многие хижины малайцев опустели, а многие были сожжены. Обезумевшее от ужаса население скрывалось в джунглях.
Моряков опять привели к офицеру. На этот раз Мацубара не кричал, а слащаво улыбался и обещал всех, кто скажет «правду» о потоплении «Перекопа», взять на корабль и вывезти с острова. Но ему по-прежнему отвечали: «Перекоп» потопили японские самолеты.
– Что вы будете делать среди этих дикарей? Вы понимаете, что вас ждет на этом острове? Вы понимаете – смерть, – убеждал Мацубара. – А если вы скажете правду, – вкрадчиво продолжал он, – то… скоро будете дома.
Моряки молчали. Тогда Мацубара распорядился забрать на корабль капитана. Только одного капитана!
Японские матросы схватили Демидова за руки и, толкая его в спину, поволокли.
Погребной выкрикнул:
– Или всех забирайте, или никого!
Он попытался загородить собой капитана, но его оттолкнули.
И вот, в тот момент, когда Александра Африкановича втащили в бот, туда же вскочил и Бахирев. Японцы оставили Демидова и начали избивать прикладами Бахирева. Затем выбросили его в воду.
На помощь Бахиреву бросились Друт и Макаренков. Они подхватили Илью и вынесли на берег.
Демидов, воспользовавшись суматохой, выскочил из бота и присоединился к морякам, которые тут же окружили его плотным кольцом. К ним подскочил Мацубара, сердито закричав по-русски:
– Это что есть? Беспорядок, бунт! Я вас буду учить! Вы сами среди дикарей дикарь стал… Капитан умирай, вы сами будете отвечай. Вы здесь умирай будете… Это я вам говорю – офицер японской императорской флота.
– Успокойтесь, господин Мацубара, – сдерживая ярость, обратился к нему Погребной. Глаза их скрестились, и Мацубара, перестав кричать, уставился на Погребного. – Или всех моряков забирайте, или никого. И дайте нам хинину, бинтов, лекарств. Вы обязаны это сделать в силу международных законов о моряках с погибших судов.
– Хорошо! Вы все останетесь здесь, – угрожающе сказал Мацубара. – Лекарства, бинты вам не нужны. Они нужны нашим раненым. – Затем, обращаясь к своим матросам, он что-то резко выкрикнул; те подтащили к нему Амира – малайского старосту. – Ты и все малайцы будете отвечай, если русские сбегут с острова. Понял?.. Понял, что я сказал? Это закон императорской Японии!..
Японский корабль снялся с якоря и вскоре скрылся за горизонтом.
Опять потянулись дни тревожных ожиданий.
Как ни старались Демидов и Погребной подбодрить людей, настроение у моряков заметно падало. Люди тосковали. Гнетущее впечатление на всех произвела гибель шлюпок. Разговоры шли об одном – как вырваться из плена. Жизнь на острове все более тяготила. Вспоминали о Бударине и его группе – где они?
Малайцы всячески старались помочь морякам, хоть сколько-нибудь облегчить их участь. Однажды прибежал Датук и радостно сообщил, что с острова Борнео тайно пришли две прао – небольшие малайские парусные суда – и через день уходят обратно. Они могут увезти русских на Борнео. И тут же попросил:
– Если вас поймают японские люди, вы не говорите, что вам сказали малайские люди. Вы сами, всё сами знай.
Моряки расцеловали Датука; радости, казалось, не было конца. Разговоры о близком отъезде уже не прекращались. Бахирев отдал Датуку все поддоны для выварки соли, некоторые моряки совали пуговицы на память. Датук подарил Бахиреву простую, хорошо отполированную скорлупу кокосового ореха с дырочками – водяные часы.
В день отъезда на проводы русских пришло много малайцев. Старуха малайка, мать повешенного японцами Пулунгула, обхватила за плечи Евдокию Васильевну и стала что-то причитать.
Амир, глядя на русских, произнес:
– Я – самый старый и самый старший на острове человек. Я много видел. Но никогда не видел таких людей, как русские. Они были раздеты, голодные и все-таки не обижали нас, не трогали наших женщин, не брали даром пищи, а старались добывать ее сами. Они землю расчищали, убикаю, ананасы, кокосовые пальмы садили. Это только хорошие люди – добрые – так делают…
Научили нас соль добывать.
Русские люди – добрые люди! Нас грабили и обижали голландцы, пришли японцы тоже стали грабить, убивать.
На нашей земле мы не хозяева.
Только вы и считали нас людьми, помогали нам строить хижины. Спасибо вам, большое спасибо, – растроганно закончил он.
Капитан Демидов от имени всех русских поблагодарил малайцев за приют, за помощь, за добрые слова.
С попутным ветром
Когда все уселись, в прао вскочил Русен.
Демидов, Костюк, Радченко, Дуся, Байдаков и другие попали на одно судно. На другое – Друт, Погребной, Бахирев, Бакалов, Чулынин, Плиско, Макаренков, Гасюк и все остальные. Люди устраивались поудобнее на циновках.
Раздалась команда, прозвенел гонг, малайские матросы подняли косые паруса и запели какую-то протяжную песню. Шкипер стоял на носовой части судна как изваяние, подняв руки вверх: малайцы выпрашивали у неба попутного ветра.
Суденышки прошли мимо белеющей песчаной отмели, где недавно ремонтировались шлюпки. Теперь здесь виднелись черные, обгорелые шпангоуты сожженных шлюпок. Прошли мимо скалы – памятника пароходу «Перекоп». Вскоре берега слились в одну синюю полоску, затем они исчезли, и только потухшие вулканы Натуны еще долго маячили на горизонте.
Остров Борнео находился за сотни миль от Натуны. Суденышки скользили на юго-восток. Один из малайцев постоянно сидел у руля, следил за парусами и выкрикивал время, показываемое водяными часами.
Водяные часы – изобретение малайцев. Они одинаково действуют и в тихую и в штормовую погоду. Это —► ведро, сделанное из толстого бамбука, наполовину наполненное водой. В нем плавает хорошо выскобленная и отполированная скорлупа кокосового ореха. На ее более тяжелой стороне просверлено отверстие. Когда скорлупа лежит в ведре, в нее устремляется тонкой струйкой вода, которая постепенно наполняет скорлупу. Размер отверстия рассчитан так, что ровно через час скорлупа тонет, И это повторяется час за часом. Время отсчитывается от восхода до захода солнца.
Друт с интересом рассматривал малайский компас, вправленный в углубление большого деревянного круга, который плавал в воде.
Дни стояли солнечные, и только в конце пути налетел сильный шквал. Сначала откуда-то издалека пронесся едва заметный ветерок. Малайские матросы, сидевшие до этого спокойно, стали быстро крепить паруса. Вскоре загудел сильный ветер, заблистали молнии. Стало темно и прохладно. Море поседело. Ветер с каждой минутой крепчал, Малайские суденышки стремительно неслись вперед. Мачты скрипели, паруса наполнились ветром, надулись, готовые лопнуть. Волны обдавали моряков холодными брызгами. Малайские матросы были спокойны, как и их шкипер.
Но вот раздалась отрывистая команда шкипера, и малайцы кинулись к парусам. Огромные волны с шумом и ревом накатывались на прао. Казалось, что суденышки вот-вот будут поглощены морской пучиной. Но уже через несколько секунд, рассекая вспененные волны, суденышки вновь взмыли на гребнях волн и, разрезая пену, неслись вперед. Воздух был наполнен распыленной водой, как дым, висевшей над морем.
А когда на рассвете солнце озарило море, ветер уже утих. Волны еще высоко вздымались, но ярость их постепенно слабела. Прао прекрасно вели себя в штормовую ночь, вызывая искреннее восхищение советских моряков.
Вскоре показался небольшой скалистый островок. Шкипер направил к нему прао, и судно ткнулось в береговую отмель. Через несколько минут подошло и второе.
– Не разбрелись, не потерялись в море. Молодцы малайские моряки! И это их японец назвал дикарями!.. – воскликнул Байдаков.
Моряки с наслаждением напились холодной воды из ручейка. Затем отдохнули, пополнили запасы воды, кокосовых орехов и набрали черепашьих яиц, из которых Сидор Андреевич Гасюк приготовил отличную яичницу. С большим аппетитом ели после нескольких суток полуголодного плавания. Отдохнув, моряки заторопили малайцев плыть дальше, к Борнео.
– Борнео недалеко, – произнес Русен, когда вышли в море, и показал на каких-то огромных мух.
Большие прозрачные крылья этих насекомых, прямые, как у стрекоз, имели в размахе не менее десяти сантиметров. Насекомые облепили паруса, борта прао, издавая тоненький писк, едва моряки пробовали их схватить.
На десятый день плавания показался гористый берег Борнео. Постепенно приближались покрытые пальмами и зеленью вершины мысов. Суденышки вошли в бухту, а затем стали подыматься вверх по реке. Река, делая крутые повороты, текла среди низменных берегов, у которых стояла густая стена мангровых деревьев с массой воздушных корней. Эта стена, изредка прерываемая песчаными отмелями, то отступала, то приближалась к воде.
Вдали зеленели кроны высоких пальм. Кое-где по берегу виднелись плантации кофе, каучуковые деревья с белыми надрезами на коре и подвешенными чашечками для сока.
Глубоко в воде обрисовывались силуэты крокодилов. Было тихо и солнечно. Подойдя к какому-то городу, стали на якоря. Приехала малайская администрация. И, когда Русен рассказал им, что он привез русских моряков с потопленного японцами парохода «Перекоп», малайцы начали приглашать русских на берег. Они впервые видели русских, но много слышали о них.
Бахирев заметил высокие мачты радиостанции. Указывая на них Плиско, он сказал:
– Смотри, Николай Федорович, – радио! Уж теперь-то сообщим на Родину о себе…
Повеселевшим морякам казалось, что близок день их возвращения на Родину.
Опять Натуна
Из попыток дать радиограмму на Родину ничего не вышло: на острове хозяйничали японцы, и радиостанция находилась в их руках. Корабли сюда приходили тоже только японские, и в основном военные.
Всего несколько часов советские моряки пожили на свободе. Японцы взяли их под стражу и заключили в лагерь для военнопленных.
Вскоре к ним присоединили группу моряков во главе с Будариным.
Однажды в лагерь явился японский офицер и с ним кинооператор. Оба начали угощать моряков сигаретами. Офицер что-то кричал, гримасничал, показывая на кинооператора, на себя и на моряков. Он, как это поняли все, предлагал морякам улыбаться, чтобы кинооператор смог заснять их радостно приветствующими офицера, который угощает их сигаретами. Но советские моряки повернулись к кинооператору спиной, едва тот начал съемку. Убедившись, что из его затеи ничего не выйдет, офицер махнул рукой кинооператору, и тот, пятясь, скрылся.
А потом русских окружили японские военные матросы, повели их к берегу, перевезли на военный корабль и бросили в темный трюм.
Уже на следующую ночь пленники почувствовали, что корабль куда-то идет.
Несколько раз Друт и Байдаков пытались подняться на палубу, чтобы хоть по звездам определить, куда идет корабль, но часовой не выпускал их наверх.
Прошли еще сутки, в трюм спустился матрос и приказал выходить. Моряки вышли на палубу, поеживаясь от свежего ветра, осмотрелись.
Слева тянулась длинная отмель. За ней поднимался черной стеной утес с такими же черными силуэтами пальм, чуть белевшими своими верхушками. На море искрилась лунная покачивающаяся дорожка.
Всем показалось очень знакомым это место: и мыс, и видневшиеся вдали верхушки вулканов.
– Да ведь это Натуна! – воскликнул Друт.
И он не ошибся. Это действительно была Большая Натуна…
На рассвете всех высадили на остров. Японский офицер, что-то быстро говоря, подошел к Амиру. Он долго кричал на старосту острова, затем строго-настрого наказал следить за русскими, чтобы те не сбежали. Вскоре японский корабль снялся с якоря и ушел. Пришли малайцы, радостно приветствовали моряков. Датук принес целую корзину кокосовых орехов.
Какими же тяжелыми были последующие месяцы жизни на острове! Правда, малайцы по-прежнему хорошо относились к морякам, снабдили их продуктами, вселили опять в хижину Лимана, принесли поддоны, что Бахирев подарил Датуку, и вернули Олейникову кастрюлю.
Маленький мальчик, один из тех, которым моряки рассказывали о русской зиме, тоже прибежал и радостно подал Бахиреву голубую детскую рукавичку. «Твоя», – сказал он по-малайски. Поступок мальчика до глубины души растрогал всех моряков.
На острове было очень тихо. Людей встречалось совсем мало.
– А где же малайские люди? – спросил Бударин.
Датук пригладил на голове прямые жесткие волосы, затем потеребил несколько волосков редко растущей бороды и долго молчал. И его желтое скуластое лицо выражало столько печали, что все стало ясно без слов. Но Датук все-таки заговорил:
– Японские люди много-много забрали малайских людей. Увезли далеко-далеко на другие острова. А если кто не хотел, того повесили. Часть людей скрылась в джунглях. Плохо, очень плохо стало у нас…
В тюрьме
Через несколько месяцев к острову опять пришел японский военный корабль. Всех моряков посадили в шлюпки и перевезли на корабль.
Шлюпки еще несколько раз ходили на берег и возвращались, нагруженные каучуком, кокосовыми орехами, бананами.
Уже под вечер корабль снялся, взяв курс на юго-запад.
Собравшись у трюма, моряки грустно смотрели на скалистые берега острова, на розовеющие в отблеске вечерней зари коралловые отмели и рифы. Медленно удалялись синеющие вершины вулканов, застывшие в спокойном воздухе пальмы на берегу. Стало прохладнее, и накаленная солнцем палуба корабля уже не обжигала подошвы босых ног.
На вторые сутки, сидя в трюме, все услышали грохот отдаваемого якоря, стук деревянных колодок на ногах забегавших по палубе японских матросов. Пароход прибыл в Сингапур.
Когда моряков везли из порта, в боковой улице, у кинотеатра, они увидели невысокие елочки в кадках.
– Смотрите, елочки! Зеленые! – воскликнул изумленный Бахирев.
Всех волновали до глубины души эти ничем не примечательные деревца в кадках. У Дуси даже слезы показались на глазах, и она их торопливо вытирала, приговаривая:
– Фу ты, какая-то пыль в глаза попала…
Вскоре моряков привезли на окраину, заключив немедленно в тюрьму. Здесь были военнопленные англичане, американцы, голландцы.
А через три дня русских моряков отправили в Джахар, севернее Сингапура.
Машина бежала по асфальтированной дороге. На окраине города поднимались высокие пальмы. Моряков особенно поразила одна, верхушка которой была усеяна белоснежными цветами, отчего все дерево казалось огромным цветком. Проехали один, другой мост. Потянулись сады, богатые мраморные и гранитные виллы. Везде расхаживали японские офицеры. Фасады домов утопали в зелени. Но вот открылись голые, пустынные, выжженные солнцем места.
Пленников посадили в такое тесное помещение, что буквально нечем было дышать. В горле першило.
Оказалось, что весь пол и стены обсыпаны молотым перцем.
– Да что они, очумели, что ли? Тут же дышать нечем, всё в горле горит. Слезы так и катятся из глаз. Неужели японцы нарочно насыпали здесь перцу? – произнес Олейников.
Бударин подошел к двери и принялся колотить в нее. Когда часовой открыл и заглянул в помещение, он тут же отвернулся и начал чихать.
Бударин закричал:
– Коменданта! Немедленно коменданта!
Вскоре прибыл комендант. Он выслушал, очень вежливо улыбнулся и заявил:
– Рад бы был дать лучшее помещение русским морякам, но другого нет.
Одежда у моряков превратилась в отрепье, расползлась настолько, что неудобно стало показываться друг другу.
– И еще дайте нам какую-либо одежду – ведь мы почти голые, а женщины – те и совсем в бедственном положении, – заявил Демидов.
– Хорошо, подумаем, может, и поможем русским морякам, – заявил японский комендант.
На следующий день морякам дали связку старого английского военного обмундирования.
– Это же ловушка: оденемся в английское, и нас расстреляют как военнопленных.
Но выбора не оставалось, пришлось примириться и кое-как одеться.
Олейников шутил:
– От моих харчей так поправились, что в одежду подростков влезем. А вы, женщины, одевайтесь в мужскую одежду, у вас все-таки косы длиннее, чем у мужчин, так что отличие есть. К тому же в Японии женщины носят брюки, да и коменданта убедить в противном нельзя…
– И черт их знает, англичан: какие они длинные да сухопарые! А ведь их Черчилль-то, того – толстый… – заметил Гасюк.
– А вот мне как раз форма подошла! – сказал Бахирев.
– Ты ведь породы-то какой? Испанской – донкихотской, сродственной англичанам.
– И на что мне такие сродственнички, – возразил запальчиво Бахирев.
Несмотря на протесты, ничего больше добиться не удалось. Правда, комендант разрешил выходить иногда на прогулку. Моряки достали ведра, принесли воды и обмыли все стены. Стало немного легче. Прошли дожди, размыли холмики недалеко от домика: из них выглядывали белые человеческие кости, клочки одежды…
Моряков почти каждый день водили на допрос. Предлагали подписать какие-то бумаги, написанные на японском языке; очень любезно предлагали сигареты, чай, хлеб и спрашивали:
– Не помните, не голубые ли звезды были на плоскостях самолетов, потопивших русский «Перекоп?»
– Нет, были японские опознавательные знаки – красные круги, – не сдавались моряки.
И вновь их отправляли в лагерь.
Люди кашляли. И без того истощенные, они теперь совсем исхудали.
Но вскоре пришла радость – советские моряки узнали от пленных англичан, что еще в феврале в районе нижней Волги были окружены и разгромлены несколько гитлеровских армий.
Пленников оставили в покое и совсем не вызывали на допрос.
Однажды пришел комендант и, улыбаясь, заметил:
– Я докладывал начальству; здесь действительно помещение нехорошее, но другого нет, поэтому мы переводим вас в Сайгон.
