Текст книги "Атаманыч"

Автор книги: Василий Юксерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава девятая. Часы

Наутро Мишу вызвал к себе Урманов.

Когда Миша вошел в кабинет, подполковник поднялся ему навстречу. Он положил обе руки на плечи мальчика и заглянул ему в глаза.

– Как ты себя чувствуешь, Миша? – спросил он.

– Хорошо, товарищ подполковник.

– Сержант Кандалин доложил мне, как ты вел себя вчера…

Миша похолодел.

«Неужели подполковнику известно, что я вчера нарушил приказ сержанта! – подумал он. – Но ведь сержант сказал, что прощает меня на первый раз и никому ничего не скажет! Не может быть, чтобы он не сдержал слова!»

А Урманов продолжал:

– Молодец, Миша. Ты вел себя как настоящий герой! Не дал убежать шпиону. Сержант говорит, что ты вцепился ему в ноги мертвой хваткой… Расскажи-ка мне по порядку, как это произошло.

Миша вздохнул с облегчением:

– Мы с сержантом Кандалиным через лес несли в штаб оленью шкуру. Идем это мы, ничего такого не думаем, стали спускаться в овраг. Сержант за кусты держался руками, а я по тропинке вниз бегом пустился. Смотрю наш солдат на земле корчится, а какой-то дядька стрекача дает. Ну, я бросился ему наперерез и схватил его за ноги. Он упал, а тут сержант с автоматчиком подбежали. Вот и все…

Атаманыч замолчал. Молчал и Урманов. Он несколько раз прошелся по кабинету, потом спросил:

– Миша, ты знаешь, что капитан Некрасов и лейтенант Сидоренко погибли?

– Знаю, – тихо ответил Атаманыч. – Про Сидоренко мне сержант Кандалин еще вчера в лесу сказал, а капитан, говорят, от ран скончался…

– Да, он умер, не приходя в сознание. И никто не знает, как ему удалось захватить этого японского шпиона и вообще, что произошло в ту ночь. Ты можешь объяснить?

– Нет, товарищ подполковник, не могу. Я даже выстрелов не слышал. Капитан и лейтенант пошли к оленю, а тут он сам выскочил из кустов. Я думал, что он ручной, и хотел его погладить. А он меня по голове копытом…

– Постой, постой, – остановил его подполковник. – Выходит, и тебе от шпиона попало? Я этого не знал…

– От шпиона? – с недоумением переспросил Атаманыч. Да нет, товарищ подполковник, меня олень ударил…

– В оленьей шкуре прятался японский шпион, – сказал Урманов. – Так что можешь считать, что вы с ним квиты – он тебя ударил, ты ему не дал удрать. Этот самурай очень ловкий и опасный шпион, так что поймать его – большая заслуга. Урманов открыл ящик стола и достал оттуда маленькую коробочку. – А вот это, Миша, тебе на память об «олене», – сказал он, протягивая мальчику коробочку.

Атаманыч взял коробочку, осторожно открыл.

– Часы! – невольно вырвалось у него. – Спасибо, товарищ подполковник!

Урманов с доброй улыбкой смотрел на мальчика.

– В армии в таких случаях говорят не «спасибо», а «служу Советскому Союзу», – сказал он.

– Служу Советскому Союзу!

– Вот так. А теперь можешь идти.

Миша козырнул, повернулся через левое плечо и направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери и остановился.

«Как же так? Взять часы и уйти, ничего не рассказав подполковнику? – подумал он. – Подполковник, видно, ничего не знает о том, что я нарушил приказ сержанта. Правда, если бы я не нарушил приказа, то не нашел бы шкуру… Но все равно. Может, если бы подполковник узнал всю правду, он, вместо того чтобы награждать меня часами, посадил бы на гауптвахту?»

Видя замешательство мальчика, Урманов спросил:

– В чем дело, Миша?

Атаманыч вернулся к столу, встал по стойке «смирно», громко и четко сказал:

– Товарищ подполковник, я вчера нарушил приказ.

– Какой приказ?

И тут Миша чистосердечно рассказал обо всем.

– Да, брат, в армии за такие фокусы по головке не гладят, – сказал подполковник, внимательно выслушав Мишин взволнованный рассказ. – Но я вижу, что ты все понял, и надеюсь, что больше этого не повторится.

– Так точно, товарищ подполковник!

– А за то, что сам признался, – хвалю. Ну, теперь иди отдыхай.

Выйдя из штаба, Миша немного постоял на крыльце, прилаживая ремешок часов на руке. Приложился ухом, послушал, как они тикают.

По дороге в казарму он все время поглядывал на часы.

В разведвзводе его встретили градом вопросов.

– Зачем вызывал тебя подполковник?

– Хвалил?

– А может, ругал? – пошутил кто-то из бойцов.

Миша молча подтянул рукав гимнастерки и с торжествующим видом поднял руку над головой.

Бойцы дружно ахнули:

– Вот это да!

– Ну и Атаманыч!

– Теперь каждому видно – герой!

– С наградой!

Когда все разошлись по своим делам, Миша пошел в красный уголок. Ему захотелось написать письмо онорским ребятам, поделиться с ними своей радостью.

«Добрый день, дорогие ребята и девочки. Примите от меня горячий солдатский привет. Пишет вам Миша Ковальчук…»

Миша подпер щеку рукой и задумался. О чем написать? Хотелось рассказать так много…

Он написал о том, как хорошо относятся к нему все бойцы и командиры, написал и про то, что носит настоящую солдатскую форму. Ему очень хотелось написать про шпиона и про часы, но, подумав, он решил, что это будет похоже на хвастовство, а потом, должно быть, про шпиона вообще лучше не писать – это, наверное, военная тайна.

Закончив письмо, Миша сложил его треугольником и некоторое время сидел в нерешительности – кому из ребят его адресовать? Наконец он решительно макнул перо и четко вывел: «Сахалинская область, село Онор, средняя школа, Светловой Нине».

Потом он снова развернул письмо и сделал приписку:

«Нина! Ты, наверное, волновалась, когда я ушел из дома, искала меня? Не сердись. Когда встретимся, я тебе все объясню».

Миша отнес письмо дневальному. Тот взял его и равнодушно бросил в ящик, где уже лежало несколько солдатских треугольников. Мише даже обидно стало.

«Разве так с письмами обращаются? – подумал он, неприязненно глядя на дневального. – Ведь это не какая-нибудь бумажка, а письмо. Человек, может, душу в него вложил, и нечего его так швырять…»

Стемнело. На сером холодном небе одна за другой стали зажигаться звезды.

В казарме тоже появился огонек. Он совсем крошечный и освещает только стол дневального и немного входную дверь. Остальная казарма тонет во тьме. Ничего не поделаешь – война, надо экономить.

Незадолго до вечерней поверки лейтенант Остапов позвал Мишу к себе в землянку. Он поздравил мальчика с наградой, потом разговор зашел о границе.

– Товарищ лейтенант, – спросил Атаманыч, – а может быть так, собирает, скажем: кто-нибудь в лесу у границы грибы или ягоды, заблудится и попадет к японцам? Что тогда будет?

– Нет, Миша, так быть не может. Собирать грибы или ягоды у границы нельзя. На границе может быть только часовой-пограничник, да и то только тогда, когда он в наряде.

– А разведчики?

– Только по приказу, если у них есть специальное задание. Ясно?

– Ясно, товарищ лейтенант.

Затрещал зуммер полевого телефона. Остапов взял трубку.

– Двадцать третий слушает! – сказал он. – Так точно, товарищ Десятый! Есть явиться немедленно!

Он положил трубку, взял со стола полевую сумку:

– А ты, Атаманыч, иди спать.

Они вышли из землянки командира и разошлись в разные стороны.

В казарме, раздеваясь, Миша спросил у своего соседа по нарам:

– Слышь, лейтенант говорил по телефону: «Двадцать третий слушает. Так точно, товарищ Десятый». Как это понять?

Молоденький солдат – сам полгода в армии – ответил с напускной важностью:

– Это позывные.

– Какие позывные?

– «Какие, какие»! Обыкновенные. Позывной – это… Ну как бы тебе объяснить… Понимаешь, разговор по телефону может подслушать противник. Так вот, чтобы он не догадался, кто по телефону говорит, не называют ни фамилий, ни званий, а только номера. Ну, понял теперь?

– Теперь понял.

Миша уже засыпал, когда снова услышал зуммер.

– Восьмой слушает! – отозвался дневальный. – Так точно, товарищ Двадцать третий! Сигнал «Тигрица» принят!

– Подъем! – крикнул дневальный во весь голос.

«Опять Двадцать третий, – сквозь сон подумал Миша. – Наверное, мне все это снится…»

Но тут прозвучала другая команда:

– В ружье!

Миша наконец понял, что все это наяву. Он вскочил и начал лихорадочно одеваться.

«Вот разиня! – ругал он себя. – Проспать сигнал тревоги!»

Дверь землянки отворилась, и в казарму стремительно вошел лейтенант Остапов.

– Смирно! – скомандовал старшина.

Остапов остановился перед строем.

– Товарищи бойцы, получен приказ – немедленно выйти к государственной границе в ложбину между сопками Брусничная и Наблюдательная. Дальнейшая задача будет вам передана через командиров отделений, когда прибудем на место.

Казарма опустела. У телефона остался дневальный.

Глава десятая. Хитрость врага

Для возвращения Хироситы прошли все сроки. Но он не возвращался.

Долговязый капитан – начальник разведгруппы поста Хандаса – вышагивал из угла в угол по просторному кабинету.

«Видимо, надо посылать нового человека, – думал он. – Но как переправить его через границу?»

Капитан морщил лоб, наклонялся над топографической картой, что-то вымерял линейкой, потом отбрасывал линейку и, с силой сцепив руки, хрустел пальцами.

Капитан подошел к окну и резким толчком открыл его. В комнату ворвался холодный ветер и сдул со стола карту.

Капитан с раздражением захлопнул окно, поднял карту и схватил трубку телефона:

– Позвать ко мне Нацуме.

Через несколько минут в кабинет начальника разведгруппы вошел невысокий худой человек лет пятидесяти, по виду охотник, каких много на Сахалине. Из-под шапки виднелись прямые, тронутые сединой волосы, узкие, глубоко спрятанные в глазницах глаза смотрели настороженно.

Вошедший приложил правую руку к груди и поклонился.

– Я позвал тебя, Нацуме, по поводу утреннего разговора, – сказал капитан. – У меня есть одна идея.

– Слушаю вас, господин капитан, – снова поклонился вошедший.

Капитан кивнул на стул:

– Иди поближе, садись.

Легкой, крадущейся походкой Нацуме прошел через комнату и сел возле стола.

– Вот что, – вдруг сказал капитан, – пожалуй, прежде я послушаю твои соображения.

Нацуме давно знал повадки своего начальника. Обычно, когда капитан оказывался в затруднительном положении и не мог ничего придумать, он вызывал кого-нибудь из своих более опытных подчиненных и старался выведать его мысли. Если тот высказывал что-либо дельное, то, внимательно выслушав, капитан в заключение разговора небрежно ронял: «Молодец. У тебя голова варит. Это же самое хотел тебе сказать и я».

Поэтому на слова капитана Нацуме только улыбнулся и, глядя в сторону, тихо проговорил:

– Я думаю. Но мой план еще не окончательно созрел, господин капитан.

Начальник разведгруппы с досадой поморщился.

– Я замечаю, вы начинаете сердиться, господин капитан, – вкрадчиво продолжал Нацуме с чуть заметной усмешкой. – Я понимаю, конечно…

– Я тебя позвал не для того, чтобы любоваться, как ты умеешь крутить хвостом, старая лиса! – перебил его капитан. – Я тебя спрашиваю, ты должен отвечать. Кто здесь начальник, я или ты?

– Напрасно волнуетесь, господин капитан, – спокойно ответил старый разведчик. – Если я вам не подхожу, то обратитесь к майору с просьбой, чтобы он перевел меня в другое место. Впрочем, вряд ли он исполнит вашу просьбу: во всей разведке вы не найдете другого такого человека, который знал бы Сахалин так же, как я. Со мной мог сравниться, пожалуй, лишь Хиросита. Но он, судя по всему… – Нацуме приложил обе руки ладонями ко лбу, поднял глаза и вполголоса, как будто про себя, забормотал: – Пусть земля будет ему мягка, меня же – о Аматерасу! – охрани от неверных шагов. Пусть на всех дорогах сопровождают меня добрые духи, а злые духи да будут прокляты…

С каждым словом Нацуме капитан все более и более терял свой грозный вид и, когда старый разведчик умолк, заговорил миролюбиво и даже с некоторым подобострастием:

– Я же не сказал, что ты нам не подходишь, Нацуме. Правда, я погорячился, но ведь ты сам должен понять – сейчас такое положение, что нельзя дальше тянуть. Да и за Хироситу нас не погладят по голове. Мы должны приложить все силы, чтобы не уронить своей чести.

Капитан поднялся с кресла и подошел к окну:

– Я надеюсь на тебя, Нацуме.

Нацуме довольно улыбнулся, но тут же прогнал улыбку с лица:

– Господин капитан, кажется, мой план уже прояснился окончательно.

Капитан рывком повернулся к Нацуме:

– Ну говори, говори!

Нацуме молчал. Капитан смотрел на него выжидающе.

– План мой, – медленно проговорил Нацуме, особо выделяя слово «мой», – и самым правильным будет поручить его выполнение мне.

– Пожалуй, так, – согласился капитан. – Тебе нужно доверить это дело.

– Спасибо за доверие, – поклонился Нацуме. – Я приложу все свои силы, чтобы выполнить задание. Ну, а как насчет оплаты?

– О, в этом не сомневайся. Ты получишь достойную награду.

– Я бы хотел знать поточнее. Сколько?

– Ну, скажем, пять тысяч иен.

– Пять тысяч – мало. Хиросита получил десять. И я на меньшее не согласен.

– Ладно. Пусть будет десять тысяч.

– Благодарю вас, господин капитан.

Нацуме и капитан склонились над картой.

– Самое удобное место для перехода вот этот овражек между сопками Брусничная и Наблюдательная, – сказал Нацуме, легонько касаясь карты остро отточенным карандашом.

– Да, я согласен с тобой, – проговорил капитан. – Но все дело в том, как ты перейдешь границу?

– Сейчас ветер дует в советскую сторону. Метеорологи сообщают, что в ближайшие сутки он своего направления не изменит. Что вы скажете на то, если сегодня вечером на границе сразу в нескольких местах начнется лесной пожар? Огонь начнет распространяться вглубь советской территории. Советское командование, конечно, не станет дожидаться, пока пожар потухнет сам собой, и пошлет на его тушение войска. Огонь, дым, суматоха…

– Да-а, твой план, надо сказать, особой новизной и тонкостью не отличается.

– Безусловно, работа грубая, и в других условиях я бы счел ее недостойной для настоящего разведчика. Но, как говорится, нужда заставит и в навоз лезть. Значит, с наступлением темноты начинается пожар. В суматохе никто не обратит особого внимания на старого охотника-нивха (по внешнему виду меня далеко не всякий отличит от нивха) с котомкой за спиной, со стареньким ружьишком, да еще идущего в сопровождении трех красноармейцев – Ивана, Петра и Павла.

– Каких красноармейцев? – удивился капитан.

– Вы дадите мне трех людей в красноармейской форме и вооруженных советским оружием. Вас удивляет, что я дал им имена? Это простая предусмотрительность: вдруг мы разойдемся в темноте, так не окликать же их по-японски.

– Ты очень предусмотрителен, – усмехнулся капитан.

– Иначе нельзя.

– Хорошо. Зайдешь ко мне через час.

– Слушаюсь, господин капитан.

Через час Нацуме снова переступил порог кабинета начальника разведгруппы.

– Майор Укеда одобрил твой план, – сказал капитан. – Пиши расписку и можешь немедленно получить свои деньги.

Нацуме поклонился:

– Следуемую мне сумму прошу переслать моей семье.

– Хорошо.

Нацуме и капитан обменялись расписками. Нацуме дал капитану расписку в том, что им получено десять тысяч иен, а взамен получил бумагу, в которой начальник разведгруппы брал на себя обязательство переслать эти деньги его семье.

– Задание будет такое, – перешел капитан на деловой, официальный тон. – В ближайшие два-три дня ты должен добраться до Александровска. Зайдешь в портовую парикмахерскую. Там работает парикмахер, которого все называют «дядя Костя». Когда ты сядешь в кресло, он спросит «Как вас постричь?» Ты ответишь: «Я хотел бы под бобрик». На это он возразит: «А не больше ли вам пойдет бокс?» Ты после этого должен сказать: «Бокс нынче не в моде». Запомнил пароль?

Нацуме повторил:

– «Как вас постричь?» – «Я хотел бы под бобрик». – «А не больше ли вам пойдет бокс?» – «Бокс нынче не в моде».

– Правильно. От «дяди Кости» получишь дальнейшие указания. Желаю тебе успеха. Да хранит тебя Аматерасу.

Когда Нацуме ушел, капитан развалился в своем кресле и развернул полученную им от разведчика расписку. Он весело присвистнул и, потирая руки, тихо проговорил:

– Вернешься с успехом – на моей груди прибавится еще один орден, потеряешь голову – в мой карман пойдут твои десять тысяч иен. Вот так-то. Ты хитер, а я все же хитрее.

Глава одиннадцатая. Лесной пожар

Разведчики лейтенанта Остапова, перейдя овраг, поднялись на возвышенность.

В солнечную погоду государственная граница, проходящая по ложбине, отсюда видна как на ладони. Сейчас же там было темно, как в пропасти, и лишь в трех местах нефтяную темноту прорезали ярко-желтые ручейки пламени.

С ветром до разведчиков доносился горький запах дыма.

– Пожар. Тайга горит, – тихо сказал кто-то из бойцов.

Все, не отрываясь, смотрели в сторону границы, на загорающийся лес. Временами огонь стрелой взметался вверх, временами затихал и, прижимаясь к земле, полз красно-желтой змеей.

– Видите, товарищи, – обратился Остапов к взводу, – это провокация – дело рук врага. Но участвовать в тушении пожара мы не будем, его потушат другие подразделения. Мы должны выйти к нейтральной зоне между сопками Брусничная и Наблюдательная и занять там позиции.

Взвод тронулся в путь. По мере приближения к границе разведчики все более и более ускоряли шаг. Едкий дым становился все гуще, он ел глаза, першило в горле. Кто-то, задохнувшись, кашлянул.

– Больше выдержки, товарищи, – сказал лейтенант Остапов, – терпите. Кашляйте в рукав.

Лейтенант разделил всех бойцов на пары и каждой паре определил место для наблюдения.

Атаманыч попал в пару с пожилым солдатом Скворцовым.

– Ты, Ковальчук, – сказал лейтенант, – будешь смотреть в сторону границы, а Скворцов – в нашу сторону. В случае чего, сразу докладывайте мне или отделенному.

Атаманыч и Скворцов залегли спина к спине.

Еще до того как по сухой хвое пробежала первая змейка пламени, в нейтральную зону с японской стороны вошли четыре человека. В одном – низеньком, сутуловатом, с длинными руками, которые при ходьбе, казалось, касались земли, – можно было узнать Нацуме. Он был одет как охотник-нивх: в короткую брезентовую куртку, потрепанный серый картуз и высокие болотные сапоги. Через правое плечо Нацуме висела охотничья двустволка, за спиной – холстинная котомка. Трое остальных были одеты в советскую солдатскую форму.

Теперь все четверо молча сидели в неглубокой ямке, прикрытой кустарником.

Нацуме достал из кармана брюк часы, взглянул на циферблат и кивнул в советскую сторону:

– Осталось десять минут.

Опять наступило молчание.

Когда над тайгой поднялся столб пламени и полетели искры, Нацуме встал:

– Ну, время.

За ним поднялись и трое в красноармейской форме. Повернувшись на восток, в ту сторону, откуда восходит солнце, все зашептали молитву:

– Богиня Аматерасу, пошли нам удачу, свяжи руки наших врагов, свяжи ноги наших врагов, порази слепотою их глаза, уши залей расплавленным воском…

Как раз на этом участке границы с советской стороны в нейтральную зону вдавалась, как высунутый язык, узкая и длинная зеленая сопка. На этой сопке размещалась советская артиллерийская батарея. Нацуме это знал и на этом строил свой план перехода границы. Он полагал, что, как только начнется пожар и ветер погонит пламя к батарее, советские артиллеристы бросят всех людей на защиту своей позиции, начнут перебазировать орудия и боеприпасы на безопасное место. Вот тут-то он и сможет проскользнуть в глубь советской территории. Нацуме хорошо знал окрестные места: когда-то в молодости он работал на почте, и ему часто приходилось доставлять почту с Южной части Сахалина в Северную. Тогда не было через тайгу хороших дорог, почту возили на лошадях во вьюках. Нацуме прикидывал: «Переправлюсь через Хандасу, лесом выйду к селу Абрамовке, потом через Палево, Дербинск в Александровск… Но главное – пройти первые два-три километра».

Но за эти километры он был спокоен: тут его проводят эти трое и, если понадобится, отвлекут на себя внимание русских.

Нацуме и сопровождающие его солдаты нырнули в овраг.

Неожиданно из чащи вырвался широкий язык пламени и осветил все вокруг.

Японцы припали к земле. Пламя погасло, снова наступила темнота, и только тогда они двинулись дальше.

Пожар разгорался. Теперь то и дело приходилось останавливаться и пережидать, когда спадет шипящее пламя. Нацуме с опаской поглядывал на своих спутников. Молодые солдаты явно растерялись и жались к нему.

– Идите обратно! – приказал Нацуме.

Солдаты уползли. Нацуме остался один.

Он долго лежал в кустах прислушиваясь. Сначала он слышал среди далекого треска горящих сучьев шорох задеваемых уходящими японцами кустов. Потом наступила тишина.

Нацуме приподнялся и вдруг совсем рядом услышал шаги. Он плотно прижался к мокрой земле и замер.

– Товарищ старший сержант, пожар двигается в сторону батареи капитана Белова, – донесся до Нацуме тихий голос.

– Вижу, – ответил другой голос. – Артиллеристы, надо полагать, тоже заметили, но все равно надо сообщить на заставу. Беги к телефонной розетке.

Нацуме напрягся и даже перестал дышать. На его лбу выступили капельки холодного пота.

Пограничники пробежали в нескольких метрах.

Когда их шаги смолкли, Нацуме, не поднимаясь, ползком, скользнул через тропинку.

* * *

Лесной пожар захватывал все новое и новое пространство. Как огромная рыжая белка, с вершины на вершину перескакивал верховой огонь, а понизу пламя растекалось, словно вешняя широкая вода, пожирая кустарник и траву. Где-то в темноте с испуганными криками кружились птицы. Ломая ветки, метались дикие звери. Слышался треск и вой раздуваемого ветром пламени.

Атаманыч лежал не шевелясь и лишь время от времени ощупывал рукой сумку с запасными дисками. Лежа дышать было легче – дым шел верхом, не опускаясь на землю.

Миша тихо окликнул своего напарника:

– Ну как, Скворцов?

– Все в порядке. А ты не уснул?

– Скажешь еще? – обиделся мальчик.

Время тянулось медленно. Вдруг в овраге, сразу в трех-четырех местах, хрустнули сухие ветки. Миша крепче сжал автомат.

Мимо разведчиков промчалось несколько оленей.

– Вон это кто, – шепнул Скворцов и вздохнул, – проклятый япошка!

– Чего ругаешься? – спросил Миша.

– Сердце не выдержало. Сколько богатства пропадает…

– Да, здорово лесу погорит.

– Не один лес… А звери, птицы?

– Как ты думаешь, Скворцов, зачем они подожгли тайгу?

– Подлость какую-нибудь готовят. Думаешь, нас привели сюда от этих вот оленей границу охранять?

– Нет, конечно…

Миша замолчал.

«А что, если как раз против меня выйдет нарушитель?» – думал он.

Миша взглянул на часы. Они показывали двадцать минут первого.

Все было по-прежнему спокойно. Сколько Миша ни смотрел, как ни напрягался, разглядеть ничего не мог.

Он чувствовал, как тяжелеют его веки, как слипаются глаза, как на него наваливается дремота.

«Только бы не заснуть, – думал он. – Только бы не заснуть…» Но глаза его закрывались сами собой. Миша зажмурился на секунду и, вздрогнув, открыл глаза. «Кажется, задремал?» – подумал он и осторожно оглянулся но сторонам.

Вокруг было все то же. Скворцов тихо проговорил:

– Видать, наши одолевают пожар: вроде огонь стихает…

– Похоже так… – отозвался Миша.

Снова наступила тишина.

– Ну как там, на твоей стороне, Скворцов?

– Медвежья берлога – хоть глаз коли, ничего не видать. А у тебя?

– А я как в сажу на дне котелка смотрю: одна чернота. Тут бы на каждый метр по часовому поставить надо…

– Эх ты, разведчик, – усмехнулся Скворцов. – Где глаз не видит, там ухо должно услышать, а ты – «на каждый метр по часовому»!

Миша ничего не ответил.

Как медленно тянется время! Кажется, уж час прошел, а посмотришь на часы – оказывается, прошло всего каких-нибудь десять минут.

В час лейтенант Остапов начал обход постов. Занятая разведчиками позиция не превышала километра, но пройти ее было не так-то легко, почти половину пути надо было передвигаться по открытому месту, ползком.

Лейтенант подполз к Мише и Скворцову. Тихо окрикнул:

– Как дела?

– Все в порядке, – ответил Скворцов.

– Сон не одолевает? – спросил лейтенант Мишу.

– Ничего, справляюсь…

Лейтенант прилег рядом с мальчиком.

Вдруг Скворцов тронул его за ногу. Остапов быстро и бесшумно повернулся и стал смотреть в ту сторону, куда показывал Скворцов.

Кусты и деревья сливались в одну непроглядную темную массу. Послышались осторожные шаги. Кто-то шел с нашей стороны к границе. Потом лейтенант различил почти сливающиеся с деревьями три темные человеческие фигуры.

Люди остановились на мгновение и снова двинулись вдоль постов влево.

Там были еще три пары наших разведчиков. «Они, конечно, задержат неизвестных, – подумал лейтенант. – Однако на всякий случай надо отрезать путь к границе».

– За мной! – приказал лейтенант.

Скворцов и Атаманыч с автоматами наперевес побежали за Остаповым.

Но до того как они настигли неизвестных, те уже были окружены и обезоружены другими разведчиками.

В темноте можно было различить, что задержанные одеты в советскую солдатскую форму, лица у них вроде японские, а может быть, это и нивхи.

– Кто такие? – спросил Остапов.

Задержанные молчали.

– Мы уж спрашивали их, товарищ лейтенант, – сказал старшина. – Молчат, как будто русского языка не понимают.

Остапов ткнул рукой в грудь одного из неизвестных:

– Кто ты такой? Как тебя зовут?

– Павэл, – тихо ответил тот.

– А тебя? – повернулся лейтенант ко второму.

– Иван.

– А тебя?

– Пийэтр.

– Куда вы идете?

Все трое молчали.

– Ну вот что, Павэл, Иван и Пийэтр, – сказал лейтенант Остапов, – мне здесь некогда играть с вами в молчанку. Пойдете в штаб. Там разберутся. Старшина!

– Слушаю, товарищ лейтенант.

– Возьми троих бойцов, доставишь задержанных в штаб.

– Есть.

На границе снова наступила тишина.