Текст книги "Атаманыч"
Автор книги: Василий Юксерн
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Глава пятая. Сержант Кандалин
Заслышав выстрелы на границе, подразделения заняли свои боевые порядки вдоль линии государственной границы. То здесь, то там раздавался еле слышный хруст сухих веток, шуршание увядшей травы и осенних листьев под ногами. Но вскоре все стихло.
Из-под тяжелых разлапистых ветвей старой ели в сторону границы смотрел «максим». Минуты проходили в томительном ожидании.
Здесь была огневая позиция пулеметного расчета сержанта Кандалина.
– Наверное, какой-нибудь незваный гость хотел перейти границу, – напряженно вглядываясь в темноту, сказал помощник наводчика Логинов.
– Небось перешел, – отозвался Кандалин. – Иначе кто бы стал на границе стрелять… Ну, ребята, ша! Сейчас лишнее слово – делу вред.
Они долго лежали безмолвно и неподвижно. Время перевалило за полночь.
Вдруг Кандалин вздрогнул от неожиданности: со стороны границы до него явственно донеслось шуршание сухой травы.
– Эй, Логинов, – шепотом окликнул он пулеметчика, – слышишь?
– Так точно, товарищ сержант, кто-то ползет сюда…
– Оставайся у пулемета. Ивайков и Калинин за мной.
Подождав, когда луна спрячется за тучу, Кандалин с двумя бойцами осторожно двинулся навстречу шороху. Теперь уже слышался не только шорох, а и чье-то тяжелое, прерывистое дыхание.
Когда снова выглянула луна, Кандалин и его бойцы увидели недалеко от себя двух человек. Один из них тащил другого на спине, видимо раненого.
Кандалин вскочил на ноги и крикнул:
– Стой! Кто такие?
Но вместо ответа он услышал только стон. Тащивший раненого зашатался и упал.
Кандалин только разглядел, что оба человека были в советской офицерской форме.
На востоке показалась узкая светлая полоска рассвета. Она быстро расширялась, над землей поднялся густой белый туман.
Солдаты, взвалив раненых на плечи, по тропке, протоптанной оленями, которых много водится в этих местах, оттащили их за позиции.
Но вот туман стал рассеиваться, оставив на траве капельки росы. Теперь на сопках четко обозначились высокие стройные ели. Они были в росе от нижних веток до верхушек – казалось, что кто-то осыпал их серебристым бисером.
Прошло немного времени, из-за сопки сверкнули первые лучи солнца, и сразу все ожило, зазеленело, засияло.
Вдруг Кандалин воскликнул:
– Ивайков, постой-ка! Ты погляди, кого несешь? Никак, японец? А другой-то заместитель командира полка капитан Некрасов…
Бойцы опустили раненых на землю.
– Калинин, сбегай в овражек, принеси воды! – приказал сержант одному солдату и наклонился над японцем. В карманах японца он нашел только компас и топографическую карту.
Лоб японца под ежиком черных коротких волос был бледен, ноздри широкого приплюснутого носа при каждом вдохе раздувались, из-под верхней губы виднелись длинные зубы.
– Ну и рожа! – сказал Кандалин, отходя от японца. Того гляди, в горло вцепится…
Принесенной Калининым водой сержант осторожно обмыл лицо Некрасова. Пуля прошла навылет от правой щеки под нижнюю челюсть. Вторая рана, в плече, тоже сочилась кровью. Кандалин достал индивидуальный пакет, наложил тампоны на раны капитана. Тампоны сразу же намокли кровью. Сержант покачал головой.
– Ивайков, – сказал он, – доложишь обо всем командиру роты и передашь ему вот это. – Он протянул автоматчику карту и компас, найденные у японца. – А ты, Калинин, быстро в роту за носилками.
Бойцы ушли. Кандалин сел возле Некрасова.
Японец лежал с закрытыми глазами и не подавал признаков жизни.
Меж тем совсем рассвело. Сержант то и дело поглядывал на часы. «Тихо-то как! – думал он. – Кругом спокойно, словно ничего и не произошло сегодня ночью…»
Но эта тишина была обманчива. На самом деле, все подразделения Хандасинского участка в это самое время находились на своих боевых порядках и зорко следили за границей. Отбоя боевой тревоги еще не было: ведь никто не знал, что нарушитель границы пойман и сейчас лежит на оленьей тропе под охраной сержанта Кандалина рядом с истекающим кровью капитаном Некрасовым…
В это время японец пошевелился и застонал.
«Вот мразь! – в сердцах подумал сержант. – Четвертый год война идет, а тут отсиживайся, карауль вас, чертей!»
Кандалину, как и многим бойцам на Дальнем Востоке, казалось обидным, что война проходит без их участия. Но в то же время было совершенно очевидно, что они отсиживаются здесь не зря. Подобно сейсмографу, записывающему колебания почвы, происходящие за многие тысячи километров, дальневосточная граница отмечала ход войны: стоило гитлеровцам на фронте одержать хоть мало-мальский успех, как японцы наглели и устраивали вылазки на границе, если же фашисты терпели поражение, то и японцы поджимали хвосты.
Снова послышался стон. На этот раз стонал капитан. Он открыл глаза и пошевелил губами, видимо, он пытался что-то сказать.
– Что, товарищ капитан? Что? – наклонился над ним Кандалин.
– Шкура… Оленья шкура… Там… – Капитан обессиленно умолк.
На тропе показался Калинин. За ним шли несколько бойцов, врач и старший лейтенант, командир роты.
Врач осмотрел Некрасова.
– В санчасть, немедленно! – приказал он.
Потом он наклонился над японцем.
– Жив? – спросил старший лейтенант.
– Да. Должно быть, он потерял много крови.
– Его надо доставить в штаб! – приказал командир роты.
Врач сделал японцу перевязку, и бойцы унесли его, уложив на носилки.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился Кандалин к командиру роты, – разрешите прочесать то место, где мы обнаружили капитана Некрасова и японца. Капитан только что говорил о какой-то оленьей шкуре…
– Об оленьей шкуре? – удивился ротный.
– Да, я это ясно расслышал. Может, бредил, а может…
– Тогда вот что, сержант, бери с собой двух автоматчиков и действуй.
– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант!
Через несколько минут Кандалин с двумя автоматчиками скрылся в чаще леса.
Глава шестая. По ту сторону границы
В десяти километрах от границы на берегу реки Хандасы расположен полицейский пограничный пост японцев.
Тревожно было в эту ночь на посту. Ночь миновала, но волнение не улеглось.
В кабинете начальника разведгруппы поста шло экстренно созванное совещание. Начальник разведгруппы, пожилой долговязый капитан, склонившись над столом, водил карандашом по разложенной на столе карте и давал пояснения другим офицерам, следившим за движением карандаша:
– Хиросита перешел границу вот в этом месте. Что было дальше, нам неизвестно. Выстрелы, которые мы слышали ночью, наводят на мысль, что Хиросита был обнаружен.
Один из офицеров откинулся на спинку стула и, поправив очки на носу, воскликнул:
– Вот уж этого я никак не ожидал! Хиросита – опытный разведчик. К тому же его великолепная идея с оленем…
– Идея, может быть, хороша, – отозвался капитан, – но одной идеи недостаточно, надо суметь провести ее в жизнь… А вот этого-то, судя по всему, Хиросите и не удалось. Теперь, господа, нам надо наметить план дальнейших действий.
В эту минуту под окном раздался вой автомобильной сирены. Этот звук был хорошо знаком офицерам поста Хандаса. Все бросились к окну.
Из легковой машины вылезал толстый японец. Повернувшись лицом к востоку, он отвесил глубокий поклон и только после этого направился к двери штаба.
Это был начальник бригадной разведки майор Икеда. Получив донесение о ночном происшествии, он немедленно прикатил на пост.
Выслушав доклад начальника разведгруппы, майор швырнул на стол белые перчатки и мизинцем расправил короткие усики.
– Безобразие! – процедил он сквозь зубы. – Разведчики! Такой провал!
Капитан стоял перед ним навытяжку и молчал.
– Каковы были задачи Хироситы? – спросил Икеда. – Те же, что и прошлый раз?
– Так точно, господин майор! Перейти государственную границу, в городе Александровске встретиться с Миасуда, получить у него все собранные материалы и на обратном пути по возможности проверить правильность данных о расположении русских войск на границе.
– Что у него было с собой?
– Компас, топографическая карта и оружие.
– Та-ак, – протянул Икеда. – Надеюсь, что Хиросита поведет себя достойным образом и не нарушит священных традиций самураев. Я хочу верить, что он готов пожертвовать жизнью…
– Я тоже так думаю, – ответил капитан. – Хиросита – человек надежный. Во всяком случае, русские вряд ли добьются от него каких-либо сведений.
– Ну, а что вы намерены предпринять дальше? – спросил Икеда.
– Надо направить к Миасуда в Александровск другого человека.
– Да, но как вы переправите его через границу?
– Об этом мы подумаем, господин майор.
– «Подумаем»! – передразнил майор. – Думать вы мастера! А выполнять задуманное вами, как видно, придется приглашать человека из Токио.
– Нет-нет, господин майор! – замахал руками капитан. – Мы сами справимся! Будьте уверены, господин майор!
– Ну хорошо, – проворчал Икеда. – Подождем, не подаст ли о себе вестей Хиросита. Завтра позвоните мне и доложите о ваших дальнейших планах. Майор Сунига у себя?
– Господин начальник полицейского поста уехал осматривать доты, расположенные у Камышового хребта.
– Тогда прикажите оседлать мне коня. Я тоже поеду на границу.
Капитан побежал выполнять приказание, а Икеда подошел к окну и скучающим взглядом стал смотреть на улицу.
Глава седьмая. А тут еще эта оленья шкура…
Денек сегодня обещал быть великолепным. На Сахалине таких не по-осеннему теплых дней «бабьего лета» бывает немного – всего пять-шесть в конце сентября. Но уж зато в такие дни смотришь вокруг и не нарадуешься, – небо синее-синее, а воздух прозрачный и чистый, как ключевая вода.
Кандалин с двумя бойцами медленно полз в высокой сухой траве. Хорошо бы привстать, вздохнуть всей грудью, осмотреться по сторонам, но нельзя: граница!
Вдруг Кандалин заметил недалеко от кустарника человека. Он лежал лицом вверх и не шевелился. Сержант осторожно подполз поближе.
В траве лежал мальчик в красноармейской форме. Казалось, он спал.
Кандалин тронул мальчика рукой. Тот не пошевелился. Тогда он толкнул его посильнее. Мальчик мотнул головой, открыл глаза и удивленно уставился на сержанта.
– Ты кто такой? – спросил Кандалин.
«А вы кто?» – хотел спросить Миша, но тут вспомнил, что видел этого сержанта в штабе полка. Ему запомнился этот немолодой высокий и широкоплечий человек с открытым, немного скуластым лицом, запомнилась его белозубая улыбка и добродушный взгляд светло-голубых глаз.
– А я вас знаю, товарищ сержант, – сказал Миша. – Недели три тому назад вы дежурили у нас в штабе полка.
– Ну, допустим… А ты-то кто такой?
– Я из разведвзвода, Миша Ковальчук.
– A-а, слышал, слышал. Атаманыч, значит. Как же ты, Атаманыч, сюда попал?
Миша потрогал голову. Голова нестерпимо болела.
– Я сюда с капитаном Некрасовым и лейтенантом Сидоренко пришел. Они меня с собой в обход взяли. Тут олень вышел – и в кусты. Они говорят: «Лежи тут», а сами к оленю… Но олень из кустов выбрался – и прямо ко мне. Я думал, он ручной, хотел его погладить. А он ка-ак стукнул меня по голове!
«Интересно! – подумал Кандалин. – Капитан что-то такое говорил про оленью шкуру. Мальчишка тоже про оленя толкует. Неужели из-за оленя стрельба поднялась? Но откуда же тогда взялся японец?»
– Послушай-ка, Атаманыч, а не было ли возле оленя человека? Может, верхом ехал, а?
– Нет, человека я не видел.
– Да-a, брат, дела-а! Интересно поглядеть, что это за олень. В какую хоть сторону он побежал-то?
– Не знаю. Как он меня стукнул, я и с ног долой. Товарищ сержант, где Некрасов и Сидоренко?
– Некрасов ранен, его в санчасть понесли… А Сидоренко с ним не было… Ты оставайся тут, а мы Сидоренко поищем. Отсюда ни на шаг, понял? Замаскируйся и жди, когда за тобой вернемся.
Миша остался один. Он долго лежал, настороженно прислушиваясь и приглядываясь, но кругом было тихо.
«Капитана ранили, Сидоренко тоже, может быть, где-нибудь в кустах кровью обливается, – думал Миша. – Надо бы кусты прочесать, а не на травке валяться…»
Он полежал еще немного, потом решил: «Пойду-ка я вслед за сержантом. В конце концов, не все ли равно, где мы встретимся – здесь или чуть ближе к границе? Я их живо догоню».
Миша, пригибаясь и прячась за кустами, двинулся вперед. Впереди он увидел широкую просеку, далеко уходившую вправо и влево.
«Что это за дорога? – подумал он, но тут же догадался: – Да ведь это же граница!»
А в это время Кандалин с бойцами, устав от бесплодных поисков лейтенанта Сидоренко, присели отдохнуть под высокой пихтой.
– Пить хочется, – сказал один боец. – Да и есть тоже…
– Разве у тебя во фляге нет воды? – спросил Кандалин.
– Давно всю выпил, – ответил боец, облизав сухие губы.
Сержант протянул ему свою фляжку:
– Пей. А вот насчет еды потерпеть придется…
Боец припал к фляжке.
– Всю не пей, – остановил его сержант, – может, Сидоренко понадобится…
Но лейтенанту воды не понадобилось: они нашли его невдалеке от пихты, в неглубокой ложбинке…
Сняв пилотки, опустив головы, солдаты несколько минут в молчании постояли над убитым.
– Прощай, товарищ, – негромко сказал Кандалин и повернулся к бойцам: – Вот что, ребята, вы возьмите лейтенанта, а я прихвачу мальчика, и мы вас догоним.
Пригнувшись, сержант почти побежал к месту, где он оставил Атаманыча.
«Заждался небось малец», – думал он, настороженно поглядывая по сторонам.
Вот и небольшая лужайка, покрытая папоротником и разнотравьем, вот и высокая разлапистая – с ветками до самой земли – ель, под которой он оставил мальчика. Но Атаманыча не было видно.
«Молодец, хорошо замаскировался», – подумал Кандалин и тихонько позвал:
– Миша! Атаманыч!
Никто не откликался.
Сержант обошел вокруг ели и снова позвал, уже тревожно:
– Атаманыч! Ковальчук! Где же ты?..
В лесу стояла нерушимая тишина…
…Вдруг Миша почувствовал, что очень устал. «Немножко отдохну и двинусь дальше», – подумал он, опустил голову, закрыл глаза и словно покатился куда-то вниз.
Когда он снова открыл глаза, то первым делом испугался. «Кажется, я заснул, – думал он. – Что же мне теперь делать? Надо выбираться отсюда поскорее. Ох и попадет мне теперь от сержанта! Небось искал меня, где условились… Не надо было уходить оттуда…»
Миша пошел обратно, все еще чувствуя головокружение и слабость во всем теле. Ему часто приходилось останавливаться, чтобы перевести дух.
Во время одной из таких остановок он понял, что место, где он сейчас лежит, ему знакомо.
«Да ведь здесь-то и бегал ночью олень!» – вспомнил он и тут заметил под кустом какой-то сверток.
Он нагнулся: «Ого, да ведь это оленья шкура! Ноги с копытами, голова с рогами, и даже глаза вставлены – все честь по чести, как будто приготовлена для чучела. Только как она очутилась в лесу на границе?»
По животу шкуры шел длинный разрез. Мальчик заглянул внутрь. Вот это да! Изнутри шкура была обтянута шелком. И несколько кармашков пришито. Да-а, тут что-то не так.
Миша свернул шкуру, перетянул ее своим ремнем и взвалил на спину. Шкура оказалась довольно тяжелой, идти стало труднее.
«Ничего, Атаманыч, – подбадривал себя Миша. – Главное – не раскисать и не хныкать. Ведь ты теперь солдат…»
Он шел, покачиваясь под тяжестью своей ноши.
Вдруг до него донеслось негромкое:
– А-аныч!
«Меня ищут!» – обрадовался Миша и крикнул:
– Ау-у!
Он прислушался, но крик не повторился, и тогда он испугался и закричал что было силы:
– Эй, сюда! Сюда-а! Ау-у!
– Перестань орать! – вдруг услышал он почти над ухом сердитый голос. Возле него стоял сержант Кандалин…
– Товарищ сержант! – обрадовался Миша.
Но лицо Кандалина, обычно такое приветливое и добродушное, сейчас было усталым и строгим.
– А ты, оказывается, непутевый парень, – укоризненно сказал он. – Целый час тебя ищу. Где тебя черти носят?
Миша вспыхнул и потупился:
– Я… я хотел… догнать вас…
– Мало ли что ты хотел! – перебил его сержант. – Тебе было приказано оставаться на месте. И ты не имел права нарушить приказ! Ты солдат или кто?
Миша готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он то краснел, то бледнел, а сержант продолжал:
– Придется теперь подать на тебя рапорт твоему командиру. Нарушение приказа, и все такое… Кто у тебя командир-то?
– Лейтенант Остапов, – пряча взгляд, ответил Миша.
Ему тут же представилось, как нахмурится командир разведвзвода Остапов, как посуровеет его лицо и он скажет:
«А я хотел сделать из тебя настоящего разведчика».
Миша с такой тоской посмотрел на Кандалина, что того, видимо, тронуло явное раскаяние мальчика.
– Ну ладно, – уже другим тоном сказал он. – Принимая во внимание, что ты почти сутки провел в походе, можно сказать, контужен и все-таки не раскис, я тебя прощаю. Но запомни на всю жизнь: пусть эта твоя ошибка будет последней. Приказ выполняй свято. Понятно?
– Так точно, товарищ сержант! – обрадовался Миша. – Я заблудился немного… А то бы вас догнал… Вот, поглядите, что я нашел в кустах! Оленью шкуру!
Сержант присвистнул:
– Вот это ты молодец! Некрасов как раз что-то про шкуру толковал, только я ничего не понял. Идем-ка скорее в штаб, там разберутся.
– Лейтенанта нашли? – спросил Миша.
– Нашли, – тихо ответил Кандалин и отвернулся. – Прямо в сердце ему пуля попала…
Сержант взвалил оленью шкуру себе на спину и пошел, держа направление на Камышовый хребет. Миша едва поспевал за ним.
– Далеко еще? – наконец спросил мальчик.
– Устал? – Кандалин остановился, посмотрел в побледневшее, осунувшееся лицо мальчика и сказал: – Давай отдохнем минут пяток.
Миша свалился прямо на траву, а Кандалин, сбросив со спины шкуру оленя, присел на поваленную березу.
– Вы, товарищ сержант, здорово в лесу ориентируетесь! – восхищенно сказал Миша.
– Э-э, браток, я с малых лет охотник. Мне лес – все равно что дом родной. У нас в республике леса на сотни километров тянутся…
– Где у вас?
– На Волге, в Марийской республике, – задумчиво проговорил сержант. – Ты небось про те места только в учебнике по географии читал, а я там вырос. До революции такое захолустье было, не приведи бог. Жили мы в деревне, с хлеба на воду перебивались, а тут еще отца моего на каторгу сослали, в аккурат сюда, на Сахалин. Тут он, как говорится, кандалы тер. Нам и фамилию после этого дали – Кандалины. Остались мы с дедом. Дед у меня был хороший охотник. Он меня и стрелять, и на лыжах ходить выучил. Мы с ним и волков били, и на медведя ходили…
– А за что вашего отца на каторгу-то сослали? – спросил Миша.
Кандалин немного помолчал, потом снова заговорил:
– Ты небось слышал, как до революции крестьянам жилось? Жили в нужде да в нищете, а наши, марийские, крестьяне и того хуже. Народ наш небольшой, грамоты тогда почти никто не знал, жили в темноте. Нас богачи и за людей-то не считали. Я, конечно, всего этого не помню, мне дед рассказывал… Так вот, пришло время, начались в России волнения. Про девятьсот пятый год, поди, слыхал? Начали и марийцы поднимать головы. Появились у них свои вожаки-агитаторы. Вот таким агитатором и был мой отец. Ясно теперь?
– Ясно, – отозвался Миша.
– Так я никогда своего отца и не видел, – вздохнул Кандалин. – Не вернулся он с каторги…
Сержант замолчал. Молчал и Миша, не решаясь прервать его грустных воспоминаний. Наконец он спросил:
– А как же вы на Сахалин попали? Нарочно приехали?
– Нет, браток, я на Сахалин попал случайно. Как началась война, в первый же день пошел в армию добровольцем, думал, на фронт попаду, а меня сюда послали. Тут уж ничего не попишешь, на то военная служба. Что прикажут – выполняй! Так-то, браток. Ну, хватит разговоров. Отдохнули, пора в путь!
Глава восьмая. «Опять этот мальчишка!..»
Тем временем, отлежавшись немного в землянке санчасти батальона, Хиросита под конвоем двух автоматчиков шел через лес по тропинке. Его вели в штаб полка.
Он шел медленно, нарочно прихрамывая. Ему хотелось оттянуть время, чтобы продумать план побега.
Хиросите трудно было поверить в то, что он, лучший, опытнейший разведчик дивизии, попался. Попался так неожиданно и нелепо, из-за какого-то мальчишки.
Почти тридцать лет служит он в японской разведке. Ему не раз приходилось бывать в России, выполняя опасные и ответственные задания, и до сих пор все сходило благополучно.
А к этому переходу границы он готовился особенно тщательно. Много дней провел он на границе близ полицейского поста Хандаса, выбирая удобное для перехода место.
Долгие часы проводил он в засаде, наблюдая за всем, что делалось на советской стороне.
Однажды, видя, как свободно разгуливают в запретной зоне олени, он подумал: «Вот кому не указаны никакие границы!» И тут ему пришла мысль перейти границу, забравшись в шкуру оленя. Прием, правда, не новый: ему были известны случаи, когда разведчики переходили границу в шкуре коровы или одев на ноги когтистые лапы медведя, чтобы на тропе остался след медвежьей лапы, а не человеческой ноги.
Но на этом участке – это он знал точно – такого еще не бывало. Так что ему, вне всякого сомнения, удастся обмануть русских пограничников, которые, видимо, давно привыкли, что на границе постоянно бродят олени и, конечно, не обратят никакого внимания на еще одного пришельца с японской стороны…
Теперь оставалось продумать возникший план во всех деталях.
Через несколько дней все было готово. Шкуру небольшого оленя обшили изнутри шелком, чтобы в случае необходимости из нее легко можно было выскользнуть. В передние ноги чучела были вставлены две палки, задние представляли собой что-то вроде высоких сапог.
Хиросита влезал в оленью шкуру и, нагнув голову и держась руками за палки, учился ходить по-оленьи. Это было не так-то легко, но Хиросита был настойчив.
Да, все было учтено и предусмотрено. Одного не мог предвидеть Хиросита: что, уже пройдя пограничные посты, он нарвется на какого-то мальчишку, который полезет обниматься с оленем.
И вот теперь он идет под конвоем и с каждым шагом приближается к неминуемой расплате. Надо бежать сейчас, потом будет поздно!
Хиросита несколько раз оглянулся на своих конвоиров. Это были здоровые, крепкие, но по виду простодушные ребята. Когда один из них закурил и протянул кисет с махоркой второму, Хиросита, не желая обнаруживать, что он знает русский язык, знаками стал показывать, что ему тоже хочется курить.
«Они тогда развяжут мне руки, – думал он, – а там – щепотку махорки в глаза одному и другому, вырвать автомат, прошить обоих одной очередью – и в лес!..»
Конвоиры посовещались и решили дать японцу закурить. Но рук ему не развязали. Один из бойцов скрутил козью ножку и, раскурив, сунул японцу в рот.
«Сорвалось! – со злостью подумал Хиросита. – Ну ничего, у меня еще есть время…»
Он опять оглянулся, но увидел направленные на него дула двух автоматов, и у него заныло в груди, а зубы, помимо его воли, стали выбивать мелкую дробь.
– Стой! – вдруг сказал один из бойцов. – Портянка сбилась, перемотать надо…
– Перемотай, – не останавливаясь, отозвался другой. – Догонишь… Ну, иди, чего встал! – крикнул он на японца.
Хиросита прибавил шагу.
«Вот это удача! – мелькнуло у него в голове. – Сейчас или никогда! Вряд ли представится другой такой случай!»
Они подошли к глубокому оврагу. Прямая тропинка круто сбегала вниз. Спуститься по ней можно было, только хватаясь за кусты.
Хиросита знаками попросил развязать ему руки, но боец отрицательно покачал головой и подтолкнул Хироситу к оврагу.
«Может, удастся перетереть веревку», – подумал Хиросита и, подложив под себя руки так, чтобы веревка терлась о каменистую тропинку, стал спускаться в овраг.
Когда он был уже на дне оврага, то почувствовал, что руки его свободны.
Он не расцепил их и, по-прежнему держа их за спиной и весь напрягшись, поджидал конвоира.
Боец, ничего не подозревая, спустился по тропинке и подошел к японцу, который сидел на дне оврага, как-то странно скрючившись, с руками, сведенными за спиной.
Вдруг японец выпрямился как пружина, подпрыгнул и сильными пальцами вцепился в горло конвоиру. Одновременно он изо всей силы ударил его коленом в живот.
Парень охнул, согнулся пополам и рухнул на землю.
Одним прыжком японец отскочил в сторону и бросился бежать вдоль оврага.
Но он пробежал всего несколько шагов, как вдруг услышал властный окрик:
– Стой! Стрелять буду!
Он не остановился и не оглянулся. Еще несколько прыжков, и он окажется в густых зарослях. Там-то уж его не найдут!
Но тут он почувствовал, что чьи-то цепкие руки кольцом обхватили его ноги, и он с разбегу упал на землю.
Он еще не успел понять, что же произошло, как к нему подбежал второй конвоир и немолодой сержант со свертком. В свертке Хиросита сразу узнал свою оленью шкуру.
– Молодец, Атаманыч! – крикнул сержант. – Еще немного – и ушел бы, гад!
Хиросита поднялся на ноги и оглянулся.
Одновременно с ним с земли поднялся и стал старательно отряхивать сор с гимнастерки вчерашний мальчишка!
Задыхаясь, с перекошенным от злобы лицом, Хиросита прошипел по-русски:
– Опять этот мальчишка!..