Текст книги "Маршал Малиновский"
Автор книги: Василий Голубович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Директива Ставки поступила следом. Началась интенсивная подготовка к действиям, начинка силами и средствами исходных районов. Координировал их представитель Ставки маршал С. К. Тимошенко. Войска главной ударпой группировки в составе 27, 52, 53-й общевойсковых, 6-й танковой армий и 18-го танкового корпуса готовились для прорыва, встречи с соединениями Толбухина и последующего продвижения на Фокшаны. Им предстояло рассечь противника. Правее расположилась 7-я гвардейская армия с конно-механизированной группой (5-й гвардейский кавалерийский и 23-й танковый корпуса) для нанесения вспомогательного удара со стороны Карпат. Эта группа предназначалась для создания падежного внешнего фронта окружения. Левее находилась 4-я гвардейская армия для наступления вдоль восточного берега реки Прут на Унгены. Она должна была захватить переправы, отбросить вражеские части и тем самым помочь остальным форсировать водную преграду с западной стороны для уничтожения окруженных. Армия целиком предназначалась для образования внутреннего фронта окружения на самых горячих точках. Наконец на крайнем правом крыле изготовилась 40-я армия для наступления на Тупилацы, Пятра с тем, чтобы гарантировать внешпий фронт окружения, отодвинув его на запад как можно дальше.
В первом эшелоне оперативного построения войск 2-го Украинского фронта справа палево располагались 40-я,
7-я гвардейская, 27, 52, 4-я гвардейская армии. 53-я армия выводилась во второй эшелон на направлении главного удара. За ними – 6-я танковая армия, три стрелковых,
5-й гвардейский кавалерийский, 18-й и 23-й танковые корпуса. Наличие сил и средств свидетельствует о том, что во фронте оставались еще довольно большие резервы. Кроме того, каждая армия имела свои собственные. Наземные войска поддерживала 5-я воздушная армия.
Успешно шла подготовка к операции и на 3-м Украинском фронте, расположившемся вдоль Днестра с севера на юг. Там все внимание сосредоточилось вокруг Кицкан-ского плацдарма, который был захвачен еще весной, когда фронтом командовал Родион Яковлевич. Отсюда и планировалось нанести главный удар. На уцелевшую высокую колокольню поднялся Толбухин, чтобы собственными глазами увидеть картину на важнейшем участке задуманного прорыва. И ничего на местности не заметил, так отлично была выполнена маскировка. Даже свои самолеты-разведчики, летающие для контроля, возвращались ни с чем. А ведь именно здесь разместилась усиленная армия. По ночам, используя переправы и подводный мост на Дпестре, прибывали части еще одной армии. В оперативной глубине фронта скрытно готовился к вводу в прорыв механизированный корпус.
Зато под Кишиневом, па стыке фронтов, подготовка велась открыто, на дорогах можно было заметить колонны танков, артиллерии, велись радиопереговоры. Противник так и не установил, что активность эта ложная. Даже тогда, когда операция началась и оборопа была прорвана, Фриснер все еще ждал главного удара на кишиневском направлении.
Расположить войска – полдела. Не менее важно было дообеспечение их боеприпасами и продовольствием в соответствии с задачами и ролью соединений. К ним тянулись с тыла необозримые линии вагонов, автомашин, повозок: все сновало и копошилось подобно огромному муравейнику. Подтягивались к переднему краю и развертывались медсанбаты и госпитали. Тыловые подразделения и части все выполняли добросовестно. Да и жесткого контроля побаивались: уж очень строго взыскивали старшие начальники за нарушение порядка и дисциплины. А в штабах управлений тыла фронтов и армий смотрели вперед – намечали новые границы уже на румынской территории, обдумывали перебазирование туда складов и развертывание станций снабжения.
Учеба во время подготовки операции приобрела более конкретный характер. Казалось бы, занятия накануне сражений! До них ли? Вот в том-то и дело, что каждый солдат, подразделение, часть должны были знать свой маневр – с чем и с кем придется взаимодействовать в наступлении. На практических занятиях по картам, схемам и визуально изучались балки, позиции, опорные пункты, оборонительные узлы с точки зрения обхода, лобовой атаки, подавления артиллерией и минометами.
Родион Яковлевич и Военный совет фронта надеялись на танки при прорыве вражеской обороны не менее, чем на артиллерию. Поэтому на командно-штабных занятиях они учили и требовали все выделенные сорок-пятьдесят единиц для каждой дивизии главного удара применить массировано и смело. Опыт показал, что, как правило, комапднр дивизии отдавал двенадцать танков одному полку. Столько же – другому. Около восемнадцати – второму эшелону. Пять оставлял у себя на всякий случай. С пими спокойнее. В свою очередь командиры полков оставляли по три, да командиры каждого батальона – по два. И в атакующей линии участвовало только двадцать пять. В первые минуты сгорало пять-восемь танков.
– Вы думаете, если, скажем, из пяти атакующих на 500-метровом фронте два сгорели, остальные будут очень резво прорывать? – спросил Малиновский у собравшихся па занятия военачальников и ответил: – Нет. Потому, что в них сидят живые люди. У некоторых начнут «заедать» фрикционы, у других «заклиниваться» башни, и танки остановятся для «ремонта». Из поддержки, но сути дела, получится пшик. Л раз так – атака захлебпется... Чтобы этого не случилось, ведите на противника все сорок– пятьдесят машин, которые вам выделены, не оставляя ни одной в своем резерве. Чувствуя броневую связь, экипажи не стушуются и танки пойдут всей массой. В таком случае прорыв будет обеспечен и враг сломлен.
Для большей убедительности командующий фронтом рассмотрел этот вопрос с точки зрения психологии обороняющегося. При атаке пятью танками даже закаленным в боях людям будет не но себе, но не так, чтобы бежать. Всеми силами они сожгут пару танков, да и с остальными справятся при помощи противотанковых средств. По когда па них на шестисотметровом отрезке зловеще ползут пятьдесят чудовищ, извергая из орудий огненные плевки смертоносного металла, то «екнет сердце». Через некоторое время командованию сообщат, что идут не пятьдесят танков, а видимо-невидимо. Строгий командир потребует точных данных. И все равно ему допесут вдвое увеличенное число, а это подорвет веру в возможность их отражения. Конечно, таких солдат, как Роман Смищук, никакое количество вражеских танков не испугает. Такие люди рождаются героями. На днях я беседовал с ним и прикрепил к его гимнастерке орден Лепина и «Золотую Звезду». Удивительно, что он до этого вовсе не участвовал в боях. Наш расчет на воина средпей стойкости,– закончил командующий.
Это о танках непосредственной поддержки пехоты во время атаки и прорыва главной полосы обороны на глубину пять—семь километров. А дальше что? А дальше требуется развитие успеха проникновением подвижных сил в
тыл противника для завершения его окружения. Ими являлись мощная танковая армия с отдельным танковым корпусом. Им-то и принадлежала главная роль в операции. Армией командовал генерал А. Г. Кравченко. Малиновский знал о нем как о человеке храбром, с оперативным кругозором и изобретательностью. «Раз Кравченко пошел – все будет в порядке»,– говорил Захаров. Вместе с тем очень важно было ввести в прорыв танковую армию вовремя – не раньше и не позже. Это самое главное после полной готовности к действиям. В отличие от установившихся правил – вступай в прорыв в назначенное планом время – Малиновский уже давно исходил из того, что на войне все может быть. В том числе самое неожиданное и невероятное. А вдруг обстановка потребует ввести армию, скажем, в первый день, а не второй – с утра, как запланировано? Так было у него в предыдущих операциях. Конно-механизированная группа Плиева иногда вводилась в сражение даже для завершения тактического прорыва. Но выйдя на оперативный простор, плиевцы действовали буквально виртуозно. Они громили тылы, не оглядываясь назад. Опираясь на этот опыт, командующий фронтом потребовал от танкистов быть готовыми к действиям уже в начале операции и ринуться вперед по сигналу. Именпо по сигналу, а не по приказу. «Ну, а коль войдете в прорыв,– говорил он Кравченко,– назад не оглядывайтесь. У Плиева это очень хорошо получалось в 3-м Украинском фронте. Сейчас он где-то в Белоруссии воюет».
Малиновскому вспомнился храбрый сын Северной Осетии из семьи бедного горца. Худощавый, с длинной шеей, продолговатым скуластым лицом, прямым с горбинкой носом. Одним словом, орел в свои сорок три года: чертовски подвижный, несколько замкнутый, хитрый, как лиса, и исключительно исполнительный.
Мосты через водные преграды являлись важнейшим условием для продвижения танковой армии при вводе ее в прорыв. Родион Яковлевич считал наилучшим средством подводные мосты. Выступая перед командирами инженерных частей фронта, он подчеркнул: «...противник такие мосты не видит. Они находятся под водой па глубине 50– 60 сантиметров с поплавочными обозначениями па поверхности для ориентировки войск при форсировании реки. Такие переправы противнику трудно обнаружить. Обязательно надо иметь и надводные мосты, которые бы привлекли к себе внимание вражеской авиаразведки. Но главный упор надо делать на подводные мосты» 1.
...Два часа почи 20 августа. Воины отдыхали перед боем. В домик командующего вошел оператор И. А. Миляв-ский с донесением в Ставку о готовности фронта. Встретил его офицер для особых поручений командующего, полковник А. И. Феденев.
– Исай! Командующий спит.
– Донесение Сталину, как быть?
Мепыне чем через минуту в переднюю комнату вошел Родион Яковлевич и досадливо сказал:
– Креста па вас нет, капитан.
– Так точно, товарищ командующий! У меня его никогда и не было.
– Я не в том смысле. Сегодня же такое сражение! Где были раньше? – спросил Малиновский.
– Только сейчас подвели все итоги, товарищ командующий,– отчеканил капитан.
Малиновский подписал боевое донесение.
Поспать больше уже пе пришлось. Вновь и вновь он мысленно отыскивал изъяны и возможные подводные камни в ходе наступления. По ту сторону Фриснер с двадцатью дивизиями в первом эшелоне обороны ломал голову и тоже не отдыхал. С 18 августа он привел их в полную боевую готовность и ждал своей участи. Было поздно уже что-либо поправить на линии Тыргу-Фрумос, Яссы и у Тирасполя, тем более что оттуда они до последнего времени не ожидали наступления.
Рассветало. Все заняли свои места на командно-наблюдательном пункте в Рэдепий, в тридцати километрах северо-западнее Ясс. Ждали приказа. Стрелки показывали шесть часов десять минут.
– Начнем, пожалуй, Семен Константинович?!
– Пора! – маршал взмахнул рукой.
– Начали,– тихо подал команду Малиновский.
Первые залпы потрясли ночную тишину. В грозном
артиллерийском хоре выделялись мощные орудия. Это били 280-миллиметровые калибры артиллерии резерва Верховного Главнокомандования. Тысячи орудий поливали передний край. Сплошной гул заполнил пространство. Тимошенко пригласили к аппарату:
– Как у вас там, товарищ Тимошенко?
– Ведем артподготовку, все идет по плапу, товарищ Сталин.
– Передайте товарищу Малиновскому пусть позвонит, как пойдет атака. Желаю успехов
Вскоре ближние разрывы исчезли, и вдали появились бледные сполохи. Огонь был перенесен на вражеские батареи, затем па командные пункты и узлы связи. И опять па передний край. В грохот орудий вплелись завывания «катюш». От их залпов на позициях поднялись султаны пыли, из которой выскакивали огнепные ракеты и неслись над головами десятков тысяч советских воинов, застывших в тревожном ожидании.
С переносом артиллерийско-минометного обстрела в глубину паши бойцы опасались ответного удара, по его не последовало. К концу артиллерийской подготовки Захаров доложил, что из шестидесяти батарей, подвергшихся подавлению па участке прорыва, заработали только три, и то на флангах.
– Ай да Фомин, ай да молодец! – улыбаясь воскликнул Малиновский.
– Ваше время,– сказал Родион Яковлевич командующему 5-й воздушной армией генерал-полковнику авиации
С. К. Горюнову.
Через несколько минут над головами появились паши штурмовики, бомбардировщики, покачивая крыльями, как бы приветствуя своих на земле. Красиво!
И покатилось громкое «ура!». Атакующая лавина войск неудержимо устремилась вперед. Артиллерия переключилась на поддержку пехоты и танков. К гулу моторов, орудийных выстрелов и людских голосов присоединились топкие пити автоматно-пулеметной трескотни. Начался самый ответственный момент. Как пойдет атака?
Скоро стало ясно, что она пошла успешно. Артиллеристы и авиаторы сделали все от них зависящее. Местпость оказалась буквально перепахана снарядами. На местах блиндажей чернели ямы, из них торчали бревна, металлические рельсы и прутья. Были сорваны бронеколпаки, опрокинуты сгоревшие танки, изуродовапы пушки, пулеметы.
За атакующим эшелоном двинулись в болотистую долину реки Бахлуи инженерно-саперные части. Около полудня начальник инженерных войск фронта доложил:
– Товарищ командующий фронтом! Мосты готовы.
– Это хорошо! – радостно произнес Малиновский и вдруг вспомнил, как в начале войны чуть не погорел, доложив непроверенные данные о появлении перед фронтом его корпуса около двухсот вражеских танков. Это было в сорок первом в районе Скулян – рядом. В дапном же случае речь шла о запуске в прорыв танковой армии для развития успеха из тактического в оперативный. Поэтому он обратился к начальнику штаба фронта:
– Матвей Васильевич! Срочно проверь и доложи.
Все подтвердилось. Дан сигнал по радио и ракетами.
И в 12 часов танкисты отважного Кравченко снялись с позиций. Это был первый случай, когда танковая армия вводилась в прорыв в середине первого дпя наступления. Хорошо, что все время находилась в готовности номер один. Все сложилось как нельзя лучше. Малиновский, Захаров и другие военачальники видели своими глазами, как она мощно шагнула в прорыв. Дух захватило от радости.
– Товарищ Сталин! Введена армия Кравченко, все идет нормально,– доложил Малиновский, связавшись со Ставкой.
– Уверен в вашем успехе, товарищ Малиновский. Знаете, в резерве Ставки есть конно-механизированная группа Плиева. Может быть, вы ее возьмете к себе? Все отказываются. Конницу, что ли, никто не любит?..
– Вместо Кравченко, товарищ Сталин?
– Я вам этого не сказал.
– С удовольствием возьму, товарищ Сталин.
– Она вам пригодится, когда будете вести бой в районе Галаца
Конечно же, никому до Малиновского конно-механизированная группа Плиева не предлагалась. Командующие фронтами слишком хорошо знали героев-плиевцев, чтобы отказываться от них. Слова Сталина Родион Яковлевич расценил как намек па то, чему Ставка будет уделять главное внимание в ближайшее время.
Основные слагаемые начала операции были выполнены успешно. Напряжение па командном пункте спало, и Малиновский многозначительно сказал:
– Да, времена изменились бесповоротно в нашу пользу. Мы можем навязывать противнику свою волю более спокойно.
На 3-м Украинском фронте артиллерийская подготовка началась в восемь утра. Сто пять минут били орудия. Огонь переносился с одной на другую линию укреплений. Атака двух армий была решительной. Из-под Тирасполя па запад, к Пруту, рванулся механизированный корпус, чтобы встретиться в районе Хуши с передовыми силами танковой армии 2-го Украинского фронта.
Воины демонстрировали боевое мастерство, отвагу и мужество, решимость добиться успеха. В первых рядах шли политработники и коммунисты. В войска главных ударов разъехались члены военных советов фронтов и армий, работники политорганов, корреспонденты газет.
С неба эшелонами штурмовали и бомбили противника самолеты двух воздушных армий. Погода в тот день была идеальной для ударов с воздуха. Единственными помехами являлись дым и пыль.
Действиями флота и морской авиации было уничтожено тридцать семь и повреждено десять кораблей гитлеровцев. Порты Сулин и Констанца, где главным образом базировался флот фашистов, оказались парализованными. Решительные действия наших моряков отвлекли значительные силы врага.
Удары фронтов оказались неожиданными и мощными. Все, в том числе и связь, было моментально разрушено и парализовано. Динамичность сражения увлекла некоторых советских командиров к управлению частями и соединениями открытым текстом, что запрещалось. В то же время связистами 2-го Украинского фронта были подслушаны переговоры, которые свидетельствовали, что творилось в стане врага: «Сильное сосредоточение огня артиллерии, минометов, лафетных и тяжелых пехотных орудий в направлении главного удара наступления... Чувствуется налаженное взаимодействие с танками, авиацией... Нет связи с корпусами... Дивизии действуют самостоятельно...» – надрываясь, докладывал командующий 6-й немецкой армией Фриснеру. «Солдаты бросают оружие и как сумасшедшие бегут...– Так наведите порядок или вы не в состоянии это сделать?..– А вы сами попробуйте...– За последние слова вас следует расстрелять!..– В таком случае приезжайте сюда...» Или на другом участке: «Сопротивляться невозможно. Потери в людях огромные.,.– За-щпщайте позиции во что бы то ни стало!..– К вашему пожеланию прибавьте хотя бы полсотни солдат...– Это пе довод...– Как это не довод? Русские атакуют со всех сторон. Окружают...» – переговаривались в звене полк—дивизия.
Появление в прорыве танковой армии Кравченко оказалось полной неожиданностью для гитлеровцев. Танкисты увлекли за собой к третьей полосе вражеской обороны огромное количество пехоты, артиллерии при мощной поддержке авиации. Неотступно следовала оперативная группа с Малиновским. Захаров, оставаясь в штабе, принимал доклады командующих армиями и донесения от своих операторов. Где можно было, принимал решения, в остальных случаях связывался с командующим.
Солнце садилось. Но операция продолжалась на огромном пространстве. Штабы подвели первые итоги. Враг потерял девять дивизий. Фронты продвинулись на десять-шестнадцать километров. Это был большой успех.
Фриснер доносил в ставку Гитлера: «...Предпринятое советским командованием крупное наступление 20 августа подвергло неслыханному испытанию немецкие соединения, расположенные на румынской территории; 6-я и 8-я немецкие армии с самого начала поставлены в исключительно тяжелое положение; к вечеру, несмотря на ввод большого количества резервных частей, удалось лишь частично задержать наступление русских; они глубоко прорвали фронт и добились большого успеха на обоих участках; в течение 24 часов пять румынских дивизий оказались полностью уничтоженными, и вряд ли следует предполагать возможность использования танковой дивизии «Великая Румыния» 2929
ЦЛМО. Ф. 16а. Оп. 983. Д. 10. Л. 16—17.
[Закрыть].
Второй день был переломным. Войска Кравченко разбили противника на горном хребте Маре, взломав третью оборонительную полосу, и наступление фронта стало развиваться в более стремительном темпе.
Однако было бы удивительно, если бы вся операция проходила без сучка и задоринки. Не совсем удачно поначалу складывались дела в 52-й армии Коротеева, которая наступала на главном направлении своим правым флангом. Она с помощью 18-го танкового корпуса взяла Яссы. Планировалось ввести его в прорыв в первый день, но обстановка не позволила. Гитлеровское командование подклю-f
чило к контратакам три пехотные и одпу танковую дивизии. Необходимо было их перемолоть, сохранив корпус для развития успеха. С вводом танкистов в сражение наступление 52-й армии пошло веселее. А на правом крыле фронта был освобожден Тыргу-Фрумос.
К концу дня результаты оказались хорошими. Главпые силы Малиновского вышли на оперативный простор, расширив прорыв до шестидесяти пяти километров и сорока в глубину. На фронте Толбухина благодаря стремительным действиям 7-го механизированного корпуса и войск главной ударной группировки продвижение составило девяносто пять километров и тридцать в глубину. Образовался большой разрыв между 6-й немецкой и 3-й румынской армиями.
Ставка внимательно следила за ходом операции. Вечером 21 августа фронтам поступило распоряжение как можно быстрее выйти в район Хунги и соединиться. Разгадав этот замысел, немецко-фашистское командование попыталось 22 августа вывести силы с кишиневского выступа за Прут. Но было уже слишком поздно. Помешала 4-я гвардейская армия, которая, перейдя в этот день в наступление вдоль левого берега реки, овладела двумя переправами, продвинувшись на двадцать пять километров. Да и 18-й танковый корпус подошел к Хуши. На внешнем фронте взят Васлуй, и армия Кравченко устремилась на Бырлад. Дела гитлеровцев с каждым часом становились все хуже и хуже. Они недосчитались уже одиннадцати румынских и четырех своих дивизий только от действий соединений Малиновского, кроме того, лишились основных путей отхода на запад.
Это означало, что к исходу 22 августа ударпыми силами фронтов было создано оперативное окружение вражеской группировки. Осталось замкнуть кольцо локтевой связью. Тут все кипело как в котле.
В разгар сражения Р. Я. Малиновский чуть было не выбыл из строя. Дело в том, что между Толбухиным и ним возникли разногласия в том, где наступать 4-й гвардейской армии, поскольку она якобы препятствует действиям войск 3-го Украинского фронта. Малиновский решил лично убедиться, прав ли Толбухин.
23 августа в воздух поднялись два самолета фронтового полка связи и низко летели под прикрытием истребителей. В первом находился заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант В. Д. Иванов, прибыв-
птий по заданию Ставки выявить истинное положенно армии и решить вопрос, где ей лучше быть: на восточпом берегу Прута, как планировалось, или переправиться на западный.
Во втором По-2 сидел Родион Яковлевич и внимательно рассматривал местность в районе Хуши, усыпанную техникой и людьми: внизу шел яростный бой. Он отчетливо видел, как фашисты стреляли по их самолетам. Вдруг обожгло спину, и теплая струйка потекла вниз, к пояснице. Он глубоко вдохнул-выдохпул: «Дышится нормально, значит, легкие целы. Что делать? Сказать летчику или нет? – пронеслось в голове.– Если сказать, может перепугаться и что-то не так сделать. Лучше не говорить». Слегка коснувшись плеча пилота, он дал попять, что нужно идти па посадку. Сели. Осмотревшись, Иванов сказал:
– Родион Яковлевич, в моем самолете двенадцать пробоин.
– Сколько в моем, Владимир Дмитриевич, я не знаю, но, кажется, в спине одна есть,– ответил Малиновский.
Последовали обработка раны, просвечивание в фронтовом госпитале. И опять Родион Яковлевич ехал в автомобиле по опаленпым дорогам. Известие о ранении дошло до Сталина.
– Как вы себя чувствуете, товарищ Малиновский? – спросил он.
– Хорошо, товарищ Сталин.
– Если пужно в госпиталь, не стесняйтесь.
– Позвольте закончить операцию, а там будет видно, товарищ Сталин.
– Не возражаю.
Оценивая обстановку за 23 августа, штаб Фриспера донес Гитлеру: «...Необыкновенно высокая подвижность неприятельских соединений в районах вторжения по фронту 6-й и 8-й армий создает серьезную опасность в первую очередь восточнее Прута, а затем и для корпусной группы Мит, подчиненной с сегодняшнего дня командованию 6-й армии. Продолжать бои на стороне немецких войск не выражает желания ни один румынский генерал, а также и командир танковой дивизии «Великая Румыния» генерал Корне, на которого возлагали надежду».
24 августа на Пруте, от Леушены до Леово, кольцо окружения замкнулось. В нем оказалось восемнадцать вражеских дивизий. Радовало освобождение Кишинева. Стало ясно, что вопрос о 4-й гвардейской армии отпал сам по себе. Но возник другой. Как помочь начавшемуся вчера антифашистскому восстанию в Румынии? Антонеску свергнут. Новое правительство объявило войну фашистской Германии. Гитлер распорядился подавить восставших ближайшими к Бухаресту частями группы армий Фрисне-ра и удержать Румынию в своих руках.
В той ситуации необходимо было максимально ускорить освобождение страны. И советское командование пошло на это. Оставив тридцать четыре дивизии для уничтожения окруженных, пятьдесят оно направило в глубь Румынии. Танковая армия Кравченко полным ходом устремилась на юг – к Фокшанским воротам, некогда поверженным Суворовым, сметая все на своем пути. Один танк выскочил к мосту через реку Сирет. Его экипаж – лейтенант Г. В. Бурмак, старшина Ф. А. Куликов и младшие сержанты М. А. Макаров и Г. Г. Шевцов – захватил мост, быстро разминировал, чем помог форсированию реки всей танковой бригадой. Они стали Героями Советского Союза в числе тринадцати Героев только одного танкового батальона за форсирование Сирета и освобождение Фокшан. Впереди танковой армии находились Плоешти и Бухарест, а там и конец операции.
Создававшийся в основпом войсками Малиновского впешпий фронт «котла» настолько отодвинулся вперед от внутреннего, что о спасении окруженных не могло быть и речи, и тем не менее те отказались капитулировать. Тогда началось их уничтожение. Фашисты пытались вырваться из окруяюния. Они лезли на рожон, не считаясь с потерями. Если некоторым и удавалось прорваться за внутреннее кольцо, то их уничтожали другие части – артиллеристы, связисты и тыловые подразделения. Символично, что могилой захватчиков стала граница, которую опи так легко перешагнули в сорок первом.
Операция закончилась задуманным результатом: за десять дней – предельно малый срок – уничтожено и пленено 300 тысяч фашистов, в том числе десять командиров дивизий и армейских корпусов, освобождена Молдавия, выведены из войны на стороне фашистской Германии Румыния и Болгария, открыт путь в Венгрию, Югославию и Чехословакию. Ее по праву можно назвать первой советской операцией интернационалистского характера, притом в классическом исполнении.
На этот раз, как было в случае поражения под Сталинградом, специального траура в Германии не объявлялось, хотя руководство группы армий «Южная Украина» рассматривало уничтожение армий так, что с «военпой точки зрения перед этим ударом судьбы меркнут все остальные сопутствующие обстоятельства, даже отпадение Румынии и объявление ею 23 августа войны Германии, к которому нельзя, конечно, относиться легко ни с политической, ни с экономической стороны...»
Газета «Правда» в те дни писала, что это одна из самых •крупных и выдающихся по своему стратегическому и военно-политическому значению операций в нынешней войне. Недаром 13 сентября 1944 года в Москве, куда были вызваны оба командующие фронтами для подписания перемирья с Румынией, напутствуя командующего 1-м Белорусским фронтом Константина Константиновича Рокоссовского, скупой на похвалы Сталин сказал: «Только вы действуйте крепко, наступайте в быстром темпе, так, как они действовали,– он протянул руку с дымящейся трубкой в сторону Малиновского и Толбухина.– Л они работали, как артисты, и заслужили маршалов».
