Текст книги "А до Берлина было так далеко"

Автор книги: Василий Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

КП дивизии развернули в деревне Дратино, но прежде чем занять немецкие блиндажи, саперы тщательно их проверили и обезвредили от оставленных мин и фугасов.

В ночь выслали на главное направление два отряда преследования, которые были созданы нами заблаговременно из стрелковых подразделений на автомашинах, усилены танками и артиллерией, а частям первого эшелона дали возможность отдохнуть до утра.

В ночь на 18 февраля под давлением войск наступающей 1-й ударной армии фашисты оставили Старую Руссу. Город находился под гитлеровским игом с 9 августа 1941 года.

Гитлеровское командование принимало все меры для того, чтобы остановить успешное продвижение наших войск в ходе Старорусско-Новоржевской операции. Это остро почувствовали и мы. Чем дальше наступала дивизия на запад, тем более ожесточенно сопротивлялся враг. На нашем пути оборудовались опорные пункты, которые обороняли гарнизоны силою от роты до батальона. А во многих местах переходили в контратаки при поддержке артиллерии и танков.

Наступление задерживали многочисленные минные поля, фугасы замедленного действия на дорогах, завалы в лесах, разрушенные мосты. Немудрено, что темп наступления спал. День и ночь работали саперы, которых придали поротно передовым отрядам преследования.

Отступая, фашисты люто свирепствовали. Организовали команды по угону скота в Германию и специальные группы факельщиков, которые безжалостно сжигали населенные пункты. Приказы гитлеровского командования изуверы исполняли четко, а если и оставляли отдельные дома, то они, как правило, были заминированы. Все эти команды поджигателей, кроме всего, занимались грабежами населения. Каждая машина, повозка гитлеровцев была загружена награбленным.

Наши воины с боями шли на запад по обезображенным воронками снарядов и мин, гусеницами танков и орудийных колес полям. От сел и деревень оставались лишь одни названия и печные трубы, а иные просто исчезли с лица земли, оставив под снегом лишь горький пепел.

Против гитлеровских палачей каждый полк первого эшелона высылал разведывательные группы на лыжах. Их задача состояла в том, чтобы вылавливать факельщиков, отрезать им пути угона скота, проникать как можно глубже в тыл врага и своими дерзкими действиями вносить в их ряды панику.

Вот и под вечер 18 февраля, когда я стоял на дороге, подошел командир взвода лейтенант Н. В. Артамонов с захваченными факельщиками.

– Вот, – показал он на пленных, – пришли сжигать деревню. Два дома сожгли. Тут мы их и накрыли.

После допроса пленных отправили в тыл...

182-я дивизия, выйдя на оперативный простор, вынуждена была так же, как и противник, действовать вдоль основных дорог. Густые леса, глубокая снежная целина и множество незамерзающих болот не позволяли лыжным отрядам вести параллельное преследование врага.

Весь день 19 февраля прошел в тяжелых боях. Противник несколько раз на различных участках переходил в контратаки. На рубеже Речные Котцы, Замошье встретили сплошную стену организованного артиллерийско-минометного и ружейно-пулеметного огня. Завязался кровопролитный бой. Всю ночь не смолкал орудийный гул, треск пулеметных очередей. И только к утру передовые отряды преследования прорвались в тыл врага.

Противник вынужден был оставить выгодный и заранее подготовленный оборонительный рубеж. При этом бросили орудия, обозы, лошадей.

Вечером оперативная группа подвела некоторые итоги. За два дня боев дивизия продвинулась почти на 35 километров и освободила 85 населенных пунктов. Было захвачено шесть складов с боеприпасами и вещевым имуществом, два склада с продовольствием, один с бензином, 12 орудий различного калибра, 33 пулемета, автоматов и винтовок – более 400. В плен сдались 44 гитлеровца, убито 450 фашистов.

Успехи успехами, но обстановка требовала не снижать темпов наступления. Этого же требовал и командарм генерал Коротков, и комкор генерал Степаненко.

Должен сказать, что, когда мы обобщили полученные от разведчиков и из показаний пленных данные, стало ясно, что противник не уступал нам в численности, а на отдельных направлениях даже создавал превосходство в силах. А ведь нам на завтра предстояло прорвать сильно укрепленный рубеж Писково, Взгляды.

Для того чтобы взломать этот промежуточный оборонительный рубеж, мы решили ввести в бой второй эшелон – 171-й стрелковый полк. Мы усилили его танковой ротой, тремя батареями 1186-го истребительного противотанкового артиллерийского полка и поставили на главное направление Михалкове, Волот.

Командир полка подполковник М. И. Воронин выделил в передовой отряд преследования батальон майора Н. И. Микерова и придал ему танковую роту. На танки посадили десант роты автоматчиков полка, взвод саперов. Вместе с десантом была и противотанковая батарея.

Н. И. Микерова читатель уже знает. Не раз смотрел смерти в лицо, не раз водил в атаку своих людей этот опытный и храбрый командир. Ему как раз под силу была такая ответственная и сложная задача: пробиться в тыл врага.

Когда мы проводили передовые отряды, было еще темно. Где-то в движущемся небе тоскливо метались снежные облака. В разрывах их желтела луна, появились и более крупные чистые кусочки неба.

"Может быть, установится хорошая погода, облегчит нам наступление?" подумал я.

Хотя снег и перестал к утру, дороги за ночь замело.

Зашли в избу позавтракать. Начало быстро светать.

– Пора! – сказал я адъютанту старшему лейтенанту Курбатову.

Дорога через снежные заносы была трудной. Вскоре подъехали к роще у деревни Взгляды. На опушке горели костры, возле них грелись измученные женщины с детьми. Узнав, что фашисты изгнаны, они вышли из леса.

Мы остановились, подошли к ним. Женщины рассказали про жизнь в лесу, в землянках, рассказали, как переживали голод, холод. Другие – о жизни в деревне, где свирепствовал разбой и грабеж оккупантов.

Одна из женщин говорила со слезами:

– Моего мужа угнали гитлеровцы в Германию. Осталось пять сирот без куска хлеба.

Спустя некоторое время рота старшего лейтенанта Ф. Л. Маклакова из передового отряда успела перерезать дорогу, по которой отступали фашисты, отбила у них угнанных жителей и наворованное имущество, скот. В числе освобожденных был и муж плакавшей женщины – отец пятерых детей.

Рота автоматчиков из 171-го полка под командованием капитана Кондрашева десантом на танках вместе с батареей капитана Васильева ворвалась в деревню Березовка, окружила ее гарнизон – до роты пехоты. Разгорелся бой. Вскоре на помощь окруженным фашистам подошла пехота, усиленная танками и минометами. Гитлеровцы открыли ураганный огонь и контратаковали. Они попытались смять наших автоматчиков и соединиться с окруженными. Другие подразделения передового отряда немного запаздывали. Положение неожиданно обострилось. Я наблюдал в бинокль за этим боем и видел, что рукопашной не избежать. Наверное, уже прозвучала команда: "Приготовить гранаты!" Но вот в боевом порядке появилась наша рота танков. Атакующий враг сам оказался в огневом мешке: справа его контратаковала рота автоматчиков, слева – танки. Немецкая цепь залегла, а потом отошла в лес. Я облегченно вздохнул. Но радость моя была недолгой. Позвонил подполковник Воронин и доложил, что в этом жестоком бою погиб смертью храбрых офицер штаба дивизии капитан Иван Иванович Титов, который следовал с передовым отрядом преследования...

Когда мы въехали в освобожденную от врага Березовку, я приказал остановить машину. Навстречу шел хорошо мне знакомый пулеметчик Казаков. Подозвал его, попросил рассказать, как все произошло.

– Мы сидели на танке, холодно, прижимались друг к другу. Гусеницы забрасывали нас снегом. Танки неслись на большой скорости. Ехали темным лесом без дорог, переехали какой-то крутой овраг и въехали в населенный пункт. Было тихо. Никого на улицах не было. Однако рота развернулась в боевой порядок. Капитан Кондрашев подал команду: "Огонь!" Тогда фашисты стали выскакивать из окон. Но тут команда: "Противник с тыла!" Смотрю, появились немецкие солдаты с танками и минометами. С ходу контратаковали с тыла, и мы оказались в окружении.

Наша батарея и танки открыли огонь по немецким танкам, но они шли прямо на нас.

Наше отделение залегло, развернулось за бугорком, мы приготовились к стрельбе. Отделенный кричит: "Огонь!" Я застрочил из пулемета. И тут же слышу, отделенный снова кричит:

– Казаков, точнее наводи пулемет!

Я ловил фашистов на мушку, водя стволом пулемета вправо и влево. Фашисты залегли.

Слышу, отделенный говорит:

– Молодец, Казаков!

А тут как раз и подоспели наши танки...

Между тем передовой отряд майора Микерова обошел с юго-запада узел сопротивления фашистов Взгляды, уничтожил до роты пехоты и два орудия в деревне Чумаково. Отсюда Микеров выслал усиленную танками стрелковую роту в направлении станции Волот. Рота прошла по бездорожью лесом незаметно для противника и вышла к МТС, перерезала железную и проселочную дороги, по которым угоняли и увозили в вагонах награбленное у населения имущество и скот. На проселке наши бойцы захватили большой обоз с боеприпасами, продовольствием и награбленным добром.

Оставшийся у нас в тылу узел сопротивления Взгляды и опорный пункт Михалкове первый батальон капитана М. П. Заворохина справа и слева обошел и одновременно с двух сторон атаковал. Противник поспешно отступил, бросив тяжелое оружие.

Итак, 171-й стрелковый полк разгромил противостоящего врага на промежуточном рубеже и успешно продвигался вдоль железной дороги к станции Морино.

Хуже обстояло дело на участке наступления 232-го стрелкового полка. Это я понял из доклада полковника Емельянцева.

– Полк отстал, фланги открыты, противник контратакует, особенно слева, с соседями связи нет.

Я решил с оперативной группой выехать на машинах в 232-й полк, чтобы на месте разобраться в обстановке, помочь принять правильное решение.

У проселочной дороги восточное населенного пункта Барыня, в лесу, расположился батальон майора Бурмистрова. Бойцы готовили шалаши, расчищали снег, стелили лапник, готовились к ночлегу. Некоторые уже отдыхали, другие охраняли расположение подразделения.

Отсюда мы поехали к деревне Барыня, где нас ожидал полковник Емельянцев, который доложил:

– Товарищ полковник! Батальон Чабоненко отбивает контратаки врага на западной окраине Барыни. Батальон Щеглова освободил деревню Никулино, подошел к болотам – два километра западнее Никулино. Перед ним отходят мелкие подразделения неприятеля.

Пешком мы прошли на окраину деревни к последнему домику. Впереди шел бой...

Оценив обстановку, решили батальон Бурмистрова поднять по тревоге и поставить такую задачу: продвинуться севернее Барыни лесом в направлении Гниловец навстречу батальону Щеглова, отрезать пути отхода противнику на запад. Вот так и бывает на войне: только что люди расположились на ночлег после тяжелого двухдневного боя, а тут вновь подъем. Но так требовала обстановка.

Батальонам Бурмистрова и Щеглова необходимо было соединиться в деревне Пулково. Полковник Добылев сосредоточил почти всю артиллерию дивизии для поддержки наступления 232-го полка.

К этому времени майор Зорько доложил о готовности разведывательной роты для ночных действий в тылу врага. Одеты бойцы в белые маскхалаты, подогнаны лыжи, исправны автоматы, в порядке и другое снаряжение. Подошли два партизана, которые прекрасно знали эту местность. Когда стемнело, рота ушла во вражеский тыл. Мы проводили ее и возвратились на КП. По дороге мы встретили на центральной улице большую группу гражданского населения, собравшуюся около амбара.

– В чем дело? Надо разобраться, – обратился я к полковнику Емельянцеву.

Оказалось, в амбаре сидели схваченные немецкие факельщики. Люди требовали от заместителя командира полка по политчасти майора С. Ф. Лаванюка сжечь факельщиков в этом же амбаре. Лаванюк удерживал их от самосуда. Я поднял руку.

– Что мне сказать вам, товарищи? О боли, которая в ваших душах?! О слезах, которые ослепили жен и матерей?! Нет, об этом говорить, когда мы гоним с нашей земли врага, не стоит. Мы сильнее, мы наступаем! Нам ли сейчас расправляться за зверства, грабежи и насилия с пленными! Мы бьем врага в открытом, честном бою. И тех, кто заслуживает наказания, предаем суду. Расходитесь, товарищи, по домам. Дел у вас теперь много, а мы сами разберемся по всем правилам советского закона.

Люди тихо разошлись. Я уехал на свой КП.

Батальоны приступили к выполнению поставленной задачи. Пока шло все по нашим расчетам.

Утро 21 февраля пришло без грохота выстрелов. Фашисты были захвачены врасплох в Пулкове, а под деревней Барыня даже не поняли, что уже окружены...

Разгромив неприятеля на рубеже Волот, Пухово, части дивизии вышли к густому лесному массиву с болотами, замерзшими и незамерзшими. Серьезная естественная преграда на пути к крупному железнодорожному узлу – городу Дно! Лес протянулся с севера на юг на расстояние около 20 километров. На лыжи встали передовые батальоны и разведчики. Противник, надо полагать, надеялся, что нас задержат эти преграды. Лес в северной его части пересекала железная дорога, идущая из Старой Руссы на Дно, параллельных ей грунтовых дорог рядом не было. На южной опушке леса проходила единственная проселочная дорога, по которой с трудом могли двигаться машины, танки и орудия. Остальные просеки и звериные тропы годились только для пехоты. Все узкие перешейки и проходы между болотами были перехвачены неприятельскими заслонами. Надежд на быстрый прорыв было мало. Нам ничего не оставалось, как обойти лесной массив. В северной части леса, вдоль железной дороги эту задачу выполнял передовой отряд 140-го полка, который только что был введен в бой. Хорошо отдохнувшие бойцы шли на лыжах, а вслед за ними двигались основные силы полка.

171-й полк пришлось повернуть на юго-запад, в обход лесного массива в направлении Раманье, Рвы. Вперед был выслан сильный передовой отряд, усиленный двумя батареями противотанковых пушек, при поддержке танков.

По нашим расчетам, к утру 22 февраля передовые отряды должны были встретиться у населенного пункта Кривуха. Это в пяти километрах от Морино, западнее лесного массива. И, вступив в бой с ходу, силами двух полков прорвать рубеж обороны гитлеровцев Морино, Панкратово.

Правда, большое опасение у меня вызывал открытый левый фланг дивизии. К юго-западу от южной опушки леса, у деревни Чащица, двигалась какая-то колонна, но пока разведчики не возвратились, мы не смогли установить, чья она. Командир корпуса сообщил, что юго-восточнее Должино противник контратаковал нашего соседа. По нашим расчетам, можно было ожидать контратаку противника силою до полка по левому флангу дивизии. Мы вынуждены были не выводить 232-й полк во второй эшелон, а развернуть его в направлении Большие Гривы, тем самым надежно обеспечивая фланг.

К этому времени 108-я разведывательная рота вернулась из глубокого тыла врага. Со своей задачей она справилась. Захватила несколько солдат и даже одного офицера штаба полка, документы, карты с обстановкой, прихватили с собой фотоаппараты и бинокли. Майор Зорько стал разбираться с документами, старший лейтенант Бейлин допрашивать пленных, а я вызвал к себе командира роты старшего лейтенанта Шимчика, чтобы выслушать его доклад.

– Нас провели лесом, глухой партизанской тропой. Противник не обнаружил роту. Мы обогнули с севера деревню Долгуши и незаметно подошли к расположению штаба полка. Услышали разговор на немецком языке. Остановились, выслали дозор. Он обнаружил патруль, охранявший штаб. Я провел роту оврагом, заросшим мелким кустарником, который тянулся к центру расположения блиндажей. Вот и блиндажи, хорошо замаскированные. Рядом ходит часовой. Согнулся, нос воткнул в воротник шинели, не видит ничего. Автомат перекинул через плечо. На овраг не обращает никакого внимания. Часового сняли бесшумно. Группа захвата подошла к блиндажам, лейтенант Самусенков распределил по три-четыре разведчика на блиндаж. Одновременно ворвались в блиндажи. В это время рота приняла боевой порядок на случай опасности.

Поднялась автоматная, пистолетная стрельба, раздались взрывы гранат. Гитлеровцы в панике выскакивали из блиндажей, разбегались в разные стороны. Некоторые офицеры вступали с разведчиками в рукопашную схватку. Над командным пунктом взвились ракеты. Фашисты вызывали помощь.

При вспышках ракет мы обнаружили на отшибе блиндаж, из которого стреляли из автоматов. Старшина Козлов с шестью разведчиками осторожно подползли, бросили внутрь гранаты. Стрельба прекратилась. Козлов выбил двери, в блиндаже оказался в живых лишь один офицер. Он не сопротивлялся. Его и прихватили. Потом быстро отошли километра на два по другой тропе лесом и только тогда услышали орудийную стрельбу. Мы вышли из леса на дорогу на окраине Контопцев, где и встретились с батальоном Щеглова.

Все полученные данные были очень кстати.

Допрос пленных и разбор документов подходил к концу. Мы сидели в небольшой крестьянской чистой и теплой избе на окраине деревушки. Вдруг в небе послышался гул мотора По-2. Мы бросились к окнам, видим: один, второй, третий круг сделал самолет над нами.

– Видимо, из штаба армии, – предположил майор Зорько.

– Надо встретить их, – приказал я.

Вскоре Зорько прислал связного, который доложил:

– Прибыл командарм.

Я не удивился. Не первый раз он приезжал и прилетал без всякого предупреждения. Я вышел навстречу генералу Короткову и командиру корпуса генералу Степаненко.

По дороге к КП генерал Коротков обратил внимание на подготовленный санный обоз. Рядом с ним стояли пленные. Одеты они были не по-зимнему.

– А как же вы их будете отправлять?

– На машинах, человек по двадцать пять.

Я доложил командиру об итогах разведки. Генерал остался доволен полученными разведывательными данными. Он сам когда-то был разведчиком, знал, как трудно их добывать.

Я пригласил генералов выпить чая. На столе уже кипел самовар. Ординарец красноармеец Горошков накрыл стол.

Генерал Коротков перед отлетом дал короткие и четкие дополнительные указания по подготовке штурма города Дно. Попрощался, и самолет поднялся в воздух.

Начальник штаба полковник Тарасов сообщил командирам полков необходимые им разведывательные данные о противнике, которые пришлись им очень кстати. Особенно умело воспользовался полученными разведывательными данными полковник Емельянцев. 232-й стрелковый полк нанес внезапный удар во фланг вражеской части. Фашисты были застигнуты врасплох.

По радио полковник Емельянцев доложил:

– Разгромлена колонна пехоты, следовавшая по дороге на Долгуши, численностью до батальона, захвачены пленные, три пушки, десять пулеметов, несколько повозок и машины. Полк свернул с Долгуши на дорогу к Панкратово.

Следом доложил подполковник Воронин:

– Передовой отряд капитана Заворохина рассеял до роты противника и овладел деревней Раманье. Не останавливаясь, двинулся по дороге на Рвы. Одновременно второй батальон капитана Лутовинова по бездорожью лесом выходит на Ледники и несколько отстает от передового отряда. 3-й батальон майора Микерова продвигается по дороге на Рвы во втором эшелоне полка.

Не прошло и часа, как Воронин снова доложил:

– При отходе передового отряда к деревне Рвы встречены сильным организованным орудийным и пулеметным огнем со стороны противника. Попытались при поддержке танков прорваться с ходу. Потеряли людей, два танка, по успеха не имели.

– Готовьтесь к повторной атаке, ждите меня, выезжаю. Наша оперативная группа всегда была наготове. Не доезжая метров 300 до деревни Рвы, нас остановил патруль:

– Дальше ехать, товарищ полковник, на машине запрещено. Противник сильно обстреливает.

Подбежал начальник штаба полка майор А. П. Долгих. Мы с ним пошли на НП полка. В центре лесной полянки на небольшой возвышенности, хорошо замаскированной, стоял подполковник Воронин. Строгий, лицо суровое, словно высеченное из камня. Спокойно, коротко дает указания.

Увидев меня, подошел и доложил обстановку:

– Противник занимает оборону по реке Ровка. Позиции его расположены на высотах, на более выгодном рубеже по отношению к нам. Справа – лес, слева болото. Есть там дефиле, но поставлено достаточно огневых средств, к тому же находятся его резервы.

– Атаковать в лоб Рвы, да еще с ходу, было бы по меньшей мере неосмотрительно. Но медлить, терять людей и время тоже не следует.

Внимательно изучив ситуацию, я приказал Воронину оставить па направлении Рвы один батальон с противотанковой батареей для имитации атаки. Весь же полк с приданными средствами перебросить на рубеж высота 89,5 и лес, что южнее в одном километре от деревни Ледники. Оттуда во взаимодействии с 232-м полком нанести удар в направлении Карпово во фланг противнику навстречу 140-му полку, отрезая, таким образом, пути отхода противнику.

Максим Ильич Воронин оставил батальон М. П. Заворохина у Рвов, там же остался и его заместитель майор Ф. А. Ерастов. Взял с собой начальника штаба, офицеров и артиллеристов и вместе со мной уехал на новый наблюдательный пункт.

На новом НП ко мне подошел начальник связи М. А. Кривонос и доложил:

– Связь с полками и корпусом установлена.

Раз связь работает, то можно управлять частями в бою.

Перегруппировка на новый рубеж дивизии происходила днем, но все было сделано, чтобы это произошло скрытно от противника, чтобы ни малейшими признаками не обнаружить себя. Подразделения, техника шли лесом, оврагами, в стороне от дорог и, как только занимали исходное положение, сразу зарывались в снег. Орудия, минометы маскировались белым материалом, танки окрашивали в белый цвет.

Все усиленно готовились к бою.

Пока шла подготовка, я вместе с начальником политотдела пошел побеседовать в роту старшего лейтенанта А. В. Алешкина. Там царило деловое оживление: бойцы получали гранаты, готовили автоматы, карабины. В траншее нас обступили, завязалась непринужденная беседа.

– Скоро наступление? – спросил молодой боец.

– Не за горами, – улыбнулся я.

– Ну все же, как скоро? – не унимался боец.

– Примерно через пару часов.

Настроение у личного состава было боевое, несмотря на все трудности перехода из одного района сосредоточения в другой.

Этому во многом способствовала интенсивная партийно-политическая работа, которая проводилась в дивизии с учетом специфики боевой деятельности частей и подразделений и составляла необходимый элемент подготовки и проведения каждого боя. Она воспитывала у бойцов стойкость, мужество, большую активность, высокий наступательный порыв. У нас практиковались ежедневно короткие совещания командиров рот с подчиненными. На них подводились итоги прошедшего дня и ставились задачи на следующий день. Как только представлялась возможность, проводились партийные и комсомольские собрания с конкретными повестками дня. Политработники постоянно следили, чтобы весточки с фронта отправлялись в госпитали раненым бойцам, а также писались благодарственные письма родственникам особо отличившихся бойцов. Политотдел дивизии выпускал печатные листовки, а политработники частей и подразделений – рукописные с пометкой "Прочитай а передай по цепи". Большое внимание уделялось выпуску боевых листков.

Вернувшись на НП, я прежде всего обратился к командующему артиллерией полковнику Добылеву:

– Иван Прокофьевич! Готова артиллерия?

– Через полчаса будет готова. Поддерживающие нас минометный и гвардейский минометный полки подготовили также все данные и готовы открыть огонь.

Ровно через полчаса команды "Огонь!" молниеносно разнеслись по проводам и эфиру на батареи. Пролетели секунды. Раздался орудийный гром.

Поднялись бойцы и дружно пошли в атаку. Они преодолели возвышенность и двинулись навстречу подразделениям 140-го полка. Вскоре мы увидели, как наступающие соединились на льду реки Полонки. Пути отхода гарнизону деревни Рвы были отрезаны. Фашисты оказались в кольце. Впереди два наших полка, сзади один.

Мы решили обратиться к окруженным частям противника с призывом сложить оружие. Составили текст обращения. Я доложил о нашей задумке командиру корпуса. Тот одобрил наш план. Переводчик старший лейтенант Бейлин подошел к микрофону громкоговорящей установки:

– Внимание! Внимание! Внимание! Говорит русское радио! Прекратить стрельбу. Сложите оружие на дороге около перекрестка. Переходите смело к нам, никто вас не тронет, гарантируем жизнь всем солдатам и офицерам, отправим в тыл. Ваше сопротивление бессмысленно. Вы окружены. На раздумье двадцать минут.

Наступила тишина. Только где-то во вражеском тылу отдельные пулеметные очереди. Истекает срок ультиматума. Ответа нет. Полковник Добылев отдает распоряжение артиллерийским командирам:

– Провести трехминутный артиллерийско-минометный налет!

Ударили орудия и минометы. Когда они смолкли, снова наступила тишина. Бейлин повторяет текст ультиматума.

Но вот появились первые мелкие группки гитлеровцев с белыми флажками...

После капитуляции гитлеровского гарнизона в моем присутствии Бейлин допрашивал пленного офицера. Уронив на ладони голову, он с раздражением говорил:

– Вы не должны были и не готовились наступать на этом направлении! На реке Ровка, на участке Рвы, Ледники, Чащицы все подступы заминированы, орудия и пулеметы расставлены так, что ни один ваш танк не пройдет и ни один бы солдат не смог бы пройти. Мы занимали оборону на господствующих высотах и, надежно укрепившись, надеялись с неделю продержаться. Никому не пришла в голову мысль, что вы сделаете обход по болотам, лесам, глубоким оврагам...

На разборе итогов отгремевшего боя я еще раз напомнил командирам частей о том, что успех преследования противника зависит прежде всего от ведения непрерывной разведки, которая должна быть организована не только в своей полосе, но и в соседней. Должно быть налажено взаимодействие. Решение следует в этой ситуации принимать быстро. Промедление здесь, как говорят, смерти подобно.

Вот в начале боя подполковник Воронин сомневался в его успехе, но, убедившись в правильности принятого решения, активно ввел в бой свои батальоны, а это решило исход боя...

После разгрома неприятеля на рубеже Морино, Панкратово я поехал на новый командный пункт в поселок Михайловский.

В эти дни неожиданно наступила сильная оттепель. Вдоль дороги стояли брошенные автомашины, орудия, повозки с различным имуществом. Двигались медленно. Вскоре забуксовал и наш "виллис". Я вылез из автомашины. Подошли бойцы, с шутками помогли вытолкнуть машину из грязи.

Мы подъехали к избе, на крылечке которой стояла хозяйка. Она встретила нас с доброй улыбкой:

– Пожалуйста, входите в горницу.

Вошли в горницу: чисто, тепло, на столе уже стоял горячий самовар. Сели за стол. После трех выпитых стаканов горячего чая усталость взяла свое. Забрался на теплую русскую печь и сладко заснул. Сколько спал, не знаю, но сквозь сон вдруг услышал:

– Товарищ полковник! Товарищ полковник! Я с трудом открыл глаза. Это меня зовут. Возле печки стоял старший лейтенант Курбатов.

– Вставайте! К вам настойчиво рвется священник по какому-то важному делу.

Я спросонок не сразу понял – зачем, по какому делу потребовался я попу. С 1925 года ведь неверующий. Слез с печи, и тут же ко мне шагнул в полном облачении, в ризе, с крестом на груди священник.

– Мне необходимо ваше разрешение на проведение служения по случаю освобождения псковской земли от нашествия фашистов.

Я, скажу честно, растерялся, не знал, как поступить.

– Через полчаса дам ответ.

Тут же посоветовался с начальником политотдела подполковником Хромовым. Он тоже не знал, как быть. Тогда позвонили члену Военного совета армии генералу Д. Е. Колесникову. Он подумал и сказал:

– На пользу делу – пусть служит, да только пусть добавит при службе, что город Холм тоже освобожден от немецко-фашистских оккупантов.

Вскоре раздался колокольный звон. Я вышел на крыльцо, давно такого перезвона не слышал. Вспомнил, как, бывало, мальчишкой на святки залезешь на колокольню и перезваниваешь в лад маленькими колоколами с большими.

По улицам пошли богомольцы.

После окончания молебна зашел ко мне начальник политотдела Степан Лаврентьевич Хромов и рассказал:

– Когда собрался народ, появился священник в тяжелой золотой ризе, махнул крестом, и все замерли. Он начал проповедь: "Мы беспощадны к врагу! Мы за святое дело, за освобождение! Так встанем, братья и сестры, все как один на защиту Родины!" Читая, он то повышал, то понижал голос до шепота. В заключение хор исполнил "Слава Красной Армии". Народ остался доволен службой...

За пять дней наступательных боев дивизия освободила 210 населенных пунктов и вышла на рубеж в девяти километрах восточнее города Дно.

Салют Родины

В круглой чугунной печурке тихо потрескивали дрова, от нее веяло теплом. На самодельном столике покачивается язычок коптилки. Передвижной наблюдательный пункт оперативной группы – машина "додж", на три четверти крытая фанерой, утепленная, поставленная на широкие полозья, подцеплена к трактору-вездеходу. Он медленно тянет ее по глубокому снегу за передовыми отрядами, которые идут параллельно отходящим подразделениям противника, а иногда обгоняют их, отрезают им пути отхода, но бывает, что и отстают от бегущих фашистов. Идут смело и решительно в темную ночь и неизвестность. Радисты то и дело запрашивают командиров передовых отрядов о достигнутых рубежах, о действиях противника. Мы в свою очередь наносим на карту полученные сведения.

– Завтра праздник – день Красной Армии, – вслух размышлял я. – Надо нам взять Дно! Вот это был бы подарок!

Добылев открыл дверцу и сердито сказал:

– Ну и погода! Задерживает наше наступление. Если так будет вьюжить и дальше, мы до утра не доберемся и до хуторов.

Я выглянул на улицу. Сильную оттепель сменил крепкий мороз, метель прямо гнала по голубоватому затвердевшему насту бесконечные ленты сухого колючего снега. Целые снежные перевалы вставали на пути главных сил дивизии. Они отстали от передовых отрядов.

– Они-то вовремя выйдут на указанный рубеж, а главные силы могут запоздать, – с тревогой сказал я.

– Пока, товарищ полковник, и передовые батальоны, и главные силы идут по графику, – откликнулся начальник оперативного отделения майор Пташенко. – Но я беспокоюсь за капитана Рождественского, уехал давно с боевым приказом в 140-й полк, по времени должен быть там, а его все еще нет.

– В такую погоду неудивительно сбиться с дороги, – предположил полковник Добылев.

– Вызывайте начальника штаба, полка майора Шишкова, – приказал Пташенко радисту.

Тот быстро связался со 140-м.

– Капитан Рождественский прибыл?

– Нет, – лаконично ответил по рации майор Шишков.

– Вышлите ему навстречу лыжников.

– Высылаю.

Минут через двадцать майор Шишков доложил: