Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших"

Автор книги: Василий Песков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Рыба-загадка

(Окно в природу)

Вечер душного жаркого дня. Солнце скрылось за лесом. Ветер улегся в травах, и вода стала зеркалом. Пахнет погожим сеном, пижмой.

Сухо трещат кузнечики и скрипят уключины лодок – ставим снасть на угрей. Снасть современная – бабышка из белого пенопласта, и от нее в глубину – леска с грузом. Приманка – пучок почти сварившихся в банке червей.

Теперь только ждать, сидя у костра. Бабышки стоят рядком от берега к берегу. Их видно даже в потемках при свете звезд. Если какой-нибудь поплавок «покинул строй», значит, увел его уторь. С темнотой эта странная рыба выходит кормиться, новичок, радуюсь тишине, огню костра, зеркальной воде, чмоканью подлещиков в заводи. Но опытные ловцы хорошо знают: угри лучше ловятся в дождь, в непогоду, почему-то очень любят грозу. Это наблюдение подтверждается – белый строй поплавков сегодня никем не нарушен. Близко к полуночи светим фонариком на воду – никаких изменений. Под погремушки кузнечиков засыпаем в палатке.

Утром – туман. Травы согнуты тяжестью предосенней росы. Фыркает где-то лошадь в луках. Что там на воде с поплавками? «Есть один червячок…» – нарочито небрежно отзываются с лодки. Угрей тут, смотря по размерам, называют либо «червями», либо же «анакондами». То, что снимаем с крючков, тянет лишь на «червей» – каждый угорь примерно по локоть. Все живые, скользкие – удержать в кулаке невозможно. И, конечно, эта странная темно-зеленая с белыми животами добыча на рыбу никак не похожа – змеи!

Мальчишкой, помню, разглядывая репродукцию фламандской картины «Рыбная лавка», я был поражен: зачем же вместе с рыбами продавать змей?! Позже узнал: то были угри. Увидел эту рыбу впервые, уже работая в «Комсомолке».

Юхан Смуул пригласил меня в гости в Эстонию, на остров Муху. Там с рыбаками мы выбирали из моря перемет. На крючках висели уснувшие за ночь крупные окуни и живые, отчаянно не хотевшие переселяться в лодку угри. По стандартам моих подмосковных друзей, то были «анаконды», удержать без «рабочей рукавицы» их было нельзя.

Угорь похож на змею.

В обед за столом Смуула мы лакомились угрями. Жирная сладкая рыба шла только с уксусом. Но соседский рыбак принес тройку копченых угрей, и я понял, почему эта рыба для прибалтийских гурманов ценится выше любой другой.

Позже для передачи «В мире животных» снимали мы ловлю угрей. Проверяли их на живучесть, способность двигаться посуху (по росной траве), брать верное направленье к воде. И всякий раз, наблюдая угрей, я думал: змея же, змея! Однако к змеям утри имеют такое же отношение, какое киты к рыбам. Сходство лишь внешнее. Угорь – рыба, правда, очень своеобразная.

В Центральной России угря не знают. Зато к реках, в прудах и озерах Прибалтики угорь всегда был рыбой обычной. Это касалось и всей Европы, реки которой текут в Атлантику. Рыбу всегда ловили в Исландии, Англии, Франции, Италии, Германии, в скандинавских странах, в части российских, связанных с Балтикой.

И со времен Аристотеля было тайной: как эта рыба рождается? Никто никогда не видел, как нерестятся угри. Полагали, что они «зарождаются из озерного ила» или что в угрей иногда «превращаются дождевые черви». Ученые-ихтиологи улыбались, читая просвещенных своих предшественников. В прошлом веке уже понимали, что угри нерестятся где-то в соленой воде океана. Однако места нереста и пути миграции змееподобных рыб были проведаны только в начале этого века.

Сегодня известно: личинки угрей (крошечные двухмиллиметровые прозрачные существа) появляются в толще воды знаменитого Саргассова моря и являются частью его планктона. Они поднимаются к поверхности океана и постепенно превращаются в плоские стекловидные листики – не очень заметные для хищников и хорошо приспособленные к океанскому дрейфу.

Транспортным средством в Европу для них является Гольфстрим. Не быстро, но верно, могучее течение несет личинки к пресной воде. Полупрозрачные плоские «листики» превращаются постепенно в «стеклянные гибкие палочки» размером с половину карандаша. Исландии они достигают на третий год странствия, Скандинавии – на четвертый и пятый.

В пресной воде полупрозрачные змейки превращаются в угорьков – прожорливых донных хищников, не брезгующих ни живым, ни мертвым мясом, поедающих лягушат, улиток, рыбешек, червей и растительный корм.

В любой книжке об этой рыбе мы найдем утвержденье: угри ночами по мокрым травам способны переползать из водоема в водоем, даже кормиться могут на суше, отдавая предпочтенье молодому гороху. Физиология рыбы как будто дает такую возможность. Угорь лишь на треть кислорода усваивает жабрами, две трети – слизистой кожей. Но вот в переведенной недавно с английского книге читаю: «Вопреки распространенному мнению по земле угри не путешествуют, а в изолированные водоемы проникают через подземные водотоки». Сказано категорично, однако неубедительно. Что значит подземные водотоки? Их ведь немного. А может быть, все-таки ночью по росным травам? Свидетельство очевидцев (видел сам!) услышать было бы интересно.

В прудах и озерах угри растут и нагуливают жирное тело (по Сабанееву) до четырех килограммов веса. Рыба эта ночная, днем предпочитает отлеживаться, «свернувшись веревкой», в укромных илистых и тенистых местах. Все рыбы обладают исключительным обонянием, угорь среди них – рекордсмен. Знатоки говорят: «В незагаженное прежде Онежское озеро довольно было уронить несколько капель розового масла, чтобы угорь почувствовал его присутствие». Приманку-насадку угорь находит легко и жадно хватает ее, оказываясь на крючке «автоматически». Немалых усилий стоит извлечение из усеянной мелкими зубами пасти.

На рану рыба-змея крепка. Обильная слизь позволяет быстро ранение залечить. А кровь угря считается ядовитой.

Живучесть угря велика. «Во влажном прохладном погребе угри, на пробу, жили до семи-восьми дней». Срок жизни угрей в природе (до поры размножения, означающего также и смерть) – от семи до пятнадцати лет. Но в маленьком, лишенном выхода водоеме подопытный угорь (по Сабанееву) прожил тридцать семь лет. Рыба эта очень подвижная. Все время ищет жизненное пространство. Из Средиземного моря часть угрей попадает в Черное и отсюда в некоторые реки этого бассейна.

Из рек, текущих в Балтийское море, по каналам и разветвленным, не всегда означенным на картах капиллярам водной системы угри достигают Волги и некоторых ее притоков. Но это «заблудшие» угри. Пути назад, в океан, для них нет.

Любопытно, что в пресных водах обретаются почти исключительно самки угрей. Более мелкие (до пятидесяти сантиметров) самцы держатся прибрежной зоны морей или же в устьях рек. Они ожидают, когда половозрелые самки рунным (массовым) ходом начнут скатываться из пресных вод в море, и тут начинается совместное свадебное и последнее путешествие змееподобных рыб. (Отнерестившись, угри погибают.)

Еще в пресной воде самки обретают брачный наряд: становятся желтыми, потом серебристыми, у них увеличиваются глаза. Попав в соленую воду, угри перестают питаться. Созревание половых продуктов (икры и молок) идет за счет жира, накопленного в теле угрей. Жиром же обеспечиваются энергетические затраты движения против Гольфстрима. Не слишком хорошие пловцы (около пяти километров в час), угри к Саргассову морю обречены плыть долго. От истощенья у них размягчается скелет, они слепнут, теряют зубы.

Некоторые ихтиологи считают, что все угри гибнут в пути, не достигнув места, где должны нереститься. И свадебная их одиссея кончается драматически – «у них изначально нет сил достигнуть Саргассова моря». Кто же, однако, там нерестится? Полагают, что нерестятся угри, которые вырастали в пресных водах Америки и которые в близкое Саргассово море добираются без труда. Они, как считают, поставляют личинки, которые Гольфстрим вносит в Европу. Но это только предположенье, нуждающееся в подтверждении. Во всяком случае, вылавливать всех угрей, валом идущих по рекам Европы «на гибель», пока считают опасным, вдруг часть из них Саргассова моря все-таки достигнут…

Большинство живых организмов чутко реагируют на соленость воды. Пресноводные в океанской воде погибают, морские организмы не живут в пресной. Угри, как видим, интересное исключение. Часть жизни они проводят в соленой воде, другую – в пресной. Но исключение не единственное. Вспомним лососей – кету, горбушу, кижуча, нерку, чавычу. Та же история: часть жизни в пресной воде, а часть – в соленой. Но есть и большое различие. Лососи в пресной воде (в чистых ручьях и речках) рождаются и скатываются в океан, где вырастают в огромных и сильных рыб, которых инстинкт размноженья влечет опять в пресноводные речки. Угри же в океане родятся, а вырастают (чтобы стремиться потом на родину) в тихой пресной воде прудов и озер.

Вы спросите: а ловля угрей в Подмосковье, как попали они сюда? Конечно, не своим ходом!

Уже много лет в значительные водоемы серединной России угрей поселяют. Маленькими («стеклянными») их ловят французы в момент, когда из океана огромным числом они устремляются в реки. В воде, насыщенной кислородом, маленьких угрей самолетами доставляли и выпускали в Селигер, Сенеж, в хранилища, из которых Москва пьет воду. Угри тут чувствуют себя превосходно и очень изобретательно расселяются, пользуясь малыми водотоками, болотцами и канавами, а может быть, все-таки ползают и по травам.

Мы ловили угрей на реке Озерне. Но попадаются они иногда и в торфяных ямах, в затопленных карьерах. Представляете удивление рыбака – ловил карасей, а выудил вдруг нечто, похожее на змею. Опытный рыболов обрадуется, новичок же может и испугаться.

Угри, поселенные в водоемы «на вырост», – заложники своей судьбы, на нерест им не выбраться. Два исхода – состариться и умереть либо попасть на крючок. При таком положении прироста угрей быть не может. Только убыль. Восполнять ее можно, выпуская все новые партии молоди. Пока, несмотря ни на что, этот процесс не прерван.

_{Фото автора. 19 августа 1994 г.}

Время волков

(Окно в природу)

Время волков… В этих словах каждый справедливо усмотрит образ текущего бытия. Подлое, неуютное, безжалостное время. Но посмотрим, каково живется Природе в годы человеческих потрясений, получают ли передышку «братья меньшие» от гонений двуногих братьев или гонение возрастает?

Готовясь к Грюнвальдской битве, в лесных пущах Литвы и Польши для прокормления войска «добыто было бесчисленно вепрей» (кабанов). Войско Ивана Грозного в походе на Казань кормилось лосятиной. «Провиантные отряды» царя лосей перебили много. Правда, не настолько много, чтобы зверь стал редким.

Более поздняя бесконтрольная охота на зверя из-за мяса и из-за кожи на штаны офицеров (лосины) лось в прошлом веке стал такой редкостью в средней России, что о каждом где-либо замеченном писали газеты.

Годы революции и Гражданской войны в начале этого века подчистили остатки лосей, бобров, соболей и сайгаков. Понадобились чрезвычайные законы и меры, чтобы эти животные снова стали обычными.

Что наблюдаем сейчас? Лосей, завсегдатаев леса лет двадцать – тридцать назад, сейчас почти не встречаешь, изведены браконьерами.

Лисиц нещадно и бесконтрольно преследуют из-за шкурки. Медведей бьют иностранцы (этот «спорт» богатым людям доступен теперь в России и на Аляске). Безнаказанно убивают маралов, кабаргу и сайгаков. Бьют даже тигров, которых осталось в Уссурийской тайге считанное число, открыто предлагают в каталогах «тигровые шкуры для ваших спален и офисов».

Волчьи времена!

Ну а что сами волки? Волкам передряги людского мира всегда на пользу. Летописцы, не сознавая этого, годы народных бедствий метили разгулом зверей: «Все впрахе и впусте; одне токмо волки рыщуть». А знаменитый русский натуралист Леонид Павлович Сабанеев, приглядываясь к событиям, вывел почти что формулу: «Рост численности волка в России всегда совпадал с годами разрухи и бедствий народных».

Сказано это было в прошлом веке после войны с Наполеоном, в пореформенной России. И все, что было позднее, подтверждало проницательное наблюдение. Первая мировая война и следом за ней Гражданская волкам были «на руку». Разорение деревни в 30-х годах, дальнейшие над ней эксперименты – укрупнение колхозов, объявление тысяч деревень неперспективными – давали волкам простор и волю их нраву.

Волк – сильный, умный и не трусливый хищник, человека смертельно боится. Даже в крайних случаях, когда надо защитить детенышей в логове, когда любой зверь ляжет костьми за потомство, волк трусит. К логову можно подойти без ружья и безнаказанно взять волчат – волчица скрытно и, вероятно, с материнской болью будет наблюдать похищенье, но не покажет себя. Таков результат длительного и постоянного гонения на волков. Жестокая селекция сделала дело. Те, которые защищали потомство, погибали. Выживали осторожные, терпеливые. И осмотрительность эта закрепилась, как сказал бы ученый, на генетическом уровне.

Волчата в логове.

Живя с человеком издавна бок о бок, в доружейные времена волк, надо думать, вел себя по-иному. Наверняка пытался защищать выводок и смело вступал с человеком в кровавый спор, покушаясь на жеребенка, теленка, ягненка. Несомненно, были случаи и прямой охоты зверя на человека. С тех не таких уж далеких времен у всех народов сохранилось зафиксированное в фольклоре убеждение, что встреча с волком опасна. И хотя волки сами сегодня людей страшатся, любой слух о нападении зверя принимается почти без сомнения, множится, обрастая «достоверными» подробностями.

Люди, хорошо знающие нынешние повадки волков, скептически отвергают любые известия о нападении. И сформировалась другая крайняя точка зрения: волки на человека не нападают.

Не преувеличивая опасность волков, все же надо сказать: точка зрения эта неверная. За двадцать пять лет я собрал достаточно информации, чтобы сделать вывод: волки на человека все-таки нападают. Случается это редко, можно даже сказать, крайне редко. Но с жертвами нападений я сам говорил, переписывался, расспрашивал свидетелей.

Следует различать причины их столкновения с человеком. Одна из них – бешенство зверя. Большинство нападений связано с этой очень опасной (заражающей и людей) болезнью волков, собак и лисиц.

Несколько лет назад в «Комсомолке» я рассказал почти фантастический случай. В мордовской деревне Шейн-Майдан зимним вечером волк сбил с ног колхозницу (Антонину Семеновну Грошеву), шедшую с фермы домой. Вот как она написала мне о случившемся: «Я подумала: ну вот она, смерть. Если бы не пуховый платок, так бы оно и было – зверь вцепился мне в горло. Я схватила руками его за челюсти и стала их разжимать. А они, как железные. Но откуда-то силы взялись. Когда разжала, правая рука скользнула в пасть, и я, не соображая, что делаю, вцепилась в волчий язык. Наверное, от этого волку сделалось больно, потому что он перестал рваться, а я смогла подняться на ноги и стала кричать: «Помогите!» Но никто не услышал».

Далее Антонина Семеновна рассказывает, как, пятясь, она почти километр шла к дому, не выпуская из сжатого кулака волчий язык. Во дворе не потерявшая присутствия духа женщина стала колотить зверя лопатой, потом деревянным дверным засовом. Когда волк рухнул, женщина потеряла сознанье. Медики, подозревая бешенство волка (он действительно оказался бешеным), приняли нужные меры, и Антонина Семеновна Грошева осталась живой.

История исключительная. И я тщательно все проверил, прежде чем о ней написать. «Рядовых» случаев, связанных с бешеными волками, много. Как правило, зверей, теряющих в этих случаях чувство самосохранения, удается убить. Человеку же надо немедленно обращаться к врачам – бешенство, если меры принять запоздало, кончается смертью.

Но бывает, что и здоровые волки атакуют людей. Почти всегда случается это в азарте разбойной охоты. Волк в овчарне (или же возле стада, отары), а человек защищает свое добро. При этом волк хорошо понимает: палка в руках человека или ружье.

И, наконец, ситуация особенно драматическая, особенно спорная – нападения зверя на человека как на объект охоты. Это может случиться, когда численность волков стремительно возрастает, когда их мало преследуют и когда их «шалости» остаются безнаказанными и волки перестают человека бояться. Первый шаг к людоедству может сделать старый, ослабший зверь либо волчица, которой трудно прокормить выводок, уже выросший, но еще не способный самостоятельно добывать пищу. Объектом нападения почти всегда становятся дети.

Кировский охотовед Михаил Павлович Павлов, хорошо знающий биологию и повадки волков, собрал обширный материал о случаях нападенья волков на людей. Почти все они относятся ко времени Отечественной войны, первым послевоенным годам и вполне объяснимы – волков было много, давление на них почти совершенно отсутствовало, и выросло несколько поколений зверей, у которых страх перед человеком стал притупляться. (То же самое сейчас наблюдается в Индии, где запретили охоту на тигра, и немедленно повсеместно стало расти число зверей-людоедов.) Павлов в своем исключительно интересном исследовании «Волк» рассказывает, каких трудов стоило справиться с «распоясавшимся» зверем после войны – созданы были специальные группы охотников, использовались яды и авиация.

Для нас, в России, где волки по-прежнему многочисленны, все реалии книги Павлова узнаваемы. Но в Швеции, где были опубликованы главы из книги «Волк», поднялся великий шум: «Волк-людоед? Не может такого быть!» Реакция эта очень понятна.

В Швеции, где волков осталось с десяток или чуть больше, их не просто оберегают, что понятно и, конечно, разумно, но даже «хотели бы волка причислить к лику святых». Трезвые люди, пожелавшие разобраться в фактах, догадались заглянуть в «доружейного» времени церковные записи. Обнаружилось: и в Швеции волки, когда их было много и когда людей они не страшились, позволяли себе рискованную охоту. И тут пострадавшими были дети. Европейская сказка о Красной Шапочке рождена не на пустом месте…

Против волка не надо возбуждать ненависть. В диких природных сообществах зверь этот – звено важно-необходимое. Там же, где властвует человек, конфликты с ним неизбежны. И самое разумное: не стремясь совершенно истребить интересного умного зверя, все же надо его постоянно держать в узде.

Сегодня у нас узда эта явно ослабла. Охота на волка весьма трудоемкая и не дешевая. А прежние «честь и доблесть» такой охоты многими позабыты. Разруха в полном соответствии с формулой Сабанеева вовсю «на волка работает». С разных сторон идут вести о росте численности зверей. Никого сейчас уже не волнуют многозначные цифры людей, погибающих от разбоя и на дорогах. А вот если волк, как ягненка, схватит где-нибудь «Красную Шапочку», будет шок, объявится новое зло, а для борьбы с ним, конечно, новый указ президента.

Но указом волков особенно не проймешь.

И «на закуску» любопытнейшее свидетельство о волках – кого бы думали? – зачинателя русского футуризма Давида Бурлюка.

«Иван Васильевич любил… по свежему снегу на… санках-козырьках… прокатиться. Случилось только, что однажды, когда он с утра уехал таким манером, перед вечером на двор обратно примчался конь, в мыле, весь трясущийся, с глазами, кроваво заведенными. Чуя недоброе, снарядили верховых навстречу Ивану. А позже и все происшедшее было восстановлено и передавалось так: Иван Васильевич сделал на своих козырьках уже более полдороги, как вдруг он увидел на конце поля, которое переезжал, две черные точки… Конь заострил уши и стал нервничать… А волки, это были они, кругами шли по полю, все туже заворачивая узел своего бега…

Еще через несколько мгновений лошадь вывернула Ивана из козырьков и в ужасе исчезла…

А Иван… стал хладнокровно шагать до дому…

Звери продолжали кружить вокруг намеченной добычи своей. Круги их… становились все уже… Наконец, наступил момент, когда звери бросились с двух сторон к Ивану под ноги с намерением повалить обреченного человека.

Быстрым движением, однако, хладнокровно Иван изловчился и схватил дюжих зверей каждого одновременно за кожу на крепких шеях их…

Иван продолжал идти… Теперь волки, напуганные, в свою очередь, случившимся, роняли пену из страшных раскрытых пастей своих, угловатыми лапами упираясь в дорогу.

Держал Иван Бурлюк волков, как на железных палках, отведя их в стороны от себя, чтобы не укусили за ноги…

Когда верховые увидели Ивана Васильевича с пригорка, они успокоились:

– Иван Васильевич у Симерницких двух борзых купил…

Но, подоспев ближе, по бледному лицу Ивана Васильевича, по волосам, растрепанным и сбившимся, по шапке потерянной поняли недоброе.

Волков убили. Рук человека, потерявшего дар речи и память, разжать не могли. Через несколько дней деда Ивана похоронили…»

Вот такая история. Бурлюк – натура художественная, мог, украшая свою родословную, малость пофантазировать. Но вполне возможно, что все так и было.

 _{Фото автора. 26–29 августа 1994 г.}