Текст книги "Место Силы 4. Андромеда (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

14. Покажи мне свой мир

После занятий мы отправились в бассейн. Ещё одно помещение, поражающее размерами. Сколько бы ни набиралось народа, оно всегда казалось почти пустым. Всегда можно было найти себе какой-нибудь участок и спокойно поплавать в голубоватой подсвеченной воде.

Плыли синхронно. Сначала в одну сторону, до третьего буйка, потом – обратно. Не соревнуясь, просто наслаждаясь процессом и разговаривая. Я вынесла любовь к воде из раннего детства, и до сих пор плавание меня успокаивало. Кроме того, посещение бассейна давало дополнительные баллы по физподготовке.

Тут-то Айк и узнал о моей проблеме.

– Что значит, «зачем зло»? – не понял он поначалу.

– Я не вижу его смысла в общей концепции, – сказала я.

Голос звучал глуховато из-за закрывающей лицо маски.

Наш вид, при всём его совершенстве, физиологически плохо приспособлен к плаванию. Нам приходилось носить маски, чтобы не задыхаться, когда вода хлещет в носовые щели. Нам приходилось надевать специальные «перчатки»-перепонки, чтобы движение руки двигало вперёд тело. И всё равно сравниться с рыбами мы не могли.

Помогала и обтяжка. В числе прочих удивительных свойств материала, из которого её создавали, было и такое. Когда нужно было плыть, обтяжка становилась скользкой, как рыбья чешуя, и сопротивление воды сходило на нет.

– Он же очевиден! – воскликнул Айк.

– И чего ты от меня ждёшь? – спросила я. – Чтобы я сказала: «Ох, точно!» – и всё поняла? Хранительница не сумела объяснить мне этого понятно, но твоё «он же очевиден» исправило ситуацию!

Айк помолчал в развороте, потом миролюбиво сказал:

– Мозг взрывается, когда ты огрызаешься, не убирая белой ментомы.

– У меня мозг взрывается, когда я пытаюсь осмыслить необходимость зла в мире, обречённом на уничтожение.

– Говорю же: не пытайся понять, – вмешалась Нилли. – Просто сделай, как просят, и всё. Я так и поступила.

– Ну и бестолочь! – возмутился Айк. – Алеф совершенно права. Нужно задавать вопросы. Что ещё важнее – нужно задаваться вопросами, иначе мы так и останемся бездумными исполнителями. Представьте себе… Алеф, тебе, наверное, будет проще. Представь себе, что ты идёшь вечером к себе домой. Я имею в виду твой дом на земле.

– Сложно представить, – отозвалась я. – Не решилась бы оказаться на улице после заката.

– Вот! Я ведь смотрел снятые там сюжеты, представляю, что творится.

Вряд ли он представлял…

– Постарайся вообразить. Ты идёшь домой и вдруг видишь, как пара-тройка безумцев избивают одного. Он уже лежит без движения. Что ты сделаешь?

– Пройду это место как можно скорее, не привлекая к себе внимания, – сказала я, не задумываясь.

– А если у тебя есть силы вмешаться? Если ты можешь без проблем одолеть даже десяток безумцев?

– Тогда я вмешаюсь и одолею безумцев.

– А если у тебя есть эти силы, но ты увидишь, как все участники предыдущего сюжета просто спокойно разговаривают?

– Тогда я просто пройду мимо, не ускоряя шаг. К чему ты клонишь, Айк?

Мы развернулись опять, поплыли обратно, в направлении душевых.

– В этом смысл, ответ, – сказал Айк. – Ты – это Кет. Ты применишь силу, когда в этом есть смысл. Но ты – против насилия, поскольку ты – разумное существо. А Кет – порождение хаоса. Поэтому он скорее поможет тем, кто избивает беззащитного, правда, в итоге пожрёт и их. Если в мире совершенно нет зла, то… наверное, Кет его даже не заметит. Пройдёт мимо, не ускоряя шаг. Ему нужно за что-то зацепиться, иначе мы просто выстрелим вхолостую.

Я молчала. Я всегда молчала, когда вынуждена была понять то, чего не хотела принимать. Айк объяснил более чем доходчиво. Даже Нилли притихла. Но Айк не обращал внимания на Нилли.

– Если хочешь, могу помочь, – сказал он. – Приоткрой мне свой мир, я населю его злом. Я спец по злу. Самый главный, самый основной.

Это я знала с самой первой нашей встречи. Но все измерения этого откровения поняла лишь сейчас. Айк был очень важным для Общего Дела.

– Твоё вмешательство будет видно, – сказала я. – Сама что-нибудь придумаю.

– Алеф, я не настолько глуп, чтобы предложить тебе помощь с учебным проектом. У тебя ведь есть свой мир, другой.

Я вспомнила о пауках.

– Если хочешь, приходи в лабораторию сегодня ночью. У меня есть допуск. Посидим пару часов, и ты поймёшь, что нужно делать самой дальше.

– Откуда у тебя допуск в лабораторию?! – изумилась Нилли.

– Спроси, откуда у меня мой гениальный ум! Спроси про искромётное чувство юмора! Красоту, которой не может похвастаться ни одно живое существо ни в одном из имеющихся миров! Но нет. Её интересует низменный, презренный допуск в лабораторию. Виллар в чём-то прав: мы ужасны и безнадёжны. Отвернув душу и разум от по-настоящему важных материй, сконцентрированы на каких-то жалких мелочах, которые…

– Откуда. У тебя. Допуск. В лабораторию? – грозно повторила Нилли.

Айк обиделся и не сказал ни слова до самого конца заплыва.

* * *

– Ты довольна? – спросила я, тряся онемевшими пальцами в воздухе.

– О да! – Нилли перевернулась на спину в своей капсуле и уставилась в потолок. – Хотя ты должна быть довольна куда больше, ведь ты рассчиталась.

– Не понимаю, чем тебя не устраивает массажный режим капсулы. – Я подошла к иллюминатору. Шло время, но смотреть в бесконечность мне не надоедало. Безграничье затягивало.

Наверное, каждому надо хотя бы раз это увидеть. И мне бесконечно жаль тех, кто остался на земле. Кто лишь на экранах и голограммах сможет увидеть бледное подобие этого волшебства.

– Так я учусь доверию, – сказала Нилли.

– Прости, что?

– Ещё один оборот, и мы сможем собирать пятёрку, Алеф. Пятёрка – это доверие за гранью того, что доступно мне или тебе сейчас. Это – раскрытие души.

– С какого боку здесь массаж?

– А как связан спортивный зал с развитием духа?

Уела. Об этом я не подумала. Оставалось лишь хмыкнуть.

– Я смогла расслабиться под твоими руками и сейчас, после, чувствую себя лучше, чем до. Я ощущаю умиротворение.

Это я видела сама по её ментомам.

– Для меня это серьёзный шаг, Алеф, – сказала Нилли. – Тебе тоже нужно задуматься о таком. Когда нужно будет объединиться, ты не сумеешь отделаться белой ментомой. Тебя это не пугает?

Меня это пугало до дрожи.

– Это просто слабость, – сказала Нилли. – И её можно прорабатывать, как и всё остальное. Но если ты боишься даже прорабатывать…

– Я ведь дотронулась до тебя. Наверное, со мной ещё не всё потеряно.

– Это другое, не прикидывайся дурочкой. Ты всегда готова помогать. Готова отдавать. Но принимать ты пока не умеешь. А это необходимо.

– И что ты предлагаешь? – Я села на краешек своей капсулы. – Позволить тебе разминать мне мышцы?

– Вряд ли… Боюсь, они будут до такой степени напряжены, что я ничего не смогу сделать. Начнём с малого.

– И какое оно, это малое?

– Позволь Айку помочь тебе.

– Айку? – удивилась я, спрятав удивление за белой ментомой. – Но… Мне не очень-то и нужна его помощь.

– Именно. Я же сказала: начнём с малого.

– «Начнём». Ты пойдёшь со мной?

– Нет! У меня все мышцы как кисель, чувствую себя медузой в океане. Поэтому я буду спать, заодно почищу контуры. А тебе – удачи!

Она сложила руки на груди, закрыла глаза, и крышка, подчинившись мысленной команде, опустилась на капсулу.

– Дерьмо, – только и сказала я.

Сколько прожила на земле – и умудрилась сохранить чистоту речи. А здесь… Общение с Айком обогащало мой лексикон чуть ли не каждый день. Хорошо хоть пока у меня хватало соображения не ляпнуть что-то подобное при учителях.

* * *

Айк ждал меня возле лабораторной двери, как и обещал.

– Знал, что не вытерпишь, – подмигнул он мне. – Ну что? Сотворим немного зла?

– Разве что малость, – устало вздохнула я.

День был тяжёлым, а поспать доведётся нескоро.

Считав моё состояние, Айк заторопился. Он достал из кармана комбинезона нечто скомканное и полупрозрачное. Развернул. Оказалось – перчатка. Он натянул её на руку и положил на замок, который тут же сработал, и дверь открылась.

– Мне не следует спрашивать, что это такое?

– Не следует. Иначе станешь соучастницей.

Шутит он или нет – этого я понять не сумела. Мы вошли в лабораторию, и как только дверь закрылась и вспыхнул свет, я вздохнула с облегчением.

Возникла спасительная иллюзия, будто мы не делаем ничего запретного. Просто – обычный учебный день. Разве что вместо полусотни учеников в лаборатории – мы вдвоём.

Айк уселся за свой излюбленный функциональный стол, мне жестом предложил занять место напротив.

– Раскрываться умеешь? – спросил он, когда я устроилась на стуле.

– Не особенно, – призналась я.

– Это просто. Дай руки.

Не без колебания я протянула руки над столом, и Айк их сжал, глядя мне в глаза.

– Почему тебя это так напрягает? – спросил он.

– Честно?

– По возможности. Если я тебе отвратителен – соври что-нибудь.

– Ты мне не отвратителен. Просто для меня такой контакт – это другое. Альвус и Еффа касались друг друга подобным образом.

– Это…

– Те, благодаря кому я появилась на свет.

Айк помолчал, потом заговорил тише:

– Так… Мы ступаем на почву, на которой я раньше не бывал, поэтому заранее прошу меня простить, если я оступлюсь. – Надо же, он может быть и таким, оказывается. – Ты сейчас напряжена, потому что боишься, как бы у тебя не появился от меня ребёнок?

Мне стоило большого труда удержать белую ментому. Мне было трудно не расхохотаться. Но я справилась и с тем и с другим.

– Ничего подобного, Айк.

– В таком случае я не понимаю.

– Я – урод, в этом всё дело. Я родилась неправильно, воспитывалась неправильно, и у меня сейчас неправильные чувства. Альвус и Еффа приучили меня, что прикосновения значат больше, чем прикосновения.

– Это так, – не стал спорить Айк. – Касание плоти – касание души.

Я посмотрела на него с удивлением. Он вернул мне тот же взгляд с подобной ментомой.

– Ты думала, это только у тебя так?

– Н-нет… Я знала, что… Просто для меня касание души – сфера интимного.

Ответная ментома Айка была тёплой и дружеской.

– Дурочка, – ласково сказал он. – Это – у всех так. Поэтому мы и учимся доверию. Поэтому Нилли заставляет себя доверяться чужим рукам. Поэтому я сейчас держу за руки тебя.

– Но… – Я пыталась найти разумные доводы. – Ведь я…

– Ты не настолько особенная, как привыкла о себе думать. Да, ты родилась необычным образом. Но физиологически и духовно ты нам идентична. Мы – одинаковые.

С тем лишь исключением, что внутри меня живут семена Чёрной Гнили…

– Просто покажи мне свой мир. Пожелай, чтобы я его увидел.

Я пожелала. И он – увидел.

* * *

Засыпала я под утро, в смешанных чувствах.

В основе коктейля было то, светлое и ободряющее, что дал мне Айк в самом начале ночного свидания.

Но сверху громоздилось нечто монструозное. Нечто такое, чего я не могла, не хотела принять.

Айк быстро изучил мой паучий мир и вынес приговор, как будто заранее знал, что увидит, и приготовил доклад.

«Твои пауки – венец эволюции, у них нет никаких врагов. В то же время развитие цивилизации, по сути, отсутствует. То есть, они – просто доминантные хищники, их даже не сдерживает разум. Они обречены на вымирание, просто потому, что будут размножаться и рано или поздно сожрут всех насекомых. Потом они пожрут друг друга, и на этом всё. Идеально замкнутый мир, и его для Кета не существует. Развитие мира возможно тогда, когда есть враг. Конфликт – двигатель эволюции. Если бы у пауков были враги, это бы, как минимум, регулировало их численность. Знаю, звучит жестоко. Но что-то должно выступать в качестве регулирующего механизма. Разум мы отметаем сразу, пауки очень слабо развиты интеллектуально. Значит – враг. Зло. Причём, лучше всего – сразу несколько видов зла».

То, что сотворил Айк, сам он назвал ерундой для примера. «Это будет работать и работать хорошо, но только в их мире. Для нас, например, такое зло выглядит как минимум странно».

Оно и выглядело странно. Эти конусообразные кучи, которые силой мысли рвали пауков на части или расплющивали. Гигантские птицы. Механические жуки, вылупляющиеся из металлических «яиц».

«Враг естественный, техногенный и мистический. Это даст паукам неисчерпаемые возможности для развития. Попробуй, дай паучатам время, утром поглядим, что получилось. Если что – всегда можно откатить назад, но я уверен, что результат тебя приятно удивит».

Проснулась я, когда Музыка сказала, что пора.

Я села, перекинула одну ногу через борт капсулы и тут же вспомнила, что внутри меня проходит эксперимент. Прикрыла глаза и обратила внутренний взор туда.

Секунды хватило мне, чтобы ахнуть от изумления. Но углубиться мне не дали – снаружи раздался вопль.

– Что это ещё за говнище?! – подпрыгнула Нилли.

Я всталарядом с ней. Сердце тяжело билось.

– Не знаю, – сказала я.

Почему-то казалось, что я виновата. Ночью я нарушила распорядок, пробралась в лабораторию, и вот пришла расплата. Наказание.

Крик повторился.

– Кто может издавать такие звуки? – спросила Нилли и шагнула к двери.

15. Ничего существующего

В столовой собрались все, кто мог ходить. Даже стаффы сгрудились здесь же. Было тихо и страшно, если не считать этих криков, в которых я различала слова, произнесённые на незнакомом языке, странным голосом, невероятным тоном.

– Любопытно до одурения! – Айк опять оказался рядом и, убедившись, что мы с Нилли разделяем его чувства, принялся расталкивать собравшихся.

Я скользила вслед за ним сквозь толпу, будто плыла в толще воды в скользкой обтяжке. И вот – просвет.

Айк замер, я – тоже. У меня приоткрылся рот, и я потеряла белую ментому. Вместо неё выплеснулся наружу целый букет других. Эмоций, которых нельзя было бы выразить словами.

Большая часть столов были перевёрнуты, как будто кто-то в ярости расшвырял их. И между ними, как призрак по древним руинам, ходило странное существо.

Оно было чем-то подобно нам. Руки, ноги, голова… Пожалуй, на этом сходство заканчивалось, хотя кое-что уже было подобно карикатуре. Например, голова существа не обладала энергопроводниками, благодаря которым мы могли соединяться с множеством различных контуров. Вместо них росло нечто вроде шерсти. Кто-то явно её обрезал – слишком уж одинаковыми были по длине тёмные шерстинки. Такая же шерсть «украшала» нижнюю половину лица, делая существо похожим на дикое животное.

Кожа сначала показалась белой, потом я поняла, что она скорее желтоватая, возможно, с примесью розового. Глаза преимущественно белые, только в середине – цветные круглешки, а в центре их – чёрные провалы крохотных зрачков.

Можно было бесконечно долго описывать это невероятное создание, и всё равно, прочитав описание, я бы не сумела его представить, если бы не видела сама.

Все, кто смотрел, не скрывали ментом страха, испуга – у каждого своей интенсивности. Само существо тоже так и сыпало ментомами, кажется, вовсе этого не сознавая. Только это и удерживало всех на месте, только потому никто не убежал отсюда в панике. Все видели, что существо само нас боится до истерики.

Оно вертелось на месте, вращало головой и вопило. Я сосредоточилась, попыталась хоть как-то сохранить в памяти произносимые звуки. «Gos pod’ pas tyr’ moi on pok oit men’ya na zlach…» – тут я сдалась. Это были невообразимые сочетания звуков, в которых, скорее всего, не было никакого смысла.

– Чего же вы все боитесь? – услышала я голос Виллара. – Его вообще не существует.

Я повернула голову и увидела его. Виллар сидел на единственном устоявшем столе и болтал ногой. Ему хотелось выглядеть непринуждённым, развязным, высокомерным. Но он не мог сдержать рвущихся наружу ментом.

Напряжение. Ожидание. Злость и страх. Но страх – не перед этим существом, которое упало на колени и, закрыв лицо руками, принялось дрожать.

– Расступиться, – приказал грубый голос.

Толпа раздалась в стороны. Я замешкалась, заметалась туда-сюда, в растерянности, и тот, кто шёл сзади, оттолкнул меня, сделав выбор сам.

Айк подхватил меня, не дал упасть.

– Что это? – прошептала я.

– Есть одно словечко, но оно не проходит по этикету. Впрочем, ладно: это ******.

В любое другое время такое слово, произнесённое в толпе, привлекло бы всеобщее внимание, Айка бы, наверное, наказали, да и потом все ещё долго бы на него косились. Но сейчас никто даже заметил этой мелочи.

Вперёд вышли двое. Куратор нашего оборота и Ликрам. Это он оттолкнул меня. Ликрам остановился перед существом, взирая на него без всякого страха. А куратор подошла к Виллару. Тот так и сидел на столе, сложив на груди руки. На куратора он пытался смотреть высокомерно, но нужная ментома никак не желала украсить его ауру.

– Встать, – велел Ликрам.

Существо подняло голову на голос.

– Zgin’ netchisty, – произнесло оно нечто неповторимое.

– Я велел тебе встать! – Ликрам повысил голос.

Существо вскрикнуло без слов и… исчезло.

Там, где только что было нечто живое, рассыпалась лишь куча праха.

Ликрам кивнул, будто только того и ждал. Повернулся к Виллару и куратору.

– Расходимся, – сказал Виллар дрожащим голосом. – Не на что смотреть. Абсолютно ничего существующего мы здесь не видели.

Куратор размахнулась и ударила его по лицу.

Не я одна забыла, как дышать.

Звук пощёчины получился громким, разлетелся по всему залу. На щеке Виллара отпечатались следы пальцев куратора. Сама она, так и не сказав ни слова, развернулась и вышла прочь.

– Виллар, вытяни руки перед собой и не пытайся сопротивляться, – сказал Ликрам. – Ты арестован.

Но Виллар не шелохнулся.

Он, похоже, даже не услышал Ликрама.

Широко раскрытыми глазами он смотрел вслед куратору, и его аура была пуста, как у покойника.

16. Посредственное граффити

– Полагаю, сегодня мы многое поняли, – сказал Айк.

Мы с Нилли уставились на него молча, ожидая пояснений. Лично я за себя могла сказать точно: я не поняла ровным счётом ничего. Нилли, кажется, находилась не в лучшем положении.

После событий в столовой аппетита ни у кого из нас не было. Я сходила в душ и решила пораньше прийти в аудиторию. У дверей столкнулась с Айком и Нилли. Сейчас мы сидели в пустом помещении втроём. Я спроецировала панораму своего мира на функциональный стол, смонтировала круглый регулятор времени и пальцем рассеянно вертела его туда-сюда.

– Что мы поняли? – не выдержала первой Нилли.

– Что попытка выпендриться до добра не доводит, – отозвался Айк. – Впервые вижу, чтобы кто-то из преподавательского состава ударил студента. Впервые даже слышу про такое.

– Как думаешь, что с ним теперь будет? – спросила я.

– Хорошего? Ничего, – сказал Айк. – Учитывая его предыдущие заслуги, я думаю, его уничтожат. Распылят, а энергию вольют в контуры.

Я вздрогнула и уставилась на Айка. Наверное, ему стало жутко, что я так смотрю на него, и при этом в ауре – лишь белая ментома. Он отвернулся.

– Распылят? – переспросила я. – Но… Но ведь… Так же нельзя!

– Нельзя делать то, что сделал он, – возразил Айк, пристально вглядываясь в мой мир. – И, поверь, Виллар прекрасно знал, что за это его накажут не как студента, а как гражданина Безграничья, полностью ответственного за каждый свой поступок. Он покусился на святыню – закон уникальности сознания.

Я слышала про этот закон, но и только. Мы только на следующем обороте должны были изучать сотворение материальных предметов, и в этом курсе должны были пройти закон. До тех пор, предполагалось, он нам был не нужен. Мы не могли нарушить того, до чего не могли дотянуться при всём своём желании.

– А что он сделал? – спросила Нилли. – Он создал это чудовище… Было, конечно, жутковато, но – распылять? Мне кажется, это чересчур.

– «Мне кажется» – это вообще что? – удивился Айк. – Это так называемое «мнение»?

– Если угодно – да, оно и есть! – сложила руки на груди Нилли.

– О Нилли… Во имя Кета, Баэлари и Всемогущего Летающего Говна, ты ведь уже не ребёнок, чтобы играться с такими вещами. Ты можешь что-то знать или не знать. Что-то делать или не делать, исходя из этих знаний. Оставь «мнения» стаффам. «Мнения» лишь выжирают энергию, оставляя взамен зыбкую иллюзию значимости.

– То есть, у тебя нет собственного мнения ни по какому вопросу вообще? – заинтересовалась Нилли.

– Ментомы, которыми ты сопроводила свой вопрос, меня озадачивают. Тебя так же удивляет, почему я не ношу, к примеру, хвост? Или почему я хожу на двух конечностях вместо четырёх? Почему, почувствовав тяжесть внизу живота, я иду в туалет, а не обсираюсь, где стою? Да, разумеется, у меня нет никаких мнений по столь ничтожным поводам, как грядущее распыление Виллара. Кто такой Виллар? Гражданин общества. Он знал законы – и он нарушил законы. Общество щёлкнуло челюстями. Вот и вся история. Скажешь, что это справедливо – хорошо. Скажешь, что несправедливо – прекрасно. Ни то, ни другое мнение ничего не изменит, а раз так – зачем тратить на него время?

– Если соберётся достаточно народа с мнением, противоположным господствующему, можно изменить существующий порядок вещей, – возразила Нилли.

– Ага. И вместо примата разума мы получим господство эмоциональных недоумков, – кивнул Айк. – Проходили тысячу раз, почитай историю до освоения космоса. Каждый такой переворот – десять шагов назад в развитии. А по итогу всё равно приходим к одной и той же простой истине. Мы эволюционировали, у нас есть разум. Если мы хотим жить дальше в качестве разумных существ – нужно, чтобы был единый закон, которому подчиняются все. Закон гармоничен с Музыкой. Подчиняясь закону, мы живём в резонансе с Музыкой. И делаем Общее Дело. Как, скажите на милость, помогла Общему Делу выходка Виллара? Никак. Это – удар по основам. Давайте, воспылав эмоциями, прикончим Ликрама и освободим Виллара. Что дальше? Дальше он продолжит делать то, что делает, это – его путь, иного он не знает. С каждым разом он заходил всё дальше, и вот – достиг предела. Оставим уже эту скучную тему, пустое. Алеф, покрути время ещё немного вперёд.

Я завертела пальцем регулятор. На проекции эпохи сменяли друг друга. Выросли постройки. Что-то забегало между ними быстрее пауков. Что-то полетело над постройками.

– Работает, – кивнул Айк. – Они развиваются. Останови, пожалуйста. Увеличение. Ещё. Вот здесь. – Он указал пальцем.

Мы увидели прозрачный купол, за которым стоял лес. Там, внутри, в изобилии жили насекомые.

– Заповедники, – кивнул Айк. – Или, может быть, фермы. В любом случае, они научились рациональному использованию ресурсов и их возобновлению. А всего-то требовалось – дать им небольшого пинка под зад.

– Спасибо, – сказала я. – Твоё искусство всё равно меня пугает. Но я теперь вижу, что это работает, и понимаю причины.

Айк ничего не успел ответить – из-за наших спин послышался голос хранительницы:

– Прекрасная работа. Я приятно удивлена. Как я понимаю, это – мир Алеф, а элемент зла – Айка?

– Ну, не совсем, – сказал Айк. – Мы работали над злом вместе, так что…

– Я почти ничего не сделала, – сказала я. – Айк действительно хорош в этом.

Судя по ментомам, хранительнице понравилось то, что она услышала. И она подала эти ментомы намеренно, ведь все хорошо знали, как она умеет владеть собой.

– Вы оба станете превосходными служителями Общему Делу, если будете продолжать работать так же усердно. Этот мир, как он есть, готов. Образцовый мир второго порядка, его можно уже сейчас приносить в жертву Кету – в составе полного комплекта, разумеется. Я бы посоветовала больше ничего не менять, законсервировать как есть, со всеми линиями вероятности – не обрубать их ни в коем случае. Можно будет использовать для своего дебюта на дальней станции.

– Правда? – вскинула я голову. – То есть, вы хотите сказать, что я уже практически выполнила свою работу? Даже не прибыв на дальнюю станцию?

– Практически, – кивнула хранительница. – Но не радуйся слишком, Алеф. Работа на дальних станциях трудна. Пока ты молода, твой личный источник энергии фонтанирует – тебе кажется, что ты можешь создавать по миру в сутки. Когда твои миры начнёт жрать Кет – ты почувствуешь иное. Боль. Усталость. Страх. Разочарование. Ты будешь опорой и основой нашего общества, но наслаждаться этим статусом долго не получится. Уже на третьей вахте начинаются трудности здесь. – Она положила руку мне на голову. – Тут-то и познаётся созидатель по-настоящему. Сможет ли он продолжать работать, или сломается и предпочтёт работу попроще.

Хранительница удалилась.

– Да уж, ободрила так ободрила, – заметила Нилли.

– Она и не пыталась, – сказал Айк, глядя на снующих пауков. – Сказала, как есть.

Я взмахом руки стёрла со стола проекцию.

Слова хранительницы тоже царапнули меня и весьма неприятно. Но доминантным чувством, которому я не позволяла сейчас вырваться наружу, было другое, странное.

Я поняла, что не хочу скармливать свой мир Кету.

* * *

Когда аудитория заполнилась и началось занятие, хранительница сказала:

– Боюсь, никто из вас не сумеет сосредоточиться по-настоящему, пока не получит комментарий относительно утреннего инцидента. Я могу дать такой комментарий и сделаю это, но попрошу удержаться от дискуссии. У нас впереди много работы, и нельзя позволить, чтобы досадные недоразумения нарушали процесс.

– Что это было за чудовище? – выкрикнул кто-то, не подняв руки. Но хранительница лишь кивнула и ответила:

– Это был обитатель одного из миров, созданных Вилларом.

– Это – обитатель? – ужаснулся тот же голос.

И хором с ним другой голос изумился:

– Одного из миров?!

– Хочу, чтобы вы понимали, – сказала Хранительница. – Виллар – невероятно талантливый студент. Он уже мог бы работать на дальней станции, но ему, к сожалению, не хватает социальной ответственности, подтверждение чему вы видели сегодня утром. Виллар опередил учебную программу, он уже научился создавать материальные предметы. Больше того, судя по всему, он может создавать их, даже не прибегая к аппаратам. Это – уровень виртуоза. Он превосходит всех, ныне живущих. И, как это нередко случается с невероятно одарёнными детьми, он почувствовал себя всемогущим. Он взял – и создал копию одного из жителей своего мира здесь.

– Зачем он это сделал? – спросила Нилли.

Хранительница посмотрела на неё, со своей неизменной белой ментомой.

– Такие вопросы нужно задавать Виллару, разумеется. Я могу лишь предположить. Учитывая его предыдущие поступки и поведение во время инцидента. Он пытался наглядно показать всем, что обитатели создаваемых нами миров – такие же живые существа, как мы. Разумные, говорящие, испытывающие эмоции, могущие существовать в той же плоскости бытия, что и мы. Хотел подтолкнуть нас к выводу, что уничтожение целых миров, населённых такими существами, является тяжким преступлением. Но Виллар в действительности совершил глупость.

Хранительница выдержала паузу. Мне показалось, что она как бы сканирует ментомы, подаваемые студентами. Ей нужно было не просто дать пояснение, но направить всеобщее настроение в нужное русло.

– Во-первых, он применил такой же подход, как при создании неодушевлённого предмета, – сказала хранительница. – Что не удивительно, ведь другого он не знал, да другого и не существует. Во-вторых, он не перенёс сознание существа из своего мира в наш. Он его скопировал, потому что технологии переноса не существует. Тем самым Виллар нарушил закон уникальности сознания и создал парадокс. Парадокс в сфере основополагающих законов уничтожает сам себя, что и произошло с несчастным созданием у нас на глазах.

– А разве это не из-за Ликрама он рассыпался? – спросил кто-то.

Хранительница покачала головой:

– Нет, ну что вы… Ликрам не стал бы уничтожать беззащитное существо, к тому же словом он уж точно бы не убил. Просто настал срок, и вселенная затянула брешь, пробитую в ней. Ликрам растерялся точно так же, как все мы. Но кто-то в растерянности замирает без движения, а кто-то, как Ликрам, предпочитает решительные, пусть и бессмысленные действия. Он не должен был показать слабину перед вами, он должен восприниматься вами, как надёжный защитник. Что он и сделал. Повёл себя в сложившейся ситуации наилучшим образом.

– А что теперь будет с Вилларом? – спросила я. – Его распылят? За нарушение закона?

– Этого я не знаю. Вопрос решит суд. Но, если сопоставить все обстоятельства, то вряд ли распылят. Если бы он скопировал сознание кого-то из нас, его сородичей – тогда всё было бы однозначно. Но Виллар скопировал сознание из мира, которого не существует, так что здесь – лишь половина преступления.

– Давайте называть вещи своими именами, – сказал Айк. – Виллар хотел перевернуть и встряхнуть сознание каждого из нас, изменить мир. Но по факту всего лишь нарисовал на стенке посредственное граффити, которое уже смыли стаффы.

– Что-то вроде того, – согласилась хранительница. – Но это уже дискуссия. Вернёмся к занятию.