Текст книги "Место Силы 4. Андромеда (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

12. Мы заслужили Кета

Нилли была права насчёт сорванной башни.

Я вышла с лекции, пошатываясь.

Где-то внутри меня теперь существовало семя ещё одного мира. Мне предстоит долго над ним работать, прежде чем оно разовьётся в нужную мне сущность. И тогда я тоже скажу: «Стоп!» – и выдохну.

Прямо сейчас в моём мире сосредоточены прошлое, настоящее и будущее. Само время мира сжато в этом крохотном семени. И мне предстоит протестировать его на аппарате уже завтра. Тест на пригодность для Общего Дела.

– Алеф, ты куда? – коснулась моего локтя Нилли.

– На занятие? – полувопросительно ответила я.

– Расслабься, сейчас – большой перерыв. Идём в столовую. Ты только что создала мир, неужели не чувствуешь, что пора подкрепиться?

Я не чувствовала ничего, кроме потрясения, но безропотно позволила увлечь себя в студенческую столовую.

Стаффы питались отдельно, а это было помещение для студентов. Мы с Нилли привыкли сюда ходить за последнюю неделю… Вернее – я привыкла. Для Нилли столовая была давней знакомой.

Все столики здесь были пятиугольными, но разных размеров. За большими могли сидеть пятеро, за маленькими умещались по одному-двое. Расписание занятий у разных оборотов было различным, чтобы не создавать огромных толп. Поэтому сейчас в столовой был лишь первый оборот, и, как следствие, больших столов избегали.

Пятёрки сбиваются не сразу. Пятёрка – это единство пятерых. Большее, чем сумма составляющих. Чтобы достичь такого, нужно пройти долгий путь вместе, либо…

Либо когда нужные элементы оказываются рядом, Музыка подаёт знак. Мне кажется, я уловила такой знак в отношении Нилли. Мы с ней сели за один маленький столик.

– А у тебя получилось создать семя? – спросила я, тыкая вилкой в тарелку.

Что там лежало?.. Кажется, овощной салат. Я не могла сосредоточиться на еде, не могла даже определить её.

– Ага, – кивнула Нилли. – С этим у меня никогда не было проблем. Проблемы начались, когда мой мир, уже начав разворачиваться, умер.

– Умер? – Я подняла на неё взгляд.

– Угу… – Судя по ментоме, Нилли была неприятна эта тема, но она договорила без принуждения: – Я перестала слышать Музыку и просто действовала вслепую, наугад. Я думала: какая разница? Мир всё равно будет как-то развиваться… А оказалось, нет…

– Большая ошибка думать так, – послышался чей-то ещё голос.

Рядом со столиком стукнул ножками стул, между нашимиподносами брякнулсяещё один. Мы с Нилли удивлённо воззрились на незнакомца, что вторгся в наш тет-а-тет. А он будто только зарядился энергией от такого приёма. Потянулся и, взяв палочки, подхватил из чашки комок риса.

– Я к тому, – сказал он, медля с тем, чтобы положить еду в рот, – что мир, может, и станет как-то развиваться, но будет ли он при этом угоден всеблагому Кету? Ма-а-а-аловероятно.

И, будто довольный тем, что сказал нечто умное или важное, незнакомец схватил зубами рис. Челюсти задвигались, перемалывая пищу.

– В летающих сараях теперь не учат правилам этикета? – спросила Нилли.

Я завидовала её прямоте. Сама только и могла, что прятаться за белой ментомой, которая отпугивала лишь робких, а наглецов притягивала мнимым расположением.

– Ф-173К, – сказал наглец. – Тот ещё сарай, да. Я знаю этикет, крошка. Тебе надо?

Он вскочил и мгновенно исчез из поля зрения. Поднос остался.

– Дурной какой-то, – пробормотала Нилли.

– А что такой Ф-173К? – спросила я.

– Станция-инкубатор. Одна из крупнейших. Ну… Считай, что он попытался произвести на нас впечатление своим происхождением, что ли.

– А…

Договорить я не успела – нахал вернулся. Да не один. Он привёл с собой старого знакомого стаффа. Того самого, разговорчивого, который был так обескуражен, когда меня забрала из казармы куратор.

– Давай, – сказал наглец.

– Чего давать? – не понял стафф.

– Кет тебя задери, Лейн! Это же грёбаный этикет! Ты знаешь этих дам, ты знаешь меня – представь нас!

– А. – Стафф моргнул ментомой, которая означала пробуждающееся веселье. – Да без проблем. Дамы – это Айк. Айк – это дамы.

– А как зовут дам? – спросил Айк.

– Розовенькую – Нилли, слетела со второго оборота. А белую она называет Белянкой. Я могу идти? Мне посуды ещё до жопы мыть.

– Эй! – возмутился Айк. – По этикету нельзя говорить «жопа».

– А как сказать «жопа», чтобы это было по этикету?

– Надо было сказать: «господа, дамы, разрешите откланяться, меня ждут дела, достойные джентльмена!»

– Ага, ага. Ладно, давай.

Стафф по имени Лейн хлопнул Айка по плечу и удалился. Айк покачал головой:

– Никакой грёбаной культуры! Ну, я сделал всё, что мог.

И он опять упал на стул.

– Ты мог бы просто спросить, не возражаем ли мы против твоего общества, – проворчала Нилли.

– Да ладно. Неужели во всём Безграничье родился хоть кто-то, кто возражал бы против моего общества?! – Айк выпустил целый фейерверк изумлённых ментом, все как одна – фальшивые.

Я засмеялась.

Первое впечатление рассеялось быстро. Теперь я видела, что Айк – не плохой. С ним можно было бы дружить. Только он наверняка быстро утомлял.

– Я, вообще-то, из Места Силы, – сказала я, вспомнив последнюю лекцию.

– Прошу прощения? – повернулся ко мне Айк.

– С планеты. С земли, – привела я синонимы. – Из колыбели. Я не из Безграничья. И меня зовут не Белянкой, а Алеф.

Айк выглядел потрясённым. Он отложил палочки, вгляделся мне в лицо и тихо спросил:

– Скажи, а правда, что на земле совершенно разучились работать с энергией, живут в пещерах, охотятся и разжигают огонь при помощи трения?

– Конечно, – ворчливо отозвалась Нилли. – Алеф с трудом уговорили сдать дубину и сменить шкуру кварга на комбинезон.

Айк расхохотался, а я таила себя за белой ментомой. Когда угас его смех, я сказала:

– Хранители уже давно перенаправляют большую часть энергии планеты в Безграничье, на поддержку Общего Дела. Так что – да, ситуация на земле с каждым днём всё хуже и хуже. Нет связи между городами. Жители дичают… Если в конечном итоге они станут жить в пещерах первобытнообщинным строем – мне кажется, это будет не худшим вариантом. Сейчас я вижу лишь пир полоумных стервятников.

На это Айк не сумел пошутить. Я была рада, что он не сумел, потому что любая шутка занозой вонзилась бы мне в сердце.

– Погано, – пробормотал он. – Чертовски погано… Вот об этом я и говорю всю дорогу. Мы заслужили Кета.

Мороз по коже. Я посмотрела на Айка сквозь неизменную белую ментому, и тот выдержал мой взгляд.

– Что ты несёшь?! – возмутилась Нилли.

– Я несу свет и радость, милая, – отмахнулся Айк палочками, а глядел на меня. – Вот оно, проклятье разума! Безрассудные животные живут, регулируя свою численность естественным путём, и вся нужная информация забита в их инстинкты. Мы же, едва поднявшись на задние конечности, стали изо всех сил отмежёвываться от животного царства. Мы старались сделать «справедливый» мир, где всем будет поровну, все будут в безопасности и довольстве. Мы навязали примитивный порядок там, где всегда царствовал хаос. Мы истощали энергетические резервы и ничего не давали взамен. Кет – наше наказание за это безумие, которое мы привыкли именовать разумом. Сам Хаос пришёл, чтобы взять своё. И что же? – Айк развёл руками. – Вместо того, чтобы понять урок, мы продолжаем бороться за жизнь при помощи всё того же выхолощенного и беспомощного порядка. Не желаем принять, что наш «разум» – болезнь, отклонение. До каких-то пор никто не обращает вниманияна него, но когда заражённые клетки заполняют всё тело – только дурак не обратится к целителю.

Я потрясённо молчала, впитывая этот новый для себя взгляд на мироустройство. А Нилли спокойно спросила:

– Не боишься, что тебя за такие речи выпнут к стаффам?

– За такое к стаффам не выпинывают, – покачал головой Айк. – Я ведь трус. Жить хочу, как и все остальные. А потому – буду работать изо всех своих жалких силёнок, а мои убеждения легко трансформирую в талант. Я буду творить Зло. Острый соус, без которого Кета не радует обед из пяти блюд. Чёрная Гниль. Говорят, обычно никто не хочет этим заниматься. Ну а мне – по душе.

– Больной ублюдок, – прокомментировала Нилли.

– Кстати, если хочешь полюбоваться на того, кому в самом деле светит в конечном итоге скатиться к стаффам, то – вон он.

Айк указал палочками в сторону. Посмотрев туда, я увидела за столиком в углу Виллара в компании ещё кого-то, кого я не знала. Они о чём-то говорили, почти не прикасаясь к еде. Вернее, говорил Виллар, а тот, второй – слушал.

– Виллар и Тайо, – сказал Айк. – Один открыто говорит о необходимости уничтожения Общего Дела, а другой просто идёт следом за сильным, как и подобает послушной скотинке. Увы, к тому моменту, как у него проснётся собственная воля и собственные мозги – будет поздно. В этом проклятие сильных. Они никогда не погибают в одиночку. Они, как звёзды, притягивают к себе всякое космическое говно, которое вращается вокруг – типа планет и подобной хрени. И когда наступает коллапс – гибнут все. Жаль. Я съем эту миску в память о них.

И Айк полностью переключился на еду.

А я долго смотрела на Виллара и Тайо. Аура Виллара была такой… сильной. Надёжной. Уверенной. Конечно, он был ещё молодым и глупым – это я видела тоже. И он меня раздражал.

Но я не хотела, чтобы он погибал или становился стаффом.

Я хотела, чтобы он повзрослел.

13. Необходимое Зло

Восторгов хватило не надолго.

Очень скоро первые впечатления от учебной станции остались позади. Отныне эта станция была моим домом, моим миром. Её реальность сделалась моей реальностью. Её музыка практически заглушила музыку вселенной.

С условного утра до условной ночи мою жизнь составляла учёба.

Я зубрила наизусть формулы и таблицы, тренировала воображение специальными упражнениями, развивала тело, которое должно было соответствовать растущему духу, как говорили преподаватели.

Я научилась называть отдыхом длительные медитации.

Нилли предпочитала проводить их с утра пораньше. Я же отводила им вечерние часы. После всего, что выдерживала за день, к вечеру голова уже просто гудела от перенапряжения, и поэтому избавление от мыслей давалось мне куда легче.

Возможно… Да, возможно, иногда я просто спала во время медитации.

Каждый раз, когда нам казалось, что уже – всё, уже – предел, на нас вываливали что-нибудь ещё. И внезапно оказывалось, что мы можем больше.

Как в тумане явилось мне понимание, что первый оборот остался позади.

– Нилли? – позвала я ночью, внезапно проснувшись.

– М? – невнятно отозвалась Нилли.

Мы лежали в раскрытых капсулах. Это было моё тлетворное влияние. Когда Нилли начала жаловаться, что опять всё хуже слышит Музыку, я предположила, что, быть может, ей не стоит очищаться каждую ночь. Сама я тоже предпочитала пользоваться капсулой по назначению не чаще раза в неделю, этого было, как мне казалось, более чем достаточно для поддержания внутренней гигиены.

– Мы что – на втором обороте?

– Угу. Неделю как. Ты что не спишь?

– Проснулась…

– А… – И Нилли отключилась.

А я ещё долго лежала, вглядываясь в темноту. Потом встала и активировала иллюминатор. Завороженно смотрела на бесконечно далёкие звёзды. Почему-то захотелось плакать, и я заплакала. Белая ментома была не нужна, никто меня не видел, никто не спросил бы, что со мной.

Мне просто хотелось плакать от боли за всё, что ушло из моей жизни, и от радости за всё, что в ней появилось, а также от предвкушения всего, что появится в ней позже.

Айк не отставал от нас с Нилли. Садился рядом на лекциях, подсаживался в столовой – и нам пришлось-таки перебазироваться за один из больших столов, где сразу показалось как-то пусто и неуютно, но мы привыкли.

Мне всё сильнее казалось, что это – начало пятёрки. Однажды я даже решилась поделиться этим соображением с друзьями. Они отнеслись до странного равнодушно, как будто это вообще не имело никакого значения.

Я усвоила урок. Больше не открывать себя, не нужно. Пусть они говорят с белой ментомой. Пусть дружат с Белянкой, им так проще. И мне так – не больно.

Впервые за долгие годы у меня появились друзья, и я не хотела их терять. Пусть даже они дружили не со мной, но я – я дружила с ними.

Наверное, так не образуются пятёрки. Пятёрка – это значит, полная открытость.

Не знаю, буду ли я когда-то готова к такому…

– Существует протокол, – говорила хранительница. – Каждая пятёрка созидателей производит пять миров, которые должен пожрать Кет. Но чтобы он не заметил подмены, первый мир должен соответствовать реальностикак минимум на девяносто процентов. Восемьдесят девять процентов уже вызывают волну. Дыхание Кета.

Такая волна унесла Альвуса и Еффу. Я старалась изо всех сил, и когда мой мир развернулся, приборы показали девяносто восемь процентов.

«Молодец!» – сказала хранительница и привела меня в пример всему обороту, ведь такого результата не было ни у кого.

А я осталась недовольной. Я должна была сделать сто. И ночью разрушила всё сама, после чего пришла к потрясённой хранительнице с просьбой дать мне возможность создать ещё один мир.

Она не задавала вопросов. Просто позволила мне прийти в аудиторию и сесть за функциональный стол.

«Развернули» мир мы той же ночью. Алгоритм анализировал его долго, и я приготовилась расплачиваться за свою мнимую гордыню семьюдесятью процентами или даже ниже. Но на голограмме высветилось: 100.

Я приветствовала число белой ментомой.

Это для тебя, Еффа. Это – для тебя, Альвус…

– После того, как Кет поглотит мир-копию, мы можем считать, что он заглотил наживку. По этой же леске спускаем в его утробу остальные четыре. Они могут – и должны! – быть любыми. От тридцати процентов соответствия, ниже – лучше не рисковать, но и стараться сделать максимум – бессмысленно. – Хранительница выразительно посмотрела на меня. – Однако этого мало. Все пять миров должны быть объединены в систему. Для этого мы создаём нечто вроде стержня, на который будут нанизаны они все. Но это – не просто стержень. В нём сойдутся вместе избранные жители всех пяти миров, чтобы сражаться. Кет не притронется к миру, в котором нет отражения борьбы с ним самим. Вам предстоит уделить немало внимания сотворению этого «стержня», этой арены бесконечной битвы. Но это – задача для третьего оборота. А пока вам предстоит создать для вашего мира Зло.

– О да, детка, – пробормотал Айк и размял пальцы, будто предвкушая тяжёлую, но приятную работу.

* * *

Здесь я засбоила так, что самой стало удивительно.

Я не желала, не могла понять концепцию этого зла. В смысле… мы же всё равно скармливаем миры Кету. Так зачем же там ещё и какое-то выдуманное Зло?!

Если бы не Айк, я бы, наверное, на этом и закончила обучение. От Нилли толку не было. Когда я попыталась озвучить свои путанные и плохо сформулированные вопросы, она пропыхтела:

– А что? Просто берёшь… И вводишь зло.

Она лежала на наклонной скамье, делала подъёмы корпуса, а я стояла рядом, переводя дыхание после гравитационной силовой установки.

Про необходимость уделять внимание телу нам талдычили каждый день все преподаватели без исключения. И я стала уже на своём опыте понимать смысл.

Чем сильнее становилось моё тело, тем сильнее делалась я, как созидатель.

Вместилище духа – не голова. Голова – вместилище разума.

Вместилище духа – не сердце. Сердце – вместилище души.

Дух больше нас. Мы не владеем им, но мы – часть его. И совершенствуя разум, душу и тело, мы приближаемся к нему.

Наверное, как-то так.

– Зачем? – не понимала я. – Какой смысл в этом Зле? Им и без того придётся погибнуть! Обязательно ещё поиздеваться?

Нилли с ужасающим рёвом подняла корпус ещё раз и осталась в этом положении, вцепившись в края скамьи. Уставилась на меня.

– Ты о чём говоришь, Белянка? Кому – «им»?

– Жителям… миров, – пролепетала я, опустив взгляд.

Белая ментома – как щит. И сквозь неё смотрю на плечо Нилли. Она, как и я, в обтягивающем чёрном тренировочном костюме, который помогает извлекать из каждого упражнения сто процентов эффективности.

– Ты что, наслушалась этого безумца?

Я вздрогнула и попросила:

– Не называй его так.

– Это ещё что за новости? – удивилась Нилли.

– Просьба. Безумцами внизу называют тех, кто посчитал нынешнюю эпоху – эпохой вседозволенности. Убийцы, мародёры…

Нилли соскочила со скамьи и встала рядом со мной. Коснулась пальцем моего подбородка, заставила поднять голову и посмотреть ей в глаза.

– Алеф, ты больше не внизу. Ты – житель Безграничья. Причём, я бы сказала, почётный житель, учитывая твои способности. Смотри вперёд, а не назад, и уж тем более не вниз. Я не хочу тебя потерять.

– Правда? – вырвалось у меня.

– Я не знаю, сойдёмся ли мы в пятёрку, честно. Если бы это зависело от меня, я бы хотела, чтобы вышло так. Но объединение пятёрки – нечто иное. Для начала нужно немного повзрослеть. А уже после этого – слушать Музыку и ждать нужного такта. Всегда – Музыку. Личные привязанности здесь мало что значат. Закончив обучение, мы, возможно, расстанемся навсегда. Но, Алеф… Пожалуйста, не слейся раньше. Ты сильнее всех, кого я когда-либо знала. Если кто и сможет тебя одолеть – так это только ты сама. Сделай то, что от тебя требуется, и не рассуждай. Не уподобляйся Виллару. Он-то уж точно однажды уничтожит себя сам. Ничья помощь не потребуется.

Я уныло кивнула. Нилли улыбнулась и предложила:

– Пошли на центрифугу?

– Меня тошнит от центрифуги.

– А я знаю. Давай так: кто первым блеванёт. Проигравший делает победителю расслабляющий массаж.

– Нилли, в твоей капсуле есть режим расслабляющего массажа.

– Иными словами, ты всерьёз настроилась проиграть?

Я в шутку замахнулась. Нилли со смехом отпрянула.

Разумеется, я бы её не ударила. Правил на станции было не так уж много, но это было незыблемым: никаких драк, даже никакого намёка на драки. Наказание за удар, нанесённый одним, несли все. И уже в первую неделю обучения нам дали понять, что это такое.

* * *

– Эй-эй, Алеф, что такое? Ты совершенно нихрена не ешь. Как насчёт отдать эту аппетитную кашу бедному голодному Айку?

Ко второму обороту каноническое приветствие «здравствуй, друг» практически забылось. Мы не здоровались и не прощались. Мы будто круглыми сутками варились в одном большом котле, и здесь казалось глупым тратить время на стремительно теряющие значение фразы.

На земле приветствие вливало силы в контур того, к кому обращаешься. Незначительное количество, но вполне достаточное для того, чтобы символ не забывался. Здесь, на станции, токи распределялись иначе, и фраза осталась лишь данью этикету, над древностью и нелепостью которого Айк поглумился ещё в первую встречу.

– Я затащила её в центрифугу, – наябедничала Нилли, с аппетитом уплетающая свою порцию.

– У-у-у… Массаж? – понимающе переспросил Айк.

– Не в ближайшие несколько часов, – мрачно ответила я. – Нилли почему-то не хочет, чтобы меня в процессе вывернуло ей на спину.

– Ты слишком чувствительная, – махнула ложкой Нилли. – Если у тебя есть слабости – надо их прорабатывать, вот и всё.

– Действительно, – подтвердил Айк. – Я тоже раз проиграл ей на центрифуге и тоже расплачивался. Ничего страшного, второй раз меня даже не вырвало.

– Идиот! – фыркнула Нилли.

– Серьёзно, вообще никакого отвращения! – продолжал Айк, будто не понимая, как бесит Нилли каждым словом. – Скорее даже наоборот. Я ощутил что-то рудиментарное, тот давно позабытый инстинкт физиологического продолжения рода. Мимолётное чувство, но довольно забавное. Тебе понравится.

Я подняла на него взгляд. Чувство было такое, словно взгляд весит тонну.

– Я – девушка, Айк.

– Я заметил, – кивнул он. – Так как насчёт каши?

– Она – тоже девушка.

– Каша?

– Нилли. – Я подвинула кашу к нему, всё равно не сумею запихать в себя ни кусочка. – Какой, к Кету, инстинкт физиологического продолжения рода, если мы с ней одного пола?

Айк нешуточно озадачился. Нилли, кажется, тоже подвисла. Я поверить не могла, что для них, детей Безграничья, такие вещи являются откровением. Хотя… Я, пожалуй, знаю больше них не потому, что родилась на земле, или, вернее, не столько потому.

– Для потомства нужны мужчина и женщина, – сказала я со вздохом. – Так и работает инстинкт, или что там… – Мне неприятно было называть это инстинктом.

Потому что…

– А, да… – протянула Нилли, понизив голов. – Ты ведь…

– Да, – оборвала я её. – Хватит об этом.

– Хватит о чём? – вмешался Айк. – Посвятите меня, чтобы мне тоже было хватит. Пока что вообще недостаточно информации.

Внимательно слушая, он не забывал уплетать мою кашу. Боялся, что передумаю.

– Меня зачал мужчина и родила женщина, – сказала я. – Так это происходит. Иногда.

Айк поперхнулся и долго-долго кашлял. Гораздо дольше, чем было необходимо.