Текст книги "По ту сторону Алой Реки (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 8

День рождения принцессы

Принцесса Ирабиль открыла глаза, разбуженная солнечным лучиком. Поежилась от света и спряталась под одеяло с головой. По привычке она принялась считать дни до встречи с Левмиром. Осталось всего одна ночь. Принцесса улыбнулась и, окончательно проснувшись, отбросила одеяло. В тот момент, когда босые ноги коснулись мягчайшего ковра, принцесса ощутила жажду. Язычок пробежался по зубам, обнаружив острые клыки. Сердце опять остановилось во сне.

Ирабиль спрыгнула с кровати. Три высоких зеркала поочередно отразили ее, идущую к комоду. В верхнем ящике три пробирки. Ирабиль выпила одну. Тишину комнаты нарушил звук вдыхаемого воздуха. Румянец вернулся на щеки принцессы.

В дверь постучали.

– Папа? – крикнула принцесса.

– Услышал, что ты проснулась. Можно войти?

Принцесса одним прыжком оказалась у зеркала. Отбросила спутанные волосы, вытерла с подбородка капельку крови и с немым упреком посмотрела туда, где растущая грудь с каждым днем все больше приподнимала ткань ночной рубашки. Наверное, из-за этого постоянного смущения Ирабиль останавливала во сне сердце.

– Входи, – сказала, закутавшись в халат.

Дверь открылась, впустив полностью одетого отца. Он улыбнулся дочери.

– С днем рождения, милая.

Глаза принцессы широко распахнулись, рот приоткрылся.

– Только не говори, что ты забыла! – воскликнул отец, всплеснув руками.

– За-бы-ла, – пролепетала Ирабиль. – Погоди, нет... Сегодня...

– Сегодня, сегодня. Тринадцать лет. Целая вечность для тебя, и одно мгновение для меня.

Отец вздохнул. В его глазах принцесса читала грусть, но губы улыбались.

– Спасибо, папа, – сказала Ирабиль.

Она обняла отца и, почувствовав, как его руки сомкнулись у нее на спине, замерла, наслаждаясь этим ощущением. Отец любил ее, но был скуп на ласку. Недавний танец на балу, да это объятие... Когда еще он прикасался к ней с такой нежностью? Наверное, в далеком детстве. Принцесса сказала «спасибо» не только за поздравление. Она благодарила отца за улыбку – пусть и с грустными глазами.

– Я велел накрыть на стол. Ты голодна?

Еще одна черта отца, которая восхищала принцессу. Он ни разу не забыл, что она дышит и растет. Король Эмарис, чье сердце в последний раз стукнуло почти четырнадцать лет назад, а до этого молчало целую вечность.

– Спасибо, – повторила Ирабиль.

– После завтрака прокатишься со мной? Хочу показать тебе Храм.

Принцесса отстранилась от отца. Она не верила собственным ушам.

– Ты покажешь мне его?

– Конечно. Думаю, теперь я смогу увидеть вас вместе.

Сердце принцессы забилось быстрее, дыхание сперло.

– Что случилось, папа? – спросила она.

– Ничего. Почему ты спрашиваешь?

– Почему вдруг ты решил, что теперь можно показать мне ее?

Теперь и в глазах короля сверкнула улыбка.

– А почему вдруг моя дочка, которая всегда с нетерпением ждала дня рождения, вздумала о нем позабыть?

Она покраснела и отвернулась. Отец видел ее насквозь, а вот она его – нет.

– Надеюсь, ты ведешь себя осторожно? – Эти слова прозвучали беспомощно. Отец знал, что может выполнить любой каприз дочки, кроме одного. Он не мог дать ей друга. Не мог и запретить ей найти его самой.

– В основном, – отозвалась Ирабиль. – А... А что на завтрак?

Чудеса продолжались. Обычно Ирабиль завтракала в одиночестве, хотя и предпочла бы разделить трапезу с кем-нибудь из слуг-людей. Например, с Акрой, доброй служанкой, у которой всегда находилось доброе слово. Сегодня за столом напротив принцессы сидел папа. Не ел, смотрел на дочь и улыбался, думая о чем-то далеком. Под его взглядом принцесса вовсе не испытывала неудобства.

Стол находился посреди загнутого полумесяцем зала. Того самого, где недавно прошел грустный бал. Кажется, потолок над этим залом просто висит, потому что с трех сторон – лишь громадные окна, через которые можно разглядеть пышный сад, окружающий дворец. В саду, то тут, то там виднеются выложенные камнем площадки с фонарями и скамейками.

– Идем? – поднялся отец, когда принцесса отложила вилку и промокнула губы салфеткой.

– Поехали!

Они ехали через весь город на лучшей из карет. День выдался солнечным, только далеко на западе, над деревнями, нависли тучи. Принцесса выглядывала из окошка и видела, как встречные люди кланяются. Некоторые, впрочем, делали вид, что не замечают кареты, а иные так и вовсе плевались.

– Почему они так себя ведут? – спросила Ирабиль.

– Может быть, не хватает денег на развлечения. А может, слишком много денег, но они не заработаны. Бедняки редко находят время осуждать власть, которой нет до них никакого дела.

Сейчас он говорил, как монарх. Принцесса закрыла окно, заметив, как корчит рожу очередной мальчишка, примерно ее возраста.

– Они бедствуют? – спросила принцесса.

– Нет, это исключено. Они могут испытывать недостаток в алкоголе, но не в еде. За этим строго следят.

Помолчав, король добавил:

– Ты должна понять, хоть это и неприятно. Мы следим за их благополучием не из любви. Просто нищета – это грязь и зараза. Стоит выпустить из виду, пойдут эпидемии. Так было в прошлом, и нам не нужно повторение в будущем.

Принцесса вспомнила миссию Паломника и решила еще раз влезть в государственные дела:

– Но разве это не опасно? Почему в деревнях работают такие, как Санат, а в городе – нет?

– Деревня кормит город. И нас, и живущих здесь людей. В основе всего лежит деревня. Поэтому ей мы уделяем пристальное внимание. Если деревня страдает, то начинается голод среди людей в городе. Беспорядки, смерти. К тому же закономерно возрастают поборы с горожан. Сейчас речь идет о крови, дорогая.

– Я все еще не понимаю...

– Ты не понимаешь главного. – Отец потрепал ее по голове. – Видишь ли, может показаться, будто мы ведем такую работу в деревнях, чтобы обезопасить себя от возможного бунта. Но на самом деле все ради спасения деревни. Какими бы милостивыми ни были поборы, раз в двести-триста лет вспыхивают недовольства, перерастающие в бунты. Всегда находится человек, который скажет верные слова и поведет людей за собой. Поведет на смерть, потому что ни один человек не сумеет причинить вред вампиру. Результат – разорение деревни, которое немедленно сказывается на городе. Вот и вся история, милая. Мы спасаем людей от самих себя, вовремя подбрасывая им того, кто скажет нужные слова. Если слова падают не на ту почву, то ничего не происходит, деревня живет дальше. Правда, я такого не помню. Если же за ним идут... Мы приходим и напоминаем людям, кто есть кто. После такого ужаса они долго не могут оправиться. Еще двести-триста лет мы обрастаем легендами и мифами. А потом – потом все повторяется.

Карета выбралась за пределы города. Притихшая принцесса снова открыла окно. Песчаная почва, усеянная низкими кустарниками, казалась мертвой. Принцесса поежилась, потом вздрогнула, когда рядом с окном промелькнул часовой с алебардой. Она проводила его взглядом. Вампир стоял у дороги и даже не шелохнулся, когда мимо проехала карета. Отвернувшись от одинокой удаляющейся фигурки, принцесса вскрикнула – еще один часовой встретился с ней глазами.

Ирабиль отстранилась от окна.

– Зачем они здесь стоят? – спросила она.

– Это берсерки, – ответил король. – Они стоят здесь... Двенадцать лет. Ни единого движения, никакой пищи, кроме нарушителей.

– Нарушителей? Ты о людях?

– Им строго запрещено двигаться по этой дороге, но иногда, надо думать, находятся смельчаки. Не знаю, что их ведет. Любопытство или бунтарство. Никто из них не возвращается.

Свистнул кучер, карета остановилась. Расторопный слуга спрыгнул на землю, и дверь кареты отворилась. Король вышел сам, помог спуститься дочери. Ирабиль замерла, глядя на громадину храма. Колонны из белого мрамора взмывают в небо. Монолитные плиты, белые, как снег, кажутся легкими, почти невесомыми. Храм словно спустился с неба, соткался из облаков.

Ирабиль поставила ногу на первую ступень и замерла. Нога не прошла сквозь молочно-белую плиту. Ступень была твердой.

– Смелее, – подбодрил отец.

– Он как будто не настоящий.

– Я знаю. Если бы я мог поставить его не на земле, то сделал бы это.

Пустая арка без дверей манила зайти внутрь. Принцесса миновала колоннаду, звук шагов эхом раскатился по огромному залу. Король в мягких туфлях ступал почти не слышно.

Подняв голову, принцесса увидела множество витражей, через которые мягко струился разноцветный свет.

– Это сделал ты? – шепотом спросила Ирабиль, а эхо закружилось вокруг нее, повторяя вопрос на разные лады.

– Нет. Она.

Ирабиль посмотрела туда, куда указывал отец. В середине зала она увидела девушку и удивилась, как не заметила сразу. Подойдя ближе, Ирабиль поняла, что перед ней невероятной красоты скульптура. Принцесса остановилась в двух шагах от нее и, забыв обо всем на свете, смотрела.

Лицо девушки было мраморным, как и руки. Только мрамор использовали другой, не такой белый, отчего издалека девушка и казалась живой. Волосы выглядели настоящими, мягкими, но Ирабиль поняла, что их с невероятной тщательностью отлили из золота и серебра. Изумрудные глаза смотрели на принцессу. Ирабиль совсем растерялась, пытаясь понять, из чего созданы одежды незнакомки. Каменья и металлы переплетались в непостижимую вязь, походившую на мягкую ткань.

– Это...

– Да. Это – королева Ирабиль. Такая, какой я ее запомнил за тысячу лет.

Принцесса бесшумно опустилась на колени. В этом жесте смешалось все – и нервная дрожь, и внезапно пришедшая усталость, и молчаливое преклонение перед самым прекрасным, что только может существовать в мире.

– Мама, – прошептала принцесса, и лицо статуи расплылось у нее перед глазами. Слезы закапали на мраморный мол. – Мама, мамочка...

Король стоял чуть поодаль и молчал. Не было нужды вмешиваться в разговор между живой и мертвой. Он достаточно говорил с обеими.

Принцесса опустила голову, не в силах удержаться от рыданий. Хотелось ползти вперед, коснуться руки этой женщины, ощутить ее тепло и ласку, но она не смела. Понимала, что лишь коснется камня, и боялась разрушить это сладостное, гнетущее чувство.

Что-то коснулось ее волос. Принцесса замерла. «Папа?» – подумала она. Но рука, гладившая волосы, гораздо меньше руки отца. Меньше и нежнее. А вот и вторая... Затаив дыхание, на грани между жизнью и не-жизнью, принцесса впитывала ощущение ласковых рук, которые ласкали, прикасались к щекам, щекотали подбородок. Принцесса не могла открыть глаза, боялась, что сказка исчезнет, останется холодная статуя.

Родился тихий звук, и принцесса не сдержалась, громко всхлипнув. Стараясь не дышать, слушала мелодию без слов, которую напевала мама. Ту же самую, под которую она танцевала на поляне под луной.

Принцесса подняла голову, не открывая глаз. Протянула руку, и почувствовала, как пальцы переплелись с другими. Легкое дыхание на виске.

– Ты совсем выросла, любовь моя, – угадывались едва слышные слова. – Я рада, что после меня осталась ты.

– Мама, – шептала принцесса. – Мне без тебя так... так...

– Не говори ничего. Не мучь себя. Я знаю о тебе все, даже то, о чем ты не догадываешься. Ты прекрасная девочка, моя дорогая И. Ты красива душой и телом. Мне больно думать о том, что тебе предстоит вынести, но ты справишься. Когда ты любишь и веришь, нет никого сильнее тебя.

Губы коснулись глаз принцессы, запечатлев на веках поцелуи.

– Теперь иди. – Голос почти исчез, но принцесса жадно ловила каждое слово. – Ты живая, так иди и живи. Подари жизнь другим. Не мне. Я отдала тебе свою.

Морок исчез. Принцесса лежала на мраморной плите, не в силах унять бешено бьющееся сердце. Сильные руки отца подняли ее и понесли прочь.

– Это было по-настоящему? – спросила Ирабиль, когда карета ехала обратно.

– Я хочу, чтобы это было по-настоящему, – сказал отец.

Ирабиль подняла взгляд и увидела слезинки в глазах отца. Лицо его стало непривычно старым, морщинистым. Таким принцесса его никогда не видела.

– Папа, не надо, – испуганно шепнула она, и взяла сухую старческую ладонь в свои руки, ощутила толчки крови.

– Я устал, милая, – проговорил старик. – Если бы ты знала, как я устал... Меньше всего хотелось бы свалить на тебя все заботы, но я не знаю, сколько еще продержусь. Знаешь... Беги. Беги, куда глаза глядят, и забудь обо всем. Если впереди вечность, то лучше потратить ее на то, что любишь, чем на то, что должна.

– Папа, перестань! – задрожал голосок принцессы. – Я тебя не брошу!

Он улыбнулся. Пожал ее ладонь.

– Ты так на нее похожа... Маленькая моя И...

Спустя мгновение морщины на лице короля разгладились. Холодный взгляд серо-стальных глаз, который часто пугал принцессу, на этот раз заставил ее улыбнуться.

– Прости, – сказал отец. – Испортил тебе подарок...

– Нет! – Принцесса перебралась к отцу на колени и обняла его, свернувшись калачиком. – Спасибо, папа. Самый лучший подарок. Больше ничего не надо, никогда. Спасибо!

Ирабиль держала отца за руку, поднимаясь по ступенькам Западной лестницы к дворцу, когда увидела наверху черную фигуру лорда Эрлота. Девочка нахмурилась. Довольная улыбка на его лице не предвещала ничего хорошего. Лучше было, когда он улыбался заискивающе – тогда отец мог разнести его в клочья, а после рассмеяться. Но сейчас будет иначе.

– Сегодня третий день, как Сатвир молчит, – доложил Эрлот, обменявшись с королем приветствиями. – Если даете разрешение, я бы начал сегодня ночью.

– Хорошо, – кивнул король. – Кого думаешь взять с собой?

– Атсама хочет поразвлечься. Ну, и остальные лорды.

– Никого из молодых?

– Нет, не думаю. Сами справимся.

– Я разрешаю. Отвечать будешь ты. Важно, чтобы люди, несмотря на страх, видели, что свершается суд. Что бунтовщики получили по заслугам. Они могут ненавидеть этот суд, считать его несправедливым, но они должны видеть, что это – именно суд. Ты меня понял?

Лорд Эрлот склонился в раболепном поклоне. Ирабиль заметила, что мерзкая улыбка стала еще шире.

– Иди. Завтра утром жду тебя с отчетом. Послезавтра вечером я жду Паломника и всех лордов на церемонию.

– Да, ваше величество.

– Иди.

Ирабиль проводила взглядом мрачную фигуру лорда.

– Ненавижу его! – вырвалось у нее, когда Эрлот скрылся из виду.

– Знаю, милая. Но когда-нибудь тебе придется его терпеть. Кроме того, ты будешь у него учиться, как бы отвратительно это ни звучало. Он – из первых вампиров, вышедших из Алой Реки. Нас таких осталось всего двое. Когда я уйду, он останется один.

– Что за ерунда, папа? – Ирабиль сжала его руку. – Никуда ты не уйдешь!

***

Утро разразилось дождем, и никто не поехал на жатву. Улицы пустовали. Люди, надеявшиеся хотя бы в работе отвлечься от постоянного предчувствия беды, грустно смотрели из окон на затянутое от края до края небо.

– Эх, думала, хоть сегодня, наконец, из дому выйду, – вздохнула мама Левмира.

Мальчик сидел рядом с ней и радовался, что мама начала понемножку оживать. Одна пропущенная донация, и в ее глазах появились огоньки. Если бы лорд Эрлот согласился хотя бы на раз в две недели! Левмир надеялся на такой исход, но понимал в глубине души, что никто, а в особенности лорд Эрлот, не станет спрашивать его мнения.

– Видать, не судьба...

Левмир посмотрел на маму.

– Что «не судьба»? – спросил он.

– А? Да, не знаю. Так, что-то вдруг чувство какое-то нехорошее. – Мама положила руку на сердце и нахмурилась. – Как будто щемит что-то...

– Приляг, мама. Воды принести?

– Не надо, Левмир. Я полежу, а ты погуляй. Вон, вроде перестает дождь-то.

Ливень превратился в мелкую морось, но небо так и осталось затянутым. Левмир вспомнил день, когда в деревне появился Санат, и поежился. Заныло от нехорошего предчувствия сердце. Не то мама внушила тревогу, не то действительно что-то носилось в воздухе.

Выйдя из дома, Левмир направился в гости к Санату. Шлепая ботинками по грязи, мальчик думал, что осталось чуть больше суток до очередной встречи с И.. Вспоминал ее лицо и улыбался.

В дверях дома Саната Левмир столкнулся с Исвирью. Девушка не обратила на него внимания, проскользнула мимо и побежала прочь. Левмир проводил ее взглядом.

– О, еще гости, – появился в проходе Санат. – Забегай, чего стоишь. Чай?

– Можно, – пожал плечами мальчик.

Прихлебывая горячий ароматный напиток, Левмир косился на Саната. Тот казался грустным или встревоженным. Задумчивый взгляд устремлялся в пустоту, неподвижная рука подолгу держала чашку на весу.

– Как думаешь, что будет? – спросил Левмир, устав от тишины.

Санат дернулся, будто забыл, что в доме кроме него кто-то есть.

– Не знаю. – Голос подвел его, и половина вышла шепотом. Санат откашлялся и, глядя в окно, повторил:

– Не знаю.

Беспокойство достигло предела. Никогда еще Санат не позволял себе так говорить. Всегда был прям и честен. Смерть называл смертью и не увиливал. Почему же теперь он прячет глаза?

– Ты со своей красавицей когда встречаешься?

Левмир не сразу понял, о ком говорит Санат. Не привык, чтобы про И говорили вот так буднично, за чашкой чая. Она ведь была ночной сказкой, светом звезд, журчанием ручья...

– Завтра, – сказал он. – А что?

– Так... Завтра, значит... А сегодня, значит, дома будешь?

Левмир не отвечал. Чашка дрожала у него в руках. Как и в тот далекий день, когда Санат пришел к ним знакомиться, он вдруг ощутил страх. Как будто что-то черное и злое вползало в дом, свивалось в клубки по темным углам, тянуло щупальца к нему.

– Ну конечно дома! – сказал Санат и улыбнулся. Вернее, искривил губы в мучительной ухмылке, от которой хотелось бежать. Глаза помутнели, словно затянутые туманом.

– Ты пьяный, что ли? – воскликнул Левмир, вскакивая.

Как же он надеялся, что Санат сейчас виновато потупится и вытащит откуда-нибудь пустую бутылку. Скажет что-нибудь вроде: «Ну да, вот, выпил немного. Не рассчитал».

– Я? – удивился Санат, и взгляд его стал, как прежде, прямым и острым. – С чего ты взял?

Левмир открыл рот, но не смог ничего сказать. Опрометью выскочил из дома, не обращая внимания на окрик Саната. Лужи разлетались под подошвами ботинок. В висках стучала кровь.

«Что происходит? – думал он, несясь неизвестно куда. – Почему мне сейчас так страшно? Ах, если бы увидеть И!»

– Эй, Левмирка, ты куда несешься? – окликнул его девичий голос.

Левмир остановился и увидел Ареку, которая в маминых сапогах вышла из дома.

– А, привет, – сказал он.

– Привет, привет. Куда бежишь, спрашиваю? К этой своей, что ли? – Арека кивнула в сторону леса.

– Нет. Просто бегу.

– Ишь, весь в грязи уделался, – показала девочка на штаны Левмира. – Нашел время носиться.

От этой простой заботы на душе немного потеплело.

– А ты куда собралась? – спросил Левмир.

– Так, погулять. Пойдешь со мной? У колодца посидим.

– Пошли.

Они вернулись к колодцу, сели рядом на сруб. Левмир вдруг подумал, что с самой рыбалки не обменялся с Арекой ни словом. Во всяком случае, наедине.

– Как у тебя дела? – спросил он.

– Пока не родила, – засмеялась Арека. – Чего это ты вдруг такой заботливый стал? Никак эта хвостом крутанула? Где ты ее нашел такую вообще?

– В лесу была, – усмехнулся Левмир, пряча лицо. Боялся, что покраснеет.

– Ну так что? Бросила? – не отставала Арека. Левмир слышал надежду в ее голосе, и хотел соврать, просто чтобы сделать приятное, но сдержался и мужественно мотнул головой.

– А... – Арека не стала скрывать разочарования. – Ну а чего несся-то?

Решившись открыться, Левмир рассказал ей о предчувствии матери, о собственном ноющем сердце, и о странном поведении Саната. Теперь, облекая мысли и наблюдения в слова, со стыдом понимал, как глупо они звучат.

– Ты прямо как бабка наша, – зевнула Арека. – Та тоже весь день за сердце хватается и стонет. Ей-то чего стонать – не пойму. Уж коли придут вампиры, ее-то точно не тронут. Скоро сто лет стукнет, а все беспокоится чего-то.

– А ты разве не боишься? – посмотрел на нее Левмир.

– Не-а. Чего бояться-то? Ну убьют, делов-то.

За деланным равнодушием Левмир видел грусть. Арека прятала взгляд. По навесу над колодцем начали барабанить крупные капли.

– Ты с ней целовался хоть?

Теперь настал черед Левмира смотреть в сторону.

– Тебе-то что? – буркнул он.

– Значит, нет, – хихикнула Арека. – А умеешь?

– Отстань!

– Да ладно тебе, чего смущаешься! Давай научу?

Как он ни отмахивался, все же вдруг оказался в объятиях этой назойливой девчонки. Когда их губы соединились, Левмир почувствовал, что она дрожит. Дрожь передалась ему. Стена ливня скрыла их от посторонних глаз, и они целовались, медленно и сладко. Левмир отстранился первым.

– А сам все равно ее вспоминал, – с горечью сказала Арека.

Он кивнул.

– Прости...

– Не за что, – махнула рукой Арека. – Думала, может... Ну да ладно.

Они сидели, болтая ногами, пока не закончился дождь. Говорить было не о чем. Внезапно Левмир понял, что рядом с ним посторонний человек. Заботливая, добрая, симпатичная Арека, тем не менее, оставалась чужой. С ней не хотелось танцевать под луной и любоваться звездами. Зато ее легко можно представить дома, за стиркой и готовкой. А вот И могла быть только там, на полянке у ручья. Больше ей нет места в мире. «Наверное, я просто не люблю Ареку, – думал Левмир. – Наверное, я люблю И. Вот она какая, любовь! Любовь – это когда хочешь танцевать под луной, и даже без поцелуев». Ему стало легко и приятно от этой мысли, даже недавняя тревога куда-то ушла.

Дождь унялся. Арека коснулась руки Левмира.

– Пойду я, – глухо сказала она. – Увидимся.

– Пока, – сказал Левмир.

Арека сделала движение к нему, будто собираясь поцеловать на прощание, но Левмир не подался навстречу, не успел. Наверное, такие мысли должны приходить в головы одновременно. Арека поспешно отвернулась и соскочила с колодца. Левмир смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Арека не обернулась.

Вечером дома зажгли лампу, закрыли ставни. В уютном свете огня мать суетилась, собирая на стол поужинать. Левмир сидел напротив отца, оба молчали, слушая пение матери:

Пусть бурлит твоя волна

Нет ни отдыха, ни сна

Ты уносишь наши жизни

Ниоткуда в никуда

Особенно грустно звучала сегодня песня-молитва. Левмир снова почувствовал, как защемило сердце. Должно быть, отец разделял его чувства, потому что решился перебить мать:

– Ну хватит, Юдера. И так тоскливо на душе. Давай лучше веселое что-нибудь спой.

Мать покосилась на него.

– Споем, когда все на места вернется и как раньше станет, – отозвалась она. – А до тех пор – пой не пой, а все равно сиди, да трясись.

Отец замолчал. Мать не стала больше петь и села за стол. За ужином никто не проронил ни слова. В тишине поели, затушили огонь и разошлись спать. Засыпая, Левмир вспоминал еще один куплет песни-молитвы:

Что тебе моя судьба?

Лишь плеснет твоя волна

А быть может, просто рябью

Гладь подернется твоя