Текст книги "По ту сторону Алой Реки (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 11

Сатвир

Дворец светился, издалека приковывая взор. Окутанный темнотой и тишиной, этот последний оплот света по-прежнему открывал двери каждому. Никаких секретов и недомолвок. Кастилос в новом мундире, соответствующем званию, поднялся по ступеням Северной лестницы. Слуги, мимо которых он проходил, кланялись, и лорд благосклонно кивал им в ответ. Взгляд скользил по картинам на стенах. Возле одной из них он ненадолго задержался. Лорд Эрлот и король Эмарис бок о бок врывались на боевых повозках в город.

«Нас всегда было трое, – вспомнил Кастилос слова Освика. – Эмарис, Эрлот и я. Как будто сама Река отметила нас и велела держаться вместе. Эмарис оказался мудрым правителем, Эрлот – бесстрашным и беспощадным воином, а я стал между ними недостающим звеном. Я мог заставить Эрлота стать более мягким, а Эмариса – более решительным и твердым».

Освика не было на картине. Он не участвовал в сражениях. Как он говорил, Река создала его для других целей.

– Спасибо, что зашел, Паломник! – послышался голос короля. Эмарис шел к Кастилосу, чуть расставив руки для приветствия.

Кастилос смутился такой откровенности, но ответил на объятие короля.

– Вы все еще зовете меня так? – сказал он, чтобы нарушить тишину.

– Извини, – улыбнулся король. – Просто среди всех нас ты – действительно Паломник. А уже потом – лорд. Но давай все же выйдем на улицу. Я вижу, ты предпочитаешь передвигаться как человек. Тебе приятнее будет дышать свежим воздухом.

Король Эмарис провел его через съежившийся в ожидании снега сад, и остановился возле пруда. Кастилос огляделся. Красивое место, малозаметное для посторонних глаз. На каменной площадке, подходившей вплотную к пруду, две скамьи, но король не стал садиться. Заложив руки за спину, он смотрел на пруд, поверхность которого серебрилась в лунном свете.

– Это было любимым местом моей дочери, – сказал король тихо.

– Было? – переспросил Кастилос. Чувствовал, как резко изменилось настроение Эмариса, но не мог понять, с чем это связано.

– Именно. Но об этом позже. Расскажи, как у тебя дела.

Кастилос пожал плечами, обдумывая вопрос.

– Мне вернули все, принадлежавшее Освику. Последний месяц я осматривал деревни. Нашел их в удовлетворительном состоянии. Кровь сдается регулярно, настроение среди людей умеренное. Исключение – Сатвир. Мне пришлось дать им вольную на неопределенный срок...

– Что послужило причиной?

Кастилос поморщился. В памяти всплыли чудовищные картины той ночи, когда закончилась его человеческая миссия.

– Это из-за процедуры подавления бунта, – тихо сказал он. – Тогда не все прошло гладко, и у людей остались не те мысли, которые должны...

Король Эмарис повернулся, и Кастилос вздрогнул, пронзенный острым, как меч, взглядом.

– Почему бы не назвать вещи своими именами? – спросил король. – Вместо того чтобы спокойно дождаться конца процедуры, ты раскрылся, и люди почувствовали себя обманутыми. Вместо того чтобы потушить костер вольномыслия, ты раздул из него настоящий пожар, а теперь пытаешься забросать его дровами.

Кастилос наклонил голову.

– Это моя ошибка, – сказал он и остановил сердце. Хватит прятаться за маской смертного, искать оправданий. Не для того принял дар и совершил паломничество.

– По-твоему, такой как ты может быть одним из лордов?

– Я не просил такой чести, ваше величество.

– Верно, – кивнул король. – Так почему бы не назвать вещи теми именами, которые им поистине присущи, и которые знаем мы оба. Лорд Эрлот спровоцировал тебя, ведь так?

– Я этого не говорил.

– Я бы не уважал тебя, если бы ты сказал. Но это так. Он совершил одну ошибку, а ты совершаешь другую. Ты должен отменить вольную.

Кастилос ответил после короткого молчания:

– Только не подумайте, что я пытаюсь оспорить... Но разве мне не дана полная свобода в управлении своими ресурсами?

– Так и есть. Но речь идет не о приказе. Считай это советом. Знаешь, чего стоит совет того, кто вышел из Алой Реки на заре времен? Скажем так: когда ты поймешь, что я прав, будет поздно. Ты потеряешь Сатвир. Люди живут спокойно, пока сверху есть необходимая мера гнета. Иначе они обретают свободу и начинают паниковать. Человек в панике убивает сам себя. Поэтому не увлекайся, лорд Кастилос. Дай им небольшую передышку и отмени вольную.

– Да, ваше величество. Я так и поступлю.

– Теперь второе. – Взгляд короля снова устремился на поверхность пруда. – Я объявил об этом на совете, так что ты – единственный, кто не знает. Я назначаю тебя герцогом. Это означает, что ты становишься вторым после меня. Шесть остальных лордов – твои вассалы. Ты ознакомишься с новыми правами и обязанностями.

Кастилос смотрел на короля широко раскрытыми глазами.

– Но ваше величество, – проговорил он. – Такая честь...

– Это не честь, – перебил король. – Так получилось, что ты – единственный, кому я могу доверять. Не считая Аммита, но он лишь воин. А ты – ты другой. Освик не выбрал бы того, кто хоть немножко не напоминал бы его самого.

Кастилос хотел задать вопрос насчет герцога Освика, но не придумал, как сделать это, не задев королевского самолюбия. Вместо этого он молча смотрел на Эмариса и думал, что тот выглядит плохо. Глаза будто провалились в глазницы, морщины глубоко врезались в кожу. Кастилос понял, что видит старость вампира. Не человеческой составляющей его, а бессмертной. Должно быть, когда иссякает дух, тело не спасет ничто.

– Наконец, главное, – вздохнул король Эмарис. – У меня есть к тебе просьба, лорд Кастилос. Не приказ – просьба. Но это такая просьба, отказать в которой нельзя.

– Что вам угодно?

– Найди мою дочь. Защити мою дочь.

В тишине три раза прокричала сова. Кастилос тряхнул головой, пытаясь осмыслить услышанное. Король говорил тихо, но слова раскаленным клеймом врезались в сознание.

– Что значит...

– В ночь, когда закончилась процедура подавления бунта, принцесса Ирабиль исчезла.

– Но это же было месяц назад! Почему вы...

– Скольким вампирам я могу доверять?

Кастилос опустил взгляд.

– Двоим, – шепнул он.

– Именно. Я тщательно скрываю пропажу, но слухи уже поползли. Я могу пустить их по ложному следу, но... Ты должен найти ее прежде, чем это сделают другие.

Кастилос не обратил внимания на слово «другие». Ощущение, что это – скользкая тема заставило его заговорить о другом:

– Найти ее, привести сюда...

– Нет, ни в коем случае. По крайней мере, не сейчас. С тобой пойдет Аммит, у которого более подробные инструкции. Он постепенно раскроет тебе их. Просто ему я доверяю больше. Ничего личного, но мы с ним знакомы так давно, что я даже не помню, с чего все началось.

– Хорошо, но как, где мне ее найти? Если даже примерно не...

Кастилос осекся. Лицо побледнело, рот приоткрылся. Вспомнил, как обостренным чутьем новообращенного почувствовал присутствие в колодце двоих: живого и мертвой. Испуганного и Ждущей. Значит, принцесса не вернулась. Пропала вместе с мальчиком той ночью.

– Не произноси догадку вслух, – попросил король. – Да, я думаю, все так и есть. На это указывает многое. Я знал, что у нее появился друг из людей. Слышал о той накладке, которая вышла в Сатвире. Ирабиль умная девочка, она наверняка спланировала все заранее, но в ее планы вмешалось что-то еще. Поэтому прошу тебя найти ее и защитить. Не нужно отправляться сейчас. Когда будет пора – ты поймешь, или тебе скажут.

– Но почему я? Если Аммит, ее телохранитель...

– Скажем так: я хочу удалить тебя на время из Кармаигса. Когда нужно будет вернуться – ты поймешь сам. Итак, выполнишь ли ты мою просьбу?

– Почту за честь.

– Спасибо, лорд Кастилос. Герцог. Иди, оставь меня здесь.

Кастилос сделал шаг назад, поклонился и обернулся летучей мышью. Предельная концентрация, необходимая для того чтобы сохранить каждую частичку облачения, казалась сейчас желанным отдыхом. Слишком много вопросов в голове, слишком мало ответов. Влетев в раскрытое окно своего дома, Кастилос вернул человеческий облик. Осушив одну из пробирок, лежащих на туалетном столике, глубоко вдохнул. После жизни в Сатвире никак не мог отделаться от этой глупой болезненной привычки – быть человеком.

Кастилос сидел в кресле и вертел пустую пробирку между пальцами. Перебирая в памяти слова, произнесенные королем, и слова, сказанные в ответ, думал, почему так легко согласился выполнить странную просьбу. Нет, конечно, это просьба короля, и он в любом случае принял бы ее к исполнению. Но его больше волновало то, что происходило при этом у него в душе. Он знал Ирабиль, видел ее несколько раз, хотя и случайно, сопровождая герцога Освика. Избалованная глупая девчонка – такое мнение он составил о ней. Наконец, Кастилос признался себе: он пойдет искать не ее, а Левмира. Мальчишку, который потерял все, и которому необходима помощь.

– Мне нужно поменьше дышать, – пробормотал Кастилос, бросив пробирку в корзину для мусора.

***

– Хоть бы погулять сходила, что ли.

– Что? – вздрогнула Исвирь, отвернувшись от окна. За окном трепещущая осина роняла ярко-красные листы на землю.

– Погуляла бы хоть, а то сидишь тут, как старуха, – повторила мать, не прекращая месить теста. – Месяц уж в окно выглядываешь. Придет он к тебе, как же! У него там, в городе, знаешь, красавиц сколько? Не перечесть. А ты? Тоже мне, миледи!

Исвирь, задохнувшись от избытка чувств, вскочила со скамьи. Дверь за ней хлопнула так, что горшки задребезжали.

– То-то же, – сказала мать, будто не заметив вспышки дочери.

Заборы, дома, люди – все это мелькало в глазах Исвири, пока она, глотая слезы, бежала по деревне. Будто маленькая обиженная девочка, хотела спрятаться и выплакать все наболевшее. Потом должно стать легче, пусть ненадолго. Только некуда ей бежать. Не знала таких мест, где можно спрятаться от себя.

Исвирь остановилась у колодца. Уперлась руками в сруб, перевела дыхание. Слезы капали вниз, в бездонную глубину. Какая разница? Все равно после того как достали тело старосты, никто больше из этого колодца пить не рисковал. Как будто в трех шагах отсюда другая вода течет.

Отвращение к людям, среди которых прошла жизнь, переполнило сердце Исвири, и она, всхлипнув, ударила кулаком по навесу.

– Ты чего дерешься? – послышался мужской голос. Исвирь обернулась. Приближался Саквобет.

– Ничего, – огрызнулась Исвирь. Принялась крутить ручку ворота.

Саквобет остановился рядом и молча следил за ее движениями. Когда он заговорил, Исвирь ощутила запах перегара:

– Отсюда ведь не пьют больше.

– Не пьют.

– А ты что же?

– А я – пью.

– Там ведь этот... староста валялся.

– Валялся.

Разговор явно не клеился, и Саквобет, почесав затылок, перешел к главному:

– Слушай, ты бы это... Ну, хватит уже по этому-то своему чахнуть. Мы с парнями почти дом мне построили, скоро новоселье справим.

– И что?

– Ну как что... Один ведь я теперь. Хозяйка нужна.

– Блевотину за тобой подтирать?

Исвирь сама не ожидала, что так резко ответит. Но слово вырвалось. Она взяла ведро обеими руками, вылила часть воды обратно, чтобы не так тяжело было, и приникла губами к холодному железу. Глотнула ледяной воды, вспомнив, как впервые коснулись ее губы любимого. Какими холодными они были... По телу пробежала сладкая дрожь, будто девушку трясло от холода.

– Чего ты сразу? – оскорбился Саквобет. – Я ведь по-хорошему хотел.

– А по-плохому как будет? – посмотрела на него Исвирь. – Ты с тех пор хоть день трезвым провел?

Ведро загремело о стенки колодца, плеснула вода.

– У меня мать убили! – стукнул себя кулаком в грудь Саквобет. – Бабку сожгли! Сестру...

– А ты и рад стараться. Вот счастья-то привалило: пей – не хочу! И слова ведь никто против не скажет, горе у него.

Саквобет тяжело дышал. Кулаки сжались так, что костяшки пальцев хрустнули. На шее вздулись жилы, глаза налились кровью.

– Ох, подумала бы ты, – прорычал он. – Наговоришь грубостей, а потом сама ведь приползешь. Кто тебя еще такую возьмет, порченую, да еще и вампиром?

Исвирь молча взялась за ворот, а когда ведро поднялось, перевернула его на голову остолбеневшему Саквобету. Холодная вода окатила парня, а ведро так и осталось на голове. Выглядел он при этом настолько забавно, что Исвирь, не удержавшись, хихикнула. Потом, правда, поняла, что лучше убраться подобру-поздорову, и побежала обратно к дому. Позади ревел обиженный Саквобет.

Вечером вернулся из города поддатый отец. Никто не знал, какими правдами и неправдами он упросил взять у него кровь, но кровь взяли.

– Благодетель чертов, – ворчал отец, распаковывая привезенные свертки. – Вольную он дал! Спросил бы кого, что ли... При Эрлоте хоть и тяжко было, а денег давали досыта! Что смотришь? Про хахаля твоего говорю! – прикрикнул отец на сидящую в углу Исвирь.

– Он же как лучше хотел, – отозвалась та.

– Вот я и говорю – благодетель чертов. При Эрлоте хоть на жратву не жаловались.

Многие в деревне с грустью вспоминали недолгий период правления лорда Эрлота. Все помнили, что денег тогда было много, правда, никто не говорил, что все эти деньги улетали на еду, чтобы как можно скорее восстанавливать кровь. Зато о вкусной еде, что при Эрлоте была, говорили много и с удовольствием, заканчивая разговор неизменным плевком при упоминании предателя Саната.

– Вот, примерь-ка, – сказал отец, развернув светло-зеленое платье с оборками. – Если большевато – подшей.

– Зачем оно мне? – удивилась Исвирь.

– А замуж ты в чем собираешься?

Отец прятал глаза, говоря это.

– Замуж? – ахнула девушка. – За... За кого?

– Саквобет на днях интересовался...

– Ни за что!

– Ты прекрати голосить-то, тебе ж дело говорят!

– Не пойду!

Конечно, этим дело не кончилось. Разговоры о замужестве начинались каждый день, с обязательными криками и скандалами. После долгих боев Исвирь примерила платье. После ссоры с матерью – подшила. Но про Саквобета слышать не желала, несмотря на все увещевания.

– Да как ты не поймешь, что никто кроме него не интересуется! – убеждал отец.

– И что теперь? – отвечала Исвирь. – Так и кидаться, лишь бы муж был?

– А ты как хотела? Пока не спуталась с этим кровососом недоделанным, сколько за тобой парней ходило? Рожи друг другу чуть не били! А с тех пор – как отрезало. Устроила себе смотрины, никто больше не виноват! А Саквобет – парень нормальный, хозяйственный. Я абы за кого дочурку выдавать не стану. Ну выпивает. Ну не красавец. Так что ж теперь?

Приходил в гости и сам Саквобет. Исвирь в его присутствии вела себя спокойно, а на подмигивания и намеки не отвечала, взгляд оставался холодным, щеки если и краснели, то лишь от сдерживаемой злости.

– Да выходи ты уже за меня, пока зима не началась! – не выдержал однажды Саквобет. – Хоть погуляем всей деревней, по теплу-то!

– Никогда, – глядя в глаза, сказала Исвирь.

Когда дверь хлопнула за Саквобетом, отец и мать налетели на Исвирь, словно воронье на падаль. Ссорились до поздней ночи, а утром, выйдя из дому, Исвирь увидела, что забор облили кровью. Свиной, скорее всего – ночью у кого-то поросенок визжал. По засохшей крови не то углем, не то еще чем-то черным вывели слова: «Вомпирава сука». Исвирь засмеялась над ошибками в первом слове, а второго будто и не заметила. Заметил отец. Взяв ремень, оттащил взрослую дочь на сеновал и долго порол, перемежая удары самыми страшными ругательствами, которые мог придумать. Исвирь вытерпела все без единого звука.

Закончив порку, отец обмотал кулак ремнем, поднес его к носу Исвири.

– Сейчас приведу Саквобета, – прошипел он. – Не дай бог что-то не то скажешь – ты у меня подохнешь на этом сеновале. Поняла меня?

– Поняла, – прошептала девушка.

Отец ушел и вскоре вернулся с довольным улыбающимся Саквобетом. Несмотря на то, что перегаром от него несло на всю хату, мать не уставала нахваливать гостя и все подливала ему, да подкладывала.

– Ну что, когда свадьба-то? – подмигнул Саквобет Исвири, которая стояла рядом со столом, не в силах сесть.

– Зарезал ты свою невесту ночью, – отозвалась та. – Хоть полюбиться-то успели?

На ночь отец запер ее на сеновале. Опуская засов, чуть не плакал от усталости и боли в руках. Утешало одно: если уж переживет девка ночь, то к утру точно замуж согласится.

Всю ночь Исвирь не смыкала глаз. Дышала с трудом, хватая ртом воздух, и мечтала о смерти. Но утром, когда поднялся засов и на пороге появилась фигура отца, упрямые губы шепнули: «Никогда!»

Наверное, следующей пыткой должен был стать голод. Так подумала Исвирь, когда за весь день дверь сенного сарая больше ни разу не открылась. Есть, впрочем, почти не хотелось. Хотелось пить. Должно быть, началась лихорадка – во рту пересохло, болезненная дрожь сотрясала тело. Пытаясь согреться, Исвирь зарывалась глубже в сено и плакала.

Она ненадолго забылась, а очнувшись, ощутила жар. Раскидала сено со стоном, вдохнула воздух и закашлялась – воздух отравлен дымом. Снаружи слышался страшный гул горящего огня, кое-где языки пламени пробивались сквозь стены. На глазах девушки огонь лизнул сено и, распробовав, побежал по нему в разные стороны.

Снаружи кричали. Визжала мать, отец что-то говорил про воду. Несколько раз слышался голос Саквобета. Исвирь закрыла глаза, стоя в новом красивом платье посреди горящего сарая.

– Санат, – шептала имя того, кто однажды вытащил ее из огня.

Его не было. А без него – не было и жизни, не было и боли. Исвирь не дрогнула, когда огонь переметнулся на волосы и платье. Лишь ощутила, как жар становится сильнее, а потом рухнула без чувств на пол. Дым свалил ее быстрее огня, а огню осталось лишь подбирать остатки.

Глава 12

Цепь

– Я хочу гулять! – И топнула ножкой, звенья цепи забренчали. – Куда я днем денусь, ну?

Левмир посмотрел на великана, который в задумчивости поглощал завтрак.

– Может, хватит держать ее на привязи? – спросил мальчик.

Великан посмотрел на него, потом на И.

– Может, и хватит, – сказал он. – Да только пусть лучше так.

Согласившись оставить И в живых, великан выдвинул два условия: девочка должна остаться у него, а гарантом выступит цепь. И на удивление легко согласилась. Правда большей частью она грустила на лавочке, подперев подбородок руками. Левмир пытался говорить с нею, но девочка молчала. Почему-то она предпочитала обращаться лишь к великану, который надел на нее цепь.

Одежду И так и не обнаружили. Вместо нее великан принес нечто, назвав это «платьем». На взгляд детей «платье» больше напоминало грубо перешитый мешок, но И безропотно его надела. Вымытые сияющие волосы, рассыпавшиеся по мешковине, выглядели еще прекраснее, чем прежде. А вот улыбаться И перестала.

– Послушай! – Левмир давно перешел в общении с великаном на «ты». – Но ведь можно вбить кол снаружи и пристегнуть там!

Великан прекратил жевать и задумался. Гигантские плечи приподнялись и опустились.

– Это можно, – сказал он. – Поем – устрою. А ты собирайся. На охоту пойдем.

Левмир устремил на И взгляд, исполненный радости. Девочка посмотрела на него холодно и, фыркнув, отвернулась. Что с ней? Почему она ведет себя так? Левмир не понимал. Он стеснялся говорить с ней при великане, а ночью она делала вид, что спит, и не отвечала на его шепот.

Покончив с завтраком, великан выдернул из бревна в стене длинный штырь, к которому крепилась цепь, и пленница смогла, наконец, увидеть неяркое осеннее солнце. Неподалеку от землянки боролся с гниением старый пень. Великан выбрал на нем самое прочное место и вколотил штырь туда. И уселась на тот же пень и поежилась.

– Замерзла? – тут же подскочил Левмир. – Я сейчас!

Он скрылся в землянке, тут же выбежал обратно, неся плотное одеяло, которое пожертвовал ему великан. И сделала вид, что не заметила, как он ее укутывает.

– Точно тут сидеть будешь? – спросил великан, почесывая бороду. – Мы, может, до ночи проблуждаем. Не замерзнешь?

– Я люблю лес, – отозвалась И. – Посижу тут.

– Смотри. А бежать не думай. Ближайшая деревня Сатвир, а там вампиров ой как теперь не любят. Попробуй к кому с клыками сунуться – сразу на костер.

И улыбнулась вместо ответа, что вполне удовлетворило великана. Девочка не пыталась бежать. Знала, что стоит ей остановить сердце, как организм потребует крови. Великана ей не одолеть, а Левмира она больше никогда кусать не хотела. Значит, оставалась деревня... Которая находится незнамо где. Выросшая во дворце, И плохо ориентировалась в лесах. К заветной полянке, где никогда уж, верно, не танцевать ей при луне, вела память. Но и полянка осталась где-то далеко, в другой жизни.

Левмир, держа здоровенный самострел, улыбнулся девочке на прощание, и она едва сдержалась, чтоб не ответить улыбкой. Когда они скрылись из виду, И, поджав под себя ноги, плотнее закуталась в одеяло. «А вот найдет меня сейчас кто-нибудь – что я ему скажу?» – думала она. В голове мелькнула мысль воспользоваться кровью этого путника. Потом – узнать у него, где Сатвир, и бежать. До темноты. Потом – лететь. Добраться до дворца, обнять папу, заплакать...

– Ни за что, – шепнула девочка, представив, как впивается в человеческую плоть. Ее передернуло от этой мысли. Отец много рассказывал о тех, кого он лично отправил на костер за подобную охоту на людей. «В моем королевстве людей кусают только по приговору, – говорил он. – Кровь в пробирках – единственный приемлемый вариант».

Принцесса не могла нарушить волю отца, а потому сидела и ждала, когда вернется Левмир. Когда он поймет, что делает с ней собственными руками.

– Дурак чертов, – прошептала И.

***

«Я погоню его на тебя, а ты стреляй прямо в грудь!» – так сказал великан, прежде чем уйти.

Левмир притаился за деревом, чуть дыша. Взгляд не отрывался от вершины холма, где нет-нет, да и появлялись оленьи рога. Хитрый зверь знал, что с холма быстро заметит опасность и сможет легко убежать. Как великан собирался заставить его выбрать нужное направление – этого Левмир не понимал. Предпочитал не думать, а просто покрепче сжимал самострел. Таких ответственных заданий раньше никто ему не давал.

«А что если я промахнусь?» – спросил он великана, прежде чем тот ушел. «Тогда твоя женщина останется голодной», – ответил тот. Левмир стиснул зубы: «Не бывать этому!»

Мысли об И навели Левмира на грустный лад. Он всеми силами прятал от себя воспоминания о последней страшной ночи в деревне, но И спрятать не мог. Каждый взгляд на нее, вызывал в памяти колодец...

Зашипев сквозь стиснутые зубы, Левмир вытер глаза рукавом. Не время сейчас для слез. Ночью, когда все уснут, и не раньше.

Он поднял голову, и сердце на мгновение замерло. Олень взбрыкнул, издал странный звук и понесся вниз. Он бежал не прямо на Левмира, а южнее. Мальчик поднял самострел, но понял, что промахнется. Что же делать? Решение пришло быстро: Левмир кинулся наперерез. Бежал так быстро, как никогда. Ветер свистит в ушах, ветки хлещут по лицу. Он уже не обращал внимания на шум, который производит, шум, который не мог не привлечь внимания даже перепуганного оленя.

Зверь повернул голову, и Левмир заглянул в его перепуганные глаза. Будто время остановилось. «Пора!» – понял мальчик. Он вскинул тяжелый самострел и спустил тетиву. Свистнула стрела. Олень поднялся на дыбы, потом припал на передние лапы и, выпрямившись, побежал дальше. Из груди торчала стрела. Мальчик думал, что олень сразу упадет, и потому выдернул из колчана новую стрелу. Прицелился, выстрелил. Олень уже далеко, и стрела вонзилась на излете – кажется, в круп. Раз моргнув, мальчик потерял оленя из виду.

Руки дрожали, стучали зубы, а успокоить сердце никак не получалось. Левмир скорее не услышал, а почувствовал тяжелые шаги великана, бегущего к нему.

– Успел? – спросил тот.

Левмир кивнул.

– Пошли.

«Куда? – думал мальчик. – Домой? Все равно ведь олень убежал».

Но великан направился в ту сторону, где скрылся зверь. Мальчик плелся следом. Великан опустился на корточки. Левмир обошел его, чтобы увидеть, что же там, на земле.

На земле – вернее, на траве, – была кровь. Розовая, с пузырями, и немало.

– Хороший выстрел, – сказал великан. – Грудину пробил.

– Откуда ты знаешь? – изумился Левмир.

– Садись. Поговорим.

Мальчик послушался. Нашел взглядом толстый корень, выпирающий из земли, сел на него. Великан не часто давал указания, но уж если давал, то их нужно было выполнять. Одно из них гласило: не сидеть на холодной земле.

– Я две стрелы в него выпустил, – оправдывался Левмир. Думал, что речь пойдет о неудаче с оленем.

– Вторую зря потратил. Первая рана – смертельная.

– Чего ж мы тогда сидим? – подпрыгнул мальчик.

– Сядь! Почует погоню – будет бежать изо всех сил. А подумает, что оторвался – ляжет и сдохнет.

– Но как же мы его...

– По следам. Уймись. Не всегда нужно куда-то бежать и что-то делать, чтобы все было хорошо. Иногда нужно просто подождать.

Левмир сел. В голове не укладывалась мысль, что он, оказывается, все сделал правильно с первого раза.

– Что дальше делать думаешь? – спросил великан.

– А что нужно?

Великан вздохнул и почесал голову. Сейчас он казался старым и уставшим, несмотря на огромный рост и бугрящиеся мышцы.

– Левмир, ты ведь больше не ребенок. Ты хозяин своей жизни. Мне больно смотреть, как ты поступаешь с ней.

– Как я поступаю? – прошептал Левмир.

Ладони, все еще сжимающие самострел, вспотели. На лбу тоже выступила испарина, несмотря на холодный воздух.

– Я не твой отец, как бы тебе не хотелось этого.

– Да я зна...

– Молчи, – осадил его великан. – Я говорю. Той ночью ты потерял все, кроме жизни и девчонки. А теперь ты приносишь в жертву мне и то и другое. Что же думаешь дальше? Так и жить со мной? Держать ее на цепи, как собаку? Выгуливать три раза в день?

– Но ты же сам ее приковал! – вспылил Левмир. – Я говорил, что не надо!

– Нет, – покачал головой великан. – Это ты ее приковал. Поэтому она и не хочет с тобой говорить. Ждет, что ты поймешь.

Левмир молчал, пытаясь найти место словам великана. В чем он его упрекает? Что нужно сделать?

– Я ненавижу всех вампиров одинаково, – сказал великан. – Будь у меня под рукой рычаг, повернув который я уничтожу весь их поганый род, я бы повернул его трижды. Но эта пигалица! – Тут великан улыбнулся. – Она человек. В самом хорошем смысле – человек. И если, как ты говоришь, она всем рискнула, чтобы спасти тебя, то не мне ты должен прислуживать, как послушный щенок.

Левмир молчал. Те слова, что крутились у него в голове, были глупыми. Скажи он их – великан замолчит. Так уже было. Второй ценный урок, который мальчик усвоил у великана, был таким: не знаешь, что сказать – молчи.

– Я держу ее на привязи, потому что не могу допустить, чтобы она выдала мое убежище своим, – сказал великан. – Что ж, она, как может, прибирается, научилась с горем пополам готовить – я мирюсь с ней. Убей я ее – наживу смертного врага в твоем лице. А мне ни к чему враги-люди. Поэтому все остается так, сейчас. Но ты? Тебя-то как может это устраивать? Вот чего я не пойму. Вот почему вампиры наверху, а люди внизу. Люди готовы втоптать в грязь все самое светлое, что у них есть, за кусок хлеба и теплый угол. А вампиры... Они берут силой все, что нужно. За это я их ненавижу, но уважаю.

Помолчав еще немного, великан добавил:

– У тебя свой путь, Левмир, а у меня – свой. Чем раньше ты это поймешь, тем лучше для вас обоих. А теперь пошли, найдем оленя.

Кровавый след провел их через заросли высоких кустов, изломанных несущимся зверем. Олень будто специально выбирал места, где человеку тяжело пройти, но оставлял за собой коридор. Великан шел впереди, и ветки, задеваемые им, больно хлестали Левмира по лицу.

Олень нашелся в овраге. Глаза погасли, могучие бока не вздымались. Левмир увидел обе стрелы.

– В круп зря саданул, – покачал головой великан. – Шкуру попортил. А впрочем, и так хватит.

Он вынул стрелы, перевязал оленю ноги, чтоб не болтались, и с небольшим усилием закинул тушу на плечо. Левмир ахнул от удивления: олень весил не меньше годовалого теленка. Грузно топая по ослепительно-желтому ковру из листьев, великан сказал:

– Через пару дней возьму тебя на другую охоту. Настоящую. Увидишь, чем я занимаюсь, а заодно подумаешь: хочешь ли быть мною.

Остаток дня Левмир учился под руководством великана свежевать и разделывать тушу, превозмогая тошноту и головокружение. Сидя на пеньке, И с любопытством наблюдала за его действиями. Когда же все закончилось, она сказала фразу, от которой Левмир сперва застыл, а потом покатился со смеху:

– Так вот как мясо получается!

Великан тоже рассмеялся. И обиделась. Она ничего больше не сказала, но отвернулась, гордо тряхнув головой. Хотела уйти, но вспомнила про цепь, и лишь дернулась в направлении землянки.

Ужин прошел в молчании. Левмир то и дело посматривал на И, но так и не решился заговорить. Да и что сказать? Нужные слова никак не шли на ум. Ложась спать, он вдруг подумал, что сейчас ему бы очень пригодился совет Саната. Мальчик вспомнил его простую манеру говорить весело о сложном. С этими мыслями он коснулся шнурков на ботинках и замер. Череда озарений пронзила его, заставила содрогнуться.

Санат – предатель! Эта мысль, будто кровью выписанная, висела над всеми остальными. Санат подарил ему ботинки. Ботинки, в которых Левмир ночью бежал через лес, не разбирая дороги. Санат – предатель! Но той ночью он крался к его дому, чтобы спасти. Так кто же он? Друг или враг?

«Как можно даже думать об этом? – шепнул кто-то в голове у Левмира. – Из-за него ты лишился родителей. Их жестоко убили вампиры. Труп отца пролетел мимо тебя!»

Левмир закрыл лицо руками. Слезы просачивались сквозь пальцы, заливали штаны. Мальчика трясло, и он не мог ничего поделать. Рыдания рвались наружу.

Великан спал или делал вид, что спит. Дотлевали угли в печи, землянка тонула во мраке. Совсем один посреди бескрайней ночи, Левмир оплакивал свою несчастную жизнь. Тысячу раз прав проклятый великан! Его Левмир уже чуть не называл папой. А кем же была И? Уж не матерью ли, прикованной к постели из-за безумных донаций лорда Эрлота? Вот так Левмир пытался спастись, вернуть утерянное, вместо того чтобы признать: все кончено. Выплакать положенное и двинуться дальше.

– Папа, – шептал он, вызывая в памяти облик отца. – Мама! – Представлялась добрая мамина улыбка. Их больше не было в мире, пройди хоть тысячу верст, хоть две тысячи!

Маленькие теплые ладошки вдруг коснулись его рук. Левмир не услышал даже бряцанья цепи – И просто оказалась рядом, обняла его и позволила уткнуться в грубую мешковину платья. Сквозь рыдания мальчик слышал знакомый напев, мелодию без слов, будто возвращающую в тот волшебный мир, что окутывал их на маленькой полянке с весело журчащим ручейком и холодно-прекрасным светом луны.

Левмир не заметил, как уснул, убаюканный волшебной девочкой. Когда открыл глаза, она лежала рядом. Великан растопил печь и отворил дверь, впуская утренний свет в землянку. Чем-то гремел, видимо, собирая завтракать. Левмир смотрел на лицо И, освещенное смешанным светом огня и солнца. Приоткрыв рот, девочка тихонько дышала во сне. Можно ли представить кого-то прекраснее? Левмир почувствовал, как глаза вновь застилает пелена слез. Теперь не горя, но гнева.