Текст книги "Давным давно была война ... (СИ)"

Автор книги: Василий Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6

«Босогногий гарнизон».

–Эй, контуженный! Городской! Ходи сюда!

Никитка поморщился: громкие звуки все еще вызывали резкую головную боль. Он повернулся на зов. Ему махал рукой один из мальчишек – друганов старшего из братьев – Васьки Егорова, который стоял в окружении нескольких ребят, что-то обсуждавших…

Мир оказался тесен: через вербовку проходил обоз с ранеными, которых везли от железной дороги, там фашисты разбомбили санитарный эшелон и повредили железнодорожные пути. На одной из телег везли Никитку. Так получилось, что нужно было взять еще несколько раненых, но места просто не было. Тогда одна из врачей обратилась к жителям с просьбой взять к себе в дома несколько раненых, которые просто могли не выдержать транспортировки по ухабистой дороге.

Мама Васьки и Кольки сжалилась и взяла в хату контуженного мальчишку в драной, прожженой одежонке, который был в бессознательном состоянии. Сыновья сразу узнали в мальчишке одного из ребят, что шли к линии фронта по железной дороге, но мама посоветовала им об этом никому не говорить. Был он на фронте, не был, но он в гражданской одежде, значит не солдат. А то вдруг немцы придут и убьют, а так получается, что он беженец, под бомбардировку попал.

–Мамка, ты что!? – возмутился Колька. – Немцы сюда не придут!

Но немцы пришли… Сперва хутор как вымер, все сидели по домам. Немцы обшаривали дома: нашли и пристрелили двух раненых красноармейцев. И к Егоровым пришел староста Устин с немцами.

–Степанида! Где твой контуженный? Давай его сюды! Господа немцы стрелять его будут! – хохотнул староста.

–Креста на тебе нет, Устин! За что стрелять-то его? – всплеснула руками мама братьев. И обратилась, уже с просьбой в голосе, к немцам. – Вакуированный он, под бомбы попал, родителей потерял – не солдат он, мальчик!

– Малшик? Evakuierter Junge? (эвакуированный мальчик?) – что-то понял один из них.

Немцы, войдя в комнатку, увидели лежащего в кровати мальчишку с перебинтованной головой.

–Wir haben hier nichts zu tun (Нам здесь делать нечего) – один из немцев махнул рукой на выход.

Все в семье Егоровых облегченно выдохнули: теперь не убьют мальчишку.

Степанида и ее сыновья выходили мальчишку: Никита поднялся с постели, стал самостоятельно двигаться, выходить во двор, только его продолжали мучить головные боли.

Мальчишки пошли к сарайчику, там и состоялся разговор.

–Городской, ты фрицам мстить будешь? Ты с нами?

–А что надо делать? – Никита был рад, что говорят все тихо, почти шепотом.

–Бить их будем! – начал один из пацанов.

Никита покачал головой и презрительно цикнул зубом:

–А у вас ума и здоровья хватит?

–Ты нас за дурней держишь? Не дурней тебя! У нас и оружие есть… – и тут же говорливый заработал подзатыльник от старшего из них, что стоял и оценивая все слушал, Аксена Тимонина.

– Ну и трепло ты, Емелька. Помолчи лучше… А ты городской, слушай: про оружие ты ничего не слышал, понял?

Никита кивнул.

–Мы будем ладить свой партизанский отряд. Будем фрицам гадить. Ты с нами? Если с нами, то вот… – Аксен дал Никите лист бумаги. Никита его развернул и прочитал про себя:

«Клятва.

Мы клянёмся всё время бить фашистов, по-всякому вредить им. Мы будем мстить за расстрелянных и замученных женщин, детей, стариков. Кровь за кровь! Никто из нас не испугается, не отступит и не изменит. За измену и трусость – смерть».

Помолчал немного, обдумывая, что сказать.

–Сильно… А что вы собираетесь делать?

–Будем фрицев отстреливать. Портить им машины, подсовывать мины под танки…

–Взрывчатка есть? Пользоваться ей умеете? В людей стреляли? – перебил мальчишку Никита.

–Нет, взрывчатки нет… Но мы найдем и все сладим! – уверенно заявил Аксен.

–Ребя, слушайте, что скажу… Вы можете такого натворить, что вовек не расхлебать. Кто хочет, чтоб ваших родителей взяли в заложники?

–А это как? – не понял дин из мальчишек.

–Это просто. Если рядом с какой-то деревней немца обстреляют или ранят, то берут в заложники человек 10 – 20 и ждут, когда тот, кто стрелял – сдастся. А если не сдастся, то заложников расстреляют, а если сдастся, то все равно заложников убьют. Я такое уже видел…

Мальчишки молчали…

–Если вредить будете, если поймут кто портит им вещи – сожгут хату или полдеревни и народ постреляют… Вот так это получается. Вы к такому готовы? А?

–Откель знаешь? – спросил Аксен.

–Оттуда… партизанил я в Белоруссии. Вывезли меня оттуда… там такого насмотрелся…

–Брешешь! – не выдержал один из мальчишек.

–Собака брешет, а я говорю, что видел! – возразил Никита.

–Не брешет он! – вступился за Никиту Васька. Никитка. Покажи им…

Никита понял и рывком задрал рубаху до шеи:

– Видел? Знаешь, что это такое?

Аксен осторожно прикоснулся к шраму:

–Васька, вот ща верю, что он лихой казак, боевой!

–Я же не брехло! Я же, когда он лежачий был, за ним с братаном ходил, у него еще плечо пораненное, – Вася говорил тихо, но жестикулировал отчаянно. – Слухать его надо!

Никиту разрывало двойственное чувство: с одной стороны, он готов партизанить по полной. С другой стороны, он уже знал, что ребята погибнут. И он принял решение:

–Ребя, послушайте меня. Не надо вам ничего делать, подождите чуток, наши скоро вернутся… начал было Никита.

–Ссыкло! Не нужен нам он. Сами разберемся. А ты вали отсюдова, ссыкло! – скомандовал Аксен. – Не нужон он нам, сами справимся!

– Да поймите вы…

–Не нужон! Вали отсель!

Через день староста зачитал приказ о том, что Сталинград теперь немецкий и скоро туда откроют дорогу для жителей…

–Что головы опустили, «Босоногие»? Неужто поверили? – поинтересовался Никитка.

–Нет, не поверили, но… как-то хреново… – ответил старший из братьев.

–Вот и не верьте. Не возьмут фрицы Сталинград. Скоро сами побегут.

– А ты чо-то знаешь? – прищурил глаза Васька.

–Знаю… А еще знаю, как фрицам машины портить без взрывчатки…

Братья переглянулись, но спрашивать, как это возможно, не стали.

«Понятно», – подумал Никита. – «Совещаться будут с другими».

Через 2 дня на домах в хуторе появились написанные от руки, печатными буквами, листовки:

"Товарищи!

Немцы брешут, что Советская власть разбита.

Брешут, сволочи, что Сталинград сдался.

Сталинград наш и наши скоро придут.

Не верьте гадам.

Партизаны".

И все равно Никиту в «Отряд» не взяли… А Никита утвердился в мысли, что ребят ему не остановить и, поэтому, просто стал ненавязчиво, как бы рассказывая о прошлом, подсказывать Ваське и Кольке, как и что лучше сделать.

На хуторе из амбаров пропадали продукты… На складе трофейного оружия не досчитались 10 карабинов, 12 пистолетов ТТ и 6 наганов, гранат. А в один из дней с почты были украдены мешки с письмами и документами…

Среди немцев стали ползти слухи о партизанах…

А тут еще, как назло, стала ломаться техника – не заводились или глохли двигатели грузовиков, когда стали разбираться, то оказалось, что у одних в бензобаках был насыпан песок, а у других в выхлопную трубу были забиты картофелины. Кто-то из водителей вспомнил, что около машин крутились мальчишки…

Никита позвал братьев к плетню, здесь можно было переговорить: место было открытое, скрытно подслушать их было сложно.

–Слушайте меня, запоминайте и скажите остальным, что надо продолжать играться около немецких машин, но никаким образом к ним не подходить близко и, тем более, что – то «химичить»! Немцы наверняка просчитали кто крутился у машин и готовы вас сцапать.

–А чо тогда нам там играться? Да ну их к бесам, не пойдем туда и все? – высказал мнение Васька.

–Васек, если вы уйдете и ничего не будет происходить, то фрицы все сразу поймут, кто им «химичил». А если вы будете продолжать бегать и у них все будет в порядке, то они посчитают, что это не вы! Усекли?

– Усекли… – Колька покивал головой. – Хитер ты, ох хитер…

–А что еще фрицам нагадить, это без проблем – нагадим! – подытожил Никита.

Староста Устин не знал, что делать: комендант и переводчик не верили ему.

–Какие мальчишки? Какие пионеры? Вот это придумали и сделали мальчишки?– обер-лейтенант Фридрих Гук показал на доски с вбитыми в них гвоздями и «лимонку» в стакане. – Вот почему у наших машин проколоты все колеса и вот почему некоторые из них взрываются по дороге к фронту изнутри! А мы думали, что гранаты в кузов подкидывают диверсанты, прячась у дорог! Одна из машин, с таким вот подарком, доехала – стакан по пути не разбился на ухабах! А ты про каких-то мальчишек!!! У тебя под носом орудует банда, а ты мне рассказываешь про мальчишек! Скотина!

Все это дословно и эмоционально повторил по-русски переводчик Асмус.

–Яволь! – заорал Устин.

–В прошлый раз были проблемы с двигателями. Ты поймал диверсантов?

–Так господин обер – лейтенант, так там же мальчишки…

–Опять мальчишки?!

–Там у машин крутились мальчишки. Они и напортили их.

–Ты кого-то поймал? Твои помощники кого-то поймали?

–Нет, господин обер – лейтенант, они там крутились, но к машинам не подходили…

–Так чего ты мне рассказываешь про мальчишек? Короче! – Гук был вне себя от тупости этого русского. –Если через 2 недели акты саботажа и диверсии в районе хуторов Вербовки, Ляпичево, Аверинский не прекратятся, ты сам будешь качаться на виселице! Понял?

–Яволь, господин обер – лейтенант! –почти прокричал староста Устин, вскидывая руку в нацистском приветствии.

В конце октября к Егоровым в дом постучалась молоденькая девушка, которая держала в левой руке с довольно большую и тяжелую корзинку. На крыльцо вышла мама Кольки и Васи. В след за ней вышел Никита. Ребят не было дома, где-то бегали, ведь Никиту в свои «дела» они посвящали, но на сами «дела» не брали.

–Тебе чо надо, сердешная? – спросила у нее Степанида.

–Здравствуйте, тетя Степанида! Я вам привет от Коли Свиридова принесла.

Хозяйка посмотрела по сторонам:

–Так что стоишь-то на крыльце, заходи быстрее, сердешная. Звать– то тебя как? Давай корзинку – тяжелая, видать…

–Зовут меня Валя, а корзинка не тяжелая, я ее на пол поставлю.

Никита вспомнил, что в конце сентябре у них в доме выхаживали лейтенанта Николая Свиридова, что сбежал из Калачевского лагеря для военнопленных.

«Значит добрался до наших», – подумал Никита.

–Тетя Степанида, мне бы переночевать, а утром я от вас уйду. И еще… если у вас есть йод или что-то на спирту… – девушка показала замотанную в окровавленный платок кисть правой руки.

–Ой, доча, как угораздило-то тебя так! – всплеснула руками Егорова. – Ходи сюда!

Девушка, выходя из комнаты, оглянулась на корзинку, видимо, в ней лежало что-то очень ценное, задержалась на секунду, посмотрела на Никиту, а потом решила, что можно ее здесь оставить.

Минут через десять Степанида и Валя вернулись. Мама Кольки и Васьки как могла обработала и забинтовала пораненную кисть девушки. Мальчишки были изгнаны ночевать в чулан.

–Мальчики, – как могла извинялась Валя. – Я только сегодня переночую и уйду.

–Ничего, не барчуки, в чулане поспят…

–Валя, а можно с тобой немного пошептаться? – попросил Никита. – Пожалуйста… ребята, чуток погуляйте во дворе, заодно посмотрите, чтоб никто не крутился около хаты.

Васька хотел возмутиться… Но Никита и его опередил:

–А потом я с вами и тетей Степанидой поговорю. Обещаю!

Мама Васи и Коли посмотрела на Никиту, на сыновей, потом кивнула, подтолкнула ребят к выходу и вышла сама из дома на улицу.

Никита подошел к недоумевающей Валентине.

–Валя. Скажи пожалуйста, ты левша или правша?

–Правша, а что?

Никитка вздохнул и решился:

– А как ты собираешься работать на ключе?

–На каком ключе? – прищурила глаза девушка. –На каком, а?

–На ключе – обычном… От «Севера»…

–Ах ты… В корзину залез… -она захотела высказать все, что подумала об этом мальчишке, который «сувал» свой нос куда не следовало, но остановилась. – Погоди, а откуда ты знаешь, что в корзине «Север»?

–Знаком с ним. И на ключе могу работать. – Никитка выдал серию стуков пальцем по столу.

–Я разведчик… – прочитала Валя. -Ты – разведчик? Ой ли?

–Разведрота 154 морбригады… Я могу пойти с тобой: ты понесешь рацию, а я батареи. Корзинка будет выглядеть легкой, меньше шансов засыпаться…

Валя задумалась. Ее направили с группой в район города Калач с заданием, а во время перехода линии фронта их обнаружили и группа прикрывала ее отход с рацией. Кто жив, кто нет она не знала, да и толку от нее мало – она без руки, работать на ключе не сможет. И вот теперь этот мальчишка.

–А как же мама? Отпустит?

–А разве старлей не сказал, что я не местный – ранен был, меня при отступлении попросили укрыть…

–Понятно. -Валя приняла решение. – Ты мне сейчас очень нужен.

Минут через 10 Никита уже разговаривал с тетей Степанидой и ее сыновьями.

–Мне надо уйти с Валей…

Мама мальчишек посмотрела на Никитку, немного покачала головой, пожевала губами и… промолчала.

–Да куда ты пойдешь? Только после болезни оправился! – удивился Коля.

–И еще… Тетя Степанида, надо мальчишек отправить отсюда, если получится, куда-то подальше…

–Да куда ж их… их хаты гнать?

–Послушайте меня и другим на хуторе расскажите, немцы хотят облаву на мальчишек сделать, они думают, что через ребят на партизан выйдут, – жестко начал Никита. – А скажут – не скажут, фрицев это не волнует, просто постреляют для острастки всем, чтоб людей запугать. Ребят надо убрать с хутора, до начала ноября.

Никита помнил, что ребят расстреляют в 25-ю годовщину Октябрьской революции.

–Да почто им детишки? Не станут они малых трогать…

Степанида рассказала об предупреждении соседкам, у которых были дети, но и они считали, что не будут мужики воевать с детьми.

Колька и Васька рассказали об этом предупреждении остальным «гарнизоновцам». Аксен задумался и предложил:

–Может, что и учуяли, гады, Устин все вынюхивает – высматривает… Вот отметим 7 ноября, вывесим красные флаги и можно к партизанам уходить, тем более, оружие есть.

На том ребята и порешили…

Устин 3-го ноября, утром, зашел в одну их хат в Вербовке.

–Митревна! Первач есть? А то подстыл я че-то…

–Да какой… откуда первач? Нету… -всплеснула руками старушка.

–О-хо-хо… Воды давай! – Устину нужно было похмелиться, его мучил «сушняк». –А че в кружке? Стакана нет?

–Так Аксен Тимонин приходил, просил, два забрал, а обратно не вернул. Разбились, говорит…

Устин замер и, не дослушав старушку, выбежал из хаты.

4 ноября 1942 года в хуторе Аверинском немцы провели облаву на мальчиков хутора.

Они схватили 17 ребят, почти всех из «Босоногого гарнизона»: Первым Махина Ваню, потом Егоровых Колю и Васю, Горина Васю, Тимониных Аксена и Тимку , Манжин Семен, Назаркин Никифор, Головлевых Костю и Филиппа, Сафонов Емельяна и Сережу, Церковников Максим, Семенов Анатолий, Ребриков Григорий, Силкиных Петю и Федю …

При аресте фашисты врывались в хаты, били мальчишек ногами, палками, ногайками, требовали сказать, где партизаны. Ребята плакали, избитые в кровь, говорили, что не знают, где партизаны и вообще никого не знают…Никто никого не выдавал… Потом их полуживых, избитых до потери сознания, вытаскивали на улицу и кидали в крытый кузов грузовой машины.

Вместе с ребятами в эту машину фашисты посадили Филиппа Тимонина – отца Тимониных Аксена и Тимофея, как отца явного партизана, Головлеву Дарью – мать Головлева Константина и Сафонову Степаниду – мать Сафонова Емельяна. Всего 20 заложников… Грузовик под сильной охраной поставили на центральной площади…

3 дня взрослые смотрели, как по несколько раз в день издевались над их детьми, но ничем им помочь не могли. А мальчишки после истязаний были в кровоподтеках, с опухшими и окровавленными лицами, все в синяках.

6 ноября обер-лейтенант Гук выехал Калач–на–Дону, где получил разрешение на акцию устрашения…

7 ноября весь немецкий гарнизон был на ногах, а еще приехали полицаи. Полицаи месили грязь, ходили от дома к дому, выгоняли на улицу женщин, детей, стариков и, подталкивая их в спину, согнали на площадь. Моросил дождь. Жители хутора смотрели на построенных у грузовой машины ребят.

–Снять шапки! – скомандовал переводчик Асмус.Толпа нехотя повиновалась. Недалеко послышался треск мотоцикла. Где-то через минуту на площадь подкатил комендант, обер – лейтенант Гук, который был в непромокаемом плаще с капюшоном. Он передал что-то переводчику и пошел вдоль построенных мальчишек. Потом не спеша пошел обратно. Коменданту не понравилось, как на него посмотрел самый маленький, девятилетний – Семка Манжин, и обер – лейтенант Гук, схватив его за волосы, выдернул из строя. Потом немец прошел дальше, остановился перед самым старшим, самым избитым – Аксеном, взял его за подбородок, посмотрел в глаза, вспомнил, что этого мальчишку ловили дольше всех, мальчишка почти добежал до леса, отстреливаясь из пистолета… и тоже выдернул из строя… Потом рядом с Семкой и Аксеном оказались Тимошка, оба брата Егоровых, Костя Головлев, Емельян Сафонов, Никифор Назаркин. Последним из строя комендант выхватил Ванюшку Михина…Фридрих Гук пересчитал отобранных, потом махнул рукой переводчику.

–Эти бандиты будут расстреляны за порчу немецкого имущества, неподчинение и открытое сопротивление немецким властям! Если кто-то будет замечен в неподчинении властям, то виновные будут расстреливаться, а если у жителей хутора будет обнаружен кто-либо чужой, то хозяин будет выгнан из дому и дом сожжен. – Громко прокричал Асмус.

Десятерых избитых и полураздетых ребят окружили солдаты и погнали на край хутора. Заголосили женщины…–Прощай, батя! – крикнул Аксен.–Сынки… Сынки мои…Меня убейте, меня! – закричал отец немцам.Полицай сбил его с ног ударом приклада в спину…На окраине хутора, затолкали в сарай, а через минуту оттуда вывели первую пятерку ребят, связанных рука к руке. Аксен и Тимка оказались в первой пятерке. Пятерых ребят повели и поставили у самого края силосной ямы.

К Аксену подошел староста Устин.–Ну, что, расколол стаканчики? – ехидно усмехнулся он.– Думали не узнаю?

–Иди отсюда, сволочь! – вскипел Аксен, а потом добавил, но не успел договорить. – Погоди, тебя поймают и народ судить будет, и …

Привели вторую пятерку…

А Фридрих Гук стоял и фотографировал… для отчета.

Глава 7

В воронке

Коновалов оказался ближе к взрыву, он принял на себя основную массу осколков. Сережке очнулся от того, что было очень больно дышать… Схватился за левый бок, правая рука нащупала достаточно крупный осколок застрял между нижними ребрами левого бока. Серый сполз в воронку от снаряда. Расстегнул ремень, поднял гимнастерку исподняя рубаха слева была вся в крови. Приподнял ее, посмотрел: «Терпимо, осколок можно вытащить, главное, остановить кровь». Судя по ране в которой торчал осколок, попадание уже на излете, отделался легко: рассечение и, скорее всего, сломанным ребрами.

Приготовил бинт.

Серый взял осколок через исподнюю рубаху пальцами, резко дернул, как большую занозу, ойкнул и сильно прижал левую руку локтем к ране. Оторвал низ исподней, сложил несколько убрал локоть, приложил валик к ране, постарался, как можно туже прижать его бинтом. Стало немного легче.

«Надо посмотреть, что со старшим матросом…» – подумал Серый. Выбрался из воронки, ползком добрался до Коновалова, потащил его за собой в воронку. Получилось…

Коновалов, судя по ранам, погиб почти мгновенно. Без раздумья Сережка поменял свой карабин на ППШ Коновалова, забрал из его нагрудного кармана документы. Закрыл глаза…

Серый очнулся, когда задрожала земля – в сторону воронки двигались танки. Уже вечерело – Сережка был в «отключке» несколько часов. Танки прошли дальше – на северо – восток. Иногда раздавались одиночные выстрелы: фашисты делали контрольные выстрелы.

Рядом послышалась немецкая речь, Сережка сжал автомат, он уже приготовился продать свою жизнь подороже…

– Курт, во скажи мне, как так получается? Почему эти полосатые не сдавались, они же были окружены? Когда началось наступление, тысячи этих скотов сдавались в плен и, почти без охраны, сами шли на запад. А сейчас – у нас серьезные потери, мы двое суток не могли сдвинуться с места… Да и сейчас, продвинулись на пару километров.

–Ади, ты же сам сказал, что эти – полосатые. Эти другие…

Прошли мимо – в воронку не заглянули, не заметили.

Из всего сказанного Сережка понял только «Цвай километр». Уже темнело, немцы не станут двигаться ночью, значит, нужно за ночь проползти 2 километра до своих. Хотелось есть, а еще больше пить, только вода кончилась еще до их с Коноваловым выхода к первому батальону…

«Эх, мама, наверное, сейчас трепется с мамой Никитоса, а папка смотрит какой-нибудь футбол… Да уж…вот где теперь ребята? Живы ли… А Илюха в больничке лежит, в ус не дует…» – улыбался, думая так Сережка.

К утру Сережка подобрался к высотке – окопы на ней занимали фрицы. Начало светать, а Сережка так и не придумал, как преодолеть линию фронта, да и сил почти не оставалось…

–Alarm!!! (Тревога!) – завопил кто-то из охранения.

И сразу началась стрельбы. 157 дивизия получила приказ выбить врага за железную дорогу, что шла к Сталинграду. С высотки, с левого фланга, из окопа, по нашим, которые были уже почти рядом, метрах в пятидесяти, строчил пулемет, не давая подняться в атаку. Серый решил исправить это дело… Подобрался сзади, почти в упор дал короткую очередь в спину пулеметчику и его второму номеру. В суматохе боя никто ничего не понял. Сполз в окоп, перекинул МГ на другую сторону окопа, когда выбирался, столкнулся взглядом с одним из наших бойцов, который подполз к пулеметному гнезду на расстояние броска гранаты…

«Вовремя,– подумал Серый. -Так могли и свои угрохать»

Установив пулемет на бруствер (это были наши окопы, которые захватили фрицы, так что бруствер был у них за спиной), Серый дал несколько длинных очередей вдоль траншеи, по немцам, которым некуда было укрыться, а только падать на дно окопа или выскакивать из него, ведь огневые ячейки были сделаны в другую сторону.

Раздалось дружное «Ура!!!», заметив, что плотность огня резко упала, командиры подняли бойцов в атаку. А гранаты в Сережкину сторону прилетели, от немцев, целых две.

-Сестричка, как он? – Лейтенант Корниенко кивнул на парнишку, что лежал на шинели весь в бинтах, колдовавшей над ним медсестре.

–Смертельных ран нет, если до санбата довезут – жить будет, ответила та, не прекращая перевязку.

–Петров, документы его нашли?

–Да нашли какие-то у него в кармане… На старшего матроса Коновалова, из 154 морбригады. – Петров посмотрел на мальчишку, почесал затылок. – Только не тянет он на старшего матроса 1923 года рождения, хоть и в тельняшке.

–А точно он по гадам из МГ садил? Не путаешь?

–Товарищ лейтенант! Так я его как Вас сейчас видел, да и ППШ рядом с ним, да и некому больше – никого рядом нету…

–Сестричка, постарайся его до санбата довезти, хочу узнать имя Героя!

–Постараемся, товарищ лейтенант!

Элеватор.

Санитарный поезд дошел до станции «Сталингад -2» 2-го сентября. Там раненых высадили и стали готовить к переправе на другой берег. Город был разрушен бомбардировками. Обозы с ранеными двинулись мимо выгоревших домов по Рабоче-крестьянской улице, там, в суматохе, Илья и слинял… Он так и не отдал свою «СВеТку» – настоял, что это его личное снайперское оружие и никому его не сдаст. От него и отстали – других проблем и забот хватало. Вот такого его, красивого, когда уже темнело, и повязал патруль 64-ой армии.

–Боец, стоять! Кто такой? Документы! – потребовал старший патруля.

«Опаньки… А вот чего у меня нет, так это документов!» – подумал Илюха.

–Товарищ старшина, – начал Илья, а патрульные уже наставили на него оружие. – Я доброволец 154 морбригады, был ранен прибыл на станцию сегодня, документы забрали в эвакопоезде…

–Раненый? С оружием? Как пить дать дезертир… Винтовку тихонько с плеча снимай! – скомандовал старшина. Забрали винтовку. – А теперь шагай вперед!

Илью завели в здание с надписью «Комендатура».

–Товарищ старший лейтенант! Задержали с оружием и без документов! – отчитался старшина.

Из соседней комнатенки вышел старший лейтенант НКВД с кружкой в руках, подул на кипяток, поднял глаза на «арестанта»…

–Седов! Ты хоть посмотрел, кого привел? Это же пацан!

–Товарищ старший лейтенант! Пацан, но в форме и с винтовкой! – старшина снял винтовку Илюхи со своего плеча, передал Старшему лейтенанту, который поставил кружку на стол, взял СВТ-40, проверил оптику.

–Хорошая машинка, откуда она у тебя, пацан?

–Я доброволец 154-й ОМСБР, в районе 74-го километра был ранен и отправлен в тыл.

–А куда ранен?

–Да легко: осколок в левое плечо попал, его быстро вытащили. Да и заживает на мне все как на собаке. Я сперва даже и не заметил… – пока Илья рассказывал, старший лейтенант зашел ему за спину и слегка похлопал по левому плечу. Илья дернулся и зашипел от боли.

–Прости! Вот теперь верю. – объяснил свое действие офицер. – А почему с оружием?

–Так это снайперка! Как же я ее кому-то отдам? Меня на ту сторону хотели переправлять, а я еще здесь пригожусь!

–Согласен… лады, боец, верю! Переночуешь в КПЗ, там пусто, закрывать не буду. Есть хочешь?

–Не откажусь… – Илья не стал играть в скромника. – А то у меня пусто, обещали на той стороне кормить…

Через несколько дней Илья с утра до позднего вечера занимался укреплением сталинградского элеватора, переноской туда боеприпасов. А канонада становилась все ближе и ближе…

14 сентября все это пригодилось – вермахт сумел пробиться к элеватору. Оборону в здании и рядом заняли остатки 35 гвардейской и 131-ой дивизий. Фрицы наступали с трех сторон: обстреливали, накатывали… откатывались и снова шли на штурм.

–Ганс, это просто дерьмо! Мы атакуем с танками уже два дня, а эти «иваны» сидят в горящем здании и не сдаются! – не понимал Вильгельм, один из пехотинцев, штурмовавших элеватор.

–Так говорят, что они сами подожгли зерно в нем, Вилли, чтоб было сложнее их бомбить.

–Это не люди, это дьяволы! У нас в роте осталось 60 человек! А их что, не берет ни пуля, ни огонь?

–Ничего! Завтра сломаем им хребет! Сталинград наш! Говорят, что уже делают нарукавки – «щиты за Сталинград», с изображением элеватора, ведь взяв его, мы возьмем Сталинград! Будем щеголять с щитами!

Но ни завтра, ни послезавтра им не суждено было взять элеватор. И Вилли, и Ганс, на следующий день были убиты точными выстрелами снайпера, а снайпером был мальчишка – Илья.

А 18 октября от Волги раздались дружные «Ура!» и «Полундра!»: сразу, с переправы, в бой вступила североморская 92-я бригада морской пехоты, тельняшки и бескозырки замелькали на улицах КИМ, Рабоче-Крестьянской, Баррикадной, Козловской… А некоторые группы моряков даже завязали бой с фашистами у железнодорожного вокзала Сталинград-2.

Остатки 35 и 131 дивизий получили приказ на переправу через Волгу и отход на переформирование.

–Эй, сухопутные! Освобождайте позиции! Теперь наша очередь врага бить! – радостно сообщил молодой парень в тельняшке.

–Давайте, занимайте позиции. – выдохнул капитан– пехотинец. – Сержант! Покажите позиции и сектора обстрела, введите морячков в курс дела.

Уцелевшие защитники элеватора сдавали сменщикам огневые позиции, собирались, строились и покидали элеватор.

Только один солдатик, не собирался и не уходил, а продолжал сидеть на каком-то ящике и чистить винтовку.

–Эй, пехота, ты что, забылся или заснул на радостях? Ваши уже уходят! – весело поинтересовался морячок.

–А я остаюсь, – к морячку повернулся мальчишка, который держал снайперскую винтовку. – Теперь вы – мои, будем воевать!

–Эй, братва, слыхали? – привлек внимание товарищей морячок. – Мы – его! Гляньте, салажонок нас будет учить, как воевать! Эх, салажонок! Мы – «черная смерть» – как фрицы прозвали… Беги своих – пехоту догонять, не тебе отцов воевать учить…

–Могу и поучить… Бески на каски смените, а то после первого взрыва получите контузию или по голове прилетит кирпичами – тоже не подарок. А по поводу пехоты… – Илья, прищурив левый глаз, снизу вверх посмотрел на морячка, «цикнул».

–А паренек прав! – поддержал Илью подошедший старший лейтенант Поляков. -Бушлаты надеть, каски надеть! А ты, боец, чей?

– 154 ОМСБР, разведрота. Матрос Фролов. – доложил Илья.

–Постой-ка, откуда здесь 154-я? Все, что от нее осталось, южнее Сталинграда было? Да и комбрига вашего разжаловали, – удивился старший лейтенант.

–Врете! Наши не могли драпануть! А меня у Тингуты поцарапало чуток, командир приказал грузиться на санпоезд. Здесь с него сошел, воюю… – вспылил Илья. У него в голове не укладывалось, что полковника Смирнова разжаловали.

–Да ладно? Из разведроты? Матрос? Не завираешь? – удивился морячок. – Да хоть ты и крепкий парень, но тебе, от силы, лет 16! Над верхней губой только пушок появился! – перебил морячок Илью.

–Черныш! Хорош воду мутить. Не уж – то не понял, что Фролов парень боевой? На левое плечо гимнастерки посмотри… Некоторые, на его месте, уже бы бежали к переправе, а он остался. Соображаешь?

–Понял, товарищ старший лейтенант… Как не понять? – и матрос Черныш повернулся к Илье. – В бою и посмотрим, чего стоишь.

–Посмотрим…

А смотреть было на что… На следующий день немцы сломили сопротивление наших на соседних улицах и окружили элеватор. После артобстрела фрицы, под прикрытием семи танков, пошли на приступ… И так 9 раз за день. 19 сентября элеватор остался нашим.

«Русские солдаты! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь! Вас ждет хорошее обращение, горячая пища, вода и медицинская помощь!» – неслось из громкоговорителя, что установили немцы около элеватора.

Илюха очнулся от тяжелого сна, сил у него совсем не было… Кирпичная пыль, казалось, была везде: на лице, под тельняшкой, скрипела за зубах, была в горле… жутко хотелось пить. Он услышал, как в соседней комнатенке, при свете пары «коптилок» беседовали старший лейтенант Поляков и оставшиеся командиры взводов.

–Значит так, товарищи! Мы остались без воды – в водонасосной будке теперь фрицы. Гранаты на исходе, боеприпасов к противотанковым ружьям нет. Рация разбита, миномет и два станковых пулемета выведены из строя. Патронов достаточно, есть 2 ящика с минами для ротного миномета, и это – все… Положение тяжелое…

– Товарищ старший лейтенант! Думаю, мы еще можем держать элеватор. – высказался один из сержантов, судя по голосу, как понял Илья, командир пулеметного взвода.

–Конечно, Хозяинов, будем держаться. Если не мы, то кто? Надо думать, как бороться с танками…

20 сентября, в полдень, с двух сторон к элеватору подошли двенадцать танков и начали почти в упор расстреливать наш гарнизон. Моряки не дрогнули: из пулеметов и автоматов били по пехоте, не давая ей ворваться внутрь элеватора…

Илья находился в глубине здания, у лестницы, и отстреливал немцев, которые пытались проникнуть внутрь элеватора.

А те были уже у стен, шли они в атаку очень осторожно, бросая впереди себя гранаты.

–Эх, нам бы гранат! А нету! Мины есть, а миномет разбит… -злился лежащий рядом с Ильей матрос Алексей Черныш. – Вот бы их как гранаты можно было бы бросать!