Текст книги "Казачий край (СИ)"

Автор книги: Василий Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

  Сколько же их уже было, тех казаков и жителей казачьих земель, кто в землю слег. Ладно, наши воины, мы всех их помним, и не забудем их подвига до тех пор, пока сами живы, а кто вспомнит о красных командирах, которые погибли за свою идею? Кто вспомнит Думенко, зарубленного в лихом конном бою есаулом Назаровым? Кто вспомнит о Голубове, павшем под Новочеркасском? О Буденном, отбивавшемся за пулеметом в одном из курских домов до последнего патрона или об Оке Городовикове, заколотом штыком офицера над его телом? Да и надо ли вспоминать о них, о тех, кого мы, победители, назовем предателями?

  Так, постояв над телом бывшего хорунжего и бывшего войскового старшины, мы помолчали, и я отдал приказ продолжить наступление конных полков. Снова скачка, снова холодный ветер в лицо, и спустя еще сутки, мои передовые сотни влетают на окраину города Орел. Мы готовы к бою, но нас встречают не пулеметы врага, а радостный гогот господ офицеров из Марковского полка, которые после взятия Воронежа и узловой станции Грязи, с боем захватили Елец, Верховье и, всего за несколько часов до нашего появления, отбили у большевиков этот старинный русский город.

  Ну, нет сражения, нет боя, а значит, нет кровопролития и это хорошо. Гражданская война близится к концу, и мне совсем не хочется нести дополнительные потери. На смех марковцев мы отшучиваемся, и вскоре я нахожусь в городской управе, где находится штаб наших вооруженных сил. Здесь, помимо самого командира марковцев полковника Тимановского, встречаю генерал-майора Слащева, с которым несколько раз пересекался на военных советах Донской армии. Несколько неоднозначный человек, все время в движении, и порой, может быть весьма нервным, но тактик превосходный и в боях себя проявил с самой лучшей стороны, людей зря под вражеский огонь не гонит и каждая спланированная им операция приносит успех.

  Вскоре, с большой кружкой чая я сидел возле камина, в котором горел жаркий огонь, отогревался, и разговаривал со Слащевым, который закутался в большую шинель и расположился рядом.

  – Вы подоспели очень вовремя, Константин Георгиевич, очень вовремя, – говорил командир Добровольческого корпуса. – К вечеру в Орел стянутся основные силы добровольцев, и уже завтра мы переходим в наступление на Тулу. Бои ожидаются жаркие, а конницы у меня совсем нет. Честно говоря, я думал, что вы еще в Курске, но вы стремительны, и в наше время, это очень ценное качество.

  – Стараемся соответствовать, Яков Александрович, – прихлебывая чаек, ответил я, и спросил: – Что на фронте, каково положение дел?

  – Все хорошо, и в то же время не очень. Враг отступает по всем направлениям, а мы захватываем один населенный пункт за другим. Вроде бы, все складывается просто великолепно, но мы растягиваемся в одну огромную нитку, а железнодорожный транспорт и дороги в целом, находятся в самом ужасном состоянии, какое только может быть. Большевики взрывают за собой все, что только возможно, и где находятся тылы моего Добровольческого корпуса, я не знаю. Боеприпасы на исходе и возникли трудности с продовольствием. Надо бы остановиться, подтянуть резервы и перегруппироваться, но это возможность противнику придти в себя и так же подтянуть подкрепления. Пока мы все еще наступаем, но насколько нас хватит, и не покатимся ли мы от Москвы обратно на юг, неизвестно. Сейчас, мне приказано идти на Тулу. Мамантов собрал конную группу и наступает на Богородицк. Дроздовский продвигается к Ряжску, а про Покровского, все что известно, так это то, что он застрял в Тамбове и, при содействии местных властей, вешает тамошних большевиков целыми группами по полсотни за один раз.

  – А в мире, что творится?

  – Ну, про окончание Великой войны вы в курсе? – усмехнулся Слащев.

  – Да, уж, конечно, такое событие просто так незамеченным не пройдет.

  – А про то, что кайзер Вильгельм Второй отрекся от престола?

  – Вот это слышу впервые. Неужели, в Германии все, как и у нас случится?

  – Вполне возможно, но вряд ли. Немцы народ более дисциплинированный и до такого сценария, когда на улице женщин и детей пачками расстреливают, надеюсь, что не дойдет.

  – Да, если Германия развалится, нам тяжко придется, – сам себе сказал я. – Союзники без противовеса вконец обнаглеют, и обуздать их притязания, будет очень и очень трудно.

  – Вы тоже, так считаете, Константин Георгиевич? – приподняв правую бровь, удивился Яков Александрович. – Не ожидал...

  – По-моему, так считает каждый разумный человек и русский патриот, который не желает, чтобы иностранные державы, которые вели себя во время Великой войны нечистоплотно, вмешивались во внутренние дела его Родины. Не хочется воевать с Антантой, которая считает себя мировым гегемоном, и пока она занималась Германией, мы имели свободу действий в отношениях с большевиками. Теперь же, что будет, предсказать нельзя. Как отреагируют Клемансо и Ллойд-Джордж с американцами на то, что мы возьмем Москву?

  – Они уже начинают реагировать, – сказал генерал-майор, встал, прошел к столу, где лежала его походная сумка с документами, достал лист бумаги и передал мне.

  – Что это? – задал я резонный вопрос.

  – Обнаружено у мертвого большевика, который направлялся в Москву. Некий Николай Васильевич Крыленко, один из первых красных прокуроров и юристов. Насколько я понимаю, являлся приближенным к Бронштейну человечком, и должен был войти в состав делегации, отправляющейся в Великобританию. Это, – Слащев кивнул на лист бумаги, – фрагмент его черновиков. Больше, к сожалению, ничего не уцелело, перед смертью этот красногад, все, что при нем имелось, в камине, у которого вы греетесь, спалил.

  "Ну-ка, ну-ка, – подумал я, – почитаем, чего там дохлый большевик намалевал".

  Раскрыв лист бумаги, я вчитался в кривой почерк покойного красного комиссара, и обомлел:

  "В соответствии с предварительными предложениями делегации Великобритании, Советская Россия готова пойти на следующие уступки:

  1) Советская Россия признает все долговые обязательства царской России перед странами Антанты.

  2) Советская Россия, в качестве гарантии уплаты займов и процентов по долгам царской России отдает странам Антанты сырье всей бывшей Российской империи.

  3) Советская Россия предоставляет странам Антанты концессии на их вкус и по их желанию.

  4) Советская Россия готова сделать территориальные уступки в форме военной оккупации некоторых областей вооруженными силами Антанты или ее русских агентов. При этом, агенты не могут представлять какое-либо государственное образование находящееся в войне с Советской Россией.

  5) Взамен, Антанта обязуется остановить силы Колчака в Сибири и Назарова-Краснова на юге, от захвата Москвы, Петрограда и центральных областей бывшей Российской империи.

  6) Антанта становится гарантом прекращения войны между "белыми" и "красными" армиями.

  7) После отступления "белых" армий на исходные рубежи, существующие власти сохраняются в завоеванных ими границах.

  8) Объявляется взаимная амнистия и проводится всеобщая демобилизация военных сил".

  Прочитав этот лист бумаги, я мысленно присвистнул и, посмотрев на Слащева, произнес:

  – Вон оно как...

  – Именно так, Константин Георгиевич, и на фальшивку, этот лист черновика, порывом ветра под стол занесенный, не похож. Жаль, что это не официальный документ, но наше высшее командное и политическое руководство, в любом случае, вскоре будет о нем извещено. Поэтому, не взирая ни на что, надо взять Москву раньше, чем большевики с англичанами окончательно договорятся.

Глава 26
Москва. Декабрь 1918 года.

Примороженная известково-кирпичная пыль. Легкий и морозный ветерок. Гарь. Густой жирный дым с примесью запахов горящей человеческой плоти. Где-то в районе Спасской башни все еще идет отчаянная перестрелка. Разбитый булыжник мостовой. Искореженные памятники старины и раскуроченные церкви. Мусор на улицах и кругом, куда ни посмотри, полнейшая разруха. На окраине радостно звонят церковные колокола, а на соседней улице лихо наяривает задорную и резвую плясовую гармошка.

  Пожалуй, именно такой я запомню освобожденную от большевиков Москву, в боях, за которую потерял половину своей бригады. Да, наши войска все же взяли древнюю столицу нашей Родины, и случилось это вечером 26-го декабря 1918-го года, конечно же, по старому стилю. Бои были страшными, и не раз случалось так, что исход какой-то незначительной схватки мог решить судьбу всей битвы, и в такие моменты доходило до того, что в строй батальонов становились генералы и полковники, которые поднимали своих бойцов в очередную штыковую атаку и очищали от красных еще одну улицу.

  Наверное, позже, лет через десять, про освобождение столицы будет написано множество книг и грамотных статей. Одни из них будут разбором стратегии и тактики, другие чистой беллетристикой, и юноши будут вчитываться в строки и ставить себя на наше место, но все это будет потом. Сейчас, все выжившие казаки Особой Кавказской бригады просто устали и нам требовался элементарный отдых.

  Наконец, нами была найдена чудом, уцелевшая недалеко от центра города постройка, какой-то амбар на заднем дворе большого купеческого дома, в котором местные жители тушили пожар. Штаб моей бригады расположился на постой. Появилось несколько переносных печей, и вскоре, завернувшись в огромный тулуп, я прилег подле одной из них, и попытался заснуть. Однако этого у меня не получалось. Только закрою глаза, как сразу памороки какие-то, лица убитых, взрывы и кровавые ручьи на узких улочках Замоскворечья. В который уже раз за минувший день, я начал вспоминать последние пять дней своей жизни и штурм столицы.

  После Орла Слащев направил все свои силы в наступление на Тулу, и 4-го декабря город был взят. Дальше были ожесточенные бои за Каширу и Подольск, и к столице мы подошли только утром 20-го числа. Дело оставалось за малым, отбить у большевиков и их наемной сволочи Москву, но сделать это было совсем не просто. Нас было не так уж и много, и мы были истомлены зимой, длинной дорогой, недостатком припасов и жаркими боями за каждое село на пути к нашей цели.

  Всего, под командованием Якова Александровича оказалось восемь тысяч добровольцев, две тысячи моих казаков, пять тысяч бывших красных солдат, готовых разбежаться при первом же удобном случае, и передовая группа конницы Мамантова, еще две с половиной тысячи казаков под началом полковника Власова. При нас имелось тридцать два полевых орудия и семьдесят пулеметов. Где находятся остальные наши войска, мы могли только догадываться, поскольку связь была отлажена просто отвратительно, и на дорогах сидели красные снайпера из латышей, которые отстреливали каждого одинокого посыльного. Дроздовский вместе с донской пехотой застрял где-то на подходе, конницу во главе с Мамантовым, непонятно как занесло аж под Орехово-Зуево, Келлер со своими украинскими добровольцами запаздывал, а на Покровского, который по слухам, вел ожесточенное сражение с наступающими от Симбирска красногвардейцами, расчета изначально не было.

  Против нас в Москве стояли почти семьдесят тысяч красных войск, все, что товарищи Ленин и Бронштейн смогли собрать. В большинстве своем, конечно, это были самые обычные рабочие столичных заводов и мобилизованные, но помимо них здесь же находились и все красные гвардейцы: интернационалисты, фанатики из коммунистов, а так же бундовцы и боевые отряды организации "Поалей-Цион". Командовали всей этой разношерстной массой красногадов, военспецы, бывшие генералы царской армии Новицкий и Бонч-Бруевич.

  Возможно, мы бы приступили к сосредоточению основных сил, и в наступление перешли не сразу, но, как это часто случается, не все зависит от нас. В середине декабря по предложению американского президента Вильсона, при содействии английского премьера Ллойд-Джорджа и тихое сопение недовольного француза Клемансо, Антанта передала в радиоэфир сообщение о том, что необходимо как можно скорее прекратить Гражданскую войну в России. Для этого всем представителям противоборствующих сторон требовалось явиться на переговоры по мирному урегулированию, которые должны были состояться на Принцевых островах в Мраморном море. Сообщение было передано в ультимативной форме и на раздумья, большевикам и нам давалось время до 1-го января 1919-го года.

  Великобритания сделала выбор, на чьей она стороне в нашей Гражданской войне, и "империя над которой никогда не заходит солнце", поставила не на нас, а на сговорчивого Владимира Ильича. Как говорил Ллойд Джордж: "Традиции и жизненные интересы Англии требуют разрушения Российской империи, чтобы обезопасить английское господство в Индии и реализовать английские интересы в Закавказье и передней Азии". Теперь эти слова стали руководством к действию всем правительствам Антанты, и вот их первый шаг, ультиматум, по истечении которого мы должны ожидать как минимум экономической блокады, а как максимум, полноценной интервенции.

  После этого широко разошедшегося по миру радиобращения, большевики приободрились и решили держаться за Москву всеми возможными силами и средствами, да не просто так, а истребляя священнослужителей и все местное население из тех, кто не казался им классово близким элементом. Что тут скажешь, фанатикам, которые мечтали о мировой революции, на Россию, и ее граждан, было плевать. Для них это всего лишь, временная остановка на длинном пути, и пойти на уступки Антанте зазорным и убыточным для себя они не считали.

  Нам же, из Новочеркасска поступил приказ, в течении декабря месяца отбить столицу у красных и спасти остатки московской интеллигенции и духовенства от полного уничтожения. Делать нечего, Слащев собрал военный совет и приступил к постановке боевой задачи. Хороших карт Москвы нет, но есть проводники из местных жителей и старожил. Продовольствия осталось только на одни сутки. Плевать, у красных чего-нибудь захватим. Врагов больше. С нами Бог и мы лучше подготовлены. В среднем у нас на каждую винтовку по полсотни патронов, на пулемет по четыреста, а на орудие по двадцать пять снарядов. Ничего, если не стоять на одних и тех же позициях, то на трофеях сражение и проведем.

  Утром 21-го началось наше наступление. Я сменил бурку и черкеску на шаровары, свитер и полушубок, взял винтовку и повел за собой всю свою бригаду. Окраины и рабочие поселки захватили быстро, а вот дальше началась самая настоящая битва, когда нашим штурмовым колоннам приходилось драться за каждый переулок и улочку, где были возведены вражеские баррикады. Бои происходили и днем и ночью, и каждый боец атакующих сил, чтобы снова пойти в атаку, должен был перебарывать себя и совершать над собой очередное сверхусилие. Подмоги нам не было и, не смотря на то, что к нам присоединялись выжившие в Москве офицеры и студенчество, нас становилось все меньше и меньше.

  В ночь с 24-го на 25-е наши войска выдохлись полностью и мы остановились. Треть города, часть западной и вся южная окраина были за нами, но толку с этого было немного и преимуществ перед большевиками не давало. Красные сами перешли в контрнаступление, и отбив одну из их очередных отчаянных атак, во время которой они использовали броневики, я был готов к тому, чтобы начать отход. Однако решил повременить, патроны еще были, укрытие, крепкий кирпичный дом на Арбатской, от вражеского обстрела защищал нас надежно, так что еще один, а то и два вражеских натиска мой смешанный отряд из казаков, офицеров, солдат и местных ополченцев, мог выдержать.

  – Чи, спивает хтось, – завертел головой стоящий возле выбитого окна и оглядывающий улицу седоусый пластунский урядник.

  В самом деле, сначала вдалеке, а потом все ближе и ближе, сквозь частые винтовочные выстрелы и взрывы гранат, в нашем тылу я услышал громкое пение сотен голосов:

  "Из Румынии походом, шел Дроздовский славный полк,

  Во спасение народа, исполняя тяжкий долг.

  Много он ночей бессонных, и лишений выносил,

  Но героев закаленных, путь далёкий не страшил!

  Этих дней не смолкнет слава! Не померкнет никогда!

  Офицерские заставы! Занимали города!

  Генерал Дроздовский смело, шел с полком своим вперед.

  Как герой, он верит твердо, что он Родину спасет!

  Видит он, что Русь Святая, погибает под ярмом

  И, как свечка восковая, угасает с каждым днем.

  Верит он, настанет время, и опомнится народ,

  Сбросит варварское бремя, и за нами в бой пойдет.

  Этих дней не смолкнет слава! Не померкнет никогда!

  Офицерские заставы! Занимали города!

  Шли Дроздовцы твердым шагом, враг под натиском бежал.

  Под трехцветным Русским Флагом, славу полк себе стяжал!

  Пусть вернёмся мы седые, от кровавого труда,

  Над тобой взойдёт, Россия, солнце новое тогда!

  Этих дней не смолкнет слава! Не померкнет никогда!

  Офицерские заставы! Занимали города!"

  – Гос-по-да, ура-а-а! – разнесся над занятым нами домом чей-то радостный вопль. – Дрозды пришли! Красные вешайтесь!

  Так, к нам на помощь все же пробились основные силы Донской армии, и сходу переходя в атаку на центр города, они смогли переломить сложившуюся ситуацию в нашу пользу, откинуть красных с их рубежей, и к вечеру 26-го декабря мы взяли Кремль. Чуть позже подошли передовые полки Келлера, и конница Мамантова, которая перекрыла красным все самые вероятные пути к отступлению.

  Победа! Мы выиграли! Ликование среди рядовых казаков, солдат и офицеров добровольческих частей. На улицах появляются православные священники и первые, открыто ликующие москвичи. Для людей это знаменательное событие, а я хотел только одного, выспаться и хоть немного придти в себя.

  – Константин Георгиевич, – меня похлопали по плечу, и я открыл глаза.

  – Что? – надо мной стоял раненый в руку комполка-1 Зеленин.

  – Тебя в штаб армии вызывают.

  – Никак поспать не дадут, – зевнув, сказал я.

  – Так это, – улыбнулся Зеленин, – ты и так всю ночь проспал, никто не тревожил.

  – Да, ну...

  – Выгляни во двор, – улыбнулся офицер, – ложился поздний вечер был, а сейчас утро.

  Я встал и вышел из амбара наружу. В самом деле, солнышко светит ярко, небо голубое, и во дворе купеческого дома, где мы остановились, кипит самая обычная армейская жизнь. Пользуясь тем, что день не морозный, солдаты и казаки на свежем воздухе чистят свое оружие, кто-то выкатывает в снегу униформу и шинели, другие приводят в порядок лошадей, а некоторые, на небольших костерках, разогревают в котелках запоздалый завтрак, застывшую за ночь кашу из смеси овса и чечевицы.

  – Где штаб? В Кремле? – повернулся я к Зеленину.

  – Нет, в Кремле еще не все помещения зачистили, и пока, штаб в доме, – он кивнул на трехэтажное здание, во дворе которого мы находились. – Разрушения здесь небольшие, пожар загасили почти сразу, и порядок навести, уже успели.

  – И то хорошо, далеко не идти.

  Пройдя через двор, я вошел в купеческий дом, и один из офицеров-дроздовцев незамедлительно проводил меня на второй этаж. Как был, грязный, небритый и в порванном полушубке, я вошел в большой и теплый кабинет, в котором прошлый хозяин, наверняка, работал над своими финансовыми документами и принимал важных гостей.

  Здесь находилась почти вся верхушка нашей армии, Мамантов, Денисов, Фицхераулов, Слащев, Келлер и Дроздовский. Все военачальники были ранены, у кого-то ладонь замотана, у кого-то бинты на голове, и только я один, ни осколком, ни пулей не задет. Однако, все генералы одеты в свежую и чистую одежду, выбриты, и только я, выделяюсь чрезвычайно затрапезным видом. Как-то сразу стало неудобно, но встретили меня вполне понимающе и без всяких там штучек мирного времени насчет уставного вида и свежеподшитого подворотничка.

  – Здравствуйте господа, – поприветствовал я собравшихся военачальников.

  – Проходи, Константин Георгиевич, – Мамантов указал на свободное кресло за столом, вокруг которого все и расположились, – только тебя и ждем.

  Присев на указанное Константином Константиновичем место, я посмотрел на нашего командующего, и он начал:

  – Господа офицеры, поздравляю вас с освобождением от большевистского режима нашей столицы города Москва.

  – Ура! Ура! Ура! – негромко, но дружно, отозвались Мамантову генералы и один полковник.

  – Цель нашего зимнего наступления достигнута, – тем временем продолжил Константин Константинович, – и на таком проекте мирового сионизма как Советская Россия, отныне поставлен жирный крест.

  – Самые главные большевистские лидеры еще живы и сейчас находятся за пределами Москвы, – перебил его Фицхелауров. – Как доносит разведка моего корпуса, Бронштейн бежал во Владимир, а Ленин в Петроград. Сил у них еще много, поэтому об окончательной победе пока говорить рановато.

  – В самый раз, – Мамантов огладил свои усы. – Вчера войска Маннергейма и Северо-Западная армия Юденича перешли в наступление на Северную Пальмиру, а избранный Сибирской Директорией Верховным правителем России, адмирал Колчак, по договоренности с атаманом Назаровым еще неделю назад начал свое наступление от Перми на запад. Песенка большевиков спета, и теперь, нам остается только очистить территорию России и, совместно с Юденичем и Колчаком, сформировать новое Временное правительство. Все, господа, победа, окончательная и безоговорочная. Теперь нам предстоит очистить Россию от остатков большевистских банд и можно начинать мирную жизнь.

  – Ой, не торопитесь, Константин Константинович, – сказал ему Слащев, – не все так просто, да гладко. Мы еще не знаем, что предпримет Антанта.

  Будто вторя словам командира Добровольческого корпуса, в дверь постучали, и вошел один из адъютантов Мамантова. Под пристальными взглядами всех присутствующих в кабинете, он торопливо прошел к своему непосредственному начальнику, что-то прошептал ему на ухо, и протянул склейку телеграфного сообщения. Адъютант покинул нас, дверь вновь закрылась, и Константин Константинович, прочитав сообщение, и весь, как-то резко, посерев лицом, посмотрел на Слащева и произнес:

  – Сообщение из Новочеркасска. Вчера войска Антанты начали высадку своих войск в Одессе, Севастополе и Баку. Кроме того, из находящихся под их контролем Владивостока, Мурманска и Архангельска, вглубь российской территории высланы сильные отряды, которым предписано оказывать помощь большевикам и громить наши воинские подразделения. С моря были обстреляны Новороссийск, Анапа и Геленджик. Среди мирного населения приморских городов многочисленные жертвы. Чешский корпус нанес удар в спину армиям Колчака, и теперь на помощь адмирала мы рассчитывать не можем. Сам Колчак ранен, находится в окрестностях Перми и пытается организовать оборону города. Официально, Антанта борется против непризнанных ею государств, то есть Сибирской Директории и Доно-Кавказского Союза.

  – Значит, новая война? – спросил генерал Денисов.

  – Да, война.

  – Какие приказы из Новочеркасска?

  – Продолжать вооруженную борьбу против большевиков силами добровольцев генералов Слащева и Дроздовского. Донские корпуса, кроме 1-го, и половина кубанских войск должны незамедлительно вернуться на территорию Доно-Кубанского Союза и быть готовыми к отражению вражеской агрессии. Время поджимает, господа, и посему, празднование омраченной коварством и предательством бывших союзников славной победы, отложим на потом. Готовьте свои подразделения к новым боям.

  Генералы встали и направились на выход, я следом, но меня остановил голос Мамантова:

  – Константин Георгиевич, останься.

  Пришлось вернуться на место и ждать ответа на мой немой вопрос, обращенный к командующему, что же от меня требуется. Мамантов прошелся по кабинету, посмотрел на улицу, где ходил радостный московский народ и, не оборачиваясь, спросил:

  – Полковник, сколько у тебя людей осталось?

  – На вчерашний вечер триста пластунов, около семи сотен конницы и восемь полевых орудий. Бронепоезда только к Туле подошли, а бригадный обоз и охранная конная сотня у Подольска находятся.

  – К тебе будет отдельное от всех задание. Завтра из 2-го корпуса Фицхелаурова пополнишься людьми, припасами и оружием, и через три дня направишься на Ярославль, Вологду и дальше до самого Архангельска. Серьезных частей красных войск на твоем пути быть не должно и дорога не порушена, так что доберешься быстро. Вступишь в соприкосновение с войсками интервентов и пощупаешь их за подбрюшье. Действуй как можно жестче и везде показывай, кто ты таков есть. Сочини себе устрашающий флаг, что-нибудь с волками, тиграми или черепами, режь, круши и убивай всех, кто пришел на нашу землю. В общем, в обстановке сориентируешься на месте. Приказ ясен?

  – Так точно, господин генерал-майор.

  – Вопросы?

  – Чей это приказ, ваш или свыше?

  – Подписано Чернецовым.

  – Понял.

  – Раз так, тогда собирай своих казаков и готовься к походу. Подкрепления, как я уже и сказал, получишь завтра. Устрой интервентам настоящую партизанскую войну, Черноморец. Сделай так, чтобы при упоминании казаков эти твари в Белое море сами от ужаса прыгали. Осилишь такую задачу?

  – Думаю, что смогу это сделать, Константин Константинович.

  – Тогда, ступай, полковник, и Бог с тобой.

Конец первой книги.