Текст книги "Казачий край (СИ)"

Автор книги: Василий Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

  – Проверено на практике, – Чернецов улыбнулся в ответ и посмотрел на меня, – исправительные дружины сражались вполне неплохо, и об этом, можете расспросить полковника Черноморца, который одно время командовал такой дружиной.

  Дроздовский и большинство генералов вопросительно посмотрели на меня, и пришлось ответить:

  – Поначалу, исправительная дружина сражаться не желает – факт, но появляется опыт, выявляются лидеры отдельных подразделений, и через две-три недели, исправленцы превращаются в нормальных солдат, которые могут заменить собой регулярные подразделения, отвлечь внимание противника на себя или пойти первыми в атаку. Главное, не забывать ставить позади них пулеметную команду и перед каждым боем произносить зажигательную речь.

  Пока я это все говорил, в комнату для совещаний зашел один из адъютантов войскового атамана и протянул ему два листа бумаги. Тот внимательно прочитал их, передал Краснову, и когда я замолчал, отчетливо и с некоей торжественностью в голосе, произнес:

  – Господа, поступили важные известия, – внимание сосредоточилось на нем и, потянув паузу, Назаров продолжил: – Сегодня партизанским отрядом Андрея Шкуро и 1-м Кавказским казачьим полком ККВ у красных был отбит Кисловодск и освобождены Великие Князья Борис Владимирович и Андрей Владимирович, вместе с ними и их мать Мария Павловна. В связи с этим событием и тем, что Борис Владимирович являлся последним походным атаманов всех казачьих войск, я принимаю решение незамедлительно выслать к нему депутацию с просьбой пожаловать в Новочеркасск. Не знаю, как, но необходимо постараться увлечь Великого Князя идеей освобождения России от ига большевиков. Что ни говори, а слово одного из Романовых, для большого количества рядовых казаков значит много.

  Слова Анатолия Павловича совет одобрил, и нам была донесена вторая новость, которая для меня была более интересна, чем освобождение двух Великих Князей и их матери.

  – Получен ответ на наше письмо к кайзеру Вильгельму. Бумаги будут доставлены в Новочеркасск только завтра, а сегодня то, что пришло со срочным курьером из Таганрога. Кайзер Германии признал наше государство, и отдал своим войсковым подразделениям приказ покинуть Таганрогский округ в двухнедельный срок. Генерал фон Крецер уведомляет нас о том, что в Таганроге остаются только охранные подразделения железнодорожников. Кроме того, германское командование извещает нас, что первые партии заказанных нами видов вооружения и боеприпасов уже отгружаются в железнодорожные составы. Вскоре мы получим броневики, пулеметы, орудия и даже несколько аэропланов. Разумеется, не бесплатно, но нам есть, чем отплатить немцам за их поставки. В свете полученных известий и принятых нами сегодня решений, я считаю, что положение наше улучшается, а шансы на успех всего мероприятия по ликвидации большевиков и коммунаров существенно повышаются.

Глава 19
Царицын. Июнь 1918 года.

  – Господин полковник, – со взмыленного от жаркой летней скачки буланого конька, на землю рядом с нашим временным бригадным штабом спрыгнул молодой урядник из моих земляков.

  – Да? – я вышел из под легкого полотняного навеса.

  – Провели разведку, разобрать дорогу красные не успели и станция к бою не готова, там эшелон стоит, человек триста пятьдесят пехоты и над паровозом черный флаг с черепом и костями развевается.

  – Понятно, – кивнул я, – анархисты. Чем занимаются?

  – Поселян пристанционных грабят, пьют и в воздух постреливают. Командиров не видать.

  – Пулеметы?

  – Ни одного не заметили.

  – Отлично. Отдыхайте с обозом до вечера, а свою сотню позже догоните.

  – Есть! – урядник козырнул, схватил своего конька за повод и направился в расположение интендантов.

  Повернувшись к навесу, под которым вместе со мной полуденную степную жару пережидали командиры полков, 1-го есаул Зеленин, и 2-го, недавно прикомандированный донской полковник Шахов, я скомандовал:

  – Господа, по коням! Атакуем станцию Тингута сходу, пока анархисты не опомнились и от Царицына подкрепления не вызвали.

  Командиры конных полков вышли на пекло, скорым шагом направились к своим частям и вскоре послышались команды сотников:

  – Седлай!

  Лагерь остановившихся на дневку полков, в мгновение ока преобразился, казаки забегали, заржали лошади, стуки металла о металл, воины пристегивают шашки и проверяют винтовки. Проходит несколько минут и почти две тысячи конников, оставив позади себя обоз, строясь в колонны, широким аллюром выдвигаются к Тингуте, последней крупной железнодорожной станции перед городом Царицын.

  Наступление на красных началось три дня назад, шестого июня, и что характерно, нашего натиска на один из основных волжских городов, противник не ждал. Привыкли большевики, что мы в обороне сидим, и только удары отбиваем. Нам это на руку, а потому, наши войска под командованием Константина Константиновича Мамантова, оставив для прикрытия границы в Усть-Медведицком округе и станции Морозовской половину 2-го Донского корпуса, перебрались в Сальский округ и от станции Ремонтная начали движение на восток.

  В первые пару дней, сопротивления мы практически не встречали. Вражеские отряды или дезертировали или сдавались в плен, так что Котельниково, Жуково, Абганерово и Громославскую заняли без боя и потерь. Однако вчера, верстах в двадцати от Тингуты, на одном из полустанков, всю нашу силищу, три бронепоезда, шесть тысяч конницы, четыре тысячи регулярной пехоты и шесть тысяч "исправленцев", остановил один только небольшой вражеский отряд в четыре сотни штыков при трех пулеметах и одном орудии. Большевиков мы растоптали, конечно, и даже потерь не было. Бронепоезда все сделали за нас, сравняли полустанок с землей, но краснюки, оказавшиеся Луганским коммунистическим отрядом из остатков 5-й Украинской армии, успели повредить железнодорожные пути, и на их восстановление, наши рабочие ремонтные бригады должны были потратить не менее суток.

  Мамантов отдал коннице моей бригады приказ разгрузиться и совершить скорый марш в сторону Царицына. Задача – захватить станцию Тингута. Командование отдало приказ мне, я донес его командирам полков, и вот, ночным маршем, пройдя вдоль железнодорожной ветки, к полудню, мои конники оказались невдалеке от Тингуты.

  До станции три с лишним версты, прошли и не заметили. Полки на ходу перестроились в сотенные шеренги, сжались в лаву, и заблистали на жарком летнем солнышке клинки острых казачьих шашек.

  – А-а-а-а! Бе-е-е-й! – разнеслось над степью, и конница влетела в Тингуту, где мы уже ясно различали вражеский эшелон с размалеванными красной краской вагонами и черным флагом с черепом и костями над новеньким паровозом.

  Анархисты разбегались кто куда, но деться им было некуда, население пристанционного поселка, которое они только что грабили, прятать их не желало, а со станции не убежишь, вокруг степь и несколько балок, которые в любом случае, после взятия станции будут прочесаны. Вот, бежит один вражеский боец, в руках кривая старинная сабля, не иначе, как турецкая, на широком поясе вязанка ручных гранат, а одет в восточный полосатый халат, какой туркмены носят. Дурачина, куда же ты? На скаку рубаю его по шее, и конь выносит меня на перрон станции.

  В этот миг, открывается дверь стоящего напротив анархистского вагона и мне в лицо смотрит пулемет "максим", который уже готов к бою, а пулеметчик, средних лет мужичок в рваном матросском тельнике и бескозырке набекрень, вот-вот начнет стрелять. Вся жизнь пролетает перед глазами, а мысль в голове одна: "Черт! Как глупо". Честно скажу, растерялся немного, но моя охрана, самые ловкие казаки из донцов и "кавкаев", не дремлет, несколько одновременных выстрелов с седла, и мой несостоявшийся убийца падает лицом на свой пулемет. Меня от таких дел, даже в холодный пот бросило, но волнения я не показываю и, повернувшись к казакам, громко и отчетливо говорю:

  – Благодарю за службу!

  Ответ нестройный, но радостный и бодрый, а старший над моими охранниками, седоусый казачина Степан Непейвода, сказал:

  – Я думав, шо все, пропалы мы, усих сейчас с пулымьета пэрэрижуть, а рука сама стрельнула.

  – Знать, бог за нас казаки, – добавляю я, осматриваюсь вокруг, вижу, что бой окончен, и отправляюсь на площадь, куда сгоняют пленных анархистов.

  С коня разглядываю уцелевших врагов, нестройную кучку человек в полста, одетых кто и во что горазд. Ни дать и ни взять, сброд и накипь рода человеческого, дерьмо, всплывшее из самых глубин империи.

  – Кто командир? – чуть приподнявшись на стременах, окликаю я пленников.

  В ответ тишина, и вперед выметается один из молодых казаков, который с коня стегает анархистов нагайкой и приговаривает:

  – Отвечать господину полковнику, сучье племя. Кто старший?

  Закрываясь от мощных ударов, которые рассекают фраки, пиджаки, мундиры и халаты, пленники падают наземь и из своей массы выталкивают двоих человек. Один, мощный скуластый детина с гладко выбритой головой, одетый в цветастые запорожские шаровары и кожанку на голое тело. Другой, интеллигентный и высокий гражданин в пиджаке и помятой пыльной шляпе.

  – Вы командиры этой банды? – кивок на толпу пленников.

  – Мы анархисты, – проникновенным и очень доверительным голоском вещает интеллигентный гражданин, и командование людьми мы рассматриваем как покушение на свободу личности. У нас все решает общий сход, а командиров нет, не признаем мы такого.

  – Ясно, сам-то кто?

  – Бывший акцизный чиновник Харьковской управы, Иосиф Израилевич Губерман.

  – А второй? – я посмотрел на скуластого здоровяка в шароварах, который только угрюмо молчал и сопел как бычок.

  – Тарас Загорулько, из тех, кто в живых остался, самый авторитетный человек в отряде.

  – Как ваш отряд назывался?

  – По разному, – равнодушно и устало пожал плечами бывший акцизный чиновник, – на прошлой неделе "Ярость", позавчера "Смерть белым гадам!", а сегодня общим собранием в "Волю" переименовали.

  – Как здесь оказались?

  – Вместе с 5-й армией с Украины отступили, успели через Каменскую проскочить, пока ваши казаки дорогу не перекрыли. С тех пор здесь, в подчинении у командира Ворошилова.

  – Какая у вас задача была?

  – До подхода подкреплений удерживать станцию от какого-то Мамонта.

  – А почему народ грабили?

  Губельман помялся, посмотрел на суровых и еще не отошедших от скачки и боя казаков, которые кольцом окружали анархистов, и ответил как можно честней:

  – Так, мы решили, что хватит, красные тоже власть, и нам с ними не по пути. Думали, еще раз экспроприацию произвести, а потом через Царицын прорваться и уходить на Арчеду и Памфилово. Там наши братушки анархисты в чести, и от большевиков прикроют.

  – Много сил у красных?

  – Точно не ведаю, но не очень много.

  – Я знаю, – пробасил досель молчавший Тарас Загорулько.

  – Говори, – я посмотрел на этого простецкого украинского хлопца, который непонятно как оказался в этой банде.

  – А отпустишь?

  – Нет, не отпущу, но жить останешься.

  – Что, в тюрьму упрячешь?

  – Зачем же, – усмехнулся я. – Ты хлопчик здоровый, сразу видать, что из села, так что найдем тебе применение.

  – Это, какое же?

  – Землю пахать будешь и сено косить. Устраивает?

  – Да, – ответил Загорулько.

  – Тогда, говори, что знаешь.

  – Я вчера с красными командирами говорил, и узнал, что у них есть. Всего, в Царицыне пятнадцать отрядов, которые за большевиков, всех вместе их в строю тысяча сто человек наберется, вооружения много, пятнадцать пушек и тридцать пять пулеметов. Командуют всеми силами Щаденко и Ворошилов.

  – Почему людей так мало?

  – Говорят, что вас от Суровкино ждали, там основные войска и стоят, а вы со стороны Ремонтной нагрянули. Вам навстречу три отряда посылали, и ни от одного, ни слуху, ни духу, видать, скрылись.

  – Как настроение у коммунаров?

  – Хреновое... Прячутся по углам как крысы, и имущество, что в эшелонах на станции Царицынской стоят, растягивают...

  – Насчет подкреплений что-то слышно?

  – Да, слухи ходили, что Щаденко на левобережье гонцов выслал и Миронову по телеграфу отбился. В штабе красных слышал, что завтра утром первые отряды должны подойти.

  Прикинув, что и как, да решив, что пленному можно верить, я решил атаковать Царицын самостоятельно и отбить его у красных до подхода к ним подкреплений. Оно-то, конечно, приказ у меня иной, но Мамантов может не успеть захватить город у Волги врасплох, а у меня это может получиться. Теперь надо только уточнить у Загорульки, кое-какие детали, и можно начинать действовать.

  – На полустанках, что между Тингутой и Царицыном, сил много?

  – Ни, – хлопчик помотал головой, – тильки охранные роты из местных железнодорожников.

  – Связь между станциями и городом имеется?

  – Нет.

  На этом допрос был прекращен, всех анархистов согнали в один из железнодорожных пакгаузов, и я вызвал к себе командиров полков. Шахов и Зеленин были неподалеку, а потому подошли быстро.

  – Значит, так, господа офицеры. Слушайте приказ. Сейчас быстро разгружаете эшелон анархистов, и в него грузится спешенный полк Зеленина. После чего отправляемся на Царицын. Ваш полк, Александр Евгеньевич, – я повернулся к Шахову, – остается на месте и ждет подхода Мамантова, который должен быть здесь часов через восемь-десять. Если получится, то до этого срока пришлю эшелон обратно, и вы поспешите мне на помощь.

  – Разрешите выполнять? – одновременно спросили есаул и полковник.

  – Да, выполняйте.

  Спустя сорок три минуты эшелон был разгружен, тысяча казаков забралась внутрь вагонов, и мы были готовы к отправке. Однако в Тингуте пришлось задержаться еще на десять минут и решить проблему трофеев, добытых у анархистов. Сказать нечего, добра эти злодеи награбили очень много. Про барахло и товары, сукно там, ситец, связки брюк, одежду и меховые шубы, можно не говорить, по нынешним временам имущество ценное, но все же не самое необходимое и нужное. Привлекло иное, а именно золотишко и драгоценности, ранее экспроприированные ими у харьковских и луганских буржуинов. Все это было забито в шесть тридцатилитровых бочек, и стояло бесхозно в одном из вагонов. Богатство настоящее, и что с ним делать, надо было решать как можно скорее.

  Посмотрел я на это все, и решил, что пять бочек необходимо будет сдать государству, а один, набитый только золотыми царскими пятирублевками, можно оставить себе. Всяко пригодится, не сейчас, так позже. Решено – сделано, казаки своего командира, то бишь, меня, постороннему не сдадут, так что можно быть спокойным, да и если станет известно, что я часть трофейных богатств себе прикарманил, все одно, ничего мне не сделается, в таких делах главное не зарываться, и все будет хорошо. Итак, вопрос с трофеями решен, а далее, погрузка, дорога и захват Царицына.

  Про путешествие рассказывать не стану, ничего интересного. Пустые железнодорожные полустанки, редкие караульные, которым абсолютно все равно, кто мимо них едет, да поселки местных жителей. Кругом куда ни глянь, выжженная солнцем степь, сухие и мелкие речушки, овраги, да редкие островки зелени. Самый обычный для этого края пейзаж, который я еще до войны, несколько раз проезжая через эти места на учебу в Оренбург, мог наблюдать.

  Царицын показался перед нами около восьми часов вечера. Важный стратегический пункт, город, который караулил Волгу, и к которому сходились три железнодорожные ветки. Не смотря на всю свою стратегическую и экономическую важность, обычный провинциальный город, деревянные дома, пристани, немощенные улицы, грязь, склады, два завода, орудийный и металлургический, и неизменные рабочие бараки рядом с ними. Как и в случае со степными просторами, здесь все оставалось таким же, как и раньше.

  – Приготовиться! – разнеслись по вагонам команды сотенных командиров и урядников, казаки напряглись и когда, замедляя свой ход, паровоз вкатился на забитую эшелонами станцию города Царицыно, на перрон горохом посыпались готовые рвать и убивать каждого врага, молодые казаки с берегов Дона и Кубани.

  – Ура-а-а! – разнеслось над станцией и по охранявшим вокзал красногвардейцам, которых было не более трех десятков, в упор ударили сотни винтовок. Выжить после такого залпа и удрать в город, смогли немногие. Наши казаки, по заранее подготовленному, мной и хорошо знавшими Царицын сотниками, плану, не отставая, рванулись за ними вслед.

  Победа будет за нами, в этом я был уверен, а потому, вместе со своей охраной и полусотней казаков, которые должны были взять под охрану составы с имуществом красных армий, драпавших с Украины, временно расположился в здании местного вокзала.

  Через полчаса появился первый посыльный, который доложил, что центр города под нашим контролем и только несколько особо упрямых большевиков, с тремя пулеметами, все еще держатся за свой штаб, оборудованный в местной управе. Следом второй – металлургический завод взят, и рабочие сопротивления не оказывают, однако просят гарантий неприкосновенности. Гарантии были даны. Только этот посыльный умчался, как появился третий, орудийный завод за нами, и удалось предотвратить попытку нескольких местных коммунаров, взорвать один из цехов. Отлично.

  Последние вести от боевых отрядов, ведущих сражение за город, были получены в районе полуночи. С боем взяты речные пристани, склады и лесопильные заводы братьев Максимовых. Там красные оборонялись особенно упорно, и чтобы их уничтожить, пришлось применить захваченные у врага орудия. С нашей стороны убито два сотника, семь иных офицеров и около полусотни рядовых казаков. Потери врага неизвестны, но никак не меньше полутысячи человек павших и четыреста пленных, в том числе и несколько отрядных командиров, которые могут многое поведать о планах большевиков и подходящих к ним подкреплениях. Кого-то рангом повыше, взять не удалось, Ворошилов скрылся в степи, а Щаденко видели убитым. Царицын взят, и теперь уже мне необходимо организовывать его оборону.

  Ночь прошла в работе, казаки 1-го полка занимали оборону на окраинах города и перекрывали железнодорожные пути на Кривомузгинскую и Качалино. На вокзале открылся пункт вербовки добровольцев, и появились первые местные офицеры и гимназисты, желающие вступить в доблестную и победоносную Донскую армию. Это все делалось само собой, а я занимался допросом вражеских командиров и принимал доклады об инвентаризации грузов в эшелонах, скопившихся на немалой железнодорожной станции Царицына. В общем, ночь пролетела быстро и совсем незаметно, и только под утро, некая красная часть подошедшая с запада, попыталась отбить город. Мы к такому повороту событий были готовы, а потому, встретили их всем, что захватили у врага, и красные, умывшись кровью, откатились к недалекой станции Воропоново.

  Наступило утро, и показались наши воинские части, которые спешили к нам на подмогу. Впереди "Кавкай", за ним эшелон со 2-м полком, а следом и все остальные части наших вооруженных сил. Прошел бронепоезд, бывший состав анархистов ушел по путям влево и стал под выгрузку, а к перрону подошел паровоз тянущий штабной вагон. Громыхая сцепками, он остановился напротив меня, и из вагона, еле заметно улыбаясь и на ходу оглаживая, большие светлые усы, в летнем кителе и неизменной мерлушковой папахе, появился генерал-майор Мамантов.

  Три строевых шага навстречу, ладонь к кубанке и мой четкий доклад:

  – Господин генерал-майор, город Царицын взят, настроение боевое, и казаки Особой Кавказской бригады готовы выполнить любой приказ.

  – Молодец, полковник. Побольше бы нам таких командиров раньше, глядишь, и не дошло бы дело до революции, – Мамантов чуть приобнял меня, похлопал по плечу и спросил: – Потерь много?

  – Моих шестьдесят три человека насмерть и раненых вдвое больше.

  – Много, – покачал головой генерал.

  – Если бы промедлил, то пришлось бы город в лоб штурмовать, и потерь было больше.

  – Знаю, потому и не виню тебя за самовольство. Как говорится, победителей не судят, так что ли?

  – Так точно.

  Константин Константинович кивнул на стоящие в железнодорожных тупиках эшелоны, захваченные у большевиков:

  – Что там и сколько?

  – В основном имущество 3-й и 5-й Украинских армий: пушки, пулеметы, стрелковое вооружение, станки, машины, несколько броневиков, продовольствие, обмундирование, спиртное, снаряды и миллионы патронов.

  – Богатая добыча.

  – Да, теперь будет чем большевиков, встретить, которые к городу идут. Всего, захвачено восемьдесят эшелонов, половина забиты военным имуществом, а половина всем остальным.

  – Уж встретим, так встретим, лишь бы на Дон не повернули, – согласился генерал и, повернувшись к городу, поинтересовался: – С заводами что?

  – Рабочие воевать не хотят, сдали нам своих агитаторов с комиссарами и с завтрашнего дня готовы продолжать работу, конечно, если мы гарантируем им безопасность и обеспечим ресурсами.

  – Очень хорошо. Пленные что про вражеские силы говорят?

  – Они мало что знают, все нити управления и связь находились в руках Щаденко, а он убит. Что удалось выяснить точно, это то, что с левого берега ожидается подход больших карательных отрядов, которые Дутова давили, а с низовьев Волги идет некто Киров с тремя тысячами интернационалистов и пятью тысячами солдат. Кроме них, с запада движется Миронов, со всеми казаками изменниками и теми, кто из отрядов Сиверса, Петрова и Саблина уцелел, враги старые, матросы, латыши, немцы и анархо-синдикалисты.

  – А что насчет верховьев Волги?

  – Про это известно меньше всего. Вроде бы там, у красных очень большие силы, но, сколько точно, полный туман. В основном, все говорят про Иону Якира, ополчения и какие-то войска завесы. Это как минимум семь-восемь дивизий из Казани, Воронежа, Курска, Ярославля, Тамбова, Самары, Саратова, Симбирска и Пензы с китайцами, мадьярами и прочими иноземцами.

  – Ну, ладно, – Мамантов направился в здание вокзала, – пленных красных командиров передашь моим разведчикам. Они у меня люди опытные, быстро разберутся, что здесь происходит. Сам же ступай на отдых и людей своих с передовых линий убери. Ваша бригада мне вскоре понадобится, и задание вам будет поручено как всегда боевое. Сегодня в городе закрепимся, а завтра немного вперед продвинемся и приостановим красногадов, которые к Волге спешат.