Текст книги "Гневное небо Тавриды"

Автор книги: Василий Минаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

И еще один друг

С Колей Савельевым мы вместе встречали Новый год в родных Минводах 1941-й. Сразу после выпуска из училища, в новенькой летно-морской форме, с гордой скромностью принимая шумные поздравления школьных друзей, повзрослевших наших девчонок…

Николай, правда, с нами не учился – работал на пятигорском ремонтном заводе, с ним я сдружился в аэроклубе. Но парень живой, обаятельный, сразу для всех стал своим. Много было мечтаний в ту памятную ночь, много песен, веселья, счастливых признаний…

Потом вместе служили на Тихом, потом…

Раньше удалось вырваться на фронт мне, Коля прибыл на Черное море лишь в ноябре сорок третьего. Получил назначение в 30-й разведывательный, по пути заглянул в Геленджик. "Постараюсь догнать тебя", – улыбнулся на прощанье. Потом как-то в Скадовске увиделись на минутку. "Ну как, догоняешь?" "Стараюсь, Вася". Больше встречаться не довелось. Разве что, может быть, в небе…

В мае сорок четвертого, уже после освобождения Севастополя, на нашем аэродроме в Сокологорном приземлился известный на флоте разведчик капитан Александр Рожков. На вопрос о Николае ответил не сразу.

– Здорово воевал парень!

Оставалось спросить, как…

Христофору Александровичу Рождественскому он тоже понравился с первой встречи. Знаменитый командир воздушных разведчиков, прославившийся еще первыми полетами на Сулину, моментально разглядел в молодом лейтенанте не только талантливого летчика, но и надежного, неустрашимого человека, которому можно довериться, как самому себе. А у разведчиков, зачастую выполняющих задание в одиночку, это качество ценится больше всего.

…От крымских партизан поступило сообщение, что на Керченском полуострове приземлились «мессершмитты» эскадры «Удет» – отборного соединения гитлеровских «люфтваффе». Наши истребители, прикрывавшие десант северо-восточнее Керчи, уже имели с ними встречу. Бой был на редкость ожесточенным…

Христофор Александрович поправил очки, кивком подозвал Савельева и его штурмана к карте.

– Наши уже осмотрели аэродромы Керчь-2, Багерово, Владиславовка. Истребителей на них нет. Надо как следует обшарить южную оконечность полуострова и особенно район Марфовки. Полетите одни. Понимаю, что без прикрытия истребителей искать «мессеры», да еще из «Удета»… Но – погода. Все равно потерялись бы в воздухе…

Оторвавшись от земли, самолет сразу растаял в серой изморозной дымке. Курс на мыс Чауда, затем к озеру Тобечикское. Замысел прост: создать у противника впечатление, что они возвращаются домой после выполнения задания. Над Камыш-Буруном развернулись – начало поиска. Летя вдоль дороги, увидели колонну мотопехоты.

– Не стрелять! – предупредил Николай.

До Марфовки прошли на предельно малой высоте.

Сменили курс – раз, другой, третий… Фашисты кой-где открывали огонь, но – ничего похожего. Виртуозно владея машиной, Николай напряженно вглядывался в землю. До боли в глазах вглядывались штурман, стрелки. И вот – блеснуло. Сквозь дымку мелькнули характерные темные пятна. Разворот на них – обложили огнем зенитки…

Сделав вид, что напоролся нечаянно, Николай ушел на восток. Описал полукруг вне видимости, появился с противоположной стороны.

– Держись, ребята!

Гитлеровцы пристреливались, экипаж считал вражеские самолеты, фотографировал. Затем резкая смена курса, прорыв к морю, полет на бреющем, посадка с ходу.

– Нашел?

– Нашел, товарищ подполковник. Не менее тридцати «мессеров»!

– Молодец! Устал? После удара штурмовиков придется тебе же лететь на уточнение результата.

Похоже было, что новичок с первых дней становится для командира полка незаменимым.

…В январе сорок четвертого получил задачу сфотографировать сильно защищенные порты Киик-Атлама, Феодосия и прилегающие к ним бухты. С вечера перелетел в Анапу, к истребителям 11-го гвардейского.

– Действуй, прикроем! – пообещали прославленные асы Литвинчук и Снесарев.

В воздух ушли в восемь утра. Море штормило, по стеклу кабины скользили капли мороси. Над мысом видимость улучшилась, появились «мессеры». Ястребки моментально связали их боем, отвели в сторону, Савельев приступил к фотографированию. На третьем маршруте увидел еще пару – заходили в атаку с ходу. Скомандовал выключить фотоаппараты, развернулся навстречу. Заработали пулеметы. Трасса прошила левую плоскость, гитлеровцы оказались за хвостом. Но к ним уже спешил Литвинчук со своим ведомым…

Под ожесточенным огнем зениток прошли последний маршрут. Ястребки за это время срезали два «мессера». В тот же день по обнаруженному Савельевым скоплению вражеских торпедных катеров нанесли сокрушительный удар наши штурмовики…

Три года на Тихом не прошли для Николая даром. Стремительный рост боевого мастерства новичка вызывал изумление. О его дерзких, «нахальных» решениях разгорались споры даже среди бывалых разведчиков полка.

Как-то в марте произвел разведку плавсредств в северо-западной акватории Черного моря, сфотографировал порт Сулина. Решил еще и Одессу. Высота облачности доходила до пяти тысяч, видимость стопроцентная.

– Наверняка поймают «мессеры», – предупредил штурман.

– Стоит рискнуть.

– Как думаешь фотографировать?

– Порт – планово, с тысячи метров. Город – перспективно.

Штурман только присвистнул. Безумие!

Зашли от Большого Фонтана, не сводя глаз с вражеского аэродрома. Проскочили на порт сквозь стену огня. В конце маршрута пара «мессеров» пересекла курс. Савельев спикировал под нее, на предельной скорости ушел в море…

"Везучка! – говорили одни. – Не имел права так рисковать. Ведь на борту были добытые данные". "А что же тогда – инициатива? – возражали другие. Важна не работа, важен результат!"

Без результата Савельев не возвращался. Однажды зашел на Ак-Мечеть. Атаковали «фокке-вульфы». Отбился, отошел. Мог спокойно вернуться: полная видимость, в небе кишат вражеские истребители. Нет, выждал, зашел с другой стороны. Немцы атаковали четверкой. Еле ушел в море. Обогнул Тарханкут, вышел прямо со стороны суши. Немцы и рот раскрыли. Сфотографировал с прямой и, выжав из машины все, что возможно, ушел от преследования на бреющем…

Повторяли уже восхищенно: "Нахальство!" Савельев улыбался: "А с ними и надо нахально. Кто их сюда звал?" Возвращался с изрешеченными плоскостями. Возвращался на одном моторе. На одном с поврежденным вторым. Ничего себе нахальство…

9 апреля пошел на Констанцу. На пути, по всему горизонту – грозовой фронт. Набрал семь тысяч. В наушниках треск, справа, слева – черные горы. Вошел в облачность. Сквозь сплошной уже треск – крики стрелков: "Командир, горим!" За плоскостями – языки, целые полотнища голубого, фиолетового пламени. "Электричество!" – крикнул. Машину встряхивало, бросало, подкидывало, валило, едва не переворачивало колесами вверх. Бешено прыгали стрелки приборов, штурвал вырывало из рук, на месте винтов полыхали огненные круги…

Пробились.

И тут – пара «мессеров». Ребята за пулеметы – молчат. Пока налаживали, гитлеровцы взяли безоружную машину в «клещи». Савельев близко увидел осклабившуюся физиономию – немец делал ему знаки: "За мной, за мной!" Стремительно бросил машину вниз – такого от «бостона» немцы не ожидали. Нырнул в облака, ушел…

9 мая, после известия об освобождении Севастополя, вылетел на разведку плавсредств. Штурманом в экипаже летел Александр Андреевич, стрелки – Михаил Лысенко и Петр Гусенков. Вскоре в полк поступили одно за другим три точных и обстоятельных сообщения об обнаруженных конвоях с отступающими гитлеровцами. Последнее – из района Херсонесского маяка.

Больше донесений не поступало…

Тридцать семь боевых вылетов совершил лейтенант Николай Андреевич Савельев. И почти все – на сильно защищенные, трудные для разведки объекты. И по всем обнаруженным целям были нанесены разящие удары наших штурмовиков, бомбардировщиков, торпедоносцев…

Что успел – сделал. И сделал так, как едва ли кто мог.

Многого не успел.

В том числе и получить первый свой орден – Красного Знамени, – которым был награжден.

Полет в бессмертие

О гибели нашего любимого комдива Николая Александровича Токарева я узнал только в апреле, вернувшись из командировки в полк перед началом сражения за Крым.

Погиб в торпедной атаке. Не сразу поверил ушам. За всю войну пришлось слышать лишь о трех случаях, когда на низкое торпедирование водили группы командиры полков. Все три случая имели место на Севере и все три окончились трагически. Двое из этих храбрецов – майор Филипп Васильевич Костькин и подполковник Борис Павлович Сыромятников – были сбиты шквальным огнем зениток над конвоями противника, третий – бывший наш командир полка на Тихом океане майор Николай Никитович Ведмеденко – погиб при возвращении с удара.

А тут – комдив, генерал…

У каждого на войне свое место, у каждого соответствующие навыки, которые надо поддерживать изо дня в день. Да и что за необходимость…

Да, вот в этом и весь вопрос. Разная бывает необходимость. И далеко не всегда она совпадает с очевидной целесообразностью.

Но эти размышления пришли после. А тогда, сразу – отрывки воспоминаний, без выбора, наугад.

…Самолет катится к кучам щебенки на недостроенной бетонной полосе, тормоза выжаты до отказа… В последний момент отворачиваю, колеса вязнут в расквашенном грунте, машина становится на нос, из-под капота вырываются языки пламени. Фонарь заклинен, переворачиваюсь вниз головой, ногой выдавливаю дверцу, вываливаюсь на крыло, с крыла на землю, бегу, ложусь за ближайшую кучу щебня, успеваю заметить: ребята отбежали дальше… Взрыв! Тринадцать «соток»… И – тишина. На месте машины – огромная дымящаяся воронка. Дым рассеивается, глаза слепит солнце, потом какие-то блики… Блики на лаке подъехавшей «эмки», губы комбрига шевелятся беззвучно, затем, как в наушниках ларингофона с плохим контактом: "…правильно комполка говорит… В рубашке родился ты, Минаков! Только все же учти: парашют понадежней твоей рубашки…"

Взлетал на чужом самолете, в воздухе загорелся мотор, бомбы сбросить некуда…

…В другой раз – то же, с контактной миной. Самолет удалось спасти. И опять, как назло, «эмка». "И как это ты умудряешься, Минаков? Каждый раз – к моему приезду! Или у тебя каждый день такое?" Спокойный, насмешливый голос. И все напряжение– как рукой…

…Ясный солнечный день, ясный до страшности, как только во сне бывает. Армада бомбардировщиков готовится к взлету. Массированный удар. По Севастопольскому порту, средь бела дня! "Ты, Минаков, как мне удалось заметить, большой мастер по аварийным посадкам. Полетишь в моей четверке. Если меня срежут, постараюсь дотянуть до Качи. Садись и ты. Улизнем из-под носа у фрицев! Идет?"

Садиться, по счастью, не пришлось. Но и сесть тоже было бы счастьем. Как бы не большим еще…

Или с Лобановым.

Приземлился, видит – комбриг. Подбегает, докладывает: летал на дальнюю воздушную разведку, задание выполнил. Вид, понятно, измотанный до предела. Но старается перед начальством держаться бодро.

"Сколько часов были в воздухе?" – "Более десяти". – "Который вылет в этом месяце?" – «Двенадцатый». – "За пятнадцать дней? Садитесь в мою машину! Начальник штаба, доложите командиру полка: забираю капитана на профилактику". – "Так у меня же все вроде нормально, товарищ полковник…" – "Нормально, нормально, садитесь!"

Привез в лазарет. И – Челушкину Константину Александровичу, начальнику медслужбы: "Под вашу личную ответственность! Обеспечьте капитану полноценный отдых. Стол с усиленным питанием. Для тонуса можно коньяк. Воздух и море. Выписывать только с моего разрешения!"

О жизненном пути Николая Александровича мне больше всего удалось узнать от его ближайших боевых друзей – штурманов Петра Ильича Хохлова и Александра Федоровича Толмачева.

Дед и отец – туляки, потомственные оружейники. Сам тоже родился в Туле. Комсомолец двадцатых годов. С 1926-го – коммунист. Мечтал стать инженером, окончил рабфак, поехал в Москву. Жизнь решила иначе: авиация призывала лучших из лучших в свои ряды. После окончания школы пилотов имени А. Ф. Мясникова стал летчиком-инструктором. Затем был направлен на Черноморский флот, в часть, которая называлась минно-торпедным авиационным отрядом.

Этот вид авиации был тогда новым, вокруг него велись споры. Молодой командир с первых дней сделался горячим поклонником нового оружия, новой тактики поражения морских целей. С энтузиазмом осваивает новые приемы пилотирования воздушного корабля, в короткое время достигает незаурядных успехов.

Вскоре, однако, уясняет, что для успешной торпедной атаки одной дерзости, даже и помноженной на личное летное мастерство, недостаточно, что основа победы должна быть заложена в тщательно разработанном плане боя. С каждым полетом усложняя для себя и для летчиков отряда условия торпедометания, ищет приемы сближения с противником, способы определения упреждений, наиболее выгодные дистанции для поражения движущихся и маневрирующих кораблей, тщательно изучает штурманскую работу на торпедоносцах…

О Токареве распространяется слава как о летчике с характером. Одни считают его человеком честолюбивым и самоуверенным, другие – увлеченным фанатиком своего дела; кто-то поражается его безошибочному летному чутью, кто-то необыкновенному «везению». Однако всем ясно: это незаурядно одаренный летчик, человек большой авиационной судьбы.

За успехи в боевой и политической подготовке в феврале 1938 года Токарев награждается орденом "Знак Почета".

В 1939 году переводится на Балтику. Сначала в должности заместителя командира эскадрильи, затем комэска, вновь весь без остатка отдается любимому делу. Освоение нового самолета, отработка групповой слетанности, совершенствование тактических приемов…

Здесь он начал летать со штурманом Петром Хохловым. Боевое содружество вскоре превратилось в большую личную дружбу, окончательно окрепшую в дни первых военных испытаний.

…Утро 30 ноября 1939 года. Серое балтийское небо, колющий ветер. Метеорологи обещают погоду "в полоску". На аэродроме снега по колено, а под ним вязкая, хлюпающая, не промерзшая и на сантиметр земля.

Задание эскадрилье поставлено трудное: найти замаскированные в шхерных лабиринтах Ботнического залива финские броненосцы береговой обороны и нанести по ним удар.

Сложный взлет на перегруженных самолетах проходит благополучно. Эскадрилья выстраивается в журавлиный клин, берет курс к вражеским берегам. Первое в жизни боевое задание, первая настоящая проверка.

При подходе к Турку бомбардировщиков встречает гряда густых облаков и плотный туман, опустившийся чуть не до самой воды. Вдобавок с неба начинают падать крупные хлопья снега. Токарев снижается к воде, высота пятнадцать двадцать метров. Все еще пытается пробиться к шхерам, во что бы то ни стало выполнить боевой приказ. Вслед за ним, в белой мгле над черной водой, скользит весь журавлиный клин. Но уже ясно: природу не переспорить. Если сейчас и наткнешься на броненосец, все равно ударить с такой высоты нельзя: подорвешься на собственных бомбах. Но вероятность встречи ничтожна: шхеры накрыты таким туманом, что в нем может укрыться сотня кораблей…

Штурман эскадрильи Хохлов тяжело переживал неудачу. Больше за командира, чем за себя. Возвратиться на аэродром с бомбами в первый день войны… А ведь надо еще посадить самолеты с огромными «пятисотками» на вязком, расквашенном поле. Подобных посадок в учебных целях никогда не производилось, о таком и помыслить в мирное время никто не мог.

Еще десять – пятнадцать минут рискованного, но совершенно безнадежного поиска…

Приземлились благополучно. Токарев слез по трапу, неуклюже переступая в снегу отяжелевшими ногами в собачьих унтах, молча двинулся на КП. За ним Хохлов. Спрятав лицо в меховой воротник, отвернувшись, будто от ветра, чтобы не видеть ссутулившуюся спину и опущенные плечи своего командира и друга…

В ту лютую зиму Токарев летал без устали. Топил транспорты, уничтожал воинские эшелоны, вел ожесточенные воздушные бои с вражескими «бристоль-бульдогами». Совершил пятьдесят семь успешных боевых вылетов.

Отлично воевали и его подчиненные. Эскадрилья за время боев с белофиннами уничтожила много важных целей, сбила одиннадцать самолетов врага и была награждена орденом Красного Знамени. Ее командир – орденом Ленина.

А 21 апреля 1940 года Николаю Александровичу Токареву было присвоено звание Героя Советского Союза.

Он назначается командиром полка. Со всей энергией, свойственной его натуре, принимается за решение проблем, диктуемых сложной и напряженной обстановкой того периода.

Но молодому командиру не повезло. В начале 1941 года в полку произошла тяжелая авиационная катастрофа. Один из летчиков, выполняя сложный полет, потерял ориентировку в тумане. Погиб весь экипаж, погиб видный изобретатель, находившийся на борту самолета. В феврале пришел приказ о переводе Токарева на Юг с понижением в должности.

Взыскание не обидело боевого командира: он сам острее всех переживал потерю. В чем-то, конечно, была и его вина. Не хватало опыта, кое-где подводил и характер: горячность, стремление добиться своего, не считаясь со сроками и возможностями подчиненных… Став на должность заместителя командира 2-го минно-торпедного авиаполка Черноморского флота, майор Токарев отлично организовал летную подготовку. Сам летал больше всех. В короткое время полк освоил ночные полеты, довел до виртуозности пилотирование по приборам…

И вот – Великая Отечественная война…

С первых дней – налеты на Констанцу. Один за другим, по два раза в день. Пять часов длится полет. Токарев отдыхает столько, сколько требуется для ремонта и заправки самолета. И снова – в воздух. Не пропускает ни одного группового полета. И это не только азарт боевого летчика, не только неукротимый токаревский темперамент. Руководитель полетов, неизменный ведущий боевых групп тщательно изучает противовоздушную оборону военных объектов врага, ищет наименее опасные подходы к целям, наиболее эффективные тактические приемы для их поражения. Вылет за вылетом, бомбежка за бомбежкой. Корабли на Дунае, батареи Тульчи, военные склады в Сулине, нефтяные заводы Плоешти, военные сооружения Констанцы, аэродромы, скопления вражеской техники на дорогах и переправах…

Потом оборона Одессы, Перекопа, бои в небе Ростова, Севастополя, Керчи…

В конце августа в полк возвратился из госпиталя штурман Александр Федорович Толмачев. 13 июля он вылетел со своим командиром капитаном Семенюком в составе семерки, ведомой Токаревым. Задача – бомбоудар по кораблям на Дунае, в Тульче. Экипаж Семенюка должен был отвлечь на себя огонь зенитных батарей противника. На подходе к цели самолет атаковали два истребителя. Толмачев успел прицельно сбросить бомбы, уничтожил батарею, но в этот момент в машину попал снаряд. Летчик был убит, штурман ранен. Неуправляемый самолет устремился к земле. Очнувшись, Толмачев откинул педали, вставил аварийную ручку управления и вывел машину в горизонтальный полет. Истекая кровью, сумел дотянуть до своей территории и совершить посадку в поле…

Токарев предложил Толмачеву летать с ним. Толмачев, разумеется, согласился. С тех пор они были неразлучны. Их боевое содружество стало образцом для всех экипажей полка.

С осени сорок первого Токарев стал командовать полком. Забот прибавилось. Но это не мешало ему чуть не каждый день водить в бой своих подчиненных.

Весной сорок второго года 2-й минно-торпедный полк был переименован в 5-й гвардейский. Преклонив колени перед новым, почетным знаменем, летчики и их командир поклялись биться с врагом еще самоотверженней, беспощадней.

Наступил самый тяжелый период войны. Фашистские полчища подошли к Сталинграду, к отрогам Главного Кавказского хребта…

На новороссийском направлении идут тяжелые, кровопролитные бои. Немцы подтягивают подкрепления, готовясь к удару со стороны Неберджаевской.

24 августа, с утра, майор Токарев поднял в воздух восемнадцать бомбардировщиков. Ведущим пошел сам. Летели журавлиным клином, без прикрытия: свободных истребителей не было. Разбомбили колонну автомашин на дороге Крымская – Новороссийск. На обратном пути успешно отбились от «мессеров».

Тут же приказ на повторный удар. Пока подвешиваются бомбы и заправляются баки, командир полка делает разбор полета: огонь зениток не так силен, можно понизить высоту бомбометания до тысячи ста метров. Вылетает вторично ведущим первой девятки. Вторую ведет комэск Минчугов.

На подходе к дороге – огненная завеса. Снаряды рвутся в опасной близости. Группа проскакивает заслон без потерь, отбивает атаку семерки «мессеров». Узкая дорога у Неберджаевской забита потоком машин и пехоты. Толмачев сбрасывает часть бомб на головной отряд. Самолет атакуют два вражеских истребителя…

Осколок снаряда ожег руку штурмана, пулеметная очередь пробила бензобак. Появился огонь на правой плоскости. Толмачев затягивает руку бинтом, не отрывая глаз от дороги. «Мессершмитты» продолжают атаку.

– Правая плоскость горит, – повторяет доклад стрелок-радист Петр Конкин, ловя в прицел своего раскаленного пулемета наседающего сверху «мессера». Толмачев выводит самолет на участок дороги, где автомашины с гитлеровцами сомкнулись в сплошную цепочку.

– Горим, – еще раз напоминает стрелок.

Командир молчит. Напряженно дышит раненый штурман.

– Сброс, – докладывает Толмачев, поворачивая прицел, чтобы проследить падение бомб.

Бомбы несутся на дорогу, с дороги навстречу – прерывистые дымные трассы автоматических пушек «эрликон».

– И левая плоскость горит! – докладывает Конкин.

Все бомбы сброшены, ветер свищет в пробоинах, из левой плоскости валит дым, пламя с правой уже не сбить. Надо командовать прыгать с парашютом. Токарев колеблется.

– Дотянем до Мысхако, – подсказывает Толмачев.

На Мысхако – выдвинутый на крайнюю линию к фронту маленький полевой аэродром истребителей. Садиться на него и для ястребка – лишний раз испытывать судьбу.

Токарев выпускает шасси, но стойки не становятся на замки. Сажать "на брюхо" – горящий самолет наверняка взорвется. Уходит на встречный круг, пытается закрепить «ноги». Одна сигнальная лампочка загорается. Вторая «нога» беспомощно болтается под моторной гондолой…

На аэродроме все выскочили из землянок, задрали головы вверх. Огромная горящая машина заходит на посадку: заходит образцово – точно по осевой линии полосы…

Долетев до границы аэродрома, Токарев выключает мотор. Самолет стукается о землю одним колесом, подпрыгивает. От толчка до конца выпускается вторая стойка, становится на замок. Бомбардировщик, окутанный дымом и пылью, пробегает отпущенные ему две несчастные сотни метров. Успевает затормозить.

Не успели люди со стоянок подбежать к машине, как Токарев, высвободившись из лямок парашюта, уже взобрался на плоскость. Бросил парашют на пробоину, из которой выбивалось пламя. Навалился на него всем телом. Раненый штурман последовал его примеру, выбравшись на правое крыло. Подбежал Конкин с огнетушителем, за ним местные техники, летчики…

…На полковой аэродром из этого полета не возвратились три экипажа. Вернувшиеся видели, как падал простроченный очередями бомбардировщик Острошапкина, как потянул в сторону горящий самолет Бесова, как пошла на снижение густо дымящая машина командира полка…

Горькая весть моментально облетела полк. Ждали до конца этого дня. Ждали до вечера следующего. И когда уже не осталось почти никаких надежд, над аэродромом появился самолет. Он сел, весь в заплатах, отремонтированный на скорую руку, но спасенный, живой… Затем начались полеты на перевалы Главного Кавказского хребта. По шесть – восемь вылетов в день делал Токарев. Его неукротимая энергия, самоотверженность увлекали весь полк. Командир был кумиром летчиков…

В конце октября сорок второго года Николай Александрович назначается командиром авиабригады. Но и осваиваясь на новой должности, ни на неделю не расстается с полетами.

На аэродроме Майкоп сосредоточилось большое количество самолетов противника. Поразить их обыкновенным ударом с воздуха не представлялось возможным. Решено было высадить парашютный десант. На Токарева возлагалось осуществление первой части этого замысла. Десять бомбардировщиков, возглавляемые комбригом, блестяще обеспечили высадку. Дерзким налетом парашютистов были уничтожены десятки вражеских самолетов, цистерны с горючим, склады…

31 марта 1943 года Токарев с блеском осуществил бомбовый удар по Севастопольскому порту.

Будучи ведущим первой девятки, он от начала до конца боя управлял действиями всей группы по радио, моментально оценивал все изменения тактической обстановки, принимал соответствующие решения.

В результате внезапного одновременного бомбового удара с разных направлений в порту Севастополь было потоплено десять и повреждено пять плавединиц врага, разбито несколько складов, десятки железнодорожных вагонов, истреблены сотни гитлеровцев…

В июле 1943 года бригада была преобразована в 1-ю минно-торпедную авиационную дивизию. Следствием этого явилась неожиданная встреча: штурманом дивизии был назначен Герой Советского Союза Петр Ильич Хохлов, давний друг и соратник Токарева, один из лучших штурманов Балтфлота, в августе 1941 года принимавший участие в первых налетах на Берлин.

Радости обоих не было конца. Стали опять летать вместе…

26 сентября тридцать шесть бомбардировщиков дивизии вылетели на Южную бухту Севастополя. С момента взлета до выхода из боя под ураганным огнем зениток – все было организовано Николаем Александровичем. Это был тот полет, о котором я упомянул вначале. Садиться в Каче нам не пришлось. Мой самолет шел от ведущего в пятидесяти метрах. На цель вышли под сильным зенитным огнем. Токарев вывел свою четверку на удар и следил за действиями остальных групп. Результат был прекрасным: потоплен крупный транспорт и несколько тральщиков…

Это был последний массированный удар с личным участием комдива.

Вечером 13 января 1944 года Николай Александрович прилетел в Скадовск, на ближний к фронту аэродром, где базировалось несколько эскадрилий дивизии. Над полем нависало пасмурное небо, ветер гнал на восток рваные облака. Зарулив на стоянку, комдив ушел на командный пункт.

Девятка «хейнкелей» подкралась на большой высоте. Пробила облачность и выскочила на центр поля. Одна из сброшенных бомб попала в самолет командира дивизии…

Токарев прибежал с командного пункта. Стоил не шевелясь, глядя, как огонь пожирает любимую машину. Когда последний клуб дыма отнесло к Каркинитскому заливу и обнажился черный ребристый скелет самолета, решил:

– Останусь здесь. Буду летать на «бостоне».

Из Скадовска он руководит атаками на корабли, транспорты, порты. Запертый на замок со стороны суши Крымский полуостров необходимо было блокировать и с моря.

– Надо добиться, чтобы ни один корабль не смог выйти из Крыма, ни один фашист не ушел оттуда живым!

22 января 1944 года Николаю Александровичу Токареву присваивают звание генерал-майора авиации.

…Данные о появлении в Евпатории вражеского транспорта в сопровождении пяти десантных барж были получены им спустя девять дней после этого знаменательного в его жизни события.

Токарев выслал группу бомбардировщиков. Полетели молодые летчики. Самолеты были встречены с берега и с кораблей сильным огнем. Все бомбы прошли мимо цели.

Токарев отдает приказание вооружить торпедами два А-20 – свой и майора Обухова.

После взлета у ведомого забарахлил мотор, и он вынужден был пойти на посадку. Токарев подождал его в воздухе, но, выяснив причину приземления, решил лететь один. Комдива прикрывали шесть истребителей 11-го полка, возглавляемые майором Денисовым. Хохлов был занят на соседнем аэродроме, штурманом с Токаревым полетел майор Николай Маркин. Воздушным стрелком-радистом – Василий Гончаров.

Самолет пронесся над Джарылгацким заливом, перескочил песчаную косу, вышел в море…

Погода была скверная, почти до воды свисали свинцовые облака. Одинокий торпедоносец несся над волнами, почти касаясь их гребешков. Обогнув мыс Тарханкут, устремился на восток…

Евпаторийский рейд. На седоватой воде – неподвижные черные точки. Через минуты они вырастают в характерные силуэты. Вражеский конвой…

Токарев с ходу повел самолет в атаку.

Весь огонь кораблей сосредоточился на одиноком смельчаке. Ударили зенитки с берега. На дневное торпедометание вообще мы ходили как минимум парами. А тут – на рейде, в порту… Чтобы отвлечь огонь противника от комдива, Денисов приказал четырем истребителям проштурмовать корабли. Ястребки пикировали смело, обрушивая на палубы ливни свинца. Однако ничто уже не могло помочь торпедоносцу, лежащему на боевом курсе. Вокруг него сплелись трассы автоматических пушек, ни одна из которых не могла упустить пристрелянную цель. А сойти с боевого курса было немыслимым для Токарева…

Самолет сбросил торпеду и тут же загорелся, продолжая нестись в сторону берега…

Истребители видели разгоравшееся пламя на крыле машины комдива. Управлялась она с трудом, видимо, Токарев был тяжело ранен. Самолет по прямой пересек побережье, перелетел озеро Майнаки, приземлился и через минуту-другую взорвался…

Весть о гибели любимого командира отдалась болью в сердцах всех его подчиненных. Каждый боевой вылет в дивизии в эти дни был освящен местью за его смерть.

Сразу после освобождения Евпатории ближайший друг и боевой соратник погибшего комдива подполковник Петр Ильич Хохлов вылетел на По-2 к месту катастрофы. Многие жители города и его окрестностей оказались свидетелями героической атаки отважного торпедоносца и всего происшедшего после. Их рассказы подтвердили и дополнили то, что удалось увидеть летчикам-истребителям.

Для увековечения памяти Героя Советского Союза генерал-майора авиации Николая Александровича Токарева Президиум Верховного Совета СССР издал 31 мая 1944 года специальный указ. Дивизия, которой он командовал, названа его именем. На Театральной площади Евпатории воздвигнут гранитный постамент, увенчанный бронзовой скульптурой героя.