Текст книги "Пророчество: Пророчество. Враг моего врага. Понять пророка. Аз воздам."

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 77 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Через пару минут грязная, напрочь проржавевшая «шоха» с подмосковными номерами мчала нас по ночному городу, истошно ревя двигателем и стуча «пальцами» при каждом нажатии на «газ». Водитель, меланхоличный парень лет двадцати двух, с застарелыми мозолями на руках и черными каемками от машинного масла под ногтями, довольно быстро разобрался с гаишниками, остановившими нас на площади Гагарина. А вот с пикетом, на этот раз на Профсоюзной, пришлось «делиться»: после исполнения обязательной программы младшим сержантом ГИБДД сто рублей поменяли хозяина, и злой как собака водитель, чертыхаясь, продолжил движение в сторону Ясенево… Его успокоила только протянутая мной дополнительная «сотка» сверх суммы, обещанной за поездку. Да и то, прощаясь с нами, он, явно сдерживая эмоции в присутствии дамы, завуалированно, но весьма и весьма понятно выразил свое отношение к совершенно охреневшим торговцам полосатой палочкой. На том и расстались…

Мне пришлось немного задержаться у подъезда: Мерион, опершись на его любимую сучковатую трость, вдруг сгорбился, стал еще морщинистее, чем обычно, захромал, закашлялся, потом хитро подмигнул обалдевшей от внезапной перемены Маше и, протянув ей дрожащую от старости ладонь, трескучим стариковским голосом проскрипел:

– Пойдем, дочка! Тебя там ждут!

Девушка вдруг презрительно посмотрела на меня, вроде бы не собирающегося идти вместе с нею, фыркнула, повернулась ко мне спиной, сделала было два шага к дверям подъезда, потом, видимо, подумала и, покачав головой каким–то своим мыслям, вновь повернулась ко мне:

– И что, ты так и будешь стоять тут, как последний трус? А твой Дед пойдет защищать меня и моих родителей?

Мерион захихикал:

– Не суди и не судима будешь, Машенька! Ты не смотри, что я весь из себя такой немощный! Я еще очень даже ничего! А этого оболтуса оставь тут: он знает, что делать! Не стой, нам пора! – Он легонько подтолкнул девушку к подъезду и, не переставая хихикать, галантно открыл перед ней дверь…

Глава 24

По ступенькам своего родного подъезда я поднималась на подгибающихся от страха ногах и про себя молила Бога, чтобы это все было обыкновенным кошмарным сном… Однако заплеванные стены, затоптанные бычки, осколки пивных бутылок и весь тот мусор, что привычно ложился мне под ноги по пути на четвертый этаж, постепенно отбили и эту призрачную надежду: уж очень все это было реально и привычно… Дойдя до предпоследней площадки перед моей дверью, я еще раз выглянула во двор, где почему–то остался Олег, но разглядеть его в свете тусклой лампочки, все еще не разбитой соседской шпаной, не смогла… Сжав зубы и сдерживая наворачивающиеся слезы, я, как игрушка на веревочке, послушно поднялась еще на один пролет за совершенно спокойным и чем–то безумно довольным Дедом и, оказавшись перед своим звонком, окончательно сникла: меня заколотила нервная дрожь… Однако особенно побояться мне не удалось: поняв, что мы добрались, бесстрашный предок Олега тут же нажал своей широченной ладонью кнопку звонка и снова превратился в неприметного, зачуханного старикашку.

Дверь распахнулась буквально через десять секунд, и я впала в ступор: морда парня, открывшего мне мою же дверь, была мне знакома! Это был тот самый Колян, ради которого он и его друзья и заехали в ночной «Макдак»! Тот, чей низенький и смертельно опасный на вид друг обещал мне встретиться вновь…

– Га! Хто к нам пришел, братва! – ощерился парень и, по–хозяйски вцепившись в мое плечо, бесцеремонно потащил меня внутрь… – Рыжий! Твоя каратисточка приперлась! Как там твои яйца, братан? Чуют опасность?

Громовой хохот, раздавшийся из квартиры, а потом многоэтажный мат оскорбленного до глубины души Рыжего испугал меня так, что у меня по спине потек холодный пот, и я заплакала…

– Молодой человек! Вы бы не могли отпустить девушку? – вежливо поинтересовался у Коляна забытый всеми Мерион. – Вы делаете ей больно!

– Отвянь, плесень! – мгновенно вспыхнул не привыкший к возражениям громила и, приподняв ножищу в здоровенном, размера сорок пятого, ботинке, со всей дури пнул Деда под дых. Вернее, туда, где только что стоял, опираясь на палочку, сгорбленный старичок. А потом вдруг упал лицом вниз и захрипел, как мне показалось, от невыносимой боли… Дед, еще мгновение назад стоявший в коридоре, вдруг куда–то пропал… где–то внутри квартиры вдруг раздался звон битого стекла… И дикие крики вперемежку с матом… которые стихли буквально через полминуты… Потом в коридоре возник сияющий как солнышко Олег! Причем как он оказался в большой комнате, я так и не поняла…

– Все закончилось! Только вот мне кажется, что заходить внутрь тебе не стоит! Там немного неприятная картина!

Однако я рванула туда, где должна была быть мама…

Все действительно было в порядке: мама была жива и здорова. Только здорово пьяна… Восседая со связанными за спиной руками на полу кухни, она гипнотизировала взглядом початую бутылку водки, стоящую на столе, не обращая никакого внимания ни на разгром, царящий вокруг, ни на меня, ни на Мериона, пытающегося разрезать узлы на ее конечностях… Мельком глянув на отчима, пребывающего приблизительно в таком же состоянии, отличающемся от маминого разве что огромным синячищем под правым глазом да парой ссадин на помятом лице, я более внимательно осмотрелась вокруг и обомлела: лежащий на полу у двери на кухню мужик, видимо, был когда–то вооружен! А сейчас, бессильно кусая губы, с ненавистью смотрел на свои, сломанные где–то в районе локтей, руки, все еще пытающиеся нащупать лежащий рядом пистолет… Валяющийся в каком–то полуметре от его скрюченных пальцев. Из разбитого в кровь рта вырывалось хриплое дыхание, перемежаемое матом и редкими стонами…

Переступив через разбитую вазу, когда–то купленную мною в подарок маме на свою первую стипендию, я дошла до комнаты и почувствовала, что меня начинает тошнить: из–под майки Рыжего, валяющегося без сознания на полу около окна, торчала розовая, окровавленная кость! Еще одна кость проткнула его штанину и уткнулась прямо в ножку стола! А из его глаза торчало что–то металлическое, похожее на ложку! Я почувствовала, что не могу сдерживаться и, с трудом сдерживая рвотные позывы, бросилась в ванную…

Минут через десять, умывшись и собравшись с силами, я вышла в коридор и, стараясь не смотреть в сторону большой комнаты, пробралась на кухню. Лучше бы я этого не делала: там Олег общался с хозяином пистолета.

– Так я не понял, какое у вас было дело к моей девушке, скотина? – Олег хладнокровно наступил на сломанную руку, и чернявый тут же взвыл дурным голосом:

– Это все Рыжий! Он решил ей отомстить! Он вообще сошел с ума от своего кокса, братан! – переведя дыхание и справившись с болью, запинаясь, заговорил он…

– Маша! Вызови милицию! – заметив меня, попросил Олег.

– Они сами менты! – буркнула я и, в сердцах пнув валяющийся на полу таз, добралась до подоконника и, забравшись на него, подогнула под себя ноги. – Приедут такие же скоты, и проблем потом не оберешься!

– Понятно… – задумчиво протянул Олег и почесал затылок. – Ладно, ща посоветуюсь с Дедом, а там решим, что с ними делать!

– А что тут советоваться? – донесся из комнаты голос весьма довольного жизнью старика. – Прирезать их, как свиней, и бросить где–нибудь на улице…

– Вы что, братаны! Это же беспредел! Не надо! – заскулил чернявый… – Вы просто засуньте нас в тачку, мы об дерево долбанемся, ну, типа, авария была… А дорогу сюда, бля буду, забудем! В натуре!!! Ну, там, бабла подкинем, если надо тут че отремонтировать, а? – Просительно пытаясь заглянуть в глаза задумчиво теребящему столовый нож Олегу, он, сбиваясь, предлагал все новые и новые варианты своего спасения…

– Ладно, я смотрю, твои родители вряд ли что вспомнят о том, что было… – вздохнул минут через пять Олег и, встав с табуретки, взял чернявого за шкирку. – Ты пока тут немного приберись, а я разберусь с этими красавцами… А потом поедем домой. К нам! Я надеюсь, ты не будешь против? Поживешь у нас недельку–другую… Опять же в институт ездить веселее будет…

– Рот закрой! А то прирежу! – рявкнул он на заскулившего от приближения развязки чернявого и снова посмотрел на меня. – Я быстро… Где ты говоришь, стоит ваша тачка?…

Глава 25

– Ну, что там с грузинами? – не дожидаясь, пока Приходько, завернутый в простыню, усядется рядом на полку, нахмурив брови, спросил Кириллов.

– Да, в общем, все ОК, шеф! – Правая Рука, мелко–мелко дыша, немного поерзал по верхней полке и, более–менее удобно устроившись, вдруг в ужасе взвизгнул, увидев, что Кириллов готовится плеснуть на каменку пивка… – Ч–черт! Я тут сгорю, Вениаминыч!

– Ладно, не буду, неженка! – усмехнулся хозяин дачи и, выплеснув пиво обратно в деревянную бадью, требовательно посмотрел на подчиненного: – А поконкретнее?

– Ну двух самых активных бойцов приняли за хранение наркотиков, одного сдали МВД Грузии – как оказалось, он находился у них в розыске, еще одного «случайно» сбила машина… Короче говоря, у них сейчас полный бардак: группировка осталась без верхушки, грызня идет нешуточная… А тут еще солнцевские под шумок четыре их ресторана под себя подмяли… И вряд ли просто так отдадут…

– Сколько встало все это благоденствие? – уже почти весело поинтересовался Кириллов.

– Да, собственно, немного, шеф! – ухмыльнулся Семен. – Солнцевские за информацию подкинули деньжат… Я их передал ментам… С МВД Грузии, как вы понимаете, все прошло анонимно…

– Да ладно, все равно я не поверю, что ты тут руки не нагрел! – расхохотался, довольно потянувшись, Кириллов.

– Ну есть немного! – заплясали чертики в глазах польщенного Приходько. – Там два бригадира знакомых тоже по розыску проходили… В общем, я их «отмазал»… По полтиннику грина с носа… Теперь они лично на нас не забыкуют – вроде и морально должны, и компромата у меня на них навалом… Деньги я оставил в предбаннике…

– Вот зараза! Может, ты у меня не на своем месте работаешь, а, Семен? Поставить, что ли, тебя начальником коммерческого отдела в какую–нибудь крупную фирму?

– Не надо, шеф! – притворно испугался Приходько. – Сожрут!

– Тебя сожрешь, как же… – ухмыльнулся весьма довольный новостями Кириллов и, привстав, спустился вниз, к каменке. – Ладно, половину денег можешь оставить себе… А теперь пойдем, выпьем! И еще: с завтрашнего дня вызови Коренева – каникулы закончились. Продолжаем работу… Тут у меня пара идей нарисовалась…

…В квартире стало намного веселее – мы с Дедом убедили Машу пожить немного у нас: боевая на первый взгляд девушка оказалась стеснительной и робкой… Первый день у нас дома она не находила себе места и постоянно краснела, а потом быстренько оккупировала кухню и по уши вгрызлась в хозяйство. Оказалось, что это ей здорово удается: из того минимума продуктов, которые оказались в холодильнике нашей холостяцкой квартиры, она умудрилась наготовить столько всяких вкусностей, что Мерион, испугавшись за мою боевую форму, гонял меня на крыше лишние пол часа. На следующую ночь, с субботы на воскресенье, Машка отчебучила еще один сюрприз: дождавшись, когда мы заснем, она «тихонько» включила свет и почти четыре часа чем–то шуршала… Мы с Дедом, устроившиеся спать в большой комнате, обменялись десятком версий того, чем она там занимается, но, как оказалось утром, не угадали: Маша зарабатывала нам на хлеб! Прижатая к стенке девушка призналась, что переводила с английского заказанный ей текст и что жить за чужой счет она не привыкла и не будет…

Учитель, поинтересовавшись, сколько она получает за лист переведенного текста, и узнав, что всего два доллара, ошарашенно замолчал, а потом, подумав, заявил, что у него есть предложение:

– Дочка! Я тут, как выражается молодежь, почесал репу и решил: если ты взяла на себя наше хозяйство… – тут он покраснел от вырвавшейся двусмысленности, – то мы с Олегом просто обязаны платить тебе зарплату! По нашим прикидкам, готовка, уборка и глажка, которой ты, кстати, занималась сегодня утром без спросу, должны обходиться нам… ну где–то долларов в двести пятьдесят в неделю! Сумма за проживание и питание за ту же неделю вряд ли составит больше полтинника, так что сотен восемь в месяц у тебя еще останется!

Машка, подобрав отвалившуюся было челюсть, с негодованием вспыхнула, но я, не дав ей ляпнуть какую–нибудь ерунду, встрял в разговор:

– Маш! Ну не надо этих споров, ладно? Считай, что мы с Дедом взяли над тобой шефство! Я нормально зарабатываю, Дед – тоже… Куда нам, по–твоему, деньги девать?

– Купи себе машину! – фыркнула Маша. – Тоже мне, проблема, куда деть деньги!

– Да вот собираюсь, да все некогда! – хихикнул я, вспомнив о поручении Кириллова. – Да и не решил, что бы я себе хотел… Дед вот просит джип…

– Ты что, правда машину покупать собрался? – У Машки загорелись глаза. – «Ниву», что ли? Которая помесь с «Шевроле»?

– Да нет, мы про нормальную иномарку! – ухмыльнулся Мерион. – Мы действительно не особенно нуждаемся в деньгах. Так что давай без этих дурацких подсчетов, кто кому и сколько должен, и без обид со стеснением, ладно?

Девушка, чуточку поразмыслив, утвердительно кивнула:

– А я вас правда не очень стесню?

– Нисколечко! – хором успокоили ее мы. – А кстати, что у нас с завтраком?

Вторую половину субботы мы провели, шарахаясь с Наставником по магазинам: для того чтобы мне не спать на полу, мы приобрели раскладной диван, одеяло, подушки, белье… Кроме того, понабрали всякой ерунды типа кастрюль, тарелок, вилок, ножей… Заодно прихватили массажное кресло, на которое давно заглядывался Мерион… В общем, затаскивая свои покупки домой, мы чувствовали себя охотниками, притащившими к пещере тушу мамонта… Однако хозяйка, придирчиво осмотрев все, что было свалено на полу в большой комнате, уперла руки в бока и потребовала взять ее с собой: по ее мнению, среди покупок не хватало совершенно необходимых вещей вроде «Фейри», салфеток, стирального порошка и тому подобной ерунды. Дед, естественно, тут же сослался на старость и остался дома, а я, весьма довольный его сообразительностью, на пару с Машкой снова ломанулся из дому…

…После хозяйственного заглянули в гастроном. Потом – в булочную. В общем, домой я вернулся, увешанный продуктами, как небольшая елка… Но этот прискорбный факт особого гуманизма у Наставника, естественно, не вызвал: пока Маша возилась на кухне, мы заперлись в большой комнате и занимались приблизительно тем же, чем я занимался с утра до вечера практически всю свою жизнь… Тренировались. Так что когда наша прелестная хозяюшка позвала нас ужинать, я был насквозь мокрый и порядком уставший. Открыв окно, чтобы проветрить комнату, я молнией прошмыгнул в ванную, стараясь не попасться ей на глаза, и уже через десять минут с аппетитом набросился на еду…

…Утро воскресенья я встретил на крыше. На пару с алебардой из княжества Лурд – самым тяжелым из имеющихся у Наставника видов оружия. Осознание чего само собой располагало меня к легкой форме депрессии: в сочетании с комплексом «Вздыбленного Дракона», одного из высших комплексов Обители Последнего Пути, алебарда становилась чем–то вроде гильотины. По крайней мере, я еще ни разу не выдержал даже девяти его проходов – сбивал дыхание и становился жертвой всегда готового к какой–нибудь пакости Учителя. Вот и в этот раз я, чуть ошибившись в постановке ноги при переходе от вращательного удара за спину к тычку навершием рукояти вперед, мгновенно ушел в перекат и попытался прикрыть приоткрывшийся на мгновение живот древком, но тут же получил под дых древней, но от этого не менее твердой клюкой. Пытаясь вдохнуть свежий утренний воздух широко открытым ртом, я вдруг заметил, что наступило бабье лето: безветренное, теплое утро обещало потрясающий день. И мне захотелось сделать что–нибудь приятное… Поделившись своим желанием с Мерионом, я сразу понял, о чем мечтаю: о получасовом бое на мечах с Учителем… Причем с солидными даже для меня утяжелениями на щиколотках и запястьях… В итоге, выжатый как лимон, с отваливающимися конечностями, но счастливо улыбающийся заслуженной похвале Учителя, к семи утра я ввалился в квартиру и понял, что что–то в ней не так: пахло чем–то совершенно потрясающим! Как оказалось, сырниками: Маша снова священнодействовала на кухне.

Услышав, что хлопнула входная дверь, девушка в купленном вчера переднике, с руками, заляпанными мукой, вышла в коридор и, увидев меня, обиженно надула губки:

– Тоже мне, друг называется! Бегает по утрам, фигуру блюдет, эгоист… Нет чтобы предложить заняться собой и своей подруге?

Я слегка растерялся, а потом, представив себе пробежку в стиле Наставника, захохотал… Положение спас Дед – он приобнял за плечи вспыхнувшую от обиды Машу и попытался объяснить причину моего смеха:

– Видишь ли, дочка, он не просто бегает. А бегает со мной на плечах… Как ты считаешь, насколько по–дружески было бы с его стороны пересадить меня на твои плечи?

Видимо, картина, которую тут же нарисовала в своем сознании Маша, получилась достаточно веселой, потому что она прыснула, закрыв рот ладошкой… Через миг, почувствовав, что перемазалась в муке, смущенно улыбнулась, потерев лицо другой, не менее грязной рукой, и, поняв, что окончательно превратилась в замарашку, захохотала… Потом, махнув рукой и рассыпав муку еще и на пол, слегка нахмурила брови и скомандовала:

– Ты, спортсмен! А ну, марш в душ! Вы, Марк Иванович, занимайте место за столом. А я сейчас помою пол, приведу себя в порядок и подам завтрак!

…Быстренько сполоснувшись и побрившись, я натянул на себя майку «No limits», купленную недавно в каком–то качковом магазине, влез в старые шорты и выперся на кухню. И онемел: Дед сидел за столом в костюме! Да еще и с бабочкой! Увидев мой ошеломленный взгляд, он покраснел, от этого смутился еще больше и тут же отвесил мне тяжеленный подзатыльник.

– Дед, ты что? – потирая затылок ладонью и потряхиванием головы стараясь отогнать от лица мерцающие звездочки, спросил я, привстав с пола: рука у Мериона легкостью не отличалась.

– Марш переодеваться, Олег! – рявкнул, придя в себя, Наставник. – Девочка так старалась, а ты приперся на кухню, словно на конюшню! Бегом!!!

В общем, мне пришлось переодеться. В джинсы и белую рубашку. Что, судя по реакции чему–то смеющейся девушки, вполне выражало мое уважение к ее кулинарным способностям… А после завтрака мы всей компанией поехали в парк Горького. Веселиться…

Мерион балдел от аттракционов типа «Биг Бена», на котором его, вместе с другими желающими порезвиться, выстреливали метров на тридцать вверх, а потом роняли почти до самой земли, или выбрасывали с чего–то крайне похожего на растопыренную куриную лапу, вращающую пассажиров как куски фруктов в блендере. Дед по–мальчишечьи улыбался, а соскочив с аттракциона, несся покупать билеты на следующий заезд и при этом вел себя крайне несерьезно. Я развлекал Машу: метал какие–то мешочки с песком на точность в пирамиду из жеваных консервных банок, играл в дартс, бросал мячи в кольцо – в общем, навыигрывал здоровенную кучу мягких игрушек. Машка так искренне радовалась каждому моему успеху, что у меня каждый раз замирало сердце… Особенно ее рассмешил парень, предложивший нам побросать стрелки в мишень: после седьмого подряд выигрыша он схватился за голову и вежливо попросил меня войти в его положение и перестать играть – у него закончились большие призы! Маша, вместе с собравшейся на ее заливистый смех толпой зрителей, хлопала в ладоши и требовала продолжения банкета. Ну, мне пришлось выиграть еще десяток игрушек поменьше и раздать их безумно счастливым детям… И только после этого мы наконец соизволили пожалеть незадачливого владельца аттракциона и, запихав разноцветных медведей, собак и котов в огромный полиэтиленовый мешок и сопровождаемые завистливыми взглядами отдыхающих, нашли весьма довольного развлекаловом Наставника. И поняли, что на сегодня хватит. Поэтому, неторопливо прогулявшись через Нескучный сад к Ленинскому проспекту, там поймали такси. Однако Дед, запихнув мешок с трофеями на заднее сиденье, посмотрел на часы и заявил, что время еще детское, дома мы ему не нужны, и вообще, порядочные молодые люди иногда дают возможность дамам отдохнуть от кухни и кормят их в ресторанах…

Идея мне понравилась. Как часть целого. Поэтому, проводив взглядом отъезжающую «Волгу», я тут же остановил еще одну тачку и, закрыв дверь за скользнувшей на заднее сиденье Машей, уселся на переднее сиденье и попросил водителя отвезти нас на Петровку…

Мы прошлись по Столешникову переулку, поднялись на Тверскую и, болтая о всякой чепухе, спустились в подземный переход к метро «Пушкинская». Здоровенный букет роз, купленный мною, пока Маша по моей просьбе рассматривала витрину театрального киоска в десяти метрах за углом перехода, вызвал в ней такую бурю чувств, что я даже немного испугался: девушка сначала покраснела до корней волос, потом закусила губу и чуть не расплакалась. А через миг, приподнявшись на носочки и чмокнув меня в нос, потупила глаза и потянула куда–то в сторону «Макдоналдса». Впрочем, я не сопротивлялся: моя цель – ресторан «Гудман», куда я намеревался ее пригласить, находился именно в той стороне…

Глава 26

…Караван с девушками мы нашли только к рассвету следующего дня: выбраться из дворца оказалось довольно проблематично. И хотя мы неплохо выспались, жажда мести, сжигающая меня изнутри, нисколько не угасла. Даже наоборот: проснувшись перед самым закатом и поняв, что выбраться из дворца раньше полуночи, когда угомонятся веселящиеся кто во что горазд Орденцы, не удастся, решил поохотиться на них в окрестностях нашего убежища. В общем, к пробуждению Мериона я прирезал еще около полутора десятков невезучих монахов и немножечко воспрял духом. Приведя себя в относительный порядок и наточив требующие ухода мечи, в середине первой стражи мы наконец смогли выбраться из дворца и, отойдя от него достаточно далеко, чтобы нас не услышали патрули, вышли на Южный тракт и перешли на мерный бег…

Монахи разбили лагерь, в котором, как я надеялся, ждала моей помощи Беата, на довольно высоком холме, где еще совсем недавно, судя по рассказу Мериона, стояла придорожная корчма «Лещ и Русалка». Сейчас обгоревшие развалины когда–то здоровенного трехэтажного здания мрачно глядели в огонь четырех здоровенных костров, окружавших лагерь по периметру. Даже в Волчью стражу, перед самым рассветом, в лагере было неспокойно: между палатками слонялись часовые, бродили подвыпившие солдаты с топорами на плечах, невдалеке чей–то оруженосец чистил коня какого–то важного, судя по убранству сваленной рядом сбруи, господина… Оценив наши возможности и шансы на благополучный исход задуманного мероприятия, я схватился за голову: при всем старании справиться с четырьмя полусотнями вдвоем мы были не в состоянии. Поэтому я молча последовал повелительному жесту Наставника и, забравшись глубоко в заросли терна, свернулся калачиком и заснул…

Шанс спасти Беату представился только на шестой день преследования: караванщики устроили дневку на берегу Озера Осенних Туманов и дали возможность пленницам привести себя в порядок. Десятка два довольных, слегка подвыпивших монахов, вооруженных неизменными топорами, в самый солнцепек загнали толпу грязных, осунувшихся девчонок в воду и приказали им быстренько помыться… Сопровождаемые гоготом чувствующих свое всесилие Орденцев, девочки, заливаясь слезами, прямо на себе стирали платья, отполаскивали спутанные грязные волосы, нет–нет да и посматривая по сторонам в надежде убежать. Однако каждый шаг в сторону карался пинком под ребра, и вскоре даже самые боевые и стойкие девушки практически потеряли надежду. Поэтому беспрекословно подчинились приказу выйти на берег и вернуться в свой шатер. А еще через половину стражи я увидел Беату: сопровождаемая шестью воинами, она гордо дошла до воды и, дождавшись, пока ей развяжут руки, спокойно стянула через голову платье и занялась собой… Однако первая же попытка одного из монахов дотронуться до ее груди закончилась довольно плачевно: кинжал, до этого мгновения мирно висевший у него на поясе, вдруг оказался в руке моей безбашенной сестры и через мгновение, двигаясь снизу вверх, пробил кожу под подбородком и вошел глубоко в мозг. Не дожидаясь, пока тело Орденца упадет в воду, Хвостик демонстративно повернулась к нему спиной и продолжила стирку!

Как ни странно, но, кроме судорожно сжимаемых и разжимаемых кулаков, остальные монахи ничем не выдали своего недовольства гибелью сослуживца: дав девочке закончить стирку и мытье, они снова связали ей руки и проводили в отдельную палатку, около которой тут же встали на пост восемь (!) монахов третьего уровня посвящения!

– Ты знаешь, я почему–то не удивлен! – только и смог пробормотать обалдевший Учитель и, подергав себя за седые усы, мрачно замолчал…

А к вечеру, совершенно озверев от ожидания, облазив все подступы к лагерю, я решил, что нашел выход. Вернее, вход: озеро, со стороны которого стояло меньше всего часовых, позволяло подобраться к палатке Беаты ближе всего. Поэтому, дождавшись, пока окончательно стемнеет, я тихонечко отполз было в сторону от дремлющего Учителя, но не тут–то было: Дед мрачно взглянул на меня и вопросительно буркнул:

– Ну, что за гениальная мысль будоражит твои юные мозги, герой–спаситель?

Пришлось объяснить свой план. Дед привстал с плаща, на котором лежал, окинул взглядом изученный вдоль и поперек лагерь и расстроенно посмотрел на меня:

– Мальчик мой, шансов на то, что у тебя получится, практически нет! Ты – хороший боец, но далеко не всесилен! Их слишком много, сынок! Но… давай попробуем – все равно ничего лучшего тут не придумаешь…

В общем, к началу Волчьей стражи мы, стоя по ноздри в воде метрах в десяти от берега, наконец решили, что лучшего момента нам не представится: очередной патруль, пройдя вдоль всех часовых, стоящих по периметру лагеря, направился на смену; костры, разожженные вечером, порядком прогорели, а часовые, маявшиеся бездельем, все чаще и чаще пытались вывихнуть себе челюсть от зевоты… Медленно–медленно, практически стелясь над прибрежной травой, сначала я, а потом Учитель, мы добрались до ближайшей к берегу палатки и замерли, прижавшись к ее стенке. Вроде бы все было спокойно… Дождавшись условного знака Мериона, я в одно мгновение оказался рядом со следующей палаткой, но тут госпожа Удача показала нам свой переменчивый нрав: полог соседней с дедовской палатки вдруг откинулся, и оттуда выбрался сонный, но вооруженный монах. Вытаращенные от удивления глаза мгновенно сменила гримаса боли – метательный нож Учителя оборвал зарождающийся крик, пробив горло, но топор, выпавший из ослабевших пальцев бедняги, грохнулся прямо на чей–то валяющийся нагрудник! А потом на землю глухо упало тело, в палатке кто–то проснулся, потом вскрикнул, и тут наш план пошел наперекосяк! А через несколько мгновений боевая машина Ордена Алого Топора показала нам свою силу: раздался звук сигнального рожка, и лагерь ощетинился топорами…

Уйти удалось разве что чудом: то небольшое расстояние, на которое мы успели отойти от воды, пришлось преодолевать, буквально прорубаясь сквозь строй монахов. Каждый шаг давался с безумным трудом, а каждая потерянная секунда увеличивала количество врагов чуть ли не вдвое. Если бы не Дед, то одного меня зарубили бы за десяток ударов сердца! А так, спиной к спине, ощетинившись четырьмя мечами, мы кое–как продавили беснующихся орденцев до озера и, улучив момент, скользнули в теплую воду. А через миг вода закипела от стрел подоспевших лучников, слава Создателю, недостаточно удачливых и метких…

На рассвете, мокрые и злые, мы сидели на холме в получасе ходьбы от лагеря и наблюдали, как снявшийся со стоянки караван медленно втягивается в Ущелье Ветров… А потом над караваном взвились почтовые голуби, и Мерион помрачнел еще больше… Как оказалось, не зря: еще через два дня преследования караван пополнился еще одним подразделением – Черной сотней: отряд монахов в черных сутанах, восседающих на черных кобылах, встретил обоз на одном из горных перевалов и тут же разделился надвое. Меньшая часть отряда влилась в ряды дозорных, а большая спешилась, разобравшись на пятерки, рассыпалась по зарослям кривых невысоких деревьев, покрывающих пологие склоны ущелья, и, методично проверяя каждый подозрительный кустик, двинулась против движения каравана…

…Выносливые, великолепно подготовленные к любым неожиданностям монахи гнали нас по горам уже четвертый день, не давая ни секунды передышки! Ни одна попытка опередить их хотя бы на половину стражи, чтобы хоть как–то запутать следы и оторваться, ни к чему не привела: великолепные воины и следопыты быстро находили следы даже на голом камне, и нам оставалось только бежать… Кипевшая в моей душе злость давно сменилась отчаянием: по моим подсчетам, караван с Беатой уже должен был подойти к портовому Эразму, откуда до Империи Алого Топора было шесть дней морем – то есть шансов отбить сестру у меня не осталось. А Учитель понемногу начал сдавать: сказывался возраст и так и не зажившие толком раны, полученные в битве на Последней Тропе… В общем, с каждым часом погони наше положение все больше ухудшалось… Нельзя сказать, что я не пытался что–нибудь сделать: каждое подходящее для засады место я использовал на полную катушку, и в первые два дня погони по одному зарубил семерых монахов и еще троих серьезно ранил. Но особенного результата эта тактика не принесла: пятерки объединились и превратились в десятки, и теперь любая атака на них становилась самоубийственной… В общем, оставалось только бежать… А сил на это оставалось все меньше и меньше…

Но на пятый день ситуация немного изменилась: после очередного заснеженного перевала, пройденного на одной силе воли, Наставник вдруг встрепенулся, и в его походке я почувствовал былую легкость.

– Сынок! Потерпи еще денек, ладно? Если я не ошибаюсь, то мы оказались недалеко от Перевала Темного Эха! Я тут был лет эдак двадцать назад… Если доберемся до Хранителя, то он нам, наверное, поможет! Нам туда! – Он протянул руку в сторону восходящего солнца и запрыгал по камням вниз…

Глава 27

В понедельник у меня испортилось настроение – после лекций я решила заехать домой за вещами, так как носить целую неделю одни и те же джинсы мне порядком надоело. А кроме них, двух кофточек и белья, прихватить из дома в прошлый раз я ничего не догадалась. Олежка, посмотрев на часы, решил, что ехать на метро будет быстрее. В общем, добрались до дому мы довольно быстро, хотя и без особого комфорта: подземка, как всегда, «радовала» спящими в вагонах бомжами, теми, «кто не местный», безумными толпами в переходах между линиями и тому подобными удовольствиями. Но к шести вечера его вызвали на работу, и парень немного торопился.