Текст книги "Пророчество: Пророчество. Враг моего врага. Понять пророка. Аз воздам."

Автор книги: Василий Горъ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 77 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

За следующие пару минут я зачистил оба смежных номера и, удостоверившись, что сюрпризов не ожидается, постучался в шестьсот семнадцатый. Шеф, занятый разговором с двумя бандитского вида кавказцами, вопросительно посмотрел на меня и, по моему выражению лица поняв, что помех не будет, немного обострил разговор… Правый мужчина тут же перешел на ор, а левый тем временем безуспешно давил на невидимую кнопку – его ладонь прижималась к нижней части стола, но без особого толку: шума в коридоре так и не раздалось… Поняв, что с их людьми что–то произошло, кавказцы стали нервничать, что стало сказываться на их акценте и уступчивости… Наконец старший из них вскочил из–за стола, выругался сквозь зубы и буркнул:

– Ладно, да? Твоя взяла! Решион вапрос, паниатна?

Кириллов, проигнорировав рукопожатие, коротко кивнул и, не обращая внимания на бешенство в глазах обоих, молча вышел в коридор…

Весь путь до следующего места назначения, пересев к нему в машину, я пытался вникнуть в план помещения, где на нас ожидалось нападение, и понимал, что количество задействованных шефом бойцов не соответствует серьезности ситуации: он явно рассчитывал на меня. И не скрывал этого – перед самой высадкой из машины он обронил странную фразу: «Я тебе доверяю самое важное, что у меня есть, – мое слово!»…

Во втором офисе дело обошлось без кровопролития – комитет по встрече «дорогого» гостя, состоящий из трех лиц той же самой национальности, радушно проводил нас от машины до накрытого стола на втором этаже особняка и принялся наперебой всячески нахваливать предлагаемое вино…

Шеф пригубил, но не более: дипломатично, но твердо он заставил их подтвердить свое невмешательство в бизнес Кириллова и его людей и признать, что несвоевременный уход из жизни господина Реваза Жвания по кличке Резо Кутаисский – не более чем досадное недоразумение…

Отдав должное национальной стряпне хозяев, шеф довольно быстро засобирался к себе и, несмотря на настоятельные просьбы принимающей стороны, загрузил всю нашу компанию в машины и дал команду трогаться…

А через сорок минут, уже в офисе, оставшись в кабинете со мной и Приходько, неожиданно вытащил из ящика стола конверт и протянул его мне:

– Здесь ключи и документы на машину. Она твоя. Стоит внизу в гараже. Я вижу, что у самого тебя купить машину не дошли руки… Пришлось позаботиться мне… Я надеюсь, ты не против? И большое тебе спасибо…

– Кстати! – дав возможность высказаться начальству, добавил Приходько. – Тут есть одни курсы экстремального вождения… Ты бы не хотел немного позаниматься? Вот тебе телефон – созвонишься и договоришься! Только не жмись: возьми персональные уроки, и побольше – этого дела много не бывает!

Глава 43

…Новый год отметили в Австрии, в Китцбюэле…Дед, я и Маша встали на лыжи в первый раз, а Евгения, как оказалось, была уже опытной лыжницей: пока мы осваивали синие и зеленые трассы, она лихо летала по красным, вызывая в нас легкое чувство неполноценности… Впрочем, мы не унывали: русскоязычный инструктор, мастер спорта по горным лыжам, возивший нас гуськом по пологой девятой и шестнадцатой трассе, радовался нашим успехам и скоростью, с которой мы осваивали новый для нас навык. Как ни странно, Маша не отставала от нас с Наставником: восемь лет, отданных гимнастике, дали ей неплохую координацию и силу рук и ног… В общем, два дня перед Новым годом и неделю после мы практически не слезали с лыж: поднимались на гору около половины девятого утра, а спускались перед самым закрытием подъемников – около четырех дня… Потом мы часик парились в сауне отеля, ели и слонялись по маленькому, но уютному городку… Или расходились по номерам и радовались обществу друг друга… Дед расцвел: и так великолепно выглядящий для своих пятидесяти пяти, казалось, он скинул с плеч еще десяток – Женя, узнав, сколько ему лет, так нам и не поверила, с пеной у рта доказывая нам, что как дипломированный врач уж сможет определить такую элементарную вещь, как возраст. По ее мнению, Мериону было что–то около сорока пяти – сорока семи… Собственно, он и не спорил: ему было хорошо. Так хорошо, что он даже умудрился пару раз задвинуть тренировки, случаев чего я вообще не помню. Но я его понимал: я сам никак не мог насладиться обществом Маши и тоже не скрывал своего счастья…

Идиллия продолжалась почти до самого отлета, а четвертого января позвонил Кормухин и попросил как можно быстрее нарисоваться в Москве: у него нарисовалась срочная работа по моему профилю… Откровенно говоря, улетать не хотелось – на два оставшихся до отлета дня у меня были грандиозные планы, но работа есть работа, и я, попрощавшись с Дедом и Евгенией и пообещав Маше возместить недополученную ею ласку в Москве, с камнем на сердце уехал в Зальцбург, откуда рассчитывал улететь первым же рейсом…

В Домодедово меня встречали: Володька Щепкин по кличке Глаз заехал прямо на летное поле и ждал меня около трапа в компании с Лехой Ребровым. Оба парня давно простили мне мою «прописку» и за два предыдущих выезда прониклись ко мне уважением: Глаз, например, даже доверил мне свою снайперку, дотронуться до которой не позволялось никому и никогда. Он же учил меня стрелять – лучше него в Конторе стрелять не умел никто… Костян же доставал меня почти каждый день по другому поводу: он никак не мог понять, как мне удается реагировать на любой его удар, и требовал, чтобы я улучшил ему реакцию… Я отшучивался и изредка подкидывал ему для отработки какие–нибудь несложные для меня, но практически запредельные для его уровня растяжки и физические кондиции движения… Он безумно радовался каждому своему успеху и носился за мной практически целыми днями…

…Уступив мне переднее сиденье, Леха перебрался на заднее и расстроено ввел меня в курс дела: полутренировочный–полубоевой выход в Южную Африку группы из двух новичков и двух инструкторов обернулся бедой: один человек убит, один – тяжело ранен и вместе с двумя другими находится в плену у какого–то местного племени… Одна теоретически несложная операция по спасению ребят уже провалилась: тройка хорошо подготовленных спецов канула в джунглях практически бесследно, и начальство писает кипятком – потерять семерых бойцов за неделю, по его мнению, это чересчур!

Тем временем тонированный джип летел в город, игнорируя все возможные правила и знаки – Вовка торопился, зная, что попасть под горячую руку начальства – чревато боком… Менее чем через двадцать пять минут машина влетела в неприметный гараж возле многоквартирного жилого дома, дождалась, пока закроются автоматические ворота, изнутри выглядящие вполне обыкновенными, и, сдвинув командой с пульта в сторону стену впереди, снова тронул машину с места. Еще три минуты езды по подземному тоннелю, и цель нашего путешествия – очередной Объект – была достигнута…

Кормухина в кабинете не оказалось: вместо него всей подготовкой к вылету распоряжался майор Гришанин, вместо приветствия отправивший нас собираться… На этот раз автомат и «Стечкин» я брал без особого внутреннего сопротивления: кое–чему Глаз меня уже научил, а оказаться в джунглях без всякого оружия было не самой приятной перспективой… Частью сознания слушая ужастики о выживании в тропических лесах в исполнении то одного, то другого бойца, я грустно размышлял, что здорово было бы прихватить с собой что–нибудь из своего любимого оружия, например Черные Клинки… И, понимая всю бесплодность таких мечтаний, аккуратно распихивал по рюкзаку пачки с патронами, взрывчатку, специальную плащ–палатку, репелленты, аптечку и тому подобную ерунду… Потом возле нас нарисовался Гришанин и раздал каждому французские паспорта, деньги, туристические ваучеры на проживание в отелях и еще кучу каких–то бумаг. Не дав нам толком ознакомиться со всем вышеперечисленным, он поволок нас к «таблеткам» делать обязательные в таких случаях прививки… На ходу поинтересовавшись у меня, владею ли я европейскими языками, и услышав положительный ответ, он облегченно вздохнул и еще взвинтил темп передвижения по объекту…

Следующим пунктом программы подготовки был небольшой брифинг, где нам вбили в голову основную задачу рейда: вытащить наших ребят, по возможности живыми, и две сопутствующие – выяснить судьбу спасательной группы и разобраться с причинами провала и той и другой операции… Потом мы немного поштудировали карты, проработали пути отхода из района боевых действий, запомнили места встреч с местными проводниками, способными вывезти нас из страны, и еще кучу всяких полезных мелочей… А потом нас загрузили в черный «Юкон» и в сопровождении милицейского «Форда» проводили в Жуковский…

…Выброска началась с сильного тычка в бок: слабо освещенный салон «ИЛ–76» мелко вибрировал, и шум двигателей заглушил от меня, находящегося в состоянии полудремы, звук шагов борттехника.

– Подъем! Кто у вас тут старший? Выброска через десять минут! Высота – шесть километров!

Пихнув спящего рядом Глаза, – получив недавно капитана, он всю дорогу в аэропорт гордился тем, что в этом рейде назначен старшим группы, а значит, должен был спать меньше всех, я передал ему слова летчика и встал, затягивая ножные и грудной обхваты парашюта… Несмотря на то что за последние два месяца, сначала по настоятельной просьбе Кормухина, а после первых двадцати прыжков – и в удовольствие, я уже больше двух сотен раз «выходил» из самолета, я все еще волновался каждый раз, когда оказывался в самолете… Но особенно понапрягаться мне не дали: Костян, он же лейтенант Ребров, быстренько проверил мое «крыло» и ободряюще хлопнул меня по плечу… В это время погас свет и началась разгерметизация салона. Я натянул на глаза прибор ночного видения, застегнул верхнюю пуговицу камуфляжа и проверил, как заправлены отвороты воротника – получать сотни маленьких, но не особенно приятных ударов по шее и подбородку во время свободного падения мне хотелось не очень… Потом, взяв Володю за ножной обхват и почувствовав руку Костяна на своем, я мысленно вознес короткую мольбу Создателю. Тем временем рампа опустилась до горизонтали, рявкнула сирена, я сделал шаг и, подхваченный струей воздуха, вырывающегося из–под фюзеляжа, почувствовал, как екает в животе…

Колбасило так, что мне чуть не оторвало руку: выброска с «ИЛа» оказалась не чета четыреста десятой «Элке» или «Ми–8», с которых я прыгал до этого, во время ноябрьских тренировочных сборов в Ступино! Всему виной была скорость десантирования – примерно от 140 километров в час у «Ан–2» до 350 400 у этого летающего гробика! В общем, первые секунд тридцать мы особенно и не пытались «лечь» на воздух: пока падала скорость, все трое, поджав колени, изображали из себя единый плотно упакованный кокон… И лишь когда наше падение достаточно замедлилось, «улеглись» на набегающий снизу поток трехлучевой звездой… Косясь на запястье левой руки, на котором ярко фосфоресцировала стрелка «высотника», я с нетерпением ждал, когда Глаз даст команду «разбегаться»…

…На шестистах метрах мы уже «висели» – построившись лесенкой, наши «Арбалеты» бесшумно скользили над тропическим лесом, следуя за куполом Щепкина: говорят, у него был нюх на площадки, пригодные для ночного приземления…

Как оказалось, говорили не зря: купола вышли на место, напрочь лишенное деревьев – под нами было русло достаточно полноводной речки… Пришлось отцепляться метрах в пяти над поверхностью, чтобы не возиться потом в воде с обязательно накрывшим с головой парашютом… Мне повезло больше всех: уйдя в воду, я почти сразу же уткнулся ногами в каменистое дно и уже через минуту был на берегу… А Леху и Вовку немного протащило по течению, но, к моему удивлению, плавали они, даже с тяжелыми, тридцатикилограммовыми рюкзаками, как рыбы! Но особенно восторгаться времени не было – через сорок минут должно было начать светать, и, утопив ненужные более подвесные системы с куполами, маленький отряд растворился в джунглях Мапуталенда – одного из самых диких и отдаленных районов ЮАР…

…Проблемы начались на вторые сутки марша: сначала я почувствовал отдаленное внимание к нашим персонам, а потом где–то впереди начала скапливаться какая–то угроза… Посетовав на разыгравшуюся интуицию, я удвоил внимание и предложил пропустить меня вперед. Костян и Глаз не возражали: каждый боец, прошедший горнило войны, обычно принимал во внимание даже такую малость, как предчувствие… В общем–то не зря – через полчаса передвижения я заметил первую растяжку…

– Озээмка! – удивился Леха, рассмотрев спрятанный под листьями «сюрприз». Аккуратно перешагнув зеленую леску, натянутую поперек тропы, мы двинулись дальше, чуть понизив темп… Еще через десять минут моя правая нога, коснувшись очередного корня, вдруг ощутила отсутствие опоры и еле успела замереть в воздухе: под ногами оказалась ловчая яма, утыканная по дну заостренными кольями, с примотанными к остриям для гарантии осколками толстого стекла… Пришлось удвоить осторожность… А где–то через час мы почти напоролись на засаду. Вернее, я почувствовал ее метров за двести, но сообщать об этом не стал – было бы странно, если бы я вдруг поднял руку и сказал что–то типа: «Там, впереди, в полукилометре, четыре мужика с оружием! Ждут нас с нетерпением!»… Вместо этого за пятьдесят метров до первого аборигена я подал знак «внимание» и бросил в расщелину пораженного молнией дерева метательный нож… Не дожидаясь, пока он достигнет цели, отправил второй чуть правее, за похожую на узел перепутанную связку лиан и тут же метнулся в сторону: длинное копье с устрашающего размера лезвием вдруг распороло воздух и глухо воткнулось в ствол на уровне моего горла…

Через миг в бой вступили мои напарники: захлопали глушители АПСов и в кустах, откуда и вылетело копье, раздался крик боли… Четвертого и последнего воина достал тоже я – дождавшись, пока из листвы метрах в восьми надо мной покажется конец тоненькой, похожей на трубку палки, я метнул туда вырванное из дерева копье и попал: тело очень смуглого, в одной набедренной повязке воина, хрипящего от боли, рухнуло на землю и, пару раз дернувшись, затихло… Костян и Глаз, совершившие «круг почета» вокруг этого ничем не примечательного поворота тропинки и не обнаружившие более ни одного врага, вернулись обратно и с опаской уставились на трубку в моих руках: маленький шип, вставленный внутрь, судя по запаху, был обильно смазан ядом и, как мне кажется, мог доставить кучу неприятностей тому, кого бы смог оцарапать…

– Положи эту дрянь! – сморщившись, приказал Щепкин. – Она с ядом! Не дай бог, поцарапаешься! Никакая сыворотка не спасет! Вот, блин, попали! У них тут что, война?

– А хер их разберешь! – мрачно буркнул Ребров, перезаряжая ополовиненную обойму пистолета. – Сколько раз был в этой долбанной Африке, никак привыкнуть не могу! Пока не начнут стрелять, хрен кого услышишь…

Тут он удивленно поднял глаза и, не отводя от меня взгляда, изумленно спросил:

– Ты их что, услышал?

– Неа, как всегда, унюхал! – попробовал было отшутиться я, но, увидев, что вопрос в глазах парня не пропал, попробовал объяснить: – Чувствую я опасность! Жопой! Показалось вдруг, что дальше идти нельзя! Я на миг замер, а он пошевелился! Вот я и бросил нож! Второй тоже подставился…

Недоверие в глазах лейтенанта сменила зависть:

– Вот бы мне так!

– Ладно, нет времени трепаться! Если Тсонга вышли на тропу войны, то у нас проблемы! Пилить еще сорок с лишним километров, а доберемся или нет – бабушка надвое сказала… Подбери ножи и в путь! – вмешался Глаз. – Кстати, хорошие были броски! Мастер ставил!

Я согласно кивнул головой, про себя помянув добрым словом Наставника, благодаря которому мог метать все, что угодно, от ножей до монет, практически не промахиваясь даже по движущейся мишени…

К вечеру, переходя небольшую речушку, буйствующую в глубоком ущелье, по подвесному веревочному мостику, мы наткнулись на тело одного из группы спасения: опухший от яда труп был распят на суку здоровенного лесного великана метрах в сорока от опушки леса, прямо напротив моста, словно в предупреждение непрошеным гостям из большого мира…

– Антошка! – выдохнул Володька. – Блин, мы с ним вместе училище заканчивали!

– Сука был конченая, но все равно жаль! – покачал головой Леха и, посмотрев на мое непонимающее лицо, пояснил: – Жадный был до отвращения! За рубль мог удавить и удавиться… Не любил его никто. Но как подрывник был хорош…

– Понятно! – Я отвлекся от разговора и снова просканировал окрестности. Судя по моим ощущениям, засада за мостом никуда не исчезла, а, наоборот, даже пополнилась двумя людьми, один из которых все еще двигался между деревьев, невидимый с нашей стороны, но чем–то здорово озабоченный…

– Мне кажется, в лесу за мостом кто–то есть! – изобразив, что изо всех сил всматриваюсь в гущу леса, прошептал я…

– Из–за деревьев не выходим! – тут же среагировал Глаз и пропал среди зарослей… Тут же в ухе два раза щелкнуло, и раздался его тихий голос: – Кость, прикрой! Я погляжу, что да как…

Минут десять Вова осматривал противоположный край ущелья через мощную оптику своей винтовки, а потом снова вышел на связь:

– Трое – на час, один – на десять часов, еще несколько человек шевелятся на двенадцать часов… До ближайшего перехода четыре часа вниз по течению… Какие будут предложения?

– Сзади подходит группа! – дополнил наблюдения я. – Человек восемь. Идут прямо на нас… До подхода минут десять!

– Прорываться – верная смерть! – хмыкнул Костян. – Назад тоже уходить как–то проблематично… Вправо, судя по карте, открытое место… Разве что ломануться влево?

– А что если я возьму на себя тех, что сзади? – вдруг помимо своей воли высказался я. – Постараюсь нашуметь… те, из–за моста, рванут на помощь… Вы их тут встретите… А?

– Рискованно… – шепнул в ухо Глаз. – Но шанс есть… Давай, Олежка, но не выпендривайся особенно, ладно?

– Окей! – хмыкнул я и, отложив в приметное место автомат и рюкзак, здорово стесняющие движения в этом зеленом аду, неслышно скользнул в переплетение побегов всех цветов и размеров, почему–то называемое лесом…

…Преследователей было семеро. Все те же аборигены на вид, но, в отличие от предыдущих, одеты в камуфляжные брюки, армейские ботинки и вооруженные автоматами Калашникова. Плюгавенький мужичок лет сорока, с куцей козлиной бородкой на покрытом прыщами лице был еще в зеленой бандане на лысом черепе и в темных солнечных очках… К моей радости, у двух замыкающих колонну в ножнах болтались здоровенные, чем–то смахивающие на мои черные клинки, тесаки! Вот с этих двух героев я и начал: материализовавшись за спиной последнего, я одним движением свернул ему голову и, выдернув из ножен тесак, достал им шею идущего впереди второго… Пару раз слегка крутанув оба клинка в руках, чтобы почувствовать их вес и баланс, я взвинтил темп и, издав боевой клич, врубился в ряды совершенно деморализованных диким воплем за спиной аборигенов… Несколько долгих ударов сердца они стояли как вкопанные, а потом начали стрелять… Те, кто стоял на ногах; зарубленные мною уже фонтанировали кровью из обрубков шей и конечностей… В общем, учитывая то, что стволы оружия у приходящих в себя воинов смотрели в противоположную от меня сторону, а для того, чтобы развернуть автомат, не отпуская спускового крючка, нужно довольно много времени, они почти одновременно истошно заорали и попытались убежать. Но неудачно: пуля, вылетевшая из ствола одного из них, перебила большую берцовую кость второго! А через миг до них дотянулся и я…

Немного замедлив скорость восприятия действительности, я стряхнул с обоих тесаков капли крови и, выйдя на связь, доложил:

– У меня все… Что у вас?

Словно мне в ответ, где–то в стороне захлопали выстрелы из снайперки, потом к ним подключился АПС, потом ухнула граната, а чуть позже – еще две… Почти целую минуту в лесу грохотала канонада, а потом настала тишина… Скользя между деревьями обратно к ребятам, я постепенно начал дергаться: по моим расчетам, особых проблем для уничтожения группы противника численностью человек в двадцать у Глаза с Костью возникнуть было не должно, но молчание рации свидетельствовало о противоположном…

…В промежутке между здоровенными листами какой–то помеси дерева и пальмы я разглядел спины двух низкорослых, но довольно здоровых мужичков, споро приматывающих к двухметровому шесту безвольно болтающиеся конечности капитана. Чуть сместившись в сторону, я заметил еще одного, с хеканьем пинающего валяющегося без сознания лейтенанта и корчившего рожи при каждом ударе: прижимая к груди явно простреленную руку, мужчина умудрялся плеваться, материться по–английски и поторапливать двух своих товарищей, выволакивающих на опушку наше оружие и рюкзаки…

Мое появление среди них оказалось несколько неожиданным: два метательных клинка быстренько нашли свои цели; голову одного из специалистов по скоростному связыванию пленных я смахнул правым мачете, а два оставшихся воина с занятыми рюкзаками руками вдруг повалились на колени и, протянув безоружные руки в мою сторону, покорно подставили шеи под удар…

«Сдаются!» – удивился я, но останавливаться не захотел – тащить с собой посторонних было не менее глупо, чем оставлять за спиной живыми… В общем, удостоверившись, что никаких сюрпризов больше не ожидается, я подтащил к себе поближе автомат, на всякий случай снял его с предохранителя, дослал патрон в патронник и приступил к реанимации товарищей…

Первым очнулся Вовка Глаз – растирая покрасневшие глаза и тряся в ухе пальцем, он, явно не слыша самого себя, попытался объяснить мне причины своего пленения:

– Какая–то хрень типа нашей светозвуковой гранаты… Блин, голова–то как болит… У, суки, слезли со своих деревьев…

А у Лехи оказалась прострелена мякоть правого плеча – кость, судя по всему, не задело, но повязку пришлось наложить, предварительно обработав рану антисептиками и позволив Вовке вколоть ему какую–то дрянь… Потом ребята наглотались таблеток и, подхватив свои рюкзаки и оружие, морщась от боли в голове на каждом шагу, поплелись в сторону моста…

Я шел впереди, прислушиваясь к замершему лесу и мечтал наткнуться на какой–нибудь родничок, чтобы смыть с себя чужую кровь и пот, на смесь которых начала слетаться всякая крылатая дрянь…

Ручей найти не удалось: умываться пришлось под проливным дождем, ни с того ни с сего обрушившимся на нас эдак часа через полтора… Скользя по корням деревьев, я ладонями смывал с лица и одежды бурые потеки, стараясь пройти под каждым здоровенным из листьев, служивших здесь чем–то вроде водостоков…

Заночевали у подножия здоровенного дерева, которое «ботаник» Леха обозвал баобабой. Из–за смешного нароста на коре, чем–то действительно смахивающего на полную женскую грудь. Надув «спины» плащ–палаток и завернувшись в «уголки», мы, по очереди охраняя спящих, более–менее отдохнули и от безумного марша, и от столкновений с врагом. Позавтракав, снова пустились в путь, рассчитывая темп так, чтобы пройти оставшееся расстояние к закату: как планировали аналитики в Москве, нам должно было хватить ночи и для рекогносцировки, и для атаки, и для отхода со спасенными ребятами до точки, где нас должен был ждать джип с проводником…

Как и следовало ожидать, планы остались планами. Все пошло наперекосяк за час до заката: сначала оказалось, что путь, такой ясный и простой на карте, в реальном лесу намного сложнее. За три с небольшим километра до точки назначения мы наткнулись на относительно узкое, но довольно глубокое ущелье, перебраться через которое с тем минимумом оборудования, что мы с собой прихватили, было просто нереально. Скалы оказались покрыты мокрой, по ощущению смахивающей на смазку массой, чем–то средним между мохом и плесенью, и если я смог бы спуститься вниз и даже, наверное, поднялся бы на противоположную стену, то перетащить туда раненого Леху и все наше снаряжение под проливным дождем и без веревки было просто нереально. Пришлось искать дорогу в обход…

Дорога, вернее, еще один подвесной мост, нашлась в двух километрах южнее. Но, как и следовало ожидать, тоже охранялась. И, не в пример предыдущему, намного основательнее. Осмотревший подступы в оптику Глаз даже заинтересованно заметил:

– У них тут что, линия Маннергейма?

Кто такой Маннергейм, я не знал, да и, собственно, мне было на него наплевать: рана Лехи начала воспаляться, и нам следовало торопиться с акцией, чтобы успеть вернуться на большую землю пораньше…

Поэтому, дождавшись, когда стемнеет, мы надели ПНВ и черными тенями бесшумно заскользили через ущелье, стараясь, чтобы осклизлые доски под ногами не издали ни одного звука. В принципе, помогал дождь: шелест струй глушил большинство звуков, но, как оказалось, не запахов: какая–то маленькая собачонка, непонятно что делающая в джунглях, учуяв кого–то из нас, залилась визгливым торжествующим лаем, и именно в тот момент, когда Леха наконец перебрался через пропасть и крался мимо дремлющего часового метрах в сорока от двух палаток, спрятанных в лесу, и небольшого дота с пулеметом…

В общем, задергавшегося часового снял именно для этого и стоящий за его спиной Вовка, но элемент неожиданности был потерян: лагерь заворошился… Пришлось спешно уходить в лес, обрубая увязавшееся преследование… Пять часов беготни по мокрому лесу, пропитанному водой так, что казалось, что мы бродим по болоту, сделали свое дело: прореженные нами преследователи повернули назад, но от места назначения мы удалились порядочно… Да и устали… Кроме того, многострадального Леху укусила какая–то змея, и, обколотый еще и антидотами от всего, что ползает и кусает, он походил на зомби…

По логике, надо было отложить операцию как минимум на сутки, но, учитывая, что враг уже предупрежден, – а иначе как можно было бы расценить ряд вооруженных столкновений, произошедших с небольшой разницей по времени и в направлении на лагерь, где содержали военнопленных? – делать этого было нельзя. Кем–кем, а идиотами местные военные не были точно. Они могли взять и перевезти наших ребят куда–нибудь еще. Или, того хуже, прирезать на месте. Поэтому, посовещавшись с нами, Глаз решил атаковать при свете дня. Вернее, в полумраке, под непрекращающимся ливнем… Мы не возражали: Леха – из–за плохого самочувствия, а я – из–за того, что чувствовал, как над нашими головами сгущались тучи… Следовало спешить, и еще как, иначе шансы выбраться из передряги живыми становились слишком уж призрачными…

…Роли распределили так: Глаз занял самое высокое дерево в округе, стоящее на небольшом холме метрах в четырехстах от лагеря, с которого просматривалось процентов восемьдесят интересующей нас территории. Ребров с автоматом и АПСом расположился в удобной расщелине метрах в сорока от дерева. Единственной его задачей была охрана снайпера с его винтовкой… На всякий случай подстраховавшись, Вова заминировал все подступы и к своему стволу, и к расщелине лейтенанта – учитывая его самочувствие, охранять его было некому… А я, прикрываемый Глазом, собрался навестить пленных… Естественно, один – другого реального варианта нам в голову не пришло.

Потратив около сорока минут на то, чтобы обойти лагерь, и уверенный в том, что снайпер занял оговоренную позицию, которая позволяла видеть прячущегося от меня врага, я трижды щелкнул по микрофону ногтем и начал выдвигаться к опушке…

Сначала мне везло: я умудрился доползти до ближайшей армейской палатки, рассчитанной мест на сорок–пятьдесят, незамеченным и, прошмыгнув под ее пологом, зарезал парочку спящих аборигенов. Потом мне удалось перебраться в соседнюю, оказавшуюся чем–то вроде склада и поэтому пустой, если не считать за людей всякий хлам, валяющийся в ней по всему полу… А потом, аккуратно приподняв полог следующей, я наткнулся на удивленный взгляд лежащего на полу прямо передо мной бойца, видимо, не успевшего уснуть…

Его крик оборвался практически сразу, но и этого обрывка хватило, чтобы всполошить весь лагерь: не прошло и двадцати секунд, как в палатку–склад, в которую мне пришлось вернуться, начали влетать всякие невежи с оружием на изготовку, чтобы проверить, не здесь ли скрывается тот, кто лишил жизни уже трех их соратников… Первое время они влетали поодиночке и, не успев даже крякнуть, укладывались по разные стороны от входа: я старался особенно не захламлять проход, так как это могло в дальнейшем лишить меня свободы маневра… Чуть позже кто–то очень толковый наконец сообразил, что в одну из палаток его люди входят, а вот выходить что–то не собираются… Тогда ко мне разом заскочили сразу трое – ширина двери впустить разом больше не позволяла… В общем, я с ними справился. Но неаккуратно и не слишком быстро: один из них успел что–то проорать своим товарищам снаружи… Я решил, что вот тут–то и начнется ад, но за палаткой раздались крики, потом стоны, и ко мне вместо ожидаемой толпы под полог палатки ворвались всего двое – отдохновение для души и тела…

Глаз стрелял так, что не понимавшие, откуда в них летят пули, воины метались по лагерю, как муравьи, пытаясь скрыться от выстрелов всевидящего снайпера… Однако довольно быстро они определили примерное направление его укрытия, и туда рвануло человек сорок, – Володя, то и дело комментирующий мне результаты своей стрельбы, попросил меня потерпеть без прикрытия – он должен был разобраться с гостями… Вот тут–то мне и пришлось попотеть: озверевшие от ярости аборигены рвались ко мне так, как будто я был для них чем–то вроде меда для медведя. Однако первые минуты три мне удавалось не отступить… А когда весь пол не такой уж и большой палатки оказался усеян окровавленными телами, я вдруг понял, что перестаю успевать: снаружи то и дело щелкали выстрелы, пули рвали тонкую прорезиненную ткань, и мне приходилось работать крайне низко, чтобы успевать падать на пол, чтобы спастись от пуль… Наконец вконец обозленная солдатня приволокла к палатке пулемет и, установив его метрах в двадцати, открыла бешеный огонь… Если бы не своевременная подсказка Глаза, из меня бы сделали решето. А так, свернувшись калачиком в небольшом своевременно обнаруженном подвальчике возле опорного столба, я старался не думать, что было бы с моим телом, окажись оно хоть на секунду на пути этого свинцового дождя!

Когда ствол пулемета перегрелся, стрельбу ненадолго прекратили. В истерзанную, больше похожую на матерчатый дуршлаг палатку осторожно заглянули двое бойцов и тоже умерли: приподнявшись из укрытия, я метнул в них оба своих ножа… Пулемет заработал вновь… Вторая попытка еще одной пары храбрецов заглянуть в практически прозрачную палатку закончилась тем же самым. Но вместо того чтобы прятаться, я вылетел наружу и, не дожидаясь, пока пулеметчик поменяет ленту, рванул в сумасшедшую атаку…