Текст книги "Мальтийский крест"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Великий князь сделал глоток воды из положенного оратору стакана, поправил усы.

Спросил, теперь уже провокационно-ехидно, поскольку уловил, что зал слушает его очень внимательно:

– А в городе? Разве не то ли в городе? Сегодня вы разъедетесь по домам в казённом транспорте и под казённой охраной, которой так боятся наши коллеги социал-демократы. Забывая о том, что единственной защитой демократии является хорошая полиция…

Кирилл спокойно переждал возмущённые крики с левой стороны амфитеатра Таврического дворца и продолжил:

– В итоге, господа депутаты, мы почти безболезненно решим проблему вооружённых асоциальных элементов, и через положенное время, совершенно в стиле учения Дарвина, получим ответ и на сопутствующие вопросы. Не так ли, Лавр Георгиевич? – простёр он руку в сторону сидевшего в кресле председательствующего генерала Корнилова, героя войны и лидера крайне правых.

Генерал встал, как бы с неохотой.

Его сухощавое, с узковатыми азиатскими глазами лицо выражало неизменное спокойствие, с которым он сначала руководил всеми вооружёнными силами России на посту Верховного главнокомандующего, а потом вёл первопоходников через ледяные степи Дона и Кубани.

Поправил у воротника чуть сдвинувшийся с места орден Святого Георгия 2-й степени:

– Господа! Наступил момент, первый за три последних заседания Думы, когда я полностью согласен с докладчиком. Оружие несомненно следует оставить в руках населения (слова «народ» он предпочёл не употреблять). Люди разумны и здравомыслящи. Напрасно стрелять они не будут…

При этом Корнилов довольно странно усмехнулся.

– Мы с вами получим хорошую страну. Меня три года проклинали за предложение ввести смертную казнь на фронте за воинские и тяжёлые уголовные преступления. Не прошло, слава богу, – генерал широко перекрестился, – одним грехом на душе меньше. Мне, как старому солдату, известно – нормальный, умный, пусть и совсем неграмотный человек никогда не употребит имеющееся в его руках оружие во зло! Все, кто служил, – это знают. И всегда использует его на пользу Веры, Царя, Отечества, а одновременно своей семьи, своего хутора! За последствия, могущие проистечь вследствие того, что наши коллеги, – генерал широким жестом указал на ряды социал-демократических фракций – безответственно призывали превратить войну «империалистическую» в войну «гражданскую» и оставили массу оружия в распоряжении не умеющих отвечать даже за сопли в своей ноздре люмпенов (аплодисменты в правой части зала, свист и топот в левой) – я не отвечаю. Хватит того, что мы для вас сделали на фронте.

Лицо Корнилова передёрнул тик, с которым он справился, только прижав руку к щеке. А ведь всего пятьдесят один год человеку.

Лавр Георгиевич молча переждал и приветствия, и обструкцию. Снова заговорил ровным голосом, способным без всякого новомодного микрофона перекрывать плац с выстроенной на нём дивизией. – Так что наша фракция полностью поддерживает законопроект господина Романова. Но без ограничения калибров и систем. Почему наган в кармане иметь можно, а гаубицу 203-мм во дворе – нельзя?

Под смех и аплодисменты зала худощавый генерал, звеня шпорами, покинул сцену и трибуну.

Закон, предложенный гражданином Романовым, прошёл большинством голосов, но с ограничениями. Граждане России получили право (с соответствующей регистрацией в надлежащих органах власти), на владение и ношение любого карманного оружия калибрами не свыше 11,43. Длинноствольного ручного (без ограничения калибра) – с правом владения, но ношения только на охоте и аналогичных обстоятельствах. Автоматического, требующего упора ствола в виде сошек или станка – по особому разрешению и с оговоренными ограничениями. Например, для охраны и самообороны уединённо расположенных сельских поместий и хуторов. Артиллерийского любых калибров – в коллекционных целях, с хранением затвора в специально опечатанном помещении.

Одновременно вводились весьма строгие меры уголовной ответственности за ненадлежащее использование того же оружия. Например, за наличие у совершающего преступление лица незарегистрированного пистолета или револьвера к положенному сроку автоматически добавлялось десять лет каторжных работ. Независимо, использовал он его в преступных целях или нет.

В итоге все сёстры остались довольны. По серьгам, то есть каждой.

Дальнейшее показало, что правы были оба. Государственный порядок в стране значительно укрепился, забот у полиции стало намного меньше, и социал-дарвинизм весьма усилил в стране научные и общегражданские позиции. Кто бы что ни говорил с позиций абстрактного гуманизма, несколько тысяч застреленных из личного гражданского оружия преступников передали уцелевшим последователям бесценный опыт.

«Фраера, получив оружие, стали такими нервными, – заявил на большой сходке один из самых почтенных авторитетов России, – что отныне предлагаю – ничего, кроме фомки, на дело не брать. И применять её только по назначению. А в газетах опубликуем обращение ко всем гражданам Свободной России – ни один деловой с завтрашнего дня не будет носить в кармане даже финки. Все разборки, не касающиеся мирного населения, будут происходить внутри нашего общества. Относительно полиции и иных подобных организаций торжественно заявляем – любой, носящий при себе огнестрелы, к воровскому сообществу не относится, на его поддержку и защиту рассчитывать не может. В чём и подписуемся».

Оттого наступила на земле Российской тишь, гладь и божья благодать. Правда, за пятнадцать прошедших после окончания Гражданской войны лет пара миллионов патронов были выпущены, в цель или в воздух, а уже потом стало тихо.

Отчего бабушка Геня Копелевна так серьёзно отнеслась к пистолету на ноге приезжей девушки? По внешности – классической еврейки, как в книге Соломона описано, по манерам – бандитки, держащей Привоз. Такого удара, которым Кристина вырубила Сёму, старушка, знающая намного больше, чем можно подумать, никогда не видела. А уж пистолет за чулком… И не один, по словам красотки. А её дядя Изя – совершенно трезвый, это старая наводчица тоже поняла, – действительно из Израиля? Почему бы и не оттуда? Молдаванка очень давно жила по старым обычаям – вдруг приходят новые?

Вручённая ей десятка ничего не значила, Геня Копелевна привыкла распоряжаться совсем другими суммами, но это был знак. Люди не хотят ссориться, они хотят договариваться. Значит, так и будет.

Только говорить об этом нужно не с Cёмой, бестолковым выкидышем бесстыжей стервы Мариам – кое с кем поумнее.

Со старым Хаимом Мотлевичем, пожалуй. Самый умный человек на всей Старопортофранковской, семьдесят пять лет уже, а уважают его самые авторитетные воры так же, как сорок лет назад, когда под его рукой состояло три сотни самых отчаянных налётчиков. И Геня, работая с ним, всегда имела что кушать, ни разу в жизни даже ночь не провела в участке, не говоря о таких некрасивых местах, как тюрьма или, избавь боже, каторга.

Хаиму Мотлевичу наверняка будет интересно, что этим людям вдруг понадобилось на его участке.

Глава 9

Чекменёв с Уваровым дождались сообщения – штабс-капитан Окладников вышел на связь точно, минута в минуту. У него всё складывалось по ситуации нормально. К сожалению, один офицер всё же был убит наповал пулей снайпера, ещё четверо получили ранения, но на ногах стоят. С группой прикрытия, занимавшей позиции на бульваре и в Воронцовском переулке, связь в настоящий момент отсутствует. Хотя её бойцы вооружены только пистолетами, какую-то роль они наверняка сыграли, поскольку снайперская стрельба с крыши соседнего здания прекратилась. Попытка штурма с двух направлений отбита с большим расходом боеприпасов, после чего отойти в подвалы удалось беспрепятственно. Реальные потери противника определить не удалось, но ориентировочно – до десяти человек остались лежать без видимых признаков жизни.

Последнее, что было слышно на поверхности, – сирены полицейских машин…

– Входы за собой мы заблокировали надёжно. Без взрывчатки не откроют, – закончил доклад штабс-капитан. – Вы нас не ждите, мы наметили другой маршрут. На старую базу не возвращайтесь, господин полковник. Встретимся на точке А-3. Через час-два, как получится. Мне ещё ребят разместить надо и решить, что с телом поручика Друзина делать…

– Пусть припрячут его там же, где сейчас находятся, а завтра разберёмся, когда порядок наведём, – подсказал генерал. – И пусть продолжают выходить на связь каждые полчаса. Мы – по необходимости…

Идти до «точки А-3», проще – конспиративной квартиры, почти (в том-то и дело, что «почти») наверняка неизвестной загадочному противнику, было не так уж далеко. Считая по поверхности – кварталов пять. Даже раненому Чекменёву, пока действовали препараты, это было по силам. Да и Уваров помогал, принимая на своё плечо большую часть генеральского веса.

Валерий никогда раньше не бывал в Одессе, но за сутки подготовки в Москве успел узнать её не хуже многих старожилов. С помощью того же Окладникова, не так давно служившего в роте разведки Очаковской бригады морской пехоты, а главное – богатых фондов Управления, Валерий и остальные офицеры группы изучили город по крупномасштабному плану и многочисленным фотографиям, кино– и видеозаписям. За многие десятилетия этих материалов накопилось столько, что теперь каждый мог бы смело наниматься в экскурсоводы.

Само по себе задание совсем не требовало столь тщательной подготовки, особенно если подразумевалось, что «печенеги» вправе использовать хоть весь штатный состав жандармского управления и городской полиции. Но Уваров был тёртый калач и с первых дней службы постиг истину – планы начальства и реальная обстановка совпадают очень редко. Что блестяще подтвердилось и в Варшаве, и в Москве. Значит, всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.

То же касалось и собственно катакомб, по которым они сейчас с Чекменёвым пробирались.

Получив задание, Валерий немедленно разыскал своего верного спутника в рейде по варшавским каналам, опытнейшего диггера Тимофея Ресовского[59]59
  См. романы «Бремя живых», «Дальше фронта».


[Закрыть]. Прапорщик запаса сразу же после завершения операций на Висле получил свой «Владимир с мечами» и немедленно подал прошение об отставке[60]60
  В старой Российской армии прапорщики запаса в следующий чин не производились и увольнялись в запас или отставку по миновании в них надобности. В мирное время не служили.


[Закрыть].

Посидели, как положено, вспомнили «былые походы», после чего Уваров изложил свою просьбу.

– Надо же, – удивился Тимофей. – А мы ведь с тобой, когда по колено в дерьме бродили, говорили за катакомбы. Я ещё сказал, что там куда лучше, чем здесь. Теперь тебя, значит, туда несёт. Зачем, почему – не спрашиваю. Сделаем, конечно. Завтра к вечеру – устроит?

Уваров ответил, что – вполне. И нужны ему именно городские ходы-выходы, Нерубаевские едва ли потребуются.

– По адресу ты обратился. Едва ли у кого в Москве подробнее схемы найдутся. Я как раз городскими и занимался. Кстати, есть в Одессе ещё несколько специалистов, но они едва ли лучшими материалами располагают. Я тебе адреса дам, на всякий случай, если помощь потребуется. Надёжные ребята. За три года, что я там не был, может, что и изменилось… Созвонюсь с ними сегодня, уточню…

В ходе подробного инструктажа Ресовский, полжизни посвятивший исследованиям не обычных природных пещер, как «нормальные» спелеологи, а всевозможных рукотворных подземных сооружений, кроме общего плана катакомб, составленного бог знает когда на основании исторических документов и ещё довоенных исследований, передал Валерию копии собственных маршрутов. Они-то и были самыми нужными. Там Тимофей указал штреки, ставшие непроходимыми вследствие естественных причин, проходы, перекрытые искусственно, а также и до сих пор находящиеся в рабочем состоянии.

– Обрати внимание – синим выделены те, что, так сказать, общедоступны. А красным – это мы сами «реанимировали». Где старые замки посрезали, и на их место новые повесили, где кладку аккуратно разобрали, потом привели в почти исходное состояние. Вот таблица условных обозначений…

В таблице содержалось несколько десятков цифровых и буквенных знаков, а также ключи к расшифровке их различных комбинаций…

– И для чего вы всем этим занимались? – искренне удивился Уваров, рассматривая схемы. Читать об одесских катакомбах ему приходилось, он знал, что их общая длина составляет сотни километров, а по запутанности они превосходят, пожалуй, все искусственные лабиринты Земли, вместе взятые. Но знать – одно, а видеть план – совсем другое.

– Ну, исследовать, это я понимаю, а остальное зачем? Не воевать же, на самом деле, вы там собирались?

– Как бы тебе подоступнее объяснить? – усмехнулся Ресовский. – Это у нас, у диггеров, такой бзик, если угодно. Хобби. Вот в этом виде, – он обвёл пальцем заштрихованное синим, – мы имеем разорванную систему, не представляющую никакой художественной ценности. Как не имеет её антикварная книга с вырванными страницами. А вот так, – указал он на весь лист, где синие пятна соединялись друг с другом красными перемычками, – связность восстановлена, пусть пока и не в полном объёме. Получилась единая конструкция с собственными имманентными свойствами, её можно достраивать в любую сторону, в идеале до исходного состояния и дальше…

– Кому это нужно, а главное – кто это видит? – к случаю процитировал Валерий старый анекдот про еврея и пасхальные яйца.

– Некоторые коллекционеры держат свои сокровища в бронированных комнатах, никогда и нигде их не демонстрируя. А в нашем случае, тебе это уже потребовалось. И не только тебе, возможно. Никто не знает, что будет завтра…

Вот теперь и выяснилось, что не зря Валерий разбирался в подготовленных Ресовским планах, запоминая наизусть могущие пригодиться маршруты и ориентиры.

Большинство известных выходов из магистральных штреков в подвалы многоэтажных домов и водосточные коллекторы были перекрыты наглухо стальными щитами или заложены камнем давным-давно, ещё в первые после Гражданской войны годы в целях безопасности и общественного порядка. После чего городские власти полностью забыли об этой проблеме. Нет, кто-то наверняка помнил, потому что для некоторых хозяйственных целей разветвлённая сеть штолен, штреков, связывающих их проходов и лазов, бесчисленных тупиков всё же использовалась. Домовладельцами – для расширения принадлежащей им территории под склады, винные погреба и тому подобное, связистами и электриками – для прокладки местных, не всегда законных коммуникаций. Ну и всевозможными специфическими группами лиц, имеющими отношение к закону, как с той, так и с другой стороны.

Поэтому простых обывателей здравый смысл предостерегал от проникновения под землю дальше, чем на несколько метров от действующих входов. Леденящие душу легенды о катакомбах, никогда не исчезавшие из городского фольклора, имели очень незначительное отношение к действительности, но случиться там с опрометчивым «спелеологом» могло всякое.

С Чекменёвым и Уваровым, впрочем, там не случилось больше ничего сверх того, что уже произошло, но и этого на сегодня было достаточно.

Валерий, чувствуя себя достаточно раскованно (насколько так можно выразиться применительно к данным обстоятельствам), пытался даже слегка иронизировать над начальником.

– Всё ж таки народные поговорки пригодны на любой случай жизни, – философически начал он.

– Это ты к чему?

– Ну, как же. Сказано ведь: «Кому суждено быть повешенным…» Вот и со мной так. Решили вы меня напрочь от большой политики изолировать, к ведомостям на штаны и портянки приставить, а оно вон как обернулось. Дальше уж некуда. Небось в роли министра иностранных дел и то бы дальше от неё оказался…

Чекменёв мрачно засопел носом. Может, камешек под раненую ногу подвернулся, и боль его пронзила. А может, и нет.

– Я и сам, не поверишь, всё время об этом думаю. Куда ни сунься – обязательно ты подвернёшься. Сидел бы, наверное, в своём Термезе, о четвёртой звёздочке мечтал – всем бы лучше было. Слушай, давай присядем, ещё перекурим.

– Что, плохо?

– Нет, терпимо, просто ниже колена всё как деревянное. И подташнивает.

– Может, химия так на вас действует, а может – ещё и контузия имеет место. Здорово бахнуло, как живы остались – сам удивляюсь.

Сели на подходящий выступ в стене, достали сигареты.

– Если бы твои девки Ибрагима не утащили, лучше бы сейчас было или хуже? – задал вполне риторический вопрос Игорь Викторович.

– Сие, увы, за пределами «круга наших понятий», – ответил словами Козьмы Пруткова подполковник. – В тот момент никто не знал, что через минуту будет. С этой позиции увод главного фигуранта – решение несомненно правильное. А вот если мы до места доберёмся благополучно, то есть живыми, можно будет и задуматься. Под рукой его, конечно, иметь предпочтительнее.

– Дай-ка ещё твою фляжку… Не думай, со мной всё в порядке, просто мозги прочистить надо. И расскажи мне про этих девчат в подробностях. Нам сейчас спешить особо некуда. Если последняя наша позиция врагу известна, пусть её накроют лучше без нас, чем с нами.

– Здраво, – согласился Уваров. – Одного я в толк не возьму – с какой стороны у нас такая мощная протечка образовалась. По всем канонам мы чётко всё обеспечили. И режим секретности, и прикрытие…

– Никакой загадки, – Чекменёв протянул товарищу фляжку. – Уж это я со всех сторон обмозговал. Что там со стороны Катранджи сконструировалось – ему и разбираться. У него контрразведка помощнее нашей будет, поскольку работает во всемирном масштабе, давно и в основном не за жалованье и звёздочки, а под страхом смерти и за очень большие деньги.

– Знаем, слышали, – усмехнулся Валерий, – а сегодня даже и видели…

– Не гоношись. На войне всякое бывает. И два снаряда в ту же воронку попадают, и даже три, как сегодня. Война к научным теориям отношения не имеет. Сто раз имел возможность убедиться.

– Я тоже, – согласился Уваров. – Одна Берендеевка чего стоит! Учёным там точно делать нечего…

– Смотря каким учёным, – возразил генерал, которому три глотка виски помогли лучше, чем штатные противошоковые средства. – Маштакова взять, и дружков неразлучных, Ляхова с Бубновым. Так давай «за баб» лучше. Кто такие, откуда взялись, почему вводил в операцию, меня не предупредив?

– Вы лучше предыдущую фразу закончите, Игорь Викторович, раз начали. Глядишь, половина вопросов отпадёт автоматически…

Ох, не в том сейчас состоянии и положении был Чекменёв, чтобы поставить по стойке «смирно» зарвавшегося мальчишку, за год проскочившего от поручика до подполковника и чересчур о себе возомнившего. А стоило бы. Но, как сказано, не то состояние и не тот момент. И он ведь снова прав, как это ни поперёк горла.

– Да, я закончу. С нашей стороны все концы сходятся в губернское жандармское управление. Начальник там новый, недавно нами поставленный, в его адрес подозрений никаких…

– Если только его не перекупили сразу по прибытии. Бывали случаи.

– Я сказал – исключено! – жёстко повторил Чекменёв, ибо генерал-майор Закатов был утверждён в должности после полной проверки на верископе и предателем, тем более – по финансовым мотивам, не мог быть в принципе. Но Уварову знать это ни к чему. Несмотря на то что сам он такой же «питомец» программы.

– А вот его заместители, начальники охранных отделений – те да. И куплены могут быть, и «за идею» против нас работать. Уцелеем – каждого, кто хоть какое понятие о нашем деле имел, наизнанку вывернем. Давай про девочек.

– Долго будет. Предлагаю всё же продолжить движение. Не может быть, чтобы и эта явка была провалена. Ну не может, и всё. Чем хотите поручусь…

– Тогда пошли. – Генералу сейчас больше всего хотелось оказаться в надёжной квартире, заняться своей раной всерьёз, а потом просто полежать. Здесь ему долго изображать крепость тела и духа не удастся. Зацепило его сильнее, чем поначалу показалось. И контузия точно есть: тошнит, и звон в ушах не проходит.

Через несколько десятков шагов они очутились в довольно обширном зале, своеобразном коммуникационном узле, в котором сходилось до десятка штреков, и высоких, двухметровых, и таких, что идти по ним можно, только согнувшись в три погибели. Здесь в своё время обнаружился мощный пласт известняка, и его начали пилить во всех направлениях. Потому что всего в полусотне метров по горизонтали и на двадцать – по вертикали начиналось строительство целой улицы многоэтажных домов. Выгода от столь близкого расположения объектов и источника стройматериала была очевидна, совсем не то что возить камень на телегах за несколько вёрст. Вот и потрудились во второй половине позапрошлого века камнерезы под самым центром города, как жуки-древоточцы в корабельной обшивке.

Уваров сверился с планом. Всё верно. Из этого коридора они вышли, три следующих, против часовой стрелки, им не нужны, по крайней мере – сейчас. А вот четвёртый – то самое. И рунический значок над правым верхним углом проёма имеется.

– Сюда, Игорь Викторович…

Пыль на полу лежала двухсантиметровым слоем. И никаких на ней следов. Явно, что после Ресовского иных посетителей здесь не бывало лет пять, а то и больше.

Стены сочились водяными каплями, из которых по прошествии положенного времени образуются сталактиты и сталагмиты.

Потолок резко начал понижаться, и последние двадцать метров они уже ползли на коленях. Чекменёв тащил за собой совсем онемевшую ногу и временами постанывал, против воли. Если Валерий ошибся, обратно выбираться сил едва ли хватит. Да нет, конечно, хватит! На сколько нужно, настолько и хватит, но уж как не хочется!

Наконец уперлись в глухую стенку. Отчего-то рабочие дальше не пошли. Видно, заказ выполнили.

– Теперь ещё одно, последнее усилье… – сказал Уваров, доставая несолидный на вид, но необычайных качеств нож. – А вы пока отдохните. Тут ещё пара глотков, – протянул он генералу фляжку, – и покурите…

То, что на расстоянии вытянутой руки казалось каменным монолитом, оказалось всего лишь густым слоем смешанной со щебёнкой краски. Под ним – квадратная дверца из толстого дерева, удерживаемая ржавым засовом, даже без замка.

– Вот и всё. Двинулись…

Дальше штрек снова начал повышаться, вскоре идти можно было, лишь слегка пригибаясь.

– Не понимаю смысла, – говорил, чтобы отвлечься, Чекменёв. – Ерунда какая-то. Что за рельеф?

– Да кто же его знает, чем они тогда руководствовались? Скорее всего, просто – случайная стыковка. Долбили с двух сторон, сошлись, ну и всё. Маркшейдеров толковых не хватало. Дальше ни тем, ни другим делать нечего, пошли новые горизонты осваивать…

Последние мучительные десять минут, и Уваров, отперев полученным от приятеля Ресовского ключом железную, крашенную суриком дверь, сообщил Чекменёву, что всё, пришли.

– Вы тут подождите, я выгляну и вернусь…

Валерий не напрасно говорил, что ручается за эту явку головой. Он получил у Ресовского адрес его коллеги по диггерскому цеху, и Тимофей заверил подполковника, что тот – человек абсолютно надёжный, отважный и аполитичный. К реставрации монархии, впрочем, отнёсшийся положительно.

– Но это совершенно неважно. Для Льва ты просто мой боевой товарищ, и ничего более. Всё, что от него зависит, он сделает. Если это, конечно, не будет слишком далеко выходить за рамки закона.

– Ни в коей мере. Мы сами представляем Закон в его дистиллированном виде. Буквы – в осадке, а у нас – исключительно дух…

Лев Борисович, мужчина лет сорока, внешним обликом неуловимо напоминающий самого Ресовского – такой же сухощавый, подтянутый, с умным и проницательным взглядом (род занятий отпечаток накладывает), и предоставил Валерию во временное пользование принадлежащую ему, но по какой-то причине сейчас пустующую квартиру.

– Тёма мне сообщил о вашем интересе к катакомбам. Так вы будете смеяться, но в подвалах моего дома есть в них проход. И я стопроцентно гарантирую, что едва ли о нём знает кто-нибудь, за исключением моего отца и Тимофея, само собой. Давайте спустимся, я покажу.

– Не боитесь расширять круг посвящённых? – спросил Валерий, пока они спускались с четвёртого этажа.

– А чего тут бояться, я фальшивые червонцы не штампую. Вы, скорее всего, тоже не собираетесь. Как вы под и над Варшавой ползали, мне Тимофей рассказал. Ну а что вам сейчас у нас потребовалось – не моё дело.

Действительно, найти вход в катакомбы с этой стороны посторонним нельзя было даже случайно. Сводчатое подвальное помещение было разгорожено кирпичными стенками на восемь отделений, по числу квартир в подъезде.

– Там, – указал Лев Борисович на противоположную стену, – во втором дворе находятся винные склады фирмы «Золотой колокол» с магазином. А здесь – просто наши погреба. Раньше люди соленья в бочках и прочий припас хранили, а сейчас – всякий хлам по преимуществу.

Он отпер дверь с крупно написанным номером своей квартиры. Включил довольно яркую лампочку. Действительно, хлама здесь хватало. Старая мебель, отчего-то не выброшенная, а словно ждущая возвращения к новой жизни, два велосипеда, ящики и коробки с неизвестным содержимым. Напротив двери к стене прислонено большое трюмо в облезлой, некогда позолоченной раме, без подставки.

– Как в каморке Папы Карло, – хозяин отодвинул зеркало, за ним Уваров увидел ещё одну дверь, железную.

– А вот и золотой ключик, – он достал из кармана ключ, массивный, вроде сейфового, с двумя бородками сложной конфигурации.

– Передаю во временное пользование. Вернёте по миновании надобности.

– Надеюсь, её и не возникнет. Это ведь просто на всякий случай, для подстраховки… Мне интереснее другое – отчего вдруг так совпало, что именно у вас, специалиста и друга моего друга, в собственности оказалась эта дверка? Шанс ведь – один на миллион, если не меньше.

– Смотря с какой стороны смотреть. Именно потому, что она оказалась в нашем подвале, а не чьём-нибудь другом, я и стал исследователем. Занявшись этим делом, неизбежным образом познакомился с Тимофеем и ещё сотней единомышленников. Так что вся случайность заключается в том, что вы по службе встретились с Ресовским. Всё остальное – закономерности.

Несмотря на дурноту и с регулярностью морских волн накатывающееся желание немедленно потерять сознание, Чекменёв, с готовым к последнему бою автоматом на коленях, заставлял себя думать. Тревога за судьбу Катранджи на время отступила. В конце концов, город не захвачен оккупационной армией, и если дерзкий, самоубийственный налёт на гостиницу был отбит, теперь уже налётчикам приходится прятаться по схронам и явочным квартирам, ожидая, когда на них обрушится вся карающая мощь российских спецслужб, а при необходимости – и армии.

То, что цель операции заключалась в попытке пленения, и только в самом крайнем случае – ликвидации его и Ибрагима, генерал не сомневался. Убивать их просто так, во-первых, не было никакого военного и политического смысла, во-вторых – не составило бы ни малейшего труда любому из снайперов, стрелявших по окнам «Потёмкина». Что в самой гостинице, что ещё раньше, на бульваре.

Интерес у Игоря Викторовича вызывали загадочные девицы. То, что в отрядах «Печенег» числилось немало женщин, он знал с самого начала создания этой службы, но они там всегда числились на вторых и третьих ролях – аналитики, технические специалисты, не очень часто – агенты под прикрытием.

Боевиков передовой линии среди них не было никогда. По причине бессмысленности использования физически слабых существ там, где вполне справляются для того рождённые и на то обученные мужчины.

Женская рота штурмгвардии – нонсенс, если даже найдётся сотня подходящих баб, способных драться хоть оглоблей.

А тут Чекменёв столкнулся с непонятностью, чего зверски не любил, при том, что вся его служба в основном из разного рода непонятностей и состояла.

Уваров сказал, что подготовка у девушек «не наша». Тогда чья? Мысль о том, что они появились из врангелевской реальности тысяча девятьсот двадцать пятого года, Валерий опроверг. В боковом времени ничего подобного быть не может по определению. Значит, что? Значит, есть и ещё реальности, одна или много, где люди говорят по-русски, считают себя нашими друзьями-союзниками (а так ли это?) и с детских лет готовят своих женщин к карьере профессиональных бойцов-диверсантов. Матриархат у них там, что ли, или просто мужиков катастрофически не хватает.

Чекменёв встряхнул над ухом фляжку. Пусто. Очень жаль. Сейчас ничто так не поддержало бы его утекающие, как кровь из пробитой артерии, силы лучше доброго глотка.

Застучали подошвы по лестнице, и наконец появился Уваров. С явно читаемой на лице тревогой за старшего товарища подхватил генерала за поясницу, перебросил его руку через плечо, на второе повесил автомат.

– Пошли, Игорь Викторович, всё чисто…

Квартира была просторная, четырёхкомнатная, старинной планировки, с длинным коридором на всю длину и попарно смежными комнатами с обеих его сторон. Толщина стен и входной двери создавали ощущение безопасности, достаточно иллюзорное, конечно, и тем не менее.

По всему чувствовалось, что постоянно не жили здесь довольно давно, однако порядок был образцовый. Холостяцкий. Всё необходимое, и ничего лишнего. Очень удобно иметь такое пристанище, для научных трудов, встреч с друзьями – новые экспедиции планировать или в преферанс поиграть без помех, да и даму, в случае чего, есть куда пригласить.

Уваров ещё раз, при нормальном освещении и в соответствующих требованиям санитарии условиях осмотрел, обработал, чем нашлось в домашней аптечке и заново перевязал рану Чекменёва.

– Пока ничего угрожающего. Кость повреждена, никуда не денешься, но не сильно. Главное – не перебита. Нам бы теперь до утра отсидеться, Ибрагима с девочками разыскать, а потом и в госпиталь можно. В Москву доложим, штурмовой батальон и два полных отряда «печенегов» на самолётах вызовем, вас эвакуируем и начнём зачистку по полной…

– Отставить. Пока Ибрагима не найдём – никаких докладов. Занимайся, работай. А со мной ничего не случится. Хоть сутки, хоть двое… И где там твой Окладников? Время связи прошло. Вызывай его сам.

– Как прикажете…

В этот момент едва слышно, чтобы не привлекать внимания, если вызываемый сейчас находится в людном месте, в кармане пискнул зуммер переговорника.

– Вот и он.

Штабс-капитан, теперь уже не спеша, без азарта и лёгкой взвинченности, свойственных любому нормальному человеку под огнём, доложил, что группа без новых потерь вышла к основной базе. Двух человек он послал на разведку. Если там спокойно, разместятся, приведут себя в порядок и можно будет встретиться, обсудить обстановку.

– Чего срок связи пропустил? – строго спросил Уваров.

– Не пропускал. Такая хреновина, командир – волна не проходила. Раз пять вызывал – глухо. Потом прошли с километр – появилась. Вы ответили.

– Интересно. Место засёк?

– А как же. Доживём – поверху посмотрим. Самому интересно…

Уварова царапнула мысль – не здесь ли разгадка всего случившегося? Если есть поблизости место, где сигнал якобы абсолютно защищённого передатчика не проходит, не там ли он и ловится? Связистом Валерий не был, но в таких вещах соображал интуитивно. Почему и живой до сих, в чинах и в крестах. Любую непонятность следует трактовать прежде всего с точки зрения – какую следует от неё ждать опасность. И как противодействовать, соответственно. Обойдётся – хорошо, тогда и об иных вариантах подумать можно, бесполезных знаний не бывает.