Текст книги "Мальтийский крест"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Вот и сейчас: глядишь, удастся из дичи превратиться в преследователя. И много сложных вопросов, которыми сейчас задаётся Чекменёв и грузит его, могут стать одним простым ответом.

Эта мысль заняла секунду, Окладников даже паузы не заметил. Тем более на его стороне послышался невнятный шум, обрывки фраз. Отдалённые. Аппарат отключился, но почти сразу, не успел Валерий подумать о нехорошем, заработал снова.

Теперь голос штабс-капитана звучал радостно:

– Всё, командир. Разведка вернулась. Никого. В радиусе прилегающих кварталов ни малейшего шевеления. Поднимаемся. Через пять минут доложу.

Доложил, как и обещал, Уваров только папиросу успел докурить.

– Мы на месте. Всё нормально. Сейчас умоюсь, переоденусь, выйду в город. Где встретимся?

Не глядя на карту, Валерий назвал место. Идеально подходящее, и в смысле пешеходной досягаемости, и практической безопасности как для наблюдения за подходами, так и для активной обороны, если придётся. Но теперь Уваров не опасался вредных неожиданностей. Та же интуиция подсказывала – враг выдохся. Не было у него столько сил и решимости, чтобы продолжать самоубийственную акцию. На одну отчаянную вспышку хватило, а дальше вступают в дело совсем другие факторы. Как написано в учебниках стратегии – «постоянно действующие».

Но с этим не ему разбираться.

– «Форма раз» – устраивает? – спросил Окладников.

– Самое лучшее, – согласился Уваров.

У него в чемодане имелся комплект повседневной формы армейского подполковника. Если чужие филёры не знают его в лицо – внимания не обратят, смотрят сейчас совсем за другими фигурантами.

Чекменёв, отказавшийся от очередного шприца с морфием, выпил целый стакан коньяка, закусил двумя сырыми яйцами и, лёжа в чистой постели, как и положено раненому, попавшему в госпиталь, начинал придрёмывать.

Валерий совсем коротко доложил о разговоре с Окладниковым и сказал, что на пару часов его покинет. Повезёт, так и Ибрагима сюда доставит.

– Вот тут, под рукой, я вам автомат кладу. На всякий случай. И включите переговорник на постоянную связь. А вообще – отдыхайте спокойно. Считаю – варианты кончились.

– Я тоже так считаю, – согласился генерал, мечтающий только об одном: чтобы сейчас его не трогали. Имеет же он право обыкновенным образом поспать, пока снова болеть не начало…

С Окладниковым Уваров встретился в летнем кафе неподалёку от цирка Чинизелли. Посередине сквера, от которого до трамвайной петли и двух параллельных улиц, Садовой и Коблевской – пятьдесят метров совершенно открытого пространства. Английский газон и редкие кусты жасмина, за которыми никак не спрячешься.

Штабс-капитан появился пятью минутами позже, тоже в форме, своей родной, морской пехоты. С капитанскими погонами. Маскировка – лучше не надо. Никакой комендантский патруль к нему не подойдёт (известное дело), а если вдруг кто из своих, очаковских офицеров по редкостной случайности встретится, так все бывшие сослуживцы знают, что ушёл он на Балтфлот с повышением, и ничего странного нет, что, находясь в отпуске, по личным делам приехал.

Два сопровождающих офицера в штатском заняли позиции с разных сторон сквера, в зоне прямой видимости.

– Как на твой взгляд, командир, здорово нас подставили? – спросил Окладников после того, как, не отрываясь, вытянул кружку пива. Пересохло горло у человека от порохового дыма и катакомбной пыли.

– Не горячись, Глеб, – ответил Уваров, сделав три мелких глотка. – Кто кого и как подставил – вопрос второй. Можно ведь и иначе сказать. Судят не по дебюту, а по эндшпилю…

– Уже эндшпиль? – удивился штабс-капитан.

– Если получится – он самый. Сейчас съездим на Молдаванку – и финита.

– С нашим удовольствием. Такси возьмём?

– Возьмём, – кивнул Уваров. – Мы одно, ребята второе. И пусть держатся вплотную. Стрельбы не ожидаю – чистая психология.

Окладников, не прибегая к техническим средствам, показал офицерам жестами, что от них требуется.

Уваров, продолжая играть выбранную роль, бросил на стол десятку, что втрое перекрывало стоимость заказа, и не слишком вежливо попросил официанта поймать мотор.

– Да я сейчас по телефону вызову, – предложил тот, пряча деньги в карман фартука.

– Долго. Вон, с обочины махни, одна за одной едут…

Чёрт его знает, кого он по телефону вызовет, а на оживлённой улице подставу за минуту трудно сделать. При любых технических возможностях. А Валерий всё больше сомневался, что у неприятеля имеются хоть какие-то возможности. Уж очень случившееся напоминает торопливую импровизацию. Допустим, о готовящейся встрече Катранджи с Чекменёвым кому-то стало известно в тот же момент, когда произошёл первый разговор. Значит, в их распоряжении было максимум двое суток, на всё про всё.

Уваров знал, что в любой организации схема практически одинакова. Осознать и оценить информацию на первом уровне ответственности, доложить по команде, пусть даже сразу на самый верх. Там тоже уйдёт какое-то время на оценку, проработку вариантов, принятие принципиального решения. Передача его вниз, для исполнения. Значит, несколько часов ушло. Это в самом лучшем случае, если все имеющие отношение к делу находятся на своих местах, среди них царит полное единодушие, все в равной степени компетентны…

Дальше начинается рутина, немыслимая без пресловутого трения[61]61
  «Трение на войне» – введённый Клаузевицем термин, подразумевающий помехи, возникающие в ходе реализии теоретических решений полководца из-за всякого рода случайностей, а также не поддающихся учёту факторов (природных, технических, человеческих и т. п.).


[Закрыть]. Вполне обычные ошибки, нестыковки, эффект «испорченного телефона» и тому подобное. Так что сутки, считай, ушли. За оставшиеся нужно на месте, то есть в Одессе, собрать непосредственных исполнителей, проинструктировать, вооружить, распределить по объектам. При этом самый талантливый аналитик не в состоянии спрогнозировать действия противника дальше, чем на два, от силы три шага. Не шахматы всё же.

Отсюда следует, что ничего более умного и тонкого, кроме как плотного наблюдения за Чекменёвым и Катранджи с их последующим захватом (вместе или поодиночке, как сложится), неприятель придумать не мог. И с момента их перемещения с набережной в ресторан пошла чистая импровизация.

Наличного состава боевиков хватило только на этот единственный удар, по принципу «пан или пропал», как при охоте на кабана с рогатиной.

Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что операция уже свёрнута. Часть исполнителей уничтожена, часть разбегается кто куда и прячется по щелям. А пособники из местных наверняка сейчас на всю катушку занимаются обрубанием хвостов и заметанием следов.

Ещё немного, и дичь с охотником поменяются местами.

Глава 10

До нужного дома Катранджи и его спутницы дошли без всяких приключений. Да там и идти-то было всего два с половиной квартала. Ибрагим-бей с интересом озирался по сторонам. В унылое место он попал, неуютное какое-то. Улицы длинные, пыльные, на узких газонах с чахлой выгоревшей травой кое-где торчат старые акации с изборождённой глубокими трещинами корой. Близость моря и щеголевато-роскошного города – жемчужины Черноморья – совершенно не чувствуется. Больше похоже на глухую провинцию Северной Африки или Восточной Турции, с поправкой на архитектуру и внешний облик жителей.

Но этнография его сейчас не интересовала. Почти в той же степени, как вопрос – кто и зачем решил его ликвидировать, Ибрагима занимали девушки. Там, в ресторане, он находился в слишком большом нервном напряжении, размышлять на посторонние темы было некогда. А пока ехали – и присмотрелся, и подумал. На самом деле – удивительные существа. Обладай он способностью к беспочвенному фантазированию, непременно бы предположил, что они не люди. Или – не совсем люди. Слишком много доводов можно привести в пользу такой гипотезы.

Однако Катранджи – абсолютный прагматик и материалист. Иначе не стал бы тем, кем сейчас являлся. Он не верил ни в каких богов, ни в какие политические идеи, ни даже в высокие чувства и побуждения, которые якобы должны быть присущи человеку. Всё это вздор. Та или иная комбинация инстинктов, предрассудков, заблуждений – вот и все компоненты так называемой личности. Идеалов не существует, есть только интересы. Другое дело, что эта простейшая истина тщательно скрыта многовековыми наслоениями псевдоистин – религиозных, этических, эстетических.

Да, странного очень много. За свою долгую, полную опасных приключений, политических и финансовых махинаций жизнь Ибрагим повидал всяких людей. И женщин знал всяких, любых рас, наций и профессий. А вот таких не встречал. Мало кто на его месте за столь короткий срок обратил бы внимание на массу незначительных по отдельности фактов, тем более – дал себе труд их сопоставить и обобщить.

Встретившись лишь с одной из них, какой угодно, на выбор, он, пожалуй, тоже пропустил бы мимо глаз и ушей кое-какие несообразности или заметил их гораздо позже. Но когда их четыре сразу – всё как на ладони.

Но, как сказано, Катранджи был материалистом и сразу отмёл все неприемлемые с этой позиции варианты. Как поймать льва в пустыне? Разделить её на квадраты и, исключив все, где льва не окажется, в последнем взять его тёпленьким. Так и здесь. Очевидно, что его друг и гостеприимный хозяин генерал Чекменёв нашёл способ биологического (генетического) отбора подходящих особей и систему воспитания (дрессировки), в результате чего смог наладить массовое производство не то женщин, не то боевых роботов. Четверых он использовал здесь и сейчас, а сколько всего привёз с собой? И сколько их вообще существует?

Причём гениальность открытия Чекменёва в том, что получились ведь не роботы, не киборги, не ассасины «Горного старца» и не тупые, зацикленные на одной-единственной идее шахидки-смертницы, а совершенно нормальные по манерам, стилю, своеобразному юмору русские девушки, уж их он повидал, учась в Петербурге, и потом тоже.

Самый главный довод за то, что они не зомбированы и не загипнотизированы изощрённым способом – отношение к деньгам. По мгновенному проблеску в глазах Кристины при словах о десяти миллионах он сразу понял, что девушка деньги любит и разобьётся в лепёшку, чтобы их получить. И то, что повысила ставку для своих подруг – плюс ей. Перед лицом смертельной опасности так не сыграешь. Просто в голову не придёт. А эта, выходит, заведомо была уверена, что спасти клиента ей удастся, и в долю секунды сообразила, что сейчас тот единственный момент, когда папашка не станет торговаться. Шесть лишних миллионов – «как с куста», по русскому присловью. Пожалуй, в роли финансовой акулы она бы себя нашла.

Когда всё кончится, непременно нужно будет поговорить с Игорем и попросить эту четвёрку себе в телохранительницы и эскорт-леди. С настоящим европейским контрактом, без всяких глупостей и восточных штучек.

Хотя нет – эти уже не согласятся. Он намерен выполнить своё обещание, а Кристина ясно выразилась: «Можно будет бросить эту работу». Тоже как бы между прочим, явно не отрепетированно, ибо кто мог предположить, что так сложится и такое предложение последует? Сказано было мельком и явно от души. Действительно, зачем ей, с десятью-то миллионами? Девушка её класса и с хорошими деньгами найдёт занятие поинтереснее. А жаль.

Катранджи подумал, вдруг и параллельно – а кто из девушек его больше интересует и возбуждает? Кристина с её вызывающим семитским шармом или та, командирша, Анастасия, классическая северная славянка? А чем хуже Герта, прикрывающая тыл и как раз сейчас переходящая на их сторону улицы?

Все хороши. Возможно, и, скорее всего, остальные будут не хуже…

– Вот и пришли, – сказала Кристина, кивком головы указывая на угловой дом, выделяющийся из общего ряда современностью архитектуры.

И тут же прямо перед ними отворилась железная калитка в стене из дикого камня. Из неё вышли два молодых человека, весьма прилично одетых, но намётанным взглядом Ибрагима мгновенно классифицированные, как члены преступного сообщества. Ему отличить законопослушного гражданина от уголовника было так же легко, как двухлетнему ребёнку – собаку от кошки.

– Здравствуйте, – церемонно приподнял за лакированный козырёк белую каскетку первый из них, с тщательно подбритыми рыжеватыми усиками. Второй молча кивнул.

Катранджи, продолжая роль, качнулся и ответил:

– Шалом.

– Вы не от Сёмы, случайно? – улыбнулась Кристина, жеманно выставив вперёд ножку и положив ладонь на бедро, рядом с пистолетом.

– Упаси бог. При чём тут какой-то Сёма? С вами хотел познакомиться Хаим Мотлевич…

– Если ты думаешь, что мне это что-то говорит, так ты ошибаешься…

Герта, чуть замедлив шаг, обогнула перегородившую тротуар парочку по самому краю бордюра, покосилась на них без всякого любопытства и проследовала дальше, к парадному нужного им дома. Там остановилась и, не оборачиваясь, достала из сумочки сигареты, начала прикуривать.

– Ваша? – спросил парень в каскетке.

– А что?

– Скажи ей, что в Одесе, по крайней мере – на Молдаванке, приличные девушки на улице не курят. Она ведь приличная?

– Интересуешься – подойди и спроси, – снова усмехнулась Кристина, но уже по-другому.

– Ой, ну вот только без этого. Мы ведь вежливо, культурно разговариваем. Вы приехали в гости – хорошо. К кому, можно поинтересоваться?

– Тебе оно надо?

– Мне – совсем не надо. Но есть люди, которые просто любят, чтобы всё вокруг было тихо, спокойно и понятно.

– Хаим Мотлевич?

– Сейчас – он.

– Бабушка Геня стукнула?

– А разве вы её об этом не просили?

– Мы просили, чтобы нас не беспокоили, пока у нас не появятся другие желания.

– Разве это беспокойство? Гость в дом – бог в дом. Но хоть назвать себя хозяевам полагается?

– Кто бы спорил. Так ты же видишь – дядя устал с дороги. Он отдохнёт, побреется, переоденется – тогда и познакомимся и поговорим. А вы пока можете подождать. Хоть у себя, хоть на улице…

Тональность и, главное, мимика Кристины комиссию по встрече явно раздражала, но они строго следовали инструкции.

– А в квартиру не пригласите? Очень нам интересно, к кому это вдруг такие уважаемые люди приехали? Прямо в голову не возьму. А я тут всех знаю.

Кристина на глаз прикинула, что в доме примерно десять квартир, если, конечно, здесь не апартаменты по одному на этаж.

– В чужую – не имею привычки приглашать. Зато у вас как раз занятие будет – чтобы не скучать, попробуйте угадать, к кому мы и зачем. Договорились, джентльмены? Тогда мы пойдём, а то дядя совсем на ногах не держится…

– Я в толк не возьму, – впервые подал голос второй парень, – чего вдруг таких солидных гостей не встретили, и приехали они не на такси, а на трамвае? Уставши-то…

– Вот и вторая задачка. Порешаете – не так скучно ждать будет. Подвинься, да?

– Ты, сестричка, чёт-то не поняла, – ответил второй, делая ещё шаг поперёк тротуара. И продолжил на идиш, обращаясь непосредственно к Ибрагиму: – Извините, уважаемый, дела тут у нас таким интересным образом складываются, что мы просто не можем допустить, чтобы такой человек, как вы, попал в неловкую ситуацию. Законы гостеприимства, знаете ли… Случись что с вами, опять всей Молдаванке отвечать? Пройдите в калиточку, я вас от всей души прошу. Безопасность и всё положенное почтение гарантируем. Порожняк здесь не гонят.

Катранджи решил, что пора брать игру в свои руки. Он демонстративно извлёк из кармана пиджака прихваченную из гостиницы бутылку, шумно глотнул, прислушался, как прошло, потом сплюнул и спросил у Кристины почти трезвым голосом:

– Если так настойчиво приглашают, неудобно отказываться, правда, девочка? Пойдём, что ли?

Та пренебрежительно пожала плечами:

– Вам виднее, дядя.

Ничего более не сказав, Ибрагим решительно двинулся в проём калитки. Уже ясно, что без скандала разойтись не получится. Но и на происки врагов поведение парней никак не походило. Просто Кристина слегка перестаралась. В таком районе (а сколько таких районов в десятках городов за пределами Периметра он успел повидать) нужно было не рисоваться своими прелестями и кулаками не размахивать, а пробираться «ниже воды, тише травы». С другой стороны – кто мог предположить, что вдруг такой Сёма в вагоне окажется? Если он, кстати, тоже не подстава.

Да нет, так подставы не делаются, просто глупая случайность. Старушка, явно профессиональная наводчица, уже сидела в вагоне, когда они вошли, и никаких средств связи наверняка не использовала. На расстоянии вытянутой руки Катранджи не упустил бы любого подозрительного жеста.

Любой среднероссийский человек, попав во дворик, куда они вошли, несказанно бы удивился. И хороший стол накрыт под навесом с оплетёнными виноградными лозами столбами, и «комиссия по встрече» в полном составе.

Похоже, что здесь справляли второй день еврейской свадьбы. А, возможно, всегда так привыкли ужинать. В кругу семьи и соседей.

Пресловутый, он же теперь почти легендарный Хаим Мотлевич, полноватый, круглолицый мужчина явно за семьдесят, но назвать которого стариком не повернулся бы язык, сидевший во главе стола, приветственно помахал рукой, не вставая с места. Катранджи, по пути раскланиваясь, двинулся прямо к нему, а Кристина с Гертой остановились по обе стороны калитки, в достаточно характерных позах.

– Девочки, здесь этого не нужно, – мягко сказал тот, что с усиками. – Свои пушечки оставьте при себе. Только ни один человек в Одесе не может и не мог бы сказать, что в этом доме они кому-нибудь пригодились… – наткнулся на взгляд Кристины и поправился: – Потребовались, так скажем. Если что, имейте в виду, меня зовут Иосиф, а его, – показал он на товарища, – Василий. И мы никаким образом не принадлежим к списку лиц, которыми поимела бы желание заинтересоваться лучшая в России одесская полиция.

– Жутко повезло, – ответила Герта, внешность которой не имела ничего общего с обычными здесь типажами. Типичная выпускница восьмого класса[62]62
  В России гимназии были семиклассными (куда принимали после подготовительных классов или домашнего обучения, со сдачей вступительных экзаменов). Восьмой дополнительный класс давал аттестат «народного учителя», т. е. фактически равнялся советскому педучилищу или нынешнему «колледжу».


[Закрыть] провинциальной гимназии Ревеля, Риги или Гельсингфорса. И пистолетов при ней не видно, широкая юбка и жакет скрывают, где именно они спрятаны. – Мы – того же сорта. К нам российская полиция тоже претензий не имеет. Главным образом потому, что наши и её интересы никогда не пересекаются.

– Тогда присаживайтесь, где вам будет удобнее, перекусите с дороги. Отдохните, для вас работы пока не предвидится.

Девушки должны были согласиться, что он прав. До того, как Катранджи переговорит со здешним паханом, смотрящим, или какой там ещё пост занимает радушный старичок, им делать нечего. Тактически их позиция абсолютно проигрышная. Снайпер, если потребуется, из глубины комнат, оставаясь невидимым, может застрелить Ибрагима через любое из десятка выходящих во двор окон. Они сами, скорее всего, успеют в ответ положить несколько человек, и даже прорваться с боем (не батальон же штурмгвардии против них выставят), захватить какую-нибудь машину, но ведь их посылали не за этим. Девушки должны доставить объект по назначению живым и здоровым, это категорический императив[63]63
  Термин из философской этики Канта. В отличие от гипотетического, К. выражает безусловное повеление, безотносительное к желаниям и возможностям субъекта.


[Закрыть]. Поэтому сейчас самое рациональное – не препятствовать развитию событий, ожидая либо очередной команды руководителя операции, либо момента, когда вновь появится возможность овладеть ситуацией.

Они выбрали место на краю стола, спинами к глухой стене дома. Фланги остаются открытыми, но всё же эта позиция лучшая из возможных.

Василий сел напротив, а Иосиф переместился поближе к хозяину, возможно, в ожидании очередных инструкций.

Катранджи решил, что пора бы ему протрезветь. Не зря их сюда пригласили, хозяева Молдаванки (или – очень близкие к настоящим хозяевам) явно имеют свой интерес. В подобных случаях Ибрагим очень ловко умел обращать чужой интерес в свой собственный.

Отпил глоток зельтерской воды из предупредительно поставленного перед ним стакана, вытер лоб скомканным платком.

– Пора и познакомиться, – сказал он по-русски, но с восточным колоритом. Это он тоже умел – говорить на многих языках, когда нужно – чисто, в иных случаях – с любым желаемым акцентом.

Хозяин представился, подал крепкую горячую ладонь. Ибрагим назвался паспортным именем, присовокупив – коммерсант.

– И какая такая коммерция привела прямо сюда? Чем намереваетесь торговать? – ехидно спросил Хаим Мотлевич.

– Чем придётся. Можно пшеницей, можно презервативами, можно танками. Имеете что предложить? – Катранджи улыбался простодушно, именно – простодушно, без всякой задней мысли, предоставляя собеседнику гадать, что за этой улыбкой таится.

– Придёт время – что-нибудь предложим, – посулил хозяин, – только сначала прояснить бы надо. Ваша племянница говорила, что к тёте едет, то есть к вашей сестре. Накажи меня бог, всю жизнь здесь прожил, но даже краем уха не слышал ни о какой… Борисовне Финкельмон.

– Розалии Борисовне, – уточнил Ибрагим. – По мужу – Дорошенко. Только с чего вы взяли, что она должна жить на этой вашей Молдаванке? У неё вполне себе хорошая квартира на Маразлиевской. А здесь так – один человек, привет я ему собирался передать от общих знакомых.

– Надо же, как я обмишурился, – сокрушённо сказал Хаим. – Покорнейше прошу прощения… Да что же вы так сидите? – всполошился он. – Ривка, Сима! – Тут же подскочили две дебелые тётки лет по пятьдесят. – Угощайте дорогого гостя, на нашем краю совсем ничего не осталось, сами не видите? – и что-то ещё добавил на идишском жаргоне.

– Послушай, где тут у вас определённое заведение? – обратилась Кристина к парню. – Руки помыть, губы подкрасить?

– Проводить?

– Ну, проводи, если думаешь, сама не найду…

– Наверняка не найдёшь… А звать тебя как? – спросил Василий, когда они вошли в коридор под лестницей. Здесь сильно пахло кухней, причём – специфической.

Кристина ответила.

– Ты это, слушай, на самом деле, не бойся. У нас вам ничего плохого не сделают. Поговорят деды, до чего-нибудь договорятся. Не напрягайтесь, вина выпейте, у нас хорошее, своё, а то ты прямо как перегретый утюг – плюнь, зашипит…

Кристине показалось, что она произвела на парня мгновенное незабываемое впечатление и он таким примитивным способом пытается завязать с ней более доверительные отношения.

– Выпьем, отчего же не выпить, – ответила она, открывая указанную дверь. – А ты пока подальше отойди, не люблю, когда подглядывают и подслушивают…

Настоящего переговорного устройства, как у старших «печенегов», не было даже у Анастасии, самостоятельные действия её группы в таком форс-мажоре, который случился, просто не предполагались. Не было и блок-универсалов, положенных каждому координатору: не успела Дайяна присвоить им классный чин и снабдить положенной экипировкой. Об этом Кристина сейчас очень пожалела.

При ней, как и у всех её подруг, был только довольно примитивный маячок, позволявший руководителям базы на Таорэре пеленговать местоположение каждой из его владелиц и отслеживать их перемещения по территории, а курсанткам передавать на главный Шар и друг другу некоторое количество условных сигналов на десять-пятнадцать километров, в зависимости от рельефа местности. Такие опознаватели выдавались сразу по зачислении в Школу и до выпуска все они находились под круглосуточным контролем, как окольцованные радиобраслетами дикие звери или опасные преступники.

Оказавшись на Земле, вне досягаемости Дайяны, они продолжали их носить, скорее в качестве талисманов, памяти о прежней жизни, ну и на всякий непредвиденный случай, который настал только теперь.

Кристина, оказавшись в гостях у дедушки Хаима, решила послать сообщение Анастасии. До этого всё представлялось до крайности простым. Сопроводить Ибрагим-бея до явочной квартиры, оттуда позвонить Насте на один из трёх телефонов, установленных в заранее обусловленных местах, и дальше действовать по обстановке.

Кристина не была посвящена в тонкости операции, даже не догадывалась о том, что все планы их непосредственного начальника – Валерия Павловича Уварова, посыпались, как карточный домик. Она считала, что всё идёт как надо. Анастасия – та знала, что они вынуждены работать по запасному, почти невероятному варианту, тем не менее предусмотренному проницательным подполковником. Он даже поручил ей, «в случае чего», самостоятельно вывозить Катранджи из Одессы: в Херсон, Николаев, куда получится, но не в северном направлении, и потом напрямую связываться с Тархановым или Ляховым.

Сейчас назначенное место буквально в десятке шагов, но попасть туда не удаётся. Она была всего лишь недоучившейся кандидаткой в координаторы третьего класса, не имеющей при себе главного инструмента принятия решений – Шара. Приходилось мыслить самостоятельно, на своём уровне компетенции, то есть – двадцатилетней девушки-подпоручика, почти лишённой обычного житейского опыта. Пока что выручал громадный набор поведенческих стереотипов, интеллект и энциклопедическая эрудиция.

Жетон походил на обычный золотой кулон размером с небольшие наручные часы, с откидной крышечкой, под которой помещались три кнопки, имеющие вид камешков – рубина, сапфира и изумруда, каратов по десять в каждом. Почему это выглядело столь изысканно и дорого – неизвестно. Кто поймёт логику инопланетных дизайнеров, творивших тысячелетия назад? Может быть, имелся тут какой-то сакральный смысл, по аналогии с портсигарами, положенными настоящим агентам и агентессам.

Кристина, как и подруги, оказавшись на Земле, по совету Майи носили маячок на прочной стальной цепочке вокруг талии.

– Так надёжнее, – сказала их первая здесь наставница. – Не привлекает внимания. С шеи или запястья легче потерять – проверено. Зацепишься за что-нибудь, например. Или – просто сорвут в толпе, бывают у нас такие специалисты… А на поясе – никуда не денется. Вздумаешь перед кем-то обнажаться – всегда можно соврать, что это – священный амулет секты каких-нибудь розенкрейцеров. Вот так, приотпустим цепочку, вот досюда. На пляже – в плавки спрячешь. А что – даже стильно… Прямо Саламбо[64]64
  Героиня одноименного романа Г. Флобера, карфагенянка.


[Закрыть] вылитая.

Одно неудобство – сейчас вот пришлось проситься в туалет, чтобы воспользоваться прибором.

Пользуясь ограниченным набором доступных комбинаций, она составила короткое, но понятное подруге сообщение.

Ответ пришёл сразу же.

«Жди. К вам едут (смысл употреблённых Анастасией символов означал нечто вроде „сильные, знающие“). Я и Марина в условленном месте. Тоже приедем. Будь настороже, не ошибись (так она истолковала использованный Настей значок)».

Кристина вышла из «приюта уединения», как это называется в книгах «Тысячи и одной ночи», в совершенно другом настроении. Сейчас она готова была шутить с Василием и его напарником Иосифом, флиртовать, вообще изображать полную отстранённость от не касающихся её проблем. Тем более что такая манера поведения будет работать на выполнение задачи ещё лучше, чем предыдущая. А что? Побыла наедине с собой, осмыслила, согласилась, что старикам – виднее.

Демонстративно одёрнула юбку, встряхнула волосами.

– Всё. Пойдём, покажешь, что у вас за вино такое особенное. – И вдруг посмотрела на сопровождающего подозрительно: – А ты таки не подглядывал? Что-то глазки у тебя не так блестят.

– Да ты шо? – возмутился Василий. – За чем там подглядывать? У тебя и так всё на виду. Только красивее, чем у других девчонок, – он провёл глазами от туфель до талии, не стесняясь, заглянул в декольте. Чего стесняться – для того и сделано. Может, когда там, – он мотнул головой в сторону двора, – разберутся, сходим куда-нибудь? Тут у нас хорошие посиделки можно организовать.

– Денег хватит? – нагло ответила Кристина.

– На кабак хватит, – не смутился Василий. – За остальное – неужто потребуешь? Вроде – не твоя профессия. По любви тоже можно…

– Любовь придумали такие дураки, как ты, чтобы деньги не платить, – нагловато ответила Кристина, вспомнив слова Майи.

Парень, внешностью никак не соответствующий своему имени, откровенно захохотал. Никогда этой шутки не слышал. Да и вправду, она из другого времени. А у самой Кристины была одна-единственная любовь – Олег Левашов – первая и пока последняя.

Вернулись к столу, Герта посмотрела на подругу вопросительно. Та кивнула, мол, всё в порядке. Кончай бояться. Полчаса продержимся, и всё. Дальше – не наши заботы.

Раз так, и со стороны охраняемого объекта тревожных сигналов не поступает, отчего и не потренироваться в общении с людьми, живущими по незнакомым законам и обычаям? И Майя, и её муж, старший над «печенегами», Вадим Петрович Ляхов, именно это и рекомендовал.

– Девочки, – говорил он им ещё в Кисловодске, и потом в Москве, – жизнь сложна, утомительна, но и очень интересна. Чтобы ей соответствовать, учитесь, учитесь и учитесь, как говорил великий вождь. (Впрочем – «великий вождь» на самом деле сказал Ляхов-Фёст. Секонд употребил бы – «один из красных вождей». Но девушки разницы между этими аналогами не видели и не могли увидеть.).

«Давайте поучимся», – подумала Кристина, садясь рядом с Гертой.

– А вам, неназвавшаяся, – спросил, – не нужно туда же?

Исходя из уроков хорошего тона, Герта собралась возмутиться, но Кристина сделала минималистический жест, уловимый только аггрианкой же. Иди, мол, и задержи его там минут на десять.

– Спасибо, нужно, а зовут меня Герта, чтобы больше глупых вопросов не возникало.

– Почему же глупых? – возмутился Иосиф.

– Я по дороге объясню, – с тевтонской надменностью, странно сочетавшейся с чёртиками в глазах, церемонно ответила та.

«Правильно, – подумала Кристина. – Главное – тянуть время. А когда наши подъедут, пусть и разбираются».

Во главе стола Ибрагим разговаривал с Хаимом Мотлевичем оживлённо и вполне благодушно. Значит, и здесь пока опасаться нечего.

Она приняла из рук Василия стакан тонкого стекла с соломенно-жёлтым вином, которое тот налил из трёхлитрового графина, подождала, пока нальёт и себе, решительно предложила поменяться. Тот с тонкой усмешкой согласился.

«Знаем мы эти штучки», – подумала Кристина и, встав, потянулась к сидевшему через три человека напротив мужчине средних лет. – Налейте мне вот этого, что вы пьёте.

Тот сильно удивился.

– Аккерманской самогонки желаете?

– Её, её. С детства люблю…

– Ох, ты ж и хитрюга, – уважительно сказал Василий, когда они выпили. Он – стакан вина, она – грамм полтораста зверски крепкого самогона на чабреце и полыни.

– Служба такая. Это вы тут попросту живёте, а мы с хозяином…

Она чуть закатила глаза, что означало крутизну Катранджи и полную опасностей жизнь в его окружении.

Василий сразу поверил и проникся.

– Слушай, Христя, – сказал он минут через пять, когда, по его расчётам, её должно было начать развозить. – Ты мне свой пистолетик не покажешь? Интересно, с чем девочки в нашем Израиле ходят.

И положил под столом горячую ладонь ей на колено. Она не стала протестовать. Во-первых – приятно, чисто физически, во-вторых – работает на схему. Зачем возмущаться, выходя из роли? Сильная ладонь поползла выше, пока не упёрлась в край ствола.

– Ого! Здорово!

Кристина толчком колена отбросила его руку, а через полсекунды чёрное дуло ствола смотрело ему между глаз. Соседей такой пассаж нисколько не заинтересовал. Люди продолжали выпивать и закусывать, будто только для этого и собрались. А может быть, и вправду именно для этого, появление же чужаков оказалось только привычным, никак ничему не мешающим эпизодом.