Текст книги "Мальтийский крест"

Автор книги: Василий Звягинцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 8

Ибрагим не успевал осознавать, что с ним происходит. Он в своём положении давно отвык от непосредственного участия в «острых акциях», тем более в качестве даже не руководителя, а простого статиста.

Из зала они выбежали последними. Девушки действовали, как опытные телохранительницы. Две тащили его за руки, третья зигзагом перемещалась на три шага впереди, чётко фиксируя окружающую обстановку. Четвёртая вообще куда-то исчезла.

– Спрячь пистолет, – резко приказала та, что держала Катранджи за правый локоть.

Турок молча повиновался. Ничего другого ему не оставалось. Только полностью довериться Чекменёву и его сотрудницам. Генерал прав – и убить, и захватить в плен его могли бы давно и без всякого шума. Значит, действительно обстановка начала развиваться непредвиденным даже для московской контрразведки образом. И сейчас нужно использовать шанс. Но где сам генерал? Они должны были бежать вместе. Неужели прогремевший за спиной взрыв вывел его из строя? Окончательно или настолько, что Игорь Викторович потерял возможность активно передвигаться. Ладно, для Ибрагима сейчас это неважно. Главное – самому выбраться…

Толпа гостей ресторана, постояльцев, снимавших номера кто посуточно, а кто и на пару часов, а также официантов, горничных и прочей обслуги с подобающими панике в обозе криками и нерассуждающей волей к жизни, катилась по лестницам и коридорам к единственному выходу. Вовсе не задумываясь, что как раз на улице – стреляют, неизвестно кто и в кого, но часто. Внутри же дома с толстыми стенами и множеством всяких помещений можно попробовать спрятаться и отсидеться, хотя бы до прояснения обстановки. Так на то и паника…

Внизу, уже непосредственно в вестибюле, часто загремели выстрелы, одиночные и очередями. Поток людей на парадной лестнице забурлил, те, кто оказались внизу, сделали попытку остановиться и ринуться вспять. Прочие тупо валили в прежнем направлении. Кто-то впереди упал, и тут же вступил в действие принцип домино. Женский визг, вопли и ругань достигли невероятной силы.

Наверное, и нападавшие поняли, что перестарались: людской водоворот в вестибюле и на лестнице не остановить никакими силами, и не пробиться против потока обезумевшей толпы, хоть всю её перестреляй.

Девушки, продолжая прикрывать свой объект, успели проскочить верхнюю гостиную между лестницей и ресторанным залом, оказались в узком коридорчике с несколькими дверьми совсем не парадного вида.

Одна из дверей была открыта, на пороге стояла четвёртая телохранительница с поднятым у правого плеча стволом вверх пистолетом-пулемётом угловатых очертаний.

– Все? Забегай!

Замок за спиной щёлкнул, и Катранджи сделал попытку мобилизоваться и начать мыслить чётко и безошибочно, как умел это делать всю жизнь. Главная опасность миновала. Он жив, такие безобразия в центре города в ближайшие минуты соберут у ресторана все наличные силы правопорядка. А там пусть Чекменёв разбирается…

«Если он тоже жив, – тут же подумал Ибрагим. – Если нет – всё может значительно осложниться».

А куда подевались его охранники, которым он платил сумасшедшие деньги?

«Лейла» погибла, это он видел своими глазами, и на ней – несколько очень нужных людей. Его заверяли, что на берегу у него будет достаточное и вполне надёжное прикрытие. И что? Предательство? Их обоих предали: и его, и Чекменёва. И где же главное паучье гнездо? Но это он скоро вычислит, очень скоро. И как же упоительно страшна будет его месть!

Катранджи умел думать в нескольких направлениях сразу, и с невероятной для среднего человека скоростью. Причём мысли почти мгновенно облекались в безупречные решения. Что, собственно, и сделало его тем, кто он есть. А нынешний инцидент – так, не более чем эпизод.

Кстати, не зря ли он грешит на охрану, ничего толком не зная? Может быть, именно благодаря своевременным и отважным действиям его и чекменёвских людей злоумышленникам и не удался их план. На самом деле то, что творится сейчас в ресторане и на улице – абсолютный провал тайной операции. Если только её целью не было именно то, что происходит…

– Бегом, бегом, – командовала девушка с автоматом. – Работаем…

Она явно отличалась от остальных. Одета в брюки и куртку ярко-голубого цвета с большой круглой нашивкой на левом рукаве «Охранное предприятие „Каштан“» – и двумя золотыми, неизвестно что обозначающими шевронами на правом. Короткая, почти мужская причёска, глаза и губы не накрашены, но и без этого она просто чертовски хороша. Ей бы не в охране работать, а на сцене этого же ресторана петь, в соответствующем наряде, и всякие соблазнительные трюки проделывать. В свой гарем Ибрагим взял бы её без малейших колебаний, в высоком ранге.

Трое других, впрочем, не хуже. Та, что подпирает спиной дверь, в синем коротком и сильно открытом сверху платье – брюнетка с лёгким семитским (но не обязательно таковым) оттенком наружности, что в Одессе неудивительно, красива вызывающе и даже вульгарно, скорее всего – обслуживает любителей такого сорта женщин, но – весьма состоятельных. Остальные девушки вполне приличные, одеждой, и всем обликом – студентки, скорее всего, или секретарши из хороших фирм.

Катранджи отметил, что Чекменёв умеет подбирать сотрудниц. Впрочем, в России совсем нетрудно найти нужное количество красавиц, одновременно пригодных к службе в разведке и контрразведке.

Он уже совсем успокоился. Всё складывается не так уж плохо. Помещение, где они находились, больше всего напоминало комнату для обслуживающего персонала. Несколько платяных шкафчиков вдоль стен, старый кожаный диван, отслуживший своё в более почтенных местах, два стола, несколько стульев, полка для чайной посуды, холодильный шкаф в углу, раковина умывальника, зеркало с жёлтыми пятнами облупившейся амальгамы.

Девушки принялись за работу.

– Садитесь, господин, – указала на стул та, что была в обтягивающем сером костюме и с длинными разрезами на юбке. Катранджи невольно залюбовался её ногами.

Из сумочки она извлекла нечто похожее на футляр маникюрного набора, только в два раза больше и толще.

– Спокойно, не разговариваем и не дёргаемся, – предупредила она. Перед глазами Ибрагима блеснуло лезвие опасной бритвы.

«Сейчас по горлу – и конец», – отстранённо и совершенно нелогично подумал он. Близость острого металла к жизненно важным местам нервировала его с детских лет.

Девушка с автоматом, прижавшись боком к стене, выглядывала через узкое, наполовину закрашенное белой краской окно во внутренний двор. Там было тихо. Выстрелы глухо доносились только с бульвара. Катранджи машинально принялся их считать, одновременно определяя типы оружия и возможное расположение стрелков. Выходило, что в здание никто не ворвался, и, значит, чужая операция полностью провалилась. Если только бой не переместился в катакомбы, о которых говорил Чекменёв. Но это – не его забота. И что такое здешние катакомбы, он представлял смутно.

Телохранительница мазнула ему по лицу пеной и несколькими взмахами сбрила щегольские усы и модную в этом сезоне бородку скобкой.

«Снявши голову, по волосам не плачут», – к случаю вспомнил турок русскую поговорку. Потрудившись несколько дольше, девушка обрила ему и голову.

– Так, дядя Изя, – сказала она, осмотрев результат своей работы. – Сойдёт, я думаю…

Ибрагим попытался привстать, чтобы посмотреть в зеркале, что там получилось.

– Минуточку. – Сила в пальцах, сжавших его плечо, была такая, что Катранджи едва не охнул. Что же это за девка такая?

– Извините, не рассчитала, – тут же ответила та. – Только времени у нас в обрез…

Она натёрла всё его лицо, кроме глаз и лба, какой-то остро пахнущей жирной пастой.

– Ждём пять минут. А пока…

Из той же сумки достала свёрточек, и Ибрагим почувствовал, что на непривычно гладкую кожу головы плотно садится парик.

Девчонка, длинным тонким ножом вскрывавшая замки шкафчиков, мельком глянула в их сторону и фыркнула. Видать, новый облик клиента её позабавил.

– Вот это нам подойдёт. – Она встряхнула довольно нелепым на вид пиджаком в чёрно-бордовую клетку. – Да и брючата в самый раз. Переодевайтесь, мсье, мы отвернёмся.

Через пять минут, когда лицо ему вытерли влажной салфеткой, Катранджи получил возможность посмотреться в зеркало.

Да, персонаж…

Возраст между сорока и шестьюдесятью, голову покрывают медно-рыжие с проседью волосы, оставляя лоб едва в три пальца. Среди двухдневной неопрятной щетины, тоже серо-рыжеватой, нос и губы, раньше казавшиеся вполне приличными, выглядели совершенно по-еврейски. Причём – шаржево еврейски, словно у персонажа из ближневосточных антисемитских журнальчиков.

Костюм на размер больше сидел мешковато и выглядел так, будто его шили без примерки три разных портных. Явно не на Елисейских Полях.

– Что за… – хотел он выругаться, как научился в общежитии, но сдержался. Всё он на самом деле понимает: маскировка высший класс, и всего за пятнадцать минут, без подготовки, на незнакомом объекте.

– Извините, дядя Изя, при вашей фактуре быстрее и иначе не получилось бы. Но вы не переживайте. На такого типа спецслужбы охотится точно не будут. Разве только городовых вы заинтересуете. Но уж тут как-нибудь выкрутимся. Секундочку… Замрите. – Девушка блеснула ему в глаза вспышкой маленького плоского аппарата и через несколько секунд извлекла из него готовый снимок нужного формата. Передала его соседке, и та одним движением вклеила фотокарточку в паспорт, пришлёпнула печать.

– Готово. Вот ваш документ. А настоящий подальше спрячьте, а лучше – мне отдайте. Целее будет. И пистолет, и большую часть денег…

Удивительно, но всё требуемое он протянул девушке без всяких возражений, хотя понимал, что полностью отдаёт себя в чужие руки.

Пхе, как будто он сейчас обладает какой-то свободой. Одним словом, роман Марка Твена «Принц и нищий».

– Вот только наличных денег у меня маловато. Не рассчитывал… И почему, наконец, дядя Изя?

– Сколько у вас там? Полторы тысячи? Конечно, оставьте у себя. Мужчина без денег – это самец… – Командирша явно развлекалась, пользуясь своим доминирующим положением над человеком, к которому раньше её бы и на сотню метров не подпустили. Без специального Ибрагима повеления. Вот тогда пришлось бы ей делать, что господин прикажет…

Или – нет. Как бы не наоборот, – самокритично подумал он. Слишком много в глазах силы и характера. И где же всё-таки Чекменёв их набирает?

– Дядя Изя – потому что Исаак Борисович Финкельман. Такой документ под руку подвернулся. Вы приехали в гости вот к ней, – она указала на девушку в синем платье. – Но настолько сейчас пьяны, что передвигаться можете, а говорить и соображать – с большим трудом. Держите…

Она протянула полупустую бутылку хорошего коньяка, на бегу незаметно прихваченного с одного из столиков. И это предусмотрела!

– Сполосните как следует во рту, на пиджак брызните. Можете глотнуть пару раз, для смелости и убедительности. Остальное спрячьте в карман. Дальше так: Кристина, – она указала на девушку в синем платье, – доставит вас на совершенно безопасную квартиру. Всё будет в порядке, если сами глупостей не сделаете. Мы – в прикрытии. На нас не оглядывайтесь, вообще забудьте, что мы существуем. Для общей пользы. Ну, пошли.

– А вас-то как зовут? – запоздало спросил Катранджи, чувствуя, что уже попал под жёсткое обаяние внешне вполне заурядной девушки. В том смысле «заурядной», что принадлежала она по всем параметрам, кроме красоты лица, к низшим слоям общества. По крайней мере, в этом наряде.

– Анастасия. Этого достаточно. Нам с вами в ближайшее время беседовать едва ли придётся…

Повинуясь её жесту, две другие телохранительницы выскользнули из комнаты. Ибрагим с Кристиной помедлили несколько минут. Выстрелы практически прекратились. Значит, сейчас самое время. Внутри здания бой вести некому, на улице силы правопорядка ещё не появились. Очень может быть, тоже выжидают. Особой команды или – чем дело кончится.

– Наша очередь, – сказал Кристина. – Настя следом пойдёт.

Оставшись одна, Анастасия быстро уничтожила все следы своего здесь пребывания, одежду турка спрятала в наплечную сумку, под неё – автомат. За несколько секунд переоделась в недорогой бежевый брючный костюм.

Из нагрудного кармана извлекла переговорник.

Ответил ей Уваров.

Настя в немногих словах доложила о своих действиях и планах.

– Молодцы. Продолжайте. Свяжемся, когда на точку придёте.

– А вы как? – не сдержалась она, хотя в данном положении вопрос был лишним. Не по уставу и вне субординации.

– Нормально. Идём катакомбами на свою позицию. Удачи тебе…

Он сказал – «тебе», а не «вам», и это по-особому её тронуло. Ей реально не было и двадцати человеческих лет, хотя по документам – уже двадцать три. Вдобавок – заставляло чувствовать себя старше и мужественнее звание подпоручика отряда «Печенег-7», того самого, который сформировали Ляхов с Тархановым при участии Уварова, исходя из собственных соображений и целей.

Кристина, держа на отлёте довольно большой, но плоский пистолет незнакомой турку модели, вела его вниз по узкой, грязной, железной лестнице, проложенной внутри кирпичной выгородки, рядом с шахтой мусоропровода. Пованивало здесь мерзостно, и Ибрагим всё время боялся ступить ногой в какую-нибудь гадость. Он был очень брезглив. А девушка, будто намолчавшись раньше, говорила почти непрерывно, тихо и даже ласково, на шаг опережая мысль Катранджи:

– Вы, дядя, на улицах только не дёргайтесь. Любая ошибка стоит жизни. Не моей, вашей… Одесу вы не знаете, и знать вам её не нужно. Мы идём к моей тёте, то есть вашей сестре, Розалии Борисовне, на улице генерала Бредова, дом сто пятьдесят шесть, это в самом конце Молдаванки, напротив Второго еврейского кладбища. На идише говорите?

– Понимаю всё, говорю кое-как…

– Правильно говорить вам и по состоянию не положено, – хихикнула Кристина. – Но главное вы поняли?

Понял?

Ибрагим сейчас готов был понять, что угодно. Жить хотелось до невозможности. Он раньше и подумать не мог, что такое случается. Вот рядом худощавая, стройненькая девушка. Она собралась его спасать. Зачем, почему, за какие деньги? Неужели жизнь стоит любых денег? Для него – да. Он готов отдать пусть и сто миллионов, чтобы его спасли. А она? За офицерское жалованье рискует. Что она именно офицер сверхсекретного и сверхэлитного подразделения, а не частная телохранительница, Катранджи не сомневался.

– Кристина, – приостановился Ибрагим, переводя дух перед выходом из подворотни. Хоздвор, уставленный мусорными баками, они уже преодолели без шума. – Если ты меня вытащишь, я заплачу лично тебе десять миллионов. И по три миллиона остальным…

Девушка снова хихикнула, жеманно и одновременно маняще, как и положено подцепившей клиента и начавшей его вываживать «бульварной бабочке».

– Ловлю на слове, дядя. Десять мне и по пять – девочкам. Вот тогда и бросим эту поганую работёнку…

Он не сразу понял, что именно она имеет в виду. Военную службу? Потом сообразил – девушка не хочет расшифровываться. По виду и замашкам она явно промышляет на панели? А почему и нет. Преступный мир Одессы, претендующей на статус «Вольного города», наравне с Данцигом, Триестом или Луандой, настолько многослоен и разветвлён, что проститутка (в ранге эскорт-леди, если по-европейски), вполне может подрабатывать бодигардом, а почтенная мать семейства – наводчицей, или хипесницей, «воровкой на доверии». Знаем, читали.

– Договорились. Слово Ибрагим-бея крепче дамасской стали…

– Но не такое гибкое? – искоса посмотрев на него, спросила Кристина, не прекращая сторожко оглядываться вокруг. Не заметила ничего подозрительного, подняла юбку почти до пояса, отчего у Катранджи пересохло во рту. Трусики на ней были голубые, чулки кружевные и почти прозрачные, «разжигающие воображение». Не обращая внимания на его реакцию, вложила пистолет в петельки на узких ремешках-подвязках.

– Идём вдоль стены, ты за неё придерживайся, старый пьяный осёл. – Это она говорила уже громко, с визгливо-скандальными нотками в голосе. И тут же шёпотом: – Через остановку сядем в трамвай, и всё…

– Может, лучше в такси? – тоже едва шевеля губами, предложил Ибрагим.

– На Молдаванку – не стоит… – ничего больше не объясняя, ответила девушка.

Катранджи мотивированно вертел головой, пытаясь засечь остальных телохранительниц, но – бесполезно. Если даже они и находились поблизости, его квалификации не хватало, чтобы обнаружить сопровождение.

Кристина вела его короткими, застроенными старинными трёх– и пятиэтажными домами переулками, и в них было так тихо и спокойно, что невозможно и представить, будто в нескольких кварталах отсюда только что кипел нешуточный бой.

Что жители попрятались – это неудивительно. Но вот почему в поле зрения ни одного городового?

– Я тебя втащу в трамвай, но чтоб вёл себя тихо, никаких безобразий. Мне тебя выкупать из полиции нечем и незачем… – продолжала она наставлять дядюшку, так, что на соседей улице было слышно.

Катранджи, два часа назад всесильный владыка полумира, неожиданно понял, что без этой резкой и даже грубой моментами девушки ему трудно будет отмазаться даже от обычного городового, не говоря о настоящих профессионалах. Если уж на него объявлена «большая охота». Сам генерал Чекменёв, правая рука Императора, не веря в помощь армии и жандармерии, сбежал куда-то, пообещав не более чем скорую встречу, если удастся выжить.

Кристина за руку вывела Катранджи к трамвайной остановке, где около десятка мужчин и женщин разного возраста оживлённо обсуждали только что завершившуюся перестрелку на бульваре. Говорили, что весь центр города перекрыт полицией и столько-то трамвайных маршрутов не ходит. Это могло быть правдой, но остальные мнения были совершенно фантастическими. Ближе всего к реальности лежала гипотеза (подаваемая, как принято в Одессе, в виде постулата), о том, что имела место большая разборка между «мальчиками» с Пересыпи и Фонтанов за право поделить Центр с молдаванскими. Дискуссия обещала перейти в нешуточный скандал.

Но, судя по успокоительному кивку Кристины, якобы отменённые маршруты их не касались, и они принялись ждать. Ибрагим придерживался за дерево, а спутница – незаметно, но бдительно осматривала окрестности.

К радости Катранджи, вскоре на остановке появилась ещё одна девушка из их команды, в широкой полосатой юбке и тёмном жакете поверх белого свитерка. Она остановилась поодаль, очевидно, не желая слишком приближаться к страхолюдного вида пьянице.

Наконец подошла полупустая трамвайная сцепка нужного номера, Кристина с Катранджи сели в закрытый моторный вагон, сопровождающая девушка – в открытый прицеп.

Путь им предстоял долгий, по окольным улицам. Никаких подозрительных личностей поблизости не замечалось, пассажиры проезжающих автомобилей тоже обращали на трамвай внимания не больше, чем на любое самодвижущее средство, и Ибрагиму начало казаться, что, пожалуй, и пронесло.

Оторвались они от возможной погони удачно, при попытке их преследования хоть какой-то шум случился бы непременно, да и спутницы его не вели бы себя настолько спокойно. А то вон Кристина даже будто слегка придрёмывать начала.

По мере удаления от центра вагон постепенно наполнялся, скоро в нём уже не осталось свободных мест. Говорили всё о том же, и каждый новый пассажир немедленно включался в обсуждение событий и перебор вариантов и гипотез, даже если услышал о «большом шухере» возле «Потёмкина» впервые, уже здесь.

В каком-то скучном, сплошь застроенном древними лабазами переулке с передней площадки влез шкафообразный мужик в расстёгнутом грязновато-белом подобии капитанского кителя поверх тельняшки и в кожаных сандалетах на босу ногу, странно смотревшихся при синих брюках-клёш. Пьяный почти на уровне «дяди Изи».

Прямо-таки бабелевский типаж, из тех, что «завтракают фунтом сала, бутылкой водки и жменей маслин», мало изменившийся за три четверти века. Впрочем, тут, на Молдаванке и вокруг, жизнь вообще, от архитектуры до психологии обитателей, менялась удивительно неторопливо. По причине отсутствия исторической необходимости.

В родных пределах этот портовый грузчик или такелажник с морзавода чувствовал себя свободно и раскованно.

Здесь его все должны были уважать, то ли по факту поведения, то ли по статусу. Судя по взглядам пассажиров разболтанного трамвая, так и было.

Тяжело выдыхая густой перегар, абориген грубо ухватил Кристину за локоть.

– Освободи-ка лавочку, молодая ещё сидеть, когда люди стоят…

– И помоложе найдутся, – стряхнула его здоровенную лапищу девушка.

Окружающие дружно отвернулись к окнам, будто там было что-то интересное, а не вплотную с вагоном проползающие одноэтажные домики, вросшие в землю. При этом никто не изъявил желания уступить мужику своё место. Здесь такое не принято, за исключением особых случаев.

– Это ты со мной так? – удивился тот и следующим движением ухватил Кристину прямо за грудь. Полуоткрытую и весьма привлекательную.

Ей, в принципе, было безразлично, за какую часть тела её трогают, просто она успела узнать, что каждый из человеческих жестов может означать. Этот был не просто недружелюбным – оскорбительным.

Девушка вскочила, отвела локоть в сторону и ударила хама в солнечное сплетение. Возможно, слегка перестаралась.

Стокилограммовая туша рухнула на пол, одновременно свалив ещё несколько человек. Пытаясь подняться, мужик слепо водил перед собой руками и громко икал, одновременно постанывая. Окружающие, что мужского, что женского пола, предпочли не заметить и этого инцидента. На Молдаванке каждый знает, что делает и как за свой поступок ответит. Несколько человек выпрыгнули из вагона, не дожидаясь остановки, благо скорость позволяла.

Только кондукторша со своего сиденья у задней двери начала пронзительно кричать, что трамвай – не место для разборок. Мебель, мол, поломаете, кто платить будет? Сейчас вот до круга доедем, городового позову…

Катранджи предпочёл до поры не замечать и этого инцидента, подумав, что телохранительница переигрывает. Но, наверное, знает, что делает. Он смотрел в пол, раскачивался в такт движению трамвая, как хасид на молитве, и что-то мычал себе под нос.

Кристина, делая вид, что не смотрит в сторону своего обидчика, при этом фиксируя каждое происходящее вокруг движение и каждое слово, опустилась на своё место, очень удобное: за спиной – дверь, перед глазами весь вагон. На всякий случай презрительно ухмыльнулась, как и следовало по роли.

– Вас как зовут, деточка? – спросила соседка, старушка лет восьмидесяти, если не старше, когда Кристина откинулась на деревянную спинку, одёргивая юбку на коленях.

Та ответила.

– А зачем вам? – спросила с улыбкой и интересом, не стараясь имитировать здешний характерный выговор. Просто с типичным южнорусским акцентом и интонацией.

– Так, просто интересно будет рассказать, как при мне сделали Сёму Грача. Ещё ни один человек в Одесе[56]56
  Местные жители так и произносят – Одеса, с одним «с».


[Закрыть] не то чтобы ударить – слова ему поперёк не решился сказать. И тоже – когда ваша мама станет вас искать, я буду знать, кого она ищет.

Милая такая старушка, а цинизма – на трёх патологоанатомов хватит. Так почему и нет? Если у неё, скажем, пять сыновей, и все воры?

– В Одесе или на Молдаванке? – спросила Кристина, успевшая в процессе подготовки изучить всё, что касалось этого города, за последние двести лет.

– Тебе это совсем уже не важно, – сказала старушка печально. – Ты всё равно не дойдёшь, куда шла…

– Вы доктор, вы знаете? – удивилась Кристина. – Ваш Сёма мне помешает?

– Вся Молдаванка тебе помешает… – прозвучало это довольно зловеще.

Трамвай, визжа колёсами на закруглении, свернул с Ольгиевской на Старопортофранковскую улицу. Говоря попросту – обратной дороги нет! Здесь уже самая что ни на есть Молдаванка, со всеми её плюсами, которых немного, и с минусами, в гораздо большем числе, чем в дневнике самого отпетого двоечника.

– Одному Сёме сдачи мне дать слабо? – съязвила девушка. – Сейчас, если очухается, пойдёт, позовёт штук пять ребятишек покрепче себя на подмогу?

Старушка поджала губы.

– А этот твой Изя откуда? – решила она сменить тему, пока мрачный, как грозовая туча, Сёма поднимался с пола и проталкивался к средней двери. Какой-то парень заботливо отряхивал его пиджак от прилипшего мусора.

– Да сестру приехал навестить. И мне отчего-то очень кажется, что лучше бы Молдаванке на время переехать куда-то за Лузановку. А то могут быть крупные неприятности…

– Так вы у нас приезжие? – оживилась старушка. – И откуда вы приезжие?

– Дядя Изя – из Израиля, я – из Екатеринослава…

– И как вам у нас?

– Пока – не очень, – честно ответила Кристина. – Через часик дядя протрезвеет, и если что не по нём – много кому станет плохо. Они там в Израиле не очень-то чикаться привыкли… Жизнь у них суровая. Не ты, так тебя… – Эти слова Кристина тоже произнесла с самой безмятежной улыбкой.

В этот момент старушка вроде бы нечаянно коснулась правого бедра девушки и упёрлась в пристёгнутый пистолет.

– Ой, простите, – отдёрнула она сухую, как у ящерицы, руку.

– Да ничего, – усмехнулась Кристина. – Слева – такой же. И у дяди тоже два. Так что если вы тут в авторитете, намекните Сёме и окружающим, что нам неприятности не нужны. Но если они будут, так уж будут… – прозвучало это многообещающе.

Катранджи привстал на сиденье и, приведя глаза в диаметральную плоскость, утвердительно пробормотал что-то невнятное, но явно по-еврейски. Очень возможно, что на иврите. Образование у Ибрагим-паши было чрезвычайно обширное, пусть и не совсем систематическое. За исключением Петроградского университета. Однако этих пяти-шести слов, с трудом произнесённых, вполне хватило.

Бабка поднялась, обратилась к вагону, словно Катон-старший к римскому Сенату, и пронзительно затараторила что-то на идише. Куда громче и вдохновеннее, чем кондукторша, требующая с народа свои пятаки.

Половина тирады произнесена была на совершенно непонятном жаргоне, воровском или шулерском. Остальное Кристина разобрала тоже с грехом пополам, потому что идиш – всё же не совсем немецкий. Но суть, в общем, сводилась к тому, что вот этот, похожий на босяка – на самом деле большой авторитет с Родины, а девчонка – его помощница.

После чего все, кто понял, опустили глаза долу, а Сёму на ближайшей остановке под руки высадили, но проводить его до дома желающих не нашлось. Даже тот парень, что его отряхивал, отвернулся с безразличным видом.

– Не думайте, что я позаботилась о вас, – сказала старушка. – Меня, кстати, зовут Геня Копелевна. Оно мне нужно, чтобы и в трамвае тоже стрельба? А уже почти и началась, ты не заметила? Сёма всегда при нагане, а тот паренёк, что сидел напротив – так тебе прямо ничего? Чтоб тебе не знать, как он может чего. Он, чтоб мне так жить, и сейчас на тебя смотрит. Внимательно. Подумай о своих будущих детя́х. Мало, что сейчас на Французском бульваре стреляют, так ещё и здесь?! А что уж у вас будет дальше – не моё дело.

Кристине стало интересно. Она не собиралась задерживаться на Молдаванке, просто возле конечной остановки располагалась конспиративная квартира, адрес перед самым началом заварушки шепнул ей Уваров. А там найдётся машина, чтобы увезти их с Ибрагимом совсем в другое место.

– Так вы думаете, что у меня могут возникнуть неприятности? – намеренно правильным русским языком спросила Кристина. И одновременно вытянула ногу так, что пистолет под тонкой юбкой обрисовался полностью. – Перед тем как потребуется хоронить меня, мамаши полусотни самых смелых и красивых мальчиков с вашей Молдаванки будут рвать друг другу волосы единственно за место поудобнее на Втором еврейском кладбище. Боюсь, и канторы[57]57
  Кантор – певец священных текстов в синагоге. На похоронах – тоже.


[Закрыть] очень неплохо заработают. Вам здесь это нужно? Если нет, передайте, тётя Геня, по всем своим связям, что я и дядя Изя желаем два-три дня просто отдохнуть. Навестить родные могилки. И вечером гулять по улицам спокойно. И в ресторанчике посидеть, и что-нибудь другое тоже. Вы за час управитесь?

Кристина протянула Гене Копелевне красную десятку. Неплохие деньги, при условии, что реальные неприятности грозили всё же местным обитателям, а не случайным гостям этого экзотического анклава.

Они вместе вышли из вагона, и старушка тут же скрылась в ближайшей подворотне длинного трёхэтажного дома с классическим двором, окружённым по периметру сплошными галереями, куда выходили двери и окна множества квартир.

Будь, кстати, Кристина и прикрывавшая её с двадцати метров, идя по противоположной стороне улицы, Герта более склонны к абстрактным размышлениям, могли и задуматься, отчего и зачем здесь сохранён в неприкосновенности порядков, стиля и обычаев такой район? Со всеми его обитателями, их не вполне совпадающими с Уголовным кодексом привычками, манерой носить при себе финки и незарегистрированные пистолеты, пускать их в ход, не задумываясь о правомерности таких действий.

Кому-то именно такой облик (имидж, понятнее выражаясь) был нужен. Для каких целей – отдельный вопрос.

В Москве, к примеру, власти ещё в начале сороковых годов прошлого века за двое суток ликвидировали пресловутый Хитров рынок и вообще все места, где могли бесконтрольно плодиться, процветать и культивировать свой специальный образ жизни анти– и асоциальные элементы. Кого нужно арестовали, кого нужно – административно выслали, с остальными провели профилактику. И всё! Москва стала самым спокойным городом Империи, которую девушка, увешанная бриллиантами, могла в три часа ночи пересечь вдоль и поперёк обоих Колец, ничем не рискуя.

Одно дело, что московская полиция (а, главное, иные службы, её работу предваряющие и обеспечивающие), действовала с искусством и отвагой циркового акробата, так ведь и право любого свободного гражданина носить при себе любое, на его вкус, обеспечивающее личную безопасность оружие почиталось с момента принятия Указа 1923 года не подвергаемым сомнению и священным.

Невероятно остроумным и результативным оказался ход тогдашнего Местоблюстителя Московского княжества. Страна едва-едва выходила из Смуты, на руках населения находилось более десяти миллионов только винтовок, не считая пистолетов, револьверов и всего прочего.

Изъять – технически невозможно. Выкупить – не на что. А вот легализовать – просто и гениально придумал тогдашний князь Кирилл, при отчаянном сопротивлении вроде бы куда более компетентного (военного) крыла Думы.

– Господа! – провозгласил с высокой трибуны только что утверждённый и по замыслу долженствующий вести себя тише воды, ниже травы (или – наоборот, в чём биологической логики даже больше), Местоблюститель. – Неужели вы так быстро забыли то, чему вас учили в гимназии или где-нибудь ещё? Средневековье – вершина, на мой взгляд, человеческого самостояния! Тогда оружие было главным достоянием, более того – единственным признаком свободного человека, отличающим его от смерда, серва, крепостного. Мы все знаем, что в каждой деревне каждый вернувшийся с войны мужчина старше пятнадцати лет владеет наганом, винтовкой, пулемётом. Другое дело, как он им распорядится. Среди вас немало бывших помещиков, «трудовиков»[58]58
  Трудовики – фракция депутатов-крестьян и т. н. «народнической интеллигенции» в 1–4 Госдумах, отстаивавшая «свободный» передел государственных и помещичьих земель ненасильственными методами.


[Закрыть], просто мыслящих людей. Пусть любой мой оппонент выйдет на трибуну вслед за мной и скажет – если бандитствующие элементы на селе попытаются осуществлять свои «программы» – разве не ответит им достойным образом вооружённый фронтовик, вернувшийся домой, чтобы возрождать своё хозяйство, растить детей, жить и богатеть? Конечно, ответит, если имеет оружие. И ему на поддержку немедленно явятся государственные, гораздо лучше оснащённые службы.