Текст книги "Ребята Скобского дворца"

Автор книги: Василий Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

– Керенский – буржуй, – сообщила она.

– Молчи! – оборвала ее Фроська. (Она все еще злилась на Царя.)

Скобари недоумевающе поглядели на Катюшку – только недавно она громогласно хвалила Керенского.

– Ничего он не буржуй!.. – горячо запротестовал Ванюшка. Его поддержали другие, даже Цветок.

Царь не захотел обострять спора. Каждый остался при своем мнении. Но Ванюшке показалось очень обидно, что Катюшка уже отошла от Временного правительства и Керенский теперь не может рассчитывать на ее поддержку.

– Ты за кого? – спросил он дома дедушку.

– Как это за кого? – удивился Николай Петрович, приподнимая очки. Он читал газету, до которых был большой охотник.

Ванюшка пояснил.

– Я за тех, кто порядок в стране наведет, – строго сказал дед.

Спрашивать мать Ванюшка не стал. Она стояла в стороне от партий. Все политические вопросы надо было решать самому. В свою очередь, Царь, вернувшись домой, рассказал Максимову о своей стычке с ребятами.

– А ты их перетягивай на свою сторону, – посоветовал Типке Володя.

Максимов усмехнулся:

– Надо делами перетягивать, а не словами.

– За Керенского стоят, – угрюмо бурчал Царь. – Приезжал на днях Керенский на механический завод, на митинг, так все скобари за его машиной бежали и кричали «ура».

Царь мог бы еще многое рассказать про мальчишек, но он не привык жаловаться.

– Да-а, Керенский в фаворе, – согласился с Типкой Максимов. – Всюду портреты «министра-социалиста». Буржуазные газеты акафисты ему служат. На встречах цветами засыпают. Только надолго ли? Война продолжается. Разруха увеличивается.

Крестьяне уже не ждут, а требуют землю.

А Керенский все уговаривает.

Развернув газету «Правда», Максимов указал Царю на последнюю страницу, где печатались разные объявления:

– Советую тебе с ребятами сходить. Этот митинг наша партия проводит.

Взяв в руки газету, Царь прочитал:

ДЕТСКИЙ МИТИНГ

21 мая в 3 часа дня на дворе Морского училища (В. о., 12 линия, д. № 3).

Докладчики: Александра Коллонтай, Лилина и Слуцкая.

Максимов и Володя в этот вечер долго разговаривали, а Царь внимательно слушал.

Как ему советовал Максимов, Царь ходил с Ванюшкой Чайником и Серегой Копейкой на митинг во двор Морского училища. Он понял, что говорили докладчики. А они говорили о том, что только большевики дадут свободу народу и всем ребятам предоставят возможность учиться в школе, подростки получат работу.

Особенно ему понравилось, как выступала Вера Слуцкая. Совсем еще молодая, немного похожая на Фроську, черноволосая и черноглазая, она говорила так горячо, взволнованно, что все собравшиеся долго ей хлопали. А ребят на митинг собралось много.

«Расскажу Фроське... Жаль, что она не пошла», – думал Царь, возвращаясь с ребятами домой.

СТЫЧКА С «ЧИСТОПЛЮЯМИ»

Вскоре во двор Скобского дворца зашли четверо чужаков. Двое гимназистов и двое в форме скаутов: в коротких штанах и в шляпах.

Собрав ребят, гимназист постарше обратился к ним с речью, призывая в ближайшее воскресенье прийти на Большой проспект и принять участие в ребячьей демонстрации.

– Мы пойдем своей колонной! – заявил он. – Будем требовать равенства.

Какого равенства и для кого гимназисты будут требовать, они не объяснили.

Выделив из скобарей ответственного за свой дом приглянувшегося им Левку Купчика, чужаки сочли свою миссию законченной.

С завистью смотрели скобари, как скауты, лихо вскинув руки, попрощались и, охраняя главного оратора – гимназиста, пошагали в Моторный дом.

– Раз приглашают, чего отказываться, – агитировал ребят Цветок, любивший шумную, многолюдную улицу. Не обращал он внимания на Купчика, который считал себя главным, гордясь оказанным ему чужаками почетом.

По примеру взрослых ребячьи колонны демонстрантов уже не раз проходили по улицам Васильевского острова. Было это необычное и волнующее зрелище, когда сотни ребят дружно, рядами шагали по мостовой и пели революционные песни.

– Как, пойдешь? – спрашивали у Царя ребята, когда он явился с работы.

От решения Царя зависело многое. С огромной надеждой ждал ответа и Купчик. Царь был в хорошем настроении, сразу же ответил:

– П-пойду, – и как ни в чем не бывало взглянул на Фроську: одобряет она его решение или нет?

– Вот что, Антип, – сказал ему вечером Володя Коршунов, узнав о затее гимназистов, – нечего вам связываться с буржуйскими сынками. Вы, ребята, пролетарии и должны отмежеваться...

Как отмежеваться, Царь не понял. Но тут пришел Максимов и посоветовал Типке:

– Надо свою колонну вывести, из ребят заводской окраины. Вот ты этим и займись. Володя тебе поможет.

«Легко сказать – займись», – думал Типка.

В воскресный июньский день со двора Скобского дворца вышли скобари. На улице в колонну влились гужееды. У ворот стоял, покуривая трубочку, Володя Коршунов.

– Все собрались? – осведомился он у Типки, выходя вперед. Подняв руку, он остановил колонну. – Ребята! – закричал Володя, обращаясь к демонстрантам. – Вы кто... буржуйские сынки или нашего рабочего класса смена?

– Мы здешние, свои! – слышались возгласы скобарей.

Володя немного помедлил.

– Требуйте! – закричал он, потрясая кулаком. – Фабрики и заводы – рабочим! Землю – крестьянам! Школы и книги – ребятам! Да здравствует революция!

В ответ прозвучало дружное «ура». Кричали не только ребята, но и столпившиеся на панели взрослые.

Довольные, возбужденные ребята тронулись в путь.

Впереди были Царь и Спирька. Тут же находился и Купчик. За ним Серега Копейка нес знамя.

Немного подальше над головами ребят плыл кумачовый стяг. На этот раз его несли Ванюшка и Цветок.

Больше сотни звонких ребячьих голосов хором пели:

 
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног!
Нам враждебны златые кумиры,
Ненавистен нам царский чертог...
 

На Большом проспекте возле Андреевского собора толпилось множество ребят, среди которых выделялись «чистенькие», гимназисты и реалисты. Над их колонной развевался белый стяг с надписью: «Ученье – свет, а неученье – тьма!» Возле стяга и знамен в полной походной форме стоял отряд бойскаутов.

– Р-ребята! – предупредил Царь, оглядываясь на своих. – Не присоединяться к буржуям! О-отмежуемся от них.

Колонна тронулась.

Наступила решительная минута. Царь побледнел и двинулся по свободному пространству дороги.

– Сюда! Сюда! – кричали с белыми повязками на рукаве вожаки бойскаутов, указывая скобарям и гужеедам место, где следует остановиться и влиться в общую колонну. Кое-кто из скобарей уже заколебался, замедлил шаг.

– Н-не присоединяться к «чистоплюям»! – закричал Царь громовым голосом, отворачиваясь от подошедших к нему гимназистов. – Ребята, запевай!

Не успела грянуть песня, как вожаки «чистоплюев» окружили скобарей. Начался жаркий спор – идти раздельно или вместе. Настроение демонстрантов все более накалялось.

С той и другой стороны сыпались злые шутки и взаимные насмешки. Чувствуя свое численное превосходство, «чистоплюи» явно лезли в драку.

Какой-то гимназист, схватив Левку Купчика, силой потащил его в свои ряды. К Купчику немедленно бросился Цветок и отшвырнул противника.

– Что, заработал? – торжествующе осведомился он у гимназиста.

Но тут кто-то нахлобучил ему на глаза шляпу, а другой «чистоплюй» сшиб с ног.

– Без штанов, а в шляпе! – гоготали враги.

На помощь поверженному Цветку поспешил со скобарями Ванюшка. А в это время Царь, исчерпав свои доводы на право идти самостоятельно, вскочив на тумбу, закричал своим:

– Р-ребята-а!

В ту же секунду Царя сбили, а на тумбу взгромоздился верзила гимназист в гимнастерке с ясными пуговицами. Но он не успел раскрыть рта, как его стащили Никита и Спирька.

В начавшейся свалке на тумбу снова взобрался Царь и успел крикнуть:

– Вперед! Бегом!

Этого призыва было достаточно, чтобы колонна скобарей и гужеедов немедленно пришла в движение и рысью преодолела опасную зону. Их поспешно догоняли отставшие. Сразу же победно загремела песня:

 
Смело, товарищи, в ногу...
 

Опешившие «чистоплюи» нерешительно топтались на мосте, грозя кулаками.

«Чумазые» смело и уверенно уходили все дальше и дальше по людному проспекту. Победно колыхалось над ними знамя – было оно в руках Ванюшки! Плыл над головами ребят самодельный кумачовый стяг с понятным каждому призывом. Позади редели ряды «чистоплюев». Ребята с рабочих окраин пристраивались к скобарям, образуя новые ряды.

– Мы с вами! – кричали они.

Царь поглаживал полученные в стычке синяки – он чувствовал себя победителем. Колонна его росла. Рядом шли Спирька Орел, Цветок, тоже сияющие, торжествующие.

Зорко поглядывая по сторонам, Царь невольно вспоминал, как два года назад он тоже шел по этой широкой, прямой как стрела, нарядной улице, застроенной большими многоэтажными домами, но шел сгорбившись, опасливо посматривая на встречных и вздрагивая при виде полицейских. Тогда он был один-одинешенек на белом свете, уходил он как изгнанник.

Теперь Царь чувствовал себя хозяином. Эта многолюдная, нарядная от молодой листвы деревьев, сверкавшая зеркальными витринами магазинов улица принадлежала и ему.

На него и его товарищей с заводских окраин смотрели отовсюду – останавливались облепленные пассажирами трамваи, сдерживали своих лошадей извозчики, тормозили свой бег автомобили, замирали лихачи.

Звенела песня:

 
Мы наш, мы новый мир построим...
 

Перед зданием, в котором помещался райком РСДРП (б), колонна остановилась.

Царь на балконе увидел Максимова. Рядом с ним стояли другие большевики. Кто-то из них, перегнувшись через перила, громко закричал, приветствуя демонстрантов:

– Да здравствует юный народ с рабочих окраин! Да здравствует пролетарское единство и свобода!

– Ура-а-а-а! – ответила звонким многоголосым эхом вся улица.

На другой день, встретившись с Царем на дворе, Максимов похвалил скобарей.

– Молодцы! – сказал он. – Настоящие большевики!

А вечером, когда Царь с Володей готовились ложиться спать (последнее время Максимов редко ночевал дома), Володя, отложив газету в сторону, сказал:

– Силен ты, Антип Царев! В газету попал. Пишут о демонстрации ребят с пролетарской окраины. Теперь и Ленин о тебе тоже знает. – И предложил: – Завтра хочешь со мной на митинг пойти? Ленина послушаешь.

Царь утвердительно кивнул головой. Снова взглянуть на Ленина, о котором так много шло разговоров в городе, было интересно.

ВСТРЕЧА

Ванюшкин дед Николай Петрович неожиданно остался без дела. Дерюгин нашел покупателей, братьев Гулиных, и предложил Николаю Петровичу продать чайное заведение.

– Время тревожное, – объяснил он. – Теперь не до жиру, быть бы живу. Растрясешь что и имеешь-то!

Дед согласился. Оставить только за собой торговое дело не позволяли средства.

Николай Петрович почти полностью получил свой пай, который он вложил вначале, и остался без дела. Привыкнув всю жизнь трудиться, он затосковал. Приобретать новое чайное заведение было одному не под силу. Да и время наступило слишком бурное, неспокойное. Дед решил выждать.

– Неизвестно еще, как события-то повернутся, – говорил он дома. – Война затягивается. Кругом разруха, неразбериха.

Мечтал он поехать к себе на родину, в деревню. Взять там у мира надел земли, приобрести лошадь, корову и уже больше не помышлять ни о какой торговле. Такую мысль развивал дед, когда вся семья собиралась вместе.

– Что ж, жить можно и в деревне, – неуверенно соглашалась мать Ванюшки Анна Николаевна. – Голоднее не будет.

После того как расстались с чайной «Огонек», она устроилась в хлебопекарню. Работа оказалась нетяжелая. После смены полагалось два дня отдыха. В хлебопекарне кормили, с собой после работы давали по буханке хлеба. Этим хлебом теперь кормилась вся семья.

Ванюшке очень не хотелось уезжать в деревню. К таким разговорам он относился неодобрительно.

«Чего я там, в вашей деревне-то, не видел? – думал он. – Мне и здесь неплохо».

По «Огоньку» Ванюшка скучал, и, когда однажды дед предложил: «Не сходить ли нам, Якунькин-Ванькин, чайку попить», Ванюшка тотчас загорелся:

– Пошли-и...

Явились они в «Огонек» через общий ход с улицы. По пути дед раскланялся с новыми хозяевами. Сели у окна за свободный столик. С любопытством осмотрелись. Все такое привычное, знакомое и в то же время... чужое.

– Пару чаю с лимончиком! – заказал Николай Петрович улыбавшейся во весь белозубый рот Любке. – Порцию. – Он строго взглянул на Любку. – Чего умным не требуется, а дуракам не хватает, с гарнирчиком. Понятно? Да парочку утопленников принеси, с хренком. – Дед мельком взглянул на Ванюшку. – А ему полпорции «бузотера» и «пустослова», тоже с горошком и с хренком, чтоб злее было.

Ванюшка в недоумении глядел на деда. Про подобные кушанья он еще ни разу не слышал.

Смышленая Любка, заморгав глазами, все же поняла.

– Сей минут, – улыбчиво сказала она, все еще не отходя от стола.

Поблескивая стеклами очков и поглаживая свою черную окладистую бороду, дед тоже улыбался Любке:

– Вот, Любаша, поворот-то у нас какой. То мы людей кормили. Теперь кормят нас.

Любка принесла им порцию мозгов с гарниром, пару соленых огурцов с хреном и полпорции заливного языка, тоже с хреном, расставила на столе чайную посуду. Оглянувшись по сторонам, шепотом сообщила:

– Не по нраву мне теперь здесь, Николай Петрович! Будет у вас чайное заведение, уйду к вам.

Дед только печально улыбнулся.

Ванюшка беспокойно вертелся на стуле. Хотелось ему побывать и на кухне и в бильярдной, где вместо Терентия уже служил другой маркер, пожилой, остриженный под скобку.

– Свежая метла по-новому метет, – бормотал дед, принимаясь за свою закуску. – Жизнь прожить, Якунькин-Ванькин, не поле перейти.

«Хотя бы музыку завели», – недовольно думал Ванюшка, грустно посматривая на своего любимца Михеля. Стоял деревянный человечек в прежней позе, подняв руку, потеряв, очевидно, навсегда способность двигаться.

Народ прибывал, занимая свободные места. В чайной, как и обычно, становилось все люднее и шумнее. К Николаю Петровичу приблизились двое новых посетителей.

– Разрешите к вам присоединиться? – вежливо попросил один из них, более моложавый, в пиджаке, сапогах и черной косоворотке, с серьезным, нахмуренным лицом.

– Милости просим, – отозвался Николай Петрович, приподнимаясь и отодвигая свой стул.

Новые посетители уселись.

– Придется подождать, – немногословно проговорил первый, пытливо оглядываясь по сторонам.

– Что ж, подождем. Кстати и закусим. А то я, признаться, уже проголодался, – чуть картавя, сразу же согласился его спутник с небольшой рыжеватой бородкой, одетый в простой серый костюм-тройку.

Он удобнее откинулся на своем стуле и, сняв кепку, погладил ладонью широкую, во всю голову, лысину.

– Простите, что вы кушаете? – доверчиво обратился он, заглядывая в тарелку к Николаю Петровичу, который аппетитно заканчивал свой завтрак.

Николай Петрович лукаво улыбнулся.

– Советую, если нуждаетесь, – указывая на свою закуску, сказал он. – Кому впрок, а кому и в тягость. Не знаю, как вам.

– Это почему же в тягость? – заинтересовался тот.

– Мозги, – пояснил дед, – кушанье деликатное.

Человек с рыжеватой бородкой раскатисто засмеялся.

– Помогает? – спросил он.

– Попробуйте. – Дед по-прежнему сохранял невозмутимый вид.

Любка принесла новым посетителям пару чаю и яичницу.

– Как при новой власти живем? – осведомился у Николая Петровича сосед с рыжеватой бородкой, поддерживая начатый разговор.

Товарищ его в косоворотке продолжал упорно молчать.

– Разница невелика, что прежняя власть, что настоящая, – неохотно отозвался дед, наливая себе стакан чаю. – Царя убрали, а порядки остались. Что в лоб, что по лбу, все едино.

– Вот это правильно вы сказали, – сразу же согласился собеседник. – С вами я полностью согласен. Небольшая разница. – Живые, с прищуром глаза его улыбались. – Вы слышали? – обратился он к своему спутнику.

– Нашему мелкому торговому сословью куда ни кинь, везде клин, – иносказательно пояснил дед.

– Прижимают? – осведомился разговорчивый собеседник, быстро орудуя вилкой.

– Как вам, любезный, сказать, – дед снял очки, протирая стеклышки носовым платком, – фортуны нет... Не знаю, а как у вас?

– У нас пока тоже, – согласился тот с ним. – Но будет. Обязательно будет.

– Чем промышляете-то? – поинтересовался дед. – Не из торгового сословия?

Его собеседник отрицательно потряс головой.

– Мастера мы по другой части.

– Значит, мастеровые, – удовлетворенно произнес дед.

Они разговорились, но тут к столу подошли еще двое – механик Максимов и, к удивлению Ванюшки, дядя Аким.

Наклонившись к рыжеватому гостю, дядя Аким сообщил:

– Неувязка произошла. А может, и умышленно, эсеровская провокация. На судостроительном Керенского ждут. Тоже пригласили. Охраны нагнали. На судостроительный вам сейчас никак нельзя.

– Почему? Вот и хорошо! Встретимся – поспорим, – оживился первый, готовясь уже идти.

Он взял в руки свою кепку.

Но его спутник, наклонившись, тихо, строгим голосом что-то сказал. Ванюшка только уловил: «Сорвут выступление. Нельзя рисковать».

Снова пытливо оглянувшись по сторонам и, очевидно, кого-то заметив, он заторопился, а Максимов и дядя Аким отошли в сторону.

– Досадно! Очень досадно! – недовольно произнес разговорчивый сосед Ванюшки. – Тогда поехали на Выборгскую. Там я тоже обещал. – Взглянув на Ванюшку, он улыбнулся ему и подвинул розетку с нетронутым сахаром.

Расплатившись, все четверо направились к выходу, но почему-то через кухню. Повел их Максимов.

Николай Петрович с явным сожалением посмотрел вслед.

– Головастый человек, – пояснил он Ванюшке, – лысина такая же, как и у меня. А говорит просто и ясно, видать, из образованных. На митинг приехал, оратор...

Дед усмехнулся, поглаживая бороду.

– Говорит, рабочая власть нужна России... С сотворения мира у власти богатые да знатные. Не нами заведено, не нам и отменять. Они делами вершат.

Подарок – несколько кусочков сахару – Ванюшка забрал в карман. «Пригодится», – подумал он. «Головастый человек» Ванюшке тоже понравился.

Выпив еще по стакану чаю, Николай Петрович с Ванюшкой вышли на улицу. Там толпились прохожие. Расхаживали милиционеры с белой повязкой на рукаве. Ждали Керенского.

– Постоим, посмотрим? – предложил дед. – Александра Федоровича я еще не видал. Большой человек.

Ванюшка охотно согласился. «Позвать, что ли, Царя? – нерешительно подумал он. – Пожалуй, не вернулся еще с работы».

А Типка Царь был дома. Незадолго до этого пришел с завода. С нетерпением он поджидал Володю Коршунова, намереваясь пойти с ним на митинг.

Спустившись вниз, Царь встретил Володю на дворе возле чайной. Находился тот в компании трех незнакомых Типке людей и что-то показывал самому пожилому из них, в сером костюме, в кепке, с небольшой рыжеватой бородкой. Царь пытливо взглянул на этого человека, вспоминая, где он его видел.

– Любопытно, – говорил тот, окидывая глазами кишевший ребятней обширный двор. – Скобской дворец! Так назвать может только народ.

– Самый большой дом в Петрограде, – отвечал Володя, как-то растерянно улыбаясь. – Живут у нас одни рабочие. Пролетариат, можно сказать.

– Даже и свой георгиевский кавалер имеется, – заметил собеседник Володи Коршунова, взглянув на подошедшего к ним Типку.

– Наш солдат, – с гордостью за Типку отозвался Володя, – Антип Царев.

Крайне недовольный, что начался хвалебный разговор про него, Царь грубовато спросил:

– На митинг скоро пойдем?

– А вы, молодой человек, на какой митинг собрались? – поинтересовался человек с рыжеватой бородой, обращаясь к Типке.

– Ленина слушать, – неохотно ответил Царь.

– Не советую! – Тот хитровато прищурил глаза и спрятал улыбку в усах.

– Это почему же? – вызывающе спросил Царь.

– Не понимаю, какой интерес его слушать.

– А вы его слушали?

Рыжеватый звонко рассмеялся, заулыбались и остальные.

– Как же, как же, приходилось!

– Не понравилось? – снова прямолинейно спросил Царь.

– Так себе. – Собеседник Типки неопределенно пожал плечами.

– Значит, вы не большевик, – сердито отозвался Царь, удивляясь, почему моргает глазами Володя, не вступая в защиту Ленина, а остальные продолжают улыбаться.

– Согласиться с вами не могу, но спорить не берусь... – по-прежнему шутливо отозвался собеседник Типки, разводя руками. Он быстро взглянул на своих спутников. Они молчали, не сдерживая улыбок.

Торопливо шагая, подошел Максимов.

– Нашел извозчика, сообщил он, обращаясь к собеседнику Типки.

Вежливо попрощавшись с Типкой и с окружающими, тот пошел вслед за Максимовым через подъезд на улицу. Провожать его отправились и остальные вместе с Володей.

Посмотрев им вслед, Царь нерешительно поплелся к ребятам, соображая, что Володя, очевидно, отказался от своей мысли взять его на митинг.

«То приглашал, а потом позабыл», – обидчиво думал Царь.

Узнав от ребят о предполагаемом приезде Керенского, тоже отправился на улицу.

Поздно вечером, встретившись с Володей дома (Максимов на этот раз снова не пришел ночевать), Царь спросил:

– В-видел Ленина?

– Как же! – отозвался тот. – Ты тоже его видел. Даже поспорил с ним.

Царь раскрыл от неожиданности рот.

– На дворе, – уточнил Володя. – Чудило ты гороховый. Захотел Ленина переспорить... – засмеялся он. – Да Ленин любого оратора из буржуазных партий на обе лопатки положит. Сто очков вперед любому даст...

Царь долго не мог успокоиться. Как это он не узнал Ленина? Ведь он его видел весной на площади Финляндского вокзала.

ВАНЮШКА ВЫДЕРЖИВАЕТ ХАРАКТЕР

В тот день, когда ждали Керенского, на завод он не приехал. Но через неделю Керенский появился на рабочей окраине. Ванюшка был на дворе, когда у ворот раздались громкие крики:

– Керенский! Керенский!

Опрометью выскочив вместе с другими скобарями на улицу, Ванюшка увидел, как машина с Керенским скрылась за углом, направляясь на завод.

Ребята немедленно облепили заводской забор. За забором, где на стапелях высились корпуса военных судов, играл оркестр духовой музыки, слышались аплодисменты и крики «ура». Очевидно, там выступал Керенский. Ждать пришлось долго – больше часа. Наконец раздались голоса:

– Едет! Едет!

Ванюшка, Фроська, Цветок, Левка устроились поудобнее на заборе, стараясь не прозевать. А на улице зашныряли какие-то юркие личности в полувоенной форме – охрана министра. Керенский ехал в роскошном лимузине серого цвета. Ехал медленно, сидя на переднем месте рядом с шофером тоже в полувоенной форме, с бледным вытянутым лицом и поджатыми губами.

Его шумно приветствовали. Керенский небрежно помахал рукой и поехал дальше. Мальчишки соскочили с забора и бросились было за лимузином, но их остановила охрана, следившая за порядком. Ванюшка все же, прорвавшись вперед, успел снова восторженно взглянуть на Керенского. Тот, встретившись с ним глазами, улыбнулся.

Ванюшка даже успел рукой дотронуться до машины. На двор он вернулся сияющий.

– Видели, как ловко я? – спрашивал он, гордясь своей удачей.

А Цветок слушал и злился на Ванюшку и на себя. Если бы это он... Рассказывал бы, как Керенский разговаривал с ним и даже приглашал сесть в машину.

Керенский понравился не только Ванюшке, но и многим ребятам. Как раз и эти дни началось, по газетным сообщениям, наше наступление на фронте. Вначале оно происходило успешно, и весь Петроград был взбудоражен, а имя Керенского у всех было на устах. И Ванюшка еще более загорелся. Он остригся под ежик, как Керенский, и вышел на двор в застегнутой наглухо куртке, засунув правую руку за борт и так же плотно, как Керенский, поджимая тонкие губы.

– Ребята! Керенский! – сразу же подметил Цветок, указывая пальцем на Ванюшку. Он подкатил камень и по своей привычке нахально приказал: – Керенский, становись! Говори речь!

Смеялась Фроська, улыбалась Катюшка. Только верный Купчик глядел на Ванюшку с восторгом. И Ванюшка, рассердившись на всех и прежде всего на зловредную Фроську, вместе с Купчиком удалился на двор Моторного дома, где у него тоже установились приятельские отношения с гужеедами.

Крупные события происходили в жизни Ванюшки. На днях дед собрался и уехал один в деревню. Мать продолжала посменно работать, и часто ночевать Ванюшке приходилось одному. С Фроськой он заставлял себя не встречаться и теперь все чаще поглядывал на свою соседку, смешливую голубоглазую толстушку Маринку Королеву. Ванюшка все более убеждался, что Королева нисколько не хуже Фроськи. Правда, она тоже франтиха и модница, но характер у нее мягче, и дружить она с Ванюшкой, очевидно, тоже не возражает. Если бы он смог переселиться к соседям, то Фроська была бы окончательно позабыта.

На дворе Моторного дома весело сияло июньское солнышко. Воробьи сидели на заборе, нахохлившись, от жары широко раскрывая свои клювы. Ванюшка и Купчик оживленно беседовали с Королевой и ее подружками. Ванюшка рассказывал, как прошлым летом в деревне он чуть не заблудился в лесу, а Королева гадала. Разложив на брусчатой плите старые, растрепанные карты и лукаво поглядывая на Ванюшку, она определяла его будущую судьбу.

– Ждут тебя неприятности от пиковой дамы, – тоненьким голоском предвещала Королева. – Вот видишь червонный валет? Ждут тебя большие-пребольшие хлопоты.

Ванюшка, кончив рассказывать, с глубокомысленным видом слушал, с тревогой поглядывая на зловредную пиковую даму. В общем, ничего хорошего в будущем ему не предвиделось. А хлопот и так, без валета, полон рот. Он не подозревал, что в это время сзади стояла Фроська, которая почему-то забрела сюда вслед за Ванюшкой.

Увидав скобарей в компании одних гужеедих, Фроська не могла остаться спокойной. Ванюшку она по-прежнему считала своей собственностью. Стояла Фроська с гордым, вызывающим видом перед Королевой, уперев руки в бока, и с сознанием своего превосходства глядела на нее. Ждала подходящего момента, чтобы унизить соперницу.

Когда Маринка, кончив гадать, убрала свои карты, Фроська решительно дотронулась до плеча Ванюшки.

– Пошли домой! – властно приказала она, недобро поглядывая на Маринку.

– Не пойдем, – решительно за себя и за своего друга Купчика ответил Ванюшка.

– Как это не пойдете? – опешила Фроська.

– Так и не пойдем. – Ванюшка отвечал спокойно, однако не поднимая глаз. Он знал, что если посмотрит ей в глаза, то Фроська неминуемо возьмет верх.

– Тебя Царь зовет, – схитрила Фроська.

– Подождет, – по-прежнему спокойно отвечал Ванюшка.

Гужеедихи уже хихикали, с любопытством ожидая, чем же кончится разговор.

Потерпев поражение, рассерженная Фроська, гордо вскинув голову, удалилась со своими подружками. Левка Купчик недоброжелательно посмотрел ей вслед, затем с жалостью – на своего друга.

– Фроська теперича загрызет тебя.

– Пускай. – Ванюшка пожал плечами, а взглянув на Королеву, добавил: – Я тоже могу... рассердиться на нее.

– А ты рассердись, – сразу же оживившись, посоветовала Королева. – Ты плюнь на нее.

Ванюшка, насупившись, молчал.

– Погадать тебе еще? – ласково предложила Маринка.

– Не-е, – Ванюшка отрицательно замотал стриженной под ежик головой.

Он уже знал и без Королевы, кто была пиковая дама, от которой никаких радостей ему не предвиделось.

Он было порывался уйти домой, но Королева и не думала отпускать его. Обладала она такой же властью над мальчишками, как и Фроська.

Беседа на дворе Моторного дома продолжалась. Но когда Ванюшка возвратился домой, его, как и предвещал Левка, у подъезда встретила Фроська. Глаза у нее были злые. Губы крепко сжаты.

– Ты что, – спросила она, – к чужакам переметнулся?

– Никуда я не переметнулся, – ответил он, повертываясь к Фроське спиной.

И Ванюшка, не взглянув на Фроську, ушел бы, если бы Фроська не догнала и не стала перед ним лицом к лицу, как стена перед стеной. Рассерженные глаза у Фроськи сверкали, пухлые губы вздрагивали.

Ванюшка вдруг совершенно успокоился и уже смело взглянул Фроське в глаза.

– Ты меня не позорь, – предупредил он. – Я тебе не Царь и не брат. Дружить ты со мной не дружишь, а только... – ресницы у Ванюшки дрогнули, – а только мытаришь.

– Как же это я не дружу? – растерялась Фроська.

– С Царем ты дружишь! – Ванюшка с отчаянной храбростью сразу выложил ей в глаза все свои обиды. Тот разговор, к которому он так стремился, наконец состоялся.

Высказав все, Ванюшка сунул руки в карманы, опустил голову и ушел. Фроська молча проводила его долгим, пристальным взглядом. Она чуточку побледнела. Было ей так, немножко, жалко своего друга...

У ворот Ванюшка встретил Серегу Копейку, который вывел на двор своего заболевшего отца подышать воздухом. Отец Сереги работал на ситценабивной фабрике «Лютча и Чешера» в красильном отделении и теперь угасал. По словам Сереги, краска у отца съела легкие. Он то и дело кашлял с кровью. Возле него толпились малыши – сестренки и братишки Сереги. Ванюшка только вздохнул, понимая, как тяжело теперь Сереге живется, и свои горести разом померкли.

ПРОЛЕТАРИИ И БУРЖУИ

Серега Копейка имел прочный и постоянный заработок, торгуя газетами. В воскресное утро, выскочив из своего подъезда на мокрый от ночного дождя двор Скобского дворца, он по привычке поершил бронзовые курчавые волосы, громко шмыгнул носом и помчался на свой промысел.

– С хорошим солнышком, Сережа! – приветствовала его Дунечка Пузина и хотела остановить, но не смогла.

Серега что-то буркнул в ответ, не задерживаясь ни на секунду.

Заклеенные лозунгами, воззваниями, призывами улицы Петрограда кишели народом. На перекрестках, несмотря на ранний час, уже митинговали. Публика то разражалась бурными аплодисментами, то вскипала негодующими криками. В другое время Серега непременно присоединился бы к толпе и если не полным голосом, то свистом дал бы знать, что он тоже стоит за рабочий класс, но Серега спешил. Быстро добрался до Малого проспекта, где между 13-й и 15-й линиями находился раздаточный пункт для газетчиков. В полутемном закоулке, у ворот серого четырехэтажного дома, дежурила крикливая орава таких же, как и Копейка, босоногих подростков. Ждали они, когда откроются двери, чтобы скорее получить газеты и вернуться на шумные, людные улицы.

– Привет Копейке! – дружески шлепнул Серегу по спине соратник по торговым делам Степка Комар с Наличной улицы.

– Здорово, Комар! – приветствовал его Серега.

– Туго нам приходится. Бьют гимназисты наших! – пожаловался черноглазый Комар, так же как и Серега имевший дело с большевистскими газетами. – Ты того... подальше от них. Вчерась я еле от них удрал.

– Что, уже поджилки затряслись? – поддел его Копейка. – На нас не нападут. Мы – скобари...

Но тут все загалдели и ринулись в узкий проход. Началась раздача газет.

– Мне... Мне... – слышались голоса. Крепко работали локти у самых проворных. Наиболее ловкие выходили победителями.

Оказавшись впереди, Серега в полную меру нагрузился пачками газет. Недоверчиво, с пристрастием взглянув на летнее солнышко, вокруг которого, словно тоже на митинг, собирались многочисленные тучки, и решив, что дождя все же не будет, Серега бодрой рысцой направился в свой район. По неписаному соглашению его не мог обслуживать никакой другой газетчик. А район был людный, прибыльный. Завоевал его Серега не сразу. И тут Серега Копейка совершил непоправимую ошибку, выпустив из головы дружеское предостережение Степки Комара.