Текст книги "Чёрный ангел"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Да... Сейчас. – И неожиданно обратился к Надежде. – Надежда Валентиновна, вы не возьмете трубочку?

К Надиному удивлению, он не встал с места, явно ожидая, что она подойдет к нему сама. Сначала она решила, что эта внезапная неучтивость со стороны всегда предупредительного Геши объясняется его расстроенными чувствами, потом сообразила, что он просто выполняет ее указание: сидеть рядом с Базилем. Она подошла и взяла протянутый аппарат.

– Алло, Вовчик?..

– Надь, у вас все в порядке?

– Да, а у вас?

– У нас по милости этого рас... раздолбая Геши была веселая ночка. Теперь все окей. Мы взяли шестерок, скоро доберемся и до хозяина. Ладно, об этом потом. Тут Лизавета хочет с тобой поговорить. Передаю трубку.

– Надежда? Как вы там? У нас тут такое творится! Чистый боевик!

– Что случилось? На вас напали?

– Пытались. Но все уже позади. Митя оказался на высоте. Подробности при встрече. Я хотела спросить: вы скоро освободитесь? Сможете до девяти подъехать в госпиталь к Пете? Славик сказал...

– Славик?! Как он тебя отыскал?

– Я сама ему позвонила. Вы уехали, а я лежала и думала обо всей этой заварухе... Дошла до покушения на Петеньку и вспомнила, что вы со Славиком договаривались созвониться этой ночью, когда он будет на дежурстве. Подумала, что он, наверное, названивает тебе и сходит с ума от беспокойства. Ну и позвонила. Он...

– Но откуда у тебя его номер?

– У тебя на аппарате окошечко, где номер при наборе высвечивается. Ты звонила при мне, а у меня хорошая память на цифры. Слушай, не перебивай, а? Не то я никогда до конца не доберусь. Петенька пришел в сознание и говорит какие-то странные вещи. На самом деле Славик выразился грубее – мол, у парня от всех этих потрясений крышу снесло. В общем, Славик сказал, что было бы неплохо, если бы Петеньку навестил кто-нибудь из знакомых. Возможно, это поможет ему оправиться. Лучше бы приехать сегодня до девяти утра, пока у Славика дежурство, а то потом будет сложнее. Я не знала, как с вами связаться, хотела было попросить Митю, чтобы он отвез нас с Мишуткой, но тут начался боевик... Потом Митя повязал плохих парней и вызвал Вовчика. И выяснилось, что у Геши есть мобильник. Короче, вы можете подъехать сейчас к госпиталю? Если не можете, я поеду сама, но не хотелось бы будить Микки...

– Можем. Здесь мы уже разобрались.

– Да? И что выяснилось? Ты была права?

– Не совсем. Поговорим при встрече, хорошо?

– Ладно, пока.

Надежда отключилась и протянула мобильник Геше. Потом повернулась к Эдику.

– У меня есть объяснение.

– Что?! Какое объяснение?

– Ты спросил у Базиля, есть ли у него другое объяснение всем этим убийствам и покушениям – отличное от того, что придумали мы. Так вот, оно есть у меня. Ирен, Мыкола, Петенька – на совести сообщников убитого бандита. Его смерть навела их на подозрение, что он вышел на деньги, – вернее, на того, кто прибрал их к рукам. Сообщники бросились сюда – проводить собственное расследование. Вероятно, они тоже прятались где-нибудь в кустах и слышали обрывки вашего разговора твоего и Ирен. Они пытались похитить ее, чтобы она рассказала им все, что знает, но Ирен удалось вырваться. Они бросились в погоню – на машине – и произошел несчастный случай...

– Несчастный случай? Ты с ума сошла? По ней три раза проехали!

– Возможно, от злости, что она погибла, ничего им не рассказав. Если считать, что Ирен убили, уже выяснив у нее все, что можно, тогда непонятно похищение Мыколы и все остальное.

– Но Петю они не пытались похитить! В него просто выстрелили. Зачем? Может быть, тоже от злости на Ирен?

– Нет. Тот черный тип собирался выяснить у Пети, не говорила ли ему Ирен про убийство. Чтобы вызвать Петю на откровенность, тип наставил на него пистолет. И тут услышал, что мы бежим наверх. Похоже, он запаниковал и непроизвольно нажал на спуск. Поэтому Петя и остался в живых, хотя стреляли практически в упор.

– Все это домыслы чистой воды.

– Ты просил альтернативную версию? Ты ее получил. Насколько она верна, выяснится в ближайшие несколько часов. Вовчик прихватил "шестерок", которые за нами бегали, и сейчас беседует с ними на предмет личности хозяина. Базиль, если хозяин – все-таки вы, я вам не завидую. Вовчик очень зол, а он не из тех, кого можно злить безнаказанно.

Базиль устало покачал головой.

– Нет, не я. Но мне в любом случае не поздоровится. Смерть, тюрьма – какая разница? Все равно я больше не смогу защитить Светика от этой гадины...

– Не отчаивайтесь, все не так скверно. Хотите совет? Я бы на вашем месте пошла с повинной. За убийство по неосторожности большой срок не дают. Явка с повинной будет зачтена в вашу пользу. А если нанять хорошего адвоката, он вообще может добиться оправдания. Докажет, что произошел несчастный случай. У вас масса свидетелей, которые подтвердят, что цианид в сигарету вы подложили без злого умысла.

Базиль вздохнул.

– Наверное, я так и сделаю. Все равно рано или поздно придется расплачиваться за эту смерть. Лучше уж принять воздаяние в нынешнем воплощении.

24

– Ты обратил внимание, что наше везение кончилось ровно в полночь – с наступлением понедельника? – прицепился Виктор к Халецкому, когда они вышли из начальского кабинета.

Халецкий – не выспавшийся и раздраженный неудачей (Песич только что отказал ему в просьбе освободить их на сегодня от участия в поисках маньяка; правда, после долгих уговоров согласился отпустить Бекушева), ответил довольно резко:

– Боже, Пых, как ты меня достал своей понедельничной теорией! Неглупый вроде мужик, а суеверен, как дикарь племени мумбо-юмбо.

– Это не суеверие, это подтвержденный объективной статистикой факт.

– Засунь свою статистику, знаешь, куда? Кто тебе сказал, что она объективна? Я, к примеру, не считаю бегство этой компании невезением. По крайней мере, у нас остался шанс увидеть их живыми. Вот если бы они не успели удрать и попали бы в лапки к нашему милому Соловейчику, тогда имело бы смысл причитать. И вообще, имей совесть! Тебе привалила неслыханная удача: монаршей милостью и моими молитвами ты избавлен на сегодня от рутиннейшей из работ. Как смеешь ты после этого жаловаться мне – мне, обреченному шерстить сотни владельцев малолитражек! – на невезение?

– По-моему, проверка врачей – работа ничуть не менее рутинная, чем проверка автолюбителей, – пробурчал Виктор.

– Не зли меня, Витек. Тебе никто не предлагает проверить всех врачей города. И даже сотую часть. Спорим, у Вязникова и Неман, вместе взятых, окажется не больше пяти знакомых эскулапов?

– Не буду я с тобой спорить. Пусть хоть один-единственный будет, его еще сначала вычислить нужно, этого эскулапа. Представь, сколько народу придется для этого опросить...

– Прекрати ныть! – зарычал Халецкий. – Не диво, что по понедельникам от тебя отворачивается фортуна, я бы на ее месте тоже не захотел смотреть на твою кислую мину. Нечего заранее настраивать себя на неудачу. Вполне возможно, что все нужные сведения тебе дадут уже коллеги Вязникова. Или мать Надежды Неман – по телефону. Все, капитан Бекушев! Извольте убрать с глаз моих свою постную харю. Кругом, шагом марш!

Виктор ушел, обиженный на "постную харю", а еще больше – на нежелание Халецкого признать справедливость закона о понедельниках. Суеверие! О каком суеверии может идти речь, когда собрано столько фактов? Взять хотя бы минувшую ночь... До двенадцати все шло замечательно: они напали на след исчезнувшего Вязникова, казалось, еще чуть-чуть – и след приведет к его убежищу. Но наступил понедельник.

На звонок в квартиру Надежды Неман никто не ответил. Ее соседи по лестничной клетке при виде милицейских удостоверений пришли в негодование:

– Вы что, издеваетесь? Вторую ночь подряд вытаскиваете нас из постели! Не могли пораньше прийти со своими вопросами?

– Да вообще – чего ходить-то? Мы еще вчера сказали: ничего не знаем! И видеть не видели, и слышать не слышали, как к Надьке в квартиру вламывались. Чего вам от нас еще нужно?

Когда возмущенный гвалт стих, Виктор с Борисом выяснили, что накануне ночью, точнее, ранним утром, сюда приезжала милиция – с автоматами и противогазами. Ворвались к Надежде в квартиру, никого не нашли и перебудили весь подъезд спрашивали, не видел ли кто здесь ночью посторонних. Никто, ясное дело, ничего не видел – в пять утра нормальные люди спят, а не шастают по подъездам.

Они с Халецким отправились в местное отделение милиции и узнали, что вызов поступил от соседей Неман из другого подъезда. Звонивший, Виктор Крутиков, сообщил, что соседка перебралась к ним в квартиру через балкон и утверждала, будто ее пытаются отравить газом. Туда отправили людей, но ни задержать злоумышленников, ни найти свидетелей, видевших, как они выглядели, на чем приехали и так далее, не удалось. Пострадавшие – сама Неман и ее гости (мужчина, женщина и маленький ребенок) – тоже скрылись в неизвестном направлении.

Поколебавшись, Бекушев и Халецкий рискнули навлечь на себя гнев Крутиковых, вызвавших милицию. К счастью, те еще не спали – смотрели телевизор. Вера Сергеевна Крутикова, не скупясь на леденящие душу подробности, поведала о переживаниях прошлой ночи и довольно неплохо описала гостей Надежды. У оперативников не осталось сомнений, что речь идет о Вязникове и Елизавете подруге покойной Морозовой.

Невестка Крутиковой Нина дополнила рассказ Веры Сергеевны, признавшись, что помогла бежать всей честной компании – провела их через крышу в другой подъезд, подальше.

– Они боялись, что бандиты оставили кого-нибудь внизу наблюдать за подъездами, – объяснила она. – Я предложила отвести их через крышу к шестому подъезду, который выходит на противоположную сторону дома. Они сначала согласились, а потом, уже на крыше, эта женщина – Надежда – вдруг попросила впустить их во второй. Я напомнила, что он тоже выходит во двор, но она настаивала.

Виктор Крутиков тоже внес в хронику событий свою лепту. Утомившись стоять на лестнице в ожидании милиции, которая, как водится, не торопилась, он, невзирая на протесты матери и жены, уже вернувшейся с прогулки по крыше, спустился во двор, надеясь хоть одним глазком увидеть бандитов. Разумеется, он принял меры предосторожности: вышел из дому, покачиваясь, будто пьяный. Замаскировался, словом. Потом, никого не увидев, спрятался в тени и стал дожидаться, когда бандиты выйдут из Надькиного подъезда. Бандиты все не выходили и так и не вышли до приезда милиции, зато Крутиков видел две шикарные иномарки, выехавшие со двора. Сначала под арку нырнула одна, – ее номера Витя не заметил, потому что смотрел на подъезд, – потом другая. Тут уж Крутиков был начеку. Смекнул, что этот ночной исход иномарок подозрителен, и, когда машина притормозила перед аркой, вгляделся попристальнее и разобрал номер.

Халецкий без особого энтузиазма позвонил в автоинспекцию – он не очень верил в связь между ночным происшествием в квартире Неман и иномарками. Но когда выяснилось, что машина принадлежит Рубцову Владимиру Анатольевичу, проживающему во втором подъезде Надеждиного дома, зародыш энтузиазма робко шевельнулся в усталых милицейских душах. Тот факт, что от дома ночью отъехали две машины, мог быть простым совпадением. Но, учитывая, что Надежда попросила младшую мадам Крутикову впустить их во второй подъезд, ночной выезд машины, принадлежащей жителю второго подъезда, выглядел слишком многозначительным для совпадения. Виктор и Борис плюнули на приличия и отправились к хозяину "мерседеса" с поздним визитом. Однако, несмотря на поздноту визита, дома никого не застали.

Тогда они сдались. Позвонили еще раз в дорожно-патрульную службу, попросили помочь с поисками машины и ее владельца и поехали по домам – спать. По дороге Халецкого осенила очередная гениальная идея, но ее воплощение все же решили отложить до утра.

Идея касалась исчезновения Петра Кронина. Евгений (Эжен) Кулаков, пересказывая историю, с которой явились к нему Вязников и Неман, упомянул, что в мужа Морозовой стреляли, но, когда оперативники попытались выяснить подробности, сказал, что ему ничего не известно. Вязников не заострял внимания на покушении, упомянул только, что оно не удалось. Значит, Кронин забрал ребенка и тоже скрылся от греха подальше – решили тогда оперы. Но, как теперь выяснилось, бездетная Надежда Неман, спасаясь от ночных гостей, несла на руках полуторагодовалого ребенка. А Петра Кронина в компании беглецов не было. Халецкий сделал вывод, что его все-таки подстрелили, хотя, возможно, и не насмерть. Вывод номер два представлялся очевидным: Эдуард и Надежда отвезли раненого к знакомому врачу и оставили на его попечении. И даже не просто к знакомому, а к очень хорошему знакомому – скорее всего, к близкому другу. Закон обязывает медиков сообщать об огнестрельных ранениях в милицию, и чужой не рискнул бы его нарушить.

Теперь Виктору предстояло найти этого врача. Сначала он поедет к Вязникову на работу, расспросит коллег Эдика. Если никому из них неизвестно, есть ли у Вязникова знакомые врачи, придется искать просто знакомых и уже у них спрашивать про врачей. Если результата не будет, предстоит ехать к матери Надежды Неман (соседи Надежды назвали имя матери и район, где она живет; точный адрес легко выяснить в ЦАБе). Если не повезет и там, останутся еще другие родственники, а также друзья, любовники, коллеги – в общем, роскошью человеческого общения Виктор будет обеспечен надолго.

"А мне непременно не повезет, – думал Виктор. – Халецкий может говорить что угодно, но по понедельникам работать нельзя. Вкалываешь, как вол, а толку никакого. Возможно, на Бориса этот закон и не распространяется. Он вообще счастливчик, ему все достается легко, на блюдечке с голубой каемочкой. А мне никто никаких блюдечек не поднесет – ни с каемочкой, ни без. Тем более в понедельник".

С этими мрачными мыслями Бекушев и появился у Вязникова на работе.

Первым, кого он увидел, был Василий Буянов. Некурящий директор рекламного агентства "Пульс" сидел на скамейке для курильщиков и вовсю дымил. Заметив оперативника, Буянов замер, потом решительно раздавил "бычок", встал и шагнул навстречу.

– Здравствуйте. Вы не скажете мне, как оформляется явка с повинной?

Халецкий сидел в кабинете начальника ОВД "Отрадное" и объяснял спешно собранным участковым их задачу. Перед каждым лежал список владельцев малолитражек, проживающих на территории соответствующего участка. Борис инструктировал милиционеров по поводу мер предосторожности, которые необходимо принять, чтобы не спугнуть маньяка, когда на столе начальника зазвонил телефон.

– Подполковник Губченко!.. Слушаю, Петр Сергеевич... Да, он как раз у меня. Передать ему трубочку? – Начальник призывно помахал Халецкому. – Одну минуту!

Борис вскочил, в спешке уронив стул, и рванул к телефону.

– Слушаю!

– Тут тебе гаишники звонили, – ворчливо сказала трубка голосом Песича. Засекли они твой [...] мерс при въезде с шоссе Энтузиастов на МКАД.

– Задержали?!

– Нет, передали на следующий пост. Говорят, сам успеешь подъехать. На пересечении с Ярославкой авария – [...] грузовик [...] в цистерну, легковушки в эту же [...] [...] В общем, в ту строну – [...] пробка – часа на два, не меньше. Знаешь гаишный пост на сто пятом километре? [...] туда.

– Можно вопрос, Петр Сергеевич? Почему вы позвонили мне, а не Бекушеву? Нет, вы не подумайте, я не в претензии, просто любопытно. А как же маньяк?

– [...] ты, Халецкий. Нечего начальство поддевать. [...] с ним, с маньяком! Завтра поймаешь. А Бекушеву я звонил, он занят, [...] снимает показания с убийцы Козловского.

"Вот тебе, Витенька, и понедельник!" – обалдело подумал Халецкий, выронив трубку.

25

– В чем дело, Геша? За что босс на вас взъелся? – спросила Надежда, когда они с Эдиком устроились на задних сиденьях "мерседеса". – Какое отношение вы имеете к нападению на загородный дом?

Человек-гора неловко поерзал в водительском кресле. Тема явно была ему неприятна, но оставить Надин вопрос без ответа он не посмел.

– Эти му... – прошу прощения – придурки нацепили маячок на машину Владимира Анатольевича и довели нас до места, ни разу не попавшись мне на глаза. Шеф считает, что виноват я. Вчера ночью он поручил мне проверить двор, а я никого не нашел – стало быть, плохо искал. Но в одиночку невозможно обыскать такое большое пространство... да еще в темноте. От одного спрятаться очень просто – перебегай себе с места на место да ныряй за деревья и детские домики. И в подъезде можно укрыться. Подъезды я не проверял, они же все на замках. А маячок наверняка прицепили, пока я в гараж ходил. Я первую машину подогнал к подъезду и пошел за второй. У них минут семь было в запасе.

– Не расстраивайтесь, Геша, – попросила Надежда. – Вы совершенно не виноваты. И, поверьте, я сумею донести эту мысль до Владимира Анатольевича. Кстати, о чем он с вами так долго говорил? Все вас отчитывал? Или хоть что-нибудь объяснил? Что у них произошло?

– Ничего страшного. Эти типы вывели из строя сигнализацию и самонадеянно поперли в дом. Даже не подумали, что система продублирована. Митяй, само собой, был начеку и скрутил обоих. Потом позвонил шефу. – Геша недоуменно покачал головой. – И как они отважились?.. Это ж какими психами нужно быть, чтобы пойти против Владимира Анатольевича!

– А кто он? – не сдержала любопытства Надежда. – Нет, я, конечно, знаю, что он – генеральный директор, президент и прочая и прочая... Владимир Анатольевич давал мне свою визитку. Но как он дошел до жизни такой? Я к тому, что еще десять лет назад ничто не предвещало его стремительного взлета. Откуда на него свалилось богатство? Он что – неизвестный миру потомок барона Ротшильда?

Геша покосился на зеркальце, встретился с Надеждой глазами и торопливо перевел взгляд на дорогу. Судя по растерянности, написанной на его физиономии крупными буквами, он явно не знал, имеет ли право ответить на этот вопрос.

– Если вы намерены молчать, Геша, мне в голову полезет всякая гадость, шантажнула его Надежда. – Например, что ваш шеф промышляет работорговлей. Или сутенерством. Могу поспорить, Владимир Анатольевич не будет вам благодарен за такие мои мысли.

Человек-гора изобразил нечто похожее на кукареканье осипшиго петуха, тяжело вздохнул и снова глянул в зеркальце.

– Владимир Анатольевич – знаменитая личность, – сказал он наконец. – Кличка Вова-танк ничего вам не говорит? Как раз лет десять назад его нанял на работу один авторитет по кличке Хорек. Нанял, но не приблизил. По воровским понятиям Вова даже до шестерки не дотягивал – не то что в блатных, и в приблатненных-то не ходил. Но Хорек раз увидел его в драке и решил, что такой человек ему пригодится.

Понимаете, у Владимира Анатольевича очень высокий болевой порог. Удары, которые любого другого вырубят вчистую, на него не производят впечатления. А сила у него... вроде моей, сами знаете. Короче, Хорек нанял его охранять ларьки на рынке, который контролировал. Там в основном кавказеры торгуют, и однажды скинхеды собрались там порезвиться. Наехали целой толпой, вооружились железными прутьями... Так Владимир Анатольевич их чуть ли не в одиночку раскидал. Страху нагнал! Они его – прутьями, а он, как зомби, – идет вперед, от ударов не уклоняется и даже не вздрогнет. После этого случая его Вовой-танком и прозвали.

А потом на рынок позарились еще два авторитета. Договорились меж собой свалить Хорька, назначили стрелку и уложили там всех – и Хорька, и его подручных... Послали своих людей на рынок – объявить кавказерам, что они теперь будут платить дань новым хозяевам. Посланники назад не вернулись – загремели в больницу. Вова-танк на них живого места не оставил. Авторитеты послали против него целый вооруженный отряд. Вова голыми руками с ними разделался. Остатки бандитов вернулись к хозяевам совершенно деморализованные. Ясен перец, Вова после разборки с посланниками носил бронекостюм из кевлара. Но зрелище все равно вышло впечатляющее. Идет человек прямо на автоматные очереди и не пошатнется. А ведь пуля, даже из легкого ствола, через бронежилет такие синяки оставляет – как молотком по голому телу.

Тогда авторитеты решили пойти на Владимира Анатольевича войной. Конечно, в одиночку он бы не устоял, но к этому времени вокруг него собрались остатки Хорьковой группировки, да и кавказеры подсуетились – нашли людей ему в помощь. Короче, войну Владимир Анатольевич выиграл. Территория Хорька перешла к нему. И Яша Гельберг впридачу.

– А кто такой Яша Гельберг?

– Был у Хорька кем-то типа экономического консультанта. Башковитый мужик. Они познакомились на зоне: Яков Моисеич по хозяйственной части сидел. Но Хорек относился к своему консультанту без всякого почтения, прислушивался к нему, только когда их мнения совпадали. А Владимир Анатольевич сразу Гельберга зауважал. Гельберг как-то ему сказал, что криминальный капитал очень ненадежен, посоветовал заняться честным бизнесом. И Владимир Анатольевич проникся. Теперь у них с Яков Моисеичем целая деловая империя.

– М-да, кто бы мог подумать?.. – пробормотала Надежда себе под нос.

– Что, Надин, нет пророка в своем отечестве? – поддел ее Эдик.

– И не говори, дорогой. И не говори...

Славик, бледный и осунувшийся после ночного дежурства, покачал головой.

– Не знаю, ребята... По-моему, все-таки нужно пригласить психиатра. Конечно, психиатр может подвести меня под монастырь, если стукнет кому-нибудь насчет огнестрела, но самим нам, боюсь, не справиться. Парень сильно не в себе. У меня у самого мозга за мозгу заходит, когда я слышу, что он несет. Черный ангел, явившийся за ним, светлый ангел, отпустивший его ненадолго на побывку – уладить дела сына, родовое проклятье каких-то ирландцев... Взбесившиеся лошади, сброшенный в пропасть экипаж, молодая хозяйка, перебравшая на балу в собственном замке и утонувшая по этому случаю в бассейне. Свихнувшийся с горя муж, пустивший себе пулю в лоб... Словом, готический роман, да и только. Да вы сами сейчас услышите. – Он посмотрел на Эдика. – Говоришь, вы с ним не слишком хорошо знакомы? Это жаль. Возможно, близкий человек поставил бы ему мозги на место. А эта девушка, Лиза? Она вроде хотела подъехать и привезти сына вашего Пети?..

– Славик, ну подумай сам! – вмешалась Надежда. – Везти среди ночи из-за города малого ребенка! Давай сначала попробуем обойтись легкими средствами. Посмотрим, узнает ли Петя Эдика. А Мишутку привезем в следующий раз, когда ты будешь дежурить днем.

– Ну что ж, давайте попробуем, – с сомнением сказал Славик.

Увидев Петю, Надежда испытала шок. Дело было даже не в том, что он выглядел совсем больным, она и не ждала найти здесь пышущего здоровьем бодрячка. Его глаза – вот, что заставило ее содрогнуться и покрыться мурашками. Глаза ребенка, попавшего в лапы садиста. В них было столько боли, страха, беззащитности, растерянности... И обреченности. Надежда едва не застонала, внутренности скрутило узлом от невыносимого сострадания, от острого желания подхватить этого взрослого мальчика на руки, укачать, успокоить, утешить, защитить...

– Здравствуйте, Петр, – сказал Эдик, усевшись на стул в изголовье кровати. Надежда и Славик остались стоять у двери. – Вы меня помните?

– Да, – тихо, словно через силу ответил больной. – Вы – Эдди, коллега и друг Ирен. Вы приходили к нам в гости. С женой. У вас очень красивая жена... Инна правильно?

Славик и Надежда переглянулись. Начало обнадеживало.

– Вы помните, что с вами произошло? Как вы попали сюда?

Петя медленно покачал головой.

– Нет.

– Вас ранили, и мы с доктором, – Эдик кивнул в сторону двери, – привезли вас в госпиталь. Вы помните человека, который в вас стрелял?

Славик судорожно выбросил руку вперед, точно хотел перехватить последний вопрос, не дать ему долететь до ушей пациента.

– Да, – устало сказал Петя, прикрыв глаза. – Это была Ирен.

Эдик поперхнулся.

– Петр, вы что-то путаете, – пробормотал он, прокашлявшись. – Ирен никогда бы не стала в вас стрелять, она вас очень любила. И... она умерла... раньше.

– Знаю. Разве мог я об этом забыть? Она пришла за мной, потому что мне было очень плохо без нее. Она меня пожалела. Черный ангел... Я не сразу узнал ее. Нет, не так – не сразу поверил... из-за Микки. Он остался совсем один... Почему Ирен не подумала о Микки? Но теперь я понимаю. Дело в проклятии О'Нейлов. Ирен пока не набрала силу – ведь она ТАМ совсем недавно – и не смогла ему противостоять. Послала мне другого ангела, светлого. И я уговорил его меня отпустить.

Эдик совсем растерялся. Петя говорил с такой убежденностью, такой непоколебимой уверенностью в своей правоте, что возражать ему не имело смысла. Да и как можно возражать человеку, выпавшему из мира реальности? С сумасшедшими принято соглашаться или, по крайней мере, делать вид, будто принимаешь их бредни всерьез. Эдик не был к этому готов и беспомощно оглянулся на своих спутников. Славик развел руками. А Надежда шагнула к кровати.

Взгляд, которым обменялись Эдик и Славик, был очень красноречив – как если бы они дружно повертели пальцем у виска. Между тем, Надежда вовсе не считала, что Петя повредился рассудком. К людям, рассказывающим о встрече с запредельным, всегда относятся, как к безумцам... или как к бессовестным лжецам. Когда-то жители тропических стран с таким же недоверием выслушивали рассказы путешественников о горных ледниках и заснеженных равнинах. Сто лет назад крестьяне, живущие где-нибудь в глуши, наверняка поднимали на смех людей, описывающих аэроплан в полете. Телепатов многие до сих пор считают ловкими фокусниками, хотя исследованием телепатии давно занимаются научные институты. Кто знает, может, Петя действительно видел ангелов, пока болтался на нейтральной полосе между жизнью и смертью? Но скорее он просто оказался в плену очень ярких галлюцинаций – таких ярких, что нельзя не поверить в их реальность. Ну и на здоровье, пусть себе верит! Зачем же сразу записывать человека в сумасшедшие, приглашать к нему психиатров?

– Здравствуйте, Петя. Меня зовут Надежда. Мы с вашим Микки очень подружились. Он сейчас с Лиской. В следующий раз она приедет вас навестить и привезет мальчика. Вы, наверное, здорово по нему соскучились?

Петя улыбнулся – очень грустно, но все-таки улыбнулся.

– Как он? Много доставляет хлопот?

– Все замечательно. И сам Микки замечательный. Возиться с ним – одно удовольствие. Лиска передает вам большой привет. Она хотела приехать, но не решилась будить мальчика.

– Спасибо. Передайте ей, что я ее все время вспоминаю. Если бы не она... не знаю, что бы с нами было. Вот и Ирен всегда так говорила. Ирен... Не уберег я ее... А ведь знал о проклятии...

– О проклятии О'Нейлов? – осторожно уточнила Надежда. – Извините, Петя, я не совсем поняла – что это за проклятие? Почему оно должно было отразиться на вас? Вы имеете какое-то отношение к этим О'Нейлам?

– Самое прямое. Я и есть О'Нейл. Питер О'Нейл. У нас в роду все умирают молодыми – и урожденные О'Нейлы, и их жены. И каждый раз остается ребенок, маленький мальчик. Он вырастает, женится, производит на свет сына и все повторяется. Не знаю, чем мы прогневили Господа. Должно быть, неправедно нажитым богатством. Видимо, кто-то из далеких предков был разбойником с большой дороги. Теперь уже не выяснить точно. Да и незачем. Проклятие все равно никуда не денется. Я пытался обмануть судьбу – сменил фамилию, уехал на другой край света, жил только на жалованье, проклятых денег не касался... Ничто не помогло. Ирен погибла из-за моего тупого упрямства. Она не хотела выходить замуж, не хотела рожать ребенка... Что я наделал! – Питер закрыл глаза.

Надежда подошла поближе. Эдик запоздало вскочил и придвинул ей стул. Она села и коснулась руки Питера.

– Не вините себя. Если бы Ирен была с нами, она бы наверняка сказала, что ни о чем не жалеет. Она ведь любила вас, верно? И, конечно же, обожала Мишутку, который появился на свет только благодаря вашей настойчивости. Я не знала Ирен, но за последние дни столько о ней слышала, что теперь, кажется, хорошо представляю себе образ ее мыслей. Расскажите нам, как вы познакомились...

На обратном пути к Вовчику на дачу в салоне мерседеса было тихо. Эдик и Надежда переваривали невероятную историю Питера, а Геша, видимо, не привык заводить разговоры по собственной инициативе. Возможно, мрачное молчание спутников его интриговало, но спрашивать, чем оно вызвано, он считал неуместным.

Надежда прокручивала в уме картины, навеянные рассказом Питера, и сражалась с подступающими слезами. Вот маленький заплаканный мальчик идет за гробом отца. У него не осталось ни одного родного человека на всем белом свете. Вот огромный, погруженный в траур дом, сразу ставший чужим и мрачным. Одиночество и страх гонят Питера на кухню, к запасам съестного. Только в процессе поглощения сластей горе и ужас смерти немного отступают. Но это жалкое утешение оборачивается новыми муками – нездоровой полнотой, одышкой, неуклюжестью, прыщами... Издевательствами соучеников. Побоями. Жестокими розыгрышами. Унижениями. За полтора десятка лет несчастный затравленный ребенок не встретил ни единого друга, который разделил бы его одиночество, поддержал в непрестанном противостоянии враждебному миру. Неудивительно, что фальшивое участие Денизы заставило Питера потерять голову. Откуда ему было знать, что оно фальшивое, если он никогда не сталкивался с настоящим?

И неудивительно, что ее предательство окончательно подорвало его доверие к людям, заставило отгородиться от них высоким забором, толстыми стенами. Удивительно то, что он в конце концов набрался мужества отказаться от своего затворничества, решился попытать счастья еще раз...

И, что самое странное, судьба ему подыграла. Наверное, во всей Америке, приученной выставлять напоказ свое благополучие и старательно прятать все остальное, наберется не больше горстки людей, способных понять, принять, поддержать отчаявшегося, исстрадавшегося по дружескому теплу незнакомца. Изгоя, антипода, воплощение американской мечты наоборот. Разве может "стопроцентный американец", привыкший ставить во главу угла золотого тельца, постичь душевные муки человека с извращенной шкалой ценностей, на которой деньги – величина отрицательная, а напротив самых высоких положительных делений стоят совершенно чуждые западному индивидуализму понятия? Русское слово "дружба" не переводится английским словом "friendship", для него в английском языке просто нет адекватного перевода. И именно то, что воплощает это непереводимое понятие, требовалось Питеру, чтобы обрести почву под ногами. Недаром он назвал сына именем человека, который повстречался ему в обшарпанном лос-анджелесском баре и впервые подарил надежду.