Текст книги "Чёрный ангел"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Значит, Базиль тоже отпадает? – Лиска вздохнула. – У вас нет ощущения, будто нас все время швыряет вверх-вниз? Только найдешь доводы в пользу одного из подозреваемых, воспрянешь – вот она, разгадка! И сразу – бух вниз! Опять не подходит. Точно на американских горках катаешься...

Все уныло замолчали. Неизвестно, о чем размышляли Лиска и Эдик. Надежда не размышляла ни о чем. Точнее, пустила свои мысли на самотек и лениво ждала, куда они ее вынесут.

"Американские горки... Забавно, что в Америке этот аттракцион называется русскими горками. А то, что у нас называется "уйти по-английски", у англичан звучит как "уйти по-французски"... А русская рулетка на самом деле появилась в Америке во время калифорнийской золотой лихорадки... Кто это недавно говорил про русскую рулетку? Ах, да! Джованни. Какому идиоту могло прийти в голову назвать так водку?.. Интересно, что они на этикетке нарисовали? Револьвер? Череп и кости? А что, недавно какой-то мужичок демонстрировал по телевизору канадские сигареты с гробиком на пачке... Вероятно, результат кампании по борьбе с курением. Так что не такую уж и чушь они несли, когда разыгрывали Катрин. Еще немного, и правда начнут всякую гадость вместо табака подкладывать... Хотя до цианистого калия дело вряд ли дойдет... Минутку! Цианистый калий в сигаретах... Эдик говорил, что уголовника отравили сигаретой! Совпадение? Или убийца присутствовал при том разговоре? Да, но что это нам дает? Они все четверо присутствовали. Эдик толкнул целую речь в пользу радикальных мер, остальные подавали реплики... Реплика Эжена, если я не ошибаюсь: "Ну, это они уж слишком!" Джованни выразил надежду, что трубочный табак не пострадает. Базиль сказал, что теперь-то точно бросит курить... О Господи! Неужели?.."

– Стоп! Кажется, я нашла... – сказала Надежда сдавленным голосом. И замолчала.

– Ну?!

– Да говори же!

Надежда откашлялась.

– Предупреждаю сразу: на первый взгляд, версия совершенно дикая. Но она дает ответ на вопрос, который все время меня мучил. Почему Икс – нормальный законопослушный гражданин, работающий в солидной фирме и ни разу не вызвавший у коллег подозрения в маниакальности или принадлежности к криминальным кругам, ни с того ни с сего убил человека, которого увидел впервые в жизни? До сих пор у меня было только одно объяснение: на самом деле он увидел этого парня не впервые; тот явился откуда-то из прошлого Икса, но почему-то его не узнал. Или сделал вид, что не узнал. Но это объяснение выглядит слишком уж... литературным, что ли. От него так и веет Диккенсом, романом-загадкой, надуманной драмой. В жизни так не бывает. И еще одна вещь меня смущала. По всему выходит, что убийство заранее не планировалось. Откуда Иску было знать, что молодой человек придет к нему на работу? И даже если он допускал такую возможность, то наверняка не собирался убивать в таком многолюдном месте. Тогда зачем он принес на работу отравленные сигареты?

– Переходи к ответам, Надежда, – не выдержал Эдик. – Вопросы мы можем задавать не хуже тебя.

– Ладно. Я пришла к выводу, что убийство было случайностью чистой воды. Человек в поисках работы зашел в одно из офисных зданий, встретил в холле мужчину, спросил, держат ли здесь ночных сторожей, и, узнав, что нет, начал доказывать неблагоразумность такого беспечного отношения к частной собственности. В процессе доказательства он полез в карман за куревом, обнаружил, что пачка пуста, и попросил сигаретку у слушателя. Тот, видимо, был погружен в собственные мысли, поэтому бездумно сунул руку в карман и протянул свою пачку, совершенно позабыв, что там лежит сигарета, пропитанная цианидом...

– Надька, ты перегрелась! – убежденно заявил Эдик. – Тебе не кажется, что ты отвергла свою "литературную" версию ради абсолютно безумной? С какой целью нормальный человек будет таскать в кармане пачку с сигаретой, пропитанной цианидом, и как он может он ней позабыть?!

– Остынь на минутку и скажи: сочетание слов "сигарета" и "цианистый калий" тебе ни о чем не напоминает?

Эдик вдохнул, а выдохнуть забыл. На целую минуту. Потом воздух вырвался из него с каким-то странным звуком. И только после этого ему удалось произнести более-менее членораздельно:

– Ты думаешь?...

Тут взорвалась Лиска.

– Возможно, вам это покажется странным, но лично мне ваше сочетание ни о чем не говорит! Может быть, вы соблаговолите просветить темную дуру?

– Извини, Лиска, – опомнилась Надежда. – Тебе оно и не может ни чем о говорить. Это, так сказать, шутка для узкого круга посвященных. Однажды собрались в курилке пятеро здоровых мужиков и разыграли одну девчонку, убедив ее, будто дума в рамках борьбы с курением собирается издать закон, предписывающий производителям подкладывать в каждую десятитысячную пачку одну сигарету, отравленную цианистым калием. Дело происходило у Эдика на работе, и среди мужиков были все трое наших подозреваемых – ну, и, ясное дело, Эдик, который был одним из инициаторов розыгрыша. Остальные подозреваемые ему поддакивали и подавали реплики. В частности, Базиль заявил, что теперь-то уж точно бросит курить. И, что самое интересное, действительно бросил.

– Но... – Лиска открыла рот. – Не может быть...

– Я предупреждала, что версия, на первый взгляд, дикая. Но почему бы и нет? Почему, человек, безуспешно сражающийся со своим пристрастием к никотину, не мог задуматься над блистательными доводами Эдика в пользу радикальных мер борьбы с курением и решить, что идея недурна? Идея, конечно, нетривиальная – положить в пачку отравленную сигарету, дабы оградить себя от соблазна, – но, насколько я поняла, Базиль и сам – личность довольно неординарная.

– О господи! – Лиска судорожно сглотнула. – Какая чудовищная нелепость! Стать убийцей из-за желания избавиться от вредной привычки!.. Бедный Базиль! Но... Как же Ирен? Неужели он убил женщину, которую боготворил, только потому, что она могла его разоблачить? А потом нанял бандитов, чтобы убивать еще и еще?.. Это же безумие!

Надежда вздохнула.

– Я не обещала ответить вам на все вопросы. Могу только предположить, что пережитое испытание нанесло удар по психике Базиля. По словам Эдика, он "тяготел к святости", а путь к святости, согласно литературе, – стезя, опасная для душевного здоровья. Представь себе: ты постоянно укрощаешь плоть, закаляешь дух, совершенствуешься, а в результате становишься...

– Да! – вдруг воскликнул Эдик. – Ты права, Надежда! Я вспомнил. Базиль бросил курить примерно в мае, но еще в сентябре я видел, как он, разговаривая, крутил в руках портсигар. Залезет в карман, вытащит, повертит, повертит и сунет обратно. Вот сволочь! – Он ударил кулаком по столу. – А какие слезы лил, когда нам про Ирен сообщили! Иуда! Едем! Я лично сделаю из него отбивную!

– Куда мы поедем, Эдик? – попыталась увещевать его Надежда. – Его же нет в Москве!

– Который час? Половина двенадцатого? Его поезд в три часа приходит. В начале четвертого он будет на работе – от вокзала до нас идти десять минут. Базиль всегда там ночует, когда из своего Тамбова возвращается. Геша!

Человек-гора, скромно сидевший на кухне, загремел бамбуковым занавесом и вышел на зов.

– Позволь нам, пожалуйста, взять до утра машину. Нам нужно съездить в Москву.

– Владимир Анатольевич не велел вас одних отпускать. Если надо, я вас сам отвезу.

– Понимаешь, мы не хотим брать с собой ребенка – мало ли, что... Значит, кому-то нужно с ним остаться.

– Лучше уж останусь я, – вмешалась Лиска. – Мне твое "мало ли что" не нравится. Геша должен поехать, он лучше любого из нас готов ко всяким неожиданностям.

– Но вас с Микки тоже нужно охранять! – напомнил Эдик. – Вдруг, пока нас не будет, сюда нагрянут вчерашние бандюки?

– Ну вот что, – решил Геша. – Я сейчас вызову своего сменщика, он покараулит Микки и Елизавету Петровну, а я отвезу вас с Надеждой Валентиновной, куда прикажете.

Часть четвертая

23

Базиля душила бессильная ярость. В этом не было ничего необычного – она душила его после каждой поездки домой; не помогали никакие медитации, никакой аутотренинг. Но на этот раз он уезжал из Москвы таким измочаленным и опустошенным, что, казалось, ни один раздражитель не пробьет эту черную пустоту. Однако Юлии это опять удалось. Ей всегда удавалось довести его до кипения, в каком бы состоянии он ни находился.

После развода Базиль всерьез опасался свихнуться. Желание расправиться с бывшей женой преследовало его неотвязно, а временами просто захлестывало, и он выпадал из реальности. Единственной преградой на пути к безумию, к одержимости, оставалась любовь к дочери. Ради Светика он должен был во что бы то ни стало избавиться от наваждения, победить свою навязчивую идею. Но заставить себя обратиться к психотерапевтам и прочим психоаналитикам было выше его сил. Базиль вырос в простой, чуждой интеллигентским рефлексиям среде и считал специалистов такого рода опасными шарлатанами.

Человек, нуждающийся в психологической поддержке и отвергающий помощь психологов, как правило, обращается к друзьям. Но Базиль всегда испытывал некоторые трудности при попытке облечь мысли в слова. Выразить же словами свои чувства и смутные желания и вовсе было для него делом невозможным. Да и не по-мужски это, считал он.

Помощь пришла с неожиданной стороны. Однажды перед поездкой в Тамбов Базиль заглянул в книжную лавку купить какого-нибудь чтива в дорогу и зацепился взглядом за невзрачную брошюрку, название которой призывало: "Исцелись!" Вообще-то он не доверял таким книжонкам – за последние годы их развелось великое множество, а целительное воздействие, которое они, по идее, должны были оказывать на общество, как-то не ощущалось. Но в тот день что-то заставило его взять брошюрку в руки – может быть, категорический императив названия. Через полчаса продавщица раздраженно потребовала, чтобы он либо заплатил за книжку, либо положил ее на место ("Здесь не читальный зал!"). Базиль заплатил.

Автор брошюры – целитель и по совместительству философ, не скрывал, что его мировоззрение, как и концепция болезни и страдания, сложились под влиянием восточной философской мысли. Но, создавая свое учение, он сумел преобразовать чуждые и туманные для западного человека категории в удобоваримую теорию. Исцелиться – значит обрести целостность. Наша вселенная – единый однородный организм. Каждое из существ, ее населяющих, несет в себе все свойства вселенной в целом, подобно молекуле, обладающей всеми химическими свойствами данного вещества. Растения, животные, люди, боги по сути своей одинаковы – ни хорошие, ни плохие, просто сущие. Добро и зло появляются там, где часть целого осознает свою обособленность, отделяет себя от остального мира, возводит умозрительные границы. Боль, страдание суть реакция на отторжение части от целого, центростремительная сила, призванная вернуть отрывающуюся "каплю" в "мировой океан". Уберите границы, которые вы воздвигаете между собой и остальным миром, и боль исчезнет. Осознайте, что любое ваше действие, направленное вовне, направлено и на вас. Отнимая у другого, вы отнимаете у себя, даря – получаете, применяя силу – становитесь объектом насилия, проявляя заботу о других заботитесь о себе. Не судите никого: человек, которого вы судите, во всем равен вам – и в дурном, и в хорошем. В вас заключена вся мудрость святых и все темные страсти самых кровавых злодеев. Перестаньте цепляться за свою обособленность, примите в себя остальной мир, и вы сравняетесь с богами, достигнете полной гармонии. В качестве средства достижения этой неслабой цели автор рекомендовал лично разработанную им систему аутотренинга и традиционные восточные методики самосовершенствования.

Своеобычность, красота и гуманность этого взгляда на мир потрясли неискушенного Базиля, как откровение. Он зачитал брошюрку до дыр, потом набросился на восточную религиозно-философскую литературу, глотая без разбору труды проповедников веданты, йоги, буддизма, джайнизма и даже даосизма. Он занимался аутотренингом и практической йогой, перешел на "чистую" пищу, закалял волю аскезой. Временами, особенно когда несколько недель кряду не удавалось выбраться в Тамбов, ему казалось, что он вот-вот достигнет состояния внутреннего равновесия, полной умиротворенности – словом, свободы и покоя. Но очередная встреча с бывшей женой камня на камне не оставляла от этой иллюзии. "Что же, интересно, я такого натворил в прошлой жизни? За что теперь расплачиваюсь?" гадал он, не замечая в расстроенных чувствах, что несется по пустынной ночной улице галопом.

Он взбежал по ступенькам, поставил сумку на перила, нашел ключи. Стилизованный под старину фонарь, горевший под крышей портика, давал достаточно света, и все-таки Базиль не сразу попал ключом в замочную скважину – у него дрожали руки. "Опять не засну, – подумал он обреченно. – Выпить, что ли, водки? Нет, лучше сделаю упражнения, и так уже четыре дня пропустил".

Внутренняя дверь открылась и закрылась, царапнув по нервам громким лязгом пружин. Базиль пошарил рукой по стене, нашел выключатель, нажал на кнопку и замер... На лавке курильщиков неподвижно сидели трое – Эдик Вязников и двое неизвестных – миловидная блондинка и гигант со столь необъятными плечами, что голова на их фоне выглядела маленьким инородным наростом вроде бородавки. Лица Вязникова и гиганта были подчеркнуто непроницаемыми, блондинка смотрела на Базиля с любопытством.

– Эдик?.. – неуверенно произнес Базиль. В голове у него произошло что-то вроде взрыва – с десяток разных мыслей рассыпались и закружились, словно конфетти, вылетевшие из хлопушки. Другой на его месте засыпал бы Вязникова вопросами: Где ты пропадал? Почему не был на похоронах? Почему сидишь здесь в темноте? Кто эти люди? Зачем ты их привел? Но, как уже говорилось, речевые центры у Базиля были не слишком развиты, поэтому он только и сумел, что сказать:

– Здравствуй... Здравствуйте, – и молча уставился на троицу, ожидая объяснений.

Но их не последовало. И Вязников, и его компаньоны продолжали хранить непонятное молчание. Пауза тянулась до неприличия долго, и наконец Базиль, чувствуя себя полным идиотом, пожал плечами и направился к двери своего офиса. Только тогда Эдик соизволил заговорить.

– Привет, Базиль. Мы вообще-то к тебе пришли.

– Да? – Базиль повернулся, подождал продолжения и, не дождавшись, пригласил: – Ну, пойдемте ко мне в кабинет... – Тут гигант встал во весь рост, и он понял, что в кабинете будет тесновато. – Нет, лучше в общую комнату.

Жестом пригласив троицу рассаживаться вокруг стола, за которым сотрудники "Пульса" имели обыкновение пить чай, он открыл шкаф, где хранились кофеварка и электрочайник.

– Чай? Кофе?

Эдик и гигант снова промолчали, но блондинка, виновато улыбнувшись, попросила:

– Кофе, если можно.

Базиль кивнул, взял стеклянную емкость и подошел к аппарату "Clear water" набрать воды. Отделил от стопки пластиковый стакан – ниша под краником была слишком мала для емкости, – сунул в углубление, нажал на кнопку.

– Я бы на твоем месте поостерегся, Надежда, – со значением произнес Вязников. – Кто знает, не окажется ли в твоем кофе цианистый калий?

Базиль, уже переливавший воду из стакана в емкость, застыл. Рука непроизвольно стиснула тонкий пластик, вода полилась на брюки и ботинки. Вязников, не спускавший с него неприязненного взгляда, между тем продолжал самым непринужденным тоном:

– У нашего Базиля с недавних пор появилось неприятное пристрастие – играть с ничего не подозревающими гостями в русскую рулетку. Точнее, в ее новую разновидность. Ты не пробовал запатентовать идею, Базиль? Хотя нет, она же не твоя...

Голова налилась звенящей пустотой, кровь отхлынула от лица, сердце сбилось с ритма, пропустив удар, потом, будто опомнившись, мощными толчками погнало кровь с удвоенным напором. В ушах загрохотало. Базиль смотрел на шевелящиеся губы Эдика и ничего не слышал.

Потом слух вернулся. Базиль начал разбирать слова, но никак не мог понять их смысла.

– ...Зря ты это сделал, Базиль. Ирен не собиралась никого разоблачать. Больная, специально приехала сюда, чтобы сказать об этом. Она слишком хорошо относилась к нам четверым. А ты... Я думал, ты ее любишь. Думал, ты способен умереть за нее. Но нет – ты предпочел, чтобы умерла она. Лишь бы не пострадала твоя драгоценная шкура! А как насчет ахинсы, Базиль? Разве твои убеждения разрешают тебе убивать?

И тут до Базиля дошло. Понимание пришло яркой вспышкой короткого замыкания. Потом сознание померкло, и жажда убийства, до сих пор охватывавшая Базиля только в присутствии жены, вырвалась из темноты на волю. Он не видел ничего, кроме черных глаз Вязникова, горевших ненавистью, змеиного рта, извергающего самую чудовищную клевету, которую только можно представить, адамова яблока на слишком нежном для мужчины горле... Стиснуть! Сдавить это хрупкое горло! Сломать кадык... Заставить клеветника подавиться своей ложью!..

Базиль сделал шаг вперед, еще один, протянулся руками и сомкнул пальцы на шее Вязникова. Тот задергался, попытался выломать их, оторвать, ударил коленом в пах, но Базиль ничего не замечал. Раздался женский крик, на плечи и спину посыпался град ударов – Базиль их не почувствовал. А потом ему на затылок опустилась кувалда, и сознание померкло окончательно.

Надежда поглядывала на спасителя Эдика с благодарностью и благоговейным ужасом. Базиль, сраженный наповал небрежным ударом Гешиного кулака, лежал у его ног мятой кучкой тряпья.

– Спасибо, Геша. Я твой должник, – выдавил из себя Эдик, растирая шею.

– Ерунда, – отмахнулся человек-гора и посмотрел под ноги. – Связать его?

Надежду передернуло. Ее самое раннее воспоминание об этом мире было связано с отчаянными попытками вырваться из кокона зверски стянутых пеленок. Ей до сих пор снились кошмары, в которых она сражалась со всевозможными путами.

– Не надо, Геша – попросила она. – Лучше посадите его вон туда и посидите на всякий случай рядом. Хотя, по-моему, он уже не опасен...

Человек-гора подхватил Базиля, словно тюк, и понес угол, где метрах в трех от круглого стола стояло кожаное кресло

Минуту-другую оглушенный не подавал признаков жизни, потом пришел в себя, покрутил головой, увидел Вязникова, и глаза его прояснились. В обращенном на Эдика взгляде появились злоба и одновременно – растерянность, отчего на лице Базиля застыло странное выражение, сочетавшее в себе свирепость с беспомощностью. Надежда подошла к аппарату с водой, сдернула белый конус с колонны вложенных друг в друга пластиковых стаканчиков, наполнила его и поднесла Базилю.

– Спасибо, – пробормотал тот, опуская глаза.

– По-моему, будет лучше, если вы нам все расскажете, – заметила Надежда, наблюдая, как он жадно пьет. – Пусть мы ошиблись насчет Ирен, но ведь это вы отравили того парня, правда? По нелепой случайности. Он зашел, заговорил с вами, попросил сигарету, а вы были погружены в свои мысли и, протягивая ему портсигар, совершенно забыли о яде, так?

– Нет. – Базиль помолчал. – Не совсем. Я остолбенел, когда увидел его. Сигареты протянул автоматически, это верно. Но сразу же вспомнил насчет цианида. И ничего не сделал.

– Почему?! – хором воскликнули Эдик и Надежда.

– Я его боялся. Это долгая история. И фантастическая. Боюсь, я не сумею толком ее рассказать. Я не мастак говорить.

– Ничего, спешить некуда, – подбодрила его Надежда. – А ваши ораторские способности, вернее, их отсутствие, нас не смущают.

– Ладно, – смирился Базиль. – Наверное, нужно начать с моей жены...

Красноречием он действительно не отличался, но его история была красноречива сама по себе. Рассказанная скупыми неловкими фразами, почти назывными предложениями, перечисляющими только факты – никаких оценок, никаких акцентов на личных чувствах, – она производила сильное впечатление. Воображение Надежды, не стесненное навязанными рассказчиком видением, определениями и метафорами, дорисовало то, о чем Базиль умолчал. Картина получилась страшной.

Жена Базиля была потрясающей красавицей. И потрясающей стервой. Она беззаветно любила себя, а также тряпки, рестораны и светские развлечения. И все. К родной дочери она всегда относилась, как к обузе, досадной помехе. К мужу как к печатному станку для тиражирования денег, но отвратительно устаревшему станку, то и дело выходящему из строя. Именно жена вынудила Базиля, не имевшего склонности к предпринимательству, заняться бизнесом. Сначала он арендовал в типографии списанное печатное оборудование, принимал заказы на всякую мелочевку, типа рекламных листовок и стихотворных сборников, издаваемых за счет авторов. Потом приятель-газетчик уговорил его выпускать листок рекламно-развлекательного характера. Как ни странно, дело у них заладилось – газету неплохо раскупали, рекламодатели понесли к ним свои объявления, объем пришлось увеличить. Конечно, по московским меркам, богачом Базиль не стал, но по тамбовским считался вполне состоятельным человеком. Однако жена его никак не желала этим удовлетвориться. День за днем она изводила Базиля скандалами, предъявляла немыслимые требования. Он давно не испытывал к ней добрых чувств, но разводиться не хотел. Из-за дочери. Мать обращалась с девочкой, как с назойливой собачонкой, только что ногой не отпихивала, но девочка все равно ее любила – уму непостижимо почему.

Потом Базиль узнал, что Юлия наставляет ему рога, и терпение его лопнуло. Он подал на развод. У него не было сомнений, что жена без разговоров уступит ему дочь – девочка никогда ее не интересовала. Наивный! Разумется, эта хитрая жадная гадина не собиралась выпускать из рук такое замечательное средство воздействия на любящего папашу. Разыграв в суде целую драму, она без труда добилась решения в свою пользу – дочь оставили с ней. Девочка стала орудием ее мести, предметом нескончаемого и беззастенчивого шантажа. Бывшая супруга не постеснялась заявить Базилю, что ее отношение к дочурке будет целиком и полностью зависеть от тех сумм, которые он будет отстегивать им на содержание. Деликатная нервная система Юлии приходит в полное расстройство, когда она не в состоянии удовлетворить какую-либо из своих потребностей, и это расстройство может отразиться на девочке самым плачевным образом.

Базиль чуть не удавил ее тогда. Только пронзительный крик прибежавшей на шум Светланы заставил его отнять руки от горла шантажистки. Потом желание убить жену накатывало на него всякий раз, когда они виделись. Но Базиль понимал, какая судьба ждет Светика, если он уступит своей навязчивой идее, и боролся изо всех сил.

Он свел свои расходы к минимуму и отдавал жене почти все заработанное. Когда она намекнула ему, что этого мало, продал свою долю в газете и принял предложение владельца крупного холдинга, пригласившего его в Москву на должность директора рекламного агентства. Но и директорская зарплата, и обещанные десять процентов прибыли не могли утолить растущие аппетиты его бывшенькой. Деньги, полученные от нового совладельца газеты тоже, быстро иссякли. Базиль лихорадочно, но безуспешно искал другие источники дохода.

И тогда судьба показала ему зубы – то ли в улыбке, то ли в хищном оскале.

– Помнишь, Эдик, летом тут неподалеку взорвались и сгорели две машины? В ту ночь я приехал из Тамбова. Хотел переночевать здесь, но не смог заснуть. Решил отоспаться дома. Метро еще не открылось, я пошел пешком – хотел прогуляться. Дошел до поворота, и тут рвануло. Совсем рядом. Меня подбросило и шмякнуло об забор. Ударился спиной так, что дышать не мог. А сверху еще какой-то мешок упал – прямо на грудь. Я отключился. Открываю глаза – перед носом кожаный рюкзак. Один ремень оторвало, и верх съехал в сторону, а внутри – пачки долларов. Я спихнул рюкзак с груди, попробовал сесть и не смог. Больно. Повернул голову, вижу машины горят, вокруг обломки. И какой-то тип идет со стороны реки. Идет быстро и что-то высматривает. На кусты в мою сторону смотрит. Я сразу понял, что он рюкзак ищет. Найдет, и меня прикончит. А убежать я не могу. И защититься не могу. Пошарил рукой вокруг. Думаю: мне бы хоть камень какой. А рука провалилась. Под забором дыра была – видно, собаки прорыли. Я с перепугу эту дыру за пять секунд расширил. Вполз туда, рюкзак за собой втянул. И обратно земли нагреб, чтоб дыру не было видно. Потом осмотрелся – впереди подсобка какая-то, а между ней и забором – просвет. Узкий, меньше метра. Я туда заполз, закрылся какими-то картонками и вырубился. До ночи там пролежал, потом снова через дыру вылез.

Деньги я спрятал на работе, в подпольном сейфе. Им давно уже не пользуются с тех пор, как с налоговой договорились. А ключ мне бывший директор передал. На всякий случай. Вот и пригодился.

– Сколько же денег там было? – спросил ошеломленный Эдик.

– Двадцать пачек. Стодолларовых.

Геша присвистнул.

– Две килотонны?! Да иди ты! – не поверил Эдик.

– Извини, показать не могу. Я их перепрятал. После того как... В общем, недавно. Я сразу решил – не буду их трогать, пока все не утрясется. Может быть, год, если выдержу. А потом откуплюсь от Юлии и заберу к себе Светика. За это время те, кто их ищут, наверное, смирятся с потерей.

– Но тебя же никто не видел! Как они могли тебя вычислить?

– Начали бы шарить по округе, искать тех, кто внезапно разбогател. То есть... они так и сделали, без всяких "бы". Тот тип... ну, которого я...

– Ты хочешь сказать, что именно он крутился тогда у взорванных машин?

– Да. Я его сразу узнал. Хотя, когда он вошел, в холле было уже довольно темно. Поэтому он и не заметил, что со мной творится. А я просто оцепенел. Он несет какую-то чушь – про свой больной зуб, про ограбление офиса его знакомого, про мой значок с голограммой...

– Значок! – рявкнул Эдик. – Так вот почему Ирен знала, что убитый разговаривал с кем-то из наших! – Он повернулся к Надежде. – У нас, среди рекламных фирм в ноябре проходила выставка. Мы к ее открытию сделали несколько оригинальных значков, чтобы выделяться из толпы. Они очень привлекают к себе внимание, прямо завораживают игрой света. Выставка закрылась как раз в начале той недели, когда появился труп. Значки мы еще не сняли... Кстати, носили их не все – только директора фирм и менеджеры, работающие непосредственно с клиентами. Я, Энн, Джованни, Альбинка, Базиль, Полин, и Эжен. То есть упоминание значка здорово ограничивало круг подозреваемых. Не понимаю, почему Ирен ни словом о нем не обмолвилась?

Надежда вздохнула.

– Что же тут непонятного? Она ведь ясно тебе сказала, что не хочет никого выводить на чистую воду. Даже думать не хочет, кто бы это мог быть. И, уж конечно, Ирен не собиралась взваливать эту ношу на твои плечи. – Она повернулась к Базилю: – Извините, мы вас перебили. Продолжайте, пожалуйста.

– Да я уже почти закончил. Этот тип попросил сигарету. Я, как под гипнозом, залез в карман и достал портсигар. Потом вспомнил про капсулу...

– Про капсулу?

– Ну да. Цианид довольно летуч. Я всыпал навеску в маленькую легкоплавкую капсулку. Потом попросил у Эжена машинку и скрутил себе полтора десятка сигарет. В одной из них вместе с табаком была капсула. Я сам не знал, в какой. Совсем незаметно получилось.

– А откуда ты взял цианид? – поинтересовался Эдик.

– Получил из... в общем, из одного доступного реактива. Я же химик-технолог по образованию. Правда, по специальности не работал, но получить цианид несложный фокус. Всего две стадии. Только другим не советую. Опасно. Под мощной вытяжкой, и то страшновато.

– Ну конечно, мы сейчас побежим синтезировать цианистый калий! Зачем он тебе понадобился? Если бы ты был неспособен бросить курить сам по себе, то и с ядом бы не смог. Бегал бы к киоску, стрелял у нас...

Базиль говорил медленно, отрывисто, испытывая затруднения с подбором слов, и Надежда в нетерпении шикнула на Эдика, уводившего разговор в сторону:

– Нашел время! Я тебе потом объясню. Если захочешь. Рассказывайте дальше, Базиль. Вы вспомнили про капсулу...

– Да. Но не стал ничего делать. Подумал: если отдерну руку, он на меня уставится. Увидит, что я не в себе, и обо всем догадается. А если не дергаться, может, и пронесет. Шансы четырнадцать к одному в его пользу. Вытянет себе смерть, значит, карма у него такая. И потом, он же все-таки убийца. Не сами же по себе те машины взорвались... Ну, он и вытянул. Я даже подхватить его не успел – глазам не поверил. А потом испугался. И того, что наделал, и за Светку. Меня посадят, а с ней что будет? И так меня проняло, что я на одном дыхании дотащил тело до стенда. Только под лестницей его уложил – шаги. Кто-то включил в холле свет. Чиркнула зажигалка, лавку чуть передвинули. Я стоял и трясся, как припадочный. Думал: видно меня с лавки или нет? Не выдержал, подкрался поближе. Там дырка есть от сучка, свет из нее шел... Подобрался к дырке, увидел Ирен. Она сидела на скамейке и что-то читала. Я вздохнул свободнее и тут же надавил на щит плечом. Стойка заскрипела. Ирен подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я думал, умру. Но она снова начала читать, и я сообразил, что меня не видно. Сверху – щит, снизу – темень. Потом Ирен ушла, я выбрался оттуда, подобрал окурок и заперся у себя в кабинете. Выпил стакан водки. Немного расслабился. Сделанного не воротишь, а выкрутиться еще можно. Думаю: останусь на ночь, вынесу труп, спрячу в кустах у фабрики. Тогда его никто с нами не свяжет. И зачем Чезаре с Катрин за стенд понесло? Не могли обниматься где-нибудь в комнате, все ведь сидели в зале!

Базиль замолчал. Эдик выдержал паузу, потом спросил:

– А дальше?

– Это все. Остальное ты знаешь не хуже меня. Ирен я не убивал. Как тебе это в голову могло прийти?

– Было бы странно, если бы не пришло. Ирен слышала монолог твоего бандита и чуть не застукала тебя за перетаскиванием тела. Она была необыкновенно умной женщиной и при желании могла тебя вычислить. На следующий день ее убили. Потом пропал Мыкола, который слышал часть нашего с ней разговора об убийстве бандита. Потом кто-то стрелял в ее мужа и пытался добраться до меня. И по-твоему, я должен считать, что все это никак не связано с твоим маленьким приключением? Может, у тебя есть другое объяснение?

Базиль покачал головой.

– Нет. Но я клянусь...

Его прервало пиликанье мобильного телефона. Он похлопал себя по карману, но звонили сидевшему рядом Геше.

– Слушаю, – настороженно произнес Геша в трубку. И тут же сменил тон. – Да, Владимир Анатольевич? – Потом надолго замолчал.

Его вклад в разговор составил всего четыре фразы, разделенные длинными интервалами. "Но я осматривал двор... Владимир Анатольевич, вы сами распорядились исполнять все их просьбы... Митяй справился?.." При этом суть разговора не составила для невольных свидетелей никакой тайны: босс вовсю распекает подчиненного. Геша покраснел как рак и, казалось, уменьшился в размерах. Лицо его выражало муку. Под конец Геша сказал: