Текст книги "В клетке (СИ)"

Автор книги: Ванесса Жукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

В клетке

__________________

V.Z.

Пролог

«...Хаос. Разруха. Тысячи смертей. Мы появились сто восемьдесят восемь лет назад, когда человечество исчезало под страшным натиском смертельной заразы, охватившей весь Земной шар. Люди гибли. Каждую секунду умирали сотни. Бешеная лихорадка, безжалостно проглатывавшая человеческие судьбы, пробиралась даже в те районы Земли, где меньше всего ее ждали. Спасения никто не ждал. Мир чудовищно падал на дно. Падал к нашим ногам.

      В нас было то, чего не было в них. Независимые ни от чего людского, мы были мощнее, сильнее, лучше. Наша раса смогла выжить. Зараза, что так жестоко истребляла наших врагов, мирно проходила мимо. И это помогло нам спастись. Стать крохотной частичкой мира, в котором когда-то правили люди, где мы играли ничтожную роль. Значение, о котором никто не знал.

      Но со временем все изменилось. Десятки лет мы учились скрываться, быть незаметными, все это время существуя рядом с соперниками на расстоянии вытянутой руки. На смену этому пришло новое время. Нас стало больше, мы намного сильнее, быстрее, совершеннее. Сейчас все больше подростков проходят процесс изменения, все больше из них становятся такими, как мы. И теперь все мы знаем: необратимый процесс запущен.

      Такова наша история. История великой нации, не знающей преград. История тех, кто боролся за право быть избранным...»

Том 1. «Раздел для начинающих»

Мэлори

Туман застилает все вокруг густой мутной пеленой, снижая видимость, оставляя моему взору лишь серую дымку и ничего больше, даже черные голые деревья пропали из виду. Протягиваю обе руки в неизвестность и вслепую пытаюсь нащупать перед собой хоть что-то, найти хоть какую-то опору. Дыхание сбито, и я, судорожно хватая пересохшими губами тяжелый влажный воздух, начинаю осознавать, что все бесполезно – мне их не найти: расплывчатые силуэты, за которыми я гналась, давно затерялись во тьме, и мне больше не догнать их.

Темная тягучая волна ужаса охватывает меня изнутри зябким холодом – я пропала. Мне не выбраться отсюда. В истерике мечусь в разные стороны, как загнанное в угол беззащитное животное, ища глазами хоть один просвет в этой бесконечной окутывающей пелене неизвестности. Мои ноги вступают во что-то липнущее и отвратительно вязкое. Проваливаюсь, мои колени подкашиваются, я чувствую, как падаю, медленно лечу вперед. Протягиваю руки, чтобы смягчить падение и отворачиваю в сторону лицо, замечая рядом с собой большие следы, увязнувшие в этой непонятной серой жиже, идущие куда-то вперед. Я не уверена, что это их следы, что я смогу пробиться через пелену тумана и найти хоть что-то; но выбора у меня нет.

Ноги продолжают увязать в ужасающей мягкой глине. Мои руки с судорожно согнутыми от страха пальцами уже касаются неопределенного вещества. В немом кошмаре я развожу их в стороны, в надежде нащупать какой-нибудь спасательный трос, хоть что-нибудь, и да, я чувствую твердую почву. Ногтями я врезаюсь в плотную землю и вытягиваю свое уже практически увязшее тело из мерзкой серой массы.

Через несколько метров начинают слезиться глаза от пронизывающего до костей холодного сухого воздуха. Я натыкаюсь на что-то, беспомощно падаю и с ужасом понимаю, что сейчас все закончится.

Мне не выбраться. Нам не выбраться.

Слышу глухой стук собственной головы обо что-то твердое. Еще немного, и я сдамся этой неизвестности, прекратив напрасные поиски. На минуту меня парализует, и, не в силах что-либо делать, я начинаю сдавленно кричать в пустоту. Хотя кто меня может услышать?

Но я все равно не умолкаю до тех пор, пока кровь не приливает обратно в конечности, и я вновь обретаю силы карабкаться в надежде найти выход.

Увидев где-то вдали пробивающийся сквозь туман робкий лучик света, я вновь обретаю надежду, продолжая ползти ему навстречу на четвереньках, наверняка уже сбив коленки в кровь о шероховатую поверхность изувеченной пробоинами земли. На секунду показалось, что свет становится все более видимым, так же, как я, отчаянно пробиваясь сквозь толстую завесу едкого дыма. Или привиделось? Тру глаза тем, что осталось от рукава, но картинка перед глазами не меняется. Где-то в глубине души все это кажется таким нереальным. Измученно выдыхаю, с опаской оглядываясь по сторонам, в надежде, что за мной никто не следит. Лишь бы спастись, лишь бы найти их и увести отсюда подальше.

«Давай, давай, давай. Ты сможешь. Ты сможешь».

Вдруг земля подо мной начиняет стремительно меняться. Я замечаю это, когда чувствую что-то шершавое в ладонях. Опустив взгляд на свои руки, обращаю внимание на грязную изрезанную кожу. Но тут меня отвлекает вспышка белого света вокруг, заставляющая зажмурить глаза от болезненной яркости.

И в один миг все вокруг меняется: теперь передо мной лишь трава. Зеленая, только что взросшая весенняя трава в капельках росы, на кончиках которой отражается приторно идеальная голубизна неба, что заставляет меня поднять голову и посмотреть вверх. Но медлить нельзя.

Продвигаюсь дальше, стараясь ни на секунду не сбавлять темп. Вскоре трава исчезает, и под моими ногами теперь скалистая каменная почва, ползти по которой истинное мучение для моих израненных ступней, поэтому приходится передвигаться медленнее. При каждом соприкосновении с поверхностью камень острыми гранями врезается в кожу, заставляя вновь и вновь падать и передвигаться ползком. На секунду я замираю, с силой подтягивая ноги к груди, и наблюдаю, как из больших глубоких ссадин на коленях сочится кровь.

«Нельзя останавливаться. Только не сейчас».

Но я не могу больше идти: все тело неистово ноет, руки истерты, одежда порвана, а внутренние резервы силы полностью опустошены.

И я падаю.

Так легко не бороться, став безвольной мишенью, даже если от этого и зависит вся твоя жизнь. Всегда намного проще сдаться.

Я осознаю, что это неправильно, но не могу заставить себя подняться. Чувствую, как что-то острое вонзается в спину. Не в силах пошевельнуться, выдавливаю из себя звуки, схожие с беспомощным рычанием животного, ведь именно так это и должно выглядеть: жалкий зверек попал в ловушку.

Вдыхаю – выдыхаю. Еще, потом еще раз. Туман надо мной сгущается. И когда я уже практически готова принять все как данность, меня обдувает теплый воздух, забирая боль, и становится горячее, все ближе и ближе подкрадываясь ко мне. Как будто разожгли костер со всех сторон, и он обжигающими языками пламени оглаживает все мое тело, касаясь оголенной кожи всюду, где тело не прикрыто лохмотьями, в которые превратилась моя одежда.

Но больше всего жжет глаза. Они искрятся, горят, а я даже не могу закрыть их. Однако не чувствую боли, невыносимо яркий свет заливает все вокруг.

И последнее, что я чувствую, последнее, что успеваю заметить – пламя пожирает меня, заботливо укутывая в свое одеяло из искрящегося жара.

– Мэлори!

Я сумела вырваться.

– Мэлори, проснись!

Замечаю себя в отражении оранжево-красных искр. Вижу свое лицо, которое все горит. Не узнаю себя, не могу принять то, что это я. Что-то изменилось. И глаза снова искрятся, но на этот раз я чувствую боль.

– Да чтоб тебя, очнись!

Часто-часто моргаю. Пот градом стекает со лба. Ворошу волосы, приходя в себя и осознавая, что это был лишь кошмар. Быстро оглядываюсь по сторонам: дом на 21-ой улице, многоэтажка с люкс-квартирами, где все кажется до неприличия дорогим и неуютно чистым. Напротив меня сидит Грейс, нервно теребя одеяло. Ее замученный обеспокоенный вид начинает нервировать меня с первой секунды, хотя я понимаю, что она здесь из-за меня.

Сначала я стараюсь восстановить дыхание. Мы молчим, и эта тишина вокруг дает мне очнуться, понять, что это всего лишь сон, он закончился и никогда больше не начнется. Это просто кошмар.

Костлявые пальцы Грейс размеренно сжимают и разжимают одеяло. Наблюдая за этими ее движениями, думаю о том, что с возрастом ей станет еще хуже: ее тело не сможет бороться с теми факторами, что с некоторых пор больше меня не пугают. Немного успокоившись, я облегченно выдыхаю и встаю с постели, замечая, что в комнате стало слишком душно.

Заглядываю в шкаф и беру первые попавшиеся джинсы и футболку, не обращая внимания на удивленные глаза Грейс.

– Куда ты собралась?

Сейчас начнутся лекции. Наскоро натягиваю штаны, а спальные шорты вешаю на спинку стула.

– Хочу пройтись.

Чувствую, что не могу здесь дышать. Нужно проветрить мозги и поскорее забыть о том, что видела несколько минут назад.

– Уже ночь. И я не имею права отпускать тебя сейчас, когда уже темно.

На этот раз я не стану спрашивать разрешения, не стану идти на поводке у тех, кто «знает, как правильно».

Поэтому, недолго думая, хватаю ветровку и натягиваю ее на то, в чем спала. Все равно никто присматриваться не будет. На улице темно и, скорее всего, немноголюдно. Грейс хватает меня за руку у самого порога комнаты. Ее взгляд сверлит меня, под глазами большие синяки – скорее всего я ее разбудила.

– Ты никуда не пойдешь, – ее рука вцепилась в мой локоть железной хваткой, немым жестом уговаривая быть «послушной девочкой» и лечь обратно в постель.

Но я сильнее ее. Не промолвив ни слова, вырываю руку и выбегаю на лестничную клетку. Подошвы кроссовок предательски громко стучат о бетонные плиты, а эхо разливается на весь подъезд. Пока Грейс успеет дойти до входной двери, я уже буду на свободе. Нажимаю кнопку лифта, словно беглый преступник украдкой оглядываясь, и вся трясусь, сама не знаю, отчего.

В лицо бьет свежий вечерний воздух, и осенняя прохлада заставляет получше укутаться в свою куртку, но я до сих пор не могу расслабиться. Когда я вернусь, все снова встанет на свои места: я снова буду делать то, что сказано, то, что нужно, и так буду делать всю свою жизнь. Но в такие моменты я обретаю хоть капельку свободы. То, что есть у других, и нет у меня.

Сворачиваю за дом, выхожу на дорогу и пускаюсь в бег. Машин почти нет, людей тоже не видно, как я и предполагала.

Я не успела взглянуть на часы. Кажется, я спала всего пять минут, но и это показалось вечностью. Возможно, уже действительно поздно. Но мне все равно. Я не могу вернуться обратно, не могу все время делать то, что предначертано другими.

Бежать приятно. Холодный ветерок забирается под ветровку, и я решаю остановиться и застегнуть ее.

Оглядываюсь вокруг. Никого.

Бриджпорт замирает в такие моменты. Становится тихим-тихим. Никто не шумит, никто не шляется по улицам; город словно только что уснувший ребенок, и любой шорох может разбудить его.

Но я снова пускаюсь бежать прямо по дороге, вниз, где обычно и бываю, когда хочется провести время в одиночестве. Сбавляю темп, когда вдали появляется большая стена с колючей проволокой наверху. Раньше я бы, наверное, и полезла через этот тернистый путь, но не сейчас. От одного вида колючей проволоки все внутри сжимается. Вспоминаю ободранные коленки, ссадины на руках, и по спине проходит холодок ужаса. Ни за что не полезу туда.

Поэтому осматриваюсь вокруг, прохожу чуть дальше и замечаю как раз то, что мне нужно. Небольшое преломление в стене и дырка в полметра, но я смогу пролезть. Подхожу ближе, ставлю ногу на огромный камень, взбираюсь наверх и рывком прыгаю вниз. Приземляюсь и чувствую, что в лодыжке что-то хрустнуло, однако боли я не ощущаю. Лишь неудобство оттого, что длительное время не тренировалась. А это ухудшает состояние, и сила теряется.

Мы не такие, как они. Не как люди. У нас другая сила, и мы умеем ее использовать во благо, не теряя попросту.

Прохожу дальше и понимаю, что если бы не мое зрение, ходить здесь было бы слишком опасно. Здесь нет фонарей, а небо усеяно толстыми слоями серых облаков. Ни одной звездочки.

Ну, вот я и пришла. То самое место. Полуразрушенная беседка с практически уцелевшей скамейкой внутри. Я нашла ее пять месяцев назад, сразу же, как мы переехали. Всегда ищу места вроде этого, куда можно убежать, скрыться, быть собой, даже если тебя и окружают сотни тысяч людей. Здесь тихо, и никто не будет подглядывать за тобой, и уж точно не узнает твоих тайн. Этого мы боимся больше всего.

Практически каждые полгода мы уезжаем из тех мест, куда переезжаем. Это происходит после того, как пребывание в академии подходит к концу. И мы вынуждены покидать те места, которые привыкали считать своим домом некоторое время, и чаще всего это продолжается около пяти-шести месяцев. Каждый раз новое место. Нельзя возвращаться обратно, нельзя оседать где-то, нельзя заводить ненужных знакомств. Все, кто тебе нужен – такие же, как ты. И если ты не будешь держаться этих правил – тебе не жить.

Всматриваюсь вдаль и вдруг чувствую, что буду скучать по этому месту, по Бриджпорту. Как скучала по всем тем местам, где была, а их несчетное количество. С самого моего рождения я вынуждена была перемещаться с одного места на другое, и это должно было войти в привычку, но я не люблю прощаться с тем, что кажется родным, что кажется домом.

Сколько себя помню, помню и Грейс. Ее совсем молодое лицо, нежные руки, обнимающие меня, когда мне было четыре, и ее заботу. Но это осталось в прошлом. Она и я, время сделало с нами свое дело: я выросла и стала совсем не той молчаливой игрушкой, которую водили за ручку, и она готова пойти за тобой хоть на край света.

Грейс в свою очередь постарела. Ведь она не такая, как я. Она человек. Ей было сорок пять, когда она стала моим официальным опекуном. Остался всего год до моего восемнадцатилетия, и тогда она закончит свою работу. Выйдет на пенсию и будет доживать свой век уже без меня. А я без нее.

От этой мысли я чувствую прилив сил. Такое чувство, словно маленький заряд пропускают через все тело. И я давно привыкла к этому и знаю, что оно означает. Опускаю голову вниз и замечаю, что кожа тихонько сияет изнутри. Ладошки горят и переливаются зеленоватым светом, по венам, искрясь, бежит кровь. Я чувствую, что осталось совсем немного, и я стану еще сильнее, и все, что я давно вычитала из учебников, наконец-то станет и моим преимуществом. От этого я радуюсь еще больше, и в том месте, где раньше было горячо, становится еще горячее, а руки все больше светятся в темноте, так, что я не могу этого остановить. Что-то внутри меня сильнее. И я ничего не могу с этим поделать.

И в этот момент я слышу шорох камней сзади, в метрах десяти-пятнадцати от меня. Резко оборачиваюсь и вглядываюсь в темноту, стараясь засунуть пылающие руки внутрь карманов как можно дальше. Хотя мне вряд ли удастся скрыться. Если меня увидят – у меня будут проблемы. Серьезные проблемы.

Присаживаюсь на корточки за большой скамейкой, на которой сидела, и выглядываю наружу, стараясь уловить какие-нибудь звуки. Это люди. Я слышу их голоса. Кто-то идет сюда. Выглядываю, насколько это возможно, молясь, чтобы меня никто не заметил.

И вижу тройку парней. Два высоких и один низкий. Те, что повыше, балуются, пихают друг друга в разные стороны. Они смеются.

– Погнали. Вода холодная, но ты же не струсишь, Сэм? – улыбаясь до самых ушей, говорит высокий и пускается бежать к воде. Второй бежит за ним, пытаясь обогнать.

На мое счастье они пробегают так быстро, что не успевают заметить меня. Я облегченно выдыхаю. Нужно уходить отсюда, пока кто-нибудь из них не решил вернуться и не увидел меня. Руки в карманах стали привычно холодными. Значит, все прошло. Считаю про себя от одного до десяти и выхожу из своего укрытия.

Но тут же понимаю, что совсем забыла про еще одного, того, что плелся сзади. Чуть не врезаюсь в него и, к счастью, успеваю остановиться у него перед самым носом.

– Хей, – пугается он, пытаясь в темноте разглядеть меня, – ты меня чуть не снесла!

Его голос застает меня врасплох. Я стою слишком близко к нему. Он видит меня. А ведь я до сих пор могу светиться. Душа уходит в пятки, и впервые я так пугаюсь близости. Близости человека.

– Простите, – мой голос кажется слишком нервным и писклявым в этот момент, но сейчас что-что, а это меня волнует меньше всего на свете. Надо уносить ноги. Обхожу парня и чуть ли не бегом возвращаюсь к стене с ограждением.

– Эй, ну куда же ты, – кричит он, и я ускоряю темп.

«Быстрее, Мэлори, быстрее».

Вскоре я уже оказываюсь по ту сторону улицы и бегу вверх по пустынной дороге обратно к дому. К тому месту, которое привыкла считать домом эти пять месяцев. Голова раскалывается от напряжения, слова предупреждения так и витают в мыслях, и на сей раз я чувствую себя беспризорником, который натворил дел. Стараюсь откинуть мысли о том парне.

И только когда железная дверь бесшумно открывается, и я вижу привычную картинку дорогого холла с высокими потолками и богато украшенной лампой в самом центре, облегченно выдыхаю. Надеюсь, я показалась обычной девушкой.

Смотрю на часы, пока жду лифта. Полночь. Вряд ли обычные девушки шляются по городу в такое время. В любом случае, он больше меня никогда не увидит. Мне нечего бояться.

Когда я открываю входную дверь, в гостиной горит свет. Грейс все еще не спит. Я стараюсь пролизнуть мимо, чтобы не нарваться на очередную беседу, но замечаю, что в гостиной никого нет. Заглядываю – пусто.

– Держи, – я вздрагиваю и резко поворачиваюсь назад. Грейс стоит позади меня с белым квадратным конвертом в руке. – Собирайся.

– Мы… мы уезжаем? Когда?

– Завтра, – шепчет она и протискивается в гостиную, молча кидая мне маленький белый квадратик.

Еще даже не раскрыв конверт, я знаю, что там написано. Ровный красивый почерк, печать и мое имя. Поднимаюсь наверх, закрываю дверь комнаты и разрываю бумагу. Обертка падает в корзину.

Все, как я сказала. Только место другое. Оно каждый раз разное.

Лонг-Айленд.

Завтра я отправляюсь в академию.

Джейсон

      Мое сознание медленно просыпается, и я начинаю понимать, что лежу на чем-то твердом и плоском. Мышцы спины совсем затекли. В тяжелой полудреме понимаю, что совсем близко кто-то тихо сопит. Слух всегда первый реагирует на внешние раздражители, особенно сразу после сна. Да и спал ли я вообще? Еле-еле поднимаю веки: резкий свет обжигает сетчатку, заставляя снова прикрыть их. Сморщившись, я медленно поворачиваю затекшую шею: рядом, через проход, лежит парень. Он примерно такого же возраста и телосложения, как я.

      Нахмурившись, перевожу взгляд на свои ноги, ступни, осматриваю тело. Да, мы точно ровесники с похожей комплекцией. И лежим на одинаковых столах, в одинаковой одежде: чисто-белая футболка, такие же белые штаны до пят и ничего больше. Между нами всего два бросающихся в глаза отличия: первое – это волосы – они у него светлые. Второе – я уже пришел в сознание, а он нет.

      Его руки лежат вдоль тела. На сгибе левой вижу покраснение и уже практически зажившие швы.

      Нервно сглатываю. Во рту и горле отвратительно сухо. Что-то не так. Не помню этого места, этих людей. Не помню, что произошло, и как я оказался в этом странном месте. Почему я здесь? Что происходит?

      Стараюсь вспомнить, что произошло. Затылок покалывает, в висках с силой стучит. Такое ощущение, что из головы вот-вот что-то вылетит.

      Где я?

      Оглядываюсь вокруг. Ни одного окна... не могу понять: день сейчас или ночь. Узкая дверь в противоположной стороне комнаты. С трудом поворачиваю голову в левую сторону: еще два стола. Всего четыре. На третьем я.

      Комната, куда помещаются эти железные столы, назначение которых я даже знать не хочу, маленькая. Никаких приборов, лампочек, инструментов. Стены необыкновенно белые, до такой степени, что глаза режет.

      Что... Что тут с нами делали? Для чего предназначена эта комната?

      Приподнимаюсь и замечаю, что на столе, что дальше всех от моего, лежит девушка и смотрит на меня. Наверное, она давно проснулась. Ее голубые глаза осматривают меня, и мне становится неловко. На ней такая же белая футболка и штаны, что и у всех в этой комнате.

      Выходит, все мы одинаковые.

      Между нами еще одна девушка. Ее глаза закрыты. Волнистые блондинистые волосы красиво обрамляют лицо. Во сне она похожа на ангела.

      Внезапно нахлынувшая паника отступает на второй план, уступив место любопытству. Или это все чувство общности? Обычное человеческое стремление избегать одиночества и в любых непонятных ситуациях искать единомышленника, «брата по несчастью»?

      – Кто ты?

      Перевожу взгляд на голубоглазую. Кажется, я ее откуда-то знаю, точнее, где-то уже видел. Ее голубые глаза так и вонзились в меня, и весь ее вид показывает, что она напугана. Когда я не отвечаю, она снова повторяет свой вопрос, только на этот раз намного жестче:

      – Кто. Ты. Такой.

      – Не знаю, – вырывается у меня.

      Молчание.

      – Не знаешь? – с издевкой и одновременно все с тем же страхом в голосе спрашивает она.

      «Не знаю, зачем я тут», – мысленно говорю я. И это действительно так. И вообще, могу ли я доверять ей? Я не могу сконцентрироваться, не могу понять, что я чувствую в данный момент, и уж точно не знаю, как себя лучше с ней вести. Тем не менее я вижу, что она так же напугана, как и я. И что-то толкает меня изнутри, заставляет заговорить с ней. Может, она тоже ничего не помнит и так же, как я, не знает, как оказалась здесь?

      – Нет, то есть… Я не знаю, как попал сюда. Я ничего не помню, – мой голос хрипит. – Меня зовут Джейсон. Джейсон Гроув.

      Голубоглазая молчит. Она садится и свешивает ноги со стола, болтает ими. На левой руке швы, точно такие же, как у того парня, что справа от меня. Проверяю, не проснулся ли он. Но нет: глаза закрыты, дыхание ровное. Интересно, сколько он еще проспит? И сколько все мы находимся здесь?

      Руку блондинки я не вижу. Приходится встать и подойти с другой стороны. Встаю на ноги и чувствую, как пол подо мной шевелится, а в голове неприятно вибрирует. Но все равно, держась за край стола, тихо передвигаюсь, медленно вдыхая теплый воздух.

      – Что ты делаешь? – спрашивает голубоглазая и смотрит на меня во все глаза, но, когда я приближаюсь, не отодвигается.

      «Только не бойся меня», – думаю я, но вслух ничего не говорю.

      И когда я наконец-то перевожу взгляд на блондинку, точнее, на то место, где меньше всего хотел бы увидеть их, я вижу швы. В точности такие же, как у остальных. И я не исключение. Задираю рукав вверх и убеждаюсь. Красноватые полоски на сгибе.

      – Что это?!

      Голубоглазая скорее приняла это за вопрос к кому-либо в этой комнате, и так как больше никто не мог ответить, подумала, что обращаюсь я именно к ней.

      – Хотела бы я знать, – в ее голосе слышится что-то ядовитое с примесью отчаяния.

      С нами что-то делали. Я не знаю что, но подозреваю, что это что-то нехорошее. Иначе бы я понимал, что происходит. Нормальные обстоятельства не лишают людей воспоминаний. Может, нас что-то заставляют забыть?

      «Вспоминай, Джейсон, вспоминай».

      – Я тоже пыталась, – говорит она, – пыталась вспомнить. Но ничего не выходит. У меня как будто провал в памяти.

      Я понимаю ее. Сейчас все как в тумане. Но надеюсь, все это скоро закончится.

      – Когда ты очнулась? – спрашиваю я, прохаживаясь от одного конца комнаты к другому. Необходимо размять ноги, разогнать кровь по телу.

      Плитка блестит, и частично я вижу в ней свое отражение. Нахмуренные брови, складки на лбу и пустые-пустые глаза.

      «Это сон?»

      – Где-то около двух часов назад, – я вижу, что она смотрит на меня, и от моего хождения взад-вперед ей становится только хуже, – нельзя сказать точно.

      – Что за дверью?

      – Не знаю. Она закрыта.

      И правда. Закрыто. Замок не сломать, нужно ввести код, комбинацию чисел которого можно отгадывать бесконечность.

      Она прижимает ноги к груди и раскачивается в разные стороны, как неваляшка. А я продолжаю скрести ногами по плитке, как тигр в клетке, не зная, чего ожидать. И стоит ли оно вообще того – ожидать чего-то? Может быть, нас использовали и бросили сюда подыхать. Не могу отделаться от мысли, что комната смахивает на морг.

      – Эй, – кричит голубоглазая, и я понимаю, что выпал из реальности, – я спросила тебя.

      Останавливаюсь и спокойно выдыхаю.

      – Что?

      – Ты чувствуешь что-нибудь… необычное?

      Ее вопрос спутывает меня. К чему она клонит? Должен ли я вообще что-то чувствовать? Такого опустошения я в жизни не чувствовал, как будто из меня высосали все соки, всю энергию, и, как пустую оболочку, засунули в этот лазарет.

      – Необычное?

      – Ну да… – запинается она, и я вижу, что все ее внимание обращено на ту девушку, что светлая, на столе в полуметре от нее. – Ты чувствуешь силу, как будто заряд тока по всему телу?

      На миг мне кажется, что она сошла с ума. Я в комнате с людьми, которых не знаю, она – сумасшедшая, а двое других, возможно, никогда уже не проснутся. Меня захлестывает то чувство, когда все кажется потерянным, и ты сам тоже потерянный.

      Мотаю головой в знак отрицания и с ненавистью пинаю стену. Что нам делать? Кто нас здесь держит?

      – Может, ты и не чувствуешь, но она точно есть, – вскакивает она, и я вздрагиваю, – обернись.

      Нехотя оборачиваюсь. Легкая вмятина в бетонной стене. Я застываю.

      «Я не мог сделать этого».

      – Это здесь было. Это не я.

      – Нет, Джейсон, это ты. Ты только что это сделал. Я проверила все углы задолго до того, как ты очнулся. Но ничего не было. Это все ты, – она делает паузу, – а обычный человек не смог бы такого совершить.

      Ее слова вертятся в моей голове, и я понимаю, что она говорит правду.

      «Обычный человек не смог бы…»

      – Что-то с нами не так, – отвечаю я, облокачиваясь на стену, – только не могу понять, что.

      Тишина повисает над нами. Голубоглазая снова раскачивается из стороны в сторону. Мне становится жаль ее.

      – Как думаешь, нас выпустят отсюда?

      Я молчу. Может быть, стоит сказать что-нибудь ободряющее? Но кто я такой, чтобы подавать надежды?

      – Не знаю, – это все, что я смог сказать в ответ. И больше она не задавала вопросов.

      Через какое-то время мои ноги подкашиваются, я сползаю на пол. И когда холодная плитка касается горячей кожи ног, я облегченно выдыхаю. Выходит что-то вроде стона. Голубоглазая в ту же секунду поворачивается, и все ее существо снова излучает испуг и беспокойство.

      – Все в порядке, – говорю я, – просто здесь прохладно, а кожа горит, как в огне.

      Она подбегает, трогает пол руками, и вместо беспокойства на какое-то время на ее лице отображается облегчение. Уверен, ее кожа полыхает не меньше моего. Мы чувствуем одно и то же. Смотрю на нее и понимаю, что даже рад, что я не один, что есть кто-то рядом. Иначе бы я сошел с ума.

      – Я Марвл, – шепчет она, и я киваю.

      Вскоре мы оба сидим совсем рядом, облокотившись на стену, от которой тоже идет блаженный холод. И хотя этого все равно не хватает, я благодарен хотя бы за то, что не умру от собственного жара: пламени, охватившего все мои внутренности. Я чувствую слабость, несмотря на то, что непонятное ощущение не покидает меня. И голубоглазую тоже. Марвл. Она здесь. Пока что мы здесь. И я продолжаю так думать до последнего, когда черный туннель пламени не уносит меня в забытье.

Мэлори

С головой погрузившись в мысли, не замечаю, что за окном автомобиля становится практически ничего не видно: туман над Лонг-Айлендом сменился проливным дождем. Отвернувшись от Грейс, я смотрю в темноту, видя лишь капли, стекающие по стеклу, которые, дойдя до самого края, падают в неизвестность. В моих мыслях – родители, их жизнь и то, что было бы со всеми нами, если бы не эти правила.

Какими бы они были, будь они рядом, если бы их у меня не отобрали? Как бы сложилась наша жизнь?

На самом деле, это меня отобрали у них, как только я родилась. Забрали и скрыли в неизвестном для них месте, лишь бы они никогда меня не нашли. И до какого-то времени Грейс оставалась единственной, кого я считала своей семьей. Она любила меня или настолько правдоподобно делала вид, что я и не предполагала, что может быть по-другому.

Сразу же после моего рождения мама умерла от какой-то страшной болезни. Я знала, что мы неуязвимы и просто так нас не сломить – мамина смерть доказала обратное. Мы сильны, но этого мало, чтобы противостоять тому, что предначертано каждому.

Все, что я знаю о своих родителях, я узнала от Грейс. Она умоляла замолчать, когда я изо дня в день доставала ее вопросами, раздражала своей назойливостью, но, в конце концов, заставила обо всем мне рассказать. До десяти лет я жила в обществе людей, посещала обычную школу, общалась с простыми людьми, в общем, вела вполне человеческий образ жизни. Мои способности раскрылись намного позже, и лишь тогда я стала понимать, что особенная, не такая, как все. У людей были родители, которых не было у меня. Заменой им была Грейс, и до какого-то времени я довольствовалась тем, что имела.

Но когда она все же сдалась и решила мне все рассказать, то говорила тихо и быстро, как будто это что-то запретное, такое, чего нельзя говорить. Она сказала, что таковы правила, одно из которых ― изолировать нас от ненужного. Для нашего же блага.

Я часто думала о том, как они выглядели, смотря на свое отражение в зеркале. Думала, что похожа на них обоих. Спрашивала у Грейс, видела ли она их. Но она лишь отрицательно мотала головой и уходила прочь. А я продолжала пялиться на саму себя, выискивая хоть что-то, что наведет меня на правильный путь. Представляла, что темные волнистые волосы у меня от матери, а большие серые в черную крапинку глаза ― частичка, подаренная отцом.

Я знала, что никогда не увижу маму: ее смерть разлучила нас навсегда. Но об отце я не знала ничего. И, может быть, он до сих пор жив. Мне остается только надеяться.

Ищет ли он меня? Помнит ли обо мне вообще?

Вдали появляется огромное белое здание, огражденное со всех сторон высоким кирпичным забором, увидев которое, я вспоминаю, кто я и что по-другому быть не может. Все мы такие, у всех нас один путь. И места таким словам как «семья» и «уют» в нашей жизни нет.

Кажется, что академия – большой затерянный остров. По мере приближения замечаю все больше стеклянных корпусов зданий, каждое из которых огромных размеров. Вблизи ничего не обнаруживаю: с трех сторон академия окружена густо растущим лесом.

Подъехав к самым воротам, мы ― Грейс и работница академии и я ― выходим из машины, направляясь к маленькой стойке со светящимися кнопками.

– Говорите.

– Мэлори Джордан Хауэлл. Второй сектор.

Пока мы ждем ответа, я смотрю себе под ноги, пиная маленький камешек, вылетевший с дороги. Мне незачем волноваться, но отчего-то сердце стучит так, будто его завели маленьким ключиком и пустили бежать, ни на секунду не останавливаясь.