Текст книги "Дальние края"

Автор книги: Ван Линь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Глава II

«У кого же я здесь буду жить? Или… это и есть особенные каникулы, каждый день – примечательный?!»

Это и в самом деле был комбайн; только некоторые части его сняли со своих мест и прикрепили к корпусу, чтобы удобнее было ехать. И разве виноват комбайн в том, что Хоа он сперва не понравился?

Когда по дороге они останавливались передохнуть, вокруг комбайна собирались и стар и мал. Люди разглядывали машину, расспрашивали дядю Тоана, гладили комбайн руками и удивлялись. Они расхваливали умную машину на все лады и мечтали вслух: когда же у них в деревне, в их кооперативе, тоже будет свой комбайн? И Хоа чувствовала великую гордость, все равно как в то утро, когда усаживалась на комбайн в Хайфоне под восхищенными взорами мальчишек.

Дядя Тоан сидел впереди, за рулем, а Хоа позади него, справа. Так и вез их комбайн вот уже третий день. Три дня подряд на комбайне – это, пожалуй, многовато. Но было все равно интересно: по обе стороны дороги то и дело сменялись живые картины, куда красивее, чем в кино. И все-таки Хоа очень волновалась и каждый раз спрашивала:

– Дядя Тоан, скоро мы приедем в госхоз?

– Ну вот, – отвечал он, смеясь, – шесть лет отсидела за партой, и ничего, а на моем комбайне за три дня умаялась…

Наконец они подъехали к границе папиного госхоза «Единение». Здесь Хоа проведет каникулы.

Комбайн катил теперь мимо лысых холмов. Красные земли [6]6
  Красные земли– плодородные почвы красноватого цвета, расположенные обычно в предгорьях и на горных плато Вьетнама. На них хорошо растут кофе, перец и другие важные технические культуры.


[Закрыть], на которых был расположен госхоз, простирались по сторонам и убегали вперед к самому горизонту, где зеленой стеной высились поросшие лесом горы, а за ними лежал как будто иной, неведомый мир.

Колеса крутились все медленней и тише, пока не остановились на краю дороги перед новеньким мостом. Белая известка, которой он был покрашен, казалась совсем свежей, хотя кое-где появилась уже желтизна из-за садившейся повсюду красной пыли. Мост был очень красивый, совсем как в парке. Под мостом бежала река Хеп.

«А вдруг, – подумала Хоа, – эта река и есть Лак-тхюи – Веселящийся поток, о котором написано в истории Лам-шонского восстания?» [7]7
  Лам-шон– лесистый горный район Северного Вьетнама, где была база вспыхнувшего в 1418 году восстания против захвативших страну полчищ китайской феодальной династии Мин. Восстание завершилось в 1428 году разгромом китайских войск, изгнанием их из Вьетнама. Возглавлявший это восстание Ле Лой взошел на престол и стал родоначальником королевской династии Ле, правившей во Вьетнаме с 1428 по 1788 год.


[Закрыть]

Русло реки преграждала плотина. Она отводила воду на поля. Поднявшаяся река разлилась широко, как озеро. Верхушки тростников склонялись над водой. В мягких лучахпредзакатного солнца стебли тростника и их отражения в воде переплетались в причудливые узоры, напоминавшие резвящихся на серебристом зеркале огромных водяных пауков. Журавли и цапли отовсюду слетались сюда, в укромные заводи среди камышей. Точно невиданные белые цветы кружились они над водой, курлыча и перекликаясь друг с другом. Поднявшись из глубины, плескали по воде рыбы, оставляя широко разбегавшиеся круги.

Хоа, соскочив с сиденья, подбежала к мосту и словно растворилась в вечерней дымке, окутавшей дорогу, деревья и реку.

Дядя Тоан – он спустился на землю еще раньше – расправил плечи и сделал несколько энергичных вдохов и выдохов, разводя руки и снова соединяя их на груди.

Потом он поднялся на мост и стал рядом с Хоа. Широким жестом он обвел лежавшие вокруг угодья и улыбнулся:

– Видишь, как у нас здесь красиво. Тебе нравится?

Хоа, ничего не ответив, спросила его:

– А вы катаетесь на лодках?

– Да у нас и лодок-то нет.

– Отчего бы вам не построить несколько, лодок? Будь у вас лодка, я уплыла бы на ней далеко-далеко…

– Ребята из Союза молодежи тоже думали об этом. Но теперь самое главное для нас – урожай. До остального и руки не доходят. Государственный план… Ну, – да сейчас рановато еще толковать с тобой об этом, поживешь у нас месяц-другой и сама все поймешь.

Хоа широко раскрыла глаза и, не моргая, глядела на него, дожидаясь, что все-таки дядя Тоан хоть что-нибудь ей объяснит. Но он похлопал ее по плечу и сказал:

– Ладно, давай лучше спустимся к реке и умоемся, прежде чем явимся к папе.

В это время из-за реки донесся шум автомобильного мотора и частые гудки. Небольшая зеленая машина, похожая на жука, мчалась со стороны госхоза, поднимая красные клубы пыли. Мгновение спустя она была уже у моста и, сбавив скорость, переползла через реку. Но вдруг зеленая машина съехала на обочину, резко затормозил, и дверцы ее распахнулись разом, как всплеснувшие рыбьи плавники. Четверо мужчин спрыгнули на дорогу. Самый высокий из них в полинявших гимнастерке и брюках подбежал к Хоа:

– Доченька! Приехала! Наконец-то!

Хоа бросилась к отцу, обняла его, голос ее прерывался от радости:

– Папа!.. Папа…

– Доченька! Я так тебя ждал!

– Я тоже в школе каждую минутку ждала твоего письма.

Хоа прижалась к отцу. Мягкая рука ласково гладила ее по волосам. Но вдруг Хоа высвободилась из его объятий, счастливое лицо ее снова стало серьезным. Она посмотрела в глаза отцу и спросила:

– Ты что, уезжаешь?

Он вздрогнул, словно припомнив о чем-то, вовсе не подходящем для такой радостной встречи. И оба они, не сговариваясь, поглядели на стоявший у обочины зеленый «газик» с распахнутыми настежь дверцами. Попутчики отца слушали дядю Тоана и рассматривали комбайн. Хоа с отцом снова взглянули друг на друга. Папа выглядел расстроенным и грустным, он даже вроде чуточку постарел. Усы над верхней губой его вздрогнули: он хотел заговорить с дочкой, но запнулся, не зная, с чего начать. В общем, он совсем растерялся.

Но Хоа и сама догадалась, что он сейчас ей скажет. Она опустила голову, разглядывая красную растрескавшуюся землю, помолчала, потом спросила:

– Тебе надо ехать по делам, да?

Отец положил руки ей на плечи, худенькие и дрожащие, как у испуганного котенка.

– Как ты догадалась?

Она промолчала, потому что это был, собственно, ответ на ее вопрос, отвернулась и стала глядеть на реку, провожая глазами качавшиеся верхушки тростника.

– Ты на меня сердишься, Хоа? – вконец огорчился папа.

– Разве я могу на тебя сердиться? – ответила Хоа, но голос ее дрожал от обиды.

– Конечно, я знал, что ты приедешь, – стал оправдываться он. – Но нам с товарищами надо быть на совещании в министерстве. Я не мог больше ждать, нам и так придется ехать всю ночь, чтобы к утру добраться до Ханоя. Пойми, доченька, это очень важное совещание.

– Ты не думай, я все понимаю. – Хоа по-прежнему глядела на реку.

Отец привлек ее к себе, обнял и сказал:

– Ты у меня умница!

Хоа вдруг почувствовала, как в носу у нее что-то защекотало.

– А когда ты вернешься? – Голос ее как будто смягчился.

– Говорят… – он снова запнулся, – совещание продлится день… может, побольше.

– Значит, ты уедешь на несколько дней?

Отец не нашелся сразу, что ей ответить, она опять спросила:

– У кого же я здесь буду жить? Или… это и есть особенные каникулы, каждый день – примечательный?

– Не надо так говорить. – Отец сильнее сжал ее плечи. – Я ведь еду по государственным делам. Разве могу я отказаться? Я все сделал, приготовил для тебя комнату и договорился насчет питания. Побудешь с моими сослуживцами, пока я нё вернусь из Ханоя.

– Пожалуйста, я тебя не удерживаю. Если дела требуют, поезжай. Я уже привыкла жить одна.

– Хоа!..

Голос отца задрожал, и ей стало жаль его. Мама давно умерла, и они остались с отцом вдвоем. Он человек серьезный и строгий, но с нею всегда был ласков и добр. Досада и злость Хоа сразу растаяли, как пузырьки на воде. Она заморгала, пытаясь сдержать слезы.

– Не волнуйся, поезжай, папочка. – Она кивнула. – Я никогда не сержусь на тебя, разве что самую малость, да и то ненадолго.

Глава III

Первая ночь в госхозе. Появление маленькой гостьи. Веселое утро Хоа.

Первый вечер в госхозе выдался безветренный и ужасно жаркий. Хоа никак не могла уснуть.

В интернате в эту пору всегда шум и возня; те, кто желают учить уроки, устраиваются в коридоре или под большим фонарем во дворе. А в спальнях о чем только не болтают! У Лиен, например, что спит прямо над Хоа, вечно полон рот историй. И еще Лиен обожает сказки. Она все мечтает как-нибудь заблудиться в лесу, чтоб повстречать принца с длинным мечом верхом на белом коне. Жаль, не приехала она вместе с Хоа сюда, где столько лесов и гор. Хотя и здесь вряд ли встретишь живого принца.

Почему-то вдали от школы Хоа все время вспоминала свой класс, учителей и подружек. Можно было б завтра написать им письма. Но о чем? Написать про этот необычный знойный вечер? Они станут над нею смеяться: у Хоа, скажут они, точь-в-точь как в пословице: «Рык тигра, а душа медузы». Уши всем прожужжала: «Уеду далеко-далеко… особенные каникулы…» А сама…

Вечером здесь совсем тихо. Молчание, сковавшее склоны гор и лесные чащи, казалось ей чужим и непривычным. Но вдруг ощущение чего-то знакомого и близкого коснулось ее сердца; она не сразу догадалась, в чем дело – электричество, электрические лампочки и еще долетавшие откуда-то звуки радио… Пусть все это выглядит совсем не так, как в Хайфоне, все равно это было свое, привычное. И чем пустынней и глуше становилось вокруг, тем отраднее было глядеть на яркие огоньки и слушать бормотание радио.

Из-за холмов налетел ветер. Наверно, он ворвался сюда нарочно, чтоб отогнать надоевшую жару. Хотя вообще-то в горах ветер и дождь не в диковинку… Ветер бык прохладный, как ключевая вода. И тут Хоа услыхала какой-то новый шум. Это были ребячьи голоса, где-то смеялись и пели дети. «Ага, – подумала она, – значит, здесь есть и другие ребята». Обрадовавшись, Хоа привстала на кровати и выглянула за окно, пытаясь представить себе, что происходит там, где словно ночные звезды переливались огни фонарей. «Наверно, они играют в дракона…» [8]8
  Игры и танцы, во время которых кто-нибудь надевает большую маску в виде головы дракона или же несколько человек помещаются внутри сделанного из материи и папье-маше туловища дракона, являются непременной частью детских развлечений и праздников во Вьетнаме. Во вьетнамских сказках дракон – существо доброе, помогающее людям.


[Закрыть]

По радио начали передавать какой-то длинный рассказ. И Хоа незаметно уснула.

Проснулась она, когда солнце стояло уже высоко в небе. Да и то ее разбудил звон гонга, возвещавший начало рабочего дня. Жилые дома опустели.

Напротив, через дорогу, были механические мастерские. Оттуда доносился шум мотора и перезвон молотков. По дороге все время ехали грузовики. Одни везли удобрение на поля, другие торопились с продуктами в город. И все они что было сил гудели: би-би, би-би! Вот на дорогу выехал экскаватор и пополз куда-то, громко чихая и качая высоко в воздухе своим ковшом. Сначала Хоа почудилось даже, будто она в Хайфоне, такое вокруг было движение и шум.

Тетя Шам спустилась по ступенькам конторы.

– Ты уже встала? – спросила она Хоа.

– Да. Почему же вы меня не разбудили? Я все на свете проспала.

– Тебе надо отдохнуть с дороги, и я решила: дам-ка ей выспаться как следует.

– А девочки у нас говорят, когда устанешь, не надо долго спать. Это вредно.

Если не считать водителя «ракетохода», тетя Шам была первой, с кем Хоа познакомилась в госхозе. Отец, уезжая, просил ее посмотреть за дочкой.

Тетя Шам сперва повела ее умываться и чистить зубы, а потом в буфет – выпить молока. Буфет, оказывается, был рядом с мастерскими. Молока свежего и вкусного здесь было сколько угодно. И так, говорят, каждое утро: пей – не хочу!

Прежде чем вернуться в контору, тетя Шам сказала Хоа:

– Ну, ступай теперь домой. Тебе, наверное, надо постирать с дороги. Когда нечего будет делать, заходи ко мне в библиотеку, я дам тебе что-нибудь почитать. У нас есть детские книжки.

Хоа раскрыла рюкзак и достала блузку и брюки, которые она надевала в дорогу; но потом уложила их обратно, не зная, стоит ли затевать стирку. Почему-то она не чувствовала себя тут как дома… У отца в комнате почти не было вещей, только красная лакированная шкатулка, полка с книгами да вешалка для одежды, и, по всему судя, он смастерил их сам, своими руками. Две пустые койки выглядели так же печально и сиротливо, как кровати в спальне Хоа перед отъездом из школы. Она представила себе, будто отец сидит здесь, в комнате напротив нее, и сказала:

– Знаешь, папа, у вас все люди заняты своим делом. А я сижу дома одна. Ты ведь обещал, что у меня будут особенные каникулы. Неужели ты имел в виду такие дни, как сегодня?..

Собираясь к отцу, Хоа считала, что она едет домой. У всех был дом, были родители, братья и сестры. Но отцовскому дому не хватало теплоты, семейного уюта.

Вдруг за окном раздался тоненький детский голосок, звавший тетю Шам. Хоа очень обрадовалась, она соскучилась по детям, по звонким голосам друзей. Она ведь не знала, где живут ребята, которые пели вчера вечером, кто они и сколько их, много или мало. Вот будет здорово, если у них тоже есть пионерский отряд! Она наденет красный галстук и попросит, чтобы ей разрешили участвовать в работе отряда.

Девочка, окликавшая тетю Шам, подошла к двери. На вид ей было лет пять или шесть. Пухленькая и круглолицая, она выглядела очень хорошенькой в своем ярко-красном платье. Она, наверно, тоже недавно встала и еще не умывалась, волосы ее были растрепаны. Девочка с изумлением уставилась на Хоа, потом улыбнулась во весь рот: зубы у нее были белые и ровные, как молодые кукурузные зерна.

– А вы откуда? – спросила она.

– Я приехала сюда из Хайфона, – улыбнувшись, ответила Хоа.

– А где тетя Шам? Почему она не умоет меня и не причешет? Вот видите…

Она с недовольным видом дотронулась ручонкой до своих волос. В другой руке она держала заколку и увядший уже цветок ван тхо [9]9
  Ван тхо– разновидность хризантемы с желтыми цветами и перистыми листьями.


[Закрыть].

– Хочешь, я умою тебя и причешу? – спросила Хоа.

– Нет, я хочу тетю Шам, – покачала головой девочка. – Только она знает, как надо меня причесывать.

Хоа рассмеялась, бросила свой рюкзак и обняла девочку.

– Ишь ты какая модница! А как тебя зовут?

– Ни Ай. Но моя мама и все дяди и тети называют меня Няй [10]10
  Ни Ай– имя девочки, можно перевести как «любимая», «дорогая», а слово «няй» – значит «лягушка», «лягушонок»; так иногда дразнят во Вьетнаме малышей.


[Закрыть].

Хоа снова расхохоталась.

– Твои мама и папа живут в соседнем доме? – спросила она.

– Папа?.. У меня нету папы.

– Как это «нету»?

– Не знаю… Нету – и все… У меня есть мама. Она в первой бригаде, это очень далеко.

– С кем же ты пришла сюда?

Девочка широко раскрыла глаза, поглядела на нее и с важным видом сказала, подражая взрослым:

– Видите ли, моя мама ела зеленые фрукты и не мыла руки. Поэтому у нее разболелся живот, и ее послали к врачу, чтобы он ей разрезал живот. Понятно? – Она склонила голову набок. – Я живу здесь у дяди Вана, но он тоже куда-то уехал.

– У дяди Вана?! Но ведь он мой папа!

– Нет… Дядя Ван – папа сестрицы Хоа, а сестрица Хоа живет в Хайфоне.

– Я и есть Хоа! Я вчера приехала из Хайфона.

– Ой, как интересно! – Няй радостно заулыбалась.

– А где же ты спала этой ночью? У девушек из молодежной бригады, да?

– Я уже большая и не сплю в молодежной бригаде.

– Няй, выходит, ты живешь одна?

Девочка не поняла вопроса Хоа, но на всякий случай кивнула, посмотрела на нее и спросила:

– А вы с кем живете?

Хоа погрустнела, часто-часто заморгала и стала глядеть во двор: ей не хотелось отвечать Няй.

Во дворе росли какие-то деревья с большущими листьями. Но сами деревья были не выше человеческого роста. Зато на ветках видимо-невидимо плодов, круглых, зеленых и блестящих, как нефритовые [11]11
  Нефрит– полудрагоценный зеленоватый камень.


[Закрыть]бусы. «Надо узнать у тети Шам, что это за дерево такое», – решила про себя Хоа.

Она обернулась к своей гостье и сказала дрогнувшим от волнения голосом:

– Послушай, Няй, я ведь тоже живу одна. Ты, наверно, знаешь: дядя Ван, мой папа, уехал по делу в Ханой. А мамы у меня нет, она умерла очень давно, когда я была меньше тебя. Давай я помогу тебе умыться. У меня есть ароматное мыло, понюхай, как пахнет! Я могу причесать тебя по самой последней моде, эта прическа называется «спутник». Оставайся здесь, со мной. Мы вместе пойдем гулять и спать тоже будем вместе. У меня есть еще дёньги – целых пять донгов [12]12
  Донг– денежная единица.


[Закрыть], папа их дал мне перед отъездом. Я напою тебя молоком в буфете и куплю конфет. Ты ведь умная девочка и послушаешь меня, правда?

Хоа выпалила это одним духом, боясь, что Няй, не узнав всех ее условий, откажется с самого начала. Она глядела на нее чуть ли не с мольбой. Но та молчала, капризно надув губки, и почему-то вдруг покраснела, как бальзамное яблоко [13]13
  Бальзамная яблоня– вьющееся растение с крупными красными плодами; их обычно кладут в рис, когда варят его на пару.


[Закрыть]. Может, ей что-нибудь не понравилось, и она не согласна? Хоа снова повторила свое предложение, потом взяла Няй за мягкую прохладную ладошку.

– Видишь, я как и ты: ни старшего брата нет, ни сестры, ни даже маленькой сестренки. Ну, соглашайся, Няй, пожалуйста! Тогда я напишу письмо в Хайфон, и мои подружки пришлют красивую куклу. Я отдам ее тебе. И у нас у обеих будет по младшей сестричке: у тебя – кукла, а у меня – Няй!

– Неправильно это, – сердито ответила девочка. – Вы здесь совсем новенькая, а зовете меня Няй. Я ужасно не люблю это имя!

«Ах, вот, значит, в чем дело!» Хоа с трудом удержалась от смеха:

– Конечно, конечно! Прости меня, Ни Ай, извини, пожалуйста, Ни Ай. Какое у тебя красивое имя! Давай, Ни Ай, жить вместе!

И она прижала девочку к груди, понимая, что больше нечего спрашивать ее согласия.

– А вы на самом деле сестрица Хоа? – весело спросила Няй. – Значит, вы взаправдашняя дочка дяди Вана?

Глава IV

О том, что случилось утром в библиотеке.

Как простая девчонка переспорила самого Нгока, по прозвищу «Чан Хынг Дао».

С утра в библиотеке было только двое мальчишек. Первый – лет четырнадцати – в синей полосатой рубашке с короткими рукавами, на его длинных, как у аиста, ногах болтались куцые серые брюки. Они, наверно, были ему впору года два или три назад. Голову его украшал безупречный пробор. Согнув свою тощую спину, он рылся на полках, где стояли книги для взрослых. Другой – года на три моложе коренастый и весь какой-то круглый, как семечко хлебного дерева [14]14
  Хлебное дерево– плоды его, снаружи усеянные шипами, содержат внутри мучнистую сладкую мякоть.


[Закрыть], перебирал детские книжки. В библиотеке детские книги помещались почему-то на верхних полках, а взрослые – в самом низу.

Долговязый, трудившийся в поте лица, возмущенно воскликнул:

– Везде одно и то же! Извольте: «Сон в красном тереме» от первого тома до четвертого, и каждый в нескольких экземплярах! Опять «Хождение по мукам» и «Буря»… [15]15
  «Сон в красном тереме»– китайский классический роман XVIII века; «Хождение по мукам»– роман А. Толстого; «Буря»– роман И. Эренбурга.


[Закрыть]А того, что мне нужно, нет!..

И снова уткнулся в книги.

«Хлебное семечко» тоже взмок от усердия. Он брал с полки каждую книжку, молча изучал обложку, потом ставил ее – на место и тянулся за следующей.

Тетя Шам, сидевшая за столом около самой двери, в сердцах прикрикнула на мальчишек:

– Эй, книгочеи! Вы мне так всю библиотеку перевернете! Зря только книжки треплете.

– Да я все здесь уже читал, – тотчас откликнулся Долговязый. – Вот никак не найду «Ву Ни То» [16]16
  «Ву Ни То»– историческая драма вьетнамского писателя Нгуен Хюи Тыонга (1912–1960), названная по имени главного действующего лица – придворного архитектора, строившего дворец Девятого неба.


[Закрыть]. А мой товарищ небось ищет что-нибудь научно-популярное. Он ведь у нас знатный птицевод, откармливает двух кур.

– Ладно, только уговоримся книги ставить на место, а то после вас ничего не найдешь! Вы у меня не единственные читатели!

Воцарилось молчание.

Потом Долговязый, как бы невзначай, спросил:

– Тетя Шам, вы не слыхали, говорят, вчера приехала какая-то девочка?

– Да. Она приехала из Хайфона.

– Так… портовый народ… Вы не знаете, она любит книги?

– Наверно.

Он полистал несколько томиков и снова заговорил:

– Это хорошо, а то здесь у вас не, с кем даже поговорить.

Долговязый дернул за ухо своего приятеля и продолжал:

– Пожалуйста, вот вам, Вит [17]17
  Вит– по-вьетнамски «утка». Мальчика же на самом деле зовут Вьет, что значит «Вьетнам», «вьетнамский». Долговязый нарочно произносит неправильно его имя.


[Закрыть]. Сколько я его уламывал прочесть хоть одну книжку! У него на уме только эти несчастные куры да семьсот корней маниока [18]18
  Маниок– растение с невысоким коленчатым стеблем и большими клубневидными корнями, очень богатыми крахмалом. Их употребляют в пищу, высушив, размалывают в муку и т. п.


[Закрыть].

– Ну ты, дылда! – «Хлебное семечко» грозно насупился. – Еще хоть раз назовешь меня так, пеняй на себя! Вымахал чуть не с мачту, а никак не выговоришь слова «Вьет». Крошка Ни Ай и та произносит правильно мое имя!

– Ладно, ладно, не горячись! – улыбнулся Долговязый.

В это время со двора послышался деловитый голосок Няй:

– Тетя Шам! Эй, тетя Шам! Сестрица Хоа ходила со мной гулять и купила мне в буфете печенье.

В дверях показалась Хоа, следом за ней семенила Няй.

– А тебя, Няй, только помани, – засмеялась библиотекарша. – Хоа угостила печеньем, и ты уже за ней хвостиком ходишь.

– А вот и нет! – возразила Няй. – Просто она вообще меня очень любит!

– Хочешь что-нибудь взять почитать? – Тетя Шам повернулась к Хоа. – Молодец, что подружилась с Ни Ай, вместе вам веселее будет. Ты проходи, у нас пока надо самим искать книжки на полках. Я ведь недавно только окончила курсы, не успела еще завести каталог. Выберешь книгу, скажешь, я запишу в твой формуляр. Там как раз ребята тоже смотрят книжки.

В глубине комнаты, за полками Долговязый, подтолкнув Вьета, зашептал:

– Вон она, гляди… На вид ничего! Ишь как брюки нагладила… Слыхал, ее зовут Хоа… Что-то не припомню такого имени в книгах, да и среди исторических лиц…

Хоа присела на скамейку возле стола, взяла за руку стоявшую рядом Няй и сказала негромко:

– Тетя Шам, можно, я посижу здесь немного, пока они будут выбирать себе книжки.

Вскоре к дверям подошел Долговязый, еле тащивший под мышкой большую охапку книг, и с шумом бросил их на стол прямо перед носом Хоа.

Но она, словно не замечая его, глядела в другую сторону.

– С чего это ты сегодня набрал столько книг? – спросила тетя Шам.

– Разве это много? – отвечал Долговязый, выпятив грудь колесом. – Каких-то пятнадцать книжек!

– Я думаю, ты решил оставить всех без чтения, – сказала она, проверяя номера книг. И повернулась к Хоа: – Он у меня первый активист. Отец говорил, что ты тоже любишь читать.

У Долговязого дрогнули ноздри.

– Как тебя звать? – спросила его тетя Шам (она вечно забывала имена).

– Мое имя Нгок [19]19
  Нгок– по-вьетнамски значит «жемчуг».


[Закрыть], псевдоним Чан Хынг Дао [20]20
  Чан Хынг Дао(«Идущий стезею долга из рода Чан») – прозвище, данное Чан Куок Туану (1226–1300), выдающемуся полководцу и государственному деятелю за его верность идеалам справедливости и чести и преданность государю и отечеству. Он нанес сокрушительное поражение вторгавшимся в страну полчищам правившей в Китае монгольской династии Юань. Обожествленный в различных легендах и преданиях, он считался небесным заступником вьетнамской земли. В его честь было сооружено множество храмов, часть их сохранилась до наших дней. Народ Вьетнама и доныне чтит его память.


[Закрыть]. – Он еще больше напыжился. – Вы ведь столько раз меня записывали! Хорошо, что вы не учительница, а то перезабыли бы всех своих учеников. Знаете, когда-то давным-давно жила одна принцесса, которая, вроде вас, страдала отсутствием памяти…

Он сделал паузу, намереваясь рассказать до конца все про принцессу, но тут Хоа засмеялась, и смех ее расколол тишину, как камень, брошенный в тихий стоячий пруд; он звучал очень уж нарочито и был явно рассчитан на то, чтобы задеть Нгока. Нгок, изумленный, воззрился на нее, но она, как и раньше, глядела в сторону, только смеялась еще громче прежнего. Ей даже пришлось ухватиться за спинку скамьи, чтобы от смеха не упасть на пол…

А мы с вами, покуда она смеется, все разузнаем про Нгока. Он жил в Ханое и вот уже третье лето проводил в госхозе, у тетки. Местные ребята относились к нему с величайшим почтением. Хоть он и учился только в шестом классе, но читал столько мудреных книг, что даже среди ребят постарше никто не мог с ним сравниться. Он помнил сочинения восточных писателей и западных, нынешних и древних; знал все про космос и про Землю. Любил он читать и газеты и мог хоть целый час толковать о боях на границе между Индией и Китаем [21]21
  Имеются в виду инциденты на китайско-индийской границе в 1962 году.


[Закрыть]; о том, как в Южном Вьетнаме партизаны разбили янки и их прихвостня Нго Динь Дьема [22]22
  Нго Динь Дьембыл главой реакционного сайгонского правительства в Южном Вьетнаме; свергнут и убит во время военного путча в 1964 году.


[Закрыть]в Ап-баке [23]23
  Ап-бак– населенный пункт в южновьетнамской провинции Ми-тхо.


[Закрыть]или о разных мудреных американских вертолетах, падающих под партизанскими пулями, как гуайявы [24]24
  Гуайява– дерево с вкусными кисло-сладкими плодами; когда они созревают, стоит легонько потрясти дерево, и плоды сразу осыпаются.


[Закрыть]с ветки.

Все на него взирали с великим почтением. А тут извольте: какая-то воображала в первый же день позволяет себе смеяться! Осмеять самого Чан Хынг Дао!

– Чего эта козявка так веселится? – Нгок побледнел от гнева.

Смех резко оборвался. Черные глаза Хоа заблестели, брови выгнулись крутою дугой.

– Как вы сказали? Вы, наверно, уже в преклонных годах, раз я для вас козявка?

– Мне интересно, – Нгок отчеканивал каждый слог, – над чем это вы смеетесь?

Хоа вдруг заулыбалась и сказала самым миролюбивым голосом:

– Да вот гляжу, сколько вы книг набрали. Вы недели-то за две их одолеете?

У него даже дух захватило. Но унять эту воображалу теперь можно было только таким же спокойным и доброжелательным тоном:

– Ах, это! Думаю, дня за три прочту от корки до корки.

– Вот здорово! – Хоа восхищенно покачала головой. – А как ваше имя? Вы говорили только что тете Шам, но у меня ужасно скверная память.

– Меня зовут Нгок, – ответил он, – псевдоним Чан Хынг Дао.

– Чан Хынг Дао… – Хоа задумалась. – Какое красивое имя!

– Это великий полководец, ну и, конечно, мудрец. Вы еще, видно, не проходили по истории?

«Для чего ей мое имя? – думал Нгок. – Может, она сразу прониклась ко мне уважением?.. Их ведь, девчонок, не поймешь».

– Да нет, – медленно ответила Хоа, – я читала про Чан Хынг Дао. Но…

– Что «но»? Ничего уже не помните?

– Почему же, я отлично все помню. Но что у вас общего с Чан Хынг Дао?

Нгок опять побледнел. Он здесь уже третье лето, и никто не посмел усомниться в его словах, когда дело касалось книг. Да и в Ханое мало кто из приятелей осмеливался с ним спорить.

– Интересно, – презрительно усмехнулся он, – чем же я не похож на Чан Хынг Дао?

– Пожалуйста, я скажу. Но сперва хочу вас спросить…

– Сестрица Хоа! – вдруг захныкала Няй. – Пойдемте лучше домой… Сами обещали достать мне птичку!

– Погоди, Ни Ай, дай нам поговорить. – Она ласково погладила девочку по щеке.

Нгок, потеряв терпение, крикнул:

– Хотите задать вопрос, спрашивайте!

– Псевдоним вы присвоили себе сами или вам его дали другие люди?

– Я сам! Кто же еще? Мне ли себя не знать! С древнейших времен всегда каждый сам себе выбирал псевдоним.

Хоа скривила губы и кивнула. Одно это уже вывело Нгока из себя.

– Вы такой начитанный! И про Чан Хынг Дао, конечно, читали, да вот беда – ничего не поняли.

– Это еще почему? – У бедняги Нгока даже в глазах потемнело.

– Чан Хынг Дао был очень скромный…

– Да… удивила, – перебил ее Нгок. – Сама-то небось и не слыхала, что он наказывал военачальникам: «Побеждая, не предавайся гордыне…» – Он остановился, решив дослушать ее до конца. Иначе какой же спор?

– Вот-вот, – не торопясь, продолжала Хоа. – Не Чан Хынг Дао ли ради пользы всего государства нарушил предсмертную волю отца, завещавшего вражду к королю? И не он ли едва не убил своего сына, когда тот подбивал его захватить престол?.. А вам скромности явно не хватает. И имя себе вы вон какое взяли! Если по-честному, его должны были вам присвоить другие. Не поняли вы прочитанного!

Ученый спор грозил затянуться. Даже тетя Шам бросила писать и прислушалась. Вьет перестал рыться в книгах, выпрямился и, прислонившись к полке, глядел с интересом на спорщиков.

Нгок хлопнул ладонью по стопке отобранных книг:

– Совсем завралась! Это я читаю и не понимаю прочитанного?!

Он ухватил за руку Вьета, подтащил его поближе и поставил прямо перед Хоа:

– Вот хоть его спроси! Кто рассказал ему про славную битву на реке Бать-данг? [25]25
  Бать-данг– река, впадающая в море у города Хайфона. На этой же реке за 350 лет до Чан Хынг Дао вьетнамский король Нго Кюй-ен разбил вторгшийся в пределы Вьетнама китайский флот.


[Закрыть]Как Чан Хынг Дао приказал забить в речное дно огромные заостренные бревна, заманил флот китайского богдыхана на Бать-данг и так все рассчитал, что, когда наши ударили по врагу, начался отлив и корабли захватчиков оказались наколотыми на бревна, как жуки в коллекции? Вода в реке стала красной от вражеской крови! Одних кораблей мы взяли четыре сотни! Ты-то, поди, и не знаешь, когда была эта битва?

Хоа не успела и рта раскрыть, как он, ударив себя в грудь, провозгласил:

– Великий Чан Хынг Дао одержал эту победу в 1288 году, в восьмой день третьего месяца по лунному календарю!..

Он перевел дух и обратился к Вьету:

– Ну-ка, скажи ей, как я читал наизусть написанное Чан Хынг Дао «Воззвание к полководцам и военачальникам»! Особенно вот это место: «В часы трапезы забываю я о еде, ночью я не в силах уснуть; сердце мое исходит болью, словно рассеченное острием, и ручьем текут слезы: гневом и яростью обуреваем, что не могу растерзать плоть ненавистного супостата, разорвать его печень и испить его крови»… И дальше, где он укоряет всех, кто, вместо того чтобы обрушиться с мечом на захватчиков, «тешится охотой, игрою на деньги, петушиными боями…»

При упоминании о петухах, птицевод Вьет оживился и сказал:

– Точно!

– «…вином и песнями», – продолжал Нгок. – А когда я рассказал, что, прочитав это воззвание, многие военачальники вытатуировали у себя на руке слова «Смерть врагу!» и поднялись на защиту отечества, все, кто меня слушал, в один голос воскликнули: «Замечательно! Вот это да!..» И ты смеешь говорить, что я не понимаю прочитанного! А ты сама? Что ты знаешь о жизни и подвигах Ким Донга, Вы А Зиня или Ли Ты Чонга? [26]26
  Ким Донг, Вы А Зинь и Ли Ты Чонг– юные герои, участники подпольного движения и освободительной войны, погибшие от рук захватчиков и их прислужников.


[Закрыть]

Хоа взглянула ему в лицо, и он отвел взгляд от ее колющих глаз.

– Исторические романы я, может, и позабуду, – сказала Хоа. – Но книжки о Ким Донге, Вы А Зине и Ли Ты Чонге я помню от строчки, до строчки, лучше чем ты про своего Чан Хынг Дао.

И тут Нгоку, который чувствовал себя как мышь, забежавшая в буйволиный рог, несказанно повезло. На крыльце показалась девочка лет пятнадцати. Она выглядела очень нарядной в своей белой блузке и длинных черных брюках. Длинные волосы падали ей на плечи. Девочка поздоровалась и спросила:

– Что это у вас здесь такое веселье?

– A-а, Минь [27]27
  Минь– по вьетнамски значит «светлая», «ясная».


[Закрыть], – обрадовалась тетя Шам. – У нас идет дискуссия. Жаль, что опоздала, могла бы тоже принять участие.

У Минь с лица не сходила улыбка, она была очень добрая и никогда не сердилась… Ей очень подходило ее имя. В отряде все поручения она выполняла исправно, и пионеры очень уважали ее; да и взрослые прекрасно к ней относились.

Минь удивленно взглянула на Хоа, а Хоа – на Минь. Потом Минь сказала:

– Ты ведь Хоа, правда?

Хоа широко раскрыла глаза и, улыбнувшись, спросила:

– Откуда ты знаешь, как меня зовут?

– Мне дядя Ван много рассказывал про тебя. А на прошлой неделе он сказал, что ты скоро приедешь сюда на каникулы. Мы с ребятами давно ждем тебя.

Девочки взялись за руки, и сразу стало ясно, что их теперь и водой не разольешь. Известно давно: девчонке с девчонкой подружиться легче легкого. А жаркая дискуссия на этом и кончилась. Подружки, держась за руки, отправились на улицу поболтать. Следом за ними пошла и Няй.

Нгок, расписавшись в формуляре, подхватил свою кипу книг и вместе с Вьетом ушел домой. Вьет взял всего одну книжку и тотчас спрятал ее в карман, так что никто не успел заметить, о чем она; но скорее всего это было что-нибудь об естественных науках.

Сойдя с крыльца, он похлопал Нгока по спине и покровительственным тоном сказал:

– Вижу, эта пучеглазая тебе не по душе. Хорошо, хоть при ней ты не будешь так завираться.

Нгок, который никак не мог прийти в себя, остановился и грозно уставился на приятеля. Вьет, решив было, что он вот-вот набросится на него с кулаками, невозмутимым голосом произнес:

– Ну, чего уставился, думаешь, напугал?!

Но Нгок вовсе и не собирался драться. Он вздохнул и молча зашагал дальше. Может, утомившись после ученого диспута, он не решался затевать новую ссору или хотел на покое поразмыслить над случившимся…