Текст книги "Вудсток, или Кавалер"

Автор книги: Вальтер Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Глава Х

…Два тела у него,

А голова одна. Твой вол двуглавый —

Осел в сравненье с чудищем таким.

Башка решает сразу за обоих:

Чуть слово молвит – ей сейчас же вторит

Согласным шарканьем четверка ног.

Старинная пьеса

Благообразный облик достойного мэра выражал одновременно и важность и суетливую растерянность – у него был вид человека, который сознает, что он призван играть значительную роль, но еще не знает, в чем эта роль должна заключаться. К этому примешивалось удовольствие встретиться с Эверардом; он беспрерывно выражал свою радость и повторял слова приветствия, прежде чем удалось убедить его выслушать то, что этот джентльмен хотел ему сообщить.

– Почтеннейший, достойнейший полковник, ваше присутствие в Вудстоке всегда для нас желанно; вы, можно сказать, наш земляк – ведь вы так часто приезжали и так подолгу гостили в замке. Я поистине ума не приложу, что предпринять, хоть столько лет управляю делами этого города. А вы подоспели мне на помощь, как.., как…

– Tanquam Deus ex machina note 18Note18
  Как бог из машины (лат.)


[Закрыть], как сказал языческий поэт, – вставил мистер Холдинаф, – хоть я и не часто цитирую сочинения подобного рода. В самом деле, мистер Маркем Эверард, или достойнейший полковник, как мне скорее следовало сказать, вы самый желанный гость в Вудстоке со времен старого короля Гарри.

– У меня есть к вам дело, дорогой друг мой, – начал полковник, обращаясь к мэру, – и я буду рад, если мне когда-нибудь представится случай угодить вам и вашему достойному пастору.

– Это вы, бесспорно, сможете сделать, дорогой сэр, – подхватил мистер Холдинаф, – вы храбрец, сэр, у вас твердая рука, а мы очень нуждаемся в добром совете от человека дела. Я знаю, почтеннейший полковник, что вы и ваш уважаемый батюшка ведете себя в эти смутные дни как истинные христиане, как люди умеренные, стремящиеся пролить бальзам на раны нашей отчизны, а не натирать их кислотой и перцем, как другие; я знаю также, что вы верный сын церкви, которую мы избавили от папских и прелатистских учений.

– Мой добрый и достойный друг, – отвечал Эверард, – я уважаю благочестие и ученость многих наставников ваших, но я стою за свободу вероисповедания для всех. Я не поддерживаю сектантов, но я против того, чтобы их притесняли.

– Сэр, сэр, – поспешно заговорил пресвитерианин, – все это приятно слышать, но подумайте, какую прекрасную страну и церковь мы могли бы создать среди всех этих заблуждений, богохульств и расколов, непрерывно происходящих в англиканской церкви и в королевстве. Достойный мистер Эдварде в своем сочинении «Гангрена» говорит, что наша родина становится вертепом и свалкой для всякого раскола, ереси, богохульства и смут, подобно армии Ганнибала, которую называли свалкой всех народов… Colluvies omnium gentium note 19Note19
  Свалка всех народов (лат.)


[Закрыть]. Поверьте мне, уважаемый полковник, в достопочтенном парламенте при потворстве старого Илии смотрят на это сквозь пальцы. Эти, с позволения сказать, наставники, эти раскольники изгоняют с кафедр законных служителей церкви, проникают в семьи, нарушают там мир, отторгая сердца людей от истинной веры.

– Любезный мистер Холдинаф, – прервал Эверард ревностного проповедника, – все эти злосчастные разногласия дают основания для огорчений; вы правы, горячие умы нашего времени возбудили сознание людей против разумной и искренней религии, против достоинства и здравого смысла. Но ничем, кроме терпения, здесь не поможешь. Рвение – это поток, который может со временем утихнуть, но, несомненно, сметет все преграды на своем пути. Однако какое отношение имеют все эти сектантские распри к нашему нынешнему делу?

– Некоторое отношение имеют, сэр, – сказал Холдинаф, – хотя, возможно, вы и не примете это так близко к сердцу, как я думал до этой встречи. Меня самого Ниимайю Холдинафа (добавил он значительно), силой изгнали с моей собственной кафедры, как вышвыривают человека из его собственного дома.

И кто же? Чужестранец, тот, кто вторгся, как волк; он не потрудился даже прикрыться овечьей шкурой, а так и явился в волчьем обличье, то есть в буйволовом нагруднике и с патронташем, да еще стал разглагольствовать вместо меня перед моей паствой, вместо меня, законного пастыря. Истинно так, сэр…

Господин мэр был тому свидетелем, он постарался навести порядок и пресечь это безобразие, насколько это было в человеческих силах, хотя, – заметил он, повернувшись к мэру, – думаю, что вы могли бы сделать и побольше.

– Ладно уж, любезный мистер Холдинаф, не станем опять возвращаться к этому вопросу, – сказал мэр. – Гай из Уорика или Бевис из Гемптона, может, и сделали бы что-нибудь с этим мошенником, но, право же, их так много и они так сильны, что вудстокскому мэру с ними не справиться.

– Мне кажется, господин мэр рассуждает очень здраво, – вмешался полковник. – Если индепендентам запретить проповедовать, боюсь, они перестанут воевать. А что, если снова поднимутся роялисты?

– Может подняться кто-нибудь и почище роялистов, – сказал Холдинаф.

– Как, сэр? – воскликнул полковник Эверард. – Позвольте вам заметить, мистер Холдинаф, что так говорить при нынешнем положении в стране небезопасно.

– А я повторяю, – настаивал пресвитерианин, – что может подняться кое-кто и похуже роялистов, и я докажу, что я прав. Дьявол хуже всякого роялиста, пьяницы и богохульника… А в Вудстокском замке появился дьявол.

– Да, истинно так, – сказал мэр, – его видели и слышали, как будто он из плоти и крови… До страшных времен мы дожили?

– Право, не знаю, господа, как вас понимать, – заметил Эверард.

– Как раз о дьяволе-то мы и пришли поговорить с вами, – объяснил мэр, – но достойный пастырь всегда так гневается на сектантов.

– Они и есть дьяволово отродье, близкая ему родня, – перебил мистер Холдинаф, – истинно говорю, распространение ереси вызвало нечистого духа на поверхность земли, он-то уж сумеет поживиться там, где можно!

– Мистер Холдинаф, вы, наверно, выражаетесь фигурально, но я уже сказал вам, что у меня нет ни возможностей, ни умения, чтобы утихомирить эти религиозные страсти. Однако если вы хотите сказать, что появился подлинный дьявол, я склонен думать, что вы с вашей ученостью и образом мыслей лучше сможете с ним бороться, чем солдат, подобный мне.

– Истинно так, сэр. Обладая моими полномочиями, я настолько уверенно чувствую себя, что тотчас же вступил бы в борьбу с нечистым духом, – сказал Холдинаф, – не будь Вудсток, где он недавно объявился, занят сейчас теми опасными и нечестивыми людьми, на которых я как раз и жаловался.

Мне не страшно вступить в спор с дьяволом, их господином, но было бы неблагоразумно без вашей поддержки, достойнейший полковник, явиться к этому разъяренному бодливому быку Десборо, к кровожадному медведю Гаррисону, к холодной и ядовитой змее Блетсону – все они сейчас живут в замке, самоуправствуют, подбирают добычу, какая попадется на пути, – вот дьявол-то, как все говорят, и явился туда участвовать в дележе.

– Все это истинная правда, достойный и благородный господин, – вступил в разговор мэр, – все именно так, как рассказывает мистер Холдинаф – наши привилегии упразднены, скот наш захватили прямо на пастбище. Поговаривают о том, что вырубят и разгородят заповедник, а ведь здесь подолгу отдыхало столько королей! Вудсток тогда потеряет всякое значение и превратится в жалкую деревушку, Уверяю вас, мы с радостью услышали, что вы приехали, только удивлялись, почему вы все время сидите в гостинице. Мы не знаем никого, кроме вас и вашего батюшки, кто мог бы постоять за бедных горожан в их трудном положении; ведь почти все дворяне вокруг – изменники, и их имения конфискованы. Поэтому мы и надеемся, что вы за нас заступитесь.

– Конечно, господин мэр, – отвечал полковник с радостью, видя, что собеседник предвосхищает его мысли, – я как раз собирался вмешаться в это дело, но ждал до тех пор, пока не получил полномочий от главнокомандующего.

– Полномочий от главнокомандующего, – повторил мэр, толкая священника локтем в бок, – слышали? Ну какой петух сможет потягаться с таким петухом? Уж теперь-то мы с его помощью надаем им по шее, и Вудсток останется прежним славным Вудстоком.

– Убери-ка свой локоть подальше, друг, – воскликнул Холдинаф, раздраженный жестикуляцией мэра. – Дай бог, чтобы Кромвель не стал давить на Англию так же, как твой костлявый локоть – на мой бок. Однако ж я считаю, что нам нужно использовать его власть для того, чтобы утихомирить этих людей.

– Тогда немедля отправимся в путь, – предложил полковник. – Надеюсь, эти джентльмены окажутся рассудительными и покорными.

Оба деятеля, светский и духовный, с радостью согласились, полковник приказал Уайлдрейку подать плащ и шпагу, что тот и сделал так, как будто он и в самом деле был слугой. Но роялист умудрился здорово ущипнуть своего приятеля, чтобы утвердить их тайное равенство.

Когда они проходили по улицам, многие встревоженные горожане приветствовали полковника; они, казалось, понимали, что только его вмешательство может спасти прекрасный парк и отстоять права города, равно как и уберечь имущество отдельных его обитателей от разорения и конфискации.

Войдя в Парк, полковник спросил своих спутников:

– Так вы говорите, что здесь появилась нечистая сила?

– Как же, господин полковник, – отвечал священник, – вы ведь сами знаете, что в Вудстоке всегда водилась нечистая сила.

– Я жил тут довольно долго, – сказал полковник, – но сам никогда не видел ни малейших признаков привидений, хотя праздные языки и болтают такое про любой старый замок: они населяют его домовыми и духами вместо знатных и великих людей, которые там когда-то жили.

– Это верно, уважаемый полковник, – продолжал священник, – но, я думаю, вы не подвержены главному пороку наших дней и не закрываете глаза на существование привидений? Никто ведь в этом не сомневается, кроме атеистов и адвокатов по делам о колдовстве.

– Я не стану решительно отвергать то, что подтверждается всеми, – ответил полковник, – но рассудок заставляет меня сомневаться в большинстве историй такого рода, а на собственном опыте я ни разу не мог проверить ни одной из них.

– Ну уж, поверьте мне, – возразил Холдинаф, – в Вудстоке всегда водились нечистые духи того или иного рода. В городе нет человека, который не слыхал бы о призраках в лесу или около старого замка.

Кто-то видел, как пронеслась свора ищеек, кто-то слышал крики и гиканье охотников, сначала издалека, а потом все ближе и ближе, кто-то встречал одинокого охотника, который обыкновенно спрашивал, в какую сторону ушел олень. Он всегда был в зеленом, но костюмы такие носили лет пятьсот назад.

Его у нас зовут Demon Meridianum – полуденное привидение.

– Достойный и благочестивый сэр, – сказал полковник, – я прожил в Вудстоке много лет и бывал в заповеднике днем и ночью. Поверьте мне, слухи, которые распространяют крестьяне, – плод их глупости и суеверия.

– Господин полковник, – ответил Холдинаф, – отрицание ничего не доказывает. Прошу прощения, но то, что вы никого не видели, еще не может опровергнуть свидетельства десятков тех, кто видел.

Сверх того, есть еще Demon Nocturnum – ночное привидение, он появился прошлой ночью среди этих индепендентов и раскольников. Да, полковник, удивляйтесь сколько хотите, но это именно так. Увидим, справятся ли они с ним при всех своих талантах, заповедях и молитвах, как они это богохульно называют. Нет, сэр, я утверждаю, что победить нечистого может только подлинное знание богословия, знакомство с трудами гуманистов – да, да, духовное образование и религиозное рвение.

– Я ни капельки не сомневаюсь, – отвечал полковник, – что вы обладаете всеми качествами для того, чтобы сокрушить дьявола, но я думаю, что причиной тревоги было какое-то недоразумение. Десборо, конечно, тупица, да и Гаррисон такой фанатик, что поверит во что угодно, но там есть Блетсон, который ни во что не верит. А что вы знаете об этой истории, уважаемый господин мэр?

– Все это правда. Как раз Блетсон первый и поднял тревогу, – отвечал мэр, – во всяком случае, первый сказал нечто вразумительное. Вот как это было, сэр. Лежу это я в постели с женой, не с кем-нибудь другим, и сплю так крепко, как человек может спать в два часа ночи; вдруг кто-то как застучит в дверь спальни и закричит, что в Вудстоке переполох и что колокол в замке звонит в этот глухой ночной час так громко, точно созывает гостей к обеду.

– Чем же был вызван переполох? – спросил полковник.

– Сейчас услышите, уважаемый полковник, сейчас услышите, – отвечал мэр, важно махнув рукой (он был из тех, кого нелегко сбить с темпа), – так вот, супруга моя тут и стала доказывать мне со всей своей любовью и преданностью, что если я встану в такой час с собственной теплой постели, значит – опять будет прострел, мой старый недуг, а лучше мне послать людей к олдермену Даттону. «К олдермену Дьяволу, говорю, госпожа супруга мэра – прошу прощения, ваше преподобие, за такие выражения, – вы что же, думаете, я буду валяться в постели, когда город в огне, роялисты восстали и черт его знает, что там еще!» Снова прошу прощения, ваше преподобие,.. Но вот мы и у ворот замка, не угодно ли войти?

– Лучше я сначала дослушаю ваш рассказ до конца, – сказал полковник, – если у него вообще есть конец, господин мэр.

– У всего есть конец, – ответил мэр, – а у пудинга их два. Простите мне шутку, ваша милость. На чем это я остановился? Ах, да, я соскочил с постели, надел красные бархатные штаны и синие чулки – я считаю, что всегда должен быть одет согласно своему положению, и днем и ночью, летом и зимой, полковник Эверард, – прихватил с собой констебля – на случай, если переполох поднят из-за ночных бродяг или воров, и стащил с постели достойного мистера Холдинафа – на случай, если это окажется дьявол.

И, таким образом, я подготовился к худшему. Словом, мы отправились. Тем временем солдаты, что прибыли в наш город вместе с мистером Томкинсом, были подняты по тревоге, и они пошли к Вудстоку таким быстрым маршем, как только ноги позволяли. Я подал своим людям знак, чтобы они дали им обогнать нас; у меня на это были две причины.

– Мне будет достаточно одной настоящей причины, – прервал его полковник. – Вы хотели, чтобы красномундирники подоспели к драке первыми?

– Правильно, сэр, совершенно правильно, и чтобы они были и последними; ведь драться – их прямая обязанность. Как бы то ни было, мы шли медленно, как люди, готовые выполнить свой долг твердо и непреклонно; вдруг мы увидели, как что-то белое несется по аллее по направлению к городу; мои констебли, все шестеро, тут же сбежали – они вообразили, что это привидение по прозванию Белая Женщина из Вудстока.

– Слышите, – господин полковник, – вмешался Холдинаф, – разве я вам не говорил, что в старинных замках водятся нечистые духи всяких мастей – свидетели королевских бесчинств и жестокостей?

– Надеюсь, вы не сдали позиций, господин мэр? – спросил полковник.

– Да.., без сомнения… То есть, правду сказать не совсем… Мы с клерком из мэрии отступили… отступили, полковник, без паники, и заняли позицию за спиной у достойного мистера Холдинафа, который как лев кинулся преграждать путь этому, как мы думали, привидению и напал на него с таким ливнем латыни, что мог напугать самого дьявола; тут-то нам и удалось установить, что это был совсем не дьявол, не белая женщина и не женщина какого-нибудь другого цвета, а достопочтенный мистер Блетсон, член палаты общин, один из комиссаров, присланных сюда в связи с этой злосчастной конфискацией лесных угодий Вудстокского заповедника и замка.

– Только-то и всего? – спросил полковник.

– Именно так, – ответил мэр, – да у меня и желания не было его разглядывать. Но мы проводили мистера Блетсона обратно в замок, как того требовал наш долг. По пути он бормотал что-то несусветное о том, как он встретил группу чертей в красных мундирах, марширующих к замку совсем как люди из плоти и крови; но, по моему скромному разумению, это были те самые драгуны, которые только что прошли мимо нас.

– Бесов чище этих и не увидишь, – вставил Уайлдрейк, не в силах дольше хранить молчание.

Этот внезапно прозвучавший голос показал, до какой степени у мэра были все еще возбуждены нервы; он вздрогнул и отпрянул в сторону с проворством, которого трудно было ожидать от человека столь солидного и дородного. Эверард приказал клерку замолчать, а мэра спросил, чем все кончилось и удалось ли им схватить мнимое привидение.

– Конечно, достойный господин, – продолжал мэр, – мистер Холдинаф проявил подлинное мужество; стал лицом к лицу с дьяволом и принудил его явиться, так сказать, в человечьем облике мистера Джошуа Блетсона, члена парламента от округа Литтлфейс.

– Именно так, господин мэр, – вступил в разговор богослов. – Я непростительно забыл бы о своем духовном сане и о преимуществах, какие он дает в борьбе с нечистой силой, если бы стал хвалиться смелостью в схватке с самим дьяволом или с любым индепендентом в образе дьявола; именно ради того, кому я служу, вызываю я их всех на бой, плюю на них и топчу их ногами. Но почтеннейший мэр очень уж многословен; скажу вам кратко, что никакой нечистой силы мы в ту ночь не видали, а судить о ней могли только по тому, что с перепугу рассказал мистер Блетсон, да по растерянному взгляду почтенного полковника Десборо и генерал-майора Гаррисона.

– В каком же они были состоянии, позвольте узнать? – спросил полковник.

– Ну как же, достойный сэр, с первого взгляда было видно, что там произошло сражение и победа осталась не за ними: генерал Гаррисон шагал по комнате с обнаженной шпагой в руке, бормотал что-то про себя, мундир у него был расстегнут, аксельбант развязался, подвязки спустились, того и гляди он наступит на них и полетит, а сам гримасничает, как обезумевший комедиант. И тут же сидел Десборо с пустой бутылкой. Он-то думал – вино ему поможет, а сам не смог ни звука произнести, голову назад повернуть – и то храбрости не хватило. Да еще вдобавок библию держал в руке, как будто она сама за него будет бороться с дьяволом; но я заглянул ему через плечо – и что же я увидел? Достойный джентльмен держал ее вверх ногами! Это все равно что ваш солдат, честный и благородный сэр, повернул бы мушкет к неприятелю вместо дула прикладом.

Ха-ха-ха! Тут они все как на ладони, еретики! Весь их ум, душа, находчивость, мужество. Тут уж, господин полковник, ясно было видно истинное лицо законного пастыря человеческих душ, его преимущество перед теми несчастными, которые врываются в его паству, да еще берутся проповедовать, поучать, наставлять и богохульствуют, называют учение церкви пресной размазней и сушеной картошкой.

– Не сомневаюсь в вашей готовности встретить опасность, святой отец, но я желал бы знать, что это была за опасность и с какой стороны она угрожала.

– Мне ли было спрашивать об этом! – вскричал священник с победоносным видом. – Разве дело храброго солдата пересчитывать своих врагов или смотреть, откуда они надвигаются? Нет, сэр. Орудия мои были заряжены, фитили зажжены, аркебуза наведена, я готов был встретить столько чертей, сколько могла извергнуть преисподняя, будь их что пылинок в солнечном луче и приди они со всех четырех сторон света. Паписты еще толкуют об искушении святого Антония. Чепуха! Пусть бы удвоились те легионы бесов, которые изобразил сумасброд – голландский художник, вы бы увидели, как бедный пресвитерианский священник – за одного я, во всяком случае, ручаюсь – не своими слабыми силами, а с помощью своего владыки так бы их встретил, что они не посмели бы лезть к нему, как лезли днем и ночью к тем жалким псам; здорово они полетели бы у него в преисподнюю!

– И все же, – заметил полковник, – разрешите узнать, встретили ли вы кого-нибудь, удалось ли вам пустить в ход свое благочестие и ученость?

– Встретил ли? – ответил богослов. – Нет, не встретил, да и не искал. Разбойники не нападают на вооруженных путешественников, так и дьявол или нечистая сила не смеет подступить к тому, кто в груди своей носит слово божье в его первом изречении. Нет, сэр. Они сторонятся богослова, знающего священное писание, как ворона, что, говорят, держится подальше от ружья, заряженного дробью.

Чтобы завершить разговор, они прошлись обратно по дороге, но полковник скоро убедился, что нет никакой возможности добиться вразумительного объяснения, почему накануне поднялась тревога; он повернул обратно, сказав своим трем спутникам, что пора идти в замок.

Тем временем стемнело; башни Вудстока высились над зелеными верхушками лесной чащи, простирающейся вокруг величественного старинного здания.

В одной из высоких башенок, еще легко различимой на фоне ясного голубого неба, горел огонь, похожий на пламя свечи. Мэр остановился как вкопанный и, схватившись за богослова, а затем и за полковника Эверарда, торопливо прошептал дрожащим голосом:

– Видите тот свет?

– Конечно, вижу, – отвечал Эверард, – ну и что же? Что за диво – свеча в башне такого замка, как Вудсток?

– А то, что свеча-то горит в башне Розамунды! – возразил мэр.

– И правда, – с удивлением промолвил полковник, убедившись, что достойный мэр не ошибся местом. – Действительно, в башне Розамунды, а ведь подъемный мост к ней уже несколько сот лет как разрушен; непонятно, каким образом в такое неприступное место могла попасть свеча.

– Этот светильник заправлен не земным маслом, – продолжал мэр, – не китовым жиром, не оливковым маслом, не воском, не бараньим салом. Я торговал всем этим, господин полковник, прежде чем занять мой теперешний пост. Могу вас заверить, я различу, каким маслом заправлен светильник, на расстоянии побольше, чем до этой башни… Говорю вам, это свет иной, не нашей суетной земли!.. Разве вы не видите что-то синее и красноватое по краям?

По этому одному можно догадаться, что это за свет…

Знаете, господин полковник, сдается мне, нам лучше пойти в город поужинать; пусть черти и красномундирники сегодня сами улаживают свои дела. А завтра утром можно вернуться и поговорить с теми, кто выйдет победителем.

– Можете поступать как вам угодно, почтенный мэр, – ответил Эверард, – мой долг велит мне повидать комиссаров сегодня.

– А мой долг – грудью встретить дьявола, – подхватил Холдинаф, – если он осмелится явиться передо мной. Не удивляюсь, что враг, как увидел, кто к нему приближается, так и убрался в последнее укрытие, в самую неприступную часть этого древнего и заколдованного замка. Он хитер, этот бес, поверьте мне, он любит таиться в местах, где сами стены пропитаны сладострастием и убийством. В той башне грешила Розамунда, там ее заточили, в той башне она томилась, там она и является, или, лучше сказать, не она, а дьявол в ее образе. Слышал я, как почтенные люди рассказывают об этом в Вудстоке.

Я последую за вами, достойный полковник… А почтеннейший мэр может делать что ему угодно. Нечистая сила засела в своем логове; ну ничего, пришел кое-кто посильнее.

– Что до меня, – заметил мэр, – я не такой храбрый и не такой ученый, как вы, я не стану тягаться с силами земными и с владыкой сил потусторонних.

Хорошо бы сейчас опять оказаться в городе! Слушай, приятель, – он хлопнул Уайлдрейка по плечу, – я дам тебе один шиллинг на выпивку, а другой на закуску, если ты пойдешь назад вместе со мной.

– Черта с два, почтенный мэр! – вскричал Уайлдрейк, которого не прельстили ни дружеский тон, ни щедрость мэра. – Интересно, с каких это пор мы стали приятелями? И неужели вы думаете, я соглашусь вернуться в город в сопровождении такой дурацкой башки, как у вашей милости, если мне подвертывается случай взглянуть на прекрасную Розамунду и удостовериться, точно ли она такой первосортный и несравненный сосуд, как говорится во всех стихах и балладах?

– Выражайся поскромней и поприличней, приятель, – оборвал его богослов, – мы должны бороться с дьяволом, изгонять его, а не входить с ним в сделку, не совать нос в его дела и не принимать участия в этой сатанинской ярмарке тщеславия.

– Прислушайся к тому, что говорит этот достойный человек, Уайлдрейк, – заметил полковник, – и впредь не давай волю языку, будь осмотрителен.

– Очень признателен почтенному джентльмену за совет, – ответил Уайлдрейк, которому труднее всего было именно сдержать язык, даже ради своей собственной безопасности. – Но, черт возьми, какой бы у него ни был опыт в борьбе с дьяволом, ему и за сто лет не увидать такого беса, с каким мне довелось иметь дело.

– Как, друг мой! – вскричал священник, который понимал все буквально, когда речь шла о нечистой силе. – Ты недавно видел дьявола? Теперь мне понятно, почему ты так часто и так легко произносишь его имя в обычном разговоре. Где же и когда ты с ним встречался?

Эверард поспешил вмешаться, опасаясь, что его безрассудный оруженосец просто из озорства яснее намекнет на встречу с главнокомандующим.

– Молодой человек бредит, – сказал он, – у него на уме сон, который он видел прошлой ночью, когда мы вместе ночевали в замке в покоях Виктора Ли на половине королевского лесничего.

– Спасибо за помощь, дорогой патрон, – шепнул Уайлдрейк на ухо Эверарду, который напрасно старался отстраниться от него, – фанатика ведь всегда легко одурачить.

– Ну и вы, господин полковник, тоже слишком легкомысленно говорите об этом предмете, особенно когда нас ждет такое дело, – заметил пресвитерианский богослов. – Поверьте мне, весьма возможно, что этот молодой человек, слуга ваш, видел в той комнате призрак, а не просто сон. Много раз мне говорили, что, кроме башни, где грешила Розамунда и где она была отравлена королевой Элеонорой, злые духи Вудстокского замка чаще всего посещают покои Виктора Ли. Прошу вас, молодой человек, расскажите, какой сон или какое привидение вам явилось?

– С большим удовольствием, сэр, – согласился Уайлдрейк. Обращаясь к своему патрону, который явно хотел вмешаться, он сказал:

– Погодите, сэр, вы уже битый час разглагольствовали, почему же и мне не поговорить? Клянусь нечистой силой, если вы и дальше будете затыкать мне рот, я заделаюсь республиканским проповедником и назло вам стану призывать к всеобщей свободе слова. Итак, достойный сэр, привиделось мне мирское развлечение под названием «травля быков». Будто целая свора псов напала на быка, – никогда не видал я, чтобы они так рьяно кидались на травле в Татбери. И слышу я, будто сам сатана прибыл посмотреть на травлю. Ладно, думаю, поглядим на владыку преисподней, черт возьми.

Огляделся это я вокруг и вижу мясника в засаленном шерстяном кафтане, за поясом у него секач, но это не был дьявол. Потом появился пьяный роялист, с проклятиями на языке, голодный, на нем был рваный камзол, расшитый золотом, и старая шляпа с ощипанным пером, но и это не был дьявол. Затем увидал я мельника, руки у него все были в краденой муке, потом трактирщика, а у него зеленый фартук был залит разбавленным вином, но это все еще не был старый джентльмен, которого я высматривал среди этих вершителей беззакония. И вот наконец, сэр, заметил я важную особу со стриженой головой, с длинными торчащими ушами, с широким слюнявчиком на шее, в коричневом кафтане под женевским плащом. Тут я сразу же признал старого Ника собственной персоной, потому что…

– Как тебе не стыдно, – прервал его полковник Эверард, – так вести себя при пожилом человеке, да еще и священнике!

– Не прерывайте его, пусть говорит спокойно, – сказал пастор. – Если ваш приятель или секретарь изволит шутить, у священнослужителя должно быть довольно терпимости, чтобы снести насмешку и простить насмешнику. Но, с другой стороны, нет ничего удивительного в том, что враг явился молодому человеку именно в таком виде. Ведь принимает же он образ светлого ангела, – отчего же ему не явиться в обличье слабого и грешного смертного? Духовное призвание обязывает его служить образцом для других, однако же поведение его часто являет пример такой слабости человеческой плоти, что скорее предостерегает нас от того, чего мы должны избегать.

– Клянусь мессой, уважаемый наставник.., то есть я хотел сказать – достопочтенный сэр.., приношу тысячу извинений, – вскричал Уайлдрейк, растроганный мягким упреком пресвитерианина, – клянусь святым Георгием, если для победы над дьяволом нужна только кротость, ты смело можешь сразиться с ним на рапирах, я согласен в этом турнире только заклады принимать.

Когда Уайлдрейк заканчивал свое извинение, вполне уместное и принятое явно благосклонно, собеседники подошли так близко к воротам замка, что часовой у ворот громко крикнул: «Стой, кто идет?»

Полковник Эверард ответил: «Друг», а часовой, повторив приказание: «Стой, друг», позвал капрала охраны. Капрал появился и тотчас же отпустил часового. Полковник назвал свое имя и звание, а также представил своих спутников.

– Не сомневаюсь, что получу приказание немедленно вас впустить, – ответил ему капрал, – но сначала я должен доложить о вас мистеру Томкинсу, чтобы тот испросил разрешение господ комиссаров.

– Как, сэр, – рассердился полковник, – вы узнали, кто я такой, и все-таки собираетесь держать меня за воротами?

– Никак нет, если ваша милость пожелает войти, – возразил капрал, – но только благоволите взять на себя ответственность. Я получил на этот счет строгий приказ.

– Тогда исполняй свой долг, – сказал полковник. – Но чем же вызван такой строгий приказ об охране? Роялисты, что ли, зашевелились?

В ответ капрал пробормотал себе под нос что-то невнятное про врага и про льва рыкающего, который бродит вокруг в поисках добычи. Тут появились Томкинс и двое слуг, несущих свечи в тяжелых медных подсвечниках; они пошли впереди полковника Эверарда и его спутников, прижавшись друг к другу, как дольки апельсина; время от времени они боязливо оглядывались по сторонам, а проходя по разным запутанным переходам, еще крепче держались друг за друга. Поднявшись по широкой деревянной лестнице с резными перилами и ступенями из мореного дуба, они вошли наконец в длинный зал, или гостиную, где в камине пылал огонь, а по стенам в двенадцати больших канделябрах горели свечи. Тут и расположились комиссары, в чьих руках находилась теперь королевская резиденция – старинный замок Вудсток.