Текст книги "Сыграем во вражду"

Автор книги: Валерия Савельева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 41 – Подумай об этом

– Кажется, с ними что-то не так, – пробормотал Сергей.

– А мне даже не кажется…

На большой перемене они стояли в коридоре у окна – так уж удобно получилось, что самое тихое место во всём институте оказалось рядом с дверью в аудиторию, где у группы ожидалась следующая пара. В итоге Ромка и Серый смогли спокойно обсудить самые насущные вопросы без посторонних ушей.

– То есть дела реально хреновые? – не стесняясь в выражениях вопросил Черкасов.

Попов вздохнул, устремляя взгляд на улицу, где падали, кружась, белые снежинки. Почему-то они его успокаивали…

– У нас – нет, у друзей – да, – наконец отозвался он. – Дэн молчит, ты сам видел.

– Вик выглядит хуже свежеподнятого зомби, – в свою очередь заметил Серый. – И тоже не собирается ничего рассказывать. Но он в принципе такой, так что колоть придётся твоего. Он, кстати, хотя бы лечится?

Ромка удивлённо поглядел на своего парня, тот смутившись, добавил:

– Ну, в смысле, кашляет он так жутко, что даже меня пробирает. А я не из впечатлительных.

Попов усмехнулся и согласно кивнул. Да уж, его любимый точно был не из впечатлительных, такого простым нытьём на заботу не пробьёшь – сразу раскусит. Впрочем, Рома и не пробовал, ему хватало тёплых взглядов и объятий, согревающих куда больше напускной заботы.

– Ну, если не дурак, то лечится, – ответил Ромка. – Но стоит проверить, ибо…

– Дурак?

– Просто забывчивый. Собственно, как и ты.

Черкасов усмехнулся и, пока никто не видел, легонько сжал ладонь своего парня, переплетая их пальцы. Всего на секунду, скрываясь от всего мира, но благодаря таким моментам эти двое были связаны практически неразлучно.

– Как думаешь, кто из наших друзей устроил гадость? – хохотнул Сергей, отступая.

– Конечно, Дэн, кто ещё? – Попов нахмурился, вновь поворачиваясь к окну. – Но пока лезть не стоит, пусть подумает своей головой.

– Но Вику плохо…

– Дэну тоже. Но мы тут не помощники.

– Пока?

– Пока.

«Поверьте, он никогда не слушает, что ему говорят. Просто-напросто не умеет. Да и думать тоже не умеет. Совсем. Так что легче будет отвести за ручку, как маленького».

Едко брошенная Самойловым фраза крутилась у меня в голове, даже когда такси уже петляло по улицам города. Перед внутренним взором стояли его ехидная ухмылка и презрительно сощуренные глаза… и запястье, на котором не было больше моего браслета.

Чёрт! Как же всё изменилось за пару дней. Словно бы произошёл откат: последние месяца стёрлись из жизни, вернув нас к началу, к вечной вражде. Только вот у меня остались воспоминания. Что за нелепость? Неужто Самойлову нравится эта игра? Почему нам нельзя просто остаться в нейтралитете, если не друзьями – какие уж из нас друзья, – то не чужими друг другу людьми?

Горло сдавило, во рту разлилась горечь. То ли это не отпускающий меня кашель всему виной, то ли замирающее в груди сердце. Я не знал, но на душе было паршиво.

Ночью это мерзкое ощущение достигло своего апогея. Спать не получалось, не спать – тоже, есть не хотелось, но желудок урчал, потому что последний раз я смог засунуть в себя еду утром после института… если добавить к этому высоченную температуру, картина вырисовывалась не лучшая. Правда, про температуру я не знал, так как днём разбил единственный градусник, а выползти за новым сил не хватило.

Так что утром я вновь пополз в институт. Вернее, полз я лишь до такси, потому что ходить самостоятельно ноги совершенно отказывались, а такси… ну, есть у нас одна фирма, которая не так уж много дерёт, так что пока блажь была позволительна. Особенно если учесть, что сегодня я точно планировал взглянуть Самойлову в глаза. И сказать "спасибо" за вчерашнее.

Впрочем, действительно подойти к нему я решился лишь после первой пары – к счастью, у нас их было всего две, больше бы не вынес, – когда уже от и до был напичкан разнообразными таблетками благодаря заведомо подготовившемуся Попову. Тот ворчал, ругался и чуть ли бить меня не кидался, когда увидел в аудитории, а потом спокойно достал из сумки термос с чаем, леденцы от кашля, таблетки и даже градусник и принялся за экзекуцию.

Кстати, так я и узнал, что, оказывается, припёрся в вуз с температурой под тридцать девять, и именно поэтому так сильно подкашиваются ноги, но…

– Вик, мы можем поговорить? – спросил я, подходя к разговаривающему со щебечущими младшекурсницами Самойлову.

Странно, кажется, когда-то это уже было, очень-очень давно, словно в другой жизни. Но Вик так же нагло стоял в толпе девушек, и вражда наша была такой же обжигающей. Но тогда я не спрашивал, а обвинял…

– Так важно? – он нахмурился, смерив меня взглядом. Морщинка пробороздила лоб парня, а губы сжались. Ох, Самойлов, кажется, тебя снова тошнит от одного моего вида?

– Да, – коротко.

– Дамы, простите, договорим потом, – он улыбнулся девчонкам. – Я обязательно дослушаю вашу историю, – и вид такой невинно-ангельский, и голос нежный-нежный, а потом грубое мне: – Идём.

Кивнув, хотел было уже по привычке отправиться в сторону туалета, ибо место встречи изменить нельзя, но Самойлов резко схватил меня за руку и потащил куда-то в одному ему ведомом направлении. Когда он заскочил в одну из аудиторий и закрыл дверь на замок, чувство дежавю неприятно кольнуло сердце.

Это была та самая аудитория. Та же, где мы, окончательно переругавшись, впервые полноценно поцеловались.

У меня перехватило дыхание, а щёки опалило жаром – то ли от температуры, то ли от внезапно накатившего возбуждения. Я прикрыл глаза, ощущая на губах тот яростный и грубый поцелуй Вика, странный и страстный… теперь эти чувства стали уже такими привычными и даже нужными. Именно, нужными.

Когда лба коснулась чужая рука, я вздрогнул, открывая глаза. Самойлов смотрел куда-то в сторону, но его сухая ладонь никуда не делась, даря наслаждение и прохладу. Губы парня были сжаты в тонкую линию, скулы напряглись.

– Так о чём ты хотел поговорить? – спросил он, отступая.

Я глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. Хотелось вернуть его руку назад или просто подойти ближе и уткнуться носом в плечо, но я раздражённо отмёл эти дурацкие мысли и ляпнул:

– Да, это… в общем, я не хотел.

– Поговорить? – Самойлов вопросительно поднял брови. – Ты уж определись, Корнеев.

– Нет же, я о субботе, – заранее заготовленное недоизвинение так и забылось, уступив место замешательству.

Вик фыркнул, покачал головой и выжидательно уставился на меня.

– А что с ней не так? – спросил он. – Кажется, ты сказал всё, что хотел, уже тогда.

– Блин, Самойлов, ну что ты усложняешь, а? – я досадливо махнул рукой, устало опуская плечи. В голове вновь был туман. – В смысле… я не то имел в виду, когда сказал, что нужно прекращать. Я говорил про химию.

– И что же имел в виду ты?

Скрестив руки на груди, Вик прошёлся по аудитории и остановился прямо передо мной. Хмурый и серьёзный, как раньше. Как в тот раз… Я сглотнул, разом теряя едва сформировавшийся в голове ответ.

– Что надо… кончать…

– Многозначительное заявление, – усмехнулся Вик. – Или я слишком пошлый?

Я кое-как смог отвести взгляд от его лица и ухватился за парту, чтобы не упасть. Во рту пересохло, горло сдавило, в висках стучала кровь…

– Что… мы можем жить своей жизнью и… – мысли расползались в разные стороны. – Блин, Самойлов, ты и так понимаешь!

– Нихрена я не понимаю! – внезапно рыкнул Вик.

Словно дикий зверь он пронёсся по аудитории, готовый, казалось бы, разорвать меня на части сию же минуту, но, вновь приблизившись, Самойлов лишь нахмурился ещё сильнее и шибанул кулаком по столу.

– Не понимаю, ясно? – добавил он чуть тише. – Ты сам сказал, что надо прекращать со "всем этим". А теперь, когда я стремлюсь вернуться к прежней жизни по твоему, кстати, совету, пытаешься доказать что-то иное. Что?

– Я не хотел, чтобы мы снова становились врагами. Просто… мы могли бы начать…

– Новую жизнь? – фыркнул Вик. – Как ты себе это представляешь, Корнеев? Как? И мы не враги, я просто стараюсь с тобой больше не ругаться, потому что это, походу, чревато. А данное "чревато" ты сам просил прекратить.

Я кивнул, хотя не слышал уже окончания. Всё происходящее было так знакомо, так чертовски привычно, что удержаться было просто нереально. Ухватившись за ворот рубахи Самойлова, я потянулся к его губам, шепча еле слышно:

– Боже, заткнись уже, а?

Но он услышал. И сжал мои волосы в кулак, не давая начать поцелуй. Вик улыбнулся пересохшими губами и спросил, опаляя дыханием моё лицо:

– Это и есть наша химия?

– Да… – выдавил я, желая лишь одного: вновь смять поцелуем эти губы и почувствовать сильные объятия рук. Самойлов не понимал, как сильно было наше грёбанное притяжение.

Или понимал?

– Ясно, – отозвался он.

А потом резко оттолкнул меня. Вик и сам явно был возбуждён: щёки его слегка алели, дыхание было быстрым и рваным, но вот он стоял передо мной и отказывался от необходимого обоим поцелуя. Отказывался осознанно и непоколебимо.

– Нет, Корнеев, знаешь, это – только твоё решение. Ты сам назвал всё происходящее химией и хотел, чтобы оно закончилось. Что ж, ты добился своего… Теперь всё кончено. Ты свободен, Корнеев! – он двинулся прочь, к выходу из аудитории, но остановился на мгновение и, обернувшись, посмотрел мне в глаза. – Мы свободны. Потому что я никогда не считал всё, что было, просто химией.

– Постой, что ты…

– Я уже говорил: подумай об этом, Дэн. Просто подумай, что же, как ты только что хотел спросить, я имею в виду. И если найдёшь ответ – возвращайся, чтобы его сказать, – он замолчал, но через десяток секунд добавил: – И лечись, ты плохо выглядишь. И температура высокая.

А потом отвернулся и всё же вышел в коридор, а я так и остался стоять в пустой аудитории. Дежавю? Пожалуй. Только какое-то совершенно иное.

Возвращаться с ответом? Кажется, он у меня уже есть. Всё кончено. Мы свободны. Мы не враги и не друзья, просто не можем общаться друг с другом, потому что это приводит к слишком личным последствиям.

Но облегчения такой ответ не приносит.

Глава 42 – Невозможно

Как бы ни настаивал Рома пока не лезть в отношения друзей, Черкасов смог выстоять лишь один день. Вик был непривычно задумчивым и рассеянным, под глазами у него залегли чёрные круги, а из рук всё валилось. Впрочем, Серый решил подойти с более позитивной стороны:

– Чего ты такой мечтательный? – спросил он, отрывая друга от бессмысленного перебирания карандашей.

Тот резко вскинул голову, обращая на него взгляд, и с половину минуты ещё обдумывал недавно услышанный вопрос.

– Мечтательный? Я? – наконец, выдавил Вик, голос его звучал устало. – Нет, нет. С чего ты взял? Просто задумчивый.

– А я уж думал, на личном фронте что изменилось… – протянул Серый хитро. – Долго ты без девушки.

– Как-то не хочется, учёбы много, – сказал, как отрезал.

Сергей кивнул, вроде бы соглашаясь, и сразу же подлил масла в огонь:

– А кто та блондинистая цыпочка, что была с тобой вчера?

Самойлов от неожиданности выронил из рук карандаш, и тот бодренько покатился по полу в сторону учительского стола. Черкасов мысленно поставил себе две галочки: за старательность и за неожиданный успех.

– Это… просто знакомая, – пробормотал Вик.

– Правда? И тебя она ни капли не привлекает? – заинтересованно. – Или кто другой?

– У меня сейчас нет времени на чувства.

Но Серый успел заметить стиснутую от недовольства челюсть и короткий взгляд, брошенный в сторону пустующего места Корнеева, и поставил себе ещё одну мысленную галочку за наблюдательность. Теперь он собирался сходить и принести своему другу чашечку кофе, пока перерыв не окончился. Ведь, кажется, с Денисом у них дела плохи, и Вик из-за этого явно страдает…

На следующий день в вуз я не пошёл. Спасибо Вику – хватило и прошлого. Особенно если учесть, что разговор не был худшим моментом дня. Чёрт, я полудохлый сидел на остатке пар, думая только о словах Самойлова, я голову сломал, потому что не мог забыть, потому что не хотел, чтобы всё… действительно было кончено?

А после увидел его авто у своего дома и точёную фигурку девушки, чьи светлые волосы волной ниспадали по спине. Аксинья. На этот раз она даже была без собачки, что являлось великой редкостью, но зато стояла у открытой двери машины и звонко щебетала, рассказывая что-то наполовину высунувшемуся на улицу Вику. Самойлов внимательно слушал и кивал в ответ, порой что-то говорил… я же так и замер на углу дома, присматриваясь к этой прелестной паре.

Да, тогда я понял, что Вик действительно следует своим словам и движется дальше. Или моим словам? Не знаю, правда не знаю… Но в тот момент я лишь стиснул кулаки и пошёл к подъезду. Самойлов, завидев меня, вскочил со своего места и перехватил у самой двери.

– Дэн, ты… – взволнованно начал он.

Сейчас, почти сутки спустя, я понимал, что зря, наверное, заставил Вика замолчать и не дослушал до конца. Вдруг он собирался сказать что… важное? Но мне было слишком плохо.

– Самойлов, ты сам сказал, что всё кончено, – отрезал я, скидывая с плеч его руку.

Кажется, в ответ он пробормотал, что не он сказал первым, а я, но больное сознание забыло данное замечание как досадное упущение. Хотелось перестать думать о Самойлове, о том, что он мог действительно найти себе девушку за эти несколько дней, более того – связаться с Ксюшей, у которой интеллекта ноль. Вик же любит образованных дам, точно знаю. Но это не моё дело.

Потому теперь я не понимал, почему уже минут двадцать стою в подъезде с чашкой кофе в руках, зачем выполз сюда как раз в то время, когда Вик должен возвращаться домой. Ведь домой же, а не ко мне или Аксинье. Минут через десять он уже спокойно зайдёт в свою квартиру, разденется, включит чайник… Я сглотнул, представляя, как Самойлов в одних джинсах бродит по кухне, заваривая чай, чтобы отдохнуть с чашечкой после пар. Наверное, именно так Вик и поступал хотя бы раз в неделю. И сегодня он тоже явно не собирался провести день в компании одной фигуристой блондинки из моего дома.

Примерно так я и думал, допивая последний глоток кофе, а потом раздался лязг подъездной двери, снизу послушались голоса… один женский, привычно щебечущий, второй – мужской. Чем ближе они раздавались, тем явственней я понимал, что не ошибся. Второй голос тоже был знаком, даже больше, чем первый. Конечно, в нём не были слышны рычащие нотки, но этот тембр и интонации… они въелись в душу, их, наверное, я узнал бы даже будучи разбуженным посреди ночи.

Переплетение двух голосов эхом отдавалось в ушах, смех их резал не хуже ножа. Когда дверь за Виком и Ксюшей затворилась, а в подъезде повисла кромешная тишина, я тихонько скользнул в свою квартиру, понимая две вещи: во-первых, завтра в вуз опять нет смысла идти, а во-вторых, кажется, я ошибался. Нет, не в том, что в подъезде сейчас был именно Самойлов, а в том, что мы с ним могли бы начать "новую жизнь".

Прав был Вик – не смогли бы. Потому что для новой жизни понадобились бы новые люди рядом: приятные девушки, с которыми мы могли бы наслаждаться каждым днём молодости. Любимые, друзья и знакомые. Если б мы попытались остаться в таком случае друзьями, то ничего бы не вышло. Почему? Всё просто. Меня не бесило то, что среди всех девушек Вик выбрал именно Ксюшу, она весьма симпатичная, если уж так, меня бесил сам факт, что Самойлов кого-то выбрал, что сейчас его руки касались чужих плеч, а губы целовали чужое лицо.

О том же я думал следующим днём, когда, словно сомнамбула, бродил по квартире в попытке чем-либо заняться. Болезнь всё так же заставляла выкашливать внутренности, но теперь уже слегка менее кардинально. По крайней мере, еда не пыталась вырваться наружу при каждом приступе кашля.

Мама позвонила как раз в тот момент, когда я неосознанно начал нервно поглядывать в сторону окна – пары закончились с полчаса назад, Самойлов должен был спешить домой, – так что трубку я взял с благодарностью и удовольствием. Слава Богу, насморк практически прошёл, потому мама не слышала, насколько у сына гнусавый голос и как сильно он болеет, а то бы точно примчалась домой уже через семь часов.

– Милый, как ты там? – пропела она в трубку.

– Жив, соседей не затопил, кушаю нормально – Ромка подкармливает, – отозвался я с улыбкой.

– Да, Попов твой, конечно, замечательный друг, но лучше б девушка кормила, – рассмеялась мать.

Слова её неприятно кольнули сердце виной. Мамуль, я бы очень хотел, чтоб девушка меня кормила, но в ближайшее время не смогу претворить идею в жизнь, потому что, кажется, выставлю из дома любую девушку, которая посмеет попробовать.

Мысль эта оказалась странным откровением даже для самого себя, и я с наигранным весельем заявил:

– Не, ты что? Ромыч готовит в разы лучше половины девушек.

– Папу бы инфаркт хватил от таких слов, – мама на секунду замолчала, но продолжила, – но его вызвали по работе.

– Домой? – прикидывая, смогу ли привести себя в порядок до приезда отца.

– Нет, в головной офис. Ты там как? Справляешься без нас? С девочками, надеюсь, спишь только в презервативах.

Ах, так значит, отец в командировке… Интересный поворот. Да и вопрос мамы звучит многозначительно.

– Ма-ам, справляюсь, конечно, я же не маленький, – отозвался, таки ж не удержавшись и подойдя к окну. – И имею прекрасный запас презервативов, чтоб не порадовать вас внуками раньше времени.

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как водительская дверца распахивается, выпуская наружу Вика, а после тот обходит автомобиль и открывает дверь даме.

– …против, если я останусь ещё на неделю, милый? – раздаётся из телефона.

Из машины выбирается идеальная блондинка с пёсиком на руках, восторженно что-то возвещает водителю, улыбается. Я прикрываю глаза, чтобы не видеть, но когда вновь их распахиваю через минуту, замечаю, как девушка обнимает Вика за шею и целует в щёку.

– Что? А, нет, конечно. Отдыхай, – выдавливаю я маме.

Та что-то говорит в ответ, но я уже не слышу. Когда она отключается, я откладываю мобильный в сторону и прислоняюсь лбом к прохладному стеклу окна. Аксинья величественно плывёт к дверям подъезда, а Самойлов вновь занимает своё место за рулём и уезжает прочь со двора.

Я сглотнул, провожая взглядом автомобиль, и вновь прикрыл глаза. Да, меня бесило, что Вик смог вообще хоть кого-то найти, что обнимает чужое тело и заботится о чужих мыслях.

Не моих.

Когда эта идея прорвалась в сознание, рука уже автоматически потянулась за мобильным, набирая знакомый номер. Но мне никто не ответил, аппарат вызываемого абонента был выключен. Резко разболелась голова, понимание одного единственного момента словно бы сломало стену, и теперь меня обуревало множество мыслей, среди которых особо выделялось недавнее рассуждение о девушках. Правда, в другом варианте.

Я не смогу претворить данную идею в жизнь, выставив за порог любую девушку. Просто потому, что хотел бы видеть здесь другого человека. Того, кто меньше недели назад варил на кухне куриный бульон и улыбался так… нежно?

Чёрт, неужели?

Вздохнув, набрал номер второго человека, который мог бы мне помочь. Дождался, пока тот возьмёт трубку…

– Ром?

Глава 43 – Нежность, преданность… любовь?

Попов отозвался почти мгновенно, привычным весёлым тоном:

– Привет болеющим. Чего на звонки не отвечал? Таблетки пьёшь?

Там, позади его голоса, играла музыка, кто-то разговаривал, смеялся. У меня же в квартире стояла кромешная тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра за слегка приоткрытым окном. Словно два разных мира, разделённых всего несколькими километрами. Друг был нужен мне сейчас, чтобы свести их воедино, чтобы услышать правду и осудить меня за неё.

– Пью, – отозвался коротко. – Ром, можешь сейчас приехать?

– Я… – друг замялся, голоса и смех в трубке зазвучали громче. – Дэн, я с Серёгой.

– Приезжай с Серёгой, – автоматически ляпнул я и понял, что означали слова, только когда Попов пояснил:

– Мы решили прогуляться в кои-то веки. В кафе зайти…

– Ох…

Я сглотнул и замолчал, слушая доносящийся шум и наслаждаясь им. Они веселятся. Могут, хотят и умеют веселиться. Я тоже… хочу и умею, но нынче совершенно не могу.

– Дэ-эн? – протянул Попов, почему-то до сих пор не отключившийся.

– Что?

– Это важно? В чём дело? – взволнованно.

– Я… просто хотел рассказать кое-что. Лично.

Приходилось осторожно подбирать слова, чтобы заранее не спугнуть друга, сообщив, будто врал ему уже долгое время. Ромка будет всяко злиться, конечно, но всё же… не сейчас.

– О… чём? – голос друга прозвучал с сомнением.

– О Самойлове.

– Ясно. Тебе плохо, – констатировал Ромка почему-то понимающим тоном, и отключаясь уже: – Едем.

И ведь, чёрт, они действительно приехали, хотя я до последнего не верил. Со смешком отложил телефон, не надеясь даже, что Черкасов позволит Ромке проигнорировать его и поехать к другу, и ещё долго смотрел в окно, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Хотя что уж греха таить, не смотрел, просто изучал взглядом серый двор, покрытый свежим снежком, но ничего не видел.

А потом явились Рома с Серёгой – так неожиданно, но приятно – и принесли с собой кусочек того упоительного веселья, что я слышал в трубке. Словно они, и правда, пришли из другого мира, где на данный момент царствовало Рождество. Именно так пах пакет, протянутый мне Поповым: выпечкой и мандаринами, кануном Нового года.

– Это успокоительное, – прокомментировал Черкасов, когда я таки ж принял пакет. – Ставь чайник.

Видеть здесь его было ещё более неожиданно: хотя последнее время мы весьма хорошо ладили, я не думал, что Сергей, которому обломали свидание, попрётся вместе со своим парнем к "причине изменения планов". Но нет же, вот он, стоит передо мной и с улыбкой смотрит на пакет.

– Для кого? – рассеянно спросил я.

– Планировалось для тебя, – усмехнулся Ромка, – но может, понадобится всем, смотря что рассказывать планируешь, – и добавил, заметив, видимо, моё ошарашенное лицо: – Роллы там. А также круассаны, булочки и мандарины. Идём лопать.

Сперва мы молчали: расставляли на столе принесённую провизию, раскладывали палочки, заваривали чай и кофе. Первым к делу перешёл я. Прожевав кусок булки, попытался начать:

– В общем, о чём я говорил по телефону: мы с Самойловым… ну…

– Встречаетесь, – отрезал Черкасов, закидывая в рот кусочек мандаринки. – И уже давно. Ну, со времён общего обеда у Ромы – так точно!

Я аж закашлялся, а Попов продолжал спокойно уплетать роллы, словно и не было сказано ничего неожиданного. Почему-то от такого стало одновременно страшно и свободно.

– Тебе Вик рассказал? Да я же… То есть, мы…

– Не Самойлов, – подал голос Ромка. – Догадались. Он в твоих джинсах был.

– И браслет таскает.

Сознание зацепилось за последнюю фразу и больно кольнуло душу пониманием: таскал, но больше уже нет. А потом другое, фраза, которая была чуть ранее: "Встречаетесь".

– Но мы не встречаемся и даже не встречались. Мы просто целовались порой… и трахались. Никаких отношений, – хотя, конечно, я как-то приукрасил, заявив так. Всего-то разок! – Это была химия, понимаете. Странное притяжение, заставляющее тебя в одну секунду желать заехать ему кулаком в нос, а в другую – крепко поцеловать. Конвертация ярости в страсть.

Говорить было сложно, особенно после того, как тщательно охраняемая тайна оказалась давно раскрытой. Вот к чему были те таинственные взгляды! Они всё знали. Знали, но молчали, не останавливая нас от ошибки, позволяя решать самостоятельно.

Первый раз в жизни захотелось дать Попову по морде за такое гадство, и я уж было собирался… но Ромка посмотрел на меня так честно-честно, улыбнулся открыто, и спокойным голосом сказал:

– Ну ты даёшь, Дэн… Правильно мы с успокоительным приехали. Давай-ка всё – и с самого начала.

А ведь я, правда, рассказал. Всё и с начала. И плевать, что подумал бы обо мне Самойлов, узнав, что его старый верный враг вот так выложил все секреты, открывшись перед друзьями. Мы оба грешны: я – рассказывая не только свою историю, он – мгновенно находя… замену?

Я аж запнулся на полуслове, когда осознал эту простую истину. Хотя и рассказывать было уже нечего – застрял как раз посреди слов о соседке и Вике.

Молчание затягивалось, Ромка уже скептически поглядывал на меня, Серёга лениво гонял палочками роллы по тарелке. Не знаю, ждали ли они продолжения истории или вообще хоть каких-либо слов.

– Чёрт, – наконец-то пробормотал я. – Эта мерзкая мелированная скотина нашла мне замену. За день.

– Эта мерзкая мелированная скотина, как ты выразился, до того призналась тебе в любви, – проворчал Серёга, – хоть и косвенно. А ты продолжаешь играть в химию.

Я обезоружено взглянул на Попова, но тот лишь промолчал, коротко пожав плечами. Почему Ромка не захотел меня защищать? Горло сдавило спазмом.

– Но…

Чёрт! Это не я виноват во всём! Я не "играю в химию". Это она и была, потому что ни о какой любви не могло идти и речи. Какая, в жопу, любовь, когда Самойлов находит мне замену уже на следующий день? Какая…

– Дэн, – сказал-таки Ромка, – хочешь моё мнение? Со стороны, так сказать, – и не дожидаясь ответа, продолжил: – Ты имеешь право злиться, действительно имеешь. Вик скотски поступил, если уж честно – и нет, Серёж, не перебивай!

– А я не перебиваю, я согласен.

– В общем, он сука, конечно, что кинул тебя всего больного и с такой температурищей, но и ты горазд. Заладил своё: "Химия, химия". Откуда только слово такое для секса откопал? Вот что есть химия?

– Конвертация ярости в страсть. Резкие эмоции, которые побуждают к действию, – нехотя буркнул я.

Ромка хмыкнул, качая головой, и заметил:

– Как пафосно-то… Но если так, то это лишь физическая реакция.

– Ну да.

Всё ещё больной мозг совершенно не мог вовремя обрабатывать идеи друга. Я основательно задумался, что Ромка имеет в виду. Да, химия – это то, что возникает между нами с Виком, когда мы в пределах досягаемости друг для друга, когда я злюсь от одного только его вида, а потом мечтаю впиться в губы поцелуем и…

– Но ты сейчас думаешь о нём? – прервал Ромыч мои размышления.

– Угу.

– Часто?

– Нуу…

Часто ли? Да последнее время почти постоянно, потому что Самойлов то и дело мелькает перед глазами. Да и когда не мелькает… Он ушёл, как я могу не думать об этом? И как можно не вспоминать прикосновения, слова, улыбки.

– Много, по роже вижу, – фыркнул Черкасов.

– Много, – кажется, согласно пробормотал друг. – Дэн, это не химия. Это давно уже не химия.

– А что тогда? – слова его больно кольнули куда-то в область сердца.

– Нежность, привязанность… любовь?

И если прошлые слова всего лишь кольнули сердце, то последнее – словно бы резануло душу. Ну что они заладили все? Никакая это не привязанность и уж тем более не любовь! Не можем мы, старые враги, вдруг влюбиться друг в друга. Трахаться, неизвестно откуда черпая страсть, да, но любить…

Да влюблённые из голов свою пассию выкинуть не могут. Думают о ней или нём день и ночь, во снах видят, дышать не могут, если вдруг замечают с другим человеком. Ревнуют, но доверяют, а ещё помнят каждую чёрточку. И терпят самые вредные привычки, даже если те дико раздражают.

Я вспомнил запах сигарет, перемешивающийся с ароматом одеколона, пальцы, сжимающие сигарету, губы, касающиеся фильтра. Как же я ненавижу курящих! И это самоуверенное поведение тоже терпеть не могу и…

– Блять, – выдохнул я, резко поднимаясь.

Ромка понимающе улыбнулся и мгновенно засуетился. Через полминуты он уже ухватил Серёгу за руку и потянул того прочь из кухни, заявляя:

– В общем, мы пойдём, а ты тут решай. Позвони ему, напиши в сети.

Черкасов вдруг вырвал руку из хватки Ромы, остановился и посмотрел на меня, так прямо и уверенно, словно и не он это был вовсе. А потом сказал лишь:

– Знаешь, ему плохо сейчас. Правда плохо, как и тебе. Не отрицай.

И ушёл. Следом за ним сбежал Ромка, вновь позволив решать нам всё самостоятельно.

Но на этот раз я, кажется, решил. И пошёл искать мобильный, чтобы дозвониться, наконец, достучаться или, в конце концов, действительно написать в сети. Чтобы встретиться. И сказать одно только слово, которое не стану повторять тысячу раз, потому что такими словами не разбрасываются.

Кажется, я действительно влюбился в своего врага?