Текст книги "Сыграем во вражду"

Автор книги: Валерия Савельева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 35 – Химия сильнее нас

Горячий поцелуй на моей шее заставил еле сдерживаемый стон всё же сорваться с губ. Я запрокинул голову, крепче вцепляясь пальцами в ткань рубахи Вика и стараясь вернуть хоть толику самообладания, но оно предательски покинуло хозяина. Сознание, оставшись без присмотра, сняло все возможные запреты – и тело отзывалось, жаждая продолжения: этих властных рук, этих жарких губ на своих губах, прикосновений кожи, танца страсти.

Если это не химия, то что же ещё? Что ещё может настолько сводить с ума?

Резко выдохнув, я всего на секунду отстранился, лишь чтобы вновь впиться поцелуем в губы Самойлова. Ответил оппонент охотно, одна его рука легла мне на затылок, крепко удерживая голову, а вторая медленно двигалась вниз по спине, поглаживая её. Через грубую накрахмаленную ткань белой рубахи – самую официальную выбирал, однако – эта незатейливая ласка казалась удивительно эротичной и возбуждающей.

Не прерывая поцелуя, обхватил руками шею Вика и чуть подался вперёд, крепче прижимаясь к напряжённому телу. Короткая вибрация довольного Самойловского стона вызвала охлаждающую, но не менее кружащую голову волну довольства, прокатившуюся по телу.

Члену в брюках стало тесно. Слишком тесно. А ведь мы только начали.

Глухо рыкнув, опустил руки ниже, расстёгивая пуговицы рубахи верного врага, губы переместились на его шею. Ладони Вика тоже окончили свой путь и сейчас поглаживали мои ягодицы, а потом резко сжались, практически впечатывая меня в тело Самойлова, позволяя прочувствовать его возбуждение. Чёрт! Пожалуй, такое же сильное.

– Нравится? – шепнул Вик, в голосе его явно слышался смех. Не злая усмешка, а скорее некое самодовольство… словно истинный самец поймал свою добычу.

Понимание пронзило внутренности, словно раскалённый прут. Стало жарко, недовольство, разливающееся в душе, требовало выхода… так что, послав в ответ не менее самодовольную ухмылку, я прикусил кожу на шее Вика, уверенно целуя и прекрасно понимая, что уже сегодня вечером Самойлов будет красоваться с новым засосом. Но то будет позже…

Вик вздрогнул, шумно втягивая воздух сквозь зубы. Руки его сжались крепче, мышцы напряглись. Чувствовать их под пальцами было просто великолепно, несравнимо практически ни с чем. Своеобразное ощущение, подливающее масла в огонь страсти, сжигающей нас изнутри – сила мужского тела, сила противника опасного и крепкого, но подчиняющегося тебе в данный момент и готового на ласку ответить лаской.

Впрочем, о нежностях мы, кажется, думали в последнюю очередь. Последняя пуговица рубашки Вика была расстёгнута, и совершенно ненужная деталь одежды полетела прочь, находя себе приют как можно дальше от нас. Я провёл ладонями по груди Самойлова, сжал плечи, вновь расслабил пальцы… Одолевающее противника напряжение стало ещё сильнее, секунда – и моя рубаха тоже летит на пол, лишившись половины пуговиц, а Вик прижимает меня к себе, целуя властно и глубоко.

Хотелось расслабиться и прогнуться под таким напором, но я не желал отставать. Поцелуй приобретал характер, становился всё более неистовым – вечное противостояние, словно борьба воды и огня. Впрочем, чем дальше мы заходили, тем отчётливее приходило понимание, кто именно был водой. Вода всегда прогибается, именно она должна будет сделать первый шаг, чтобы борьба переросла в нечто большее, чтобы химия окончательно заполучила власть над разумом.

Я улыбнулся сквозь поцелуй и слегка подтолкнул Вика, тот, получив ощутимый удар спинкой кровати под коленки, не смог удержать равновесия и грохнулся прямо на мягкое тёмное покрывало, увлекая следом и меня. Жалкая пара секунд, взгляд глаза в глаза.

– Уверен? – спрашивает Вик, облизывая губы.

Не утерпев, коротко касаюсь их и вновь отстраняюсь, хрипло шепча в ответ:

– Более чем.

И в следующее мгновение ощущаю, как чужие руки легко подхватывают меня, опрокидывая на кровать. Нежный ворс покрывала касается спины, и от контраста этого невероятного наслаждения хочется взвыть. Грубые пальцы Вика всё ещё сжимают предплечья, парень навис надо мной, сверля лицо взглядом, словно бы выискивая ответ на какой-то вопрос. Интересно, важный ли?

– Ну? – хмурюсь, потому что заминка напрягает. Прилившая к члену кровь мешает думать, взгляд автоматически цепляется за раскрасневшиеся и припухшие от поцелуев губы.

– Корнеев… – шепчет Вик, убирая с моего лба прядь растрепавшейся чёлки.

В голосе его слышатся какие-то странные, совершенно незнакомые нотки, от которых сердце сжимается, замирая, а потом начинает биться пуще прежнего. Я рвано выдыхаю, поднимаю руку, провожу кончиками пальцев по щеке верного врага. Он словно хищник, замерший для очередного удара, красивый и опасный, в глазах шальной блеск, ресницы трепещут от напряжения, но губы расслаблены в ожидании поцелуя. И я дарую его, обхватывая шею Самойлова руками и заставляя чуть склониться – подчиниться оппоненту и его решению.

Когда мы отрываемся друг от друга, ремень моих брюк уже расстёгнут. Вик кидает вопросительный взгляд, я раздражённо киваю, пытаясь самостоятельно избавиться от лишней одежды, чем вызываю лёгкую улыбку и властные руки на бёдрах. Разгорячённая кожа наконец-то чувствует приятную прохладу воздуха, освобождаясь от стягивающей тело ткани, и в сочетании с нежными губами на груди это кажется просто божественным. Вик спускается ниже, зубы легонько сжимают сосок, заставляя меня вздрогнуть от боли и наслаждения, а после язык осторожно зализывает несуществующие страдания, волнуя и возбуждая. Хотя куда уж сильнее?

Но нет, оказалось, что может быть куда сильнее! Когда рука Самойлова, проникнув под резинку трусов, сжимает мой член, с губ вновь срывается стон, сдержать который просто нереально. Тело сперва наполняется раскалённой лавой, а после остывает… и так вновь и вновь. Его губы и руки везде – и всё же окончательно приходится признать: да, сегодня и здесь вода Я, потому что просто не могу не прогнуться. И готов пойти до конца, чтобы понять, чтобы найти ответ на один единственный вопрос: почему химия выбрала именно нас?

Не замечаю даже, когда Вик успевает стянуть с меня боксеры, а с себя – джинсы. Я, привыкший всегда лидировать, сейчас лишь тяжело дышал и хрипло сыпал проклятиями, когда Самойлов отстранялся. Хотелось ощущать его тело, губы, руки, его дикое возбуждение, которое, казалось бы, пропитало сам воздух в комнате. Это всё не было реальностью, будто некий странный сон, от которого не хотелось просыпаться.

И Вик внял моим невысказанным мольбам. Нависнув над разгорячённым телом, смотря уверенно и серьёзно… он всё же не решился ничего сказать, лишь шумно сглотнул, в который раз целуя губы, и слегка нажал ладонями на бёдра, заставляя шире раздвинуть ноги.

Я примерно понимал, что будет, когда ухо опалило чужое дыхание, и верный враг еле слышно прошептал:

– Будет больно.

Но сперва боли не было. Были жаркие поцелуи, дискомфорт и прохлада. Странные ощущения, некое своеобразное продолжение нашего помешательства, которое обязано было произойти, достигнуть своего апогея и… закончиться? Пожалуй. Или, может, перейти на новый уровень? В тот момент я ничего не знал точно, совершенно ничего.

Боль же пришла позже, когда пальцев стало больше, и после, когда они сменились каменным возбуждением Вика. Впрочем, она не была такой уж нетерпимой и затмевалась пониманием и признанием чужой выдержки: Самойлов ждал, останавливался, давая мне привыкнуть, практически заботился и волновался, хоть не высказывал этого вслух. И слава Богу, иначе бы я его прибил прямо в постели.

Он думал не о себе – и от этого становилось страшно и одновременно приятно. Что-то шло не так, где-то был огромнейший просчёт. Химия не могла вынудить думать о партнёре, химия просто требовала полной отдачи. Но затуманенные глаза Вика всё же смотрели прямо мне в лицо, когда он замер, позволяя привыкнуть. Зубы были крепко сцеплены, дыхание казалось рваным и каким-то нечеловеческим.

А вот я сам, кажется, был пьян нашими странными отношениями, потому что не хотел уничтожить Вика за причинённые неудобства. Единственный шум, который слышал – это стук крови в висках, а картина, что видел – лишь его лицо: помутневшие карие глаза, плотно сжатые губы, аристократически тонкий нос и пряди влажных мелированных волос, на которых играли блики солнца.

И да, когда Вик начал двигаться, я кричал от боли, цепляясь пальцами за его обнажённые плечи, оставляя на них, наверное, глубокие отметины, продирая ногтями кожу до крови. Но оказалось, и от боли можно получать извращённое удовольствие, особенно когда она постепенно отходит на задний план, сильные руки продолжают ласкать твоё тело, и губы всё так же увлечённо и жарко целуют, а кожа касается опаляющей кожи партнёра. Или всё же противника?

Честно говоря, ответ на вопрос найти было невозможно. Не сейчас. И когда оргазм всё же накрыл меня, подпитываясь нашей с Самойловым химией, он был таким сильным, что у меня на секунду перехватило дыхание, а остановившееся сердце не желало снова биться. Это действительно было нечто…

Но страсть постепенно уходила, вытесняя наполняющий тело жар. С каждой секундой становилось всё холоднее, и саднящая боль возвращалась резкими толчками.

Нет, я не жалел. За последние месяцы слишком привык идти на поводу собственной ярости, которая замещалась более мирным образом – страстью. Однако здесь была не только она, не только…

К счастью Вик лишь в странном порыве нежности потёрся носом о моё плечо, а после соскользнул с кровати и принялся одеваться.

– Знаешь, я всё же найду какую-нибудь киношку, – заметил он, разрывая тишину и посылая мне открытую улыбку, от которой сердце судорожно сжалось.

Да, я не жалел. Совершенно. И, наверное, не пожалею когда-нибудь повторить, так легко приняв навеянное химией вожделение, жажду получить в собственное пользование одного старого врага.

Но что-то меня во всём этом пугало. Кое-что, чего не должно бы было быть.

Нежность?

Глава 36 – Первый снег

Мы сидели, смотрели по телеку какую-то комедию и ели мороженое из большой банки. Я – с ногами забравшись на кровать и закутавшись в покрывало, Вик – сидя рядом на полу, лишь откинув голову на мягкий матрас.

Самойлов улыбался и был по-домашнему тёплым, каким-то нежным и уютным, как и его волосы, разметавшиеся сейчас по простыне. Я мог спокойно коснуться их рукой, зарыться пальцами, наслаждаясь ощущением – просто расслабиться и утонуть в этом нереальном дне, с головой погрузившись во впечатления и непонятную обволакивающую нежность. Но вместо этого лишь крутил в руках вилку, не позволяя себе совершить желаемого.

Мороженое было вкусным, а комедия – весьма забавной, а мне всё больше хотелось забыть о дурацкой вилке и всё-таки, схватив верного врага за волосы, впиться тому поцелуем в губы. Что меня останавливало? А то, что сейчас никакой химии не могло быть по определению, ведь мы только что выплеснули все эмоции, избавились от злости и ненависти, конвертируемых в страсть… почему же тогда я продолжаю желать поцелуев и прикосновений, а Вик улыбается так тепло, что сердце щемит?

Так и не придумав ответ, активней налёг на мороженое в попытке убить двух зайцев: заесть это глупое желание коснуться Самойлова и избавиться от не самого приятного ощущения после наших экспериментов. Чёрт, задницу реально саднило, и поясница зверски болела, впрочем, как-то странно… словно вновь вернулся в танцевальную студию, откуда с какого-то перепугу сбежал лет в шестнадцать, и попал под горячую руку хореографа. Нет, меня там не били, конечно, просто заставляли активно тянуться, чтобы "всё тело идеально двигалось". Вот и нынче, кажется, слишком "идеально" тело двигалось некоторое время назад…

– Ещё фильмец? – спросил Вик, когда предыдущая картина закончилась, а банка с мороженым моими силами практически опустела.

Он вроде бы был совершенно обычным, всё таким же мелированным и кареглазым, но одного взгляда на лицо верного врага, на его приоткрытые губы и блестящие очи хватило, чтобы принять решение.

– Не, я пойду, пожалуй. А то готовиться ещё к завтрашнему семинару, – ответил, усмехнувшись.

Конечно, покривил душой – к паре всё давно уже было готово, – но меня вновь охватило это странное чувство неестественности происходящего. Словно всё не наяву, а во сне, где мы с Виком не просто враги, а… кто мы?

– Подвезти? – поинтересовался Самойлов, поднимаясь с пола и начиная собираться на улицу – самостоятельно отвечая на свой же вопрос.

Словно мы парочка – вот он ответ. Я сглотнул, отводя от Вика взгляд, и отрицательно покачал головой.

– Нет, хочу прогуляться.

– Уверен? – он так и замер, наполовину натянув куртку. – Здесь далеко, а на улице не май месяц.

– Уверен. Я люблю такую погоду, – улыбнулся в ответ.

Вик цыкнул недовольно, но куртку всё же стянул, а вместе с ней и арафатку, которую уже успел тщательно обмотать вокруг шеи. Он прошёлся по комнате, словно бы не зная, что делать дальше, и заявил:

– Восемнадцатая маршрутка.

– Я знаю.

В коридор Самойлов вышел следом за мной и даже порывался подать куртку, но я успел перехватить оную до того, как туда добрался Вик. Кажется, он внезапно начал чувствовать себя неловко. Что было тому виной – неизвестно, то ли мой категоричный отказ от "дружеской помощи", то ли то же ду…

Вик резко подался вперёд, притягивая меня к себе и целуя. Одна его рука крепко обнимала меня за талию, пальцы другой лежали на щеке, лаская кожу и заставляя отзываться в ответ. По телу пробежали мурашки, с губ едва не сорвался стон. Да, угадал. Не отказ был причиной сконфуженности врага, а то же дурацкое ощущение жажды: ярость прошла, а желание осталось. Даже без злости и психов, без каких-либо споров и ссор оно было здесь, в нас.

– Осторожней там, – шепнул Самойлов, разжимая объятия.

Я лишь кивнул, отступая к двери.

Подъезд встретил своего посетителя прохладой и осенней сыростью, а ещё звуком запираемой за спиной двери. Грохот её мог сравниться разве что с бешеным и гулким стуком моего сердца, эхом отдающимся в пустом коридоре. Прохлада же воистину казалась спасением: щёки не горели – пылали. В какой-то момент захотелось обернуться и вновь рвануть дверь на себя, согласившись посмотреть ещё одно кино, а потом ещё… но я удержался, начав медленно спускаться по ступенькам.

На улице было холодно и серо. Небо заволокли тяжёлые и мрачные осенние тучи, отчего казалось, что сейчас не четыре часа дня, а уже поздний вечер. Я брёл по дороге, спрятав руки в карманы и вжав голову в плечи. Каждый шаг отдавался тянущей болью где-то на грани сознания – вроде бы и привык уже, но всё же неприятно.

Маршрутка ушла перед самым носом, так что после недолгих размышлений решено было идти пешком до следующей остановки. Честно говоря, местность была совершенно не знакома, но – спасибо GPS на мобильном – потеряться мне не грозило.

Когда я таки же добрался до следующего места назначения, там не было ни единого человечка. Расписание маршрутов, собственно, тоже не было… В итоге, минут двадцать я простоял на остановке, обдуваемый пронизывающим ледяным ветром. Руки без перчаток просто-напросто окоченели, шарф в спешке я забыл надеть ещё утром, а капюшон куртки с головы постоянно сдувало.

Плюнув на всё, решил прогуляться ещё парочку остановок в надежде хотя бы слегка согреться от движения. Небо стремительно темнело, а я всё брёл и брёл по дороге. Навигатор говорил, что направление правильное, но на каждой очередной остановке транспорт не радовал своим появлением бедного замёрзшего путника в моём лице. Ветер стих и больше не задувал за воротник, но зато мороз крепчал – каждый вздох облачком повисал перед лицом.

Первая снежинка коснулась лица, как раз когда в полутьме замерцали светлячки включающихся фонарей. Запрокинув голову, я стоял, смотрел на падающие с неба хлопья – белеющие звёздочки на фоне тёмного полотна – и думал о Вике.

Первый снег. Символ чистоты и обновления, невинности и свежести. Снежинки ложатся на грязную мерзлую землю, покрывая её своим лёгким узором, очищают и освобождают, скрывая все изъяны. Говорят, в день, когда выпадает первый снег, в жизни твоей что-то обязательно меняется к лучшему.

Я вспоминал Самойлова, совершенно не свойственную улыбку на его лице, искрящиеся глаза, горячие поцелуи и жаркие объятия. И секс. Куда ж теперь без него? И не мог понять, действительно ли данные перемены к лучшему. Вроде бы и жалеть не о чем – всё к тому и шло, а это лишь очередной виток нашей… химии?

Вот! Именно в том и было дело: всё начиналось как конвертация вражды в страсть, и тем должно было оставаться. Но сейчас, кажется, привычный порядок дел начал давать сбои. Я хотел бы считать это хорошим знаком, необходимой переменой, но… скользкие, липкие и холодные ручки страха сжимали сердце, словно тиски.

Всё оставить, как есть, – вот самый лучший вариант.

Но снег продолжал падать всё оставшееся время, пока я добирался до дома, и даже потом, когда уставший, замёрзший и злой ввалился в квартиру и заснул, упав на кровать прямо в рубахе и брюках. Множества звонков Самойлова я уже не слышал, но даже во сне продолжал видеть перед глазами его лицо.

Глава 37 – Скорая вражеская помощь

Утром разбудила меня трель дверного звонка. Правда, когда кое-как дополз до порога и приметил за дверью Ромыча, оказалось, что: во-первых, давно уже день, а не утро, во-вторых – я окончательно заболел. Кости ломило, горло саднило, ноги подкашивались, а в глазах двоилось.

Вот в таком состоянии я и встретил Попова, вернее, практически повис на нём, не удержав равновесия. Друг, стоит отдать ему должное, успел ухватить мою полуживую тушку за шкирку и не позволить той шмякнуться на грязный пол подъезда.

– Заболел, – констатировал Ромка, проходя в квартиру. Он даже не удивился моему полностью одетому и дико помятому виду.

– Видимо, – просипел я в ответ, с прискорбием осознавая, что говорить получается с великим трудом.

– Что ж, значит, я не зря сегодня сюда зашёл, – обречённо пробормотал друг, скидывая ботинки и направляясь прямиком на кухню, я уныло поплёлся следом. – Что-нибудь ел?

В ответ лишь отрицательно помотал головой, смутно подозревая, что очередная попытка "что-либо сказать" тоже закончится неудачей. Но друг этого явно не понимал, продолжая требовать от меня ответов:

– Хорошо, тогда накормим. Тебе как: полегче что, раз болеешь? – собственно, ответа Ромка и не требовал. – Окей, тогда классический набор для простуды: супчик, десерт, какао. Кстати, у вас есть какао?

Когда у него в сумке зазвонил телефон, друг уже успел вытащить из шкафов кастрюли и проинспектировать холодильник. Крупная курица оказалась вытащена из морозилки и лежала теперь на столе, ожидая своего часа, который, в итоге, так и не наступил. А всё потому, что Попова у меня бесцеремонно похитили.

– Да, мам? – удивлённо вопросил Ромыч у телефонной трубки. – Я у Дэна… К бабушке? Разве сегодня? – после этого вопроса пауза затянулась. – Хорошо-хорошо, я сейчас. Да, с вами, конечно! Всё, скоро буду, – а потом, отключив вызов, сообщил уже мне: – Дэн, я это… в общем, бежать надо.

Дальше последовал увлекательный рассказ о семидесятилетии бабули и далее-далее по тексту. Ромка всегда разводит много суеты из-за пустяков. Ну правда же! Надо идти, значит, надо – ведь семья всяко важнее друга, последний в одиночестве точно не помрёт.

Примерно то и просипел Ромке в ответ, выпроваживая волнующегося и оправдывающегося Попова обратно в коридор. Даже куртку ему подал, правда, вновь едва не грохнувшись на пол, но ведь это всё детали. Однако за такие "детали" получил строгий взгляд и был усажен на пуфик.

– Кстати, Самойлов сегодня такой нервный весь, – уже на пороге озабоченно поинтересовался Ромыч. – Вы вчера переругались опять? Ты потому простудился?

– Да нет, не переругались…

– Ааа… и просто не ссорились? – задумчиво.

– Да нет же.

Попов отвечать не стал, он лишь довольно кивнул чему-то своему, махнул рукой на прощание и оставил меня в гордом одиночестве скорбеть по неудавшемуся обеду. Честно, я попытался соорудить его сам, но сил хватило лишь на стакан чая, что уж там говорить об остальном?

Расправившись с подобием обеда, кое-как доковылял обратно до комнаты, скинул вчерашнюю одежду, оставшись лишь в боксерах, и повалился на кровать… и вновь отключился, погрузившись в страну лихорадочного бреда. Кажется, температура у меня была не из слабых.

Причиной очередного пробуждения стала… трель дверного звонка. Опять. И уже, думается, не первая. Дежавю прямо-таки. Словно бы приход Ромыча был лишь сном, словно это сейчас я подойду и…

Сперва кто-то с той стороны настойчиво постучал, не получив незамедлительной реакции, ещё разок попытался изнасиловать звонок, а потом добавил пару пинков по многострадальной двери. Не-ет, Попов так сделать просто-напросто не додумается. Значит, утренняя ситуация не снилась, а произошла на самом деле, и сейчас на часах уже – я кинул взгляд на окно, подмечая, что на улице начало темнеть – вечер.

Выползти в коридор на этот раз удалось куда более твёрдо и быстро, чем в прошлый, прочувствовав заодно не только подламывающиеся колени, но и не самые приятные ощущения ниже поясницы. А ещё получилось гордо устоять на ногах, открыв дверь! Правда, когда я увидел нежданного гостя, ноги всё же едва не подогнулись, лишая хозяина опоры, но под руками был косяк, за который весьма удачно можно было удержаться. Или нет…

– Самойлов? – прохрипел я, падая на стоящий в коридоре пуфик, когда отошёл от шока.

– И тебе не хворать, Корнеев, – пробормотал Вик, проходя, ставя пакеты в прихожей и закрывая за собой дверь. – Хотя ты, как вижу, данным пожеланием не пользуешься. Так и знал, что что-то случилось, – он покачал головой, повесил куртку на свободный крючок и присел рядом со мной на корточки, заглядывая в лицо. – И каким образом тебя так подкосило, что даже на звонки не отвечаешь? Только не говори, что во всём виновато мороженое.

Я, честно говоря, заявлять подобные глупости и не собирался. Планировал благоразумно промолчать, потому что каких-либо звонков ну совершенно не слышал, но коль Вик говорит, что они были, стоит поверить. Тогда ребром встают другие вопросы: когда они были, в каком количестве, где телефон и "чёрт подери, зачем же я в прошлое пробуждение таки же разделся"?

– Не мороженое, – кое-как выдавил из себя, опуская голову. Почему-то сидеть перед Виком в одних трусах сегодня было стыдновато.

Но Самойлов, кажется, внешнего вида моего даже не замечал, а брошенной фразы ему оказалось достаточно для ответа. Верный враг коротко кивнул, поднялся с пола, разулся, а потом протянул мне руку, предлагая принять её в качестве… поддержки?

– Встаёшь? – нетерпеливо. Ну да, видимо, для поддержки.

На секунду задумавшись, всё же проигнорировал протянутую ладонь и поднялся самостоятельно, упорно пытаясь подавить тошноту и головокружение. Но тщетно, потому что мерзкая простуда, кажется, брала своё. В глазах помутнело – всей силы воли хватило лишь на то, чтобы не упасть обратно на пуфик или ещё куда похуже.

Судя по всему, Вик это заметил, ибо, ухватив меня за плечи, препроводил до комнаты, заставил лечь на кровать и даже самостоятельно прикрыл одеялом. А потом направился шляться по квартире – беря во внимание шум, местом назначения Самойлова служила кухня.

Я честно порывался посмотреть, что он там делает, но сил не хватило. Впрочем, запах, который удалось почувствовать после применения найденных в тумбочке каплей, говорил сам за себя: что-то готовит. И походу, вкусное. Хотя желудок многозначительно давал понять, что и это принять не пожелает.

Не знаю, сколько прошло времени, но в комнату наконец-то явился Самойлов со стаканом чая, тостом с, надеюсь, ореховой пастой и горстью таблеток. Он осторожно сгрузил всё на тумбочку у кровати.

С полминуты в комнате стояла тишина.

– Ну как ты? – спросил-таки Вик, наклоняясь ко мне и касаясь ладонью лба, проверяя температуру. – Горячий. Давай, таблетки пей, закусывай сладким, а там уж через полчаса куриный бульон сварится.

И вновь улыбнулся. Прямо как вчера, той самой пугающей улыбкой, в которой таилась нежность, чувство, которое Вику было совершенно не свойственно, особенно в отношении меня. Но оно было. В улыбке, в глазах, в выражении лица и руке, осторожно касающейся лба, в словах и поступках, которые совершал Самойлов.

Мне нравилось это… и пугало. Особенно легкий поцелуй в приоткрытые губы, коим наградил Вик замешкавшегося меня.

– Заразишься… – только и пробормотал я в ответ, почему-то смущаясь.

– Зараза к заразе не липнет, – отшутился Самойлов, вновь уходя на кухню.

А я смотрел на дымящийся на тумбочке чай, на горсть таблеток и тост, заботливо приготовленные верным врагом, ощущал на губах послевкусие практически невинного и уж точно не нашёптанного яростью поцелуя и пытался понять… что происходит? В каком направлении мы движемся? И как же можно поймать ускользающую вражду за хвост?

Химия. Просто химия. А что она без вражды?