Текст книги "Сыграем во вражду"

Автор книги: Валерия Савельева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 38 – К чему приводит химия

От горсти неопознанных таблеток – часть которых, правда, всё же опозналась как пастилки от боли в горле, вернувшие мне способность говорить – действительно стало заметно лучше. А уж после чашки куриного бульона полегчало окончательно. Даже удалось разместиться на кровати с ноутбуком и заняться заданным вечность назад рефератом, который скоро нужно было сдавать.

Вик уходить не спешил – достал из сумки ридер, уселся на кровать у меня в ногах и принялся увлечённо что-то читать, изредка посмеиваясь. В целом, его молчаливое общество даже радовало, так что я не противился. Скорее наоборот, порой, когда точно был уверен, что Самойлов не заметит, отрывал взгляд от экрана и разглядывал его расслабленное лицо, улыбающееся очередной шутке, найденной в книге. Я следил за пробегающими по дисплею ридера пальцами, постепенно скользя взглядом выше, задерживаясь на ядовито-зелёном силиконовом браслете… Забавно, Вик до сих пор его носит, с чего бы? Но каким бы ни был ответ, я всяко улыбался от самой только мысли.

Однако когда время уже подходило к девяти, а Самойлов так и продолжал читать свою книжку – правда, попивая при этом уже который по счёту стакан чая, – я несколько заволновался. Скоро предки должны явиться и так уже задерживаются.

– Время позднее, – заметил как бы невзначай.

Самойлов вызвал на экране панель инструментов и задумчиво посмотрел на светящиеся цифры.

– Ну да, – согласился он, – поздновато уже. У тебя есть какие шмотки на меня? – и, не дожидаясь ответа, потопал прямо к шкафу.

– Чего? – ошалело вопросил я в ответ.

– Шмотки, говорю…

Слова Вика потонули в шорохе одежды, когда он с головой зарылся в шкаф, выискивая нечто одному ему ведомое. На стоящий радом со шкафом диван вдруг приземлились свободные летние шорты, а после – старенькая растянутая майка с черепом и надписью, что вокруг все обязательно умрут, а я один останусь.

Собравшись с силами, я поднялся с кровати. Благо, пока Самойлов готовил, успел немного приодеться, потому сейчас выглядел хотя бы прилично. Прокашлявшись, осведомился у продолжающего шебаршиться в шкафу Вика:

– Самойлов, ты чего тут устроил?

Он бросил на меня удивлённый взгляд через плечо, закрывая шкаф.

– Ты же сам сказал, что время позднее, – пробормотал Вик, скидывая майку и натягивая мою. Надпись о смерти всех, кроме владельца, вызвала неприятный холодок, пробежавший по позвоночнику.

– Я имел в виду, что ты как-то слишком засиделся, – хмуро. – А не то, что пора переодеться в более неформальную одежду.

– А чем плоха неформальная одежда? – осведомился Вик, казалось бы, ехидно, как раз расстёгивая в этот момент ремень джинсов.

– Самойлов, ты понял, что я имел в виду…

– И что же?

Я чуть не зарычал от его нахальности, с силой сжимая кулаки, плотно-плотно, до боли. А Вик уже принялся за ширинку, собираясь окончательно избавиться от джинсов и перелезть в шорты.

– Скоро предки придут, вали отсюда, а, Витюша, – прошипел я.

– Я просил так меня не звать, – Самойлов вскинул голову, внимательно вглядываясь мне в глаза.

– Как? Витюшей? Или Витечкой? – усмехнулся в ответ.

– По-разному… – отозвался Вик, выдёргивая из джинсов ремень.

В голосе его послышалось рычание, такое привычное, такое… нужное. Я вздрогнул и сделал шаг назад. По телу пронеслась волна мурашек, взгляд выцепил хмурое лицо Самойлова, потом – его сильные руки, сжимающие ремень. Очередной шаг – и я упал на кровать, а Вик навис сверху, быстро перехватывая мои руки и заводя за голову.

– Корнеев, ты дурак, – прорычал он мне на ухо, туго стягивая запястья ремнём. – Какой же ты дурак, просто неимоверный.

– Я не…

Сопротивляться не было ни сил, ни возможностей, ни даже желания, зато тёмная аура, витающая вокруг Вика, заставляла сердце биться быстрее. Привычно, понятно, просто. Вот она – наша химия. Всего лишь конвертация ярости в страсть и ничего более, нет никакой нежности, никаких иных чувств. Лишь ярость и наслаждение.

– Ох, Дэн, поверь, зря ты меня злишь, – усмехнулся Самойлов, впиваясь поцелуем мне в губы. – Кстати, твои предки оставили записку, что уехали к тётушке на день рождения, как давно обещали. На неделю, – очередной сминающий поцелуй-укус, но на этот раз в шею. – Так что я могу просто-напросто привязать тебя к кровати и трахать всё это время.

Кривая усмешка на губах, хмурый взгляд, запястья, до боли сжатые ремнём, и горячее дыхание на ключице. Это было как раз то, чего я ждал, те самые нужные и желанные чувства – корень всех бед.

– Ты слышишь, Дэн? – шёпот и рычащий смех, вибрация от которого коснулась шеи.

И нет никакой нежности: ни ласковых рук, ни осторожных поцелуев. Всё правильно. Ведь именно этого я хотел?

– Слышу, – выдохнул в ответ, запрокидывая голову.

Значит, мама всё же махнула к тёте без меня, даже не разбудила, побоявшись, что увяжусь следом и отстану в институте. Ну, ничего страшного, я и иначе смогу.

«Трахать всё это время…»

А ведь Вик может. Если его чуть сильнее разозлить, он сможет всё. Грубо и жестоко будет наслаждаться мгновением, выливая злость и недовольство. Потому что мы не можем быть…

– Слышишь, – согласился Вик, прерывая мои мысли, и совершенно внезапно рассмеялся.

Только теперь уже не рыча, а спокойно, словно бы с наслаждением, тем его приятным и мелодичным смехом, ласкающим слух. Да, он не вызывал мурашек, от него не начинало покалывать кончики пальцев, но зато он был настоящим. И Вик в такие моменты не психовал, а был доволен.

– Вик? – спросить получилось хрипло, то ли голос вновь начал меня подводить, то ли возбуждение, разливающееся по телу.

– Расслабься, Корнеев, – прошептал он мне на ухо, – и получай удовольствие.

А после Самойлов вновь коснулся поцелуем шеи и нырнул ниже, стягивая с меня домашние шорты и задирая майку. Горячие губы провели дорожку по животу, остановились на бедренных косточках… руки Вика крепко сжимали мои бёдра, а кожаный ремень всё так же удерживал запястья.

Я попытался было подняться, противясь внезапным ласкам, но Самойлов толкнул меня в грудь, заставляя вновь повалиться на кровать, прекращая поползновения. Вдогонку донеслось:

– Дэн, лежи смирно, а? Сейчас я тебя жестоко трахать не собираюсь, ну вот честно, – а следом меня лишили и боксеров, и обжигающая ладонь обхватила напряжённый член.

– Чёрт, Вик, – застонал в ответ. – Хватит… сильнича-ать…

Смех вновь наполнил комнату, а Самойлов всё так же продолжал ласкать меня рукой. Ответа не последовало, вместо этого губы Вика… ох, чё-ёрт…

– Знаешь, если минет – это насилие, – отозвался он, – то меня, пожалуйста, тоже изнасилуйте. И поскорее.

И вновь вернулся к начатому было делу, касаясь члена языком и обхватывая головку губами. Рука так и продолжала ласкать ствол, но его губы и язык… Слегка неумело, очень осторожно и медленно, словно бы устраивая истинную пытку, но Вик делал мне минет.

Сам. Виктор. Самойлов. Делал мне минет, чёрт побери!

Само осознание этого доводило до оргазма. Я извивался под его языком и губами, пытался вырваться из цепких рук, войти глубже, получить максимальное наслаждение. Я стонал, кусал губы, рвал руки из стягивающего их ремня, надеясь получить свободу. Хотелось касаться его волос, двигаться навстречу. А ещё почему-то хотелось ухватить Вика за шкирку и притянуть к себе, заставить повторить вчерашний день, хоть мне до сих пор было неприятно, но… мне было это нужно. Ощутить его рядом, здесь, с собой. Заклятого верного врага, ставшего таким необходимым всего за каких-то пару месяцев.

Дрожь оргазма прошла по телу, вызывая очередной громкий стон. Сперва обжигающие руки отпустили мои бёдра, потом губы запечатлели поцелуй на шее, и Вик освободил мои запястья от ремня, сразу же притягивая их к себе, согревая дыханием. Он уткнулся носом в мою ладонь, целуя, и тихо прошептал:

– Знаешь, я даже рад, что мы теперь вместе.

Я вздрогнул и резко открыл глаза, отстраняясь от него и садясь на кровати. Притянул к себе одеяло, закрываясь от любопытных очей явно возбуждённого Самойлова. Вновь этот взгляд…

– Чему рад? – еле слышно спросил я.

– Не заставляй меня повторять, – усмехнулся Вик. – Ты всё слышал.

Я не ответил, отводя взгляд, только крепче сжал в ладонях одеяло и рвано вздохнул. Мы вместе. Но разве мы вместе?

– Да, химия между нами рушит привычную жизнь, – пробормотал, наконец, в ответ.

Теперь была очередь Вика спрашивать:

– Химия?

– Конвертация вражды. Мы переводим свою ярость в страсть.

– Неужели? – ядовито. Я слышал голос, но не мог вновь обратить на Вика взгляд. Наверное, боялся.

– Вик, мы раньше вечно ругались, а теперь научились справляться без мордобоев. Это химия, страсть, жажда, – слова сами лились из меня, повторяя извечные мысли, крутящиеся в голове. – Что ещё может быть между нами?

– И правда, что? – хохотнул Самойлов.

Жаль, я не заметил в тот момент злости в его голосе, жаль, не понял, что данный вопрос был лишь скептическим замечанием! Но этого не случилось, я принял замечание Вика за чистую монету, продолжая:

– Нас не доведёт это до добра. Надо как-то иначе решать проблемы…

Самойлов молчал, не собираясь, кажется, отвечать. Вик ухватил меня за подбородок, заставляя повернуться и посмотреть ему в глаза, и только потом отозвался:

– Корнеев, а ты не думал, что это уже может быть не вражда и вытекающая из неё химия?

Я отрицательно покачал головой, прикрывая глаза, но вкрадчивый голос верного врага продолжал звучать в ушах:

– Мне казалось, что мы преступили некую… грань, что теперь мы вместе.

– Вместе? – я нервно хохотнул, так и не открывая глаз. – Вик, но мы враги, мы не можем быть вместе.

Рука Самойлова отпустила мой подбородок, кажется, он принялся бродить по комнате, то ли нервно, то ли целенаправленно. Я хотел было открыть глаза, чтобы увидеть, чем же занимается Вик, но не смог решиться.

– Нужно прекращать, – лишь добавил тихо.

– Угу, – промычал он в ответ. – Да, нужно прекращать, нужно искать себе девушек, не ругаться больше, пытаться жить нормальной жизнью. Хорошо. Хорошо! Замечательно! Так и сделаем, – голос Вика становился всё громче, пока не перешёл на крик: – Ты этого хочешь, Корнеев?!

Я распахнул глаза, пытаясь отыскать взглядом Самойлова. Он был тут как тут, только вот уже полностью одетый, с сумкой, перекинутой через плечо. Глаза его шально горели, руки были сжаты в кулаки – костяшки аж побелели, – а скулы напряжены.

– Вик, но к чему приведёт нас химия? – я опустил голову, сжимая пальцами виски. – Это неправильно, мы не сможем существовать без неё.

Самойлов долго молчал, смотря на меня. Стоял и просто молчал. А после, в одно мгновение, он склонился ко мне и шепнул на ухо:

– К любви, Корнеев, к любви. Подумай об этом.

И ушёл, громко шибанув входной дверью. А у меня в ушах так и продолжали стоять его слова.

К любви?

Глава 39 – Всё по-прежнему

Когда грохот двери замолк, в квартире повисла тишина. Нарушал её, казалось бы, лишь бешеный стук моего сердца, желающего пробить грудную клетку и оказаться на свободе. Время словно бы замедлилось, воздух стал плотнее, а в голове билась одна лишь мысль, повторяясь вновь и вновь.

Что Вик только что сказал? Любовь?

Спустя несколько долгих минут первая мысль сменилась другой: "Беги, идиот, поймай его!" – и я даже подскочил, собираясь кинуться следом за Самойловым, но запутался в одеяле и собственных шортах, которые так и оставались спущенные на ногах, и растянулся по полу. Ладони пробороздили по ковру, плечо обожгло болью – именно им я и затормозил, столкнувшись с боковой стенкой стола.

Зашипев, я кое-как поднялся, поправляя одежду, и вновь едва не упал, оставшись в вертикальном положении только благодаря всё тому же злополучному столу, за который успел ухватиться. Оказалось, то, что мне стало чуточку легче, не отменяло болезни. Потому ватные ноги остались тут как тут.

Очередной идеей было написать Самойлову в соцсети, ну, или хотя бы смс. За данную зацепку я и схватился, словно утопающий, но когда телефон был уже в руках, стало понятно, что… писать нечего. Слов просто не было.

Что я могу написать? "Прости, что так себя вёл"? "Сорри, но это – то, что я думаю"? Чёрт!

Раздражённо откинув в сторону телефон, я повалился спиной на кровать. В комнате до сих пор витал запах одеколона Самойлова, а ещё – аромат нашей страсти, который сейчас резал нервы легче остро наточенного ножа. Пальцы автоматически сжали одеяло, хранящее ещё тепло его тела… Ведь только что мы упивались похожими на укусы поцелуями, с губ срывались хриплые стоны, воздух, казалось бы, был жарче и гуще, но в мгновение ока всё пропало. Вик ушёл.

И я не знал, хорошо ли это или плохо, но одно понимал точно: что сам во всём виноват. Если бы не стал противиться, Самойлов сейчас был бы здесь и…

Я сглотнул, соображая, что Вик, должно быть, сбежал отсюда в ещё весьма возбуждённом состоянии. Ему-то сегодня ничего не досталось кроме парочки поцелуев. Ну да, а ещё готовки, кучи грязной посуды и больного меня. И-де-аль-но!

Тихонько выругавшись, вновь поднялся с кровати и кое-как побрёл в коридор. Сперва хотел просто прикрыть дверь, но когда уже практически повернул замок, услышал тихий шелест голосов, доносящийся из подъезда. Любопытство и надежда взяли верх, потому я надел тапочки и осторожно выскользнул в коридор, спустился на один пролёт, а потом, подойдя к перилам, слегка подался вперёд, чтобы увидеть, кто и где разговаривал. И как раз успел заметить рукав яркой куртки Вика, мелькнувший на этаж ниже.

Щёлкнул замок, закрываясь, и тяжёлая металлическая дверь, облагороженная наклейкой с цветочным узором, отрезала меня от скрывшегося в чужой квартире Самойлова. От шока едва не отпустил перила и не кувыркнулся вниз головой, но смог удержаться и в итоге лишь осел на пол, глядя в никуда. Лишь несколько минут промедления отделяло нас с Виком. Несколько минут и самая грёбаная дверь с цветочками.

Салищева!

Рыкнув, я вскочил, и кинулся вниз, чтобы разнести к чёртовой матушке дверь мерзкой соседки. И плевать, что всего пару секунд назад ноги всё ещё подкашивались – теперь меня несла ярость, дававшая силы и смелость.

"Нужно прекращать", – разнёсся в голове собственный тихий голос, когда кулак уже был занесён для удара.

Я сглотнул, отступая. Затопивший сознание гнев испарился так же быстро, как и захватил свою жертву. Вместо него тело сковал дикий холод, словно бы идущий изнутри. Руки дрожали, ноги подкашивались, губы пересохли, а в висках стучала кровь. Ярости не было места в моей душе. Не сейчас, не сегодня, не для этого человека.

Потому что я сам же отправил Самойлова к ней…

Ну что, Корнеев, получил то, что хотел? Всё закончилось, больше нет пресловутой химии, захватывающей вас с головой. Больше нет улыбок и взглядов, полных нежности. Теперь ты доволен? Больше. Ничего. Нет.

Я старался дышать глубоко, но получалось лишь коротко и рвано. Дверь множилась перед глазами, кровь продолжала бешено долбиться в висках. Отвернуться ещё кое-как удалось, а вот шаги давались с трудом. Один, второй… осторожно и медленно, вцепившись в занозящие руки перила. Вверх по ступеням, считая каждый шаг. Их получилось шестьдесят три – на два этажа и площадки. А вот ударов сердца было куда больше. Бедное, казалось бы, не желало успокаиваться, оставшись где-то там, внизу, рядом со злополучной дверью.

Закрывшись в собственной квартире, я смог сделать лишь парочку шагов, а потом сел на пол, поджимая колени к груди, словно маленький мальчик. Самойлов бы смеялся, увидев такую картину: обессиленный враг, будто пятилетка, сидит в коридоре под дверью и весь дрожит. Да, наверное, смеялся бы, хотя…

Я прикрыл глаза, вспоминая сегодняшний день. Взволнованное лицо Вика, его улыбка, тихий смех, а после – поцелуи-укусы, пальцы, до боли сжимающие подбородок, обвинительный взгляд… Нет, он не стал бы смеяться. Теперь бы не стал. Вик бы, скорее, просто присел рядом, откинувшись на стену. Пожалел бы? Обнял?

Почему-то представился короткий поцелуй в висок и горячие руки на плечах, притягивающие ближе к сильному телу. И вкус чужих губ на губах…

В который раз сглотнув, я прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Корнеев, ты мужик или нет? Что за глупости? Ты же хотел заставить себя прекратить.

Необоснованная нежность и теплота Вика пугали, не было смысла врагам вести себя так трепетно по отношению друг к другу. Вот зачем он пришёл сегодня, зачем пытался ухаживать и помогать? Враги так не поступают. Так поступают друзья.

Или любимые.

Вновь вспомнились слова Самойлова, странные заявления про любовь, но я с трудом выкинул их из головы, вызывая в памяти другие кадры. К примеру, рукав куртки, скрывшийся за дверью Аксиньи. Возбуждённый парень встретил в подъезде красивую и доступную девушку, почему бы им не попробовать помочь друг другу? Они красиво смотрятся вместе.

Вставшая перед внутренним взором картина Вика и соседки, их тел, переплетённых на светлых простынях. Хрупкие ладошки девушки гладят широкую спину, коготки царапают смуглую кожу, ноги обхватывают парня за талию, крепче прижимая к…

Я застонал, прикусывая губу. Картина оказалась такой живой и детальной, что в горле встал ком. Наверное, то сейчас и происходит в квартире двумя этажами ниже, а виной всему я сам. Но ведь желание исполнилось, теперь мы точно перестанем зависеть от порождаемой враждой страсти. Я того хотел.

Значит, нужно привыкать. Самойлов теперь живёт своей жизнью, а я – своей. Больше мы не пойдём на поводу химии. Да и эти разрывающие душу видения Вика в чужой постели – не ревность, нет, а просто остаточное явление. Просто нас ещё не отпустило, надо переждать немного. Тогда всё встанет на свои места: мне не нужен будет Самойлов, а ему – я.

И этот холод, охвативший с головой, всего лишь следствие болезни. А душа и должна так болеть, когда ты пытаешься оторваться от дозы.

Химия. Доза. Наркотик. Ничего более.

Я практически поверил в это, когда через пару часов так и заснул на полу в коридоре.

Глава 40 – Человек «женатый»

Если прошлым днём я думал, что хуже состояния просто не бывает, то нынче понял – бывает. Беспокойная ночь на холодном полу никого не красит, а уж и так больного и нервного человека – тем более. Так что поутру я являл собой бледный полутруп с тёмными кругами под глазами, который при этом ещё болен простудой и всю ночь мучился от кошмаров.

От одного из них я, кстати, и проснулся. Помнится, главным действующим лицом там был Самойлов и он… Что он сделал, вспомнить не удавалось, но на душе было безумно противно, что означало: ничего хорошего Вик явно не совершил. Ноющие кости подбрасывали подозрительно привлекательную идею, что во сне парень активненько попинывал меня ногами, вышибая дух. Но нет, проблема была в другом.

Протяжно вздохнув, я уронил голову на стол, ожидая, пока вскипит чайник. Да, кости ныли всего лишь из-за болезни, а вот мысли оказались субстанцией гораздо более сложной. Но их вчерашним днём попинал не Вик, а я. Самостоятельно, без чьей-либо поддержки. Умелец, что уж тут сказать!

Лежащий на столе рядом с головой телефон завибрировал, и я автоматически протянул к нему руку, проверяя пришедшее сообщение. Ромка. Осведомляется о здоровье. Расстраивать друга и портить ему единственный выходной я не стал, сообщив, что всё в порядке.

Вместо этого поддался на уговоры воспалённого сознания, включил интернет и полез в соцсеть. Самойлова у меня в друзьях не было, но, помнится, с пару недель назад Ромыч кидал в личку его профиль, чтобы поржать над очередным тупым постом у того на стене. Да, именно!

Кое-как отыскав среди сообщений ссылку, я открыл профиль, жадно вглядываясь в фотографию Вика, и даже пожалел, что не решился когда-то добавить его в друзья. Мы ведь уже неплохо терпели друг друга, когда я заходил к Самойлову на страничку в последний раз… а на фото Вик улыбался так привычно и уютно, что сердце забилось быстрее. Кажется, снимок был сделан кем-то в вузе в тот день, когда верный враг явился туда в моих джинсах. Потёртая и рваная светло-голубая джинсовая ткань, силиконовый браслет на руке и улыбка…

Я сглотнул, отводя взгляд от фото, и едва не подавился, пожалев, что это сделал. Палец автоматически щёлкнул кнопку, блокируя экран, а я, наплевав на вскипевший было чайник, осторожно поднялся со стула и по стенке побрёл в комнату. Телефон так и остался лежать на столе. Сердце билось редко, пропуская удары.

Почему это меня так задело? Ведь глупости всё, никаких доказательств, ни единого пояснения, факта, утверждения… лишь короткое слово в СП дурацкой графы соцсети. Женат.

И почему от одного слова может быть так больно? Ноющее сердце не знало ответа. Оно подкидывало тысячу причин, по которым Вик мог так изменить статус, но за истину желало принять лишь самую худшую. И принимало – даже во сне.

Словно в бреду, я видел Самойлова в окружении девушек. Он сидел на троне, а они расположились рядом: кто на полу у него в ногах, кто за спинкой трона или на его подлокотниках, некоторые даже залезли Вику на колени, и покрывали поцелуями обнажённую грудь и шею. Самойлов в это время смотрел на меня немигающим взглядом и улыбался так горько и в то же время нахально, что становилось страшно. Освободив руку от хватки девушек, он поманил пальцем – и я пошёл, словно крыса, следующая за мелодией флейты Крысолова, словно завороженная змея, готовая спрятаться в корзину в любой момент.

Я продирался сквозь девушек, а те хватали меня за ноги, стремясь удержать. Вик же так и продолжал смотреть… но когда я наконец-то добрался до него и потянулся за заветным поцелуем, верный враг отвёл взгляд. Потому что больше не был врагом, потому что хотел иного. А девушки разрывали виновника плохого настроения хозяина на кусочки, медленно и больно, и…

Я подскочил на кровати за час до будильника. Сна больше не было ни в одном глазу, зато душу разрывало желание увидеть Самойлова, вновь взглянуть ему в глаза и удостовериться, что взгляд Вика не выражает горечи или жалости. Да, именно жалости, словно бы он знает что-то сокровенное – например, дату моей смерти, – но не собирается рассказывать, а лишь покорно ожидает удары судьбы.

Потому, только чтобы удостовериться, решено было пойти таки ж в вуз и, отыскав там Вика, обязательно заглянуть в глаза. Конечно, были в таком решении и кое-какие проблемы. К примеру, я не знал, каким образом смогу доползти до института в таком ужасном состоянии, ибо ноги до сих пор еле держали своего обладателя, голова ехала, а руки дрожали. Если всё это сдобрить адским кашлем и насморком, неплохая получается картина.

В итоге, выбор пал на то, чтобы вызвать такси…

– Дэн, ты совсем рехнулся: заваливаться сюда в таком состоянии? – прошипел Ромка, заприметив лежащего на столе меня.

– Угуу… – уныло протянул в ответ, невидящим взглядом сверля доску в аудитории.

– Только не говори ему, что у тебя ещё и температура, – добавил подошедший вместе с Поповым Сергей.

– Не скажу, – согласился, даже не задумываясь, но Ромыч решил сам проверить наличие данного факта, кладя руку мне на лоб.

– Есть у него температура, – Сергею, а потом уже мне, участливо: – Что-то случилось?

Я отрицательно помотал головой, скидывая руку друга, и уткнулся лицом в стол. Впрочем, знак явного протеста не помог: скрипнули стулья, зашуршала одежда – кажется, Ромка приземлился на соседний стул, а Черкасов – на парту перед моей. Отставать просто так друг со своим парнем не собирались. С парнем, м-да… лучшим другом Вика.

– Ребят, правда, не случилось. Вернее, я сам не знаю, случилось или нет. Вроде всё так, как я хотел, а вроде паршиво до безумия… и болею, – пробормотал я, не поднимая головы.

Эти двое сперва долго молчали, словно бы обдумывали слова. Наконец, Ромка печально вопросил:

– Потом расскажешь? Когда поймёшь.

– Обязательно.

И мы замолчали. Друг копался в учебнике, выписывая что-то в тетрадку, Черкасов играл в какую-то непонятную фигню на мобильном, а я вновь поднял голову, следя за каждым входящим в аудиторию. Но Самойлова среди них не было. Проходили минуты, пришёл уже даже преподаватель, прозвенел звонок… а Вик всё так же опаздывал. Заболел после того раза со мной? Заразился? Проспал? Или…

Когда к середине пары я додумался до очередного "или", в видениях которого Самойлов с утра пораньше был с симпатичной дамочкой, до ужаса напоминающей мою соседку, в аудиторию, извинившись за опоздание, явился и сам виновник торжества. Встрёпанный, помятый, с тёмными кругами под глазами. Что ему не давало спокойно спать ночью, додумать я не пытался. Хватит! Он у нас теперь "женатый" человек.

Вик, приветственно кивая и пожимая руки за спиной у отвернувшегося преподавателя, проследовал к единственному свободному месту. Махнул Ромке, протянул ладонь Серому, даже послал девчонкам с последней парты воздушный поцелуй… и полностью проигнорировал меня, удобней располагаясь прямо впереди. Теперь я мог сверлить взглядом не доску, а его затылок.

От шока, видимо, я зашёлся в новом приступе дикого кашля, едва не выхаркивая на парту все внутренности. Настроение упало ниже плинтуса – дело было дрянь. Совсем дрянь, без каких-либо просветов или намёков на солнце. Потому что единственное желание, держащее меня на ногах, оказалось невыполнимым.

Нет, я не хотел просто увидеть Вика, где-то в глубине души мне, наверное, требовалась его улыбка или хотя бы взволнованный ободряющий взгляд. Почему бы иначе теперь было так плохо?

Правильно сказал Ромке: не знаю, случилось или нет. Потому что получил то, чего хотел, но не так, как хотел. Нам нужно было просто завязать со страстью, с этими странными изменениями в отношениях… Зачем спать вместе, если есть возможность найти партнёра, к которому можно испытывать настоящие чувства? Любовь, нежность…

Чувства? Сердце дрогнуло, когда я поднял взгляд на Самойлова. Он слегка повернул голову, перебрасываясь знаками с однокурсницей на другом ряду, и я мог видеть теперь его обострившиеся скулы, шею, которую целовал, кажется, совсем недавно, чувственные губы, шепчущие что-то, но увы, не мне.

Очередной приступ кашля скрутил всё тело, такой сильный, что я едва не задохнулся. Зато краем глаза приметил, что Вик всё же обернулся. Правильно, посмотреть на возмутителя спокойствия.

– Корнеев, да хватит вам уже тут мучиться! – не выдержал препод. – Идите домой, можете даже к врачу не заходить, – сам предупрежу Семёна Игнатьевича, что вас не будет на следующих парах. И это не обсуждается!