Текст книги "Klim's Clan (СИ)"

Автор книги: Валерий Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Annotation

Для детей старшего школьного возраста. Не так просто быть сказочным существом в реальном мире. Написано на спор со старшей дочерью.

Скворцов Валерий Юрьевич

Глава 1 "

Глава 2 "Скаут"

Глава 3 "Учёба"

Глава 4 "Животно

Глава 6

Глава 7

Глава 9 "Последствия"

Глава 10 "Война"

Глава 1

Глава 12

Глава 1

Глава 1

Глава 1

Скворцов Валерий Юрьевич

Klim's Clan

Глава 1 "

Гару "

Рёв двигателей внезапно, одним рывком увяз в тишине, и действительность накрыла Клима с головой. Оказалось, что бугристый слой облаков внизу и бесплатный леденец за щекой – все они реально существуют. А сам Клим взаправду так далеко летит в самолёте, причём совершенно самостоятельно. Летит не только далеко, но и надолго: ведь целый месяц в чужой стране – это же с ума сойти можно! Клим сглотнул слюну, и мир вокруг него стал заметно громче – снова загудели двигатели, а ёрзающая на соседнем кресле тётка принялась декламировать памятку авиапассажира. Клим прислушался – речь шла о спасательных жилетах, хотя между Москвой и Парижем не было ни единого моря. Ладно, хотя бы перестала молиться – странная тётка тоже являлась частью его новой реальности.

А благодарить за эту непривычную реальность нужно было Лизу – как она сумела так быстро найти вариант, который устроит всех, включая отца Клима? Тот ни за что бы ни согласился на подозрительный театральный лагерь, если бы ни обещанная языковая практика. Да и как можно было с такой скоростью оформить все визы и разрешения на четырнадцатилетнего мальчишку? Лиза из-за своих ста пятидесяти килограмм производила впечатление медлительной особы. Но достаточно было узнать её поближе или хотя бы без предубеждения взглянуть в её глаза, в совсем ещё не старое лицо, чтобы понять: эта женщина может свернуть горы. «Чертовски талантлив» – Клим ненароком услышал про себя однажды брошенное Лизой, и уже не смог обманывать себя, что ему всё равно. Лиза была дружна со многими, чьи лица мелькали на экране телевизора. Когда-то давно таинственная болезнь вынудила её покинуть подмостки, но взамен в ней проснулся педагог, с чьим мнением считалось большинство худруков московских и уж тем более провинциальных театров. И при всём при этом Лизиной энергии хватало, чтобы ещё возиться с детьми в театральной студии Богом забытого спального района.

Климу даже в самолете было неловко, сколько из-за него суеты. И ещё стыдно – во-первых, за себя (во Франции как пить дать опозорится), во-вторых, за родителей – они так нелепо и так долго упирались по поводу лагеря, – и, наконец, снова за себя – потому что в глубине души он понимал: вероятность стать инженером для него примерно раз в сто выше, чем актёром. Клим потрогал себя за подбородок – с таким маленьким подбородком актёров не бывает. Не бывает театральных кумиров с настолько серой внешностью, как у него. Он горько усмехнулся и снова уставился в иллюминатор, где полыхал ядовито-малиновый закат – при всей своей яркой безумности именно он всё больше и больше возвращал Клима в действительность.

В аэропорту, как и было обещано, его ждала табличка «Veselkov». Табличку держала красивая и абсолютно равнодушная ко всему на свете девушка. Она потребовала у Клима паспорт и скучно что-то пометила в блокноте. Потом они ещё полтора часа (молча!) торчали в аэропорту, пока не прилетел самолет из Вьетнама и не привез трёх детей в тот же лагерь. Суровая девушка отвела всех к белому «Ситроену» и сдала водителю, которого пришлось долго будить – местное время уже перевалило за полночь. Клим и сам был не прочь подремать в дороге, но как только они разместились в авто (все трое вьетнамцев сели сзади), одна из девочек по-французски сказала:

– Здравствуйте. Меня зовут Лин. А вас как зовут? Откуда вы приехали?

Языковая практика началась, да ещё как: рот у Лин не закрывался ни на минуту. Её спутники – грустный худой юноша и совсем маленькая девочка с кукольным лицом – стойко молчали, что было не мудрено с такой спутницей. Лин же допрашивала Клима с пристрастием, интересуясь самыми неожиданными вопросами – сколько девочек у них в классе и какие сериалы он любит смотреть. С последним возникли проблемы – Клим телевизор не смотрел. Но тут встрял водитель – у него с сериалами как раз всё было в порядке. Клим, пользуясь моментом, немедленно уснул.

Проснулся он от яркого света – горела лампа в салоне над головой, а в окно бил маленький, но мощный прожектор. С другой стороны в окне высился серый особняк с лепниной на окнах – видимо, прожектор освещал именно его. Вьетнамцы сзади дружно лопотали на своём, а Клим решил, что пора выбираться. Спутники последовали его примеру и дисциплинированно выстроились рядом в шеренгу. Откуда-то появился заспанный и очень растрёпанный юноша в шортах, который открыл багажник и начал раздавать рюкзаки вновь прибывшим. Он попытался что-то сказать, но его одолела такая страшная зевота, что он просто махнул рукой – идите, мол, за мной. Все гуськом обошли особняк и протиснулись в узкую дверь. Внутри провожатый выдал каждому по свёрнутому в рулон спальнику и сказал, сильно растягивая слова:

– Девочки – в пятый корпус, мальчики – в восьмой.

После чего опять чудовищно зевнул и указал в совершенно тёмное окно. Дети также гуськом вышли на улицу и принялись крутить головами. С этой стороны особняка царила почти полная темнота. Когда глаза привыкли к ней, из сумрака выплыло несколько тёмных строений. Мальчик-вьетнамец порылся в рюкзаке и достал фонарик, после чего вся процессия двинулась к ближайшему из домов. Почему-то все старались идти тихо, спутники Клима даже переговаривались между собой шёпотом. И это притом, что треск цикад стоял оглушительным. Сильно пахло травой и неизвестными Климу цветами. Газон под ногами пружинил и быстро напитал его кеды росой. Системы в нумерации корпусов не было никакой – за седьмым следовал второй, а за четвертым – почему-то семьдесят пятый. Некоторые из номеров трудно было угадать – например, нужный Климу восьмой изображался в виде фигуристой блондинки. Мальчик-вьетнамец остолбенел возле этой вывески – пришлось его силой заталкивать в дверь. Внутри корпуса горел переливающийся ночник на стене, который освещал с десяток кроватей. Крайние от входа были пустыми – на них белели простыни. «Странно, зачем нужен был спальник?» – подумал Клим после того, как разделся и залез под покрывало на выбранной кровати. Потом он удивился тому, что из всего, что с ним сегодня произошло, он удивился именно этому. И лишь после этого Клим уснул.

Проснулся он раньше других – организм всё ещё жил по московскому времени. Вставать не хотелось, но пришлось – всё тот же организм отчаянно просился в туалет. На обратной дороге Клим задел и уронил велосипед, который стоял у стены – странно, что ночью мимо него удалось прокрасться намного аккуратней. Теперь же раздался такой грохот, что обитатели как минимум двух кроватей вскочили, как ужаленные. Раздались ругательства – только французские Клим и смог разобрать. Ему хотелось провалиться сквозь землю – так опозориться в первый же день! Но странно – буквально через пару минут весь корпус как ни в чём не бывало снова дружно спал. Клим быстро оделся и выбрался от греха подальше на улицу – ему казалось, что внутри он опять что-нибудь уронит. Снаружи ярко светило солнце и пахло свежей выпечкой. По запаху Клим добрался до пристройки к особняку – через открытые настежь двери были видны длинные столы с горками тарелок. Клим пригляделся: внутри уже топталось несколько детей. Тогда он смело шагнул на порог. Клим вообще решил, что теперь ему придётся быть смелым.

После завтрака Клим побродил по окрестностям – время позволяло: судя по расписанию, написанному на огромной доске у входа в административный корпус, до начала занятий оставалось больше часа. Лагерь размещался на территории старинной усадьбы. В самых старых строениях из серого облупившегося кирпича располагались учебные классы и комнаты администрации. Более новые, временные по виду деревянные корпуса были ярко раскрашены граффити и занимали обширную лужайку. Некоторые выглядывали из-за деревьев старого парка – судя по размеру, деревья росли там не одно столетие. Большинство дорожек между домами были условными – просто примятая трава. Рядом с основным зданием располагалось несколько заросших сорняками клуб с крупными розами, вокруг которых торчали громоздкие и весьма странные на вид конструкции. Внутри этих конструкций что-то покачивалось, вращалось и поблёскивало при каждом порыве ветра. Сочетание сдержанной старины и очевидно несуразных, насквозь искусственных инсталляций вначале показалось Климу диким, но потом глаз привык. Картину дополняли живописно высящиеся вокруг лагеря разноцветные и какие-то пушистые на вид холмы – по ним тянулись полосы черного, жёлтого, зелёного и даже фиолетового цвета. Царящие вокруг контрасты совсем не были похожи на сдержанные, смазанные краски родных краёв Клима. Даже сорняки на клумбах выглядели аккуратными, в них сквозило какое-то своё особое достоинство. Место, в которое попал Клим, вполне могло располагаться на другой планете. И к этому месту почему-то быстро привыкаешь, как будто жил здесь с самого рождения.

Клим старался аккуратно ступать, гуляя по тропинкам, но роса, как и ночью, быстро намочила его кеды. Не хотелось возвращаться в свой корпус, но всё же пришлось – из-за чавкающей и липкой обуви. За пятнадцать минут до начала занятий, по прикидкам Клима, все соседи, которые могли осудить его за велосипедный грохот, должны были уйти на завтрак. Но ему всё же пришлось встретиться с двумя из них – смуглым мальчиком, который медитативно медленно застилал свою кровать, и более светлокожим атлетом, всё ещё лежавшим в постели. Атлет на удивление резво повернулся в сторону Клима, принял живописную позу древнего римлянина на отдыхе и громко протянул:

– А, новенький! Ты что заплатил?

Повисла пауза, пока другой мальчик, застилавший кровать, ни уточнил:

– Он хотел спросить: «из какой ты страны?» Павел не очень хорошо пока говорит по-французски...

Атлет Павел был из Болгарии, имел внешние данные «кинозвезды» и очень хотел общаться – невзирая на отвратительное знание языка. Он забросал Клима вопросами: «На какой ты странице?» и «Какая щека у слова?». Смуглый мальчик Салам из Марокко не без труда переводил с этого корявого французского на более-мене понятный («Сколько тебе лет?» и «Какие роли ты играешь?»). Потом лн отпросился идти на завтрак, а Клим заявил, что хочет успеть к началу занятий. На это Павел ответил, что сегодня в столовой «только яд» (видимо, имелась в виду рыба) и занятия по расписанию – «ночные» (скучные – начал понимать Клим), после чего недовольно повернулся на другой бок. Салам коротко объяснил Климу, как тому найти свой класс, а сам побежал в столовую.

Про театр что-то значилось только в третьей строчке длинного названия языкового летнего лагеря «Лагуна», но Лиза не зря определила Клима именно сюда – театр оказался единственным занятием для его обитателей, а французский язык – только предлогом. Однажды, например, Клим видел постановку вовсе не на французском, а чуть ли ни на суахили, причем зрители, ни слова не понимавшие, всё равно бешено хлопали и кричали «браво!». Семинары вело два типа педагогов – либо старики в бабочках, либо очень богемные личности – обычно в узких черных очках и с шёлковыми шарфами на шеях. Последние любили вытаскивать слушателей на кафедру и заставляли изображать что-нибудь нелепое – то ворону в ожидании поезда, то неандертальца, изучающего холодильник. Старички в бабочках бубнили про Софокла и Станиславского, но время от времени тоже пытались кого-то вытащить из зала – правда, сил им на это обычно не хватало – самые щуплые из учеников, наученные горьким опытом, прятались за спинами более сильных собратьев. Но и эту скромность приходилось забывать на практических занятиях – все обитатели лагеря участвовали и были зрителями во множестве постановок. Ставили обычно десятиминутные сцены – педагоги репетировали их одновременно двумя-тремя составами. Климу по жребию выпал Сирано де Бержерак Ростана.

После театральных и языковых занятий в дело вступали воспитатели лагеря – видимо, задача этих вечно бодрых людей заключалась в том, чтобы «убить» всё свободное время обитателей. В ход шли детсадовские конкурсы с выигрышем бутылки колы, квесты, спортивные мероприятия и ещё многое другое, отчего голова у Клима быстро пошла кругом. Он занялся, было, пинг-понгом, но после серии сухих проигрышей Таю – соседу-вьетнамцу, с которым они вместе ехали из аэропорта, разочаровался и в спорте, после чего принялся бесцельно бродить по окрестностям. В лагере располагалось небольшое озерцо, в котором можно было купаться, а через парк вели удобные тропинки – когда-то на них сплошь лежала плитка, но и сейчас можно было не таращиться себе под ноги, потому что выбоины и щели отчего-то располагались крайне удобно для ходьбы. Таких же, как Клим, противников организованного досуга, оказалось довольно много, и всегда находилось, с кем модно было поболтать на прогулке или во время плавания в озере. Другое дело, что такими собеседниками становились каждый раз случайные люди, а вот на близких друзей Климу пока не везло. Ни разгадывать же безумные языковые ребусы болгарина Павла? Ни слушать же непрерывные жалобы марокканца Салама на недостаточный халяль в столовой? Ни тешить, наконец, излишне серьёзное самолюбие вьетнамца Тая, проигрывая ему всухую тридцатую подряд партию в пинг-понг?

Первое публичное выступление Клима было назначено на четвертый день его пребывания в лагере. Когда-то столь малый срок ужаснул бы его, но только не сейчас – три дня казались отдельной большой прожитой жизнью. Внутри Клима как будто рухнули заборы – он мог обратиться и совершенно непринужденно поболтать минут двадцать с какой-нибудь красавицей гречанкой, на которую неделю назад побоялся бы взглянуть. Он будто заразился свободой – последствий его поступков больше не существовало. Последнее, что его волновало, был упавший в первый день велосипед. Теперь ему просто нужно было выйти и показать Сирано – гуляку и несчастного влюбленного, романтика и урода.

В гримёрке измождённая тётка, сильно пахнувшая табаком, напудрила ему лицо и неловко прилепила длинный нос. Клим пошутил было над таким гримом, но тётка отрезала, что пусть скажет спасибо, а то бы ушел с табличкой «Сирано» на шее. Клим уже привык к стилю здешней шутливой грубости, поэтому не обиделся. Перед выходом на сцену он долго вглядывался в зеркало – странно, но с огромным носом его лицо стало как будто совсем другим – глаза съехали к переносице, а и без того небольшие рот с подбородком и вовсе пропали. Он действительно стал уродом, а ведь раньше уродство Сирано казалось ему художественным преувеличением. Когда же его выталкивали из-за кулис, он почувствовал, как нос предательски отваливается. Но Клим не зря решил, что больше не будет бояться – он сунул нос в карман и вышел просто играть – зритель должен был узнать его Сирано без бутафории и табличек. За несколько мгновений перед его взором мелькнуло уродское лицо из зеркала – во всех подробностях, после чего ослепительный свет софита отпустил будто взведённую в груди пружину.

Играть во французском лагере оказалось – совсем не то же самое, что в московской студии. И прошедшие три дня не пропали зря. Клим вдруг в полной мере ощутил, что значит отсутствие сомнений, что значит ничем не стеснённая игра. Плевать, что златокудрую Роксану играла смуглая девушка из Алжира с чудовищным французским. Плевать, что из декораций – только вырезанная из картона зубчатая башня, а креслами служат пластиковые стулья. В атмосфере витал такой густой дух творчества, а от зрителей, которые не только сидели, но и стояли и даже лежали на полу, исходила такая положительная энергетика, что Клима понесло:

– "Скажите сами: как мне быть? Ведь ум всегда скрывает чувство, а я хочу его открыть!" – и растерянность действительно придавливала его к земле.

– "Я чувствую, мгновенья торопя, как ты дрожишь, как дрожь проходит мимо по ветке старого жасмина..." – и от растерянной улыбки алжирской девочки его самого охватывала лихорадка.

Когда раздались финальные хлопки и «браво» с ударением на последний слог, Клим не смог выйти на поклоны – расталкивая всех, он выбежал на улицу и принялся глубоко дышать. Воздух плотными хлопьями наполнял грудь – Климу пришлось заорать, чтобы освободиться от них. Напряжение волнами покидало его тело, только в плечах и икрах ног ощущалась странное сочетание слабости и дрожи. Клима совсем не пугало это состояние – оно не было похоже на болезнь. И никакого другого слова, кроме как «счастье», не приходило на ум, чтобы хоть как-то обозначить его.

Когда он вернулся в зал – уже зрителем, – куратор Эльза подошла к нему, положила руку на плечо и шепнула на ухо: «замечательно», а потом внимательно взглянула ему в глаза. Именно этот взгляд сделал дежурное «замечательно» запредельно высокой оценкой. Климу понадобилось не меньше десяти минут, чтобы окончательно восстановить дыхание и начать понимать, что на сцене продолжается спектакль про Сирано. Теперь его играл чисто французский состав с идеальным произношением, но действие совсем не впечатляло.

Ещё через несколько минут внимание Клима привлек оператор, который стоял рядом с камерой на треножнике с присоединенным к ней ноутбуком. Спектакли учеников снимали несколько камер для того, чтобы потом разобрать на семинарах. Оператором был француз с традиционными волнистыми волосами и столь же традиционно лёгкой небритостью. Необычным было то, что он то и дело бросал на Клима долгие взгляды через плечо, а один раз даже подмигнул. Климу подобное внимание не понравилось – в памяти всплыли предупреждения отца по поводу французских извращенцев, но бояться совсем не хотелось. В конце концов, вокруг слишком много людей.

Оператор оказался настойчивым – Клим обнаружил его на выходе из столовой после обеда. Тот снова подмигнул и произнёс заговорщицким тоном:

– Клим, я знаю твою маленькую тайну.

Мальчик обернулся, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых, но оператор, внимательно наблюдавший за ним, добродушно рассмеялся и быстро заговорил:

– Меня зовут Жиль Седан, и я работаю в этом лагере. Если ты решил, что я представляю для тебя опасность, можешь, конечно, заявить в администрацию, но тут такое дело... Я знаю, что ты не совсем обычный человек... Дело в том, что я – тоже необычный... Такой же, как и ты!

Видя недоумение на лице Клима, оператор всплеснул руками (в одной из них был зажат ноутбук) и уже совсем серьезным тоном произнёс:

– Похоже, ты действительно не понимаешь, о чём речь... В таком случае я буду первым, кто посвятит тебя. Расскажет, кто же ты на самом деле. Выбери любое место, которое покажется тебе безопасным. И где можно показать тебе кое-что на компьютере.

– В буфете, – произнес Клим и сам удивился сказанному – ему совсем не хотелось продолжать этот странный разговор, но его новая смелость уже сама по себе совершала поступки.

В буфете оператор взял себе пива, а Климу – стакан колы и уселся за столик в углу. Остальные столики были заняты обитателями лагеря, а за одним из них продолжался, кажется, семинар – Клим узнал одного из педагогов, который вещал в окружении учеников, размахивая наполовину откусанным круасаном. Жиль тем временем запустил ноутбук и, отхлебывая своё пиво, свободной рукой орудовал тачпадом. На экране появилось видео с сегодняшнего спектакля – Клим увидел себя: сначала издалека, потом камера наехала ближе. На лицо легла какая-то тонкая белая сетка, появились цифры в нижнем правом углу. Жиль ткнул в них пальцем и произнёс:

– Вот: расстояние между твоими бровями на десятой секунде выступления – тридцать восемь миллиметров, а спустя минуту и семь секунд – уже тридцать два. Ширина лица на уровне рта в начале выступления – сто двадцать три миллиметра, а на седьмой минуте – на двенадцать миллиметров меньше. Ты понимаешь, что это значит?

Клим ошеломлённо смотрел на экран и не отвечал, а оператор продолжал:

– Это означает, что ты – гару.

Видя вздёрнутые брови собеседника, он уточнил:

– Ты способен менять свою внешность. Только не надо пугаться! Просто усвой: ты – особенный. Это во-первых! А, во-вторых, ты – не один такой на свете, не обольщайся. И, кстати, один из твоих родителей – тоже гару. Поскольку тебя не инициировали в десять лет, похоже, что он или она – как и ты, не посвящен... Мне по инструкции следует тебя сейчас оставить – нужно, чтобы ты свыкся с мыслью о своей истинной природе. Сейчас тебе, опять же судя по моей инструкции, полагается испытывать глубокий шок. А вот завтра ты захочешь объяснений, и тогда уже сам меня найдёшь. Только не тяни, у нас не так много времени. Я живу в административном корпусе – спросишь оператора Жиля, и тебе покажут. А сейчас допивай свою колу и немного пройдись вокруг озера – это должно помочь, если опять же верить моей инструкции...

Жиль захлопнул ноутбук и выбрался из-за стола, будто его прогоняли, а Клим замер на своём месте и не мог двинуться. Потом он достал электронный переводчик: «гару – оборотень» – прочитал он и ничуть не удивился. Если бы дело было в миллиметрах между бровями, он бы не раздумывая обратился с жалобой на приставания оператора Жиля в администрацию. Но на экране ноутбука он увидел себя с длинным носом Сирано – почти тем самым, который отклеился у него перед выходом на сцену. Тот отклеенный нос всё ещё лежал нелепым комком в кармане. «Я – гару» – произнёс Клим шёпотом, но эти слова были пустышкой на фоне той пропасти, края которой сомкнулись над его головой всего пару минут назад.

Глава 2 «Скаут»

Клим послушно обошёл озеро дважды – к концу второго круга начало темнеть, и к лавочкам на берегу потянулись ученики – некоторые успели обзавестись парами. Вслед за ними ходили бдительные воспитатели, то и дело громко и скучно напоминавшие: «ужин заканчивается через двадцать минут!» или «отбой – через пятнадцать минут!». Их вскрики привели Клима в себя – оказалось, всё это время он бродил без единой мысли в голове. Он просто не знал, что ему думать. Сказка вторглась в его жизнь с такой убедительностью, что теперь ни во что нельзя было верить: разве земля, по которой он бредет – действительно твердая, а маленькое озерцо – не картонная декорация? «Я могу менять свою внешность», – повторял Клим, но смысл этих слов вскоре стал пропадать, оставалась только сжимающая сердце тревога. Мир вокруг него опустел, стал враждебным и перевернулся верх тормашками – его нужно было изучать с самых азов. Эта пустота внутри и снаружи пугала и одновременно – чем-то неуловимо манила. Возникло забытое ещё в далёком детстве ощущение пронзительной новизны каждого прожитого мгновения – что ждёт за тем кустом или в той ложбине? Не ещё ли один совсем не похожий ни на что мир?

Вдоволь нагулявшись, Клим пошёл в свой корпус и заперся в туалете – только там было зеркало. Лицо, которое смотрело из него, было всё тем же – как во вчерашней обычной жизни. Клим затаил дыхание и представил у себя длинный нос – отражение натужно хмурилось, а нос оставался всё тем же. Только ноздри раздувались и белели от натуги. Безуспешные попытки продолжились, пока снаружи ни забарабанили:

– Эй, русский, ты ведь не один, лопнем же!

Клим поспешно открыл дверь – действительно, трое мальчишек выстроились в очередь вдоль стены. Их лица выражали крайнюю степень напряжения. Над ними висел телевизор, на котором без звука шёл фильм – люди разбегались от каких-то гигантских монстров. Клим замер, вглядываясь в экран, а потом облегчённо рассмеялся – какой же он дурак! Ведь все эти миллиметры между бровями, да и длинный нос тоже – наверняка элементарно рисуются в компьютерной программе. Как монстры в кино. На Жиля надо всё же заявить в администрацию и выкинуть его сказки из головы. Перед тем, как заснуть, Клим пожурил себя за излишнюю доверчивость, но не мог не признать – ему стало жалко, что вся история с оборотнями – всего лишь дурацкий обман.

Первым уроком на следующий день были танцы. Клим поморщился, когда увидел рядом с мадмуазель Одри, педагогом по этому предмету, Жиля Седана с камерой. Они о чём-то оживлённо разговаривали, пока шла разминка. Когда оператор пересекся взглядом с Климом, тот снова поморщился и отвёл глаза. Он уже не мог видеть, как Жиль в ответ сокрушённо покачал головой.

Сегодня репетировали вальс. Мадмуазель Одри ходила между парами, поправляла осанку или велела меняться партнёрами, чтобы уравнять их в классе и умении. В какой-то момент она отошла к оператору – тот ей что-то энергично говорил, тыкая пальцами в разных учеников. Вернувшись, мадмуазель Одри поставила в пару к Климу ту самую вьетнамку Лин, вместе с которой он ехал в лагерь из аэропорта.

На Лин был топ с тонкими бретельками, поэтому правой рукой Клим то и дело натыкался на голую кожу на её лопатке. Это его смущало, но потом он взглянул девочке в лицо и успокоился – та была сама сосредоточённость. Лин оказалась на полголовы ниже, но довольно профессионально держала осанку и прислушивалась к тому, как Клим её вёл. Мадмуазель Одри снова устроилась рядом с Жилем и непрерывно считала: «Раз-два-три». Оператор ей что-то энергично шептал на ухо. Мадмуазель Одри одновременно слушала его и громко повторяла:

– Легче и свободней! Раз-два-три! Девушки – вы ангелы! Раз-два-три! Вы легки и воздушны! Раз-два-три! Юноши, почувствуйте, насколько невесомы ваши партнёрши! Раз-два-три! Они сейчас взлетят!

Клим кружил и кружил вместе с Лин, пока его рука не наткнулся на что-то постороннее на коже девушки – твёрдое и одновременно шершавое упёрлось в его ладонь. Он ненароком двинул руку дальше и увидел, как губы Лин исказила боль. Ужас тенью промелькнул по её лицу, она резко отстранилась и бросилась прочь из зала. Клим остановился и беспомощно взглянул на мадмуазель Одри – та махнула рукой в сторону убежавшей девочки. Потом подскочила ближе и заорала Климу на ухо: «Узнай, что с ней! Раз-два-три!».

Клим выбежал за дверь и увидел силуэт Лин между деревьями – парк подступал к самому танцевальному корпусу. Девочка уже не бежала, а просто быстро шла. Клим следовал за ней на расстоянии и прикидывал, что же ей сказать и на что такое он наткнулся на её спине. Он осмотрел свою правую руку, но не увидел ничего, кроме прилипшей пушинки. Лин добралась до забора усадьбы и пошла вдоль него. Клим решился было нагнать её, как тут девочка заметила его и остановилась. Она сжалась так, будто её хотят ударить. Клим подошёл и сказал:

– Извини, что сделал тебе больно. Могу я чем-нибудь помочь?

– Можешь! – раздалось у него за спиной. Клим резко обернулся и увидел Жиля – тот ухмылялся шагах в десяти от них. – Вы, ребята, можете помочь друг другу. То, что с вами только что произошло, называется совместной метаморфозой. Ваши усилия умножаются при контакте – так что вы только-что чуть было не превратили Лин в ангела. Если не хотите себя окончательно раскрыть, всё-таки придётся поверить мне и пройти инструктаж.

– Ты его знаешь? – шёпотом спросил Клим у Лин – та обречённо кивнула. Он взял её за руку и повернулся к Жилю:

– Мы готовы, – само собой вырвалось у него из горла...

– ...Вы, ребята, не представляете, как мне повезло, – Жиль вытянул ноги на стилизованной под бревно скамейке. Клим и Лин сидели с ровными спинами на соседней такой же скамейке, стоявшей под прямым углом к первой. Вся эта конструкция располагалась на небольшом холме – парковые деревья обступали его с трех сторон, а с четвертой открывался вид на лагерь. Клим настоял на этом месте – с одной стороны, тут довольно уединенно, с другой – практически у всего лагеря на виду. Жиль тем временем продолжал:

– Сразу выявить двух новичков – это большая удача! Понимаете, ребята, наша с вами раса столетиями испытывала гонения. Наших предков сжигали на кострах церковники, протыкали вилами тупые крестьяне. Нас рассеяли и запугали – так, что мы забыли сами себя. Да и сейчас – не легче... Но об этом потом. Главное, ребята, что вам нужно усвоить: вы особенные! Вы лучше всех остальных...

– Чем именно? Какой толк в отращивании носа или перьев на спине? В цирке выступать или в разведчики податься? – Клим встрял в самодовольный монолог Жиля. Тот снисходительно улыбнулся и продолжил:

– Своим вопросом, юноша, ты показал абсолютное незнание собственной природы. А теперь внимание! Вопрос: сколько мне, по вашему мнению, лет? Можете не отвечать, поскольку угадать это невозможно – мне сто двадцать два года. Да-да-да – я родился ещё в девятнадцатом веке, и то, что вы видите перед собой – это моя пятая базовая метаморфоза. Ребята, осознайте главное: для оборотня тело – это одежда. Своей собственной волей вы можете сменить своё прежнее тело на совершенно новое!

Жиль замолчал, наслаждаясь эффектом. Пауза затягивалась, пока Лин громко не вздохнула:

– А мы будем в полнолуние превращаться в волков и лисиц?

– О, мадмуазель, вас это пугает? Тогда надо учиться – вы должны уметь держать себя в руках! Полёт вашего воображения с каждым днём будет всё опасней и опасней. С впечатлительными натурами, которые не могут не думать о белой обезьяне? – знаете такую индийскую притчу? – именно такая напасть и происходит.

Дети испуганно переглянулись. Клим представил, как он в облике волка мечется по залитой огнями ночной Москве, и похолодел. Лин же решительно заявила:

– Тогда учите – прямо сейчас!

– Мадмуазель, не надо командовать – я ведь не учитель. Я всего лишь скаут. Моё дело – найти вас, провести инструктаж и – до свидания! Дальше разбирайтесь со своими кланами или езжайте на стажировку к Веллингтону!

Недоуменные взгляды детей заставили Жиля умерить вспышку негодования:

– Ладно, – примирительно продолжил он и вскочил на ноги. – Для начала встаньте!

Клим встал и подал руку Лин. Жиль торжественно достал из кармана джинсов цепочки и протянул их детям:

– Это ваши жетоны – только не вздумайте вешать их на шею. Цепочки здесь так – для красоты. У нас ещё будет официальный обряд посвящения – когда найдём время выйти на связь с головным офисом в Лондоне.

Клим поймал выскользнувший из рук Жиля предмет – им оказался блестящий белый медальон. На одной стороны был выгравирован профиль человеческой головы, на другой – мелкие значки. Жиль снова повалился на скамейку и продолжил своим менторским тоном – теперь к нему примешалась скука – будто текст в неизменном виде повторялся уже в сотый раз:

– Профиль, меняющийся с человеческого на волчий в зависимости от угла зрения, олицетворяет метаморфозу. На оборотной стороне указаны контакты международной консультационной группы – выходите на сайт, а там что-то похожее на скайп, только с полной защитой канала. Ваш индивидуальный пароль отражается на жетоне при освещении его ультрафиолетовой лампой в темноте. Для активации жетона приложите большой палец к той стороне, где профиль, а я потом подтвержу центру, как ваш скаут. При вызове из центра жетон будет светиться зелёным, так что поглядывайте на него. Да, и не реже раза в три месяца минут пять обрабатывайте его в микроволновке – он так заряжается...