Текст книги "Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного. 1941-1945"

Автор книги: Валерий Вахромеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Мы подходим к Василию, чтобы посмотреть на результат наших трудов. На самом дне банки из-под мармелада белеет маленькая лужица молока. И это после долгой и упорной борьбы! Выпив по глотку дорогого молочка, мы весело расхохотались. Встали, собрали свои нехитрые пожитки и отправились своей дорогой, взглянув на прощание на «кормилицу». Она продолжала размеренно жевать свежую траву и уже забыла о непрошеных гостях.

Пасмурное раннее утро, дождь закончился, повсюду на траве, кустах и деревьях – капли влаги. Всю минувшую ночь, промокшие насквозь, мы, не останавливаясь, шли прямо под дождем. Пора поискать еду и место для привала. Кругом – поля и перелески, но вот на вершине небольшого холма показался дом, потом еще и еще. Деревушка спала, но мы тем не менее спешили навстречу жилью, огородам… У ближайшего дома безо всякого опасения перемахнули через изгородь и начали искать на грядках овощи. Мы спешили, ведь рассвет на немецкой земле – тоже наш враг. Разбрелись по огороду, везде – идеальный порядок: грядка к грядке, растение к растению, все дорожки выложены плоским камнем. Сам двухэтажный дом больше похож на небольшой, но богатый особняк, выстроенный из красного кирпича, такой же аккуратненький, как и огород. Не дом, а игрушечка, точнее не скажешь! Василий с Николаем «трудятся» слева от дорожки, а я с правой стороны: согнувшись в три погибели над грядками с морковью, вырываю ее из земли и складываю в мешок, лежащий у ног. Постепенно уходит спешка, суета, я увлекаюсь своим занятием: ботва остается снаружи, морковки падают внутрь.

И тут у меня появляется неприятное ощущение, какая-то тревога, от которой я все никак не могу отделаться. Пытаясь понять, откуда это чувство взялось, принимаюсь оглядывать пространство вокруг себя, и почти сразу мой взгляд упирается в чьи-то обутые в ботинки ноги. Кто-то из моих товарищей, – помню, подумал я. Поднимаю голову и вижу перед собой старика-немца, спокойно наблюдающего за моей работой, заложив руки за спину. Резко выпрямляюсь. Старик лет семидесяти, невысокий, среднего телосложения, на голове пышная копна белых волос; на нем темные брюки, рубашка и суконный жилет.

Вначале опешив, быстро начинаю соображать, что можно предпринять и откуда он вообще взялся. Беру в руки мешок, показываю на него и произношу одну из фраз, твердо заученных еще в школе: «Ich wiell essen!» – «Хочу есть!» Тут же кричу ребятам: «Немец!» Они реагируют очень быстро, и все трое мы перескакиваем через забор. Обернувшись назад, краем глаза замечаю, как, нагнувшись, старик, словно ничего не произошло, поднимает с земли и складывает в кучу оторванную мной морковную ботву. Странное поведение старика необъяснимо. Почему он не закричал, не позвал на помощь? Ответа нет. Быть может, мое короткое объяснение было слишком выразительным? Да нет, вряд ли, ведь он так долго наблюдал за мной, прежде чем я заметил его. Окажись он – чисто теоретически – в русском плену в Первую империалистическую, просто послал бы меня матом. В общем, загадка осталась неразрешимой.

В первый месяц у меня не совсем гладко складывались отношения с товарищами по побегу. Я, в отличие от них, был очень ослаблен лагерями и плелся всегда замыкающим. Часто я мог их нагнать только на привале, когда они, уже успев отдохнуть, готовились идти дальше. Шел я босиком, потому что свои лагерные деревянные колодки оставил в казарме. В них невозможно было идти тихо, уж больно громко они стучали. У Василия и Николая были еще крепкие ботинки, прихваченные с завода. Идти ночью по лесу босиком тяжело. Сучки впиваются в подошвы, острые камни режут кожу.

Поздний вечер. Тихо и безветренно. Мы остановились у подножия высокого холма. Между Василием и Николаем произошел спор: куда идти? Василий хочет идти через вершину холма, при этом отклонившись от направления на юго-запад. Николай, которого поддержал и я, предлагает миновать холм и идти строго на юг. Скоро атмосфера накалилась, спор перешел в ругань и взаимные оскорбления. Тогда Василий молча развернулся и один пошел на вершину холма. Он отошел уже далеко, ни разу не обернувшись на нас.

Мы с Николаем переглянулись и пошли следом, чтобы не нарушать группу. Василий дошел до вершины и только там остановился и дождался нас. За время пути страсти несколько поостыли. Так и пошли дальше: впереди Василий с Николаем, о чем-то тихо переговариваясь, а я сзади плетусь. Вдалеке послышался собачий лай, значит, скоро деревня. Дорога раздваивается, левей вела к чернеющим домам. Остановились.

Крупные летние звезды рассыпались по небу. В тишине стрекочут цикады. В воздухе не слышно ни малейшего дуновения ветерка. Состояние природы передалось и нам. Присев на обочине дорога, мы спокойно обсудили этот неприятный случай. Тогда мы раз и навсегда решили, что в группе должен быть один лидер. Его слово должно быть решающим. Так Василий стал вожаком среди нас.

Вторые сутки мы не могли двигаться дальше на юг: путь нам преградила большая и полноводная река. Водная преграда была всюду, куда бы мы ни двинулись – вправо или влево. Пытались найти на берегу какую-нибудь лодку, но не смогли. Мы могли бы, конечно, переправиться на другой берег вплавь, но один из нас, Николай Тимошинов, не умел плавать… Уже два дня мы потеряли в поисках способа переправиться на другой берег. Наступил вечер второго дня, и все-таки мы не теряли надежды перебраться на другую сторону.

Неожиданно, возле небольшого лесочка, недалеко от нас, мы увидели мужчину с собакой, шедшего по направлению к нам, – это нас встревожило, и мы бросились бежать в глубь леса. Как всегда, я тащился последним и, чтобы как-то отвлечь внимание незнакомца, я залаял по-собачьи. Вначале мои друзья испугались этого «лая», но потом поняли, что это лает не собака, а я. Отбежав подальше, я объяснил своим друзьям, что научился лаять еще в детстве, когда проводил каникулы в деревне, в Ярославской области: этому научили меня местные ребята, и я «лаял» ничем не хуже настоящей собаки! Отдышавшись и успокоившись, мои друзья весело рассмеялись, а обнаружив, что за нами никто не гонится, похвалили меня за мою смекалку. Видимо, хозяин и собака решили, что мы, как и они, просто гуляем по лесу.

Мы устроились в лесу на ночлег, и, надо же было такому случиться, на нас внезапно набрело стадо коров – видимо, пастух гнал его домой через лес, где мы и остановились. Эта встреча ничего хорошего нам не сулила. Мы снова бросились бежать, и на этот раз в кустах наткнулись на ограждение из колючей проволоки, здорово поцарапались и кое-где порвали одежду. И опять на пути была река, но, на наше счастье, недалеко от берега мы обнаружили ствол поваленного дерева. Он был большой и сухой. Мы перекатили его к воде. Николай крепко ухватился руками за него, а мы с Василием стали вплавь буксировать дерево с нашим приятелем к противоположному берегу. У берега течение было не очень сильным, а на середине реки нас стало сносить течением. Василий и я прилагали все усилия и изо всех сил гребли на другую сторону, Николай тоже одной рукой помогал нам. Вот мы и приплыли! Оставив бревно, мы вышли на берег и отжали, как могли, свою одежду. На склоне оказалось поле, засаженное картошкой. С радостью и облегчением накопали картошки, разожгли костер в небольшом лесочке и сварили ее в ведре. Сытно поев, мы еще долго «переваривали» все то, что нам пришлось испытать в тот день.

Темнота хоть глаз выколи! Идем через поле и овраги, минуем лесочки и жилье. Упираемся в канаву шириной около двух метров, до краев наполненную водой. Бродим, бродим вдоль нее. Никак. Решаем идти напрямик. Спускаемся в воду, первый из нас сразу же проваливается до пояса, за ним остальные. Выбираемся наверх и дальше продолжаем путь по чистому, усаженному травой полю, беспечно болтая между собой. Вдруг раздается дребезжание зуммера, раздается немецкая речь, отрывистые команды, и неожиданно ввысь взлетают яркие полосы света. Прожектора! Как по команде падаем на землю. Лучи прожекторов сначала шарят где-то высоко в небе, потом вдруг резко пробегают по земле, кажется не оставляя ни одного уголка в тени. В нескольких десятках метрах от нас мы замечаем немецкие самолеты. Прожектора выхватывают из темноты свастику на хвостовом оперении. Лежим не двигаясь и молча. Но вот опять слышится лающая команда по-немецки, свет прожекторов мгновенно гаснет, лишь нити накаливания еще долго тлеют красноватым светом. Немцы о чем-то переговариваются между собой, а мы ползем обратно, опять переходим вброд канаву с водой и почти убегаем прочь от аэродрома. Если бы не прожектора в кромешной темноте, мы угодили бы прямо в лапы к немцам! Случайность? Быть может. Но такие случайности несколько раз спасали нас в пути, во время трехмесячных скитаний по чужой земле.

Идем напрямик через поле, по посаженной пшенице, к виднеющейся вдали деревушке. Наступает утро, а в заветном мешке еще пусто, поэтому, дойдя до деревни, прямиком заглядываем в сарай, один из тех, в каких немцы обычно держат кроликов и кур. Возле крайнего дома нас обдает мощным запахом навоза. Стараясь глядеть по сторонам, я с ходу врезаюсь в огромную, как пирамида Хеопса, навозную кучу под окнами одного из домов. Все руки и «костюм» в липких ошметках. А говорят, немцы – всегда и повсюду аккуратисты!

Присмотревшись, обнаруживаю такие же египетские пирамиды (только на немецкий лад) и по другую сторону улицы, почти возле каждого дома. Вонь невероятная! Видимо, крестьяне собирались везти навоз в поле. Минуя кучи, мы вышли на середину деревни, и там дорога разделилась надвое.

Встав на перекрестке, обсуждаем дальнейший маршрут. У ближайшего дома огорожена небольшая площадка – закуток для кур, а в задней части дома проделано небольшое отверстие, через которое, очевидно, куры выбираются на улицу. Я поделился своими соображениями с ребятами. Вначале решили не лезть на рожон, но время подгоняет, и втроем мы направляемся к курятнику.

Дырка в стене оказалась очень маленькой. Пытаюсь пролезть в нее, просунув руку вместе с головой. И вот я внутри. В темноте я нащупал доску, стоявшую под наг клоном, взялся за нее руками и с грохотом, вместе с доской свалился куда-то вниз. Пол курятника оказался намного ниже уровня земли. Услышав шум, мои друзья замерли, затих и я, прислушиваясь к звукам, шедшим сверху. Встал, замер, в голове одна за другой проносятся мысли: кто еще мог услышать этот шум? Кто там, надо мной? Успею ли я быстро вынырнуть через лаз обратно на улицу? Неужели я в ловушке?! Широко расставив руки в стороны, выжидаю минуты две-три. Понемногу начинаю исследовать темноту вокруг себя. Вдруг левая рука натыкается на жердь. Провожу по ней ладонью, и мои пальцы натыкаются на лапу спящей курицы! Тогда правой рукой (левая осторожно берет курицу за ногу) пытаюсь нащупать в темноте голову курицы. Есть! Потом вторая, третья, четвертая. Выбрасываю безголовых кур в отверстие в стене, где их подхватывают мои друзья, а потом шепчут мне: «Хватит!» Остается понять, как же мне отсюда выбраться? Пол в курятнике почти на метр ниже уровня земли на улице. Наверху что-то снова скрипнуло, я вновь замер по стойке «смирно». Весь обратился во внимание. Еще несколько томительных минут. Кругом все затихло, и я осторожно просовываю опять голову и правую руку в дыру и с помощью друзей выбираюсь на свободу. Взвалив на плечи мешок с курами, мы быстренько направляемся вон из деревни, минуя вонючие пирамиды и по-прежнему спящие крепким сном дома. Сваренная в лесочке курятина показалась мне необыкновенно вкусной – после стольких-то переживаний! Думаю, моим друзьям она тоже пришлась по вкусу.

Эльзас

Заканчивался второй месяц наших скитаний. По нашим расчетам, мы должны были находиться где-то возле границы с Эльзасом. Не дожидаясь наступления ночи, мы вышли из леса, направляясь на закат, в сторону, где садилось солнце. Шли по проселочной дороге между полей, чуть слева виднелись дома деревни. Кругом ни души. По мере того как солнце садилось, становилось прохладнее. Когда мы подошли к лесу, оно уже спряталось за кронами деревьев. Как всегда дружелюбно встретил нас прохладный сумрак леса. На небе обозначились звезды, их едва было видно сквозь пышные кроны огромных деревьев. Лучше всего дождаться наступления ночи. Огромные стволы деревьев стояли на почтительном расстоянии друг от друга, и наша спутница-луна щедро освещала поляны. Тишина. Вокруг все безмолвно, словно в таинственной, захватывающей сказке.

Идем по лесу уже несколько часов подряд, а он все не кончается. Выходим на едва заметную тропинку. Она тянется вдоль просеки, с двух сторон огражденная естественным забором – стеной деревьев. Найдя сухое место под огромным деревом, мы с Василием опустились на землю. Посоветовавшись, решили остаться здесь до утра. Только было собрались спать, как вверху, в ветвях дерева что-то затрещало, зашумело, с дерева посыпались обломки сухих веток и листьев. Над нами явно расположилось какое-то живое существо: издав какие-то странные звуки, оно быстро умолкло. И вновь стало тихо. Оцепенев от неожиданности, мы как завороженные сидели не шевелясь, и только когда неведомый нам «демон» умолк, мы поднялись. Собрав свои скудные пожитки, мы побыстрее отошли от дерева прочь, ища в темноте другое подходящее место для ночлега. Так и не поняв, кто же сидел в ту ночь над нами. Птица? Зверь?

Проснулись мы, когда солнце уже встало, и в лесу слышался птичий щебет. Умывшись водой из небольшой лужицы, снова тронулись в путь. Тропинка вывела нас к небольшому полю. Стало жарковато и снаружи, и внутри. Снаружи припекало солнце, а внутри – голод. Решаем поскорее выбраться из леса и порыскать в ближайших огородах в поисках овощей или фруктов. Дорога круто свернула на запад, а мы двинулись дальше по полю, на юг. Снова входим в лес. Пройдя метров триста, наткнулись на большой, довольно старый дом, похожий на черепаху. Доски, которыми были обиты стены, почернели, а широкая крыша, покрытая дранкой, кое-где сгнила. Решаем зайти в дом, узнать у хозяев, где мы находимся, и рассчитывая, что нам перепадет какая-нибудь еда. Подходим ближе.

Вдруг из широко раскрытых ворот выскакивает и рысью бежит к нам мужчина, катя перед собой большую деревянную тачку, полную навоза. Сначала он не поднимал головы, потом, увидев нас, резко остановился, отпустил тачку и с выражением ужаса на лице громко заорал, бросившись назад в дом. Постояв с минуту на месте, мы недоуменно переглянулись и стали обходить дом. В нем царила мертвая тишина. Мы уже не видели смысла заходить внутрь и, оглянувшись в последний раз на древнюю развалюху, опять углубились в лес. Лишь отойдя на приличное расстояние, мы поняли, что же испугало незнакомца и заставило его убежать от нас прочь. Наш внешний вид не внушал особого доверия, поэтому встреча в дремучем лесу, как справедливо решил мужчина, не могла сулить ему ничего хорошего. На Василии была пилотка, одна на двоих с Николаем, а на моей голове красовалась подкладка от нее. На мне был широченный пиджак, в который я, кажется, завернулся дважды, а вместо ремня на поясе он был стянут веревкой. Такие же широкие брюки болтались на бедрах. На ногах – рукава огородных пугал, снизу вверх перетянутые алюминиевой проволокой. Василий был одет чуть поприличнее: помимо пилотки на нем были сапоги и гимнастерка. Кроме того, на моей спине болтался мешок, завязки от него были стянуты узлом у меня на груди. В этом мешке было пустое ведро. Мы привыкли к своему маскараду, а вот эльзасца он сильно напугал. О том, что мы уже шли по территории Эльзаса, мы узнали позднее.

Потеря
^{(Недалеко от границы Эльзаса, конец июля 1942 года)}

Раннее утро. Летнее солнышко только-только золотит верхушки деревьев. Еще веет ночной прохладой. Мы, трое беглецов, расположились в густом кустарнике посреди леса. Позади трудный ночной переход. На исходе второй месяц наших скитаний по враждебной Германии. Но каждый шаг по Германии приближал нас на шаг к Родине. Из наших мешков мы высыпаем прямо на траву ночную добычу: несколько кочанов капусты, морковь, брюкву. Василий пошел проверить, насколько безопасна наша стоянка. Через некоторое время он радостно сообщил нам, что в лесу протекает чистый ручей, и мы можем в нем помыться. Метрах в двухстах от нашего лагеря действительно протекал ручей шириной не более метра. Ручей неглубокий, но с чистой, прозрачной водой. Договорились, что будем мыться по очереди, то есть один моется – двое дежурят.

Сквозь кроны сосен пробиваются ласковые лучи солнца и искрятся в тихой воде прозрачного ручья. Слышно беззаботное пение лесных пичуг. Настроение великолепное! Скорее скинуть свое рваное тряпье и ополоснуться в свежей и чистой воде, впервые за два месяца! Свежесть купания придает новые силы, ощущение радости жизни. Хотелось вот так спокойно, ничего не опасаясь, отдохнуть, забыв о войне и ежедневных тревогах. Но расслабляться нам нельзя, об этом напоминает неумолимое солнце, которое поднимается все выше и выше над вершинами сосен.

Уже наступает день, нам пора прятаться в наше укрытие. И, немного позавтракав, мы крепко уснули, напоенные легким сосновым воздухом. Время прошло незаметно, как один миг. Проснулись под вечер. Солнце перевалило за время нашего сна на другую сторону леса. Нам пора собираться в путь-дорогу на юг, в сторону Франции. Доев остатки завтрака, идем мимо гостеприимного ручейка. Кончился сосновый лес, перед нами асфальтированное шоссе. Его нужно перейти. Из кустов долго наблюдаем за дорогой. По шоссе часто проезжают машины в ту и другую сторону. Улучив удобный момент, мы втроем перебегаем широкую ленту асфальта и скорее ныряем в лес.

Быстро смеркается в чаще после захода солнца. В густом лесу идти становится все труднее и труднее. На небе появляются первые вечерние звезды, смолкают птицы. Уже не слышно шума со стороны шоссе. Зубчатый силуэт леса контрастно вырисовывается на фоне закатного неба. Вот уже около двух часов мы идем просекой по высокой и росистой траве, но признаков близкого жилья не ощущается. Впервые за наш путь лес тянется так долго. Мы уже проголодались, но кругом – лес и никаких огородов. Вот наша просека упирается в поперечную просеку. Решаем, куда идти. Если налево – отклонимся от маршрута на запад, что нежелательно. Решаем идти вправо, на восток.

Примерно через полчаса слышим собачий лай – значит, жилье близко. Осторожно, друг за другом выходим из леса. Слева продолжается лес, справа – большое чистое поле. У дороги в загоне похрюкивает большая свинья, важно расположившись в грязи, которая блестит в свете взошедшей уже луны. Обогнув загон со свиньей, мы выходим на проселочную дорогу. С одной стороны дороги тянутся огороды, обнесенные изгородью, с другой – ровные ряды сливовых деревьев.

Луна сменила солнце и освещает широкое поле, ровную дорогу. Василий идет по обочине дороги, трясет сливы и наслаждается их плодами. Николай и я идем вдоль изгороди. Вдруг мы замечаем в стороне от дороги, у изгороди, мотоцикл. Обошли вокруг, не зная, что с ним делать. Решаем не трогать, от греха подальше. Прошли дальше – забор кончился, и показался большой сарай. Около сарая стояли несколько сеялок и другие сельскохозяйственные машины. Слева от них были брикеты сена, сложенные в пирамиду. Возле ворот сарая стоит стог сена. Я заметил на одной из сеялок ведро, о котором мы уже давно мечтаем, так как нам не в чем варить картошку. Взяв ведро в руки, посмотрел его дно на просвет, замечаю при свете луны дырки. И вдруг в ночной тишине мой слух уловил ровное тиканье часов… Это меня насторожило: откуда здесь часы? В это время Николай подошел к пирамиде прессованного сена, на которой висел кем-то забытый пиджак. Меня же мучил вопрос: откуда идет тиканье?

Осторожно ставлю ведро на прежнее место и смотрю по сторонам. И только теперь я заметил, что на куче сена возле сарая лежал человек, заложив руки за голову. Тихо подхожу к Николаю, который бесцеремонно роется в карманах пиджака. Не успел я ему ничего сказать, как человек резко вскочил…

Перед нами в ярком лунном свете стоял высокий, крепкого телосложения человек. Он был в рубашке с закатанными рукавами, с непокрытой головой. Он спросил по-немецки: кто мы такие? Николай, немного знавший немецкий, сказал, что мы русские, просим соли и спичек. До человека было шагов десять – пятнадцать, и мы, переговариваясь с ним, сделали несколько шагов в его сторону.

В этот момент он быстро нагнулся и вновь выпрямился. В руках у него был… карабин! И только теперь мы разглядели офицерские погоны. В тишине ночи лязгнул затвор. «Halt!» («Стой!») – звучит приказ.

Ствол карабина поочередно перемещался от одного к другому. Сзади офицера была стена сарая, справа от нас стояли сеялки, а уже за ними – дорога. Позади был частокол забора и кустарник. Тихо говорю Николаю: «Бежим врассыпную!»

И я рванулся вправо, мимо сеялок – на шоссе. Василий, в это время увлекшийся сливами, не знал об опасности и был в стороне от нас. Мне вослед прозвучали два выстрела. Споткнувшись, я упал, быстро вскочил и побежал дальше, в сторону леса. Передо мной бежал Василий, явно не понимая, что произошло. Прогремел еще один выстрел, и пуля просвистела где-то чуть выше правого уха.

Наконец мы, тяжело дыша, вбежали в спасительные кусты. Еле-еле переведя дух, я коротко рассказал Василию о встрече с офицером. По всей округе яростно лаяли собаки, встревоженные выстрелами. Мы остались вдвоем, Николая нет. Что с ним?

И вот мы с Василием стоим на опушке леса, вблизи дороги. А по дороге рослый немец с карабином наперевес ведет нашего Николая… У нас нет никакой возможности выручить товарища: шоссе хорошо освещено луной, да и немец идет, повернув голову в нашу сторону, а за шоссе – открытое поле. В это время Николай кричит: «Валера! Вася! Он говорит, что ничего вам не сделает, выходите!» Мы из кустов крикнули ему: «Беги, лес рядом!»

Николай рванулся, но не учел, что у дороги проходит кювет, и упал в придорожные кусты. Немец выстрелил, и раздался крик нашего раненого товарища. Мы, к нашему великому огорчению, могли лишь со стороны наблюдать, как немецкий офицер нагнулся и левой рукой поднял из канавы Николая, правой держа дуло карабина в нашу сторону. Долго еще мы слышали из своего укрытия крики нашего друга и отдаленный лай встревоженных собак… Потрясенные, мы долго шли молча, стараясь быстрее уйти от возможной облавы на нас. Дальше мы уже вдвоем продолжали свой путь.

И встретились с Николаем лишь после войны. Оказывается, немец прострелил ему тогда левое плечо и повредил лопатку. Ему пришлось пройти несколько концлагерей, и в конце войны его освободили американские солдаты. Но это уже другая история, а пока наш путь лежал в сторону Франции.

Мы грустили о потере своего товарища, но надо было двигаться дальше, пока еще мы на немецкой земле и расслабляться не можем. Надо было продолжать движение в сторону французской границы, хотя мы и не представляли, где она. Известно только, что надо было все время держаться направления на юг, стараясь не отклоняться.

Легко сказать, но мы идем по густонаселенной местности, где сплошь и рядом города и деревни, их приходится все время с опаской обходить стороной. Сильно затрудняют наш путь водные преграды – реки, речушки и каналы. Приходится постоянно петлять и уходить от намеченного маршрута. Затрудняют и ночные переходы, ведь не всегда нам светит луна или звездное небо подсвечивает дорогу. Часто приходится идти в кромешной тьме и ориентироваться скорее интуитивно, не наблюдая никаких видимых ориентиров. Но ночи летом коротки, мало времени для передвижения. Стараемся идти быстро, чтоб пройти больше за темное время ночи. А днем мы не рискуем передвигаться, остаемся на отдых. Чтоб накопить сил на следующий ночной переход.

Мы молча, в подавленном состоянии, идем дальше…

Где-то на границе Эльзаса, лунной ночью, мы огибали деревню – обходили ее задворками, огородами. Кое-где были видны яблони. Наше внимание привлекло довольно высокое, но чахлое дерево, почти без листьев. Зато на нем висели большие яблоки, и их было много. Мы остановились возле металлического забора из прутьев с заостренным верхом чуть больше метра высотой и стали размышлять: стоит ли рвать? Но попробовать, конечно, стоило! Недолго думая, я накинул свой вещмешок на острие прутьев и быстро перемахнул в сад. Взобравшись на яблоню, я потряс ее, яблоки со стуком попадали на землю – упало их десятка полтора-два. Я спокойно собрал свой урожай в мешок и уже собирался было перепрыгнуть обратно к Василию, ждавшему меня по ту сторону изгороди, как вдруг мое внимание привлекли два улья. «Вася! – шепотом позвал я друга. – Ульи! Пчелы! Попробуем медку, а? Гусей ели, кроликов ели, кур тоже, не грех попробовать и меда!» – «Ну, давай!» – послышался из-за забора голос товарища. Положив на землю мешок, я принялся стаскивать огромный камень с верхней части одного из ульев. Камень был невероятно тяжелым. Сбросил доски и какие-то тряпки, оказавшиеся под камнем… Вот и соты.

Чувствуя, как в груди сильно колотится сердце, я приподнял рамку и выдвинул ее – всего лишь на треть, и тут вдруг кругом все загудело, улей заходил ходуном, в руку меня ужалили несколько пчел. Несмотря на боль, я еще немного приподнял рамку, но жужжание стало еще сильнее… В испуге я бросил свою затею и, накрывшись мешком, почти ничего не видя, побежал назад к ограде, перепрыгнул через забор, к Василию. Тот сидел прислонившись спиной к изгороди и согнувшись в три погибели уже изо всех сил отмахивался от пчел. Упав рядом с Василием, я и его накрыл мешком. Вокруг нас раздавалось веселое «пение» пчел. Было ясно: оставаться здесь, отдав себя на растерзание потревоженным и разозленным насекомым, нельзя.

Вскочив и по-прежнему накрываясь мешком, мы бросились прочь от ульев. Бежали хохоча, хотя и укусы сильно донимали – «наелись медку»! Еще долго то из рукава рубашки, то из штанов мы вытряхивали воинственно настроенных пчелок! От укусов у меня раздуло весь подбородок, а у Василия заплыл левый глаз, ставший узким, как у китайца. Этот случай мы всегда вспоминали с улыбкой. Теперь мы спокойно обходили стороной встречавшиеся на нашем пути пасеки и ульи, урок не прошел даром.